Текст книги "Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго"

По мнению Лорис-Меликова, Российская империя стояла на историческом рубеже, когда необходимо было реформировать ее институты, в первую очередь полицию. Царским указом от 3 марта 1880 г. Третье отделение передавалось Лорис-Меликову, а на следующий день ему был подчинен Отдельный корпус жандармов. Генерал признавался, что перед аудиенцией, в ходе которой должен был решиться этот важный вопрос, он волновался сильнее, чем перед штурмом хорошо укрепленной турецкой крепости Карc на Кавказе.

Один из членов Верховной распорядительной комиссии, сенатор И.И. Шамшин, занялся ревизией Третьего отделения и выявил множество недостатков, в том числе пропажу важных документов: «…производились розыски и часто находимы были недостававшие листы; иногда оказывались они на дому у того или иного чиновника, иногда в ящиках столов канцелярских; раз случилось даже, что какое-то важное производство отыскано было за шкафом». Выяснилось также, что Третье отделение, плохо разбираясь в деятельности подпольных организаций, было великолепно осведомлено о личной жизни министров и других сановников.

Серьезной проблемой являлись разногласия между тайной полицией, привыкшей к бесконтрольности дореформенной эпохи, и возникшими в 60-е годы судебными органами, которые ревниво защищали свои законные права. Статс-секретарь М.С. Каханов писал Лорис-Меликову в своем отчете за март, что соперничество между жандармами и сотрудниками прокуратуры отрицательно сказывается на борьбе с политическими преступниками. Во-первых, юридические рамки по каждой процедуре были настолько строгими, что малейшее отступление от них со стороны следователя или прокурора приводило к оправданию самого злостного заговорщика. Во-вторых, «неподлежащия воззрения» реформаторов в прокуратуре очень часто приводили к поражению правительства на политических процессах и в свою очередь вызывали «враждебные настроения» в других ведомствах, особенно среди жандармов и в полиции.

Временные правила от 1 сентября 1878 г. значительно упростили ход политических процессов, ускорив вынесение приговоров в административном или военном порядке и предоставив полиции и жандармам особые полномочия в чрезвычайных обстоятельствах. Каханов критиковал этот скороспелый закон, допускавший произвол вследствие отсутствия четкого определения тех чрезвычайных обстоятельств, которые освобождали жандармов от строгого следования юридическим нормам во время расследования, и требовал, чтобы министр юстиции сформулировал эти обстоятельства.

Министр юстиции Д.Н. Набоков (сменивший на этом посту Палена) отказался, заявив, что не будет юридически формулировать основания для предания суду лиц, которые по закону не являются виновными; тем самым он «не предоставит чинам жандармов права производить дознания об арестованных лицах». Используя свои полномочия, жандармы фактически проводили дознание, что делало невозможным применение законных процедур. Набоков подчеркивал, что и до принятия Временных правил от 1 сентября 1878 г. прокуратура не могла эффективно контролировать политические дознания жандармов.

С точки зрения председателя Верховной распорядительной комиссии, этот инцидент еще раз доказывал неспособность отдельного государственного института работать на общее благо, во имя «солидарности» и единой «государственной идеи». В связи с этим, полагал он, совершенно необходимо, чтобы все полицейские агенты, и государственные, и частные, и наружные, и тайные, работали вместе, образуя отдельный департамент в Министерстве внутренних дел.

Министерство внутренних дел было давним, хотя и менее влиятельным соперником Третьего отделения. В его составе имелся Департамент полиции исполнительной, занимавшийся обеспечением порядка на местах, но не касавшийся политических дел. С передачей Министерству внутренних дел функций Третьего отделения оно превращалось в бюрократического монстра, ведавшего всем административным управлением империи, политической и уголовной полицией и множеством побочных дел. В проекте Лорис-Меликова подразумевалось, хотя и не говорилось открыто, что реорганизованное ведомство окажется не по плечу министру Л.С. Макову. Лорис-Меликов делал либеральный жест. Он убедил императора распустить Верховную распорядительную комиссию, т. е. добровольно отказывался от диктаторских полномочий. Предполагая занять пост министра, он в таком случае почти не уменьшал объема своей власти.

6 августа 1880 г. Александр II одобрил всеподданнейший доклад Лорис-Меликова и подписал указ о ликвидации Верховной распорядительной комиссии. Функции Министерства внутренних дел расширялись. Министром внутренних дел был назначен Лорис-Меликов, его товарищами – Каханов и генерал П.А. Черевин. В связи с этой реорганизацией упразднялось Третье отделение Собственной его императорского величества канцелярии. Так бесславно закончился целый период русской истории, связанный с именем этого учреждения.

III

Функции Третьего отделения были поручены Департаменту государственной полиции. В течение нескольких месяцев в составе Министерства внутренних дел существовало два департамента – государственной полиции и полиции исполнительной. В ноябре 1880 г. они были слиты воедино. Департамент государственной полиции занял помещение Третьего отделения на Фонтанке, 16. Директором Департамента стал барон И.О. Велио – совершенно неожиданное назначение, учитывая, что до этого он много лет руководил Департаментом почт и телеграфа. В момент упразднения Третье отделение насчитывало 72 служащих; 21 из них изъявил желание перейти в новое учреждение. Департамент государственной полиции строго подошел к отбору кандидатов и принял лишь немногих, особо доверенных. Характерно, что в их число вошел внештатный чиновник для письма Клеточников.

Противореча своим собственным предложениям, Лорис-Меликов неожиданно удовлетворил требования жандармов сохранить их особый статус и отдельную корпусную структуру. Таким образом, жандармы не были переданы в подчинение директору Департамента полиции, а остались в подчинении министра внутренних дел, который являлся их шефом. Согласно указу императора от 10 марта, они также подчинялись губернаторам. По логике вещей главной задачей жандармов было подавление возможных бунтов. Однако в октябре 1881 г. статс-секретарь Каханов выражал пожелание, «чтоб жандармы являлись не придаточного силой, а частью полиции, вполне подчиненною полицейскому начальству во всем, что касается полицейских служб». Это пожелание никогда не стало в полной мере реальностью.

В ноябре 1880 г. «Народную волю» постигла серия крупных неудач. Террористы заложили мину под мост, по которому должен был проехать император, но не смогли произвести взрыв. В том же месяце был схвачен А. Михайлов, чему способствовал террорист Григорий Гольденберг, не выдержавший тюремного заключения и завербованный лично Лорис-Меликовым. В январе 1881 г. был арестован другой убежденный террорист, активный член «Народной воли» Иван Окладский. Узнав, что он приговорен к долгим годам каторги, Окладский быстро согласился поменять свои убеждения на противоположные и перейти на сторону правительства. Он выдал две конспиративные квартиры, типографию и мастерскую, где его бывшие товарищи производили динамит, а через два месяца стал тайным агентом и оставался им в течение последующих 37 лет.

В конце февраля был арестован Андрей Желябов – признанный лидер и главный стратег «Народной воли». Он был схвачен на конспиративной квартире, служившей местом встречи заговорщиков и уже находившейся под наблюдением полиции.

По словам помощника Лорис-Меликова, гораздо менее успешными были затянувшиеся расследования, связанные с покушением на жизнь императора. За период с 1875 по 1880 г. перед судом предстали 1020 человек, и половина из них обвинялась в причастности к покушению на жизнь Александра II. В январе 1881 г. на конспиративной квартире был задержан Клеточников.

Тем не менее сильно обескровленная «Народная воля» продолжала охоту за царем. Арестованный в конце февраля Желябов ни словом не обмолвился о том, что его оставшиеся на воле товарищи подготовили подкопы и засады на столичных улицах. 1 марта 1881 г., когда Александр II проезжал вдоль Екатерининского канала, террорист Н. Рысаков метнул бомбу в царский экипаж. Несколько человек из конвоя получили ранения, но Александр II остался цел и невредим. Он еще успел задать несколько вопросов схваченному на месте Рысакову, затем сделал несколько шагов в сторону, и тут его настигла бомба другого террориста, И. Гриневицкого. Взрыв смертельно ранил императора, и он скончался в тот же день. Цареубийство вызвало панику и замешательство в правящих сферах. Не зная, что силы «Народной воли» уже исчерпаны и на свободе не осталось почти никого из ее старой гвардии, власти ждали новых покушений и приняли чрезвычайные меры для их предотвращения. Под руководством петербургского градоначальника генерал-майора Н.М. Баранова был создан Временный совет, в который вошли наиболее знатные горожане. Он должен был обеспечить охрану нового императора Александра III. (По словам Валуева, члены совета собирались «управлять полицией»). Главную роль в совете играл граф И.И. Воронцов-Дашков, начальник дворцовой охраны. По требованию совета он приставил к императору личного телохранителя, который повсюду его сопровождал.

Временный совет в какой-то мере явился прообразом возникшей в августе 1881 г. «Священной дружины», одним из организаторов которой явился Воронцов-Дашков. В «Дружину» вошли 729 членов, в основном из аристократии. Через год были созданы «Добровольная народная охрана» (15 тыс. человек) и четыре отряда шпионов, которых называли агентурой, в Москве, Петербурге, на железной дороге и за границей. К этому тайному «братству» принадлежали многие высокопоставленные чиновники, и его тесная связь с правительством была очевидной. Благодарный царь выделил своим защитникам около миллиона рублей из судебного бюджета.

Катастрофа 1 марта пагубно отразилась на планах Лорис-Меликова. За несколько часов до смерти Александр II одобрил его предложение о созыве двух подготовительных комиссий для разработки законопроектов, которые должны были логически завершить реформы 60–70-х годов. В состав комиссий предполагалось включить представителей от губерний и городов. Консервативные противники министра представили этот скромный проект как «конституцию» и введение в России парламентского правления. Они убедили нового императора Александра III в том, что либеральные начинания погубили его отца и что вся эпоха реформ была трагической ошибкой. Александр III отверг проект, и 29 апреля 1881 г. Лорис-Меликов подал в отставку.

Министром внутренних дел был назначен граф Николай Павлович Игнатьев, дипломат, заключивший Сан-Стефанский мир (1878 г.). По своим политическим убеждениям он занимал промежуточную позицию между реформаторами и консерваторами.

Игнатьев отменил распоряжение Лорис-Меликова, запрещавшее жандармам подавать рапорты непосредственно в Департамент государственной полиции, минуя губернаторов. Наиболее важным шагом, предпринятым Игнатьевым, была подготовка «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Особая комиссия под председательством Каханова выработала проект, который был утвержден в августе 1881 г. Предусматривалось, что отдельные местности могут быть объявлены на исключительном положении – усиленной или чрезвычайной охране. Эта мера вводилась: 1) когда нападкам подвергались отдельные личности, имущество и государство и 2) когда министр внутренних дел признавал целесообразность этих мер, что подразумевало любой момент по его усмотрению. В периоды чрезвычайного положения министр, генерал-губернатор, жандармы и полиция получали дополнительные полномочия, тогда как полномочия судебных органов сокращались. Так, жандармам и полиции разрешалось брать подозреваемых под стражу сроком до двух недель, не передавая дела в суд; министр внутренних дел мог потребовать от суда передачи дела в военный трибунал.

В 1881 г. в военных судах слушалось 66 дел о нарушении общественного порядка и государственной безопасности (11 – об антиправительственных выступлениях, 50 – о покушениях на евреев и их имущество), а в 1882 г. почти все дела подобного рода (31 из 40) были связаны с еврейскими погромами. Рассматривая дела в военных судах, а не на открытых процессах, власти были спокойны, что приговоры не будут оспариваться; кроме того, удавалось избежать зажигательных речей адвокатов и комментариев в прессе о поведении подзащитных и условиях, в которых они содержались.

Чтобы узаконить рассмотрение дел в административном порядке, был создан новый орган и выработан порядок, который предоставлял больше власти Министерству внутренних дел, а не Министерству юстиции. Таким органом стало Особое совещание, состоявшее из трех человек и председателя – товарища министра внутренних дел. Совещание рассматривало протокол по каждому подозреваемому, в котором содержалась его биография, давалась справка о состоянии здоровья и поведении. Протоколы составлялись Департаментом государственной полиции.

Новый закон разрешал министру внутренних дел продлить срок задержания подозреваемого, если того требовали интересы дела (жандармы, действующие независимо от юридических органов, могли задержать подозреваемого только на две недели). Проведение политических расследований, поставлявших сведения для протоколов, вменялось в обязанность «местным властям», т. е. полиции и жандармам в соответствующем округе, а не юридическим органам.

С 1881 по 1900 г. в Особом совещании было рассмотрено 7159 дел и вынесены приговоры 11 879 обвиняемым. В полиции дела подразделялись на пять основных категорий. Наиболее распространенными были обвинения в «порочном поведении» (46 %) и «политической неблагонадежности» (41,5 %), которые, строго говоря, не являлись уголовными преступлениями. Другие категории включали обвинения в «заводских беспорядках» (5 %), «земельных беспорядках» (5 %) и «пропаганде сектантства» (3,5 %). В полицейских архивах за период с июля 1881 по январь 1888 г. имеются документы, в которых содержатся данные о политических обвинениях, вынесенных Совещанием (2872 обвинения) и судебными органами (224 обвинения). Среди лиц, осужденных Совещанием, чуть больше половины (53 %) были отправлены в ссылку в европейской части России, четвертая часть (22,5 %) сослана в Сибирь, 19 иностранцев были депортированы, остальные получили еще более легкие наказания. С политическими преступниками обходились более сурово: 9 % были приговорены к смертной казни, 57 % – к каторге, 20,5 % – сосланы в Сибирь, и лишь для 13,5 % наказания были менее тяжелыми.

Игнатьев считал нецелесообразным отказываться от всех нововведений Лорис-Меликова. Он не хотел упускать контроля над Департаментом государственной полиции. Между тем Воронцов-Дашков, ставший министром императорского двора, посоветовал своему преемнику на посту начальника дворцовой охраны, члену «Священной дружины» генералу Черевину, испросить императорского позволения сочетать свою прежнюю роль с новой, т. е. руководить и Департаментом полиции, и охраной. Однако министр внутренних дел Игнатьев, поняв действительные намерения «Дружины», отговорил императора давать согласие на такое объединение. В разговоре с императором Игнатьев был осторожным дипломатом, однако в частной беседе он не мог не согласиться с мнением одного своего подчиненного, назвавшего пресловутое братство «кликой, пользующейся особым покровительством».

Игнатьев пересмотрел стоящие перед полицией задачи и принял ряд положений, согласно которым роль секретных сотрудников при проведении политических расследований значительно возрастала. Увеличилось число агентов, наблюдавших за подозреваемыми, все больше внутренних агентов проникали в преступные организации. Теперь все эти тайные агенты состояли на службе в Отделении по охранению порядка и общественной безопасности, которое, формально находясь в ведении петербургского градоначальника, на самом деле подчинялось министру.

В мае 1882 г. новый министр внутренних дел Д.А. Толстой откровенно признал функции подчиненной ему охраны, назначив особого инспектора секретной полиции– должность, которая не упоминается ни в одном официальном документе министерства. Ничего не говорится и о положенном инспектору жалованье. Инспектор руководил всеми тайными политическими расследованиями. Кроме того, в любом округе, где он видел угрозу государственной безопасности, в его полное подчинение поступали жандармы и полиция. В конце 1882 г. по настоянию Толстого царь распустил «Дружину», тем самым продемонстрировав вновь обретенную силу самодержавия, более не нуждавшегося в специальной охране.

К этому времени террористические выступления народовольцев были подавлены; попытки их повторения не имели успеха в течение следующих двадцати лет. Департамент полиции прочно утвердился в структуре государственных учреждений Российской империи.

Раздел II
Структура, методы, союзники

В здании по Фонтанке, 16 размещался штаб армии, насчитывавшей в общей сложности 20–25 тыс. человек. Как и во всякой армии, в ней были свои генералы и рядовые, те, кто разрабатывал операции, и те, кто выполнял приказы, не догадываясь об общем стратегическом замысле. Здесь имелись разведчики, которых, образно говоря, забрасывали во вражеский тыл – в революционные организации. Был и глубокий десант – заграничная агентура, действовавшая в Париже, Берлине и других европейских городах. Наконец, эта армия использовала помощь нерегулярных частей – крайне правых союзов, развернувших партизанскую, террористическую борьбу против революционеров.

Департамент полиции можно было уподобить… компьютеру. Громоздкому, сравнительно медлительному, записывавшему информацию на картонные карточки – и тем не менее действовавшему по тому же принципу, что все вычислительные машины. На Фонтанку со всех концов империи стекалась информация, которая обрабатывалась, разбивалась на фрагменты, откладывалась в ячейках памяти, создавая банк данных. Подобно всем компьютерам, Департамент полиции не принимал решений самостоятельно; он действовал по программе, заложенной свыше – правительством. Если сверху не поступало команды, информация продолжала накапливаться, чтобы однажды быть использованной или навсегда остаться невостребованной.

Глава 4
Охранка собирает информацию

В 80-е годы, продолжая борьбу с революционерами, тайная полиция сочетала проверенный годами шпионаж с новой «полицейской наукой» – обработкой данных. Используя методы слежки и проникновения в революционные организации, агенты тайной полиции выявляли политически подозрительных лиц и составляли на них донесения. В свою очередь в штабе вся информация подвергалась систематической обработке, чиновники заводили на всех подозреваемых стандартные карточки, которые было удобно хранить и легко отыскать при первой необходимости.

Чиновники предполагали, что чем большим банком данных они располагают, тем легче будет им выявлять и пресекать готовящиеся государственные преступления. Для этого прежде всего нужна была широкая сеть агентов, архивы и картотеки, а также секретный и надежный штаб. Штабом стал Департамент полиции в Санкт-Петербурге, набережная Фонтанки, 16.

Кадровые сотрудники тайной полиции, рассеянные по всей империи, были трех типов: филеры, чиновники, работающие в центральном штабе в Санкт-Петербурге, и жандармские офицеры в губернских управлениях или охранных отделениях. От агентов наружного наблюдения (филеров) отличались агенты внутреннего наблюдения, которых революционеры называли провокаторами. Охранка использовала технических специалистов: шифровальщиков, архивариусов, лиц, обрабатывающих информацию, а также внештатных перлюстраторов, работавших в почтовых конторах.

I

В 1883 г. название Департамента государственной полиции было для удобства сокращено, и он стал Департаментом полиции. Работу Департамента курировал товарищ министра внутренних дел, которого именовали также заведующим полицией. Непосредственное руководство Департаментом осуществляли директор и вице-директор. Первый директор Департамента барон Велио занимал этот пост только до апреля 1881 г., когда его сменил прокурор Петербургской судебной палаты Вячеслав Константинович Плеве. Он занимал директорское кресло более трех лет, уступив его в июле 1884 г. Петру Николаевичу Дурново. Последний был настоящим энтузиастом полицейского дела и не меньшим поклонником женского пола. Приревновав одного иностранного посланника к своей знакомой, директор Департамента приказал произвести в его доме тайный обыск, чтобы раздобыть любовные письма. Это произошло в феврале 1893 г. Когда о вопиющем нарушении дипломатической неприкосновенности было доложено Александру III, он наложил краткую резолюцию: «Убрать эту свинью в Сенат в 24 часа». В царствование Николая II Плеве и Дурново были министрами внутренних дел.

Проектируя Департамент государственной полиции, Ларис-Меликов предполагал ограничить его численность 52 чиновниками. Количество штатных чиновников долгое время оставалось именно таким, а иногда даже меньшим. Однако Департамент разросся за счет внештатных чиновников, «прикомандированных» из других подразделений Министерства внутренних дел и вольнонаемных служащих. В общей сложности в 1881 г. в Департаменте полиции было 125 человек, в 1895 г. – 153, в 1899 г. – 174 человека.

Первоначально Департамент состоял из трех делопроизводств: 1-е и 2-е делопроизводства занимались общеполицейскими делами, 3-е делопроизводство считалось политическим. В 1883 г. были созданы 4-е и 5-е делопроизводства, в 1894 г. – 6-е, в 1902 г. – 7-е, в 1908 г. – 8-е и в 1914 г. – 9-е. Важнейшим структурным подразделением Департамента полиции был Особый отдел. Сначала он существовал в рамках 3-го делопроизводства, а в 1898 г. окончательно обособился. В нем сосредоточивались дела о государственных преступлениях. Кроме Особого отдела политическими делами занимались 5-е и 7-е делопроизводства, которые в 1905 г. были на непродолжительное время объединены в «политическую часть» Департамента во главе с П.И. Рачковским.

Особый отдел пережил несколько реорганизаций. Сначала отдел был разбит на шесть столов, потом их сменили четыре отделения. 1-е отделение занималось наружным наблюдением, дешифровкой, работой с химическими текстами, 2-е отделение ведало связью с заграничной агентурой, 3-е – наблюдением за общественным движением и учебными заведениями, 4-е – делами, связанными с иностранным шпионажем и государственной изменой. После очередной реорганизации отдел был разбит на две части – А и Б; затем вернулись к прежней разбивке на отделения, но теперь в связи с активизацией деятельности нелегальных партий каждое отделение вело наблюдение за определенными организациями. Например, 2-е отделение занималось эсерами, 3-е – социал-демократами и еврейскими революционными партиями, 4-е – рабочими союзами и национальными партиями. В распоряжении Департамента имелись библиотека революционных изданий и регистрационный отдел с центральным справочным аппаратом.

Практически неизменной с 60-х годов XIX в. оставалась структура корпуса жандармов. Офицеры и унтер-офицеры состояли на воинской службе, корпус финансировался из бюджета Военного министерства. И хотя армия не имела никакого отношения к корпусу жандармов, многократные попытки Военного министерства избавиться от этой обузы не увенчались успехом.

Как и раньше, корпус находился в двойном подчинении. Министр внутренних дел унаследовал от начальника Третьего отделения звание шефа жандармов. Товарищ министра, заведовавший полицией, являлся, как правило, командиром корпуса. По строевой, кадровой, хозяйственной линии жандармы были подчинены штабу корпуса. Но их основная деятельность осуществлялась под контролем Департамента полиции и его штатских чиновников. Обычно директора Департамента жаловались, что им трудно добиться безусловной дисциплины, так как они не имеют реальных рычагов воздействия на жандармов – присвоение офицерских званий, продвижение по службе, размер жалованья зависели не от Департамента, а от штаба корпуса.

В отличие от армейских соединений корпус жандармов был дислоцирован по всей территории империи. После реформ П.А. Шувалова основным структурным подразделением корпуса стали губернские (или областные) жандармские управления. Округа сохранились только на национальных окраинах. Начальниками, как правило, были генералы или полковники. Подполковники и ротмистры обычно состояли помощниками начальников губернских управлений по определенным уездам или городам. В 1861 г. появилось первое жандармское полицейское управление железной дороги, а к 1895 г. количество таких управлений увеличилось до 21. Жандармские управления железных дорог имели отделения на всех узловых станциях. В крупных городах были размещены жандармские дивизионы, которые несли обычную полицейскую службу. Общая численность жандармского корпуса в 1917 г. составляла 15 712 человек.

Согласно Положению о корпусе жандармов, разработанному в 1867 г., офицеры должны были иметь как минимум среднее образование и прослужить в войсках не менее 5 лет. Не допускались к переводу в корпус «бывшие в штрафах по суду и следствию и имеющие денежные долги». Когда открывались вакансии, офицеры приглашались на подготовительные курсы. В течение 3–6 месяцев на курсах при штабе корпуса изучались история и устройство корпуса, теория розыска, давалось общее представление о революционном движении. Впоследствии при Департаменте полиции были открыты повторные курсы для старших офицеров, где преподавались специальные предметы: антропометрия, дактилоскопия, дешифровальное мастерство и т. п.

Тайная полиция имела сеть отделений по охранению порядка и общественной безопасности, которые в просторечии именовались охранкой и обычно ассоциировались со всей системой политического розыска. Первое охранное отделение было создано в 1866 г. по повелению Александра II при петербургском градоначальстве. Появление этого учреждения было связано с покушением Каракозова, что и сказалось на непродуманности и спешке в определении статуса отделения. Штаты отделения не были утверждены, его начальник считался помощником руководителя сыскной полиции. Вплоть до преобразований Лорис-Меликова охранное отделение влачило жалкое существование. В 1880 г. министр решил поставить дело на более прочную основу. В Москве в октябре 1881 г. по примеру Петербурга было создано охранное отделение из девяти служащих. В 1900 г. охранное отделение было открыто в Варшаве. В инструкции Петербургскому охранному отделению, утвержденной министром внутренних дел, говорилось, что оно учреждено «для производства негласных и иных розысков и расследований по делам о государственных преступлениях с целью предупреждения и пресечения последних». Аналогичные задачи были у Московского и Варшавского охранных отделений.

В декабре 1901 г. состоялось совещание начальников губернских жандармских управлений под председательством директора Департамента полиции С.Э. Зволянского, которое констатировало, что подпольные революционные организации расширили сферу своей деятельности и охватывают целые регионы сетью мелких кружков. «Естественно, – говорил Зволянский, – что для успешной борьбы с такими приемами пропаганды и агитации необходимо противопоставить им соответственно приспособленные розыскные органы».

К концу 1902 г. в 11 городах были учреждены розыскные отделения. (В 1903 г. по просьбе начальников отделений, которых смущало слово «розыскной», они были переименованы в охранные.) В отличие от жандармских управлений охранные отделения не имели права производить какие-либо официальные следственные действия. Но поскольку именно на них было возложено наружное наблюдение и использование секретной агентуры, охранные отделения оказались на переднем крае борьбы с революцией.

В 1906 г. начали создаваться районные охранные отделения, считавшиеся центрами политического розыска для крупных районов, включавших несколько губерний. Существование районных охранных отделений вызвало многочисленные нарекания в жандармских кругах, поскольку они подменяли собой традиционную структуру и нарушали сложившуюся субординацию. Иногда молодой ротмистр, начальник района, имел в своем подчинении нескольких седовласых генералов из жандармских управлений. Районные отделения были ликвидированы в 1913–1914 гг.

Вопрос о подчиненности охранных отделений был еще более сложным и запутанным, чем аналогичные проблемы с жандармскими управлениями. С одной стороны, отделения существовали при градоначальствах, их сотрудников принимал на службу, увольнял и выплачивал им жалованье градоначальник. Однако это подчинение было чисто формальным, и градоначальники просто не имели права вмешиваться в секретные дела охранников. К тому же, будучи размещенными в административных центрах, охранные отделения напрямую контактировали с генерал-губернаторами или губернаторами. Всю переписку охранные отделения вели с Департаментом полиции, от которого получали инструкции и указания. Вдобавок если во главе отделения стоял жандармский офицер, то он одновременно подчинялся и штабу корпуса.

II

Передовым отрядом охранки были филеры. Эти агенты наружного наблюдения смешивались с толпой, чтобы следить за подозрительными лицами и доносить на них. Наиболее ретивые выкладывались на работе, часто жертвуя едой и сном. В идеале это были люди, твердо и мужественно выполняющие свой долг, всецело преданные императору. Тем не менее чиновники и жандармские офицеры часто жаловались, что среди филеров много посредственностей, которые мешают работе.

Примером для подражания был Евстратий Павлович Медников, приобретший профессиональные навыки в Москве и Петербурге в 80-х годах, активно участвовавший в разоблачении и уничтожении «Народной воли». Медников был бдительным пастырем, ни на минуту не терявшим из виду своей паствы, готовый при необходимости на полном ходу остановить извозчика или вскочить в поезд, куда бы тот ни следовал. Дома, на знакомой территории, он никогда не терялся, зная наизусть все названия улиц, их расположение, все конторы и их служащих, прекрасно ориентируясь в районе. Этот старовер был, по словам его коллеги, «простым полуграмотным человеком», движимым «природным умом, сметкой, хитростью, трудоспособностью и настойчивостью». Для него успешно проведенный розыск сводился к «подряду на работу».