Текст книги "Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго"

Глава 2
Третье отделение

Третье отделение Собственной его императорского величества канцелярии было задумано как «высшая полиция» и в отличие от прежних органов политического розыска имело разветвленную местную сеть в виде жандармских подразделений. Странное сочетание гражданского учреждения с военизированной организацией просуществовало под одним названием 55 лет – дольше, чем какой-либо из органов тайной полиции в России. Отдельному корпусу жандармов была суждена еще более протяженная жизнь – 91 год. За этот срок Третье отделение пережило два значительно различавшихся между собой периода.

Николай I (1825–1855 гг.) придавал Третьему отделению особое значение, исходя из своего понимания роли монарха как главы огромного патриархального семейства, нуждающегося в неустанном отеческом попечении. В его представлении чиновники Третьего отделения и жандармские офицеры были доверенными лицами царя, при помощи которых он видел и слышал нужду и жалобы младших членов семейства. Однако тем из российских подданных, для которых постоянный надзор становился невыносимым, Третье отделение представлялось чудовищным символом военно-полицейского государства.

В царствование Александра II (1855–1881 гг.) влияние Третьего отделения постепенно падает. Тайной полиции приходилось на ходу перестраивать свою деятельность в условиях либеральных реформ 60–70-х годов. Новому поколению жандармов пришлось столкнуться с проблемами, которые не возникали в предыдущее царствование, – с широким обсуждением условий освобождения крепостных крестьян, реорганизацией административного аппарата, растущим количеством частных газет и журналов. Судебная реформа 1864 г., провозгласившая независимость суда и судебного следствия, заставила тайную полицию пересмотреть методы и способы своей работы.

I

Николая I, который пережил военный мятеж в первые же часы своего царствования, не надо было убеждать в необходимости реорганизации политического розыска. Внимание императора привлек двухстраничный проект генерал-лейтенанта Александра Христофоровича Бенкендорфа об устройстве «высшей полиции».

Биография автора этого проекта во многом совпадала с жизненным путем декабристов. Он был потомственным военным, начавшим службу в 15-летнем возрасте и прошедшим наполеоновские войны от сражения при Прейсиш-Эйлау до «битвы народов» под Лейпцигом. Бенкендорф состоял в масонской ложе, где его «братьями» были философ П.Я. Чаадаев, поэт А.С. Грибоедов и будущий декабрист П.И. Пестель. Он поддерживал дружеские отношения со многими декабристами, но никогда не разделял их взглядов. Как большинству выходцев из остзейских немецких семей, Бенкендорфу была уготована успешная карьера. Он доказал, что русские цари недаром видели в остзейских дворянах наиболее верных слуг престола. Бенкендорф был одним из немногих приближенных Александра I, предупреждавших его о существовании тайных обществ.

В 1821 г. он представил царю записку, в которой раскрывал программу и структуру «Союза благоденствия». Эта организация была уже распущена, но Бенкендорф проницательно замечал: «Весьма вероятно, что они желают лишь освободиться от излишнего числа с малым разбором навербованных членов, коим неосторожно открыли все, составить скрытнейшее общество и действовать под завесою безопаснее». На его проницательность указывал и общий вывод записки: «Буйные головы обманулись бы в бессмысленной надежде на всеобщее содействие».

Вместе с другими генералами, присягнувшими Николаю I, военный губернатор Васильевского острова разрушил надежды восставших. Понятно, что мнение Бенкендорфа было ценным для царя.

В своем проекте об устройстве «высшей полиции» Бенкендорф писал: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника». Николай I в свою очередь считал, что автор проекта идеально подходит по своим нравственным качествам для поста начальника политической полиции. Он согласился со всеми предложениями Бенкендорфа, за исключением одного пункта. В проекте говорилось о создании министерства полиции. Император отверг эту мысль, может быть, потому, что А.Д. Балашов и его ведомство оставили о себе плохие воспоминания.

Но главная причина состояла в том, что Николай I желал взять лично на себя управление огромной империей. Во время его царствования упало значение государственных органов. Первым шагом стало расширение Собственной его императорского величества канцелярии. Прообразом этого учреждения в XVII в. был уже упоминавшийся Приказ тайных дел, а в XVIII в. – Кабинет его величества. В начале XIX в. императорская канцелярия уже фактически существовала, но под своим официальным названием она появилась во время Отечественной войны 1812 г. Канцелярией управлял всесильный генерал А.А. Аракчеев. Один из чиновников вспоминал: «Помаленьку начал граф Аракчеев все прибирать к себе, отвечая, однако, всякому, что он никакой отдельной части не имеет и займется одним поселением войск».

Сразу после восшествия на престол Николай I сообщил Аракчееву, что отныне он сам будет управлять канцелярией и увольняет генерала от этой должности. Возросшее значение императорской канцелярии привело к усложнению ее структуры. В 1826 г. она была разделена на три отделения.

Прежняя канцелярия превратилась в Первое отделение. Два других отделения по замыслу Николая I должны были дополнять друг друга. Второе отделение, которое фактически возглавил М.М. Сперанский, занялось кодификацией законов. Третье отделение, главным начальником которого 3 июля 1826 г. был назначен Бенкендорф, призвано было следить за неуклонным выполнением законов.

Третье отделение создавалось не на пустом месте. Его костяк составили чиновники Особенной канцелярии Министерства внутренних дел, перешедшие на новую службу вместе со своим заведующим М.Я. фон Фоком. Он стал правой рукой Бенкендорфа. Третье отделение делилось на 4 экспедиции. В 1842 г. была создана 5-я экспедиция, занимавшаяся театральной цензурой (впоследствии функции этой экспедиции расширились, и она стала называться Газетной частью). Штаты Третьего отделения были сравнительно небольшими и росли очень медленно. В первый год существования Третьего отделения в нем служили 16 чиновников, в последний год – 72 (вместе со сверхштатными и вольнонаемными). А за тридцатилетнее царствование Николая I численность Третьего отделения не превышала 30 человек. Хотя служба в этом учреждении считалась очень ответственной, чиновники получали жалованье ниже, чем в других отделениях. Практически не было продвижения и по служебной лестнице. До 1838 г. Третье отделение размещалось на углу набережной Мойки и Гороховой улицы, а затем переехало в дом 16 у Цепного моста, на углу Пантелеймоновской и Фонтанки.

Создание Третьего отделения означало восстановление принципа централизации. Но реорганизация политического розыска шла дальше простого возвращения к опыту Тайной канцелярии. Коренное отличие Третьего отделения от предшествующих учреждений заключалось в том, что в помощь ему были созданы местные органы политического розыска. Раньше всем этим (в числе прочих дел) занималась местная военная или гражданская администрация. Теперь же наметилась дальнейшая специализация. Задачи политического розыска были возложены на жандармов.

Слово «жандармерия» прижилось в русском языке в качестве синонима тайной политической полиции. Но в первое время оно не имело негативного оттенка. Жандармы были ровесниками Французской революции и наполеоновских войн. Впервые они появились во Франции в 1791 г., а через год это новшество было воспринято в России. В гатчинских войсках Павла, тогда еще наследника престола, была учреждена воинская команда, называвшаяся то жандармским, то кирасирским полком. В 1796 г. эта часть была включена в лейб-гвардии Конный полк.

Название «жандармы» вновь появилось в русской армии во время Заграничного похода. В июле 1815 г., сообщает официальная история Министерства внутренних дел, «главнокомандующий Барклай-де-Толли предписал избрать каждому кавалерийскому полку по одному благонадежному офицеру и по пять рядовых, на коих возложить наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражений на перевязочные пункты, поимку мародеров и т. п.»

С тех пор жандармы существовали постоянно, хотя их организация претерпела изменения. Еще в Заграничном походе отдельные жандармские команды, находившиеся в распоряжении корпусных командиров, были уничтожены. Полицейская служба при войсках была возложена на Борисоглебский драгунский полк, переименованный в жандармский. Другим источником пополнения жандармов стал корпус внутренней стражи, созданный в 1810 г. для обучения рекрутов и содействия гражданским властям при поимке разбойников, подавления неповиновения, сбора недоимок и т. п. Корпус был раздроблен на полицейские драгунские команды, подчинявшиеся губернаторам. В 1817 г. в составе корпуса были сформированы жандармские части, распределенные по столицам, губернским городам, портам. Всего к 1826 г. насчитывалось около 60 жандармских подразделений.

На эти части и подразделения, представлявшие собой уже готовую разветвленную сеть, обратил внимание Бенкендорф. В своем проекте он предлагал подчинить эти силы начальнику «высшей полиции». «К этому начальнику, – писал Бенкендорф, подразумевая самого себя, – стекались бы сведения от всех жандармов, рассеянных во всех городах России и во всех частях войск». Николаю I, военному до мозга костей, импонировал двойной, военно-полицейский характер жандармов. С его точки зрения, «высшая полиция» должна была состоять не из гражданских чиновников, а из офицеров.

Почти одновременно с назначением главным начальником Третьего отделения Бенкендорф был сделан шефом жандармов. Но превращение жандармов в тайную полицию произошло не сразу. На первых порах должность шефа жандармов имела скорее почетное, чем реальное значение. Жандармы оставались в прежнем подчинении, а Бенкендорф играл роль инспектора. В апреле 1827 г. был принят царский указ о создании корпуса жандармов (впоследствии он стал именоваться Отдельным корпусом жандармов). Но только в 1836 г. жандармские команды были окончательно выведены из состава внутренней стражи. Борисоглебский полк был передан Бенкендорфу в 1842 г., а некоторые жандармские команды навсегда остались в гвардии. В течение длительного периода единственным связующим звеном между группой чиновников на Фонтанке и жандармскими частями по всей России был сам Бенкендорф, совмещавший две должности. Но постепенно эта связь становилась все более прочной. Жандармские части превратились в исполнительные органы Третьего отделения. Впрочем, само Третье отделение в известной степени было поглощено жандармерией. Первые управляющие Третьим отделением – М.Я. фон Фок (1826–1831 гг.) и А.Н. Мордвинов (1831–1839 гг.) – были гражданскими чиновниками. В 1839 г. пост управляющего был совмещен с должностью начальника штаба жандармов.

За годы своего существования корпус жандармов пережил несколько реорганизаций. В Петербурге размещалось управление, а с 1835 г. – штаб корпуса. Территория России была разделена на жандармские округа. Вначале их было пять (по 8–11 губерний в каждом), потом были добавлены Варшавский, Сибирский, Кавказский округа. Каждый округ возглавлял жандармский генерал, руководивший при помощи собственной канцелярии, называвшейся окружным дежурством. Впоследствии появились управления округов. Округ делился на несколько отделений, которыми управляли жандармские штаб-офицеры. В дальнейшем структура еще более усложнилась. Штаб-офицеров начали назначать в каждую губернию. Появились управления не только округов, но и отделений. Когда Россия покрылась сетью железных дорог, на главных магистралях были созданы полицейские управления из жандармских офицеров.

В первый год своего существования корпус жандармов состоял из 4278 человек. В 1880 г. в нем служили 6808 человек. Большинство жандармов были рядовыми или унтер-офицерами. Например, в 1827 г. в корпусе состояли 3 генерала, 41 штаб-офицер, 160 обер-офицеров, 3617 нижних чинов, 457 нестроевых.

Николай I и Бенкендорф постарались создать элитарное соединение. В корпус отбирались наиболее развитые и грамотные солдаты из других родов войск. Еще более строгим был отбор офицеров. В жандармы не принимались военные до 25-летнего возраста. Национальных ограничений не существовало. Однако полякам требовалось пройти дополнительную проверку. В жандармы можно было попасть, только имея отличные рекомендации или сильную протекцию. Впоследствии было признано необходимым ввести курс обучения для кандидатов в жандармы. Они сдавали экзамены и проходили испытательный срок. При вступлении в корпус жандармы давали подписку о непринадлежности к тайным обществам.

Следует отметить, что желающих надеть голубой мундир (форма жандармов) всегда было больше, чем вакансий. Например, в 1871 г. прошения о переводе в жандармский корпус подали 142 армейских офицера. Из них был отобран 21 человек, а к занятиям допустили всего шесть. Жандармская служба являлась притягательной по нескольким причинам. Николай I поддерживал мнение о жандармских офицерах как о своих доверенных лицах. Офицеры в голубых мундирах были свободны от армейской рутины. В провинциальных городах они занимали независимое положение, подчиняясь только далекому начальнику округа и еще более далекому шефу жандармов.

Наконец, жандармам выплачивали большое жалованье. Во всяком случае, в воспоминаниях жандармов эта причина поступления в корпус играла едва ли не решающую роль. Например, моряка Э.И. Стогова после 20-летней службы на флоте одолели мрачные мысли: «Во флоте я разочаровался: упадок общего духа, бедность товарищей поразили меня – какая будущность? Я долго думал и решился искать другой службы. Тогда самое большое содержание было, как в новом учреждении, в корпусе жандармов, но без протекции как попасть туда?» Все же Стогов нашел протекцию у родственников А.Х. Бенкендорфа и перешел в его ведомство с флота, отказавшись от назначения капитаном фрегата.

С другой стороны, среди значительной части общества было распространено презрительное отношение к жандармам. Некоторые военные отклоняли предложения о переводе в жандармский корпус. В записках военного юриста И.П. Хитрово рассказывается о том, как его пригласили прочитать курс лекций для кандидатов в жандармы. Слушатели занимались добросовестно, хотя, как отмечал Хитрово, больше всего их интересовали не профессиональные обязанности жандармерии, а денежное жалованье. К концу занятий шеф жандармов предложил перейти в корпус самому лектору, посулив ему в ближайшем будущем должность начальника Петербургского жандармского управления. Хитрово отказался, сославшись на желание остаться военным юристом. На прощание начальник штаба корпуса сказал ему: «Не служба в военно-судебном ведомстве вас вынудила, капитан, отказаться от предложений графа, а несправедливое общественное предубеждение против вообще жандармов».

На тайную полицию возлагались ответственные задачи. Функции Третьего отделения определялись следующим образом: «1) все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции; 2) сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов; 3) известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и прочим, коих розыскание и дальнейшее производство остается в зависимости от министерств финансов и внутренних дел; 4) сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно как и все по сему предмету распоряжения; 5) высылка и размещение людей подозрительных и вредных; 6) заведование – наблюдательное и хозяйственное – всех мест заточения, в коих заключаются государственные преступники; 7) все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в предел государства прибывающих и из оного выезжающих; 8) ведомости о всех без исключения происшествиях; 9) статистические сведения, до полиции относящиеся».

Однако создатели жандармского корпуса считали обязанности жандармов настолько широкими, что их бесполезно было бы втискивать в рамки какой-либо инструкции. Сохранился хрестоматийный рассказ о том, как Бенкендорф после своего назначения попросил у царя инструкцию. Николай I протянул ему платок со словами: «Вот тебе инструкция. Чем больше утрешь слез этим платком, тем лучше». Некоторые современники утверждали, что исторический платок хранился под стеклянным колпаком в архиве Третьего отделения. Как писал английский исследователь П. Сквайер, «достоверность этого рассказа не вполне установлена, тем не менее “легенда о платке” заняла свое место в истории. Частично это произошло потому, что она в целом довольно точно отражает сентиментальные настроения Николая I в это время, а частично потому, что многие критики Третьего отделения были поражены – в свете дальнейшего развития событий – очевидной иронией царских слов, искренних или лицемерных. Эти критики с достаточными основаниями утверждали, что был достигнут прямо противоположный результат».

Между прочим, Бенкендорф, напутствуя вновь принятых офицеров, повторял слова о платке, которым они должны утирать слезы несчастным. О том же говорилось в инструкции шефа жандармов. Бенкендорф напоминал о высоком предназначении жандарма: «В вас всякий увидит чиновника, который через мое посредство может довести глас страждущего человечества до престола царского и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту государя императора».

В первое время имелись разногласия между новым органом и прежними ведомствами. В 1829 г. Бенкендорф жаловался Николаю I на министра внутренних дел А.А. Закревского: «Все сообщаемые ему жандармерией сведения он посылает губернаторам, сообщая им, от кого они исходят; это тормозит деятельность жандармов и навлекает на них придирки и злобу местных властей». Царь неоднократно подчеркивал, что распоряжения Третьего отделения обязательны для всех государственных учреждений; сотрудничество с Третьим отделением не зависит от желания министров или губернаторов, а является их служебным долгом.

Влияние Третьего отделения усиливалось тем обстоятельством, что его высшие руководители были самыми доверенными сановниками. Начало этой традиции положил Бенкендорф – неразлучный спутник царя. Судя по заметкам шефа жандармов, Николай I вел с ним самые доверительные и откровенные беседы. За свою службу Бенкендорф получил все возможные награды: земли, крепостных, чины, ордена, место в Государственном совете. В 1832 г. ему был дарован титул графа. Николай оказывал ему и нематериальные знаки внимания. Во время тяжелой болезни Бенкендорфа царь проявил трогательную заботу, сидя у изголовья кровати шефа жандармов.

Первый начальник Третьего отделения вошел в историю как резко отрицательный персонаж. Наверное, нельзя полностью доверять Бенкендорфу, когда он в своих записках утверждал, что о его здоровье возносили молитвы одновременно в православных церквах, в мечетях и в синагогах. Вместе с тем Бенкендорф мало напоминал Ушакова и Шешковского. Он был человеком другого века и действовал скорее уговорами, чем угрозами. До нас дошли рассказы об участливом отношении шефа жандармов к попавшим в беду людям. Но было немало случаев, свидетельствовавших о произволе начальника Третьего отделения. Бенкендорф умер 11 сентября 1844 г.

В последние годы его жизни Третьим отделением фактически руководил Леонтий Васильевич Дубельт. Его происхождение, если верить семейным легендам, чем-то напоминало приключенческий роман. Отец будущего начальника штаба жандармов похитил его мать – принцессу испанского королевского дома и привез в Россию. Как и его начальник Бенкендорф, Дубельт начал службу с 15 лет. Он получил рану в Бородинском сражении, участвовал в Заграничном походе, был адъютантом Д.С. Дохтурова и Н.Н. Раевского. Неудивительно, что Дубельт был близок к декабристским кругам. После восстания на Сенатской площади все недоуменно спрашивали, почему не арестован Дубельт. Но за ним числились только разговоры, а не членство в тайном обществе. Поэтому Дубельт беспрепятственно продолжил службу командиром пехотного полка. Но остатки вольнодумства у него, очевидно, сохранились. Он поссорился с непосредственным начальством и демонстративно подал в отставку. Опрометчивость этого шага небогатый подполковник Дубельт осознал сразу. Поиски выгодного места привели его в корпус жандармов.

У человека с либеральным прошлым были сомнения в правильности своего выбора. В январе 1830 г. он писал жене, что просил предупредить Бенкендорфа «не делать обо мне представления, ежели обязанности неблагородные будут лежать на мне, что я не согласен вступить во вверенный ему корпус, ежели мне будут давать поручения, о которых доброму и честному человеку и подумать страшно». Работоспособность Дубельта помогла ему сделать быструю карьеру. Всего через 5 лет он получил генеральский чин и занял должность начальника штаба жандармов. В 1839 г. он стал управляющим Третьим отделением. Даже недоброжелатели не отказывали ему в уме и проницательности. А.И. Герцен, имевший возможность наблюдать Дубельта, писал, что он умнее всего Третьего отделения, да и всех трех отделений императорской канцелярии, вместе взятых. В то же время Дубельт заслужил репутацию двуличного человека. В светском обществе его фамилию превратили в каламбур – «Le General Double» (в переводе с французского – «лукавый генерал»).

Деловые качества Дубельта позволили ему сохранить должность управляющего после смерти Бенкендорфа. В 1844 г. главным начальником Третьего отделения и шефом жандармов был назначен граф Алексей Федорович Орлов. Он происходил из знаменитой семьи Орловых, возвысившихся в царствование Екатерины II. Впрочем, Алексей Федорович был лишь побочным сыном младшего из братьев Орловых, и графского титула ему пришлось добиваться собственным трудом. Он получил титул за участие в подавлении восстания на Сенатской площади. Лейб-гвардии Конный полк под командованием А.Ф. Орлова был первой воинской частью, присягнувшей Николаю I. Интересно, что его брат, М.Ф. Орлов, являлся членом тайных обществ и даже намечался декабристами в качестве главы восстания. Граф А.Ф. Орлов не разделял убеждений брата, но спас его от неминуемой каторги.

Орлов был известен как решительный и беспощадный человек. До прихода в Третье отделение за ним числились и ликвидация холерного бунта в Петербурге, и подавление восстания военных поселян в Новгородской губернии. Вместе с тем этот решительный генерал был умелым дипломатом. Орлов заключал Адрианопольский (1829 г.) и Ункяр-Искелесийский (1833 г.) мирные договоры с Турцией. Он был знаком и с деятельностью Третьего отделения, замещая Бенкендорфа во время его болезни. Но в качестве главного начальника Третьего отделения Орлов не проявил особой энергии, тем более что его постоянно отвлекали важными дипломатическими поручениями. Кроме того, он неохотно принял на себя руководство тайной полицией и переложил основной объем работы на Дубельта.

II

При всех начальниках и управляющих Третье отделение считало своим долгом представлять царю сведения о настроениях населения. Управляющий Третьим отделением фон Фок в сентябре 1826 г. писал Бенкендорфу, что общество с пониманием отнеслось к системе всеобщего надзора. Но он же привел мнение недовольных. «Отличное занятие для правительства, – говорят они, – соваться во все мелочи! Нельзя чихнуть в доме, сделать жест, сказать слово, чтобы об этом тотчас же не узнал государь… Пусть, однако, берегутся: подобный надзор стеснителен и кончится тем, что произведет смуты».

Тайная полиция руководствовалась заветом Бенкендорфа, который писал, то знание общественного мнения важно для властей так же, как топографическая карта для командующего войсками. Эта карта составлялась на основе рапортов и донесений жандармских офицеров. Вращаясь в губернском обществе, жандармские штаб-офицеры были в курсе всех разговоров среди чиновников. Им сообщали и о том, что происходит в домах горожан. Но в основном личные наблюдения жандармов ограничивались дворянской, чиновничьей и купеческой средой.

В первые годы существования жандармского корпуса агентурная сеть не получила широкого развития. Можно отметить, что фон Фок пользовался услугами осведомителей из бюрократических кругов и светского общества. Эти услуги, по его утверждению, были бескорыстными, хотя осведомители требовали гарантировать им безопасность. Управляющий Третьим отделением сообщал шефу жандармов о сомнениях, терзавших коллежского советника Бландова: «Следует ли все говорить относительно финансов и будет ли он огражден от преследований министра, об управлении которого он может доставить массу самых интересных сведений?»

Дубельт пользовался помощью добровольцев из журналистских кругов. В литературном мире было хорошо известно, что издатели газеты «Северная пчела» Н.И. Греч и Ф.В. Булгарин сотрудничали с Третьим отделением. Греч вызвался написать опровержение нашумевшей книги маркиза де Кюстина, которая была воспринята в официальных сферах как клевета на Россию. Но в одной из статей Греч проговорился, что опровержение готовится по заказу правительства. Дубельт сообщил болтливому журналисту о крайнем недовольстве шефа жандармов.

По словам Булгарина, в 1829 г. он устроил на службу в Третье отделение Н.В. Гоголя. Но это сообщение ничем не подтверждается. Можно только отметить, что в заключительной сцене «Ревизора» правосудие возвестило о себе устами жандарма. По всей видимости, Булгарин не пользовался безоговорочным доверием тайной полиции. По распоряжению Дубельта один из его доносов на конкурента – издателя «Отечественных записок» А.А. Краевского – был подвергнут тщательному разбору. Чиновники Третьего отделения пришли к выводу, что донос построен на недобросовестно подобранных цитатах: «Г-н Булгарин хорошо знает, что нет книги в свете, не исключая и самого Евангелия, из которых нельзя было бы извлечь отдельных фраз и мыслей, которые отдельно должны казаться предосудительными».

Рассказы о тех унижениях, которым Дубельт подвергал Булгарина, звучат не очень правдоподобно. Но вообще-то в XIX в. утвердилось презрительное отношение к доносчикам. В этом смысле общественная мораль значительно изменилась, тогда как государственная власть по-прежнему поощряла доносы. В отношении управляющего Третьим отделением к своим добровольным помощникам как раз проявилась такая раздвоенность. Дубельт оплачивал доносы денежными суммами, кратными трем – «в память тридцати сребреников». Кроме тонких намеков, доносчиков ждали и более неприятные сюрпризы. Сохранился рассказ о том, как один студент сделал донос на запрещенную религиозную секту. По завершении дела Дубельт сказал доносчику: «Вот вам триста рублей, но, согласно воле государя императора, оставьте университет и – милости просим к нам – юнкером в жандармский дивизион».

По другим сведениям, тайная полиция вовсе не спешила пополнять свои ряды доносчиками. В 1847 г. студент Киевского университета A.M. Петров выдал Кирилло-Мефодиевское общество – тайную политическую организацию в Киеве. Орлов решил принять студента в Третье отделение. «Дубельт предлагал вознаградить Петрова деньгами, не желая иметь доносчика в непосредственно вверенной ему канцелярии, но его доводы не были уважены, и Петров был определен. Положение Петрова в среде товарищей действительно оказалось для него невыгодным, так как все его чуждались». В данном случае начальник штаба оказался проницательнее шефа жандармов. Петров продолжил ремесло доносчика, но теперь он уже попытался сообщить царю о непорядках в недрах Третьего отделения. Дубельт сумел оправдаться, а незадачливого доносчика ждала каторга.

Все собранные сведения подытоживались в ежегодных отчетах Третьего отделения, которые представлялись царю. Отчеты были выдержаны в верноподданническом тоне. Но в то же время они содержали довольно острые оценки. В отчете за 1827 г. Бенкендорф указывал на пороки бюрократического аппарата: «Хищения, подлость, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, а не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им известны все тонкости бюрократической системы». Резкие отзывы Третьего отделения не добавляли ничего нового к хорошо известным фактам. Сам Николай I откровенно признавал, что государством управляет не он, самодержавный монарх, а тридцать тысяч столоначальников.

Жандармы сообщали о наиболее вопиющих злоупотреблениях. Так, в отчете за 1829 г. отмечалось, что Адмиралтейство ввело Николая I в заблуждение относительно качества военных судов: «Моряки считают, что корабли построены плохо, без соблюдения правильных размеров, но никто не осмеливается сказать об этом государю».

Третье отделение не упускало из виду и национальные окраины. В 1828 г. Бенкендорф откровенно писал о русской администрации в Царстве Польском: «Власть продолжает там оставаться в руках презренных субъектов, возвысившихся путем лихоимства и ценою несчастья населения. Все государственные чиновники, начиная со служащих канцелярии генерал-губернатора, продают правосудие с аукциона». Отчеты Третьего отделения подводили к выводу, что угнетение местного населения может закончиться взрывом. Но Николай I не счел возможным изменить политику в Польше, фактическим наместником которой был его брат Константин. Впрочем, указывая на опасность нарушения конституции Царства Польского, Третье отделение не представляло, что восстание вспыхнет так быстро. После восстания в Польше в 1830–1831 гг. Бенкендорф признавал, что сам был недоволен офицерами, которые слали из польских губерний тревожные рапорты о подготовке вооруженного выступления.

Еще в самом начале деятельности Третьего отделения Бенкендорф, желая подчеркнуть, что его ведомство берет под наблюдение всех лиц, выделяющихся в том или ином отношении, заявлял: «Так называемые либералы, приверженцы, а также и апостолы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора». Кое-кого из числа политически неблагонадежных приглашали для беседы в Третье отделение.

О том, как представляли себе Третье отделение люди той эпохи, один из современников писал: «В первой половине прошлого столетия даже не темные, непросвещенные, а вполне интеллигентные люди твердо верили в то, что в кабинете начальника Третьего отделения имелось кресло с особым техническим приспособлением, на которое обязательно усаживался вызываемый для объяснения. В известный же момент беседа приглашенного с любезным хозяином, шефом жандармов, внезапно прерывалась: кресло, на котором сидел гость, проваливалось под пол, а там провалившийся попадал сразу в объятия дюжих жандармов, учинявших над ним жестокую расправу».