Текст книги "Цхинвали в огне"

Глава 5. Цхинвали. Сон

К половине второго ночи коньяк закончился. Большая часть командированных специалистов разбрелась по своим комнатам.

Два капитана, соседи Сан Саныча, ещё вели неспешный пьяный разговор, но он, памятуя о намеченном на утро выезде, попрощался с ними и покинул застолье.

Не включая света, прошёл в комнату. Раздеваясь, изредка косился в окно.

Лунные ночи в южных широтах бывают необыкновенно романтичными…

По-восточному крупная луна заливала ярким светом лежавшую в полутора десятках метров дорогу. На её фоне густой неухоженный кустарник казался заночевавшим на обочине сказочным чернильно-чёрным облаком.

Ночной город воспринимался исключительно мирно. Не верилось, что всего в нескольких кварталах от гостиницы до сих пор лежат не убранные трупы его жителей.

Не спалось.

Сан Саныч включил висевший над кроватью ночник и, достав из полевой сумки общую тетрадь и карту, занялся составлением отчёта о результатах командировки.

Минут через сорок его запал иссяк.

Спрятав бумаги в сумку, майор положил её под кровать, выключил ночник и залез под одеяло. Стоило заложить руки за голову и закрыть глаза, как сразу же стал слышен шелест листьев росшего за окном клёна. Ветер…

Уставшему за день офицеру в этом шелесте послышался шум двигателя его УАЗика. Перед внутренним взором возникла смазанная скоростью обочина цхинвальской дороги. "Вид из окна движущегося автомобиля или поезда напоминает размытую акварель", – отметил Сан Саныч и сам же удивился этой ассоциации.

– "Сакартвело гамарджос!" («Славься Грузия!», более дословный перевод – «Добрый день, Грузия!» – груз.)– скривившись, зачем-то озвучил он раздражавший его лозунг грузинских националистов.

Ассоциации – странная штука.

Память тут же услужливо подсунула немецкий аналог произнесённого грузинского лозунга: "Deutschland über alles!" Некоторое время Сан Саныч размышлял о разнице между безобидным "Deutschland überall!" («Германия повсюду!» – нем.)и приобретшим одиозную славу «Deutschland über all (über alles)!» («Германия превыше всех (всего)!» – нем.).

"Всей разницы —ничего не значащий пробел, а как меняется смысл… – вздохнув,отметил майор. – Всё зло от пробелов и пауз!" – решил он.

Впрочем, не только пробелы, но и слова значат ровно столько, сколько мы в них вкладываем. В этом смысле все три лозунга не стоили сколь-либо серьёзного внимания.

Не спалось.

После спиртного во рту было сухо. Хотелось пить.

Сан Саныч рывком сел, кашлянул и, чертыхнувшись, вытащил из-под кровати дорожную сумку. Извлёк из её недр кроссовки, обулся.

Перед глазами продолжала мелькать пыльная акварель цхинвальской обочины.

Ассоциации – странная штука.

Пока майор утолял жажду прямо из-под крана, мысль прыгнула от дорожных акварелей к акварелям Гитлера. С тех времён, как вернувшийся с войны дед привёз трофейный альбом с репродукциями работ германского фюрера, тот так и хранился в домашней библиотеке семьи Сан Саныча. "Трофейные акварели, чьей бы кисти они не принадлежали, в любом смысле были куда безобиднее, чем, к примеру, втихаря привезённый "Вальтер", – подумал Сан Саныч. Растиражированное официальной пропагандой мнение о вожде германских наци, как о довольно посредственном художнике, он не разделял. Впрочем, не считал того и гением живописи, просто ему претила манера официальных идеологов рисовать канувшие в Лету исторические фигуры какой-нибудь одной краской. "Интересно, а рисует ли ботоно Звиад?" – ухмыльнулся майор, закрывая кран и вытирая губы тыльной стороной руки.

Тогда мало кто знал, что давний знакомец Сан Саныча – Звиад Гамсахурдиа – неплохой филолог, увлекавшийся одно время переводами Шекспира на грузинский. Впрочем, личные впечатления Сан Саныча от встречи с грузинским филологом (и по совместительству фюрером) оставляли желать лучшего… Да и сама встреча была вовсе не по поводу, который в приличной компании принято называть "приятным".

Годом ранее. Тбилиси. Штаб ЗакВО. Март 1990 года

– Пошёл на хрен! – заявил Сан Санычу уставший замотанный полковник, начальник отдела Оргмобуправления. – Сначала твоё руководство просит зачислить этого пацана в штат, а теперь хочет вычеркнуть его оттуда безо всяких на то оснований!!! Передай своим начальникам – в гробу я видал их просьбы!!! Передай! У меня есть вполне внятно написанные приказы и инструкции. И это они регламентируют мои решения, а вовсе не просьбы твоих гавриков! Без приказа об увольнении в запас или без выписки из приговора военного трибунала об осуждении этого грузина за дезертирство – нового солдата не получите!!!

– А третьего пути нет? – спросил Сан Саныч и передал полковнику завёрнутую в газету бутылку армянского коньяка.

– Саша! – скривился полковник, принимая бутылку и пряча её в ящик стола. – Как только, так сразу! Но без законного основания – не могу! НЕ МОГУ! – повторил он по слогам.

– Палыч! Не лечи меня, будто кроме увольнения или выписки из приговора, для твоей конторы других законных оснований не бывает! Ведь бывают? – уточнил Сан Саныч и, недовольно поморщившись, полез в портфель за второй бутылкой.

– Бывают! – вздохнул Палыч и жестом показал, что вторую бутылку не возьмёт. – Есть ещё комиссование по здоровью или "Справка о смерти"!

– Типун тебе на язык! – перекрестился Сан Саныч. – Пусть живёт!

– Тогда звиздуй к укрывающим его неформалам! – разозлился полковник. – Ежели они выдадут тебе бумагу с печатью, что рядовой Реваз Ревазашвили укрывается у них, и выдан не будет – закрою тебе дырку в штате! – полковник по-восточному вскинул растопыренную ладонь и с характерным грузинским акцентом добавил: – Мамой клянусь!!!

Неделю спустя. Тбилиси. Штаб-квартира неформальной националистической организации «Общество Руставели»

Судя по всему, визит русского офицера в штаб-квартиру грузинских неформалов озадачил и изумил исполнявшую обязанности секретаря худющую и злую как чёрт пожилую грузинку. Уставившись на Сан Саныча, словно гипнотизирующая кролика змея, она прошипела, что лидеры «Общества Руставели» «с оккупантами не общаются».

Сан Саныч невозмутимо уселся на стоявший у стены стул и заявил, что всё в этой жизни когда-нибудь происходит впервые. Вот и сейчас – сам факт его визита, и рассмотрение вопроса, с которым он пришёл к её руководству как вполне официальное лицо, означает признание военными властями вполне определённого авторитета этого руководства. А вот отказ от беседы идёт вразрез с традициями кавказского гостеприимства и ни о чём другом, как об отсутствии внутренней культуры отказавшегося, не говорит.

Поджавшая губы грузинка вскинула голову и удалилась за обитую дерматином дверь. Через десять минут она вернулась, уселась на своё место и снова принялась гипнотизировать возмутившего её офицера немигающим неприязненным взглядом.

Мысленно послав так и не проронившую ни слова грузинку куда подальше, Сан Саныч щёлкнул замками дипломата и, достав из него самоучитель идиом немецкого языка, открыл на заложенной закладкой странице.

Он не привык терять время впустую.

В приёмной Сан Саныча продержали полтора часа.

Примерно через час ожидания грузинка поняла, что упрямый капитан не уйдёт, пока не добьётся своего. Она встала, опять испепелила его взглядом и шмыгнула за закрытую дверь.

В этот раз она пробыла там не более минуты. На лице вернувшейся секретарши сияла торжествующая улыбка.

– Вас примет ботоно Звиад, но придётся подождать – он сейчас занят! – заявила она.

– Очень вам признателен! – улыбнулся Сан Саныч грузинке, явно разочарованной его "неправильной" реакцией.

Через пару минут в приёмной появилась пара крепких молодых парней. Демонстративно не заметив Сан Саныча, они прошли в двери, за которыми обретался ботоно Звиад, и принялись выносить стулья. Когда парни составили из них в углу приёмной пирамиду и подпёрли её еле пролезшим в дверь массивным кожаным креслом, грузинка встала и объявила углубившемуся в немецкие идиомы майору, что теперь он может зайти к её "боссу".

Сан Саныч открыл дверь и вошёл. Сесть, как того и следовало ожидать, оказалось некуда – на единственном оставшемся в помещении стуле за массивным девственно чистым столом сидел хозяин кабинета – Звиад Гамсахурдиа.

Сан Саныч вежливо поздоровался и представился. Так и не дождавшись ответа, приступил к изложению обстоятельств своего дела. Закончив со словесной преамбулой, передал хозяину кабинета украшенный угловым штампом и гербовой печатью официальный запрос Узла связи Штаба округа.

"Ботоно Звиад" читать бумагу не стал. Брезгливо оттолкнув её от себя, он некоторое время сверлил стоявшего перед ним капитана тяжёлым немигающим взглядом, но, так и не выбрав линию поведения, сбился на привычный демагогический тон:

– Не стыдно, капитан? Ты сейчас стоишь передо мной, и просишь меня дать справку об убежавшем от вас, оккупантов, солдате. О моём соотечественнике! О грузине! Ты – оккупант! Ты ходишь своими коваными сапогами по белоснежной груди моей матери-Грузии! – после этого пассажа капитан посмотрел себе под ноги: штабной офицер, он был обут в щегольские, шитые сапожником-армянином "под военный образец" туфли. —Мне противно разговаривать с тобой! Ты, конечно, здесь ни при чём, но я должен ненавидеть тебя! И я тебя ненавижу!!! – экспрессивно закончил Гамсахурдиа.

– Уважаемый Звиад Константинович! – пожал плечами капитан. – Мне с Вами тоже детей не крестить, однако столь пылких чувств Вы у меня не вызываете. И мне не может быть противно с Вами разговаривать хотя бы потому, что я Вас не знаю и вижу в первый раз! И, скорее всего, в последний! Вы тоже меня не знаете и тоже видите в первый раз. Тогда почему Вам противна наша беседа?

– Потому, что я вынужден говорить на русском языке, а это язык оккупантов, – сбавил тон хозяин кабинета.

– Dann können wir deutsch sprechen! (Тогда мы можем говорить на немецком языке! – нем.)– ответил ему майор. – Wenn Ihnen unangenehm, auf der Dostoevsky und Tolstojs in der Sprache zu sprechen, dann können wir auf der Sprache Goethe und Shiller unterhalten! (Если Вам противно говорить на языке Достоевского и Толстого, может тогда поговорим на языке Гёте и Шиллера? – нем.)– предложил Сан Саныч, – Shade, аber ich habe in der Duschanbemittelschule und in die Militärbildungseinrichtung die Rustaveli Sprache nicht ausgebildet kann! (Жаль, но меня в душанбинской школе и в военном училище языку Руставели не обучали! – нем.)– и, улыбнувшись, добавил. – Soweit ich mich erinneren kann, ist es den Deutsche nicht einmal gelunhgen Georgien zu erobern! (Насколько я помню, немцам ни разу не удалось оккупировать Грузию? – нем.)

– Вы хорошо говорите по-немецки… – отметил ботоно Звиад и, скривившись, признался, – но, раз Вы не знаете грузинского, я бы предпочёл вести беседу на русском языке… – и, улыбнувшись уголками губ, добавил: – Не ожидал встретить в Вас культурного человека… Присаживайтесь! Вы немец?

– Nein, ich bin keine deutsche, aber in einem deutschen Haus groß gewachsen! (Нет, не немец, но я вырос в немецком доме! – нем.)– улыбнулся капитан ответно и, перейдя на русский язык, добавил: – Только присесть здесь, к сожалению, некуда…

– О! Это мы сейчас исправим! – оживился его собеседник и, не вставая из-за стола, громко позвал: – Этери! Этери!!!

Моментально возникшая в двери секретарша, выслушав сделанные на грузинском языке распоряжения, попыталась было спорить, но повысивший голос ботоно Звиад решительно пресёк её возражения. Сан Саныч в произошедшей на его глазах словесной перепалке ничего не понял, однако по дважды повторенным хозяином кабинета словам "кофе" и "коньяк" предположил, что его вопрос будет разрешён положительно. Последовавшие за этим события всё равно оказались для него неожиданными. Сначала те же крепкие парни внесли в кабинет кресло. Затем, минут пять спустя, в двери появилась всё ещё возмущённая секретарша с подносом, заставленным вазочками с фруктами и сладостями, бутылкой коньяка и нарезанным на блюдечке лимоном. Завершали натюрморт две хрустальных рюмочки и пара фарфоровых чашечек, исходящих умопомрачительным ароматом свежезаваренного кофе.

– Вас не смутит, если справка будет на грузинском языке? – спросил ботоно Звиад Сан Саныча, откупоривая коньяк[2]2
  Приведённый выше диалог воспроизведён по памяти. Беседа проходила в конце марта 1990 года в штаб-квартире «Общества Руставели». Разговаривать по-русски с автором этих строк будущий президент независимой Грузии поначалу отказался, и поэтому часть беседы велась на немецком языке. Сбежавший солдат —Реваз Ревазашвили был годом ранее с большим трудом пристроен для прохождения срочной службы на 66-й узел связи Штаба ЗакВО его отцом —заместителем Министра связи Грузинской ССР. Отец беспокоился о сыне, небезосновательно полагая, что проведение учебного времени на антисоветских и антирусских митингах окончательно его испортит. Он надеялся, что служба в той же воинской части, где когда-то служил и он сам, «вправит на место мозги» его отпрыска. По данным компетентных служб —сбежавший Реваз укрывался одним из подразделений «Общества Руставели». Без документального подтверждения «безвозвратности» его отсутствия Оргмобуправление Штаба ЗакВО отказывалось заполнить пустующую штатную единицу новым солдатом.


[Закрыть].

* * *

Утолив жажду, Сан Саныч вернулся в свою комнату и, не включая света, улёгся на кровать с твёрдым намерением уснуть. Где-то рядом заступил на ночную вахту сверчок.

За стеной приглушенно спорили так и не угомонившиеся любители расписать пулю…

Осоловевшему от выпитого коньяка майору они совсем не мешали. Едва коснувшись головой подушки, он с удовольствием отпустил расползающиеся мысли и погрузился в глубокий спокойный сон.

Во сне он оказался в облицованной кремовым кафелем ванной комнате.

Над белоснежным айсбергом огромной, похожей на бассейн ванной свернула томные жёлтые кольца змея душевой установки. Вычурные краны, ажурные полочки, изящные гнутые поручни – всё отливало безупречной свежей позолотой.

В большом, на полстены, зеркале Сан Саныч обнаружил собственное отражение. Он был в тёмно-синих плавках, босой.

Отражённый идеально гладким зеркалом собственный взгляд показался майору каким-то невыразительным и тусклым. Усталым.

Он приблизился к зеркальной поверхности и показал своему отражению язык.

Отражение нахмурилось, покрутило указательным пальцем у виска, а затем этим же пальцем и погрозило.

– Тьфу, на тебя! – обиделся майор и понял, что спит.

Затем он заметил задорно торчащий волос. На подбородке. Волос почему-то был тёмно-синим. На чисто выбритой коже он выглядел нелепо и вздорно, был толст и, к тому же, подобно змеиному жалу, расщеплён на кончике.

Сан Саныч ухватился за него ногтями и осторожно потянул.

Волос поддался. Когда из подбородка напряжённой струной торчало добрых два сантиметра злосчастного волоса, кожа в месте его роста вздулась, разошлась, и, вслед за волосом, оказавшимся обыкновенной капроновой ниткой, показался кончик тёмно-синей бельевой верёвки.

Это уже ни в какие ворота не лезло.

Окончательно разуверившись в реальности происходящего, Сан Саныч всё-таки решил довести начатое дело до конца. Он покрепче ухватился за кончик верёвочки и, с удовлетворением ощущая, как она покидает тело, вытащил её всю.

"Добрых двадцать сантиметров, – прикинул он на глаз и подосадовал: – Кому скажи, ни за что не поверят, что из себя достал…"

Освещённая лампами дневного света верёвочка была на удивление реальной. Похожей на маленькую синюю змейку. Она и в самом деле внезапно ожила, скользнула между пальцами правой руки, спутала их и стала затягиваться. Всё сильнее и сильнее.

Нанизанный подобно бусине, на ней откуда-то появился крупный нефритовый камешек. Его мутно-зелёная сердцевина начала наливаться красным светом. Когда весь камень приобрёл рубиново-красный окрас, он раскалился и обжёг кожу на указательном пальце.

Сан Саныч, шипя от боли, рефлекторно затряс рукою, торопясь и срывая ногти, выдрал запутавшуюся между пальцами скользкую змейку и брезгливо отшвырнул её прочь.

Нефритовый камешек, упав на покрытый кафелем пол, звонко щёлкнул, и верёвочка, подобно настоящей змейке, стремительно юркнула в щель за зеркальной тумбочкой.

"И к чему такое может присниться?" – подумал майор и удивился какому-то постороннему для снящейся ему ванной комнаты звуку.

Ему показалось, что где-то рядом, возле самого уха, лопнул пустой стакан.

Справка №5. Южная Осетия. Свидетельства

Приведённые ниже свидетельства могут показаться стороннему читателю далёким от реальности бредом или кошмарным сном. Плодом воспалённого воображения. Но это не сон, и не бред. Очевидцы и их истории – абсолютно реальны. Здесь приведена лишь малая часть того, о чём можно и нужно рассказывать. О том, что было, что происходит сейчас, о том, что ещё долго будет происходить там, где неуёмные амбициозные политики сталкивают народы в отнюдь не очистительном огне гражданских войн.

Если мы, в своем местечковом благополучии, не будем сопереживать своим гибнущим, изгоняемым и обираемым, унижаемым и уничтожаемым соотечественникам, то, рано или поздно, эта беда постучится и в наши двери. И вы, уважаемые читатели, сподобитесь попасть в леденящие кровь хроники в качестве "очевидца" происходящих "где-то там, но не у нас" событий.

Если повезёт выжить.

Но, с таким же успехом, вы можете попасть в эти хроники в качестве жертвы.

Если не повезёт.

1. Медицинская служба, г.Цхинвал

Рассказ водителя машины «скорой помощи» Цхинвала Цховребова Александра Ханжеровича, 1963 г.р., осетина (записано Д.Н.Леоновым 18 февраля 1991 г.):

26 января 1991 г. Днём … Цховребову сообщили о вызове из села Курта … Врач просил коменданта Гиви Кванталиани [на тот момент ещё находившегося в Цхинвале и являвшегося его номинальным комендантом от грузинской стороны – прим автора.] выделить БТР, но тот сказал, что БТРа нет, и предложил ехать без бронемашины. Водитель отказался ехать без сопровождения. Наконец грузинская милиция выделила БРДМ, и он всё время следовал за машиной «Скорой помощи», кроме того, грузинский милиционер в чине капитана сел в машину «Скорой помощи» рядом с водителем. В салоне машины, кроме врача и медсестры, были также родственники больных. Доехали до места, взяли избитого престарелого человека из села Курта, потом заехали к другому избитому, 55-летнему Кочиеву, преподавателю средней школы в селе Курта. На стук в дверь долго не открывали. Только когда поднялись на второй этаж дома, через некоторое время жена Кочиева и его пятнадцатилетний сын, поняли, что это осетины, стали рыдать, потом открыли дверь и вынесли больного на носилках (врач говорил, что у него перебит позвоночник). На обратном пути, подъезжая к селу Тамарашени, Цховребов заметил пикет гражданских людей с автоматами. Притормозил. К машине подошёл человек в гражданской одежде с автоматом. По его требованию Цховребов заглушил двигатель, после чего этот человек выбросил его из машины. Цховребов узнал его – это был Миндиашвили Мераб, по прозвищу Виро (осёл – груз.), житель села Кемерта, примерно в 12 км от Тамарашени. Он ударил Цховребова прикладом и повёл к «Жигулям» вишнёвого цвета. Посадив его там, закрыл двери. Из машины Цховребов видел, как люди в гражданском вытолкнули из «Скорой помощи» врача, затем медсестру и родственников больных и стали их избивать. Виро стал разбивать прикладом боковые стекла «Скорой помощи». Наконец человек лет тридцати открыл двери «Жигулей», сказал Цховребову: «Иди к машине и езжай!» Но Виро стал избивать подошедшего к «Скорой помощи» водителя. Цховребов говорил: «Мёртвого же везем, почти мёртвого...» Тогда Виро открыл задние двери «Скорой помощи» и выстрелил в лежавшего на носилках Кочиева в упор – Цховребов видел, как череп, начиная от бровей, отлетел. Подполковник и курсанты милиции выбежали из школы и отобрали у Виро осетин [рядом с местом описываемых событий располагалась школа, в которой были расквартированы курсанты Тбилисской школы МВД, введённые в Цхинвал для «наведения порядка» – прим автора.]. Подполковник сказал Цховребову: «Езжай!» Но люди в гражданском снова выкинули Цховребова из машины. Тогда подполковник сам сел за руль «Скорой помощи» и сказал людям в гражданском: «Если я услышу хоть один выстрел, то выведу своих курсантов», На это Виро матюгнулся, – Мол, выводи своих курсантов, – но, ворча, всё же отошёл… Подполковник довёл машину до улицы Джаттиева и сказал на прощанье: «Езжай, сынок, не бойся. Меня зовут Гиви Лордкипанидзе из Тбилиси».

Всё это время от выезда до возвращения за машиной шла бронированная разведывательно-дозорная машина (БРДМ). Сидящие в ней грузинские милиционеры ни во что не вмешивались. Ни во что не вмешивался и сидевший на месте старшего машины капитан МВД Грузии.

История эта имела неожиданное, но вполне закономерное продолжение. Убийца Виро, известный среди осетин по многим другим преступлениям, не ушёл от мести. После полуторамесячной охоты он был пойман и сожжён живьём. Вместе с ним ослеплённые ненавистью мстители убили троих его напарников.

Справка, предоставленная автору по его запросу осетинской стороной:

26.01.1991 года Кочиев Дмитрий Кязоевич, 1936 года рождения в своем доме в с. Курта был зверски избит соседями – грузинами. В сопровождении БРДМ внутренних войск МВД СССР[3]3
  Силы МВД Грузии продолжали являться частью сил МВД СССР, хотя принадлежали к ним на момент происходящих событий более чем формально, только в силу попыток Москвы делать вид, что Грузия остаётся территорией, подконтрольной центральной власти. Вместе с тем, в силу этой позиции Москвы, формально, автор не может возразить осетинской стороне, и сказать, что потворствовала бандитам в описанном эпизоде грузинская, а не союзного подчинения милиция. Это невозможно и в силу множества фактов крайне непорядочного поведения старших чинов МВД СССР по отношению к осетинам.


[Закрыть]на машине «скорой помощи» его везли в областную больницу. В селе Тамарашени их остановила грузинская бандгруппа. В машину «скорой помощи» ворвался главарь бандгруппы по кличке «Виро» и на глазах 15-летнего сына Кочиева выстрелом в голову убил его, после чего мальчика у неостывшего трупа отца заставлял глотать осколки разбитого стекла.

Позиция людей, оказывавшихся меж двух огней, позволяла врачам чувствовать боль обеих сторон. Несмотря на сильное ожесточение противоборствующих сторон, осетинские врачи продолжали оказывать помощь избитым и раненым из «противоположного лагеря», нередко встречая непонимание соплеменников. Зачастую исполнявшие свой долг бригады «скорой помощи» первыми становились жертвами эскалации насилия.

Есть и обратные примеры. 14 января 1991 года была остановлена и избита осетинами тбилисская бригада "скорой помощи". Этому случаю предшествовали небезосновательно ходившие в Цхинвали слухи о появлении в городе грузинских машин "скорой помощи" с вооруженными автоматами людьми в белых халатах. Пользовавшиеся правом беспрепятственного проезда липовые врачи участвовали в городских боях и нападениях на цхинвальцев, в их похищениях. Примерно в это же время из БРДМ МВД Грузии был подвергнут обстрелу верхний этаж цхинвальской больницы.

О регулярном нецелевом использовании транспортных средств медицинской службы в зоне конфликта свидетельствует и тот факт, что, по крайней мере, один раз, в микроавтобусе медицинской службы приехал на переговоры с осетинским руководством Командующий внутренними войсками МВД СССР генерал-полковник Ю.В.Шаталин и его личная охрана...