Текст книги "Чаша Одина"

Вдруг он услышал знакомые голоса, и, угасшая уже было совсем, надежда с новой силой вспыхнула в его сердце. Но их же услышал и Сумарлиди – и понял, что если бой продлится ещё хотя бы полминуты, то ему уже не удастся скрыться. И, глухо зарычав, он взмахнул Чёрным Убийцей – и со всей силы обрушил его на голову Бьярна. Тот успел закрыться, но сталь не выдержала и с печальным звоном разлетелась на куски. Даже не вскрикнув, Бьярн завалился на бок и затих. Сумарлиди переступил через него и осторожно выглянул из палатки. Путь на его счастье был ещё свободен, и норвежец выскользнул наружу и тенью растворился во мраке. А всего через несколько секунд к палатке подошли хромающий Гейр и Форсети, бережно придерживающий его под локоть.

– Это была магия, магия тёмных, и вы не были к ней готовы, – говорил спакон, успокаивающе улыбаясь. – Но, несмотря на это, вы неплохо держались, а на такое способен далеко не каждый смертный.

– Держались, – с горечью повторил Ингард. – Если бы не ты, мы с Торкелем были бы уже мертвы: всё-таки сражаться с собственным оружием – это как-то… не по-человечески.

Он покосился на Хрунтинг, спокойно качавшийся в ножнах на поясе, и поёжился. Воспоминания о предательстве своего меча были ещё так свежи, что Гейр всерьёз сомневался, что сможет в ближайшем будущем забыть об этом – и пользоваться Хрунтингом, как прежде: доверяя ему свою жизнь.

– Что произошло? – встрял в их разговор новый голос, отвлекая Ингарда от его невесёлых раздумий. Оглянувшись, Гейр увидел подходящих к ним Велунда и Ахарна.

– На передовые посты было совершено нападение, но мы отбили его, – скупо ответил викинг, всё ещё относившийся к брату короля светлых альвов с заметной прохладцей. Но Ахарн на сей раз решил не замечать этого и, напрягшись, спросил:

– Это были тролли?

Норвежец посмотрел на него испытующим взглядом, чувствуя, как рождённый этим вопросом холод тяжёлым грузом опускается ему в желудок.

– Нет, не тролли. Другие, – отозвался за него Форсети. Велунд и Ахарн переглянулись.

– Чёрные… – медленно произнёс король. Потом бросил на Инграда взгляд, который тому очень не понравился. – И ты говоришь, что вы отбили их атаку?

– Да нечего было отбивать, – покачал головой Гейр. – Никто так и появился, вот только наше оружие решило повоевать с нами. Если бы не Форсети, нам пришлось бы туго.

– Они использовали спакрафт5757
  Спакрафт – магия, колдовство


[Закрыть], – ответил на немой вопрос Велунда Форсети.

– И всё-таки отступили, – с упором произнёс Ахарн, играя желваками, и снова обменялся с Велундом быстрым взглядом. – Зачем же им это понадобилось?

Словно в ответ на его вопрос, из палатки донёсся протяжный стон. Гейр, не раздумывая, подбежал к ней и рывком откинул полог. У его ног лежал в луже начавшей густеть крови Бьярн.

– Он… ушёл, – чуть слышно выдохнул сын Брюньольва. На большее его не хватило, но и этого было вполне достаточно. Страшная догадка заставила Ингарда похолодеть, и он стремительно бросился к лежанке, забыв о своих ранах. Упаву перед нею на колени, Гейр принялся лихорадочно перетрясать её, прежде чем нашёл свой мешок. Он сунул руку внутрь, и дрожь пробежала по его спине. Медленно, как столетний старик, выпрямившись, Ингард повернулся и встретил встревоженный взгляд Форсети.

– Одрёрир… – беспомощно произнёс Гейр, опуская глаза. – Он… похищен.

И мёртвая, абсолютная тишина была ему ответом.

15. Погоня

…Движение вперёд было медленным и плавным, он плыл по течению, отдавшись на волю волн. Они щекотали ему кожу своими бархатными теплыми губами, ненавязчиво подталкивали снизу, вздымая все выше и выше, к звёздам… А затем движение останавливалось, волны пол ним разверзались, и он, судорожно дёрнувшись, начинал падать в чёрную бездну. Но где-то глубоко в непроглядном мраке его вновь принимали в свои объятия нежные складки невесомой поверхности и начинали распухать, вынося его наверх, к свету и теплу…

…Гейр проснулся на третьем взмахе этих странных качелей, и долгое время лежал, бездумно таращась в сумрак над головой. А затем повернулся на бок и осмотрел обстановку своей походной палатки. Завтра союзные армии покидают долину Урнес и возвращаются каждая к себе: люди в Аурланд, альвы – в Льесальвхейм, где ждёт их сверкающий чертог Синдри. Этот необычайный союз смертных и вечных распадётся, и едва ли ещё когда-нибудь он станет возможен. Теперь, когда основные силы Тролльхейма и Свартальвхейма5858
  Свартальвхейм – мир чёрных альвов


[Закрыть] разгромлены, светлые альвы сумеют и сами справиться с остатками троллей и низовиками Мотсогнира. Если только…

Ингард резко спустил ноги на пол и сел. Завтра армии разойдутся и больше люди не понадобятся в этой битве, если только не вмешается сила гораздо более мощная, чем даже власть альвов, йотунов и эзиров. Сила, которую дарует смертным Одрёрир.

Гейр встал и прошёлся по шатру, томимый мрачными мыслями. Затем ударил себя кулаком по бедру и принялся быстро собираться. Как бы там ни было, именно из-за него чёрным альвам удалось похитить чашу, и он сам должен был исправить свою ошибку.

Сложив в мешок свои немудрёные пожитки, викинг потуже затянул ремешок и закинул котомку на плечо. Меч оттягивал своей тяжестью пояс, в мешке был недельный запас еды, фляга, хлопавшая по бедру, была полна. И, конечно же, с ним был тарнкаппе, волшебный подарок королевы Глорианы. Больше Ингарду ничего не было нужно и, вздохнув, он вышел из палатки.

– Решил пойти против троллей в одиночку? Ну-ну, – достал его в спину, словно брошенный камень, вопрос. Вздрогнув от неожиданности, Гейр обернулся и встретился с насмешливым взглядом Форсети.

– Да я… – оправдываясь, произнёс викинг, разведя руки. Спакон укоризненно покачал головой.

– Твоё решение – простейший способ самоубийства, впрочем, если тебе наскучили поля Мидгарда, давай, иди.

– Я должен это сделать, – угрюмо и упрямо произнёс Ингард. – По моей вине чаша пропала, и я сам должен её вернуть.

– Хорошо, – вздохнул, смиряясь, Форсети. – Если ты решил это твёрдо, я не стану тебя отговаривать. Вот это, – спакон протянул Гейру похожую на хюсас-норту подвеску на кожаном шнурке, – приведёт тебя к Одрёриру, где бы он ни был. А теперь ступай. И удачи тебе.

– Прощай, – кивнул норвежец и, не оглядываясь, зашагал прочь от палатки. А Форсети остался стоять, провожая его долгим взглядом. Лишь когда силуэт викинга окончательно растаял в утренней мгле, спакон зашевелился и произнёс тихое заклинание. Через секунду в небо над лагерем взмыла серая чайка, возвестив о себе пронзительным скрипучим криком. А там, где только что стоял Форсети, не осталось ничего, кроме пары серых перьев, трепещущих на ветру…

***

Сумарлиди быстро шёл, почти бежал по ночным горам, и сердце его бешено колотилось. Его согревало колдовским жаром невиданное сокровище – Ордёрир. Оно жгло раскалённым железом, но норвежец не доставал его из-под рубашки, боясь вновь подпасть под его чары. И Сумарлиди продолжал бежать всё дальше в ночь, не сознавая, куда и зачем он идёт. И только звериные инстинкты не позволяли ему сбиться с дороги. Так минула тьма и начал постепенно разгораться день. А Сумарлиди всё шёл и шёл, не ощущая ни голода, ни жажды, ни усталости. Он едва ли хоть что-то замечал вокруг себя, его голова была забита совсем другими мыслями, и лихорадка нетерпения била его крупной дрожью.

***

Серый рассвет застал его ужу далеко от Урнеса. Инград шёл размашисто и неторопливо, и в таком темпе он мог идти ещё хоть два дня, не останавливаясь на ночлег. Он был вынослив и знал это. Именно на свою выносливость Гейр и рассчитывал в погоне за похитителями, он собирался гнать их, как диких зверей, гнать без остановки. Время от времени норвежец слышал у себя над головой протяжный и скрипучий крик чайки и, подняв глаза, следил за её полётом, с удивлением размышляя, откуда она взялась так далеко от побережья. Но чайка была всего лишь птицей, и Гейр вскоре забыл о ней, поглощённый раздумьями о цели своего похода.

Ближе к полудню он устроил небольшой привал. Не разводя костра, норвежец позавтракал сушёной олениной и лепёшкой кнедброда, запив эту трапезу ломящей зубы водой из бегущего поблизости ручья. Дав себе полчаса отдыха, Инград прилёг на расстеленный плащ, глядя в пасмурное низкое небо. С востока шли тяжёлые чёрные тучи, обещавшие снегопад. Вздохнув, Гейр поднялся и тронулся дальше, спеша как можно больше пройти до непогоды.

Снегопад начался под вечер. Первые снежинки падали медленно, словно не были уверены в том, лететь ли им вниз или всё же вернуться обратно. Ветра не было, и это падение происходило в полнейшей тишине, нарушаемой лишь поскрипыванием снега под подошвами сапог Ингарда. Затем снежинки стали падать гуще, и вскоре уже ничего нельзя было разглядеть из-за огромных снежных хлопьев, сплошным белым занавесом опускавшихся на спящую землю. Гейр вынужден был прекратить преследование и искать себе укрытие на ночь.

Он устроился в корнях старого дуба, между которыми образовалась естественная пещерка. Здесь было тесно, но тепло и уютно, тихий шелест валившего снега навевал дремоту, и Гейр незаметно для себя погрузился в сон…

***

Ущелья Рамскелла были глубоки и мрачны, солнечные лучи и в полдень не достигали их дна. В эти ущелья боялись заходить даже волки, и всё же Сумарлиди вздохнул с облегчением, когда добрался сюда. Он шёл и днём и ночью без сна и отдыха, не позволяя себе остановиться хоть на час. За всё это время он не съел ни крошки хлеба, лишь иногда норвежец закидывал в рот горсть снега, чтобы убавить мучившую его жажду. Это был сумасшедший переход, и только безумец мог отважиться на него. Впрочем, Сумарлиди и был безумцем. Он привык к жару, излучаемому чашей, и уже не мыслил себе жизни без него. Казалось, отними у него Одрёрир – и отнимешь саму жизнь, настолько норвежец сроднился с волшебным сосудом. И теперь, обладая им, Сумарлиди совсем не собирался отдавать его Мотсогниру, на что рассчитывал король чёрных альвов.

***

Открыв глаза, Ингард с удивлением воззрился на белую стену, застилавшую обзор. Лишь через несколько секунд он сообразил, что это обыкновенный снег: снегопад, продолжавшийся всю ночь, полностью закрыл вход в пещерку. Выругавшись, Гейр принялся пробиваться сквозь завал, обжигая руки о корку наста.

Наконец в глаза ему ударили яркие лучи утреннего солнца, и викинг полной грудью вдохнул свежий морозный воздух. Небо над его головой было чистым и прозрачным, где-то стучал дятел, стрекотала сорока. Но все эти звуки вдруг перекрыл хриплый крик морской чайки, донёсшийся с вышины. Вскинув голову, Ингард успел заметить серую тень, промчавшуюся над верхушками деревьев.

– А, старая знакомая, – усмехнулся он. Тут же забыв о настырной птице, Гейр достал подарок Форсети, ища утерянное вечером направление своего пути. Магическая хюсас-норта, извлечённая из мешка, резво крутанулась на шнурке и, дрожа, словно в нетерпении, уставила свой заострённый конец на северо-восток. Определившись, Ингард потянулся, расправляя затёкшие члены, и тронулся в дорогу, по колено утопая в свежевыпавшем снегу.

Гейр вышел на опушку редкой чащи и становился. Перед ним высились мрачные громады гор Рамскелла, где находилась древняя империя троллей Рикнесс. Сюда вели следы похитителей Одрёрира, и Гейру не оставалось ничего другого, как идти за ними. А над ним кружила и кружила серая чайка, словно была привязана к норвежцу невидимой нитью. И разорвать эту нить было выше её сил.

***

Сумарлиди дошёл до входа в логово троллей в сумерках. Звёзды на небе сверкали, как драгоценные алмазы, но норвежец обращал на них внимания не больше, чем на песок у себя под ногами. Он сошёл во тьму и сумрачным взглядом окинул замолчавших при его появлении троллей, до этого момента что-то яростно обсуждавших между собой.

– Надеялись, что я не вернусь, и уже делили мою корону? – зловещим шёпотом произнёс Сумарлиди и презрительно плюнул на пол. Под его пылающим жёлтым огнём взглядом тролли потупились и осторожно отступили – страх перед этим человеком был ещё достаточно силён в их сердцах, чтобы кто-либо из них посмел бросить ему вызов. Удовлетворённо усмехнувшись, Сумарлиди в полный голос окликнул одного из них:

– Нагли! Ты мне нужен. А остальные – вон отсюда!

Тролли с видимым облегчением покинули тронный зал Рикнесса, и Сумарлиди остался с глазу на глаз со своим советником.

– Я покажу тебе одну вещь, – сказал норвежец, испытующе глядя на согнувшегося перед ним в раболепном поклоне Нагли. Тот преданно посмотрел на него снизу вверх, и Сумарлиди, успокоившись на его счёт, достал из-за пазухи Одрёрир. Тролль невольно отпрянул, ослеплённый сиянием чаши. Золото, из которого она была отлита, казалось расплавленным, и ярко сверкающими островками в нём вспыхивали драгоценные камни, колющие глаз разноцветными лучиками. Нагли созерцал эту красоту, затаив дыхание, и вместе с ним в такой же транс впал и Сумарлиди, медленно поворачивающий чашу в руках и готовый любоваться ею вечно. Но другое, более сильное чувство, вернуло его к реальности, и норвежец вспомнил о деле.

– Так что ты знаешь об этом?

– Это Одрёрир, чаша Одина, хотя и изготовили её низовики, – придя в себя, хриплым голосом заговорил Нагли. – Тот, кто изопьёт из него, станет равным эзирам, к его ногам склонятся все страны от востока до запада, и даже Асгард померкнет перед его величием. Ибо тот, кто владеет Одрёриром – владеет миром!

Нагли умолк, но раскаты его голоса ещё долго гремели в ушах норвежца. Перед его мысленным взором рождались и гибли империи, обращались в прах народы и государства, реки крови орошали опустошённые равнины, а над всем этим сиял трон мирового господства, на котором восседал он, Сумарлиди!

Заворожённый этими картинами, норвежец едва не уронил Одрёрир, и это вернуло его на землю. Подавшись вперёд, он до боли сжал руку Нагли и горячо прошептал:

– Ты научишь меня управлять этой силой?

– Как прикажешь, владыка, – склонился в поклоне тролль, но под его полуопущенными веками полыхнул злорадный огонёк, не замеченный Сумарлиди.

***

Пещеру Ингард обнаружил совершенно случайно, когда ночь уже захватила предгорья. Осторожно приблизившись, Гейр швырнул внутрь камень, опасаясь, что это – прибежище какого-нибудь зверя, но лишь дробное эхо удара камня о камень донеслось до него. Осмелев, Ингард нарезал факелов из растущего у самого входа чахлого деревца и, запалив один из них, вошёл под пещерные своды. И поражённо уставился на отполированные до зеркального блеска стены, в которых отражалось на только пламя факела, но и его вытянувшееся от удивления лицо. Стены убегали вдаль, теряясь во мраке, и Гейр понял, что нашёл то, что искал – вход в Тролльхейм. И, глубоко вздохнув, медленно пошёл вперёд, стараясь ступать как можно тише.

Чайка начала подниматься…

Он не видел, как в снег перед самой пещерой опустилась чайка и неуклюже проскакала по инерции несколько метров. Её круглые жёлтые глаза подозрительно озирались вокруг, словно птица ожидала удара в спину. Перья на её спине и крыльях топорщились под порывами пронзительного ветра, но чайка не обращала на это никакого внимания. Она выглядела устало и часто вскидывала то одну, то другую лапку к брюшку, поранив их при посадке о твёрдый наст. Убедившись, что на многие мили вокруг нет ни одного живого существа, птица бросила в пространство свой скрипучий клич и взмахнула крыльями. Чайка начала стремительно подниматься, а следом за нею вырастал ком беловатого дыма, будто извергаемый птичьим телом, пока оно не растаяло без следа. От него осталось только несколько серых перьев, которые тут же подхватил и разметал в разные стороны злой ветер, предвестник бурана. Он начал с остервенением рвать в куски и дымный столб, и когда тот полностью исчез, на снегу остался стоять, провалившись в него по колено, Форсети. Прокашлявшись, спакон взглянул на чёрную щель пещеры, в которой не так давно скрылся Ингард, и кивнул, словно с чем-то соглашаясь.

– Ну, что ж, – сказал Форсети самому себе. – Добро пожаловать в Рикнесс. Посмотрим, что тут изменилось за тысячу лет.

Его голос предательски дрогнул, и Форсети умолк, скрепя сердце признавшись, что боится. Боится этого места, а ещё больше боится обитателей его. А потому просто оттягивает неизбежное, на что согласился, отправившись сюда вместе с норвежцем, хотя тот и не знал об этом сопровождении. Разозлившись за этот страх на самого себя, спакон спешно двинулся следом за Гейром, с трудом выдирая ноги из глубоких сугробов. И словно в чёрную воду, нырнул во мрак пещеры, невольно задержав дыхание перед входом…

***

– Ты считаешь, он поступил правильно, уйдя в одиночку?

– Он не один. С ним Форсети.

– Да, но он-то об этом не знает.

Велунд отвёл, наконец, взгляд от входа в шатёр, за которым собиралась в обратный путь армия людей, и повернулся к Ахарну.

– Его судьбой управляют силы, неподвластные нам, и лишь норны знают, что его ждёт. Но я верю, что Гейр не такой человек, чтобы сгинуть за просто так.

Граф в сомнении покачал головой.

– Вот именно – он человек! А его противники – тролли и чёрные альвы!

– С ним Форсети, – коротко повторил король. Ахарн раздражённо пожал плечами.

– Даже его спакрафт бессилен перед мощью Одрёрира! И если похититель испробует его в действии, то… боюсь, это будет пострашнее самого Рагнарока.

– Что же ты предлагаешь? – прищурился Велунд.

– Отправиться за ними. И помочь, если эта помощь потребуется. То есть, – поправился Ахарн, – когда она потребуется.

– Я не могу так рисковать всем Льесальвхеймом, оставляя его совсем без защиты, – покачал головой Велунд.

– Я этого и не прошу, – вскинул подбородок граф. – Мне хватит и моего отряда.

– Знаю, – вздохнул король альвов. И, помедлив, протянул Ахарну руку.

– Только обязательно вернись, брат. Пообещай мне это.

– Я вернусь. Обещаю, – улыбнулся Ахарн и вместо рукопожатия крепко обнял короля.

Когда он вышел из шатра, у входа его поджидали Торкель Чёрный и Бьярн. Сын Брюньольва был бледен и не вполне уверенно держался на ногах, но на его лице читалась решимость, пересиливавшая его слабость.

– Вы намерены идти за Гейром? – напрямик спросил он альва, и в его взгляде легко читалась тревога – и сомнение.

– Да, – не стал отпираться Ахарн. Торкель с Бьярном переглянулись, и граф почувствовал облегчение в этом обмене взглядами.

– Мы идём с вами, – сказал Торкель, и Ахарн понял, что отказ будет воспринят ими как оскорбление. Тем не менее, он покачал головой.

– Вы оба ранены, а мы пойдём быстро. Времени и так потрачено немало.

– Мы вас не задержим, – упрямо поджав губы, отозвался Бьярн. – Гейр наш друг и мой побратим, а братьев мы не бросаем.

Ахарн дёрнулся, как от удара – этот выпад, пусть и не вполне справедливый, был направлен в его адрес, и достиг цели.

– Отправляемся через полчаса. Если отстанете, мы вас ждать не будем, – холодно отчеканил граф и, не оглядываясь, направился к своему отряду.

– Ты уверен? – с нескрываемой тревогой спросил Бьярна Торкель, когда Ахарн удалился на достаточное расстояние и не мог уже слышать их. Сын Брюньольва гордо выпрямился, пытаясь скрыть боль, терзавшую его разрубленное плечо.

– В том, что наши мечи не станут лишними в этом походе? – хмыкнул он. – Да, дружище, уверен. Как никогда!

И Торкель кивнул, соглашаясь.

16. Огни на курганах

Бигли лежал в отдалённом закоулке коридора, которым давно никто не пользовался. С потолка ему на лицо срывались холодные капли, с громким шлепком разбивавшиеся о его лоб и щёки, и тролль бесстрастно ожидал очередного удара. Бигли окутывала тьма, но она ему не мешала, давая покой его усталым чувствам. Этот мрак не был устрашающим; он был скорее по-домашнему уютным, завораживал и убаюкивал, касаясь невесомыми устами раны и высасывая из неё пульсирующую боль. И боль стихала, уходила в глубину тела, сдавая свои позиции одну за другой.

Бигли знал, что это его организм сам лечит себя, восстанавливая поражённые ткани, как ящерица отращивает оторванный хвост. Впрочем, организм тролля делал это куда быстрее ящерицы, обладая несравненно большими запасами жизненных сил. Ведь тролли, как и альвы, были практически бессмертны. Конечно, их можно было убить, как и любое живое существо, но если в теле тролля оставалась хоть искра жизни, она всегда разгоралась снова, подымая его из мёртвых и врачуя раны, для прочих являвшиеся смертельными. Бигли знал это, но так хотелось верить, что окружающий его мрак, такой доброжелательный и по-живому текучий, обладает чем-то особенным, способствующим скорейшему исцелению. И Бигли верил, отбросив всё рациональное и логическое, и вера эта дарила ему умиротворение.

Тролль не знал, сколько прошло времени: день? Неделя? – да это и не заботило его. Рана его затянулась, но он ещё не был готов разорвать цепи морока, опутывавшие его крепкой паутиной. И продолжал бы лежать так, укачиваемый волнами самоуспокоения, если бы в какой-то миг мрак вокруг него не дрогнул, уступая место серому рассвету. Заря ширилась и разрасталась, пока не захватила всё пространство вокруг, и Бигли просто вынужден был вернуться в реальность, когда лучи открытого огня как ножом полоснули по его отвыкшим от света глазам. Глухо застонав, Бигли заслонился от них ладонью, и сквозь пальцы взглянул на нарушителя его спокойствия. И зарычал, рассмотрев человека, склонившегося над ним с горящим факелом в руке.

– Без глупостей! – отпрянув, сказал ему Ингард, положив руку на Хрунтинг. Бигли отнял ладонь от лица и смерил его пренебрежительным взглядом.

– Один из ваших уже пытался меня прикончить и, как видишь, безуспешно.

– Один из наших? – непонимающе нахмурился Гейр. Тролль кивнул.

– Смертный… Человек. Его зовут Сумарлиди. Теперь он – новый король Рикнесса.

– Сумарлиди – король троллей?! – не сдержав изумления, воскликнул норвежец. Бигли ощерил в неприятной усмешке свои клыки.

– Похоже, ты его знаешь.

– Знаю, – тяжело уронил Ингард, и перед его внутренним взором снова предстал заснеженный финский лес и направленные ему в грудь стрелы. А ещё он вспомнил рассказ Бьярна о ночном нападении на лагерь и понял, кто был похитителем Одрёрира. Бигли уловил в его глазах огонёк ненависти, и ухмыльнулся ещё шире.

– Ты явился, чтобы убить его?

– Да, – коротко ответил Гейр, и желваки на его скулах вздулись каменными глыбами, едва не разорвав натянувшуюся кожу.

– Я уже попытался, и ты видишь, чем это закончилось, – Бигли указал на свежий рубец, рассекавший его плечо. Ингард глубоко вдохнул, успокаиваясь, и посмотрел на тролля более внимательно.

– Ты был тогда один. Но теперь, когда нас двое, всё может сложиться иначе. И мы избавим Тролльхейм от незваного короля.

– Договорились! – перестав улыбаться, серьёзно ответил Бигли и протянул Ингарду раскрытую ладонь. И Гейр без колебаний пожал её.

***

Форсети заблудился. Это казалось невероятным, но всё-таки произошло. И спакон понял это, только выйдя из пещеры на вершину горы, куда выйти не должен был никаким образом: пещера всё время вела вниз, а не вверх. Форсети беспомощно огляделся. Он стоял на голой каменистой площадке, продуваемой всеми ветрами; внизу, в долинах, уже наступила ночь, а здесь, на крыше Рамскелла, ещё можно было видеть угасающую зарю. Небо на западе сохраняло нежный салатовый оттенок, тогда как с востока неудержимо накатывался вал чёрной тьмы и уже ярко блестели звёзды.

Однако, несмотря на всю пасторальность открывшейся ему картины, Форсети ощущал гнетущую тоску и тревогу. И тревога эта шла извне, а не изнутри, она была наведена кем-то, кто был сильнее спакона. Форсети сунул руку за пазуху и сжал в ладони висевший у него на шее тауф – талисман, призванный защищать от злых чар. Опустив веки, спакон тихо, нараспев, прочёл гальдр, а когда открыл глаза снова, увидел прямо перед собой валун, грубо отёсанный в виде приземистой, похожей на уродливую жабу, фигуры.

– Дихине, – выдохнул Форсети с облегчением, поняв, наконец, что случилось. Дихине, дух-хранитель, был поставлен тут для защиты королевства троллей от вредоносной для них магии, и потому просто выкинул спакона из Рикнесса, когда тот пересёк заговорённую границу. Примерно такой же дух защищал от непрошеных гостей и границу Глитнира, вотчины Форсети, и спакон знал, как с ним договориться.

Сложив пальцы в виде руны Гебо, спакон осторожно прикоснулся ими к валуну и с удовлетворением почувствовал, как тревога сменяется заинтересованностью. Не торопясь, Форсети изобразил руну Йер, а затем руну Райдо. В ответ на него дохнуло теплом и покоем – дихине принял его предложение дружбы и снял заслон. Выдохнув задерживаемый всё это время воздух, Форсети опустил руки и расслабился. Путь в Тролльхейм был открыт.

***

Тронный зал Рикнесса преобразился. Под руководством Нагли тролли вынесли из него всё лишнее, включая и трон, оставив совершенно пустые стены. Нагли тоже преобразился – он надел тёмный балахон с капюшоном и словно бы стал выше ростом, излучая какую-то уверенность в своих силах, которой прежде Сумарлиди в нём не замечал.

– Встань в центре! – не терпящим возражений тоном приказал норвежцу тролль. Ощущавший непривычную робость Сумарлиди подчинился, и Нагли немедля принялся чертить вокруг него чёрным, пропитанным желчью лягушки мелом колдовской круг. Закончив, тролль выпрямился и смерил норвежца пронзительным взглядом, в глубине которого, как уголёк под пеплом костра, тлела насмешка.

– Не шевелись, что бы ни происходило, и что бы ты ни услышал, – веско произнёс Нагли. – Когда я скажу, выпьешь из чаши. Но не раньше, иначе всё будет напрасным, и Одрёрир не подействует.

– Хорошо, – севшим голосом ответил Сумарлиди, судорожно сглотнув. В его горле внезапно пересохло, и дрожь забытого давно страха пробрала его до костей. Как утопающий в соломинку, вцепился он мёртвой хваткой в Одрёрир так, что побелели пальцы. И стиснул челюсти, чтобы не клацать зубами то ли от внезапного мороза, прорвавшегося снаружи в Тролльхейм, то ли от ужаса перед тем, что ему предстояло.

А Нагли взошёл на сейдхьялльр – специально для него установленный помост – и взял в правую руку стаф, магический жезл с навершием из гагата5959
  Гагат – чёрная яшма


[Закрыть], а в левую – Альраунен, статуэтку из корня мандрагоры, изображавшую некое рогатое существо. Тролль скинул балахон, под которым оказалось женское платье. И глубоким, сильным голосом запел вардлок – песню-заклинание сейда6060
  Сейд – чёрная магия


[Закрыть], самого чёрного и запрещённого потому для мужчин магического действа. Только фьолькунниги-ведьмы практиковали это зловредное искусство, да эрги6161
  Эрг – гомосексуалист


[Закрыть], презревшие свой пол и считавшие себя женщинами. И тролли, которые не были людьми, и чихать хотели на их запреты.

В зале, и без того полутёмном – его освещали только пять больших свечей, расставленных у самых стен – начала клубиться и густеть чёрная мгла, словно на глаза Сумарлиди набросили почти непрозрачную вуаль. И холод перестал быть плодом воображения норвежца, теперь он реально при каждом выдохе видел облако пара, вылетавшее из его рта. А голос Нагли креп и ширился, захватив уже, казалось, весь Мидгард, и с каждым его словом вода в Одрёрира наливалась неземным сиянием, а её поверхность заблестела, как будто покрытая плёнкой из растолчённых драгоценных камней.

Норвежец жадно припал губами к Одрёриру…

Заворожённый её переливами, Сумарлиди поднёс чашу ко рту, но сдержался, ожидая команды Нагли. И когда та, наконец, прозвучала, норвежец жадно припал губами к Одрёриру, как страдающий от смертельной жажды путник припадает к ручью.

Каждый глоток нёс с собой новые впечатления, неведомые доселе Сумарлиди, и он погрузился в них, полностью отрешившись от окружающего мира. Вода, касавшаяся его губ, была ещё водой, но внутри она превращалась в нечто совершенно иное. Эта субстанция жидким огнём разливалась по всему телу, проникая в самые потаённые его уголки и наполняя их нестерпимой, оглушающей болью. Казалось, никто не способен выдержать эту пытку, но Сумарлиди продолжал пить, не в силах остановиться, и только расширившиеся зрачки выдавали его муку.

– Остановись! – хлестнул по нервам чей-то окрик, но Сумарлиди даже не повернул головы, чтобы взглянуть, кто это. Да и не смог бы этого сделать. Его тело перестало подчиняться ему, зажив своей, независимой от его сознания жизнью. И лишь когда норвежец допил последние капли, этот паралич закончился – как и боль, оставившая взамен себя чувство абсолютной, ничем не ограниченной силы, от которой каждая жилка звенела, словно натянутая струна, требуя немедленного действия. Протяжно вздохнув, Сумарлиди улыбнулся и соизволил, наконец, повернуться к кричавшему. Перед ним стоял, посерев от гнева, король чёрных альвов Мотсогнир.

– Безумец! – трясясь от едва сдерживаемой ярости, прошипел низовик. – Ты даже не представляешь себе, что ты сейчас сделал!

– Отчего же не представляю? – рассмеялся Сумарлиди, и его демонический хохот жутко отразился от стен тронного зала. – Я стал сильнее и могущественнее любого из когда-либо живших на Земле… да и на небе тоже! Теперь даже эзиры склонятся передо мной! И ты, если я того пожелаю.

– Глупец! – взревел Мотсогнир, потрясая сжатыми кулаками над головой. – Я сотру тебя в порошок одним мановением!

– Попробуй, – не переставая смеяться, предложил норвежец. Мотсогнир начертал в воздухе перевёрнутую руну Лагуз и громко выкрикнул слова ганда6262
  Ганд – заклинание


[Закрыть].

Свечи разом погасли, словно их задул порыв ветра, и по залу пронёсся ледяной вихрь. Вспыхнула зарница, высветив покрытое от напряжения крупными каплями пота лицо Мотсогнира. Но ярче этого сияния запылала вдруг чаша Одрёрира, и вместе с нею засветился переливчатым синим светом, изливаемым откуда-то изнутри, весь Сумарлиди, с головы до ног. Чары короля чёрных альвов столкнулись с защитной магией Одрёрира – и рассыпались, как разбиваются о гранитный утёс морские волны. Низовик зашипел, как раздавленная змея, но встретил только новый заряд хохота.

– Это всё, на что ты способен? – с издевкой спросил его Сумарлиди. И, внезапно перестав смеяться, резко махнул рукой. Мотсогнира приподняло над полом и легко, как пёрышко, швырнуло в стену. Не давая ему опомниться, норвежец стиснул кулак – и король чёрных альвов взвился в воздух, что есть сил впечатавшись в потолок зала. Сумарлиди разжал пальцы, и Мотсогнир камнем рухнул вниз, распластавшись на полу неподвижно. Из разбитого носа и изо рта у него текла тёмная густая кровь, но он ещё дышал, глядя на высившегося над ним норвежца снизу вверх с ненавистью – и страхом.

– Отныне этот мир принадлежит мне, – отчеканил Сумарлиди, сверля Мотсогнира ледяным взглядом. – Запомни это, червь. И убирайся – пока ещё твоя жизнь мне без надобности.

Мотсогнир поспешно кивнул и, кое-как поднявшись на четвереньки, пополз к выходу, не решаясь повернуться к Сумарлиди спиной. И только у самых дверей чёрный альв набрался храбрости сказать: