Текст книги "Каждому своё 4"

Пленный умолк, исподлобья скользя взглядом по всем присутствующим, словно подозревал их в чем-то. Не дождавшись реакции, он продолжил:

– Мы развернули базу, сняли штурмовые комплекты и набились внутрь переживать интоксикацию. К тому моменту нас было больше шестидесяти, давка была ужасной, боль еще хуже, и я снова думал, что не выживу… Но на этот раз никто не умер. Все были вымазаны в рвотных массах, многие в крови, но интоксикацию мы пережили и кое-как оклемались. Потом начался следующий цикл антирада, мы забили продовольствием все внутреннее пространство техники, заминировали склады и вход и двинулись в обратный путь. Места на броне всем не хватило, но в транспортном ангаре мы обнаружили разобранные грузовики, из частей одного из них наспех собрали волокушу и прицепили ее к бульдозеру. Все, кто остался без транспорта, должны были ехать в ней. Это их и спасло.

Он вновь покосился на молчаливо слушающих людей и заговорил:

– Из складов мы выезжали в обратном порядке: первым шел вездеход, потом ЛСУ, замыкал бульдозер. Из рва выходили пешком, планировали сесть в волокушу после того, как колонна встанет на колею. Но оказалось, что за сутки от нашей колеи не осталось даже следа и надо пробивать новую. Пока выгоняли вперед бульдозер, кто-то заметил в пылевом мраке две красные точки. Тепловизоры не давали никаких отметок, генералы объявили боевую тревогу, и все попадали в снег, изготавливаясь к бою. ЛСУ развернулась в сторону противника, но точки уплыли куда-то во мрак и исчезли. Мы решили, что это спецназ из «Подземстроя-1» в фотохромных комбинезонах пытался обстрелять нас из оружия с лазерными прицелами, но объявление тревоги их спугнуло.

Минут десять мы ждали нападения, потом начался буран, и еще двадцать минут все ждали, когда он закончится. Термометр показывал под минус сорок, обогрев скафандров жрал аккумуляторы вдвое быстрее, но температура внутри все равно не поднималась выше пятнадцати градусов, пока не заканчивался ветер. Генерал сказал, что в фотохромном комбинезоне, слабо защищенном от радиации, не настолько тепло и безопасно, чтобы поджидать нас до сих пор, и как только буран стих, колонна продолжила движение. Мы отошли от Росрезерва километров на десять, когда красные точки появились слева от вездехода. Горели они метрах в трех над землей, и генерал выкрикнул, что там, в пылевом мраке, какое-то возвышение, с верхушки которого спецназ готовится атаковать колонну. Поступил приказ открыть огонь, и мы ударили из всех стволов.

В тот миг никто не понял, что произошло, все случилось слишком быстро. По вездеходу ударили чем-то тяжелым, и его разнесло в клочья, словно он был не из стали, а из динамита сделан. Ударило так, что в ушах звенело даже через гермошлем. Взрывной волной всех вдавило в снежную толщу, люди потерялись в черном месиве, техника заглохла, волокушу перевернуло вверх дном, и она накрыла собой десант. В следующую секунду начался буран, наверное, потому мы и выжили. Когда ветер стих, противника уже не было. По крайней мере, отсветов лазерных прицелов нигде не наблюдалось. Один из генералов сказал, что спецназ из «Подземстроя-1» заложил на пути нашего следования фугас и подорвал его под вездеходом. Но по правилам организации засады уничтожать надо первую и последнюю машины в колонне, а наш бульдозер не подорвался, поэтому нужно быть готовыми к тому, что где-то здесь есть второй фугас. Просто бульдозер случайно проехал мимо него. Все сильно напряглись, но бывший спецназовец сказал, что такого быть не может, потому что он реально не понимает, как противник мог установить фугасы на нашем пути заранее, если даже мы сами не знали, как будет пролегать новый маршрут.

На это генерал ответил, что у «Подземстроя» имеются вездеходы на воздушной подушке, как минимум один точно есть, тот, который числился на складах Росрезерва. На воздушной подушке они двигаются быстрее нас, поэтому могли обогнать и заложить фугасы приблизительно, из расчета, что мы идем по прямой. Их расчет оказался не совсем точным, один фугас мы миновали, а вот со вторым не повезло. Спецназовец не стал спорить с генералом, хотя позже, в палатке, сказал, что все равно не думает, что это возможно. Он оказался прав, но тогда никто об этом не знал.

Пленный в третий раз бросил на всех подозревающий взгляд, но, видимо, не дождался той реакции, на которую рассчитывал, и продолжил:

– Короче, технику удалось завести, началась перекличка и поиски тех, кто не отвечал. От вездехода не осталось ничего, что было бы крупнее пивной кеги, погиб экипаж, продукты, восемь человек десанта и почти весь запас воды. Двоих курсантов из числа тех, кто ехал на броне ЛСУ сзади, взрывной волной вышвырнуло куда-то в пустошь. Система биомониторинга личного состава, имевшаяся у их взводного, в момент взрыва зафиксировала смерть подчиненных, и искать их не стали. Других потерь не было. Бойцы перецепили волокушу, которая их спасла, к бульдозеру, и мы двинулись дальше. В целях безопасности мы развернулись под углом девяносто градусов по отношению к прежнему курсу, прошли так сотню метров и продолжили двигаться к своему бункеру.

Больше нападений не было, но обратный путь оказался еще дольше, чем путь сюда. Волокуша шла по черному снегу фигово, ее постоянно шкивало, и она билась о края колеи. Трос, которым она была привязана, постоянно рвался, приходилось останавливаться и сваривать его заново. Мороз за минус сорок, ветер, грязный снег клубами – короче, не видно ни фига, и резак плавит еле-еле, расплав замерзает еще до того, как оборванные концы срастутся… Из скафандров сильным ветром выдувает тепло, под бураном температура внутри падает до плюс десяти, холодно, аж зубы стучат. Как только начинался буран, мы останавливались и прятались, кто где успел: за техникой, под техникой – пофиг, лишь бы не остаться на прямом ветру. За цикл антирада прошли половину расстояния, развернули базу, сняли штурмовые комплекты, сложили их между ЛСУ и бульдозером и накрыли сверху волокушей, чтобы ураганом не унесло.

Нас тогда оставалось пятьдесят три, но давка внутри базы все равно была жуткая. От интоксикации потерь не было, только грязища, разбитые лица и ощущение, что в следующий раз точно подохнешь. Жажда давила так, что остатки воды выпили почти сразу. Ее мало было, основной запас внутри вездехода лежал и вместе с ним взорвался. Сутки прошли жестоко, пить хотелось больше, чем жить. Потом начался цикл антирада, мы выбрались наружу и час откапывали технику. Волокушу вообще занесло целиком, ее не сразу нашли. Но штурмовые комплекты уцелели, хорошо, что аккумуляторные батареи мы заранее с собой в спецпалатку унесли, не зря бились об них головами…

До бункера успели дойти минута в минуту. Дорога была тяжелая, бураны, адский холод, постоянные обрывы троса, несколько раз волокуша наскакивала на отвал колеи и переворачивалась… слава богу, хоть провалов в земле нам больше не попадалось. К входу в бункер вышли немного с другой стороны и в этой гребаной ночной пыли проехали мимо. Поняли метров через триста, пока развернулись, пока нашли вход – стандартные семь тридцать цикла антирада истекли. Внутрь спускались в истерике, все орали друг на друга, подгоняя, но раскопанный въезд занесло снегом, и его пришлось откапывать, да и лифт от матов быстрее ехать не стал…

Короче, у двоих интоксикация началась еще в ангаре, пришлось тащить волоком за руки, к ногам было не подойти, судороги в штурмовом комплекте – это реальная пальцедробилка, со стороны ног лучше не соваться. Еще одного сломало прямо в лифте, он распинал всех, но его придавили толпой и отключили аккумулятор. Остальные успели добраться до бункера. Подключать реактор ЛСУ к внутреннему питанию времени не было, поэтому я врубил аварийное, и все попадали, кто где, прямо в коридоре за шлюзом. Я снова думал, что не выживу, но выжил…

А вот один из тех, кого скорчило в ангаре, умер. Он вроде из интоксикации вышел живым и уснул, но потом его скрючило с жуткими конвульсиями, изо рта пена хлынула ручьем, и все. Никто даже подойти к нему не успел, всем было хреново, люди едва шевелились. Пока аварийное питание еще было, все бросились, точнее, поползли, запускать систему фильтрации воды. Я в жизни так не радовался обычной воде! Не отрываясь, выпил столько, что стошнило водой, и сразу после выпил, наверное, еще столько же…

Мы еще толком не успели восстановиться, все разбрелись по койкам и отсыпались, как вдруг аварийное питание вырубилось. Я спал и не сразу понял, что питания нет, меня разбудили и сообщили. Аварийного должно было хватить еще на сутки, я подумал, что что-то сломалось, оделся при свете дисплея наручного коммуникатора и пошел в аккумуляторную. Пока ковырялся там в темноте, ни фига не понял: аккумуляторные сборки вроде рабочие, но почему питание не подается, черт его знает… И тут со стороны жилых секторов ударил взрыв и началась стрельба. Я без оружия, без штурмового комплекта, даже без скафандра, в одном комке, куда бежать?! Там взрывы долбят один за другим! Схватил динамометрический ключ потяжелее и спрятался за аккумуляторами, что еще было делать…

Минут через десять все стихло, и аварийное врубилось само. Я посидел минут пять для надежности и полез смотреть, что случилось. В коридоре меня свои же чуть не завалили, еле успел за угол отпрыгнуть, пули перед самой башкой в стену били. Я кричу, типа, это я, я Шарафутдинов, я свой, а они долбят один фиг. Пока магазины не расстреляли, не успокоились. Я слышу, как они перезаряжаются, и давай орать матом во все горло. Только тогда они поняли, что это я. Говорят, какие-то огромные роботы ходят по бункеру и убивают всех, кого видят. Никто не видел, как они проникли в бункер, потому что все отсыпались после интоксикации, некому было нести службу, да и за входным шлюзом давно уже не следили, мир сгорел в ядерном аду, не от кого запираться.

Поэтому роботы застали нас врасплох. Наверняка это они вырубили аварийное питание каким-нибудь электромагнитным ударом и под покровом темноты атаковали спящих людей. Они убили бы всех, но кто-то наткнулся на них случайно в центральном коридоре и поднял тревогу. Те, кто успел вооружиться первыми, пока остальные вскакивали и одевались, выскочили в коридоры и открыли огонь по роботам. Но роботы оказались тяжело вооружены, и атакующих разнесло на кровавые ошметки. Погибло в общей сложности шесть человек, все, кто столкнулся с роботами лицом к лицу.

Остальной личный состав вооружился и вступил в бой, но роботов в темноте не было видно, и огонь пришлось вести наугад, из-за чего центральный коридор и несколько боковых частично разрушены. Потом врубилось освещение, и, похоже, это заставило роботов отступить. Наверное, они ушли, потому что заложенная в них программа оценила, что в узких коридорах при хорошем освещении мы их уничтожим. Короче, мы перегруппировались, вооружились до зубов и начали зачистку бункера, но роботов уже не было. Мы проверили все, вплоть до лифтовой шахты, везде пусто, и лифт стоит внизу, на нашем уровне, а не вверху, как если бы на нем кто-то недавно поднимался.

Один из генералов даже предположил, что никаких роботов не было, и те, кто погиб, стали жертвами галлюцинаций, вызванных побочными эффектами антирада. Они приняли друг друга за каких-то роботов и забросали сами себя гранатами. Тем более что человекообразных боевых роботов не существует ни у нас, ни у НАТО. Гуманоидная форма сама по себе слабофункциональна, стоящие на вооружении боевые роботы и наземные дроны либо колесные, либо четвероногие.

Но сразу выяснилось, что как минимум три человека видели роботов издалека при вспышках взрывов. Это были массивные трехметровые человекообразные фигуры не меньше полутонны весом, целиком замотанные во что-то типа белой мешковины, через которую в районе головной надстройки просвечивали лазерные элементы системы наведения. И это никак не мог быть спецназ в фотохромных комбинезонах, потому что трехметровых людей не существует. Так что это по-любому роботы, других вариантов быть не может.

Генералы поверили не сразу и долго выясняли подробности, которых фактически не было. Короче, они пришли к выводу, что роботы действительно существуют. Это секретная военная разработка, потянуть которую в тайне от ФСБ могло только Министерство Обороны, а внутри него обеспечить такой режим секретности возможность имелась только у ГРУ. Отсюда вывод: эти роботы стоят на вооружении спецназа, захватившего «Подземстрой-1». В условиях запредельной радиации и ионизации дистанционное управление невозможно, значит, роботы автономные и действуют по заложенной программе. Захватившие «Подземстрой» головорезы запустили их по нашим следам после того, как не сумели уничтожить нас на марше возле Росрезерва. Судя по рассказам очевидцев, роботов было двое, а нас осталось сорок пять, так что в открытом бою мы их уничтожим запросто. Поэтому они и отступили.

А лифт внизу потому, что роботы, поднявшись, отправили его вниз. Чтобы мы в горячке боя, увидев лифт, рванули наверх преследовать их. Там они нас и перебьют, на выходе. Ударят термобарическими по лифтовой кабине, как только откроются двери. И тот факт, что это роботы, а не живые спецназовцы, подтверждается тем, что роботы, отступая, не тронули нашу самодельную систему вентиляции, установленную возле лифтовой шахты. У них в программе попросту нет такого объекта, как самодельная вентиляция, и роботы ее проигнорировали. Живой спецназ мимо бы не прошел и обязательно уничтожил бы вентиляционное оборудование, чтобы оставить нас без воздуха.

Значит, роботы устроили засаду наверху, в ангаре. Необходимо выбить их оттуда, а еще лучше – уничтожить, потому что здесь мы в ловушке. Если их электронные мозги придут к выводу, что надо взорвать лифтовую шахту, то нас тут похоронит. Аварийное сдохнет через сутки, ЛСУ наверху, и продовольствие, которое мы привезли из Росрезерва, тоже наверху, внутри уцелевшей техники. Так что выбора у нас нет, нужно прорываться наверх.

Бывший спецназовец предложил изготовить ложные цели и отправить их туда на лифте. Если роботы ударят по ним, то сочтут нас уничтоженными. Если после этого они спустятся сюда, мы их перебьем. Если нет, то мы поднимемся наверх при помощи альпинистов и атакуем их внезапно. План был так себе, но выбирать не приходилось. Скоро аварийное иссякнет, и тогда все станет еще тяжелее. Ложные цели наскоро собрали из чего придется, затащили в лифт и отправили наверх. Но ничего с ними не произошло. Лифт простоял там больше часа, потом мы спустили его, загнали туда радиоуправляемый дрон с камерой и снова отправили наверх. Дрон вышел из лифта, канал связи тут же стало забивать помехами, и через минуту он сгорел. Но за это время никаких роботов мы не увидели, и было решено рискнуть.

Спецназовец собрал штурмовую команду, они устроили в лифте баррикаду, чтобы не попасть под прямой удар, и поднялись наверх. Роботов в ангаре не было, только сгоревший дрон и следы здоровенных ног. Я сам видел, когда подключал реактор ЛСУ к внутренней энергосети, отпечаток в полметра длиной…

Пленный опять замолчал, косясь на всех подозревающим взглядом, особенно на Порфирьева. И Овечкин понял, что он ждет, когда кто-нибудь из нас подтвердит уверенность выходцев из бункера ФСБ в том, что роботы-убийцы принадлежат нам.

– Мы не имеем никакого отношения к роботам-убийцам! – заявил Антон, спеша внести ясность. – Мы сами подвергаемся угрозе их атак!

– Помолчи, потом изольешь душу! – снова оборвал его капитан-мизантроп и прорычал пленному: – Роботы не наши. Не знаю чьи. Есть мнение, что натовцы сбросили их во время обмена ударами. Когда вы планируете возвращаться?

– Куда? – не понял пленный.

– К себе в бункер.

– Никогда, – пленный скривился, похоже, пережидая приступ боли. – Нам не на чем сделать это. Транспорта не осталось, а пешком не дойти. Да и жить там невозможно, в бункере нет ни электричества, ни продовольствия.

– Что ж вы не стали вывозить отсюда продукты? – рык Порфирьева был почти не кровожадным. – Собрали бы пару прицепов, нагрузились и дотащили. Девяносто километров – это не пятьсот.

– Мы хотели, – подтвердил пленный. – Но роботы помешали. Мы, когда выбрались в ангар и их там не нашли, подключились к реактору ЛСУ и перетащили продукты в бункер. Но продуктов оказалось мало, основной запас был в вездеходе, внутри самоходки и бульдозера много не уместишь. Стало ясно, что через неделю снова останемся без продовольствия. А тут еще эти роботы… Непонятно, что они будут делать дальше. Может, ушли в «Подземстрой», чтобы позже вернуться с подкреплением, им ведь теперь известны наши координаты. Если нас заблокируют в каменном мешке без еды и энергии, то даже убивать не придется.

Короче, генералы решили, что нужно организовать еще один конвой в Росрезерв, за продуктами. Отправлять не всех, а половину, чтобы в спецпалатке нормально умещались. Пусть едут на бульдозере с волокушей, туда продукты и погрузят. Мы даже покрывало для нее сделали из остатков двух сгоревших баз, чтобы продовольствие меньше облучалось. Пока конвой будет заниматься продуктами, остальные будут охранять бункер и заодно подготовят все вооружение, которое у нас есть. Как только бульдозер вернется, выроем инженерные укрепления вокруг входа, наделаем ловушек и все заминируем. Если противник начнет штурм или попытается тайно проникнуть в бункер еще раз, то мы будем готовы.

Попасть в состав конвоя никто не хотел, с этим начались проблемы, чуть не вспыхнула драка, и генералы даже хотели расстрелять пару самых буйных. Но потом заявили, что сейчас каждый человек на счету, поэтому бывший спецназовец назначается командиром конвоя, ибо больше некому, а остальным разрешается бросить жребий. В итоге в конвой набрали двадцать человек, потому что больше на броне у бульдозера не поместится, ведь на обратном пути волокуша будет занята продовольствием. Без усилителей конечностей такой толпе на броне не удержаться, поэтому весь расчет на штурмовые комплекты.

Пленный криво улыбнулся:

– Мне повезло остаться в бункере, и я был на седьмом небе от счастья. Те, кому не повезло, через два дня отправились в Росрезерв. Вернулись они через четверо суток за пару часов до интоксикации, злые, замученные и без продуктов. Рассказали, что до Росрезерва добирались тяжело, на поверхности уже под минус пятьдесят, снега все больше, бульдозер идет медленно, за один цикл антирада добраться до Росрезерва невозможно. Но это еще не все.

Когда они добрались, оказалось, что въездные ворота взломаны, и запереться изнутри теперь невозможно. Внутри полно следов от роботов, и вряд ли их только двое, скорее, четверо, и это минимум. Наши мины, которые мы ставили у входа, перетащили на середину рва вместе с бетонными обломками, под которыми они были установлены. Сто процентов, это сделал спецназ «Подземстроя», чтобы мы на них же и подорвались. Но к моменту нашего прибытия мины уже сдетонировали, скорее всего из-за сильного холода и под давлением очередного бурана.

Мины внутри, на складских воротах продуктовых хранилищ, почти все оказались нетронуты. Сняты всего три мины: две с продовольственных хранилищ, откуда исчезло не меньше двадцати тонн продуктов и стеллажи, на которых они были размещены. Третью мину сняли с входа в полуразрушенное хранилище матценностей, откуда тоже исчезла часть стеллажей. Еще одна установленная на воротах мина сработала. Возле нее обнаружен труп гражданского в старом скафандре МЧС. Кругом следы роботов, отпечатки подошв штурмовых комплектов и фотохромных комбинезонов. Наиболее вероятно, что гражданский либо подорвался случайно, либо он, будучи пленником, был специально отправлен в качестве одноразового разминирователя, потому что конвойным не хотелось рисковать собственными жизнями и снимать мину самостоятельно.

А еще нам оставили записку. Нацарапали прямо на воротине вскрытого продовольственного хранилища. Там сказано, что они нам не враги, их всего одиннадцать человек, из них только у половины есть оружие, и вообще, они не опасны и не питают к нам агрессии, поэтому мы не должны минировать склады. В «Подземстрое» сильное перенаселение, всего пятьдесят плохо вооруженных военных, остальные – гражданские люди, большинство из них – это женщины с детьми. В продовольствии нуждаются все, поэтому нельзя подвергать хранилища опасности. Мы цивилизованные люди, поэтому можем договориться мирно, и от нас ждут ответа прямо под этим постом.

При этих словах Порфирьев молча обернулся к Овечкину и устремил на него внимательный взгляд, предвещающий очередные проблемы и попутно сообщающий, что асоциальный любитель убивать без суда и следствия подозревает Антона чуть ли не в измене Родине.

– Я должен был предпринять попытку цивилизованного общения! – с достоинством заявил Антон. – Как видишь, не зря! Потому что нас приняли за неадекватных головорезов!

– Ну и как? – издевательски прорычал Порфирьев, поворачиваясь к пленному: – Цивилизованное общение вам помогло?

– Ваша уловка сработала, – усмехнулся тот. – Наши не стали ничего минировать. Они загрузились, переждали интоксикацию и отправились в обратный путь. А на выезде из Росрезерва их поджидали роботы. Они напали на конвой в километре. Спасло то, что волокуша была набита продуктами, и люди сидели на броне, облепив ее как мухи кусок навоза. Роботов заметили первыми, спешились и открыли огонь. Те ударили в ответ, и волокушу разнесло в огненный пар. По счастливой случайности снова начался буран, и бой захлебнулся. Роботы были вынуждены отступить, наши дождались окончания бурана и оказалось, что потерь нет. Но продовольствие погибло, новое грузить некуда, да и роботы ушли в сторону Росрезерва, поэтому ничего не оставалось, как возвращаться в бункер.

– Это не наши роботы! – запротестовал Антон. – Мы же объяснили! Мы сами неоднократно чуть не погибли, сталкиваясь с ними!

– Может, и не ваши, – пожал плечами пленный, явно не доверяя словам Овечкина ни на грош. – Но нам об этом неизвестно. И в записке о роботах ничего сказано не было.

– Я просто не думал, что об этом нужно упоминать! – поспешил объясниться Антон. – У меня было мало времени…

– Брось, это твоя вечная беда, – зло прорычал Порфирьев. – Ты всегда не думаешь. Или думаешь не то, что стоило бы. А теперь заткнись и дай ему закончить.

Возражать взбешенному головорезу Антон не рискнул, тем более что все вокруг тоже смотрели на Овечкина как на предателя, даже грузчики. К столь дремучей безмозглости окружающих Порфирьева фанатов Антон уже привык, и сюрпризом их реакция для него не стала. Поэтому в целях собственной безопасности лучше стерпеть оскорбления дуболома в погонах. Позже Овечкин найдет нужные аргументы и докажет грузчикам правоту своей позиции. Доказывать что-либо воякам он даже не станет пытаться, потому что это заведомо бессмысленно.

– Короче, продовольствия конвой не привез, – продолжил пленный. – А наших запасов осталось на трое суток. Генералы объявили всеобщий совет, все равно нас осталось едва полроты, все кто откуда…

Обрисовали ситуацию: продовольствия при самом жестком режиме экономии – на неделю. ЛСУ внутрь бункера не спустить, снять с нее реактор тоже не в наших силах. Если противник вернется и атакует, в ограниченном подземном пространстве ЛСУ уязвима. Потеряем ее – останемся без энергии. Как ни крути, в бункере у нас одна перспектива: смерть.

Поэтому есть предложение перебраться в Росрезерв, укрепиться там и дать бой «Подземстрою». Раз они написали нам слащавое послание, а как только мы расслабились, атаковали роботами, то уже ясно, что они – преступники, а преступники будут воевать с ФСБ до конца. Поэтому ничего хорошего ждать от них не приходится. Зато раз у них перенаселение и не хватает продовольствия, мы сможем диктовать им условия, если склады будут нашими. Организуем оборону, выкопаем там рвы и окопы, как планировали сделать здесь, и посмотрим, кто кого. Нам терять нечего. Если захватим их конвой, то сможем под видом их головорезов вернуться к «Подземстрою» и проникнуть внутрь. На нашей стороне будет элемент внезапности, так что шансы есть.

Кто-то из курсантов спросил, сможем ли мы выжить на складах, ведь там радиационный фон как на улице. Без антирада можно выжить только внутри базы. Но в итоге все решили, что можно жить и внутри базы, если других вариантов найти не удастся. Это все равно лучше, чем неминуемая смерть, которая нас здесь ждет. Потому что просто возить оттуда сюда продукты «Подземстрой» нам не даст. Это вообще было везение, что их роботы взорвали волокушу с продуктами, а не бульдозер. Иначе бы конвой погиб в полном составе, а у нас шансов стало бы еще меньше. В итоге все приняли решение бороться до последнего, и мы начали подготовку к переселению.

Собрали все оружие, которое только было, облазили выгоревшие помещения, короче, забрали из бункера все, что смогли. Из раздавленной техники в ангаре сделали две крытые волокуши, получилось кое-как, но лучше, чем просто неуклюжее корыто, забивающееся снегом. Через двое суток зарядили под завязку все аккумуляторы, приняли антирад, поставили пару мин на входе в бункер и двинулись в путь. В одну волокушу нагрузили имущество и вооружение, в другую набились курсанты, человек двадцать. Все остальные разместились на броне, внутри техники поместились только водители и генералы. Так и поехали.

За один цикл антирада прошли меньше половины расстояния. С волокушами постоянно возникали проблемы, они плохо шли по колее и часто утыкались в ее стены. Из-за этого рвались тросы, приходилось останавливаться и заваривать. Бураны били каждые полчаса минут по двадцать, поэтому стояли на месте почти столько же, сколько двигались. Все измотались до предела, а тут еще интоксикация…

Пленный угрюмо покачал головой:

– Как только никто не погиб, не понимаю. Снова давка, мучения, судороги, рвота, вонь и жажда… Слава богу, пока всех корчило интоксикацией, база прогрелась, и заледеневшая вода оттаяла. Обеззараживать ее было уже нечем, поэтому выпили так, от нее вроде не сильно фонило. Пока дожидались следующего цикла антирада, налетел такой ураган, что у палатки посрывало растяжки. Базу шкивало туда-сюда, словно неваляшку, но нами там был забит каждый миллиметр, поэтому перевернуть не смогло, только потолком накрыло. Когда буран стих, поправили кое-как, так и просидели до следующего цикла.

Со второй частью пути повезло. После урагана буранов не было довольно долго, тросы рвались реже, и мы успели доползти до Росрезерва за шесть часов. Отправили разведчиков, но оказалось, что там с тех пор никого не было. Загнали технику, закрыли ворота, подогнали к ним бульдозер изнутри и привязали к нему тросами, чтобы снаружи было не открыть. Начали разворачивать базу и отправили людей за водой и продуктами. Выяснилось, что мины на воротах в хранилища перемерзли, и никто не решается их снимать. Пришлось расстреливать издалека, повезло, что никто не пострадал. От взрывов несколько ворот покосило, а в одном хранилище ворота устояли. Оказалось, что они заперты с самого начала войны, видимо, автоматика их тогда заблокировала, позже никто туда не лазал, а от взрывов они не пострадали. Решили их пока не трогать и вскрыть через сутки, когда времени будет больше. Потом началась интоксикация, и всех снова ломало друг на друге внутри базы.

Когда оклемались, чуть не умерли от страха: снаружи раздался грохот ворот. Кто-то сказал, что это противник пытается проникнуть на склады и открывает ворота, но мы их подперли бульдозером, и створы бьются о его борт. До следующего цикла оставалось полсуток, принимать антирад нельзя, это гарантированная смерть, что делать, никто не знал. Все похватали оружие и залегли, беря вход на прицел. Каждый понимал, что положение смертельное, мы сидим в палатке друг на друге, ничего не видим, даже штурмовые комплекты снаружи сложены. Палатку просто расстреляют вместе со всеми в два счета, роботам это легко. Минут десять пролежали, прощаясь с жизнью, потом стало понятно, что никто в Росрезерв не ломится. На поверхности ураган, запорные устройства ворот «Подземстрой» выломал, поэтому зафиксировать их невозможно, вот и остался свободный ход. Сейчас воротины давлением шевелит, и они бьются о бульдозер. Все выдохнули, но грохало еще полчаса, и каждый удар по нервам, как ножом…

На следующем цикле антирада приступили к тщательному осмотру хранилищ. То, которое удержало мину, долго не получалось вскрыть, а когда вскрыли, оказалось, что там всего одна трещина в потолке, нет снега, почти нет радиации, а тамошние продукты вообще не фонят. Расчеты показали, что там можно жить без антирада, достаточно не снимать скафандр. Генералы заявили, что теперь мы точно выживем, главное сохранить герметичность хранилища. Ворота вновь заперли и наглухо заварили, в воротине прорезали узкую дверь, вокруг нее соорудили тамбур. Усилили его, как только смогли, и начали там жить. В хранилище, если к стенам и воротам не подходить ближе трех метров, действительно было безопасно, пока ты в скафандре. И фильтр не забивался, и обогрев нормально справлялся. Позже мы с техником пробросили туда силовой кабель от ЛСУ и организовали электропитание. Даже внутреннее освещение частично запустили.

– Ты же сказал, что вы все в одной базе живете, – зарычал Порфирьев. – И вам места не хватает.

– Теперь так и есть, – хмуро подтвердил пленный. – Мы соорудили самодельные запоры на въездные ворота в Росрезерв и заперли их на точечную сварку. Так просто не взломаешь. Для надежности установили несколько мин, я для них специально термокожухи собирал, на аккумуляторах. Поставили ЛСУ на прямую наводку, если кто-то начнет взламывать ворота, мы успеем занять позиции и ударим из всех стволов, пока противник будет пытаться пройти узкий вход. У нас даже боевые дроны были, автономные, на колесах, три штуки. Хотели их на круглосуточную охрану ворот поставить, но из-за радиации двое из них сгорели через сутки, а третьего мы отмыли и загнали в безопасное хранилище. Он там изнутри вход охранял, в качестве последней линии обороны.

Он сделал паузу, хмуро поглядел на всех, но уже не столько с подозрением, сколько со смесью неуверенности и беспомощности.

– Через две недели нас атаковали роботы. Как они прошли въездные ворота – неизвестно. Стальные запоры, засов из швеллера, сварка – они все это прошли бесшумно. Все оказалось выломано с мясом, мины раздавлены в лепешку, ни одна не сработала. Все произошло ночью, часовые не спали, но ничего не услышали. Роботов засек дрон, когда они были уже внутри нашего хранилища. Дрон ударил по ним из всех стволов, и роботы ответили. Дрона разнесло на куски, вместе с ним вынесло половину стены, взрывом опрокинуло стеллажи с продуктами и выдавило ворота, потолок в двух местах частично обрушился. Всех контузило, меня ударило падающим стеллажом, и я потерял сознание. Когда очнулся, роботов не было, дозиметр орет сигналом тревоги, на лицевом щитке мигает предупреждение «Опасный уровень радиации! Срочно принять антирад!».