Текст книги "Крах иллюзий. Каждому своё. Книги первая и вторая"

– …кто-нибудь меня слышит? Ответьте! – Ингеборга закончила фразу, которую она повторяла последние десять минут, и устало сняла с себя гарнитуру. – Ничего. Одни помехи.

– Может, рация не работает? – робко предположила Светлана. – Вторые сутки никто не отвечает!

– Передатчик в порядке, – возразила Ингеборга. – И антенна исправна, тестирование показывает положительные результаты, ты же видела.

– Тогда почему нам не отвечают? – Светлана пыталась подавить возрастающий страх.

– Не слышат, – Ингеборга вывела эфир на динамики настенной видеопанели, и маленькое помещение заполнила какофония треска и шипения. – Помехи ужасные. Весь эфир этим забит.

– Это когда-нибудь прекратится? – по обыкновению сжавшаяся в глубине кресла Кристина с жалобной гримасой потёрла уши. – Инга, сделай потише… у меня от этого уже тихая истерика…

– Отец говорил, что помехи возникают из-за сильной ионизации атмосферы, – Ингеборга убрала громкость до едва слышной. – От ядерных взрывов в воздухе остаются тонны радиоактивной пыли, она является источником ионизирующих излучений. Пыль со временем должна оседать, и связь должна наладиться. Вроде как ядерный гриб должен за сутки распадаться, удары прекратились вчера, так что, наверное, уже скоро уровень помех должен падать. На всякий случай я оставлю передатчик включённым в режиме сканирования. Если он что-нибудь засечёт, мы услышим.

– Давай ещё раз посмотрим на поверхность? – попросила Светлана. – Вдруг там появились спасатели? А мы не слышим их из-за помех…

– Давай, – согласилась Ингеборга. – Если хочешь, сходи сама, я выведу изображение на экран, мы с Кристиной отсюда поглядим. Там ничего сложного, подойдёшь к перископу, возьмёшься за ручки, щёлкнешь тумблером камеры – и можно смотреть. Он прокручивается вокруг своей оси на триста сорок градусов, но угол обзора широкий, так что будет видно всё. Справишься?

– Попробую, – Светлана направилась к люку, ведущему в тамбур аварийного выхода. – Только, можно, пожалуйста, не закрывать за мной дверь? Мне страшно оставаться там одной!

– По правилам нельзя оставлять люк в тамбур открытым, – вздохнула Ингеборга. – В случае разгерметизации из-за этого весь бункер подвергнется заражению. Давай договоримся: только один раз, хорошо? Сейчас люк не закрываем, чтобы ты могла спокойно посмотреть, но больше так делать не будем. Решено?

– О'кей, – с видимым облегчением согласилась Светлана. – Я быстро! Только посмотрю, и всё!

Ингеборга разгерметизировала люк и распахнула перед подругой тяжёлую металлическую створу. Аварийный тамбур она решилась вскрыть вчера около полуночи, после того как почти четыре часа крохотный бункер не испытывал ни тряски, ни даже слабых вибраций. Видимо, обмен ударами наконец-то закончился, но кто даст гарантию?! Было очень страшно, и попасть под очередной ядерный взрыв с открытым бункером совсем не хотелось. Она тщательно воспроизвела в памяти все процедуры по выходу из бункера, в которые отец играл с ней, словно в игры, когда дочь была ещё ребёнком. В ту пору это было увлекательно, игра в прятки в настоящем подземном бункере, щёлканье рубильниками, подъём перископа, словно на подводной лодке, и примерка всамделишного скафандра, тогда ещё великоватого по размеру… Кто мог подумать, что всё это придётся повторять совсем не в игровых условиях…

Основной выход из бункера завалило обрушившимся домом, это было ясно сразу, отец часто говорил, что в случае глобальной катастрофы такое наверняка произойдёт. Поэтому у бункера имелся аварийный выход, выводящий на территорию приусадебного участка. Там, наверху, он был стилизован под небольшую клумбу и располагался достаточно далеко от дома. На всякий случай крышка наружного люка была совмещена с домкратом, чтобы её можно было поднять, даже если сверху упадёт дерево, лес-то рядом.

Отец оказался прав в обоих случаях. Дом разнесло вдребезги, основной выход был погребён под развалинами, ограду приусадебного участка снесло подчистую, сам участок оказался завален изломанными деревьями. Поднять крышку внешнего люка благодаря домкрату оказалось не так сложно, а вот сдвинуть вбок, чтобы открыть клапан перископа, получилось не сразу. Крышку придавило сразу несколькими рухнувшими деревьями, домкрат работал на подъём хорошо, а вот вбок сдвигал плохо, и облачённой в неудобный скафандр Ингеборге пришлось провозиться с этим почти час.

– Ты собралась на поверхность? – ужаснулись подруги, увидев, как она достает из специального шкафа скафандр радиационной защиты.

– Нет, на улицу я не полезу, – Ингеборга привычно надевала снаряжение. – Страшно. Вдруг там что-нибудь взорвётся прямо у меня над головой! Я распечатаю аварийный выход, выдвину перископ, измерительный блок с датчиками и внешнюю антенну для передатчика. Выходить не буду.

– А радиация не начнёт поступать сюда через открытый люк? – испугалась Кристина.

– Люк двойной, – объяснила Ингеборга. – Там устроен небольшой шлюз. Сначала я выйду в тамбур, потом открою внутренний люк в шахту. Зайду туда, закроюсь. Потом поднимусь по лестнице где-то до середины, там средний люк. Открою, выйду, закроюсь. Дальше уже внешний люк. Его предстоит отодвинуть совсем чуть-чуть. Он по размерам больше, чем входная шахта, потому что закрывает не только вход, но и перископный клапан. Там же, рядом с клапаном, сложена антенна и измерительный блок. Антенна выдвигается руками, измерительный блок просто выкладывается рядом с люком на поверхность, он соединен с бункером толстым экранированным кабелем. В общем, внешняя крышка не будет открыта, а только немного сдвинется, прямого доступа в шахту не появится. Если герметичность всё же окажется неполной, то дальше среднего люка отравляющие вещества не проникнут. За внутренним люком есть ванны с растворами для дегазации и дезактивации скафандров, так что в тамбур я вернусь уже чистая.

Подробное объяснение успокоило подруг, и Ингеборга расконсервировала аварийный тамбур. С первого взгляда стало ясно, что отец обслуживал его незадолго до гибели, и всё оборудование находится в идеальном состоянии. Она без труда провела все необходимые манипуляции, повозиться пришлось только с внешней крышкой, придавленной расколотыми деревьями. В конце концов ей удалось освободить крышку, и она даже решилась распахнуть люк. Крышка начала послушно подниматься, Ингеборга увидела открывающийся взору непроглядный мрак, встроенный в скафандр счётчик Гейгера зашёлся в панической трели, и инстинкт самосохранения возобладал. На улице огромная радиация, и если сейчас где-нибудь в небе произойдёт ядерный взрыв, она мгновенно сожжёт себе сетчатку. Девушка прекратила открытие люка, и, опустив голову как можно ниже, достала из небольшой ниши измерительный блок. Она торопливо выложила его на поверхность, запихнув под какой-то крупный древесный обломок. Так надёжнее, хотя бы ураганом не должно сдуть, отец говорил, что после ядерных взрывов сорванные со своих мест огромные объёмы воздушных масс будут хаотично возвращаться обратно, и ураганные ветра будут возникать часто…

Выдвигать антенну пришлось немного дольше, зато с перископом возиться не потребовалось. Сместившаяся в сторону внешняя крышка обнажила резину перископного клапана, и он оказался исправен. Значит, перископ выдвинется без проблем. Ингеборга торопливо опустила внешнюю крышку, запирая выходную шахту, и спустилась вниз, стараясь унять разбушевавшееся волнение. Всё получилось, словно во время привычной детской игры, только на улице темно, а так никакой разницы. Ничего не взорвалось, она не пострадала, всё хорошо. Осталось лишь отмыть скафандр, но это несложно, на поверхности побывала лишь правая рука, да и то на пару секунд, сильно загрязниться он не успел. Для надёжности она очистила снаряжение со всей тщательностью, после чего вернулась в бункер.

– Почему так долго?! – обе подруги встретили её у запирающего аварийный тамбур люка. – Тебя не было почти час! Мы думали, что-то случилось!

– Внешнюю крышку придавило рухнувшими деревьями, – Ингеборга достала счётчик Гейгера и ещё раз проверила чистоту скафандра. – Долго освобождала, домкрат вбок плохо двигает.

– Что там, наверху? – встрепенулась Светлана. – Ты видела кого-нибудь?

– Я не рискнула открыть люк, – Ингеборга убрала скафандр в шкаф. – Приоткрыла чуть-чуть, но там кромешная тьма, всё завалено разломанным лесом, и счётчик Гейгера зашкаливает. Но теперь у нас есть радиосвязь, измерительные приборы и перископ. Сейчас попробуем вызвать помощь!

Но докричаться до кого-либо так и не удалось. В эфире, кроме ужасающего шума помех, не было ничего, и за минувшие сутки ничего не изменилось. Приборная панель заработала, и её показания только подтвердили самые худшие опасения. Уровень радиации на улице был запредельный, даже в противорадиационном скафандре и под антирадом человек будет накапливать дозу радиоактивного заражения с угрожающей скоростью. Температура упала до плюс четырёх, гелиограф констатировал сильную запылённость атмосферы, которая продолжала расти, каждые полчаса на поверхности вспыхивали штормовые ветра, начинающиеся и прекращающиеся неожиданно и едва ли не мгновенно, дважды шёл дождь, и в этот момент уровень радиации зашкаливал до леденящих душу значений.

Утром Ингеборга выдвинула перископ и попыталась осмотреться. Запылённость воздуха бросалась в глаза сразу, горизонта видно не было, но окружающая местность ещё просматривалась. Со стороны Нижнего Новгорода наблюдалось громадное серо-чёрное облако пыли, взметнувшееся непроницаемой стеной от земли до неба, от дома не осталось даже стен, всё смело многочисленными взрывами, лес превратился в россыпь обугленных искорёженных разломанных пней, всюду валялись выдранные из земли обожжённые корневища и древесные обломки. Выше полутора метров над землёй перископ не поднимался, но даже этой высоты хватало, чтобы рассмотреть дачный посёлок. О том, что он здесь был, не говорило ничего. Кругом обломки леса, кое-где из-под них видны части раздробленных фундаментов, и всё. Нет даже разбитых электромобилей, видимо, всё унесло ударными волнами… Кругом пустота и разруха, постепенно тонущая в сгущающейся пылевой завесе.

Чтобы не пропустить появления спасателей, было решено опускать перископ только во время урагана, чтобы не повредить оптику. В остальное время его труба была выдвинута, и Ингеборга подходила к его окулярам каждый час, когда уставала сидеть за радиопередатчиком, тщетно вызывая помощь. Оптика перископа была совмещена с видеокамерой, её изображение можно было вывести на видеопанель, и когда Ингеборга производила осмотр окрестностей, Светлана с Кристиной видели то, что видела она. С одной стороны, это всё упрощало. С другой – усиливало уныние. Поэтому сейчас Ингеборга решила отправить к перископу Светлану, пусть займёт себя наблюдением. Ничего наверху она не увидит, но хоть не будет просто сидеть на одном месте, исполненная ужаса.

– Тумблер не нажимается! – торопливо подошедшая к перископу Светлана нервно давила на рычажок экранированного тумблера.

– Не ломай, – мягко ответила Ингеборга, стараясь не пугать подругу ещё сильнее. – Включается в другую сторону. Молодец! Камера включилась! Берись за рукояти, смотри в окуляр и медленно проворачивайся вокруг своей оси. Как почувствуешь, что дальше не идёт, значит, ты достигла ограничителя. Поворачивайся в другую сторону.

Подруга послушно выполняла указания, и по экрану поползла знакомая картина засыпанных пылью лесных обломков. Нервозность Светланы снизилась, и она внимательно оглядывала окрестности, всматриваясь в каждый кусок бетона, сохранившийся на месте дачного посёлка.

– Там что-то шевелится! – неожиданно воскликнула Кристина, указывая на край экрана. – Света! Давай левее! Там что-то есть! Под обломками деревьев, которые на кирпичной трухе навалены!

Картинка сместилась в указанную сторону, и Светлана сообщила, что тоже видит движение. Все, затаив дыхание, вглядывались в кучу шевелящихся обломков. Неожиданно оттуда вылез окровавленный человек, и стало видно вход в подвал, оставшийся от одного из дачных коттеджей. Человек вскочил на ноги и нетвёрдой походкой побежал, спотыкаясь на захламлённой поверхности.

– Надо его позвать! – нервно вскрикнула Светлана.

В следующую секунду из подвала показался ещё один человек с оружием в руках. Он высунулся из лаза наполовину, увидел убегающего и вскинул охотничье ружьё. Дважды бесшумно полыхнули выстрелы, тело убегающего изогнуло прямо на ходу, и он упал навзничь. Стрелявший выбрался из лаза и поковылял к убитому.

– Он… Он его убил… – оторопела Светлана.

– Что он делает? – Кристина смотрела, как убийца тяжело взваливает труп на плечи и, шатаясь, тащит его обратно. – Он хочет спрятать труп?

Убийца добрался до лаза, сбросил тело наземь и принялся заталкивать его внутрь. Похоже, в подвале был кто-то ещё, и он помогал охотнику запихивать в лаз жертву, потому что труп втянулся внутрь слишком легко и быстро.

– Их там двое? – неуверенно произнесла Светлана. – Или больше? Зачем им труп?

– Они хотят его съесть, – нервно выдохнула Кристина. – Ты что, не видишь, как они двигаются? У них упадок сил! Они там сидят четвёртые сутки, как мы здесь, только у нас есть продукты, а у них нет! Поэтому убитый был в крови! Они хотели убить его прямо там, чтобы не выходить на поверхность! Но он вырвался и попытался убежать! Всё ещё хочешь их позвать?!

– Мы никого звать не будем! – тихо взвизгнула Светлана. – Даже если они не каннибалы, они убийцы! С оружием! А мы молодые девушки! Я не хочу выяснять, что придет в голову убийцам, когда они нас увидят и узнают, что мы тут в безопасности! Инга! У тебя есть оружие?

– Есть травматический пистолет, – Ингеборга смотрела, как убийца залезает в подвал и закрывает лаз изнутри чем-то, отсюда непонятным. – Но против ружья он нам не поможет. У папы было гражданское оружие, но после гибели родителей его пришлось сдать в полицию. Так по закону положено…

– Надо сидеть тихо и не высовываться! – заявила Кристина. – На улице радиационное заражение в полтысячи рад, и непонятно, на сколько ещё оно увеличится! Раз они открывают свой подвал, значит, туда проникает радиация, они скоро умрут сами! Инга! Ты можешь спрятать перископ? Вдруг они будут выходить ещё и заметят нас!

* * *

– Мама, я хочу кушать! – заплаканная Амина теребила испачканный рукав матери.

– Сейчас, зайка моя, потерпи минутку, – Дилара копалась в пустых пакетах, тщетно пытаясь отыскать немного еды. Последние крохи закончились ещё утром, если бесконечный однообразный полумрак, слабо освещённый тускло тлеющими световыми панелями, можно было назвать утром. Сейчас поздний вечер, скоро наступит ночь, но визуально ничего не изменится. В целях экономии электроэнергии освещение нужно держать на минимуме. Техники даже предлагали полностью вырубать освещение на ночь, но участившиеся кражи свели на нет этот вариант. Многие пытались использовать темноту для того, чтобы пошарить в вещах соседей в поисках пищи. Продукты закончились почти у всех, и это «почти» стало предметом яростных конфликтов. Один такой вспыхнул три часа назад в соседнем вагоне и закончился дракой. Прибывшая на место полиция обнаружила труп и абсолютное отсутствие свидетелей при полном вагоне людей. Вещи убитого оказались разграблены, на полу валялись обрывки упаковки то ли чипсов, то ли чего-то в этом же роде. Полиция не добилась ни от кого ничего, махнула рукой и ушла, обязав обитателей вагона самостоятельно затопить труп. Через час подобное преступление произошло в другом тоннеле, после чего заместитель Абдуллаева собрал всех своих людей и увёл на поверхность, заканчивать раскопки магазина. Порфирьев хотел пойти с ними, но полицейские ему отказали. Велели соблюдать указания медиков и восстанавливаться после облучения. И эвакуировать их самих, если что-то пойдёт не так. Все прекрасно понимали, что дело тут не столько в медицинских рекомендациях, сколько в том, что уходящие на поверхность боятся повторить судьбу своих предшественников, и потому хотят иметь хоть какую-то страховку…

Найти что-либо в пакетах шансов не было, Дилара перетряхнула их дважды, но не обнаружила даже крошек. В ожидании еды Амина жалобно захныкала, и в глазах жены вспыхнула паника. Она бросила на Антона злой взгляд, словно это он был виноват во всём, хотя распределением еды Дилара занималась сама, и вообще, это именно она собирала еду перед тем, как идти к метро. Могла бы взять больше продуктов! Антон потупился и невольно вжал голову в плечи, ожидая упрёков, но вместо голоса жены раздался грубый голос Олега.

– Держи, – замызганная ручища Порфирьева протянула ребёнку что-то непонятное, зажатое в здоровенном кулаке. – Только жуй хорошо, а то быстро закончится. Понятно?

Амина торопливо закивала, обеими руками поднося ко рту полученное угощение, и Антон разглядел половинку обычного твёрдого пряника. Вторую половину Порфирьев молча протянул Давиду, после чего принялся есть второй такой пряник.

– И нам, пожалуйста! – Антон постарался придать своему голосу как можно большую болезненность, чтобы вызвать у жлоба угрызения совести. Он не требует от Порфирьева накормить всех страждущих, но с ним и с женой он должен поделиться. Хотя бы потому, что они в немалой мере являлись для него и работодателями, и коллегами по работе, а теперь являются коллегами по несчастью.

– Ты не ребёнок! – отрезал Порфирьев. – Обойдёшься.

Антон почувствовал, как Дилара незаметно дергает его за рукав, и перевел глаза на жену. Та гневно нахмурилась, явно требуя от него замолчать.

– Спасибо, Олег, – произнесла она подчёркнуто благодарным голосом. – Как ты думаешь, когда полиция доберётся до магазина и принесёт продукты, на сколько их хватит? Здесь столько народа… все взвинчены… детей с собой в очередь брать страшно, вдруг начнётся давка, а без них продукты будут выдавать только на одного…

– Пусть сначала вернутся, – негромко прорычал Порфирьев. – Там видно будет.

– Доступ к продуктовому складу почти расчищен, магазин рядом, взрывов на поверхности не слышно уже больше трёх часов, – Антон старался говорить успокаивающим тоном, чтобы не усугублять испуг у и без этого сильно напуганных детей. Им более чем достаточно тех ужасов, свидетелями которых они стали. Несчастные малыши и так постоянно вздрагивают при любом резком звуке, даже от рычаще-агрессивного голоса Порфирьева. – Они вернутся быстро! Гастроном большой, запасов там много, всем хватит!

– Я хочу пахлаву! – Амина на секунду отвлеклась от пряника. – И хашламу! – Она посмотрела на мать: – Мама, ты будешь готовить хашламу? И хачапури!

– Чуть позже, зайка, – Дилара ласково поправила дочурке испачканную блузку. – Как только принесут продукты, я обязательно приготовлю что-нибудь вкусненькое!

Судя по кривой ухмылке, плохо заметной в полумраке полуразбитого вагона, Порфирьев его уверенности не разделял и вообще в лучшее не верил, что для такого мизантропа-асоциала, как он, совершенно неудивительно. Антон посчитал нецелесообразным продолжать разговор на эту тяжёлую для ребёнка тему и ободряюще улыбнулся дочурке. Та сосредоточенно жевала пряник и слушала тихий шёпот матери. Дилара рассказывала дочурке сказку о добрых джиннах, живущих в глубоких тёмных пещерах, которые делают побывавших у них в гостях детей богатыми и счастливыми, а потом возвращают по домам.

– А когда джинны разрешат нам вернуться домой? – переспросила Амина, не переставая жевать, и скривилась: – Здесь плохо пахнет! Я не хочу богатство, я хочу домой! Можно мне вернуться раньше?

– Я передам джиннам твою просьбу! – немедленно пообещала Дилара. – Они сейчас спят, но утром я с ними обязательно поговорю! Кушай, зайка моя!

Жена продолжила рассказывать сочиненную на ходу сказку, и Антон невольно повторил недовольную гримасу дочурки. Вонь мочи и человеческих экскрементов ощущалась всё сильнее. Он закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на отвратительный запах, и попытался удобнее устроить перевязанную голову на гнутом участке уцелевшей вагонной скамьи. Шишка от ушиба отозвалась слабой болью, напоминая о событиях трёх последних суток, и Антон приказал себе не паниковать. Их всех спасут, наверняка уже скоро. Каждые два часа он по тридцать минут проводил за передатчиком, слушая жесточайший треск сплошного фронта помех и транслируя в эфир просьбы о помощи. МЧС должно было его услышать, у них мощное оборудование! Наверняка спасатели выдвинулись к ним, как только прекратились ядерные взрывы. Если там, наверху, сплошные завалы, то это объясняет, почему МЧС ещё не здесь. Спасатели продвигаются медленно, но уже скоро они досюда доберутся, и всё нормализуется. О том, как именно будет выглядеть эта нормализация, он предпочитал не думать.

– Слышь, мужик! – голос одного из бородачей компании брюнетки звучал с демонстративным вызовом и агрессией. – Кончай жрать в одиночку! Поделись с общественностью, ты тут не один!

Антон открыл глаза. За последние сутки запас энергии в аккумуляторных ёмкостях станции сократился до шестидесяти процентов. Нагнетатель и фильтровентиляционная установка потребляли постоянно, энергия заканчивалась быстрее, чем ожидалось, и техники снизили подачу питания на аварийное освещение до минимума. В полутьме лица виднелись не чётко, но по силуэтам Антон точно определил, что сейчас у Порфирьева будут проблемы. Молодые люди очень напоминали братьев Дилары, а те всегда выглядели именно так, когда собирались наказать какого-нибудь негодяя, на которого жаловался Антон. Вот и сейчас мужская часть компании брюнетки только на первый взгляд мирно сидела на своих местах. От внимательного взгляда Антона не укрылось, что все они напряжены, словно сжатые пружины, и их расслабленные позы обманчивы.

– Мне для общественности ещё по развалинам лазать, – Порфирьев дожевал пряник и смотрел на молодых людей, не скрывая неприязни и пренебрежения. – Если хочешь есть, иди магазин раскапывать или трупы топить. Там людей не хватает. И продукты им будут выдавать в первую очередь. А сидеть тут и клювом щелкать можно и без еды, сил хватит.

– Мне вы тоже посоветуете радиоактивные камни ворочать? – холодно поинтересовалась брюнетка. – Или разлагающиеся трупы таскать?

– Тебе я посоветую заткнуться, – лениво ответил Порфирьев, – и не отнимать еду у тех, кому она нужна для обеспечения выживания всех остальных. И тебя в том числе.

– Как он смеет! – взвизгнула брюнетка, обжигая своих спутников гневным взглядом. – Руслан?!!

– Да ты охренел! – взревел один из бородачей, вскакивая. Вся компания тут же повторила его движение. – Ты как с девушкой разговариваешь, ишак?! Сейчас мы тебя научим вежливости!

Семеро мужчин, страдающих от голода и возмущенных хамством и несправедливостью, являлись грозной силой, и Антон понял, что рискует попасть под жернова за то, что его семья занимает слишком просторную по нынешним меркам жилую площадь. Он вскочил, собираясь объяснить общественности, что совсем не на стороне Порфирьева и полностью разделяет всеобщее негодование его поведением, но было уже поздно.

– Сидеть, шакал! – рявкнул на него бойфренд брюнетки. – С тобой потом разберёмся!

– Не пугайте детей, побойтесь Аллаха! – взвизгнула Дилара, прижимая к себе Амину и Давида. – Мы тут ни при чём! Не трогайте нас!

Но компанию брюнетки в данный момент интересовали не места на вагонных скамьях, а рюкзачище Порфирьева. Семеро мужчин бросились на амбала, и в узком полутёмном пространстве помятого вагона это выглядело так, будто на Порфирьева ринулся весь вагон. Они за секунду преодолели пятиметровое расстояние, заставляя сидящих на лавках людей в страхе вжиматься в стены и лавки, и пинками расшвыряли чемоданы Дилары, отгораживающие их угол. Первыми до Порфирьева добрались двое бородачей. Они с разбега бросились в драку, но амбал оказался на ногах ещё быстрее. Его руки провели серию быстрых движений, отражая четыре или пять ударов подряд, и ребро широкой ладони Порфирьева стремительно рассекло воздух. Удар пришёлся одному из нападающих в шею, что-то хрустнуло, и бородач упал, пропадая под ногами остальных. Порфирьев ловко заблокировал следующую атаку, молниеносно подставляя под удар локоть, и кулак второго бородача врезался ему в локтевую кость. Нападающий вскрикнул, отдёргивая руку с обмякшим кулаком, и тут же попытался пройти Порфирьеву в ноги. Здоровяк запрыгнул на скамью, одновременно уходя от захвата и ударов подоспевших противников, и борец промахнулся.

– Мешок хватайте! – рявкнул он, выпрямляясь, и тут же попытался зайти Порфирьеву за спину.

Ближайшие к Порфирьеву двое нападавших вцепились в его рюкзачище, и здоровяк ухватился за лямки, стремясь не отдать рюкзак врагам. Он рванул поклажу на себя с такой силой, что оба противника не удержались на ногах. Один из них упал, второй споткнулся о первого и был вынужден выпустить рюкзак. В этот момент к Порфирьеву подоспели остальные, и у двоих из них в руках тускло сверкнули ножи. Дилара, забравшаяся на свою лавку, в ужасе отпрянула от размахивающих оружием молодых людей и, не удержавшись, выпала из лишённого стёкол окна наружу вместе с Аминой, которую держала на руках. Антон едва успел схватить за руку сына и чуть было не получил ножом в живот. Порфирьев вырвал рюкзачище из рук противников и орудовал им, словно дубиной. Чтобы не дать врагам ударить себя ножами, он наносил им удары рюкзаком, стараясь выбить оружие. Кто-то попытался снова вцепиться в рюкзак, но здоровяк, проведя круговой удар рюкзаком, неожиданно нанёс ему удар ногой точно в височную область. Противник упал, и пару секунд яростно ревущие матерящиеся молодые люди не могли дотянуться до Порфирьева.

В следующее мгновенье раздалось клацанье затвора, и Антон увидел, как борец неуклюже вскидывает зажатый в левой руке пистолет. Порфирьев среагировал мгновенно, но выстрел предотвратить не смог. Он лишь успел бросить взгляд на оружие и дёрнулся в сторону. Бородач целился в голову и промахнулся. Левшой он не был, орудовать пистолетом левой рукой ему было неудобно, и он не стал стрелять в голову ещё раз, а просто ткнул стволом Порфирьеву в корпус. Оказавшемуся в углу здоровяку уходить было уже некуда, и он сжался, подставляя под удар правую сторону грудной клетки. Громыхнул выстрел, и в эту же секунду Порфирьев вместе со своим рюкзачищем выпрыгнул в покорёженное окно.

– За ним! – взревел бородач, отталкивая плечом напирающих на него товарищей. – Не уйдёт!

Молодые люди бросились в окно, и пространство перед скамьёй опустело. Антон спрыгнул с лавки и рванулся к дверям. Выскочив наружу, он подбежал к Диларе. Та сидела, прижавшись спиной к вагонному колесу, сжавшись в ком и не выпуская из рук рыдающую дочурку.

– Диля! Ты в порядке? – Антон ринулся к ней. – Что с Аминой!

– Она не пострадала, – жену трясло от шока, – испугалась сильно. Я ног не чувствую! Где Давид?!

С другой стороны вагона один за другим раздалось три или четыре пистолетных выстрела, и Антон с женой одновременно сжались. Амина заплакала сильней, как вдруг её плач заглушил грохот выстрела, гораздо более мощного. Дочурка в ужасе вздрогнула, прижимаясь к матери и закрывая глаза, и грохочущие выстрелы начали бить один за другим, отсчитывая короткие равные промежутки. После пятого грохочущего выстрела стрельба прекратилась, и Антон, пригибаясь, бросился обратно в вагон, за сыном. Давид обнаружился на скамье Порфирьева. Сын стоял на коленках лицом к помятому окну, забившись в угол, и осторожно выглядывал наружу.

– Дядя Олег! – Давид, не отворачиваясь от окна, протянул руку и указал на лежащего на полу бородача, получившего удар самым первым. – Тут один ещё шевелится!

– Не подходи к нему, – рычащий бас Порфирьева сменился клацаньем сменяемого магазина.

– Давид! Скорее ко мне! – Антон бросился к сыну, стараясь не наступить на обоих поверженных молодых людей. – Надо укрыться! Быстро!

– Не надо! – воинственно заявил сын, вырываясь у него из рук. – Дядя Олег всех убил! Папа, добей этого козла! – Он пнул бессознательного спутника брюнетки, получившего в ходе драки удар в висок. – Он назвал тебя шакалом и постоянно наезжал на маму, когда вас не было!

– Давид! – опешил Антон. – Что ты такое говоришь?! Нельзя убивать людей! Преступниками должна заниматься полиция!

– А дедушка Ахмет говорит, что если какой-то шайтан хочет убить тебя или твоих близких, то ты имеешь право сам его убить! – запальчиво заявил сын. – Потому что ты мужчина, а мужчина отвечает за свою семью!

– Что?! – в первую секунду Антон не нашёл, что ответить, но отвечать в итоге не пришлось.

– Я ахметов не люблю, – в дверях раздался злобный рык, и в вагон влез Порфирьев с карабином в руках. – Но на этот раз твой дед абсолютно прав. К окружающим должно относиться так, как они относятся к тебе.

Вооружённый амбал подошёл к лежащим на полу пострадавшим и носком армейского ботинка пошевелил их одного за другим. Спутник брюнетки не шевелился, бородач дёргался, словно его шея испытывала судороги, но других признаков жизни не подавал.

– Этот не жилец, – Порфирьев наступил бородачу ногой на шею и с силой провернул ступню. Раздался хруст, и бородач затих. Амбал опустился на корточки возле второго противника и коснулся пальцами сонной артерии. – А этот очухается. Жаль.

Он встал, и Антон торопливо развернул Давида так, чтобы сын не видел акта кровавой расправы.

– Ты чё?! – возмутился Давид, вырываясь. – Пусти!

Сынишка торопливо обернулся, не желая пропустить самое интересное, но Порфирьев не стал добивать лежащего без сознания. Вместо этого он направился в глубь вагона прямиком к брюнетке.

– Не подходи! – закричала та, вскакивая, но запнулась о многочисленные вещи и упала. – Не приближайся! Не смей вторгаться в личное пространство! – Но вооружённый амбал уже нависал прямо над ней, и брюнетка заорала: – Не трогай меня! А-а-а-а!!!

Она издала пронзительный бесноватый визг, который наверняка было слышно не только на станции, но и в конце противоположного тоннеля. Порфирьев брезгливо скривился и вдруг нанёс ей короткий, но тяжёлый удар армейским ботинком в солнечное сплетение. Брюнетка захлебнулась криком и судорожно сжалась, не в силах сделать вдох. Её сжало в позу эмбриона и конвульсивно потряхивало, она тщетно хватала ртом воздух, но не сводила расширенных от ужаса глаз с вооружённого жлоба. Порфирьев поморщился с таким видом, будто пнул ногой кучку фекалий и вымазал в них обувь, и негромко произнёс:

– Ты, наверное, считала, что если из-за твоих кривляний погибнут люди, тебе ничего не будет?

Здоровяк приподнял над ней ногу, словно примеряясь раздавить плохо заметного впотьмах таракана, и секунду задумчиво стоял в такой позе. Глаза брюнетки расширились ещё сильней, и она забилась в молчаливой истерике. Но Порфирьев вернул ногу на место.