Текст книги "Других у Бога нет"

Глава 3

Глеб вернулся поздно. Отсутствие света в доме и мирное сопение Маруси в гостиной подсказали ему что она заснула ещё затемно. Ополовиненная бутылка виски, сыр, подсыхающий на разделочной доске, оливки в блюдце и торчащий из тостера хлеб напомнили ему о том, что день прошёл в переговорах без перерыва на обед. Голод лёгким уколом в солнечное сплетение предложил проверить холодильник, кухонные шкафы и антресоли. Вскоре стол украсили консервы, галеты и лучший друг походников – плавленый сыр.

– Маруся, – тихо прошептал Глеб, вытаскивая из волос жены частички сухих водорослей, – ужин на столе.

Она открыла глаза, посмотрела по сторонам, подтянула его к себе и так же тихо произнесла:

– Скажи мне, что всё закончилось, и мы едем домой.

– Вставай, поговорим за ужином, а то я сейчас начну от голода покусывать твои плечи.

– А, да-да! – произнесла она бодрее. – Только не плечи, а шейку… вот тут… за ушком.

Глеб улыбнулся. Настроение жены нравилось ему. Было заметно, что отдых принёс ей успокоение.

Сев за стол, Маруся, чьи розовые щёчки, полученные счастьем глубокого сна, с наслаждением рассказывала о море, солнце, космонавтах, свернувших с заданных орбит только для того, чтобы подглядывать за ней во время купания. Она говорила, сама себя перебивала, смеялась и ждала, когда голодная сущность мужа насытится и начнёт рассказывать о том, что ждёт их завтра.

Глеб наоборот – старался ещё немного насладиться светом идущего от жены счастья и поэтому жевал медленно, задавал вопросы так, чтобы она снова и снова дарила ему свою энергию. И вот, когда кончился виски, и пустые консервные банки полетели в мусорное ведро, а тарелки с вилками приступили к водным процедурам, он понял, что исчерпал лимит её терпения.

– Почётный консул, – начал он свой рассказ, – хорошо знает адвокатов, которых мы с тобой ждём. Оказалось, что к моменту моего приезда в Пафос они уже прилетели на Кипр и были приглашены на встречу. Более того, зная, что им предстоит меня защищать, они дорогой серьёзно проштудировали Интернет и сделали несколько звонков в полицию.

Их вывод… – Он замолчал, пауза дала ему возможность собраться с силами и он, понимая, что сейчас несколькими словами разрушит мир жены, произнёс: – Завтра утром мне нужно вместе с ними явиться в полицию, где меня по решению суда на восемь дней посадят в тюрьму.

Наступила тишина. Их взгляды встретились, руки медленно потянулись навстречу, слёзы наполнили глаза, горечь стёрла всё, что было до этой минуты. Они молчали, а мысли, отягощённые сожалением, текли в сознании и мучили уже известным ответом. Время, являясь главным хозяином жизни и всех происходящих событий, забирало и выбрасывало секунды в вечность, неминуемо приближая расставание.

– Пойдём спать, – произнёс Глеб, поднимаясь из-за стола, – завтра будет очень долгий и трудный день.

Она встала, взяла его за руку, и они пошли на второй этаж, в спальню.

Море, устав за день, успокоилось. Ветер стих, и многочисленные цикады устроили соревнование в громкости. Комары, пробравшиеся днём в комнату, пищали в темноте, старательно подбираясь к свежей крови. Белая ящерица, геккон, сидела на потолке, ожидая кого-нибудь из кровососов в гости. Всё было как всегда, мир, составляя единое целое, был совершенно безразличен к частному.

– А помнишь, – Маруся, прижалась к Глебу, положив голову ему на грудь, – как здорово мы ездили в Карелию на машине? Как ловили на маленькую, мне даже тогда показалось – детскую удочку – полосатых рыбок. А потом нам приготовили из них уху и ты слопал почти всё кастрюлю…

Глеб закрыл глаза. Голос жены убаюкивал его.

– Кижи, Валаам – фантастические места силы человека. Я до сих пор не понимаю, как именно в таких суровых местах жили паломники, строились церкви и монахи бескорыстно, на одной вере, служили Богу. А люди! – какие удивительно простые и приветливые люди встречались нам во время путешествия… Давай, когда всё это закончится, снова поедем в Петрозаводск, ты будешь рыбу ловить, я морошку собирать… Мы будем засыпать, обнявшись, а проснувшись – завтракать кофе и геркулесовой кашей. И никакие сволочи… – она крепко прижалась к нему, – не отнимут тебя у меня, не помешают нам жить спокойно и счастливо.

Вскоре Маруся заснула. Глеб аккуратно освободился от руки жены, вдохнул аромат моря, оставшийся в её волосах после купания, тихо поднялся и, взяв телефон, спустился на первый этаж.

– Николай Иванович, извини, дорогой, что поздно, – начал он говорить, набрав номер генерала, – но мне нужно рассказать тебе о своих завтрашних действиях. С адвокатами я встретился; мы решили, что нужно сдаваться и потом, когда они получат доступ к уголовному делу, будем дальше думать, откуда у этой истории ноги растут.

– Как же вы, бродяги, мне сегодня надоели! Совсем покоя старому человеку не даёте! Час назад звонил твой Алексей, днём в офис ко мне приехал Михаил – все в недоумении и спрашивают, чем могут помочь, – голос генерала был бодр и даже весел. – А про твои переговоры с адвокатами я уже знаю. Дело получается громкое, разные люди начинают свою рыбку ловить. Так, секретарь Посольства России на Кипре, зачем-то сегодня дал интервью в местной газете, сказал, что ты приходил в этот дом дважды, что специально менял свою внешность, надевая голубые линзы и что хотел купить все картины, которые были в коллекции у киприота. А самое главное – что это ты выманил хозяина из дома для переговоров.

– Эти версии я уже слышал от адвокатов. Думаю, нужно взять листочек бумаги, написать фамилии людей, которые упорно продвигают такое развитие событий, и понять, кто их объединяет. – Глеб налил себе холодного чая и сел в кресло.

– Знаешь, почему старые генералы плохо спят? Нет! Так я тебе скажу! Пока умники версии кидают, мы ответы находим. Сегодня целый день только и занимался, что чертил да примеривал. И вот, что хочу тебе сказать. Никаких сомнений нет, ты угодил в хорошо оплаченный капкан Михельсона. Через четыре дня австрийцы выдают его России. Вчера с ним встречался адвокат, он отлично тебе знаком. Это директор кипрских компаний, принадлежащих олигарху, и зовут его…

– Майкл! – выпалил Глеб

– Так точно, он самый. Но чего ты не знаешь, так это что хозяин картины и Майкл – родственники, и я легко начертил линию, как они могли договориться и состряпать против тебя дело. Дальше. Секретарь Посольства, который совсем не похож на осторожных МИДовских служащих, почти обвиняет тебя в организации преступления. Его жена, оказывается, работает в одной из компаний холдинга СКИФ, и приближена своим руководством к некоторым секретам. Так у меня на листочке появилась вторая линия. Третью и самую жирную я прочертил, когда узнал, что следователь Лукомский выписал тебе повестку на судебное заседание по делу о хищении денег Пенсионного Фонда Ленинградской области. Первое слушание назначено на пятницу следующей недели, ты – главный свидетель, и именно твоя информация о нелегальных транзакциях между банками холдинга и банками Словакии позволила обвинить олигарха. А ты, друг дорогой, завтра стройными рядами топаешь в тюрьму Кипра и неизвестно, как сильно против тебя будут играть люди Сергея Михельсона, но одно уже точно: на слушания в Россию ты не попадаешь, а это значит, что огромный доказательный слой отрежут и выбросят в мусорку.

– Ого, – тяжело выдохнул Глеб, – какая каша заваривается.

– А чего ты хочешь? Олигарх бьётся за свою свободу. У него была пятёрка, год он отсидел в следственном изоляторе ФСБ, потом вышел под подписку, бежал в Австрию и уже у австрияков – полтора года в тюрьме. Если сейчас в суде его вину не докажут и приплюсуют все его сроки, учтут плохое состояние здоровья, он через год будет на свободе.

– Иваныч, может, позвонить кому, помощи попросить? МИД подключить? – Глеб понимал, что союзников в этом деле у него немного.

– Ты что? Кто будет в уголовный запах вляпываться! Всё, что сейчас возможно, мы делаем: адвокатов наняли, лишнюю пену с газет собьём, набирайся терпения и иди в тюрьму.

– Да, нечего сказать – поддержал… Ладно, давай прощаться, теперь уже скоро не позвоню. Держи связь через адвокатов. Пока.

Он отключил телефон, посидел ещё несколько минут в раздумьях. Неожиданно возникшая аллегория об урагане и ивовом прутике, склонившемся под ветром, но выжившем, в отличие от могучего дуба, настроила его на день, который уже наступил.

Глава 4

Глеб заснул под утро. Всю ночь он крутился, ворочался и пытался сложить полученную из Москвы информацию в систему своего поведения на первом допросе. Периодически он лирически отвлекался, представлял, что где-то действительно есть рычаг, взявшись за который, Ньютон мог бы перевернуть мир. А это значит, что во все времена знания давали возможность изменить обстоятельства, повлиять на судьбу и даже будущее. Его воображение рисовало кнопку, запускающую особым образом механизм, позволяющий возвращать время назад и, соответственно, не заходить в этот злополучный дом и не смотреть на картину Дега. Однако логика, всегда выступающая оппонентом фантазиям, совершенно точно подсказывала, что расслабленность, с которой он жил последнее время, сделали его абсолютно доступным для любых провокаций. И поэтому ему нужно радоваться, что выстроенный против него алгоритм действий не сделал его причастным, например, к убийству или сбыту наркотиков. Конечно, такие утешения были совсем слабы, и больше походили на уговоры ребенка съесть манную кашу с комочками вместо вареного лука в супе, но всё-таки мысли о том, что врагами сделан первый ход, и теперь ответные действия за ним, согревали его уверенностью, что он обязательно найдёт выход из этой ситуации.

Маруся проснулась первой и была очень удивлена, увидев крепко спящего мужа. Не зная ничего о его ночных бдениях, она подумала, что это отличный знак, указывающий на спокойствие Глеба. Поднявшись, она пошла на кухню и тут же вспомнила, что вчерашний ужин Мамаем пронёсся по запасам хозяина дома. Однако поиски продуктов помогли обрести всё необходимое для завтрака. В холодильнике почему-то осталось именно два яйца, в банке – последняя ложка кофе, а в открытой пачке две ржаные галеты. Приняв это за особый знак благоприятности планет и провидения, она с удовольствием приступила к приготовлению завтрака.

Глеб появился за её спиной настолько незаметно, что она вздрогнула, когда он наклонился и поцеловал её в шею.

– Привет, дорогая, – произнёс он, усаживаясь за стол, – как спалось? Я под звуки моря видел потрясающие сны… правда, как всегда не помню – о чём.

– Это хорошо, – ответила она, улыбаясь, – значит, ты выспался.

Резкий стук в дверь в долю секунды извлёк из сознания тревогу и страх.

Мысль, что полиция нашла его, обожгла холодом, но открыв дверь, Глеб увидел на пороге Искандера.

– Я за тобой! – прошёл он внутрь дома, не здороваясь. – Жена пусть остаётся тут, а я отвезу тебя в Пафос к адвокату.

– Нет! – неожиданно резко выкрикнула Маруся. – Я сама отвезу своего мужа, и никаких других решений не будет.

– Хорошо, – после небольшого раздумья произнёс гость, – тогда пошли к морю, у меня есть к тебе разговор.

Глеб наспех запихнул в рот половинку яйца под майонезом, сделал глоток чая, поймал злую гримасу жены и пошёл за Искандером к выходу.

– Слушай, – начал депутат, как только они подошли к линии прибоя, – мне стало известно, что австрийцы выдают России твоего бывшего шефа, Сергея Михельсона. Ты работал у него, поэтому точно знаешь, чем он владеет. У меня есть отличное предложение. Ему сейчас светит новый суд и новый срок, а у меня есть возможность, если он всё перепишет на меня, сделать так, чтобы он был на свободе через полгода.

– То есть, – Глеб напряжённо улыбнулся, – если я правильно тебя понял, доказанные эпизоды из нового уголовного дела олигарха могут исчезнуть взамен на принадлежащую ему недвижимость.

– Всё зависит от количества. Я знаю, у него есть дом на Кипре, земельный участок под строительство коттеджей, дом в Австрии и обалденно жирный счет в словацком банке. Поможешь всё это забрать, станешь моим бизнес-партнёром…

Глеб слушал этого человека, смотрел в его глаза и понимал, как неравномерно Бог разделил между людьми совесть. Те, кто ловит, не могут взять биту и треснуть вора по башке, боясь наказания закона и Бога, а те, кого ловят, не боятся ничего. Невероятно трудно бороться со злом, когда совесть и порядочность установила тебе рамки, переход за которые тут же делает тебя таким же, как они.

– А ты понимаешь, – произнёс Глеб, – что если я вам отдам такую информацию, и вы с ней придёте к Михельсону, то у меня могут быть проблемы. И потом, что-то я сомневаюсь, чтобы у тебя и твоих друзей хватило власти до суда развалить дело о Пенсионном Фонде.

Искандер громко рассеялся.

– Ладно, ты иди, подумай над моим предложением. Согласишься – и тут поможем, и в Москве защитим. Я могу любое уголовное дело в Москве открыть и закрыть… ты помни это, когда будешь папу навещать… и жена у тебя красавица – пока ты в камере, за них и заступиться-то некому.

Глеб промолчал. Его кулак на мгновение сжался, превратившись в кувалду, но снова пришедшая притча о согнутом ивовом прутике погасила всплеск адреналина. Его опыт и жизнь говорили, что там, где он не дотягивался руками, со временем голова помогала получить желаемый результат. И поэтому, – решил он для себя, – когда выйдет из тюрьмы, то обязательно выяснит, кого имел в виду депутат, намекая, что может развалить уголовное дело.

Развернувшись, не сказав «до свидания», он быстрым шагом пошёл к дому. Маруся, понимая, что пора уезжать, собрала вещи и ждала его в машине. Секунды, которые их разделяли, сами по себе ничего не значили, но конкретно эти приближали их друг к другу и поэтому были очень быстры.

Сев за руль автомобиля, Глеб посмотрел на жену пытаясь найти в выражении её лица волнение, но в ответ увидел желание скорее покинуть это место.

– Скажи, – начала она говорить, как только они поехали, – а почему ты вчера рассказал мне этот странный рассказ? Почему именно сейчас?

– Не знаю, – задумчиво произнёс Глеб, – наверное, хотел сказать тебе, что никакие испытания не должны разрушать отношений. Мне показалось, что в этом рассказе есть сила любви, такая нужная нам сейчас. Через час мы расстанемся, ты вернёшься в пустой дом, и сумерки принесут тебе страх, жалость и сожаление… – гони их всех к чёртовой матери! Выйди на балкон и громко скажи всем бедам и напастям, что им с нами не справиться.

– Как это – выйти на балкон?

– Дождись звёзд на небе, найди самую яркую звезду Ригель, в созвездии Орион, она немного ниже пояса, и крикни ей: «Я люблю своего мужа и хочу, чтобы у него всё было хорошо!»

– Да ты издеваешься надо мной? – Маруся засмеялась. – И вообще, хватит умничать. Ты прекрасно знаешь, что кроме большой медведицы я на небе ничего не найду.

– А это и не нужно. Небу важнее услышать тебя; а услышав, оно само доставит твоё послание.

Она поцеловала его в небритую щёку и, положив голову на плечо, остаток дороги молчала, представляя, как далеко придётся лететь её просьбе до звезды.

Тюрьма

Глава 1

Прощание с женой было тяжёлым. Он снимал губами её слёзы, обнимал, нервно мял пальцы, шептал «пора», стоял и не хотел никуда уходить. Полицейские, привыкшие к подобным эпизодам, спокойно обыскивали его машину, заполняли документы о добровольной явке в участок, даря им возможность ещё немного побыть вместе.

– Всё, всё, всё, – шептала она ему на ухо, – я не плачу, не плачу, ни чуточки, прямо как ты хотел, всё будет хорошо, и… – Адвокат взял Глеба за руку. – И я буду обязательно кричать звезде! – сказала она громче, смотря вслед уходящему в дверной проём мужу.

Войдя внутрь помещения, Глеб тут же был усажен на стул, ему на руки одели наручники.

«Зачем?» – мелькнула мысль. Он услышал, что этот же вопрос задал адвокат, переходя на греческий язык.

«Куда я убегу, – продолжил он говорить сам с собой. – Киприоты – странные и забавные люди. Говорят, говорят, постоянно хотят показать друг другу своё боевое оперение. Голос повышают, руками машут, глазами выражают больше, чем могут произнести. А на деле – хорошие, простые и совсем не подготовленные люди. Сейчас в комнате – трое полицейских, один рядом со мной, второй за спиной, третий у окна. Я стою у самого выхода из комнаты. Ключ от наручников у того, что рядом, на ремне у него пистолет, газовый баллончик и рация. Но именно ему больше всех нужно. Стоит, ругается с моим адвокатом и совсем не смотрит на меня. Сейчас делаю небольшое вращение туловища вправо, потом раскручиваюсь обратно в левую сторону и – локтем в нос. Спираль, распрямляясь, даёт энергию удару, полицейский отключается и падает как подкошенный. Остальные от страха и непонимания ситуации замирают, что даёт мне три-четыре секунды для того чтобы спокойно взять ключ от наручников и пистолет…»

– Глеб, – услышал он голос адвоката, – вас перевозят в тюрьму Лимассола, и там же будет первый допрос. Я на нём присутствовать не могу. Поэтому на все вопросы отвечайте «нет». Или говорите, что дадите пояснения только в присутствии адвоката. Вы понимаете? – он слегка качнул плечо Глеба, возвращая его из мира «боевых искусств» на Землю.

Глеб кивнул молча, вышел на улицу и вскоре, следуя за полицейским, сел на заднее сидение видавшего виды «Опель-астра» серого цвета. Выезжая из полицейского участка, он тянул и крутил шею в разные стороны, пытаясь ещё хотя бы раз увидеть свою машину и жену, но судьба уже решила эту ситуацию по-своему, отправив их в Лимассол разными дорогами.

Маруся ехала с камнем. Огромным, холодным камнем, придавившим её мысли и состояние настолько сильно, что слёзы текли сами, а нервы, спрятавшись от беды, дрожали сожалением и отсутствием веры в хорошее. Она боялась. В голову лезли мысли, одна страшнее другой. Преступники ночью, пока она спит, обязательно подбросят ей в дом картину или спрячут её где-нибудь в саду. Воображение рисовало здоровых мужиков, окружающих дом со всех сторон, лай её маленькой собаки, острые лучи фонарей, рыскающие по окнам, и беспомощный мобильный телефон, не имеющий в памяти экстренного вызова полиции.

Дорога летела, мелькая километровыми столбами, сопки, подпалённые локальными пожарами, сменились равнинами, а потом и мостами. Лимассол, – город, в котором она жила уже два года, – пролетел за окном без привычного разглядывания домов, витрин и реклам. Подъехав к дому, неожиданно для себя прямо на крыльце она увидела соседей.

– Боже, – выкрикнула она, выходя из машины, – вы не представляете, как я рада вас видеть! Как здорово! – сказала она вслух, и тут же услышала от своих мыслей фразу о неудержимом желании поделиться происходящим именно с ними.

– Мариночка, – кинулась она обнимать и целовать женщину, – как я боялась заходить в дом одна! Вы не представляете, что с нами происходит!

– Представляем, – спокойно ответил Семён, отвечая на приветствие Маруси, – мы с женой уже два дня ваш дом караулим. Ночами видим, как на той стороне улицы полицейская машина дежурит. Смешные такие! Сидят в засаде, ждут вашего приезда, а сами свет в кабине включают, постоянно чего-то едят и очень громко разговаривают. А вчера после обеда они позвали нас понятыми и, вскрыв вместе с «мухтаром» ваш дом, три часа производили обыск.

– Как это! Без нас! – открывая дверь дома, возмущённо произнесла Маруся.

Пройдя в гостиную, она тут же увидела на столе какие-то документы, ящики комодов были выдвинуты, картины сняты и поставлены на диван. Поднявшись на второй этаж, она сначала заглянула в спальню. Украшения из большой шкатулки были высыпаны на покрывало кровати, двери шкафов открыты, на полу валялись крышки от коробок из-под обуви, дамские сумки, журналы и книги из прикроватных тумбочек. Ужас медленно заполнял её сосуды, заставляя сердце стучать молотом по дрожащей от страха душе.

Гостевая спальня была разорена меньше. Запасные подушки и одеяла, сложенные раньше в пластиковые сумки, лежали в углу, а верхняя одежда с вывернутыми карманами хотя и висела на вешалках, но совсем не в той последовательности, которую она бережно создавала сама.

Войдя в кабинет мужа, она тут же села на диван. Увиденное отобрало последние силы, сделав ноги ватными. Рабочий стол Глеба стоял, как на витрине мебельного магазина, сверкая лаком – он показывал рисунок дерева, который она никогда не замечала из-за стоящих на нем раньше компьютера, принтера и папок с документами. Индийский шкаф, хранивший большое количество минералов и безделушек, привезённых Глебом из разных стран, был открыт, и голые полки с размазанной пылью определённо говорили, что содержимое исчезло.

– Да, – произнёс Семен, проходя в кабинет, – тут они провели больше всего времени. Рылись и потом забрали все бумаги, унесли технику, видеокассеты и диски, флешки, винчестеры, даже… – он показал рукой на стену, – зачем-то взяли фотографии детей и внуков.

Маруся молчала, смотрела по сторонам и не могла поверить в происходящее. На мгновение она закрыла глаза, представляя, что сейчас всё исчезнет само собой, и страшное наваждение – это всего лишь игра её испуганного воображения; но открыв глаза, она поняла, что всё уже случилось, и теперь с этим нужно жить и как-то противостоять.

– Думаю, – продолжил Семён, – что для вас самым плохим будет изъятие камней из шкафа Глеба. Я слышал, о чём они говорили, и видел, как светились радостью их глаза, когда они нашли мешок зеленых кристаллов, потом в каменных чашах были огранённые жёлтые, фиолетовые, белые и голубые камни. А когда они нашли ромбические кристаллы, то бегали минут двадцать, как ошпаренные. Звонили, кричали и все, кто участвовал в обыске, приходили на них посмотреть.

– Вот, – он протянул Марусе бумаги, – это протоколы изъятия, они оставили их в гостиной. Тут написано, что у вас нашли изумруды, полудрагоценные камни ювелирной огранки и кристаллы настоящих алмазов. Я так понимаю, они ещё хотят обвинить Глеба в незаконном хранении драгоценных камней.

Глаза Маруси наполнялись слезами. Беда окружала со всех сторон, отбирая последние силы, сбереженные для борьбы. Она встала с дивана, положила на стол документы и пошла в спальню; неожиданно сильный сон прямо в одежде уложил её на кровать и накрыл одеялом.

Глеб сидел один на заднем сиденье автомобиля, рассматривал свои наручники, считал звенья, их соединяющие, зубчики до замка, изучал сильно оцарапанное отверстие под ключ и думал о допросе. Теперь это было самым важным. Понимание того, что через несколько минут начнётся своеобразная игра интеллектов, заключённая в словах, провокациях и обвинениях, заставляла его собраться, вспомнить все детали встреч с хозяином картины. Он настраивался на некое соревнование, понимая, что ему будут задаваться сложные вопросы, ответы на которые нужно будет находить мгновенно. Ему казалось, что данный вид общения с полицейскими должен походить на стрельбу по тарелочкам. Траектория неизвестна, скорость неизвестна, а попасть нужно – соединив палец на спусковом крючке с мгновенной, анализирующий все аспекты, интуицией.

Неожиданно вибрация во внутреннем кармане ветровки нарушила все его мысли, заставив достать телефон и посмотреть на адресата.

– Папа, – услышал он голос дочери, нажав на соединение, – куда пропал? Я уже третий день не могу до тебя дозвониться. Интернет, газеты пишут, что тебя разыскивает Интерпол, что ты совершил преступление, организовав кражу дорогой картины.

– Шурка, – еле слышно произнёс Глеб, посмотрев на своих конвоиров, – как здорово, что ты позвонила.

– Мы с мамой ничего не понимаем! Телефон твой молчит, я уже стала думать – а вдруг тебя убили? К нам вчера приходила полиция, спрашивали, где тебя искать, чем ты занимаешься и сколько у тебя денег.

– Дочурка, что ты столько вопросов задаёшь. Я жив, здоров, сейчас меня везут в тюрьму, я сегодня добровольно сдался. Лучше расскажи, как живешь, как там мои внуки поживают? – Разговор приносил ему успокоение, голос его любимой девочки придал ему уверенности в том, что семья, дети волнуются и очень хотят поддержать его и помочь.

– У нас всё хорошо. Мама сняла большую яхту, позвала своих друзей и мы катаемся. Ты, наверное, забыл – у неё сегодня день рождения, и у нас очень большая программа…

Она говорила, смеялась, отвлекалась на чьи-то вопросы, снова продолжала рассказывать о празднике и подарках для мамы, а настроение Глеба, так сильно вспорхнувшее, когда он услышал голос дочери, менялось.

– Подожди, – перебил он её, – ты приедешь ко мне в тюрьму? Очень хочу тебя увидеть.

– Даже не знаю, – ответила она так быстро, как будто ждала этого вопроса. – Мы сейчас плывём на другой конец острова. Завтра и послезавтра – живем в отличном пятизвёздочном отеле, потом возвращаемся на яхте в Лимассол. Представляешь, какая у нас насыщенная программа!

– Рад за тебя, – произнёс он, отключая телефон. Ужасная параллель, пролетевшая через года, пронзила его схожестью слов и интонаций. Глеб откинулся на спинку сиденья и вспомнил, как двенадцать лет назад его арестовали в Намибии. Как полицейские побоялись обыскивать его, и поэтому он оказался в камере с телефоном. Как набрал он номер жены, стараясь рассказать о своём трудном положении, и как услышал в ответ – безразличие.

Он улыбнулся. Надежда, что, может быть, дочь не совсем поняла его слова о тюрьме мелькнула лучиком, разгоняющим плохие мысли и осталась, как ниточка спасения, за которую Глеб, схватившись двумя руками, потянул, уговаривая себя, что она обязательно к нему придёт.

Машина остановилась во внутреннем дворе тюрьмы. Глеб очнулся от своих воспоминаний, вышел из автомобиля, прищурившись, посмотрел на яркое солнце, почувствовал его тепло на лице и пошел следом за полицейскими.

Пять минут хождения по коридорам и лестницам привели его к двери на третьем этаже. У входа в комнату толпились люди; было видно, что все они собрались тут именно для того, чтобы посмотреть на русского, совершившего самую громкую кражу за всё время их работы в полиции.

Глеб вошёл внутрь помещения, сел на указанный ему стул и стал с любопытством рассматривать интерьер. Через несколько секунд он демонстративно улыбнулся, давая собравшимся понять, что ему очень нравятся десятки спортивных кубков в старом шкафу, фотографии футбольных команд разных лет, грязные чашки из-под кофе и пустые стаканы на подносе.

– Ну что ж, приступим, – неожиданно для него произнесла женщина, сидящая за столом. – Я – Елена Михаэль, следователь отдела квартирных краж, веду расследование преступления, совершённого по адресу: улица Микон, дом номер один, в деревне Апеша.

По данным, которыми мы располагаем, вы дважды посещали дом по этому адресу и интересовались коллекцией картин господина Мариоса. А в день вашей встречи у адвоката грабители сломали двери дома и похитили самую ценную картину из коллекции – полотно французского живописца Эдгара Дега, стоимостью шесть миллионов евро. А так, как мистер Мариос покинул дом для встречи с вами, и именно вы хотели купить эту картину, следствие выдвигает вам обвинение в организации этого преступления. Прошу вас, – она протянула Глебу лист с печатаным текстом, – ответить на вопросы в последовательности, указанной в этом документе.

Это был подарок, удача, на которую он никак не мог рассчитывать. Ему давали в руки вопросы, прочитав которые, можно было продумать ответы, связать их в единую линию защиты, понимая, что никаких неожиданностей не будет. Он читал, смотрел на людей, собравшихся в комнате, понимал, что они тоже визуально изучают его и выстраивал линию своего поведения.

– Значит, так, – после небольшой паузы, начал говорить Глеб, – перед тем, как начать отвечать, я хочу сделать заявление. Вы сказали, что следствие выдвигает мне обвинение в организации кражи картины. И я так понимаю, это обвинение опирается на факт моего приезда в дом Мариоса и беседу у адвоката. Но на всех встречах присутствовал водитель такси, который забирал меня от отеля и привозил обратно, он же привозил меня и к адвокатам. Мой партнер по бизнесу, южноафриканец, занимался организацией встреч и лучше меня знал, когда дом с коллекцией останется без присмотра, секретарь хозяина дома, молодой тридцатилетний парень, тоже присутствовал на всех наших переговорах. Поэтому я считаю, что у вас нет оснований именно меня считать организатором кражи.

– Все арестованы и уже находятся в тюрьме, – прервала его женщина-следователь, – вы, похоже, не очень понимаете серьёзность своего положения. Работает очень большая, специально созданная группа. Мы сняли отпечатки пальцев в доме, запросили распечатки телефонных звонков всех фигурантов этого дела, нашли свидетеля, который видел, как фургон с лестницей в кузове подъезжал… – Она говорила, и это было то, чего хотел Глеб. Елена Михаэль, гордая своей значимостью как руководителя группы с особенными полномочиями, сидела напротив него, уверенно смотрела и рассказывала то, чего ему так не хватало для построения защиты. Когда она закончила свою речь, в её руках уже был карандаш, настойчиво стучащий по столу, глаза горели справедливым гневом, выражая уверенность и превосходство. Офицеры, присутствующие в комнате, молчали, разделяя боевое настроение своего начальника.

– Замечательно, – произнёс Глеб, стараясь под тяжестью взгляда следователя не проявлять иронии, – я уверен, что вы разберетесь в этом деле и сами убедитесь в несостоятельности обвинений, выстроенных против меня. Сегодня отвечать на вопросы я не буду. Во-первых, тут нет моего адвоката, во-вторых, мне нужно с ним посоветоваться, прежде чем отвечать на вопросы, указанные в списке, и в-третьих, пожалуйста, снимите с меня наручники, они очень плотно застёгнуты и давят на запястья.

Тишина, повисшая в воздухе, выражала на лицах полицейских недоумение и разочарование; было очевидно: они все хотели бурного допроса, быстрого раскрытия и радости от своей работы.

– Зачем вам адвокат, – уже более спокойным тоном произнесла следователь, – для ответов о семье, работе и месте проживания? Давайте договоримся: вы сейчас отвечаете на те вопросы, которые не требуют консультации с адвокатом.

Глеб понял: спокойствие восстановлено, росточки доверия появились и, чтобы их не «затоптать», нужно начать говорить.

– Я вместе со своей семьёй приехал на Кипр двадцать лет назад. Сын Савва закончил здесь школу, институт и сейчас работает в другой стране; дочь Александра замужем, родила двух сыновей, живет на острове. Жена восемь лет назад развелась со мной, и три последних года я нахожусь в новом браке. У меня две компании: одна в России, – она занимается разведкой калийных солей, вторая тут, – покупка и продажа алмазов. Дом на Кипре я арендую, он находится в шести километрах от Лимассола.