Текст книги "Других у Бога нет"

– Скажите, а зачем вы в первый раз поехали в дом мистера Мариоса и какой эксперт по картинам был вместе с вами?

Глеб улыбнулся:

– То есть, вы всё-таки хотите начать разговор без адвоката?

– Да, – уверенно произнесла следователь, – и поверьте, лично для меня это знак того, что вы не будете прятаться за адвоката, а значит, действительно не виноваты.

«О как! – подумал Глеб. – Ради желания скорее получать от меня информацию и красное словцо о невиновности прозвучало».

– Хорошо, тогда принесите, пожалуйста, стакан воды и всё-таки снимите наручники.

Через несколько минут вода, салфетка, блюдце с двумя печеньями стояли на столе, наручники повисли на поясе конвоира, любопытные из коридора нашли себе стулья, следователь достала протокольные формы и приготовилась записывать.

– Мы с женой не имеем дома на Кипре, – начал свой рассказ Глеб, – и поэтому приняли решение о покупке своего имущества. Нам не нравится жить в городе, поэтому ещё полгода назад я обратился в одну компанию, – все телефоны и контакты у меня в компьютере, – с просьбой подыскать нам дом в деревне. С этой целью, – и это очень легко проверить, – мы посмотрели несколько вариантов, которые, к сожалению, нам не понравились. Поэтому, чтобы ускорить процесс, я обратился к своим друзьям и знакомым с просьбой помочь найти подходящий дом. Приблизительно месяц назад мне позвонил мой партнёр, южноафриканец, и сказал, что нашёл для меня хороший вариант.

– Я хочу уточнить, – остановила его следователь, – вы имеете в виду Стива Олдрич? Если да, то поясните, какие у вас отношения, чем он занимается и почему вы называете его партнёром.

– Да, я имею в виду Стива, он работает у меня в компании на Кипре, занимается связями с алмазными биржами в Израиле и ЮАР. У нас многолетние отношения, он вхож в мою семью и поэтому часто является гостем на различных торжествах…

Глеб говорил и одновременно слушал себя со стороны. Казённость и лаконичность его ответов нравилась присутствующим, он ловил это в выражениях их глаз и незначительных жестах, подчёркивающих удовлетворение.

– Стив договорился с хозяином дома о дате и времени моего приезда, и если вы получите распечатки с моего мобильного телефона, то увидите, что я никогда не звонил мистеру Мариосу, и никогда сам не назначал никаких встреч. Что же касается эксперта по картинам, который якобы был вместе со мной на встрече, так это из разряда курьёзов.

У меня сохранились отношения со школьным другом. И я, решив сделать ему приятное, пригласил его пожить у меня дома. Мы катались по острову, купались в море, ходили по тавернам – то есть всегда были вместе. И поэтому, когда наступило время поехать посмотреть дом, я взял его с собой.

– Но, – перебила его следователь, – почему тогда он ходил по дому с листочком бумаги и записывал названия картин?

– Это произошло как раз таки по просьбе самого хозяина. Когда мы приехали и нас стали угощать чаем, мистер Мариос заявил, что продаёт дом вместе с коллекцией своих картин и хочет, чтобы мы записали для себя наиболее ценные экспонаты.

– Вы не находите это странным? – снова перебила его следователь. – Если вас интересует дом, зачем делать для себя каталог картин?

– Ну каталоги ручкой на листочках не делаются, а тем более, как заявляет хозяин, очень ценных картин. Просто когда я высказал именно такое же предложение, как и вы, сказав, что меня интересует только дом, мистер Мариос сделал мне выгодное предложение. Он попросил помочь продать его коллекцию в Москве, и если я найду покупателя, то стоимость дома будет снижена вдвое. Поэтому я попросил своего товарища записать названия наиболее ценных картин и мы договорились, что в случае появления покупательского интереса мистер Мариос сделает настоящий каталог.

– Вы можете назвать фамилию вашего товарища, адрес проживания и род деятельности? В случае необходимости наши коллеги из Интерпола допросят его.

– Попов Виктор Владимирович, проживает в Подмосковье, точный адрес не помню, но могу дать его телефон. Работает охранником, отношения к бизнесу и картинам не имеет.

– Хорошо, – отрываясь от записи в протоколе, задумчиво произнесла следователь, – и тогда ещё один вопрос о Стиве… Почему вы переводили ему на счет крупные суммы денег? – она достала несколько листочков и протянула их Глебу.

– Откуда это у вас? – удивлённо произнёс мужчина, пробегая глазами по знакомым документам.

– Мы обыскали ваш дом. Изъяли печати компаний, уставные документы, договора, большое количество драгоценных камней, компьютер, часы и украшения.

– А как это возможно? – Глеб представил, какое потрясение испытала жена, вернувшись в дом после обыска. – Почему в моё отсутствие, без адвоката, разве это не является нарушением моих прав?

– Отвечайте на вопрос: за что или за какую работу вы перевели на личные счета Стива более четырёхсот тысяч долларов? Не являлись ли эти деньги оплатой за организацию кражи картины?

«О, снова в голосе следователя нотки хозяина положения, и снова проводится линия о моём участии в преступлении», – отметил Глеб.

– Странный вопрос! Вы же смотрели платежки, тут черным по белому написано, что все переводы сделаны за бриллиант весом 8.88 карат. А если вы рылись в моих документах, то наверняка нашли договор с банком о аренде ячейки, в которой этот камень хранится. Хотите проверить – я готов с вашими людьми проехать в банк и показать бриллиант.

– Нет, о камнях с вами будет разговаривать следователь таможенного комитета, у них к вам очень много вопросов… в том числе – и о найденных у вас крупных алмазах общим весом четыреста двадцать карат.

Глаза Глеба раскрылись от удивления настолько сильно, что лобные морщины стали вдвое глубже. Алмазы у него дома, да ещё в таком количестве были либо шуткой, либо провокацией.

– Мы, – продолжила следователь, – проверили балансы на всех ваших счетах в банках, там явно не достаточно средств для покупки дома. Вы можете сейчас сказать, на какие средства вы планировали совершить покупку?

«Хороший вопрос, – подумал Глеб, – и главное – протокольный. Скажи сейчас правду – и объясняйся потом с налоговыми службами».

– Во-первых, у меня есть бриллиант, и я купил его именно для того, чтобы перепродать.

Во-вторых, у меня в России есть в собственности земля, двести двадцать гектар, и я выставил её на продажу, и в-третьих, вы проверяли счета на Кипре, и совсем выпустили из вида счета в России. И в заключение, у меня есть кипрский паспорт и хорошая банковская история, что дает мне право на получение кредита при покупке недвижимости.

«Не получается, не складывается у них, – крутились мысли в голове Глеба, – не нравятся мои ответы, на лицах написано, что сегодня рапортовать своему начальству нечего, и что пузырь, который они надули, называется мыльным».

– Скажите, а почему вы с женой поспешно покинули свой дом и уехали на три дня в неизвестном направлении? Объясните, почему ваш телефон был отключен и мы не могли до вас дозвониться? Люди, которым не от чего скрываться, не совершают подобных действий.

«Ну, это легко!» – сказал сам себе Глеб, понимая, что сегодня ему удалось разрушить уверенность следователя в его причастности к краже.

– То есть этим вопросом вы хотите сказать, что мы пытались скрыться от полиции? У вас очень странные представления о жизни людей! Посмотрел два раза дом – значит, виновен в пропаже картины; не нашли дома и не дозвонились – скрываются от правосудия. А на самом деле всё очень просто. Три дня назад мы с женой утром поднялись и решили, что неплохо позавтракать в отеле Amathus, – видеокамеры легко это подтвердят. Лежание у бассейна не похоже на бегство от полиции, правда?.. Потом мы поехали встречать наших друзей из Минска и, конечно же, хорошо выпили. Друг, понимая, что пьяным за руль садиться не нужно, любезно предложил мне ключ от городской квартиры, где мы и переночевали. Утром следующего дня, а это была суббота, позвонил приятель из Ларнаки. Как человек восточный, он гостеприимно предоставил свой дом на берегу моря, где мы с удовольствием прожили ещё два дня. Что же касается телефона – так как это место удалено от города, связь в доме очень неустойчива, что при необходимости вы можете легко проверить. В понедельник я случайно в Интернете увидел сообщение о краже картины, позвонил своему адвокату и он уговорил меня прийти в полицию, не теряя времени.

Тишина, возникшая после того, как Глеб перестал говорить, родила ещё одного полицейского и совершенно лишила следователя желания задавать вопросы.

Глава 2

После допроса на Глеба снова одели наручники, и конвоир попросил следовать за ним. Шагая по коридорам, мужчина достаточно быстро понял, что его ведут той же дорогой, а значит – говорила ему логика – опять куда-то повезут. И действительно, через несколько минут он снова был посажен в «Опель-астра», но как только они поехали, телефон, так и не изъятый у него, дал знать о себе настойчивой вибрацией.

– Всё подтвердилось, – услышал он голос генерала, – адвокаты строят защиту Михельсона исходя из того, что тебя на судебном заседании не будет. Поэтому пока они победили, олигарх получит маленький срок. Но это еще не все проблемы… в марине Бейрута сейчас стоит яхта. Владелец – какой-то белорусский бизнесмен. У нас есть сведения, что он должен привезти на Кипр сто пятьдесят миллионов Венесуэльских боливаров, и мне позарез нужно вычислить, кто это таскает деньги контрабандой и куда они дальше пойдут.

– Подключи Михаила и Алексея. Пусть они вылетают в Ливан, а я придумаю, как мне оставаться с вами на связи. – Глеб посмотрел на водителя автомобиля и конвоира – его телефонный разговор не раздражал полицейских. – Слушай, Иванович, у меня в гостях был школьный друг, Виктор Попов… человек он простой, фермер, не хочу, чтобы у него были неприятности из-за меня. У тебя же есть знакомые в Интерполе – пусть пока идет разбирательство на Кипре, они его не дёргают допросами…

Телефон щёлкнул и потух, батарейка как обычно умерла в самый неподходящий момент.

Убрав мобильный в карман, Глеб стал рассматривать город, в котором он жил уже так давно.

«Вот, – сказали его мысли, – улица, по которой я водил детей в русскую школу. А за углом – дом, в котором мы жили первые два года. Кажется, это было так давно… и в то же время – совсем недавно». Его воображение нарисовало знойный июльский день, открытое окно на втором этаже и приятную истому, разморившую его после сытного обеда в гостиной. Тёплый ветер шевелил складки штор, воробьи чирикали вполголоса, вокруг лампочки летали мухи, сон закрывал глаза, собираясь показать красивую сказку. Как вдруг неожиданно, словно с неба, на его грудь упал небольшой камушек. Глеб открыл глаза, посмотрел на потолок, по сторонам, и только собрался продолжить дорогу в страну сладких грёз, как ещё один камушек попал ему в руку. Сон, такой желанный и красивый, пропал, не оставив даже воспоминания. Он поднялся и стал внимательно смотреть по сторонам; и заметил, как в открытое окно влетает третий камушек, попадая в то место, где он только что лежал. Пуля летела медленнее, чем раздетый по пояс Глеб мчался по лестнице вниз. Выбежав на улицу, он тут же всеми своими сто килограммами веса схватил двух онемевших от страха подростков.

– Вы что это делаете! – кричал он громче иерихонской трубы, одновременно сдавливая клещами своих пальцев костлявые плечи мальчишек. – Зачем камни в окно бросаете?

– Мы… я… – пронзённый страхом, попробовал произнести несколько букв один из подростков.

– Шурка… – наконец-то выдавил он из себя слово и обмяк.

– Так, – начиная понимать, что происходит, меняя тон и силу своего захвата, сказал Глеб, – вы что, Александру таким странным образом зовёте?

«Да!» – дружно кивнули их стриженные полубоксом головы.

– Ну вы паршивцы! – Глеб улыбнулся. – Она с другой стороны дома, у бассейна, вместе с братом купается. Дуйте туда и камни больше не бросайте, у нас звонок работает.

Мальчики, убедившись, что их не будут разрывать на сотни маленьких медвежат, выпрямили плечи и быстро скрылись за углом дома.

«Да, – сказали его мысли, – столько лет прошло… время летит быстрее нас, и когда-нибудь эпизод с картиной будет только воспоминанием».

– Выходите! – Услышал он голос конвоира. – Приехали.

Здание центрального полицейского участка было ему очень хорошо знакомо. Перекрёсток, на котором оно находилось, он проезжал как минимум один раз в день, возвращаясь домой из города.

Пройдя внутрь двухэтажного строения, Глеб был передан под роспись улыбчивому, седеющему на висках полицейскому с цифрой «33» на погонах. Наручники, шнурки на кроссовках, ремень, часы и телефон очень быстро были отправлены в ящик письменного стола, на котором стояла рация одного возраста с полицейским.

Пройдя в камеру, он обрадовался. Небольшое помещение три на три метра имело два бетонных лежака, металлический стол, окно с мощной решёткой, дверь, за которой был туалет, и полное отсутствие следов пребывания другого человека. Получив тонкий ватный матрац и подушку пятнистого вида, комплект белья и бутылку воды, он с удовольствием отметил, что в таких условиях можно ждать освобождения.

Возможность находить хорошее в плохом, сформировавшаяся годами, подтолкнула его к мысли о влажной уборке своего персонального номера, и вскоре «тридцать третий» принёс ему ведро, тряпки, порошок «Cif» и в виде бонуса – сэндвич с листьями салата и сыром.

Стены, исписанные на греческом языке, хранили несколько ругательств, картинок сексуальной наклонности, и поэтому, смочив тряпку и не жалея порошка, Глеб начал именно с них. Угол, где находилась его подушка, был отдраен до излишней матовости и частичной потери краски. Сигаретный пепел, оставленный поколениями сидевших курильщиков, скопившийся между решёткой и окном, требовал скребка, но настойчивость и избыток времени делали своё дело.

Перейдя к полу, он с удивлением отметил, что коричневая плитка положена хорошо, швы ровные и пропорциональные, а плинтуса, выполненные из обрезков этой же плитки, в некоторых местах «дышат», и при определённых усилиях их можно будет оторвать.

Через несколько часов и четырёх смен воды в ведре он почувствовал усталость. Сэндвич, любезно подаренный полицейским, лежал на столе и предательски настаивал на том, что работу пора заканчивать. Глеб вымыл руки, заправил лежак, и только хотел с наслаждением перейти к еде, как дверь его камеры отворилась, и «тридцать третий» жестом позвал его на выход.

Полицейский участок оказался очень маленьким. Выйдя из камеры, Глеб сразу оказался в коридоре, из которого одна дверь вела в комнату для допросов, вторая – в дежурную часть, а третья – на лестницу между этажами.

– Стой! – Услышал он команду. – К тебе пришли адвокат и жена. Напоминаю: ты ничего, ни листочка, ни записки какой не должен передавать без моей проверки.

Открыв дверь перед Глебом, он отошёл в сторону, пропуская его в комнату.

Маруся была в белом платье. Кудрявые волосы струились по плечам, розовые щёки выдавали волнение, улыбка скользила и пропадала, взгляд растерянно искал поддержки.

– Ты сюда садись, – указал «тридцать третий» на стул справа от письменного стола. – Вы – сюда, – показал он жене на стул слева, а сам величественно устроился в торце.

Адвокат, оставшись без стула, улыбнулся и вышел из комнаты.

Сначала, не зная, как вести себя в подобной ситуации, они рассматривали друг друга; потом, медленно бросая взгляды на полицейского, протянули руки навстречу друг другу.

Прикосновение принесло им радость и облегчение, Маруся выдохнула напряжение и стала говорить.

Она рассказывала, как, вернувшись домой, увидела на крыльце дома соседей, как поддержали и помогли они своим присутствием. Как страдала от последствий обыска, как не могла спать, вздрагивая от каждого шороха, как готовила ему еду… Она говорила, торопилась, стараясь скоростью слов сказать о своих чувствах.

Глеб гладил её пальцы, пробовал вклиниться в монолог, но понимая, что это невозможно, улыбался.

«Тридцать третий», сидящий в торце стола, какое-то время крутил головой, переводя взгляды с одного на другого, потом неожиданно поднялся и, ничего не говоря, оставил их наедине. Не закрывая за собой двери, он вышел в коридор, где у жестяной банки, служившей пепельницей, курил адвокат.

– Ничего не понимаю, – сказал он, закуривая, – и кто это только придумал. Устав говорит, что я должен присутствовать на свидании… а что я могу понять! – они говорят на русском языке. И вообще, я не верю в эту историю. Шесть миллионов висят у человека в деревенском доме – ни сигнализации, ни страховки, ни документов, подтверждающих подлинность. Шум подняли, клиента твоего к нам посадили, в одиночку, чтобы у него ни с кем контакта не было… Детский сад, – делая две длинных затяжки и выбрасывая сигарету, сказал полицейский, возвращаясь в комнату. – Всё, свидание окончено. Давайте сюда ваши пакеты с едой, будем проверять, вдруг вы туда напильник положили, – рассмеялся своей шутке «тридцать третий».

Маруся выставила на стол два пакета. Полотенце, туалетные принадлежности, спортивный костюм, большая книга, макароны с луком и куриными сердцами, бутылка Кока-колы, сыр с виноградом и яблоком – все это доставалось из пакета и возвращались обратно без явного желания полицейского изучать продукты досконально.

Прощаясь, Маруся обняла мужа и шепнула на ушко, что в Кока-коле его ожидает сюрприз.

Разговор с адвокатом был коротким. Ему показали сделанные запросы, попросили перевести гонорар и пожелали терпения, сказав, что лично для него удалось добиться разрешения на ежедневные свидания с женой.

Вернувшись в камеру, Глеб, разложив еду на столе, выкрутил красную крышку с бутылки и сделал глоток. Концентрация виски Chivas Regal была больше похоже на то, что именно виски немного разбавили Кока-колой.

– Ах ты ж моя прелесть! – произнёс он громко, делая второй глоток.

Маруся, выехав из полицейского участка, почувствовала себя лучше. Картинки, которые она от страха рисовала перед свиданьем с мужем, совсем не совпали с действительностью, и поэтому обычные мысли и планы стали возвращаться к ней желаниями пойти к людям, потолкаться в магазине, почувствовать, как мир движется вокруг неё.

Глеб же, допив виски почти не закусывая, опьянел, и постоянное напряжение, открыв алкогольным ключом замки души, поехало асфальтовым катком по нервам.

Он не плакал, просто чувствовал, как слёзы текут по щекам. Скулы, сдавленные состоянием обиды и невозможности выйти из тюрьмы, ходили желваками мышц. Необъяснимая боль пришла в грудину, потом под лопатку и эхом отдалась в левом локте. Он лёг, закрыл глаза и увидел себя мальчиком в коричневых сандалиях, гольфах, где застиранная резинка держалась только в ту секунду, когда их натягивали, шортах с отворотами и рубашке зелёного цвета. Он бежал по оврагу, который был за детским садом. Высокие папоротники, превышающие его рост, создавали ощущение фантастического мира, таинство леса захватывало дух, а ветер, шумящий в соснах, добавлял адреналина ногам, заставляя лёгкие дышать полной грудью.

Поляна, заполненная солнечным светом, встретила его красными бусинками земляники. Нанизывая ягодку за ягодкой на стебель луговой травы, он торопился. Мама должна была прийти за ним с работы, и ему очень хотелось собрать для неё несколько ягодных ниточек, пахнущих летом и любовью.

– Мама, – произнёс он, открывая глаза и чувствуя, что слезы хлынули с новой силой. – Умерла так неожиданно, так быстро, а главное – ни с кем не простившись. Меня в реанимацию не пустили, отец, обиженный на неё, в больницу не поехал, внуки, выросшие за границей, отдали ей почести своим воспитанием, но душа их так и не поняла, что ушла кровь, давшая им жизнь… Господи! – он обхватил голову руками. – Как же Ты мог отобрать у меня мать, оберегающую и молящуюся даже за моего ангела-хранителя. Теперь у меня больше никого не осталось… – Он замолчал, почувствовал, что сказал неправильно и убедительно произнёс: – Нет, есть человек, который, просыпаясь, думает обо мне, а засыпая, целует.

Солнце, устав давать жизнь всему живому на Земле, простилось с линией горизонта. Сумерки медленно потушили свет в камере, успокоили сожаления Глеба и он, съев в темноте приготовленную женой еду, лег на правый бок, пожелав себе спокойной ночи.

Часть 2

Второй тюремный день начался прекрасно. Ему принесли еду которая полагалась каждому заключённому. Разворачивая пластиковый пакет, он с удивлением обнаружил большой кусок сыра, два помидора, огурец, яблоко, сливочное масло в маленькой упаковке, пакетик чая и кофе, три огромных куска кукурузного хлеба и полуторалитровую бутылку воды. Есть Глебу не хотелось, но вид очень даже приличных продуктов добавил ему настроения, и он решил, что гимнастика разбудит его мышцы, а потом и аппетит.

Круги, которые он стал выхаживать по часовой стрелке, были очень маленькими, составляя в диаметре двенадцать шагов. Бутылка воды, превратившись в гантель и переходя из одной руки в другую, позволила хотя бы немного нагрузить плечевой пояс. Перейдя к приседаниям – классическому упражнению «узников» – он делал резкий вдох, поднимаясь, и медленный выдох, опускаясь, заставляя лёгкие расправиться навстречу новой жизни.

Закончив тренировку, он пошёл в туалет и тут же вспомнил, что вчерашняя уборка ограничилась только камерой. Унитаз, раковина, кран, душевой поддон и лейка могли бы послужить отличной декорацией к фантастическим фильмам о будущем после ядерной катастрофы. Грязь, которая после «взрыва» превратилась в окаменевшие массы, особенно по углам и за унитазом, три часа сопротивлялась усердному, с использованием острого края оторванного керамического плинтуса, труду Глеба и наконец-то сдалась на милость победителя. Фаянс стал белым, кран и лейка – хромированными, душевой поддон показал блеск нержавеющей стали.

Почистив зубы и умывшись, он сел к столу, понимая, что радость труда прекрасно израсходовала его жирующие калории, и наступило время пополнения запасов.

Положив на хлеб сыр и взяв в руки крепкий, аппетитный помидор, Глеб на секунду задумался, представив завтрак с Марусей под плетёным ковром маракуя, но был возвращен обратно громким лязгом дверного затвора его камеры.

Рыжий долговязый полицейский с тремя цифрами на погонах вошел к нему, не здороваясь, по-хозяйски осмотрел стены, помещение туалета, одобрительно хмыкнул и так же молча показал рукой на выход. Глеб поднялся и прошёл в комнату для допросов. Секунды, которые были даны для размышления на тему причин, отложивших его завтрак, кончились – на пороге появилась сияющая Маруся.

Смелость, проснувшаяся с ней в это утро, не стала спрашивать разрешения у идущего следом за ней полицейского и она, увидев мужа, кинулась обнимать и целовать его. Долговязому это не понравилось, и он всеми силами своего серьёзного положения и ответственного работника громко прекратил это безобразие, посадив их по разные стороны стола.

Однако Марусю это совсем не расстроило. Её энергия, свет идущий из глаз не хотел замечать решёток на окнах, наручников, полицейских и прочих атрибутов тюрьмы. Муж сидел напротив неё, а значит – был рядом. А ничего другого ей и не нужно было.

– Смотри, что я тебе принесла, – стала она доставать из пакетов пластиковые контейнеры, – сырники, сметана, – это ты будешь есть сейчас, на моих глазах. На обед или на ужин, – как захочешь, – форель. – Она достала второй контейнер и, открыв крышку, показала рыбу, которая тут же не понравилась долговязому. Не обращая внимания на вопросы Глеба и недоумение Маруси, он лихо пластиковым ножом разрезал рыбу по позвоночнику и, раскрыв её, стал ковыряться в запеченном укропе.

– Автомат ищет! – весело произнёс Глеб, уверенно думая, что полицейский не знает русского языка.

– Дурак, что ли! – рассмеялась Маруся. – Думает, я тебе в рыбу напильник положила?

– Наркотики, – спокойно, на хорошем русском произнёс полицейский, накрывая рыбу крышкой. – Это всё, что вы принесли, или ещё есть что-нибудь? – спросил долговязый, всем своим видом показывая удовлетворение.

Маруся, как пойманная за руку во время воровства, покраснела и молча достала из другого пакета бутылку Кока-колы. Не произнося ни слова, она скрутила красную крышку, сделала глоток и поставила бутылку на стол.

– Больше ничего нет, – произнесла она тихо, смотря прямо в глаза мужу.

– Яблочный сок в следующий раз принеси, пожалуйста, – так же тихо произнёс Глеб, делая глоток Кока-колы из этой же бутылки.

– У вас десять минут, – поднимаясь со стула, уверенно произнёс долговязый, оставляя их наедине.

– Мама, – закрывая рот рукой, хихикая, прошептала Маруся, – я подумала, что он сейчас и колу пробовать начнёт. А зачем тебе яблочный сок? Туда тоже можно виски наливать?

– Можно! – Глеб подвинул к себе сырники, полил их сметаной и стал есть.

– Звонила твоя сестра, – произнесла она, словно продолжила тему разговора, – Туся. Она целиком и полностью за тебя. Сказала, что не верит ни одному слову, ни одной публикации. Считает, что ты обязательно со всем справишься, и уже скоро будешь дома. Сын её с невесткой тоже тебе привет передавали. Мама моя звонила, хотела билеты купить и прилететь…

– А Филин звонил? – не дав договорить, перебил её Глеб. – Шурка, отец, друзья? – Он перестал жевать и, подняв глаза, пристально посмотрел на Марусю, почувствовав, что ответом будет «нет».

– Понимаешь, – стала она смягчать ситуацию, видя тревогу в глазах мужа, – сын и дочь, наверное, звонили на твой телефон, а так как его забрала полиция, то они дозвониться не смогли. Папа может ничего и не знать. Интернета и компьютера у него нет, а по телевизору твой «бенефис» он легко мог не увидеть. Друзья…

– Что, и Витя Попов тебе не звонил? – снова перебил её Глеб. – Он только что гостил у нас дома, ты его семье подарков чемодан собрала, и я видел, как он записывал номера наших телефонов! Белорусы – что? Им ехать до тебя пятнадцать минут. Они точно знают, что меня арестовали. А! – не доев сырники, громко произнёс Глеб. – Я забыл, им нужно визу получать, а общение со мной может им навредить. Полиция…

Он замолчал. Понимание того, что все, кто был ему так дорог и любим, отвернулись от него, как от прокажённого, укусило его.

– Что-то я есть расхотел. Давай лучше вместе выпьем по глоточку Кока-колы за то, что восемь лет назад я скрывал в своём доме от Интерпола зятя белорусов. Две недели он жил в гостевой спальне, а я в это время должен был получить кипрское гражданство. Как быстро люди добро забывают… – Он открыл бутылку и сделал два больших глотка.

– Не нужно, Глеб! Не расстраивайся! Подумаешь – не позвонили, зачем так переживать!

– Маруся, ты одна, в чужой стране, языка практически не знаешь, своих друзей у тебя тут нет, а мои в щели забились! – Резкая смена настроения окрасила щёки Глеба румянцем, досада и злость, пришедшие со следующим гладком виски, заставили желваки на скулах ходить ходуном.

Неожиданно нарастающий шум в коридоре заставил их отвлечься и дружно посмотреть в сторону дверного проёма. Секунда, и в помещение вошли сразу четыре человека.

– Так, – сказал самый маленький, – свидание окончено. Вы, – он показал пальцем на Марию, – придёте завтра; а вы относите продукты в камеру. Сразу же переоденьтесь, мы едем в Никосию.

Поцеловаться на прощание им не дали. Люди в штатском следили за каждым его движением, пока он снимал спортивный костюм, а потом – надевал джинсы и рубашку.

Белый микроавтобус без обозначений и надписей на кузове отъехал от полицейского участка так быстро, что Глеб успел увидеть, как жена садится в припаркованный автомобиль. Он хотел помахать ей рукой, но посмотрев на серьёзные лица своих конвоиров, передумал.

Дорога от Лимассола до столицы Кипра – Никосии – была скоростной магистралью с красивыми видами холмов и горных гряд. Кустарник, разделяющий встречную полосу, цвел, воздух, влетающий в салон автомобиля в маленькую щелку водительского окна, был сладок, и в сочетании с голубым небом и ярким солнцем формировал в сознании желание открыть дверь и шагнуть навстречу свободе. В салоне играла музыка – радио, настроенное на ретро волну, передавало греческую песню, где единственно узнаваемым для него словом было «saga-ро». Бузука, поддерживая голос певца, плакала всеми своими струнами, и настроение Глеба выравнивалось. Мысли и размышления привели его к пониманию, что в трусости друзей есть, как и у оливок, не только горький вкус, но и колоссальная польза. Сидящие за твоим столом, обнимающие тебя в праздник и забывающие в беде, теперь до конца своих дней будут оправдывать себя, врать, стараясь спрятать правду в глубины сознания, делая свою душу темнее. Потерянная ими энергия добра и любви, по законам сохранения, не пропадала во Вселенной, а перетекала от них к нему, делая его крепче и мудрее. Он думал о близких и родных людях. Хотел обязательно поговорить с отцом и детьми, спросить: почему в трудное для него время они не оказались рядом? Узнать: почему никто из них не пришёл на помощь его жене?

Говорил себе, что если будет хоть один шанс понять такое поведение, он непременно воспользуется им, простит и не будет никого упрекать в будущем.

Машина остановилась у многоэтажного здания. Большое парадное крыльцо, автомобили, припаркованные рядом, входящие и выходящие люди – все интриговало его воображение полным непониманием цели его приезда именно в это место.

Выйдя из микроавтобуса, Глеб, в сопровождении своих конвоиров, поднялся по ступеням; ему вежливо открыли дверь, пропустили первым в лифт и подвели к кабинету с большой, серебряного цвета табличкой, надпись на которой, к сожалению, была на греческом языке.

Войдя внутрь, он удивился ещё больше. В помещении за столами сидело восемь человек, двое из которых были в форме, – цвет, нашивки и звёзды ему абсолютно ничего не сказали, так как видел он это первый раз в жизни.

Сев за стул, поставленный специально напротив всех, он стал внимательно изучать собравшихся и ждать; неизвестность немного кольнула его нервы, подсушив губы.

– Господа, – сказала высокая женщина, вставая со своего стула, – мы собрались в связи с проведением экспертизы драгоценных камней, изъятых у подозреваемого в организации кражи картины гражданина России Белова. Наши эксперты, геммологи таможенного комитета предварительно исследовали кристаллы белого цвета и пришли к заключению, что это – алмазы очень высокого качества. Сегодня мы дополнительно пригласили ещё двух специалистов, и сейчас они расскажут вам, что удалось установить.

Глеб вдохнул. Он даже улыбнулся – серьёзность, с которой эти люди делали его контрабандистом, развеселила его.