Текст книги "Мой папа – киллер"

Если бы в масштабах двора кто-то задумал провести конкурс красоты, первое место, несомненно, было бы забронировано за рыжеволосой. Крендель был в этом уверен. А поскольку он без скромности считал себя местным королем, его тянуло к местной королеве.

Именно эта рыжая девчонка пробежала мимо Кренделя, когда на нем в вестибюле школы повис маменькин сынок.

Мишка обязательно остановил бы ее – ого, встреча, несомненно, получилась бы очень интересной, визгу было бы на всю школу… Но, заметив рыжеволосую, Крендель повел себя совершенно непривычно. Он не ждал такого от себя. Он… смутился. Наверное, так он смутился впервые в жизни.

А потом Крендель увидел вопящую в истерике маму, спешащую к своему сынку, и с большим удовольствием сделал ноги. Стряхнув с себя Моченого, он в два прыжка заскочил в столовую, дверь которой спряталась за углом гардероба, пересек по диагонали пустой зал, распахнул другую дверь, сломя голову побежал по лестнице на второй этаж…

Он вспомнил! В этом году он должен был учиться с рыжеволосой в одном классе! Да, его снова оставили на второй год – он шел второй раз в восьмой класс, – но и в этом, оказывается, были свои несомненные плюсы. И вот о чем Мишка думал с самого утра: а что, если как бы случайно занять место поближе к ней, к рыжей? Уж тогда она от него наплачется, будьте уверены…

Идея была что надо, и Крендель мчался в школу. Но на пути ему встретился Моченый вместе с мамой, и эта замечательная идея выскочила у Мишки из головы.

«Ничего, маменькин сынок за это заплатит».

Взлетев на второй этаж, Мишка снова вспомнил о своей идее и помчался вперед…

Он появился в классе одновременно со звонком. Мишка сразу увидел рыжеволосую – и понял, что опоздал. Везде вокруг нее, как грибы, торчали однокласснички, они давно заняли все самые близкие, и не такие близкие, места и теперь корчили рожи и разве что не повизгивали от счастья.

Мишка застыл у порога. Ему ничего не стоило вытянуть какого-нибудь сопляка за шиворот с теплого местечка, но он не мог этого сделать. Не та была ситуация.

– Ха! Металл суров! Крендель! Во, блин!!! Греби сюда, у меня свободно! Давай…

Это оказался Блэкмор, один из Мишкиных дружков. На чуть вытянутой физиономии приятеля был написан откровенный восторг, и Мишка растянул губы в ответ. Но в душе Крендель был готов четвертовать дружка.

Когда пришла учительница, Мишка мрачнее тучи сидел за партой с Блэкмором.

Глава III
НЕ БОЛЬНО, НО ТЕРПЕТЬ НУЖНО

На двери класса Леха увидел табличку: «КАБИНЕТ ГЕОГРАФИИ». Нельзя сказать, чтобы за дверью стояла полная тишина, но и уж очень сильно там не шумели. Галдеж был каким-то умеренным.

– Хороший класс, – сказала мама. – Учительницы нет, а дети почти не шумят.

Лехе подумалось как раз наоборот: учительница есть, а дети всегда так шумят у нее на уроках.

– Алексей, приготовься, – сказала мама и покачала головой. – Жаль, звонок уже был… – Она осторожно приоткрыла дверь.

Леха глубоко вздохнул, чувствуя, как душа уходит в пятки… нет, куда-то еще дальше. Он изловчился и заглянул матери через плечо.

Он увидел что-то среднее между его и маминым вариантами: училка сидела за столом и что-то писала в классном журнале, а урок, по-видимому, еще не начинался.

Леха рассмотрел первые ряды парт.

Там, конечно, сидели девчонки.

Леха вытянул шею, стремясь заглянуть поглубже. Во вторых и третьих рядах он заметил несколько мальчишечьих физиономий – и с облегчением улыбнулся. Почему-то секундой раньше ему показалось, будто 8-й «Б» целиком состоит из девчонок.

Вот был бы ужас.

А что? Мама вполне могла устроить ему такой сюрприз – чтобы не рос разгильдяем, и вообще. У девчонок всегда в избытке водилась дисциплина, а Лехе ее, по словам родителей, хронически не хватало.

Мама снова потянула за дверную ручку, дверь предательски скрипнула. Девчонки на первых партах, как по команде, обернулись на звук – и Леха отскочил от двери, словно ошпаренный. Мать удивленно посмотрела на него – но в следующую минуту она уже улыбалась и делала знаки учительнице, чтобы та вышла.

– Здравствуйте, – сказала мама, когда училка появилась в коридоре.

– Здравствуйте. – Училка ответила неожиданно низким голосом и прикрыла за собой дверь. Шум стал глуше, словно на магнитофон положили подушку.

Возникла пауза – мама вспомнила, что держит в руках гвоздику, и смутилась, не зная, что с ней делать.

– Разрешите представиться, – растерянно пролепетала мама. – Корольков Алеша.

Училка удивленно вскинула выщипанные бровки:

– Что? Э-э-э… А вас как зовут? Что-то было в ней такое, из-за чего Леха вполне мог представить ее отдающей строевые команды.

– Анна Ивановна, – сказала мама. – Ой… Я к вам насчет сына. Помните? Он должен учиться в вашем классе.

Училка с пониманием кивнула, и тут Леха выступил на первый план.

– Это – вам! – сказал он, протягивая букет. И еще ему захотелось добавить что-то такое, житейское, чтобы разогнать неловкость, и он ляпнул: – Мы сработаемся!

– Алексей, как ты можешь! – не выдержала мама.

– Ничего, ничего, – пробасила училка и с интересом уставилась на нового ученика. – А ты, Корольков, почему это в первый день опаздываешь? Ну-ка, марш в класс!

Вот тебе и Маргарита Игоревна.

Как только она взяла цветы, у Королькова с души будто камень упал. Он почувствовал себя помолодевшим лет этак на пяток и даже захотел вместо класса отправиться в ближайшую песочницу.

Но нет, дудки! Перед Лехой уже была открыта дверь – кто-то скажет, гостеприимно, а по Лехиному мнению, словно акулья пасть, – и он, Корольков Алексей Ростиславович, должен был сейчас.

За шаг до порога Леха рассудил: быть представленным новому классу – это не больно, но минут пять придурком себя чувствовать придется. Это значит, стоять у доски с глупым видом и ждать, пока тебе не определят место на грядке, не воткнут туда и не забудут.

Что ж, ничего страшного, придется потерпеть.

И он появился на сцене. Под хихиканье девчонок на первых партах и взвешенное по-хмыкивание пацанов на последних.

Да уж. Кем-кем, а придурком он почувствовал себя сразу. И не простым. Леха оказался форменным придурком, потому что на нем, единственном из всего 8-го «Б», была школьная форма.

(«Ты должен выглядеть человеком! – твердила мама. Она привезла эту форму из какой-то командировки, то ли из Брянска, то ли из Смоленска. – Это тебе не просто так, это твоя рабочая одежда»

Леха знал, что в школьном, пиджаке не один и не два кармана, а целых пять, а в штанах – еще три; всего – восемь, по всем этим карманам при желании можно много чего замечательно рассовать. Потому он и не особенно спорил насчет рабочей одежды.

Галдеж стих, и тридцать пар глаз оценивающе вонзились в новичка.

– Знакомьтесь, дети, – бархатным голосом объявила училка. – Корольков Алексей, будет заниматься с вами… С нами-..

– Моченый, – вдруг отчетливо донеслось с задней парты.

Моченый?

Леха вжал голову в плечи и остолбенел. Потом он признался себе, что страшно растерялся в эту минуту… Абориген! Неужто он? Откуда здесь взялся?

– Крендель! – рявкнула географичка командирским голосом. – Сегодня ты сам новичок, не забудь!

И если ее возглас напомнил громовой раскат, то вслед ему обрушился настоящий хохочущий ливень – впрочем, кратковременный, по воле той же Маргариты Игоревны.

«Крендель. Ну и фамилия… – думал Корольков. – И кликуху придумывать не надо».

Конечно, это был он, абориген в новой джинсовой куртке «Райфл-супер», четыре звездочки, это его башка торчала где-то там, на Камчатке! Ясно, они оказались в одном классе. Им теперь и к одной доске выходить, и одни контрольные решать, и… Короче, все прекрасно.

Правда, никто в классе не понял, почему это Крендель так странно обозвал новичка. «И на этом спасибо», – подумал Леха.

– Куда мне тебя посадить, Корольков? – протрубила Маргарита Игоревна. – А, понятно, есть тут одно теплое местечко… Трушкин!

Вскочил щуплый чернявый мальчишка с тонкой шеей. Он сидел один за партой.

– Трушкин, – ласково проворковала училка. – Принимай нового соседа…

– А он не… – волнуясь, начал Трушкин.

– Помолчи, – оборвала его училка и продолжила прежним ласковым тоном: – Видишь, и у тебя, Трушкин, сосед появился. А то все один да один… Корольков! Занимай место, что стоишь?

Лехина мама, Анна Ивановна, все еще не могла уйти на работу и наблюдала за происходящим через дверную щель. Ее глаза были круглы – но не от страха. «Эта Маргарита Игоревна умеет держать дисциплину, – восхищенно думала мама, – на нее можно положиться».

В каком-то кино Леха видел, как дебелая, свирепого вида училка ходит по рядам, помахивая длинной указкой, а на ее носу подрагивает пенсне. Училка ходит, ученички сидят, не шелохнутся, и она говорит: «Мол-чаль! Путешь имель твойка – путешь пови-сайт! Немношко пух-пух!» – ну и все такое, в этом роде. Кажется, не училка это была, а толстый фашист в галифе, который допрашивал героических подпольщиков или кого-то еще… Неважно. Главное, что училка в пенсне (или толстый фашист) как две капли воды походила на Маргариту Игоревну, классную руководительницу 8-го «Б».

Дисциплинка на ее уроках была что надо. У нее это называлось «держать класс», и она это умела как никто другой, так даже директор школы не умел. Во время прошлогодних проверок, например, ее класс, в те времена 7-й «Б», всегда ставился в пример. Поэтому сейчас к ней и попал Крендель. От него плакали другие учителя, но Маргарита Игоревна клятвенно заверила директора школы, что уж она плакать от Кренделя не станет.

Леха Корольков был не в курсе этих событий – он даже представить себе не мог, к какой грозной училке попал.

Первый урок оказался чем-то вроде классного часа, и Маргарита Игоревна негромко и усыпляюще рассказывала о требованиях к восьмиклассникам в новом учебном году. Посидев пять минут тихо, Леха обратился к соседу:

– Как звать?

Тот как-то съежился в ответ. «Вообще, он какой-то дефективный», – подумал Леха.

– Чего вылупился? – прошептал Корольков с улыбкой. – Как звать? Или ты немой?

Вместо ответа сосед полез в карман и вытащил оттуда очки в металлической оправе. Водрузив их на нос, пацан посмотрел на Ле-ху – но снова промолчал.

Корольков решил взять инициативу в свои руки.

– Я – Леха, – сказал он и протянул над партой руку, чтобы обменяться с Трушки-ным солидным мужским рукопожатием. Но тот вздрогнул так испуганно, словно Корольков хотел до него дотронуться оголенным проводом. Очки слетели с его носа, и пацан замахал руками, пытаясь их поймать.

Тут что-то изменилось. Ага, Леха понял: это замолк бас Маргариты Игоревны.

Сосед по парте облегченно вздохнул – ему удалось поймать очки на лету.

– Трушкин, – взволнованно протрубила учительница. – Слушай, Трушкин, я тебя не узнаю…

Чернявый пацан проворно сложил руки на парте, словно первоклашка.

Маргарита Игоревна с ее баритоном наверняка обладала даром внушения. Стоило ей произнести несколько слов в адрес Лехиного соседа, как тот впал в гипнотический транс.

– Вот так-то, Трушкин, – удовлетворенно улыбнулась Маргарита Игоревна. – Так-то лучше. И ты, Корольков… тоже.

Что – «тоже»? Леха не понял. А Трушкин несколько раз быстро кивнул, словно кот из мультика «Том и Джерри».

И вот тут Леха почувствовал, что класс держат железные лапы. А как же тот шум, который они слышали с мамой? Слуховой обман? Нет, тогда географичка лишь засучивала рукава на своих железных лапах.

Парты выстроились перед Маргаритой Игоревной в колонну по три, шестью шеренгами. Леха сидел за третьей партой, в ряду у стены, а голова Кренделя торчала над последней партой среднего ряда. Плохо, когда враг находится за твоей спиной… Леха чувствовал себя очень неуютно, но скоро успокоился. Провокаций со стороны Кренделя можно было не опасаться – по крайней мере, пока звучит генеральский голос Маргариты Игоревны.

Постепенно Корольков начал осматриваться. В 8-м «Б» учился обычный среднестатистический народ, состоящий из интересных личностей и не очень. Интересной личностью Леха признал, например, рыжую девчонку в ряду у окна, она Королькову напомнила – ну да, Аллу Пугачеву, только в молодости. Или Ирину Аллегрову – тоже в молодости. Волосы у этой девчонки были даже не рыжие, а скорее золотистые, глаза – пронзительно-голубые, платье – зеленое… Яркая особа, ничего не скажешь.

Из не очень интересных личностей первое место занял, конечно, Крендель. Второе, и последнее, место Леха отдал худому и вертлявому мальчишке в красно-черной турецкой рубашке, соседу Кренделя. Рожа этого вертлявого постоянно складывалась в какие-то зверские гримасы, как складывается гуттаперчевая игрушечная маска. Крендель что-то нашептывал соседу, тот корчил рожи…

Корольков вздрогнул – сосед Кренделя вдруг поймал его взгляд и презрительно сузил глаза. А ведь обитатели последней парты в среднем ряду вполне могли говорить и о нем, о Лехе, – что означали, в таком случае, эти кровожадные гримасы?

Леха отвернулся, решив оставить знакомство с классом на потом.

…Географичка в конце классного часа устроила перекличку – видно, для того, чтобы лишний раз заглянуть подопечным в глаза. Вызванные вскакивали со скоростью лезвия пружинного ножа. Корольков поднялся не столь стремительно, и Маргарита Игоревна в наказание несколько секунд разглядывала его – просто разглядывала, ничего более.

Из переклички Леха узнал, что аборигена зовут не просто Мишка Крендель, а его соседа Вадим Дроздовский, что рядом сидит не просто Трушкин, а Слава Трушкин. Узнал Леха и странное имя рыжеволосой девчонки – Анжела Жмойдяк.

Прозвенел звонок.

– Не бегать! – пригрозила Маргарита Игоревна и вышла из класса, напомнив еще, что они остаются здесь и что вторым уроком будет география.

У Лехи мелькнула мысль, что на перемене ему так или иначе бегать не придется. Ждут его, судя по всему, более крутые дела. Какие? Не иначе, очередная серия драки с Кренделем.

Он вздохнул и, не вставая, повернулся на девяносто градусов. По проходу медленно, какой-то загадочной походкой, двигался Крендель. Легок на помине! За ним шел Дроздовский.

Когда Крендель оказался рядом, Леха встал.

– Ну, так и будем резину тянуть? – спросил Корольков глухо. – А то давай…

– Не сейчас, – равнодушно ответил Крендель, – и не здесь. Жди, Моченый, успеешь…

У Лехи потемнело в глазах.

– Ты меня, – начал он, – ты…

В классе в одну секунду наступила томительная тишина. Леха уже был готов рвануться в бой – но прежде он хотел сообщить, что Крендель назвал его Моченым последний раз в жизни.

Тут вмешался Дроздовский.

– Отвали, – хрипло бросил он и толкнул Леху. Тому пришлось опуститься на сиденье. – Пошли, Мишка.

И они вышли из класса.

Тишина, сохранявшаяся несколько секунд, снова сменилась ровным гулом, нормальным для любого класса во время любой перемены. Леха огляделся – все делали вид, будто ничего не произошло, отворачивались.

А рыжая Анжела Жмойдяк – посмотрела внимательно.

Выпендривается.

Леха опустил голову. Радоваться было нечему.

Глава IV
РАССКАЗЫ СЛАВКИ ТРУШКИНА

Злость и досада скоро прошли, и Леха поднялся из-за парты. В коридоре он нашел Славку Трушкина, который сидел на батарее парового отопления и с растерянным видом рассматривал свои очки.

– Что, разбил? – спросил Леха, останавливаясь рядом.

– Погнул, – вздохнул Трушкин и спрятал очки в карман. – Ничего, дома еще есть. Старые.

– Ух ты, – восхитился Леха. – Так ты что, отличник?

(В старой школе Леха привык, что все отличники – очкарики, и наоборот.) Но Славка помотал ушастой головой.

– Не-а. У нас в классе только Жмойдяк и эта, как ее, Трубецкая, что за одной партой с Анжелкой сидит…

– А не знаешь, куда Крендель побежал? – перебил Леха.

Трушкин моментально насторожился и пристально посмотрел на Королькова.

– Зачем он тебе, дурак этот?

– А ты что, его не любишь? – насторожился Леха.

– Да кто ж его любит? – внезапно разволновался Трушкин. – Дурак, он и есть дурак. – Славка вздохнул. – Он тут всю школу… Знаешь, где держит?

– Знаю, – хмыкнул Леха. – В кулаке. – Он помолчал и спросил подозрительно: – Меня, что ли, утешаешь?

– Нет, – ответил Трушкин. – Только ты все равно не переживай. Не ты первый, не ты последний. – Трушкин явно имел в виду сцену, которая минуту назад произошла между Корольковым и Кренделем. Он, Трушкин, сидел тогда рядом с Лехой – тише воды, ниже травы, а когда Леха очнулся от раздумий, Трушкина рядом уже не было.

Корольков не выдержал:

– Это я-то буду переживать? Ха! А ты фингал видел?

– Какой фингал?

– У Кренделя… Моя работа.

– Что?!!

Леха принял очень скромный вид. Вот так, по-видимому, и должен выглядеть настоящий герой: уж если что-то сделал, так сделал, замалчивать подвиг не станет, но пусть только кто-нибудь попробует обвинить его в хвастовстве…

– Он же тебя уроет, – мотал головой Славка. – Он всем рассказывает совсем другое. Мол, у его отца были разборки…

– Какие такие разборки?

– Ну… крутые разборки. Как в фильмах. – И Славка сообщил все, что слышал о встрече обоих Кренделей с ужасным Бэдей.

– Трендеж это, полный, – рассердился Леха. – Это я Мишке фингал поставил, в первый же день, когда мы переехали… – И он тоже рассказал – свою историю. Разумеется, без упоминания о матрасе и пятне.

Славка слушал, раскрыв рот.

– Я тебе не завидую, – сказал он в конце. – Держи лучше язык за зубами.

– Может, еще расскажешь, чего я должен бояться? – Корольков нахмурился. – Вообще, кто он такой этот Крендель?

– Хорошо, – ответил Трушкин, – расскажу.

Но тут прозвенел звонок на урок.

Мишка со своим дружком, запыхавшиеся, появились за секунду до училки. Леха вспомнил, что в коридоре он их не видел. И где у них были дела?

Крендель и его приятель Вадим Дроздовский, по кличке Блэкмор, обежали на перемене чуть ли не всю школу, чтобы предупредить нескольких своих дружков, учащихся в разных классах, что сегодня их всех ждет работа.

– Какая работа? – поинтересовался здоровый и туповатый Колька Череповец из 9 «А» класса. Колька, которого все звали Черепом, учился вместе с Кренделем в прошлом году. Череп до сих пор с радостью был готов во всем подчиняться Мишке.

– Нужно встретить одного новенького, – начал разговор Блэкмор.

– Замочить Моченого, – загадочно произнес Мишка. – Собираемся после пятого урока. Ты знаешь, где.

Череп замыкал список тех, кого нужно было предупредить. Мишка Крендель и Блэкмор перебросились с ним еще парой фраз, после чего во все ноги припустили назад – если бы они опоздали к началу урока, то Маргарита Игоревна устроила бы им сейчас примерно то, что они сами хотели сделать позже с маменькиным сынком.

Славка Трушкин стал рассказывать о положении дел в классе и во дворе не раньше, чем кончилась география. Он выдавал информацию малыми порциями, делая между этими порциями большие перерывы, во время которых вовсю строил из себя прилежного ученика.

На истории, которая была третьим уроком, Трушкин рассказал Лехе Королькову о себе.

На физике – о первой красавице класса, школы «и вообще» Анжеле Жмойдяк.

А на русской литературе, наконец, добрались и до Кренделя.

– Он тут всех достал, абсолютно, – сказал Трушкин. – У тебя еще денег не требовал? Потребует. Увидит тебя с булкой – отберет. Если ему скучно – морду начистит, это у него запросто. Или вот что еще… Рассказать? – Славка скривил губы.

Это было в прошлом учебном году. Сидел как-то Трушкин в школьной столовой – обедал. Салат – съел, суп – съел, занимался вторым и готовился перейти к третьему. Сидел он недалеко от буфета, где школьники, не желавшие заказывать обед, тратили мамины деньги на булочки, конфеты и прочие радости жизни. Славка поднял глаза и увидел Кренделя, тот стоял у буфета с ромовой бабой – то ли купил, то ли отобрал у кого. Мишка тоже заметил Трушкина. Увидев, что Славка – один за столом, Крендель довольно ухмыльнулся и направился к нему. (Очень живо представилась Лехе эта «фирменная» Мишкина ухмылочка.) «Салют, дохлячок. Компот еще не трогал?..» – «Не-ет…» Бедняга Трушкин не успел опомниться, как Крендель схватил его стакан и отхлебнул по-царски.

– Нет, ты представляешь? – выдохнул Славка, до слез впечатленный своим рассказом.

–А ты бы взял этот компот и выплеснул остатки ему в рожу, – деловито заметил Леха.

Трушкин, вздыхая, признался, что подумал об этом, но не отважился… И Крендель спокойно сожрал свою ромовую бабу со Слав-киным компотом и удалился, а перед Труш-киным остался пустой стакан с двумя сливовыми косточками на дне, их выплюнул Мишка.

«Слабак, – крутилось в голове Лехи, – ох, настоящий слабак…»

– Он тут достал всех не только в школе, но и во дворе, – со вздохом подвел итог рассказчик. – Он и тебя достанет, увидишь.

– В каком это дворе? – спросил Леха.

– Как в каком? – раздраженно спросил Славка. – В твоем, в моем. В нашем! Ты разве не из пятнадцатого дома?

– Из пятнадцатого, – отвечал удивленный Леха.

– Ну вот, – кивнул Трушкин. – Тут половина школы из нашего двора… Анжелка, например, – из тринадцатого дома, а Крендель – из девятнадцатого.

Мишкин отец, рассказал Славка, неплохо зарабатывает, работая в прокуратуре (это Трушкин знал точно), и регулярно подкидывает сынку бабки. Крендель на них купил видак, но это было год назад, а недавно Мишка приобрел крутую стереосистему JBL, стал собирать лазерные диски и заделался металлистом, но не просто, а главарем местной металлической тусовки.

– Один из его дружков, кстати, сейчас рядом с ним сидит, – продолжал Славка. – Блэкмором зовут, тоже порядочная сволочь… Только не оглядывайся!

– Ха, Блэкмор, – прошептал Корольков. – «Правильней бы его Дроздом звать, – думал он, – потому как вихлястый он какой-то, так и кажется, что ноги у него коленками назад».

А еще Леха узнал, что Крендель втихаря приударяет за рыжеволосой Анжелкой Жмойдяк, только никому об этом не стоит говорить, потому что, во-первых, Мишка этого не любит, а во-вторых, все и так знают.

– На нее, рыжую, конечно, много кто смотрел, – здесь Трушкин на секунду принял мечтательный вид. – Но теперь все, йок.

– Как – йок?

Славка коротко, нервно рассмеялся.

– Теперь Крендель учится в нашем классе. Он этому быстро конец положит… Только смотри, Корольков, – внезапно забеспокоился Трушкин, – не сказани об этом вслух, не простит!

– Кто не простит?

– Мишка.

– Кому?

– Мне. И тебе тоже.

Корольков посидел-посидел, да и заявил вдруг:

– А плевать я хотел на Кренделя.

– Что? – округлил глаза Трушкин.

– Что слышал, – сказал Леха. – Я ему один раз фингал поставил и еще поставлю. Если полезет. – Леху снова понесло: – Подумаешь, крутой, видали мы таких… За рыжей ухлестывает. Еще неизвестно, может, эта рыжая за другим бегать станет.

– У нее годовалый бультерьер, она за ним бегает, – возразил Славка.

– Да я не о том, – сказал Леха. – Вот за тобой, например, она станет бегать. Или за мной.

– Обалдел ты совсем, Корольков… Ты серьезно?

– А что?

– Если так – тогда прощайся с жизнью, парень. – Славка с сожалением глянул на соседа своими черными блестящими глазами.

– Не хнычь, – уверенно сказал Леха, сжимая под партой кулаки. – Посмотрим еще, кто кого. Трухлявый он в середине, этот Крендель, его запросто сбросить можно… – Корольков неожиданно улыбнулся: – А хочешь, докажу?..

И тут же Леха одернул себя, подумал: что он такое говорит, зачем ему все это?

Кренделю вовсе не было так интересно, как Лехе и Трушкину, в первый день школьных занятий. С Блэкмором – не поговорить, тот лишь угодливо хихикает над всеми Мишкиными шуточками, даже тупыми. И рожи корчит, по его мнению, свирепые.

Вот придурок.

То ли дело, новичок и этот, Славка Трушкин, самый забитый дохляк в классе. Они веселились. Крендель сверлил раздраженным взглядом их затылки и думал: «Уже спелись, образовали компанию. Все трендят, трендят, и есть о чем… Или о ком?» Страшное подозрение шевельнулось в душе Кренделя, когда Моченый несколько раз посмотрел на Анжелку Жмойдяк. Мишка заерзал.

Скорее бы конец уроков… и маменькин сынок станет трупом.

Да и заморыша Трушкина, пожалуй, давно никто не трогал. Когда в последний раз колотиловку Славке устраивали? Не иначе, весной. Ба, все лето парень небитый ходил, да разве можно так?

Крендель наконец улыбнулся.

К середине пятого урока Мишка окончательно вышел из себя. Ему до ко ликов надоела эта «сладкая парочка». Моченому пора было кое о чем напомнить, решил Крендель, чтобы не так радовался.

– Бумага есть? – спросил он Дроздовского.

Блэкмор с готовностью протянул Мишке новую тетрадь по русской литературе, которую весь урок старательно украшал черепами и гитарами. Среди черепов виднелась надпись: «МЕТАЛЛ СУРОВ».

– И когда только успел? – Крендель вырвал из тетради двойной лист.

Мишка писал записку долго и старательно, он даже переделал ее разок – чтобы внушительней смотрелась.

Впереди за партой сидел пацан в вязаном свитере. Мишка толкнул его кулаком в спину и коротко приказал:

– А ну, передай новичку.

Леха развернул сложенный вчетверо листок бумаги:

«ЗА МНОЙ ДОЛЖОК МОЧОНЫЙ Я ТЕБЕ ОТДАМ СЕГОДНЯ».

Никаких знаков препинания.

Леха перечитал и задумчиво выделил запятыми слово «МОЧОНЫЙ», а потом исправил в этом слове О на Е.

– Ну-ка, – шепнул Трушкин и сунул нос в записку. – Что? От Кренделя? Ага, я же тебя предупреждал! – Славка нахмурил брови: – А почему «Моченый»?

– Как-нибудь потом расскажу, – нашелся Леха.

Тут Королькова толкнули в спину.

– Крендель зовет, – сказала девчонка с круглыми от страха глазами.

Леха кивнул пугливой девчонке и посмотрел через ее плечо на Кренделя. Тот откинул прядь со скулы и показал Лехе пальцем на синяк.

Леха улыбнулся.

«Нет, абориген, я ничего не забыл», – подумал Леха.

Он внезапно улыбнулся, в голове у него мелькнула интересная мысль.

Он перевернул лист и быстро накатал ответную записку: «ДАВАЙ ТАК, КРЕНДЕЛЬ. ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ О МАТРАСЕ С ПЯТНОМ. Я ЗАБЫВАЮ, КТО ПОСТАВИЛ ТЕБЕ ФИНГАЛ».

Леха перечитал и дважды подчеркнул слово «КТО»… А потом с каменным лицом порвал записку.

Чтобы он пытался договориться о чем-то с этой мразью? Нет, лучше драка. Не то он не сможет себя уважать.

– Ты чего? – спросил Трушкин.

У Славки также были круглые глаза. «Что-то у всех, кто на меня смотрит, круглые глаза», – подумал Леха.

– Ничего, – отрезал он.

«Крендель говорит, что должен мне, – угрюмо думал Леха. – Что ж, пусть отдает…»