Текст книги "Мой папа – киллер"

Глава V
ДИПЛОМАТИЯ КАК ОРУЖИЕ

Пять уроков в первый же день после трех месяцев абсолютного дуракаваляния – это откровенно попахивало садизмом. Составлявшие расписание, видимо, хотели сразу вкатить ученичкам по полной дозе успокоительного, чтобы те как можно быстрее перестали трепыхаться. Когда звонок возвестил конец пятого урока, весь 8-й «Б» хором вздохнул с облегчением. Только за партой Трушкина и Королькова не наблюдалось энтузиазма. Леха все-таки призадумался – хоть минуту назад еще бодрился, уверяя себя, что готов чихать и на записку, и на того, кто ее писал. Славка Трушкин переживал из чувства солидарности.

Абориген со своим прихлебателем ускакали едва ли не первыми, но Мишка, проходя мимо, бросил чересчур сосредоточенному Лехе:

– Не спеши…

Это прозвучало как приказ.

Теперь Леха мучился. Ему действительно не хотелось спешить – но и не хотелось подчиняться приказу. А чем быстрее он соберется, тем быстрее попадет в лапы Кренделя и его дружков, разве не так?

Да-а… Ситуация.

Трушкин тоже копался – с таким видом, будто собрался остаться тут на вторую смену.

– Ты чего? – напустился на него Леха. – А ну, вали отсюда! Быстро!

Трушкин не удивился. Славка ответил – сама проницательность:

– Но… нам по дороге?

Леха стал ругаться про себя сложноподчиненными предложениями. Парень, судя по всему, просто из кожи вон лез, чтобы нарваться. Неужели не понимает, что сейчас ждет Леху?

– Захотел получить по морде за компанию? Ты мне не поможешь, у Кренделя – тусовка, это же твои слова… И мне он сказал – не спеши, а знаешь, почему сказал? Потому что хочет успеть собрать всех своих прихлебателей, догоняешь? А с Блэкмором он о чем шушукался?

– Слышь, Леха, – нерешительно начал Славка. – Тут есть один ход… на первом этаже, в туалете – открыть окно, и…

– Дурак! – не выдержал Корольков. Его распирала злость. – Крендель на два года дольше тебя в этой школе – ты его наколоть решил? Да он уже давно перекрыл все ходы и выходы… И вообще, это мои с ним разборки, понял? – Леха посмотрел на соседа исподлобья. – И не лезь… Вали отсюда своей дорогой – домой, к маме!

– Ну, знаешь! – Трушкин вскочил. – Мое дело – предложить… Это не я дурак, а ты… Пока! – И Славка выбежал из класса.

Леха проводил его хмурым взглядом. Пока они с Трушкиным ругались, класс опустел, и Корольков, остался один. Совсем один.

Что он может сделать? Пойти грудью на Кренделя? Красиво, конечно… Но, похоже, бессмысленно.

Переждать в классе? Тоже не выход. Если остаться, Крендель запросто сюда с дружками явится, вот и все дела. До второй смены еще целый урок, а потом пересменка.

Так, а если зашифроваться где-нибудь в школе? Зря он Славку отпустил, школа-то незнакомая, Леха в ней первый день. Трушкин хоть бы показал.

Но разве так поступит настоящий пацан? Пацан, который себя уважает? Разве он станет прятаться по углам?

И Леха встал. Он повесил сумку на плечо и вышел в коридор. Впереди был долгий путь по коридору второго этажа, затем – лестница, за ней – вестибюль, а там – школьный двор; потом – дорожка, вымощенная плиткой, а дальше уже – подъезд и квартира, ключ от которой – вот он, на шее у Королькова висит.

Где его встретит Крендель? Впрочем, разница? До квартиры ему не добраться – это факт.

Он шел по вестибюлю на ватных ногах. Нет, не шел, не то слово. Передвигался. Очень и очень медленно. И ничего не мог поделать с желанием передвигаться еще медленнее.

«Главное, успеть сумку отбросить, чтобы руки были свободны», – вертелось у Лехи в голове.

Пока он передвигался по школе, на него могли напасть из-за любого угла, но этого не произошло. Почему? Он не знал. Вот уже и вестибюль остался позади, а Крендель так и не обнаружил себя.

Теперь перед Корольковым была дверь. Он остановился. Положил ладонь на свежеокрашенную, едва высохшую, поверхность – и замер. Прежде чем открыть дверь, Леха решил, что сперва сосчитает до десяти. Нет, до тринадцати, до своего возраста.

Раз, два, три…

Почему бы им не оказаться за дверью? Не на крыльце, а в тамбуре, узком и длинном в обе стороны, вправо и влево. Прекрасное место для сведения каких угодно счетов – никто не увидит и не помешает.

Восемь, девять…

Кто-то рванул дверь с той стороны. Лехи-на ладонь провалилась, а сам Корольков едва не вскрикнул от неожиданности.

Это был не Крендель. Это был Трушкин.

– Ты… – выдохнул Леха.

– Слушай, его там нет! – возбужденно зашептал Славка. – Там – чисто, вообще никого нет! Понял? Пошли быстрей!

Леха проглотил слюну. Маленький Трушкин смотрел так радостно, что у Королькова отлегло от сердца, недавний испуг стал казаться смешным.

– Слушай, – напряженно прогудел Леха, выйдя вслед за Славкой на крыльцо. – Ты, это… Спасибо, что вернулся.

– Делов-то, – сказал Трушкин. Но Славка был явно польщен и даже, как заметил Леха, покраснел. – Ладно, пошли. У Кренделя, видно, что-то не сработало… Но тут все равно лучше не оставаться. Пошли ко мне, я тебе покажу такое – упадешь!

Леха сдержанно кивнул:

– Реклама что надо.

Они спустились по лестнице, пересекли школьный двор и деловито зашагали по «плиточной дороге». Думать о каком-то аборигене, жаждущем крови, ни Лехе, ни его спутнику не хотелось. Маленький Трушкин семенил в своих великоватых джинсах, «форменный» Леха вышагивал рядом страусом. Оба смотрели на мир глазами счастливого детства.

Им нужно было миновать трансформаторную подстанцию, рядом с которой проходила «плиточная дорога». И оба совсем забыли, что именно там могут нарваться на засаду.

И нарвались.

– Запоминай, пригодится, – торопливо произнес Трушкин. – Слева направо: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэмкор.

«Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор», – повторил в мыслях Леха. Как заклинание.

Вот они, милые, вот, родимые. Все в сборе. Пять человек, во главе – Крендель.

– Это его тусовка, – сказал Трушкин и мельком глянул на Леху. – А в нашей тусовке – я и ты, двое.

Пятеро пацанов медленно приближались.

Вся компания сверкала загадочными улыбками – словно киноактеры на прогулке. Со стороны могло показаться, что верные друзья встречают Леху и Славку после долгой разлуки.

«Встреча была горячей, – выплыл откуда-то голос телевизионного диктора, – и продолжительной». ОЧЕНЬ ГОРЯЧЕЙ И ОЧЕНЬ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОЙ. «В церемонии встречи приняли участие…»

Что за ерунда?

Лехины зубы сжались, а в его голове снова помчалась телеграфная строка: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор. И опять, как пластинку заело: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор…

– Эй, Леха, – прошептал Трушкин. – Не дрейфь. Нам сейчас навешают.

– Сам не дрейфь, – ответил Корольков. Он тяжело дышал. – Идиот. Посылал я тебя…

– А я не люблю, когда меня посылают, – обиженно ответил Трушкин.

Их окружили. Взяли в кольцо. Леха и Славка переглянулись и одновременно опустили сумки на землю.

– Ну что, маменькин сынок, встретились?

– Сейчас тебе влетит. Ох, влетит!

– И не только тебе, а и дружку твоему, дохляку, заморышу.

Корольков лихорадочно оглянулся. Пути к отступлению не было. Да он и не хотел отступать.

Парни Кренделя приблизились. Давно погасли идиотские улыбки на их лицах, теперь там можно было прочитать лишь одно. Короткую эпитафию.

Место Моченых – возле мусорки. Место заморыша – возле мусорки.

И тут в голове Королькова пронесся рой воспоминаний. Леха вспомнил о многом. Он вспомнил, как мама плакала, а он обещал ей не драться. Вспомнил, что с ним Трушкин, которого нужно бы защитить, и еще вспомнил – о записке, которую написал, да не послал Кренделю. И мысль свою вспомнил, что у него тогда промелькнула.

Леха повеселел. Кажется, это выход. Это же так просто!

Он эту мысль тогда отбросил, не хотел унижаться, а теперь – хоть Славка цел останется. Трушкину, кажется, и одного удара хватит, хлипкие у Славки косточки, еще загремит парень сдуру в больницу…

– Заморыш? Заморыш, блин?!! Дохляк?

Леха вскинул голову и увидел, что Трушкина словно в розетку включили. Это он кричал.

Но Славка не только кричал. Он набросился на самого высокого и толстого, стриженного почти под нуль, Черепа. Трушкин молотил его кулаками по брюху и груди – как ковер выбивал. Конечно, Славка метил в голову, но Череп немного отклонялся назад, и Трушкин уже не доставал.

– Ну шкет, – Крендель покрутил головой, – ну, камикадзе…

Он, Блэкмор и еще, кажется, Спид накинулись на Трушкина и стали его отдирать, как липучку, от толстяка. Леха рванул было к этой куче, но зацепился за сумку – свою, а может быть, Славкину, и растянулся на плитах.

– Ааааааа! Заморыш? Дохляк?! – Славка, продолжая руками обрабатывать толстяка Черепа, от остальных отбивался ногами – лягался.

Леха шмыгнул носом. Откуда насморк? Глянул на землю – в пяти сантиметрах внизу растекается темная лужица. Кровь!

Он провел языком по зубам – целы. Облизнул губы – ничего соленого. Текло из носа. Он расквасил себе нос. Не в драке, а при дурацком падении.

Ну вот, белая рубашка, новая школьная форма… Кажется, со всем этим – с формой, с рубашкой – вопрос решен. По крайней мере, на завтра и еще на несколько дней.

Леха поднялся. Славку тем временем схватили. Леха вытирал кровь рукавом школьной куртки – той самой, в которой было пять карманов. И еще раз приложил рукав. И еще.

«Кажется, кровь не так уж и течет».

Он твердой походкой подошел к Кренделю. Мишка с дружками изумленно смотрели на Трушкина и что-то говорили насчет здоровья, которое, хоть у Славки и так слабое, скоро еще сильней пошатнется.

Сперва Леху так и подмывало – засветить, заехать Кренделю со всей силы в ухо, для этого была уж очень выгодная позиция – сбоку и чуть сзади. Но своим желаниям приходится иногда наступать на горло, не так ли? Нужно было действовать по-другому.

«Да это ж не унижение. Это ж дипломатия как оружие».

– А ну, Крендель, отойдем, – тяжело дыша, сказал Корольков.

Что-то в его голосе или взгляде было такое, что заставило Мишку промолчать насчет Лехиного разбитого носа и кровавых соплей под ним.

Крендель все-таки довольно грубо ответил:

– На кой мне с тобой отходить?

– Поговорим как мужчины, – сказал Леха. – Есть о чем.

Трушкина держал Череп. А Блэкмор сжал кулак, отведя назад, – и так застыл.

Готовился ударить, гад. Даже изображал, будто кулак его дрожит.

– Давай, Крендель, мочи нет терпеть, – пожаловался Блэкмор.

Мишка медлил, хотя было видно, как ему хочется, чтобы Блэкмор накатил заморышу. Взлохмаченный Леха со своим окровавленным носом портил всю малину. Стоял над душой.

– Ну? – сказал Леха.

И Крендель принял решение:

– Ладно, погоди, Блэкмор, я отойду. Без меня не бить.

Трушкин затравленным взглядом наблюдал, как Леха и Крендель сначала отошли, а потом принялись базарить. На какую такую тему? Сам Славка и двух слов не связал бы, если б наедине с Кренделем остался. В лифте, например. Только что происшедшее было невероятным, это случилось со Славкой в первый раз… Он ничего бы такого никогда не сделал (не бросился бы с кулаками доказывать, что тоже человек), если бы не Леха Корольков.

Новичок так сильно на Славку подействовал, потому что был непохожим на Кренделя, а еще – был каким-то особенным. Имел внутренний стержень… Трушкин полагал, Лехе также не о чем говорить с Кренделем. Разве что при помощи кулаков.

Но сейчас они базарили. Причем с очень деловым видом.

О чем?

Леха и Крендель перебросились парой фраз. Всего парой – это Трушкин видел точно. Не то чтобы они о чем-то приятном для себя трепались. Леха смотрел волком, и говорил в основном он. А Крендель…

Славке показалось, будто Мишка после одной из Лехиных фраз втянул голову в плечи и принял такой вид… ну, словно его ударили.

Крендель и Леха вернулись. Оба были хмурыми, но Крендель – особенно. Мишка сразу бросил:

– Отпусти, Череп.

– Что? – Толстяк не понял.

– Что слышал. Отпусти этого дохляка. И не смотри мне в рот, понял?

Череп стоял с растерянным видом. Он знал о себе, что туповат, так ему говорили и учителя (удивлялись, как он дожил до девятого класса, ни разу не оставшись на второй год), и дружки, и сам Мишка…

Но здесь рядом стояли Блэкмор, Цыпа, Спид. Кажется, они также растерялись.

– Ты чего, Мишка? – спросил Блэкмор.

– Я сказал, отпусти, – так же хмуро ответил Крендель. – Пусть живут. Пошли.

Он засунул руки в карманы и двинулся в сторону школы, не оглядываясь. За ним потянулась вся компания.

Освобожденный Трушкин подошел к Лехе. Тот тихо смеялся.

– Чтоб я так жил, – сказал Славка. – Ты о чем там ему задвигал?

– А, – Леха неопределенно махнул рукой. – Помнишь, я записку порвал? Я Кренделю все-таки пересказал ее, устно.

– И что? Этого хватило, чтобы они отстали? Как по команде?

Леха шмыгнул носом. Он был доволен.

– Это я дал им команду.

– Да-а, – протянул Трушкин. – Ладно, пошли ко мне. Умоешься.

Глава VI
ДОМА У СЛАВКИ

Как оказалось, Трушкин жил в одном доме с Лехой. Более того – в одном подъезде. Леху это не особенно удивило: чему удивляться, когда утром весь двор идет в одну школу, а потом вся школа возвращается в тот же двор… Хорошо еще, что ближайшим соседом оказался Славка, а не, к примеру, Крендель.

– Он, кстати, ближе, чем ты думаешь, обитает, – усмехнулся Трушкин. – Могу показать из окна. Каждый день смотрю, как он жрет на кухне.

– Спасибо, – ответил Леха, – всю жизнь мечтал.

У подъезда на скамейке они встретили барыгу, знакомого Лехе по дню переезда. Барыга сидел, покачиваясь, и что-то сосредоточенно рассказывал самому себе, жестикулируя пальцами.

Когда Леха и Славка проходили мимо, барыга поднял голову и окинул их мутным взглядом.

– Ерунда, – сказал Трушкин у лифта. – Выкинь из головы. Ну, видел он твою разбитую морду – и что? Никому не заложит, не бойся. Это Андрюха с двенадцатого этажа, к нему нужно просто привыкнуть.

Андрюхе было тридцать шесть лет, и он, по словам Трушкина, являл собой достопримечательность первого подъезда пятнадцатого дома. Он работал три дня в неделю – проверял билеты у входа на толкучку. В остальное время Андрюха шатался пьяный. Он был в курсе всех дворовых сплетен.

– Это что, – согласился Корольков. – Вот если бы здесь, у подъезда, бабки сидели, как у меня на старой квартире… Было бы тогда шороху.

Лифт приехал. Леха и Славка зашли в тускло освещенную кабину, и Славка нажал на девятый.

– Ну, дела, – сказал Леха. – Ты что это, живешь двумя этажами выше меня?

– Ага, – улыбнулся в ответ Трушкин и неожиданно запыхтел: – Слышь, Леха… а вот как там тебе… в старом дворе… драться приходилось?..

– Драться? Не без того…

– А чего вы сюда переехали? – продолжал Славка. – Квартиру купили? Могли бы и в лучшем районе купить.

– Почему ты так думаешь?

– Я просто слышал, Мишка Дроздовскому так сказал. Говорит, вы квартиру купили, только бабок пожалели, дураки. В плохом, говорит, районе купили.

Леха усмехнулся.

– Плевать на Кренделя, – сказал Леха. – Здесь район как район, дом как дом. Знаешь, где мы раньше жили? В бараке, который должен развалиться со дня на день!

Трушкин даже присвистнул.

– Так уж и в бараке?

– Ну, это мама так говорила, – усмехнулся Леха. – Жили мы в пятиэтажке, хрущебе. Капитальный ремонт должны были делать, и одна фирма, из крутых, взялась – чтобы после ремонта дом себе забрать. Жильцов переселяли… Нам предложили несколько квартир, старики эту выбрали. Телефон, да и метро в двух остановках…

Кабина остановилась, они вышли на площадку. Славка принялся хлопать по карманам в поисках ключей.

– Раньше мы жили в районе Волгоградского проспекта, – сказал Леха, вспоминая прежний двор. – Кузьминки – знаешь? Универмаг «Будапешт»…

– Там же метро есть.

– Так это там, – сказал Леха. – Нас оттуда выперли. Догнал?

Славка покачал головой.

– Ну и даль. – Он наконец открыл дверь и зашел первым в темный предбанник. Леха шагнул следом. Славка щелкнул выключателем, а потом открыл дверь в квартиру. – Прошу. Ванная там…

Мог бы и не показывать.

Корольков только сейчас понял: Славкина квартира была точной копией его, Лехи-ной, только располагалась двумя этажами выше. Трушкины немного переделали предбанник, урвав у государства пару дополнительных метров. Эта переделка сбила Леху с толку.

– А это что за подзорная труба? – спросил Корольков, выйдя из ванной.

В прихожей, на полке для шапок, лежал странный предмет, латунный цилиндр, в самом деле напоминающий короткую подзорную трубу. Электрическая лампочка отражалась в линзе.

– А, это… – Славка проворно залез на тумбочку и взял предмет. – Его Володька притащил, он на стройке мастером… Это нивелир поломанный, точнее, все, что от него осталось. Слышал о таком? – Славка протянул желтоватый цилиндр Лехе и показал пальцем. – Вот тут Володька его отпилил, а тут…

Пока Трушкин рассказывал, Корольков взвесил все, что осталось от нивелира, в руке и покрутил головой.

– Не-а. Даже не слышал. Что за прибор такой?

– Это хитрый прибор, – Трушкин прищурился. – Геодезический. Им перепады высоты на земной поверхности измеряют. Знаешь, в строительстве необходимо…

Леха попробовал посмотреть на лампочку, но увидел вместо нее северное сияние.

– И не увидишь, – сказал Трушкин. – Там внутри одной линзы нет, разбилась.

– Ясно. – Корольков вернул нивелир. – А ты откуда все знаешь? Об этом… ливенире?

– Нивелире. Володька говорил.

– Он тебе кто?

– Старший брат.

Выходит, у Трушкина есть старший брат. Интересно, такой же коротышка, как Славка?

– Ну давай, хвались, – сказал Леха. – Ты ж обещал, что я упаду.

– За этим не заржавеет. – Трушкин принял загадочный вид и поднял указательный палец. – Это в моей комнате.

Славкина комната оказалась, конечно, там же, где Лехина. Уже на пороге Корольков присвистнул, а глаза его загорелись…

– Ух, ты, – сказал Леха.

У окна стоял письменный стол, рядом – тумбочка, диван, с другой стороны – шкаф на всю стену. И всюду: на столе, подоконнике, тумбочке, на каждой полке шкафа стояли, сидели, лежали и даже ехали на лошадях пластилиновые солдатики. В ботфортах и киверах, с ружьями и саблями. Каждый ростом со спичечный коробок.

– Ну как? – взволнованно спросил Трушкин. – Никому из класса не показывал. Ты первый.

– Впечатляет, – Леха окинул взглядом комнату. – Это что же, все сам?

– Ага.

– Даешь.

Оказалось, Трушкин уже года три как лепил из пластилина русских и французских солдат времен Отечественной войны 1812 года. За это время Славка извел уйму коробок пластилина и притащил домой со всех мусорок едва ли не сотню посылочных ящиков, которые дома разбивал на фанерки. Его поделки заняли всю комнату.

На каждой фанерке разыгрывалась своя сцена. То – солдаты у костра (костер – самые настоящие маленькие угольки, только, конечно, не горящие), то – офицер прохаживается с саблей перед шеренгой пяти-шести подчиненных, то – эпизод боя: один солдат стреляет, второй падает, прижав руки к груди…

Было на что посмотреть – и Леха ходил по комнате, как по музею. Он не только «руками не трогал», а боялся даже вздохнуть.

«Хорошо Трушкину…» – думал Леха. Перетерпел школу, домой добрался – и сиди себе, лепи солдатиков. У Лехи тоже было когда-то хобби, как и у Славки. Леха ставил опыты.

Было это больше года назад.

Он делал разные опыты. Например, брал куриное яйцо, клал в стакан и заливал уксусом, а потом наблюдал, как яичная скорлупа постепенно растворяется, и яйцо начинает напоминать большой заспиртованный глаз с желтой роговицей.

Или брал магнит, подходил с ним к телевизору и пускал по экрану радугу, а родители кричали:

– Очумел! Отойди! Озоровать!

Отцу Лехины опыты особенно не нравились. Папа то и дело кричал:

– Опыты! Опять опыты! – и махал руками. – Вот вырастешь, выучишься… – Тогда, по словам отца, Леха мог делать все что угодно. Даже портить телевизор.

А еще Леха прочитал в книге, как можно поджечь кусок сахару, и решил испробовать. Для этого требовалось иметь сигаретный пепел, и Леха отправился на улицу. Подходящий бычок он нашел на автобусной остановке. Положив его в карман, Леха вернулся домой.

Опыт должен был пройти на балконе.

Захватив с собой все необходимое, Леха вышел на балкон. Там он сунул бычок в рот и прикурил. Держа в другой руке кусок сахару, Корольков готовился стряхивать на него пепел, чтобы потом, вместе с пеплом, поджечь.

А курил Леха совсем даже и не в затяжку. Просто надувал щеки, и все. И было ему очень, очень противно.

Наука требует жертв, рассуждал Леха.

Но с мамой, которая как раз пришла с работы на обед, получилась истерика.

Опыт по поджиганию сахара Леха потом все-таки сделал и даже довел его до победного конца, но – тайком от родителей, в обстановке самой строжайшей конспирации, во дворе, за старыми сараями.

Увлечение опытами протянулось до седьмого класса, то есть до того времени, пока среди предметов в школе не начались физика с химией. Как только они начались, Ле-хино увлечение пропало…

Хозяин следовал за гостем, взволнованно сопя. Иногда давал пояснения.

– Слышь, ты чего в историю вдруг ударился? – спросил Корольков. – Наполеон, Кутузов… У нас была сегодня третьим уроком история, так я не заметил, чтобы ты очень…

Трушкин перебил:

– Тут не история, Леха. Тут… французский язык.

– Что?

Леха улыбался, пока Славка рассказывал. Дело заключалось в следующем: в новой школе было два иностранных языка, английский и французский – и были, соответственно, английские и французские классы. В каждом классе изучали какой-то один язык. А 8-й «Б», как оказалось, несколько лет изучал два языка, каждая подгруппа – свой. Эта идея принадлежала Маргарите Игоревне, видевшей своих подопечных «учениками будущего». Когда 8-й «Б» делили пополам, Славку, к его крайнему неудовольствию, записали во французскую группу.

– Слушай, а я в старой школе английский учил, – вставил Леха.

– Нет проблем, – грустно ответил Славка, – будешь в английской подгруппе, вместе с Анжелкой Жмойдяк…

По причине того, что Трушкин попал во французскую подгруппу, он возненавидел не только уроки французского и сам язык, но и всю Францию.

– Эх, хорошие были времена, – размечтался в конце Славка, – золотые. Вспомни, Леха, восемьсот двенадцатый год – мы тогда французам таких навешали…

Леха скромно заметил, что вся дореволюционная Россия, кроме крестьян, конечно, свободно изъяснялась по-французски.

– А сейчас не те времена, понял? – взвился Трушкин. – Сейчас все по-английски шпарят! – Славка выпустил пар и скривил рот: – А тут, придумали… Ки-э-де-сер-вис-ожурдюи? Сэ-муа-де-сервис-ожурдюи. Ки-эт-апсан? Тьфу, гадость, язык сломаешь.

– А как считаешь, – Корольков хитро прищурился, – какой язык сами англичане долбят? Или американцы…

– Как какой? Английский.

– А иностранный?

– Зачем им вообще иностранный язык? Никакой они язык не долбят.

– Нет, долбят. – Корольков посмотрел на Славку, как на маленького, потому что доподлинно знал, о чем говорил. Вычитал в журнале «Вокруг света». – Долбят, как отбойные молотки! Потеют! Французский они долбят, чтоб я так жил!

Славка притих. Потом полез в тумбочку.

– Да ну его, язык этот… Смотри, Леха, какая у меня крепость есть.

Трушкин осторожно вынул из тумбочки очередную фанерку, и Леха действительно увидел на ней крепость, выложенную из малюсеньких пластилиновых кирпичиков. Ее стена, сантиметров десять в высоту, шла по всему периметру фанерки.

Трушкин гордо водрузил фанерку с крепостью на стол и поинтересовался:

– Ну как?

– Ну, Трушкин, ты даешь, – ошеломленно ответил Леха. – На это же уйма времени уходит.

– Зато интересно, – сказал Славка. Внутри крепости также были солдаты.

Они приникли к бойницам и целились в невидимых врагов из ружей.

– А ружья из чего делаешь? – спросил Леха.

– Ай, ерунда, – сказал Трушкин. – Главное, стержень от доперестроечной шариковой ручки раздобыть. Приклад из любой деревяшки можно выстругать. Хоть из школьного треугольника.

Еще Леха увидел в крепости две пушечки, сделанные из автоматных гильз, прикрученных ниткой к лафетам. Ради лафетов Славка разломал какой-то из своих старых игрушечных автомобилей.

– А пушки что, стреляют?

– Могут, – сказал Трушкин.

– Давай! – загорелся Леха.

– Погоди, спички принесу.

Славка сходил на кухню и вернулся со спичками. Пока его не было, Корольков осторожно взял одну пушечку, поднес отверстие гильзы к носу и понюхал. Оттуда потянуло запахом прежних сражений, устраиваемых Славкой дома.

– Славк, это что, порох?

– Как-то братан притащил немного пороху, так я стрелял и порохом, – важно изрек Трушкин. – Ерунда, сейчас спичками обойдемся.

Леха отдал ему пушку, и Славка принялся заряжать ее. Сперва краем гильзового отверстия он соскреб серу с пяти-шести спичечных головок, выбрав для этого спички пожирнее. Затем, оторвав уголок от газеты, лежащей на тумбочке, он сделал пыж и запихнул в гильзу – сначала пальцем, потом карандашом.

– А теперь – самое основное, —Славка сделал торжественное лицо и посмотрел на Леху. – Что, как ты думаешь?

– Пуля, – брякнул Корольков.

– Ядро, – строго сказал Трушкин. – Смотри. – В Славкиных руках оказалась коробка из-под зефира в шоколаде, которую Трушкин вынул из ящика стола. Славка снял крышку, и у Лехи зарябило в глазах.

Коробка доверху была заполнена тускло поблескивавшими шариками.

– Класс, – оценил Леха. – Что это? Металл или пластмасса?

Трушкин посмотрел на него, как на идиота.

– Какая пластмасса?

– Ну, шарики, – пояснил Леха, – китайский кегельбан, в любом комке за двадцать тысяч…

– Нет, – покрутил головой Трушкин. – Это самая взаправдашняя сталь, чтоб я так жил. Нержавейка. Глянь, какие тяжелые…

– Тоже братан притащил? – осведомился Корольков, взвешивая в руке горсть шариков.

– Не-ет, – ответил Трушкин. – Это отец. Он у меня на заводе…

Шарики имели разный размер: самые маленькие – миллиметров пять в диаметре, самые большие – пару сантиметров. Славка подобрал подходящий и покатал на ладони.

– Раньше я крутил ядра из фольги, – пояснил он. – Теперь, видишь, шарикоподшипники. Прогресс!

«Ядро» утонуло в гильзе.

– Ну, куда стрелять будем? – осведомился Трушкин.

– Давай в какого-нибудь солдата, – предложил Корольков, но тут же добавил: – Если тебе не жалко.

Славка установил заряженную пушку на ее прежнее место в крепость. Ствол высунулся из бойницы.

– Не жалко, я себе еще вылеплю. – Он развернул крепость так, чтобы пушечка была направлена вдоль стола. – Ну давай, выбирай. Какой больше нравится?

Леха выбрал усатого улана, который ему чем-то напомнил Кренделя.

– Вот в этого.

– Отлично, – кивнул Славка. – Сейчас мы ему врежем именем государя. – Трушкин убрал с фанерки всех солдатиков, кроме обреченного на расстрел, и расположил фанерку так, чтобы улан оказался напротив пушки.

– Свеча! – сказал Славка.

Он зажег огрызок свечи, стоявший в консервной банке на подоконнике, и вооружился плоскогубцами, в которых была зажата разогнутая скрепка.

– Хочешь быть за основного пушкаря-бомбардира? – спросил Трушкин. – На! – Он протянул плоскогубцы Лехе.

Корольков взял. «Сейчас я выстрелю в Кренделя, – крутилось в голове у Лехи, – выстрелю в Кренделя, выстрелю в Кренделя…»

– Сунь в пламя, – приказал Славка, вытаскивая из шкафа прошлогодний учебник, – и держи, пока не раскалится… – Он поставил учебник ребром на стол – за солдатиком.

Леха наблюдал за скрепкой. В огне она почернела, затем стала краснеть…

– Хватит, – сказал Трушкин. – Огонь! Леха, чувствуя себя убийцей, поднес скрепку к пушечке. В стенке гильзы, у самого капсюля, ножовкой по металлу было пропилено маленькое отверстие – Корольков, на мгновение замешкавшись, сунул конец скрепки туда.

Шшиих!

Плюх!

Взвился дымок.

Пушечка выплюнула ядро и откатилась назад. Это выглядело, как самый настоящий выстрел. А он и был настоящим, подумал Леха.

– Ур-ра!! – закричал Трушкин. – Попал!

Усатый улан лежал на спине. Ядро мазнуло его по пластилиновой физиономии, ударилось о книжку, отскочило, подпрыгнуло несколько раз по столу…

Трушкин нашел его на полу и протянул Лехе.

– Смотри, какой теплый.

Корольков молча взял шарик. Он осмысливал тот факт, что секунду назад хорошенько дал по морде Кренделю.

– Давай еще, – предложил Славка.

– Давай, – очнулся от раздумий Леха. Теперь они поставили перед крепостью целый отряд, с которым разделались за че-тыре-пять выстрелов. Стреляли из двух пушек и даже соревновались на меткость. Солдатики падали сразу по нескольку штук, по принципу домино.

– Слушай, а ты откуда знаешь, какое оружие было в войне с Наполеоном? – спросил Леха, когда возиться с зарядкой пушек ему надоело.

– Откуда, откуда. Из книжки! – И Славка принес из большой комнаты книгу. – Смотри, классная вещь, братан недавно купил… Осторожно!

– Не дрейфь…

Это был огромный том в суперобложке, тяжелый, напечатанный на мелованной бумаге.

– Не хватай, не хватай, – всерьез беспокоился Трушкин. – Володька за нее отдал пятьдесят баксов, если заметит, что порвана или заляпана – убьет!

– Пятьдесят баксов? Обалдел?

– А что? Ты когда последний раз книжки покупал? Знаешь, почем они сейчас?

Леха промолчал.

Славка взялся приводить в порядок своих солдатиков, а Леха стал рассматривать книгу. На супере – на всю обложку – был сфотографирован какой-то омоновец или спецназовец… короче, какой-то крутой парень с пистолетом в руке. Ниже шла надпись: «ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ ОРУЖИЯ. Иллюстрированный справочник».

Корольков открыл книгу.

– Там есть раздел о русских и французских пушках 1812 года, – донесся голос Трушкина. – И не только о пушках…

– Знаешь, если честно, на последних страницах интересней, – сказал Леха.

Бегло пролистав книгу, он задержался именно на этих самых страницах и стал их изучать вдумчиво и сосредоточенно.

– Да? – рассеянно ответил Трушкин. – Вот, смотри, какого я гусара заделал… На нашу классную…

Но Леха чувствовал, что ему уже разонравились пластилиновые солдатики Славки Трушкина.

Сейчас всех колошматит своими огромными кулачищами двадцатый век, и в этой дробиловке выживают только самые крутые. Вот как эти улыбающиеся, уверенные в себе парни с последних страниц справочника, сжимающие в своих руках разные «магну-мы», «Калашниковы» и «М-16».

Уж такие парни не вытирают разбитые носы рукавами школьных курток…

Леха захлопнул книгу и сказал:

– Знаешь, Славка, я, пожалуй, пойду. Форму еще стирать…

Трушкин посмотрел на Королькова обиженно:

– Да ну, день впереди.

Леха аккуратно положил книгу на стол. Лучше бы он вообще не брал ее в руки.

– Я же только умылся, а на мне еще рубашка, заляпанная кровью… Да и на рукаве куртки такое пятно, какое, неизвестно, одолеет ли тройная доза «Ариэля».

ВЖ-Ж-Ж!.. БУМ! ВЖ-Ж-Ж!.. БУБУМ!.. БУМ-ТА-ТА-БУМ-ТА…

Леха пригнул голову. Это что еще такое? Бензопила в соседней комнате?

Оглушительный звук несся с улицы. Корольков, не врубившись в первую секунду, даже испугался. Но невозмутимый Трушкин подошел к окну и просто захлопнул форточку. Звук сразу стал тише.

– Ты чего? Это ж Крендель домой пришел. Только и всего, и врубил свою тачку на полную мощу.