Текст книги "Московская готика"

Сергей Волков
Московская готика

Pro deum atque hominum fidem

(«Зову в свидетели богов и людей», лат)

Антескриптум

«…Лето 1914 года выдалось в Москве жарким. Патриаршие пруды цвели, распространяя окрест тяжелый запах тины и гниения. Горожане стремились покинуть изнывающий от жары город, цена на дачи выросла до семи рублей за неделю.

Сухой ветер с Люблинских пустошей нес запах гари. То и дело вспыхивали пожары, и пожарные с красными от недосыпа глазами загоняли лошадей, стараясь успеть если не потушить объятые огнем строения, то хотя бы остановить красного петуха, с жадностью набрасывающегося на сухое дерево домов и сараев Замоскворечья, Таганки, Пресни и Божедомки.

Папертные юродцы, кривя слюнявые губы, на разные голоса предрекали „анчихристов приход и гибну велику для народа православного“.

Участились самоубийства. И не то чтобы были среди тех, кто накладывал на себя руки, студенты, девицы на выданье и смертельно больные, нет, все больше приличной публики бросалось в объятия Танатоса. Стрелялись офицеры, травились почтенные матроны из древних родов, кидались под поезд отцы семейств.

Предчувствие беды витало в душном московском воздухе, смешиваясь с гарью и тоской…

В одну из таких невыносимых июльских ночей таинственно исчез новоотстроенный по проекту модного архитектора мсье Орье дом богатого лесопромышленника, вдовца Иппатия Ильича Сазонова. Исчез со всеми своими обитателями…

Сам Иппатий Ильич находился в ту пору отъезде. В отсутствие его в особняке всегда хозяйничала Сонечка Сазонова – то ли племянница, то ли воспитанница лесопромышленника. Относительно этой особы слухи ходили разные, да все больше такие, каковые приличным людям пересказывать не престало, а посему московский свет старался не замечать семейство Сазоновых, будто бы их и не было вовсе.

Особняк пропал начисто, бесследно, и места не осталось. Будто бы соседние строения – доходный дом купца Трешнева и притаившийся за кирпичным брендмауэром теремок вдовы капитана Поликарпова вдруг сдвинулись, выпихнув двухэтажную постройку в тартарары.

Полиция и чиновник из градоначалия (это был, если мне не изменяет память, г-н Н.П. Радимин, мой соученик по Воскресенскому училищу), прибыв на место происшествия, покрутились окрест, допросили уйму народу, но так ничего и не выяснив, отбыли восвояси несолоно хлебавши. Загадочное исчезновение целого двухэтажного дома дало обильную пищу для пересудов, которые, впрочем, быстро сошли на нет в связи с начавшейся в августе войной с германцами.

Однако ж на Хитровке еще долго поговаривали, будто бы во всем виновата сама Сонечка Сазонова, которая была вовсе никакой не племянницей Иппатия Ильича, а самой настоящей его наложницей, привезенной лесопромышленником после смерти жены из шведских земель для услады и отдохновения.

Говорили, что эта Сонечка в отсутствие своего покровителя устраивала в доме ужасные вещи. Начитавшись сочинений г-на Дюма, вообразила она себя новой королевой Марго, нарекла особняк свой Невельской башней, и совместно с двумя горничными, гречанкой Федрой и француженкой Клодетт, заманивала по ночам к себе одиноких прохожих мужеского полу, с коими творила непотребное, в разврате своем уподобляясь древним жителям библейской Гоморры.

Выжившая из ума старуха Медовиха даже утверждала, что сама видал, как нагая Сонечка лунной ночью летала над бульварами верхом на кривоногом кресле, но это, конечно же, нужно признать плодом больного воображения.

Впрочем, всевозможные шалости и развратные оргии числились в ту декадентскую пору за многими куда более благопристойными женщинами государства Российского. Увы, смутное время, чудовищные нравы. И как страшен итог всего этого!»

* * *

Эту историю рассказал как-то постновогодним вечерком мой сосед, бывший МНС какого-то НИИ, ныне подвизающийся в должности курьера-секретаря одной из многочисленных фирмочек, ООО «ТОО», или чего-то в том же духе…

Мы сидели вдвоем у меня на кухне, калякали «за жизнь» под водочку и остатки новогодних салатов, время подкатывало к полуночи, и разговор сам собой зашел о всяких оккультностях и мистиках. Понятное дело, я как заядлый материалист, доказывал, что все это – лишь фантазии, вымыслы, домыслы, бред и сказочные сказки, а вот сосед…

Он все больше молчал и хмурился, ковыряя вилкой омайонезенных кальмаров, а потом вдруг начал рассказывать глухим, подрагивающим голосом:

«В тот вечер я, набегавшись за день по разным, зачастую ничего не значащим, делам, очутился в районе Чистых Прудов. Нужно было зайти к некоему человеку и передать ему какие-то брошюры в пухлом конверте. Так, просто одна из моих служебных обязанностей.

Адрес, написанный на конверте, оказался мне совершенно незнаком, и сейчас, спустя несколько месяцев, я его уже и не помню. То ли Ивановский переулок, то ли Подкопаевский, то ли Подколокольный, а может быть и Певческий. Факт, что место это находится в районе бывшей Хитровки.

Вечерок выдался мерзковатый. С неба летела мокрая гадость, которую ни снегом, ни дождем назвать было нельзя, дабы не оскорбить эти формы осадков. Похолодало, асфальт под ногами покрылся ледяной корочкой, так что шагать по обледеневшим тротуарам приходилось с опаской.

Я свернул с Покровки в длинную кишку Колпачного переулка и наугад двинулся в глубь старых дворов, поминутно поскальзываясь и чертыхаясь про себя. До полуночи оставалось еще часа два, но в этих глуховатых местах, не смотря на близость залитых огнями центральных улиц, было тихо и безлюдно.

Вскоре я добрался до старинного, обветшалого монастыря с наглухо запертыми воротами. На них висели какие-то таблички, но в темноте ничего прочитать было невозможно.

Чтобы сэкономить время, я решил срезать и пройти через темный двор – мне показалось, что он проходной, и минув его, я окажусь в соседнем переулке.

Двор встретил меня гробовой тишиной и мраком. В окнах окрестных домов почти не было огней, лишь кое-где еле теплился мерцающий свет, словно в квартирах жгли церковные свечи. Укутанные на зиму брезентом заснеженные машины напоминали могильные саркофаги, а карканье одинокой серой вороны с ветки заледеневшего тополя прозвучало, как крик ждущего добычи черного ворона.

Мне стало не по себе, и я, ускорив шаг, пересек мрачноватый дворик, нырнул в низкую арку, но вместо переулка попал в следующий двор, странный, треугольный и еще более заброшенный.

С одной стороны его замыкала глухая высокая кирпичная стена

...

конец ознакомительного фрагмента