Текст книги "В интересах следствия"

– Игорь Борисович! Да ведь это помогает оставаться оптимистом.

Цветухин встал, молча прошелся по комнате. Постоял перед окном.

Завершив путешествие, коллекционер вернулся к своему креслу. Перед тем как сесть, расправил плечи, сладко потянулся. Фризе отметил, что не ошибся в своем первом впечатлении, – собиратель «малых голландцев» был мужчина крепкий, с мощными бицепсами. Когда он удобно устроился в кресле, сыщик спросил:

– Ну и как же со Славиком?

– А что с ним?

– Он живописью не интересуется? Видел ваши сокровища?

– Видел. Представьте, однажды они пришли втроем. Треугольник в полном составе. Но Вячеслав Николаевич все внимание уделял Ирочке. О картинах выдал только пару банальных похвал. Даже обидно.

– Вы его не подозреваете?

– Славик мужчина богатый. Но заказать мою коллекцию в России вряд ли у кого хватило пороху. Деньжат. – Он подумал, подвигал полными губами: – Ну… скажем, БАБ, потом этот, как его? Сибирский нефтяной король. Вы о нем слышали?

– Абрамович? О нем все слышали.

– Вот-вот. Этот прохвост Виноградов из Инкомбанка собирал живопись. Дособирался.

– А другие наши олигархи?

– Владимир Петрович, где они нынче, олигархи? Нет, я неправильно выразился. Где они – известно. А где их денежки?

– Это тоже известно. На секретных счетах.

– Вот именно. И вести сейчас по этим счетам операции – самоубийство. Да знаю я их всех! По сути – мелкая шпана. Да-с! Как говорили в старину – моветон. – Подумав, он добавил: – А главное, вы правильно отметили: никто не рискнет держать мою коллекцию в России. – Игорь Борисович взял со стола бокал с недопитым коньяком. Поднял. – За ваши успехи, Владимир Петрович.

Выпив коньяк, Цветухин достал из внутреннего кармана легкого шелкового пиджака длинный конверт. Положил перед сыщиком:

– Деньги на расходы. Вы предупреждали, что придется подписать соглашение?

– Да.

Фризе не спешил выполнить формальности. Внутренним взором он просматривал пункт за пунктом перечень вопросов, которые собирался задать своему клиенту. Листок с этими записями, отправляясь на встречу, Владимир сжег. Зрительная память его никогда не подводила. Листок с десятком пунктов словно воочию стоял перед глазами. Нет, он ничего не забыл. Но чувство незавершенности разговора не исчезало.

– Текст соглашения с вами? – спросил Игорь Борисович, для которого даже секундная задумчивость сыщика не прошла незамеченной. – Или у вас есть еще вопросы?

Фризе заметил, с каким удовлетворением и гордостью клиент посмотрел на шикарный букет роз, и подумал без всякой внутренней связи: «Странно. Почему клиент даже не поинтересовался дальнейшей судьбой Славика? Я же не сообщил ему, что Горобца отпустили на все четыре стороны. Знает об этом от Ирочки? Уверен, что ее любовник не может быть замешан в краже? Или ему сейчас не до сантиментов?»

Обо всем этом Фризе пока предпочитал молчать. Достал из кейса экземпляры соглашения, отдал Игорю Борисовичу.

Тот углубился в чтение.

Владимир еще раз оглядел комнату. Она ему нравилась все больше и больше. Женщина, которая занималась устройством своего жилища – временного или постоянного, это не имело значения, – обладала прекрасным вкусом. Фризе даже не осудил ее за то, что на стенах не было ни одной картины, ни одной гравюры. Лишь две прекрасно оформленные коробки с коллекцией ярких тропических бабочек.

Такие коробки – Фризе никак не мог вспомнить, как они называются, – он видел в детстве в квартире одного из папиных знакомых, известного путешественника. Звали обладателя уникальной коллекции Никифор Петрович, дядя Ник. Он рассказал Володе, что в древние времена бабочки были символом бессмертия души. Высвобождение бабочки из куколки означало освобождение души от тела в момент смерти. Олицетворявшая душу Психея и бог сна Гипнос изображались древними художниками с крыльями бабочек.

«Интересно бы взглянуть на местную Психею, – подумал Фризе. – Такие ли яркие у нее крылышки, как у этих тропических красавиц?»

Он оторвал взгляд от бабочек и посмотрел на раскрытый бар.

Подбор напитков здесь заслуживал всяческого одобрения. Кроме уже продегустированного «Хеннесси», там стоял «Камю», пузатая бутылка дорогого виски «Канадиен бленд», несколько бутылок красного французского вина.

А еще сыщик обратил внимание на тяжелую хрустальную пепельницу, в которой лежал изумительной красоты гарнитур – кулон и кольцо. Оба с камнем тигровый глаз в золотой оправе. И на золотой цепочке. Фризе знал, что камень считается полудрагоценным. Но здесь камни были такого великолепного качества, что, несомненно, гарнитур стоит больших денег. Да и золотая оправа говорила о многом.

Внимательно изучив все пункты соглашения, Игорь Борисович расписался. Подпись у него была размашистая, буквы округлые.

– Есть один небольшой нюанс. У коллекции два владельца – я и моя супруга. Но для того, чтобы поручить детективу поиск украденных картин, наверное, достаточно одной подписи?

– В законе такие тонкости не прописаны. И если ваша супруга не возражает против гонорара… против того, что одна из ваших жемчужин перейдет ко мне…

– Нет-нет! Ни о каких возражениях не может быть и речи! – Цветухин в который уже раз прикоснулся ладонью к руке сыщика. – Анна Алексеевна одобрила все мои действия. А картину получите принадлежащую лично мне. Поторопитесь.

Спускаясь на лифте вниз, Фризе вспомнил: однажды в телевизионной передаче он видел супругу Цветухина – крупную мужеподобную даму, лицом похожую на добермана-пинчера. Телекорреспондетка долго расписывала, в каком мире и согласии живет Анна Алексеевна со своим супругом, коллекционером Цветухиным. Только в одной мелочи они разошлись во мнениях – свою половину коллекции картин «малых голландцев» супруга завещала государству, а супруг это сделать отказался.

И еще он думал о том, что дорого бы дал за то, чтобы узнать, кому приготовил Игорь Борисович великолепный букет роз. Хозяйке уютного гнездышка? Или, воспользовавшись, что она живет на даче, совсем для другой дамы?

Но времени на слежку у Фризе сейчас не было. И не было под рукой человека, которому он мог бы это поручить. У него не оставалось времени даже на то, чтобы заглянуть в местный ДЭЗ и выяснить, кто хозяин квартиры с розами.

РАМОДИН ПОДАЕТ ВЕСТОЧКУ

С момента кражи картин прошли уже не одни сутки. Фризе никогда не взялся бы за их поиск, не будь одного обстоятельства – наряд вневедомственной охраны, оказавшийся в момент ограбления рядом с местом преступления, нарушил планы похитителей. Два милиционера погибли на месте, третий умер в больнице. Но и воры понесли потери – двое убитых, изрешеченные нулями чемодан и сумки, в которых, по всей видимости, выносили картины, пострадавший в перестрелке автомобиль…

Невозможно было себе представить, что оставшиеся в живых грабители не изменили первоначальный план.

Даже если не все картины пострадали, они находятся в России, заявил Фризе своему клиенту при встрече. И здесь их надо искать. Он только ни словом не обмолвился Цветухину о том, что сначала займется деньгами. Валютой. А зачем говорить? Ведь Игорь Борисович от нее отрекся. А сыщику казалось, что именно доллары выведут его на след коллекции. Их путь отследить легче.

Для того чтобы хоть немного походить на бомжа, требовалось время. Времени у Фризе не было. Поэтому он придумал для себя облегченный вариант вхождения в роль. По легенде он еще недавно работал на «Ленфильме». Сначала администратором. Потом осветителем. Два года перебивается без работы. После развода остался без жилья. Теперь приехал попытать счастья в столицу.

Владимир был блондин и поэтому даже после трех дней без бритья выглядел вполне сносно. Пришлось поработать над лицом и руками с помощью угольной пыли и обыкновенной грязи.

У своего приятеля, художника Николая Нелюбина, он попросил ключи от дачи. На денек. Даже не стал объяснять зачем. Нелюбин, вручая связку ключей, напутствовал Фризе:

– Вовка, не забудь про безопасный секс! – и погрозил пальцем. Был уверен, что Фризе хочет отдохнуть на природе с женщиной.

На даче – в деревенском бревенчатом доме под Дмитровом – сыщик провел только ночь. И увез оттуда в большой спортивной сумке комплект одежды. Выбрал самую старую и потрепанную. Нелюбин надевал ее, когда красил дом, жег костры, работал в саду. На рукавах в недавнем прошлом очень модного темно-синего бархатного пиджака висела бахрома. Несколько пятен от моторного масла – а может быть, от мазута – только подчеркивали былую роскошь богемного одеяния. Серые шерстяные брюки тоже обрамляла бахрома – длинная, как на джинсах придурковатого ковбоя. К тому же штаны были заляпаны краской. Похоже, что художник вытирал о них испачканные во время работы руки.

Одежда была на размер, на два меньше, чем носил Фризе. И выглядел он в ней как огородное пугало. Но это обстоятельство, по его мнению, только подчеркивало безнадежное состояние его финансов.

«Прекрасно! – радовался сыщик, вглядываясь в большое зеркало и придирчиво изучая странного незнакомого оборванца, отразившегося в нем. – То, что надо. Но как же сильно меняет человека одежда!»

Особенно порадовали Владимира старые кроссовки. Донельзя замызганные снаружи, кроссовки прекрасно сидели на ноге.

Он реквизировал еще пару старых рубашек, рваные носки и кое-какую мелочь, без которой не обойдется даже бездомный бродяга.

Сложил рванье в адидасовскую сумку, вполне подошедшую к случаю. Художник выносил в ней мусор на свалку.

Только одна из реквизированных вещиц имела вполне товарный вид – небольшой плюшевый терьер, очень похожий на самого Нелюбина. Фризе предполагал, что терьера подарила приятелю одна из многочисленных почитательниц его таланта. Нелюбин был холост и детей не имел.

Вместо изъятых обносков Владимир повесил на гвоздь в сарае записку:

«Твою парадную форму взял поносить. В чем и расписуюсь, дядя Володя».

* * *

Фризе вышел из дому в пять утра. У него было такое чувство, словно он собрался на маскарад. Спускаясь вниз на медленно отсчитывающем этажи степенном лифте, Владимир стал вспоминать, приходилось ли ему когда-нибудь участвовать в маскараде. В настоящем, праздничном маскараде, а не в переодеваниях при выслеживании преступников. Оказалось, что никогда. Даже в школе у них никогда не проводили бала-маскарада. И на юрфаке не проводили. Но ощущение, что он много раз веселился в кругу ряженых – сам тоже в маскарадном костюме, – укоренилось в его сознании прочно.

Больше всего он опасался встретить знакомых. И в то же время хотел такой встречи, самонадеянно желая проверить: узнают или нет? Но в подъезде и во дворе не было ни души. Добропорядочные граждане спали, а завсегдатаи казино и ночных ресторанов – такие в доме тоже появились – еще не сделали последние ставки и не выпили «на посошок».

Как и условились с Рамодиным, новоиспеченный бомж отправился на Белорусский вокзал.

Вокзалы и привокзалья – особый, текучий мир. Любимое обиталище бомжей. А у Белорусского к тому же имелись преимущества: близость к управлению, в котором служил Рамодин. И не так далеко от 6-го Ростовского переулка. Если повезет, можно встретить свидетелей, а то и участников недавних событий.

Зал ожидания вызвал у Фризе невесть когда отложившиеся в укромном уголке памяти строчки блатной частушки:

На вокзале, в первом зале,

Труп убитого нашли.

Пока голову искали,

Ноги встали и пошли.

Повсюду лежали и стояли люди. Одни, разложив на газетах хлеб, колбасу, помидоры, закусывали. Другие спали на расстеленных на мраморном полу одеялах, подложив под давно немытые головы чемоданы и сумки. Но взгляды идущих через зал пассажиров останавливались не на этой, привычной для каждого путешествующего человека картине, а на спящих бомжах, которым и под голову-то нечего было подложить, кроме своих распухших, покрытых коростой ладоней да рекламных буклетов.

Фризе вспомнил о том, что актер Дворжецкий во времена оны ночевал на Белорусском вокзале – здесь обреталось не так много народу, как на других вокзалах. Теперь все изменилось. Был занят каждый сантиметр вокзальной площади.

Он с трудом нашел себе место у входа в зал ожидания и сел на бетонный пол, прислонившись в стене. Пожилая пара, наверное муж и жена, с загорелыми настороженными лицами, переглянулись. Молча сдвинули в сторону огромные, туго набитые сумки. «Наверное, челноки, – подумал Фризе. – Закупили барахла в Лужниках и ждут своего поезда. В Смоленск или куда подальше. В Могилев или Минск». Прикрыв глаза, он сделал вид, что собирается подремать. И заснул по-настоящему. Ночью удалось соснуть не больше двух часов, а к шести он уже был на вокзале.

Но подремать Владимиру не дали. Он проснулся от легкого толчка в бок.

– Закурить не найдется?

Перед ним стоял мужчина неопределенного возраста с всклокоченными волосами. Темное лицо – Фризе даже показалось в первое мгновение, что перед ним негр, – отливало синевой. А заплывшие глазки смотрели требовательно. И неприязненно.

– Найдется. – Владимир вытащил из нагрудного кармашка бархатного пиджака беломорину, протянул темнорожему.

Негнущимися, распухшими пальцами тот взял папиросу, задумчиво поглядел на нее, потом протиснулся между Фризе и сумками челноков. Со стоном сел.

«Крепко же тебя отмутузили, – подумал сыщик, разглядывая пришельца. – Живого места не оставили». Он снова прикрыл глаза, но пришелец тронул его за плечо:

– Спичку.

Бомж прикурил и с наслаждением затянулся.

– Издалека?

Владимир не ответил. Не собирался изображать словоохотливого простака. Болтунам не доверяют.

– Гордый.

Некоторое время темнорожий курил молча. Фризе уже стал задремывать, когда снова услышал его голос. Теперь голос звучал панически:

– Господи, спаси! Опять Чубайс! Полная хана!

Фризе еще раздумывал, что за Чубайс примерещился бомжу, когда получил сильный удар по ноге.

Он открыл глаза. Перед ним стоял высокий молодой милиционер. Младший лейтенант. Офицер и вправду походил на известного «писателя» и политика. А еще – на Адольфа Гитлера. Впрочем, и сам политик временами до того смахивал на фюрера, что вызывал в умах граждан странные мысли.

– Долго еще будешь рассиживаться? – спросил Чубайс. И пнул Владимира еще раз.

Фризе не спеша поднялся. Взял с пола сумку.

В это время темнорожий тоже вскочил. Владимир удивился, что на этот раз он не издал ни единого стона. Бочком, бочком, на полусогнутых ногах он попытался незаметно улизнуть за спинами челноков, но был остановлен громким окриком:

– Алексей, сволочь! Я тебя предупреждал?!

– Случайно, лейтенант. Случайно, – подобострастно зачастил тот, кого назвали Алексеем. – В аптечном киоске…

– Брысь отсюда, Памперс! – прошипел мент, не дослушав объяснений. – Еще раз увижу – сядешь надолго.

Бомж испарился.

Младший лейтенант снова обратил свой взор на Фризе, который стоял ссутулившись, стараясь занимать как можно меньше места.

Оглядев его с ног до головы злым взглядом, мент протянул руку:

– Документы.

– Сожгли с одеждой в санпропускнике. В Питере.

– В Питере? Сожгли? Какие неосторожные. Ай-яй! А еще называют себя второй столицей! Ничего, разберемся. – Он снова протянул руку.

– Я же говорю – сожгли документы.

Краем глаза Фризе видел, с каким вниманием следит за всем происходящим супружеская пара челноков. Владельцы необъятных пестроклетчатых сумок даже не пытались скрыть свою тревогу.

– Вещички давай, – сказал милиционер. – Может, у тебя там взрывчатка?

Владимир протянул ему сумку. Младший лейтенант с брезгливой миной взял ее за ручки. Подержал на весу, словно взвешивал. И вернул Фризе.

– Сейчас пройдем проверим. А потом выясним, что ты за гусь. Из второй столицы.

Милиционер говорил с мягким южным акцентом, с характерным нажимом на «х». Фризе мог поклясться, что в Москве он живет год, от силы два. И приехал с Украины или из Курска.

Он думал, что младший лейтенант поведет его в дежурную комнату, но ошибся. Они прошли по перрону и через боковой вход спустились на площадку, где раскинулся небольшой рыночек.

Чубайс уверенно прошагал мимо ларьков к тупичку, где между бетонным забором и автомобилями торговцев громоздились пустые коробки из-под бананов и деревянные ящики. Остановившись среди этого хлама, младший лейтенант приказал:

– Выкладывай пожитки.

Фризе с трудом раскрыл тронутую ржавчиной застежку-«молнию». Сверху лежал старенький, но довольно приличный плащ, тоже позаимствованный у художника. Нелюбин любил красивые дорогие вещи, а они, как говорили в старину, были ноские.

– Так! – усмехнулся Чубайс. – Так! Пыльник приличный. Выворачивай карманы.

Владимир выполнил приказание. Из одного кармана выпали несколько позеленевших монет и купюра в сто рублей. «Вот черт! – мысленно выругался Фризе. – Как это я не догадался проверить!» В пиджаке и брюках он вывернул все карманы, а про плащ забыл.

Младший лейтенант ловко схватил с асфальта бумажку, внимательно изучил и, скомкав, швырнул за ящики:

– Советская. Еще Павлов изъял. А пыльник ворованный. Факт.

– На помойке нашел.

– Во второй столице? – Похоже, что Чубайс имел к Питеру какие-то серьезные претензии. – Давай выкладывай дальше.

Ношеные носки, старая рубашка, застиранное махровое полотенце не заслужили никаких комментариев. А вот плюшевый симпатяга терьер вызвал у мента целый всплеск эмоций:

– Ах ты, падла! У киндеров игрушки крадешь! Или тоже на помойке нашел?

– Этого терьера мне сынок подарил, – как можно жалостливее выдавил из себя Владимир.

– Сыночек? Подарил тебе игрушку? Вот насмешил.

Чубайс взял собаку, взвесил на ладони. Почему-то терьер показался ему подозрительным. Он достал из кармана миниатюрный ножичек. У Фризе дома тоже имелся такой же ножичек – специальное приспособление для обрезки сигар. Где им разжился младший лейтенант, можно было только догадываться. А уж в том, что он не курил сигары, Владимир не сомневался.

– Не зашил ли ты в собачку денежку? Признавайся сразу. Чистосердечное признание облегчает… Знаешь, что облегчает? Ладно, проверим. – Чубайс поудобнее перехватил терьера. Ладонь у него была широкая, сильная. – Что-то в последние дни бомжи разбогатели. «Капуста» у них появилась. Не знаешь откуда?

– Степаныч, ты опять за свое? – послышался за спиной у Фризе звонкий женский голос. Он резко обернулся и увидел молодую худенькую блондинку в светло-сером костюме. Ее загорелое миловидное лицо выглядело строгим, а глаза были веселые. – Опять ты за свое?! Почему в отдел не ведешь? Шмонаешь на виду у граждан.

– Да я… Понимаешь, товарищ майор, сумка у него подозрительная. – Чубайс выглядел совсем растерянным и жалким. Щеки пошли красными пятнами. Из-под фуражки текли струйки пота. Он машинально поднял фуражку, провел по мокрому лбу тыльной стороной ладони. Фризе увидел еще одно подтверждение обидной клички. Младший лейтенант был рыжим. – Я подумал, не припер ли он на вокзал взрывчатку. Не тащить же его сразу в отдел? Решил проверить. Потом привел бы!

– Да-да! Привел бы. – Женщина усмехнулась. – А мне по пути в контору шепнули: «Младший лейтенант бомжа повел потрошить». Господи! Да что с них взять-то?

Она с сочувствием взглянула на Владимира, и вдруг ее красивые брови взметнулись вверх. Фризе заметил это и еще больше ссутулился: «А вдруг мы с этой майоршей когда-то пересекались? В университете? В прокуратуре? Вот будет номер!» Но женщина, пристально взглянув ему в глаза, сказала:

– Да что ты съежился, милый? Не съедим мы тебя. Степаныч, что за собачка у тебя в руках?

– Хочу проверить, не зашито ли в ней чего. Вдруг валюта?

– Отставить разговоры. И песика не потроши. Ты же не кореец какой! Прощупай и верни. – Она обернулась к Фризе: – Откуда у вас такой хороший песик?

– Понимаете… Моя жена уехала. За границу. И сына отсудила. А он мне на прощанье подарил. В окно машины бросил. Незаметно от матери. Когда я на проводы пришел.

– Вот как! Что ж вы себе сынка не оставили?

– Суд решил.

– Пили?

– Пил. Остался без работы. Без квартиры. – Фризе подумал: «Самое время всплакнуть. Особенно на груди у этой милиционерши».

Чубайс положил терьера на коробку рядом с остальным барахлом. Смотрел он на женщину виновато.

– А как же квартиру-то прохлопали? – с интересом спросила майорша. – Продали?

– Жена продала, когда я был в командировке.

– Эх! Зла на таких мужиков не хватает! Как вы стерву от порядочной женщины отличить не можете? Куда она уехала? В Тель-Авив?

– В Америку.

– Без разницы. – Милиционерша строго посмотрела на Чубайса: – Ты иди, Степаныч. Сейчас сразу два международных прибывают. А на перроне никого.

– Этот деятель без документов, – наябедничал младший лейтенант. – Прибыл к нам из второй столицы. Мало нам своих…

– Иди, иди! Разберусь.

Когда рыжий мент ушел, женщина сама сложила вещи в сумку. Терьера несколько секунд подержала в руках. Погладила. Спросила с улыбкой:

– Не кусаешься?

Фризе чуть было не предложил ей собачку в подарок. Но вовремя спохватился – с подарками сына, увезенного в Америку, так легко не расстаются.

Глядя на то, как свободно и просто, без брезгливости, обращалась милиционерша с его старым тряпьем, он подумал – женщина всегда остается женщиной. Даже если она и майор милиции. Без капризов делает о работу. А еще ему показалось, что майорша не очень-то удачлива в личной жизни, Уж слишком гневно высказывалась по адресу стерв, заполучающих в мужья порядочных мужчин.

– Проводите меня до отдела? – спросила – Тут недалеко.

«Вот так-то, братец. До отдела! А ты уже губы развесил. Решил, что отпустит», – подумал Владимир. Он взял сумку, повесил на плечо и поплелся вслед за ней.

– Вас как зовут?

– Володя. Владимир Петрович.

– А меня Анастасия Викторовна. Настя. Вы что, Володя, так сутулитесь? У вас же хорошая фигура.

Фризе промолчал.

– Я слышала, в Питере трудно найти работу. Чем вы там занимались?

– Да так… Перебивался с хлеба на квас.

– А все же?

– Осветителем на «Ленфильме» работал.

– Как интересно! Многих актеров знали?

– Знал. – Фризе подумал, что она начнет сейчас расспрашивать о ленинградских знаменитостях, но милиционерша не стала развивать тему.

– Будете искать в Москве работу?

– Уже ищу.

– Держитесь подальше от вокзалов. У нас бомжи сейчас не в почете. Особенно на нашем вокзале. И на Киевском. Да и вообще в Центральном районе.

– Бомжам нигде почета нет.

– И на Степаныча, на Чубайса, зла не держите. В Москве на днях чепэ произошло. Никто вслух ничего не говорит, но бомжей на каждому шагу хватают. Доллары ищут. – Последнюю фразу Анастасия Викторовна прошептала ему почти на ухо. Потом достала из сумочки визитную карточку. – Здесь есть домашний телефон. Позвоните, если туго придется. Я помогу. У меня соседка по даче ищет одежного человека, чтобы пожил осень и зиму. Постерег. Вы же надежный? Правда?

Фризе не смог удержаться от улыбки:

– Скажешь тоже, Анастасия. Надежные поди по вокзалам не шастают.

– Ну вот и договорились. Только не тяни со звонком. Я соседку предупрежу. И еще. Один знакомый велел передать – сегодня в полночь на бомжей облава. Остальное ты знаешь.

Она помахала ладонью. В глазах женщины Владимир уловил сочувствие. Особое сочувствие. Не к себе лично, а как бы ко всем, кто в таком сочувствии нуждается. И потому не обидном.

«Мужиков я провел, – думал Владимир, медленно идя по Брестской улице. – И Чубайс меня за настоящего бомжа принял. И тот битый, как его? Памперс. А вот женщина сразу раскусила. Подальше, подальше от них надо держаться, от добрых баб».

Но о симпатичной майорше Анастасии он думал с удовольствием. На визитной карточке следователя транспортной милиции майора Калашниковой Анастасии Викторовны значились два служебных телефона. А третий, домашний, был приписан карандашом. Фризе дал себе слово, что, как только вернется к нормальной жизни, обязательно позвонит по нему. Даже если Рамодин будет возражать.