Текст книги "Фенечка. Уверен ли ты в своей реальности?"

Фенечка
Уверен ли ты в своей реальности?
Сергей Юрченко

© Сергей Юрченко, 2017

ISBN 978-5-4483-8272-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Рон находился в своей комнате, сидел на кресле и щелкал каналы на телевизоре, когда в дверь его квартиры позвонили.

– Я открою! – крикнул он жене и подошел к двери. Через глазок он увидел там двух человек в полицейской форме. За полминуты Рон прокрутил все последние дни и попытался вспомнить, не сделал ли он ничего плохого. И, не найдя ничего криминального, он открыл дверь.

– Чем могу? – спросил Рон.

– У нас есть к вам несколько вопросов. – сказал один, оглядывая квартиру.

Хозяин квартиры подозрительно, с искрой отвращения посмотрел на людей в наряде и сказал сухо:

– Пройдемте в комнату, там и поговорим.

Рон закрыл дверь и проводил полицейских в свою комнату. Они расселись у него на диване напротив телевизора, который квартирант тут же выключил, лишь добравшись до пульта.

– Я вас слушаю. – подтвердил Рон о своей готовности.

– Не слышали по новостям, что недалеко отсюда сгорела психбольница? – заговорил один из них.

– Не слыхал. – замотал головой квартирант. – Много жертв?

– Пострадавших много. – вмешался второй. – Обошлось без жертв.

– И слава Богу. – тихо произнес Рон.

– Что это здесь происходит? – внезапно в дверном проеме показалась молодая девушка приятной внешности, но с бледным как у смерти лицом.

– Дорогая, – Рон встал и подошел к ней, – все хорошо, продолжай свое дело, я со всем разберусь. – квартирант настойчиво развернул девушку против ее воли и отправил на кухню.

– Милая у вас жена. – подметил один из полицейских.

– Благодарю. – сухо отозвался Рон. – Так по какому конкретно вопросу вы здесь?

– Мы думаем, что вы можете помочь нам разузнать о подозреваемом в поджоге человеке. – один из них достал из-под рубахи блокнот и защурил глаза, глядя в него. – Вам знакома фамилия Троцкин?

Полный недоумения Рон оглядел того, кто задал этот вопрос, будто бы забыл значения сказанных им слов.

– Это моя фамилия. – ответил он тихо. – Вы подозреваете кого-то из моих родных?

– Не знаем точно, но, возможно, что в этой лечебнице покоится ваш родственник. Можем ли мы связаться с вашей матерью? – спросил полицейский.

– Она умерла давно, когда я был ребенком.

– А что насчет отца? Или братьев, сестер, племянников.

– Отец, разве что. – Рон все время смотрел в одну точку. – Но он не мог этого сделать, он и мухи не обидит!

– Обычно, как раз-таки тихие люди способны на величайшие глупости. От того они и тихие. – ответил один из них.

– А не подскажите его настоящее местонахождение? – спросил другой.

– Я не уверен, но, быть может, он еще живет на Брестской 33г. – все также тихо говорил Рон. – Но уверяю вас, он не делал этого.

– С этим нам еще предстоит разобраться. – сказал полицейский, вставая. – Что ж, Рональд, благодарим за содействие и помощь следствию. – с этими словами они направились в сторону выхода.

– А есть список подозреваемых? – спросил внезапно Рон.

– Единственная подозреваемая на данный момент находится в больнице с ожогами крайней степени. Забинтована вся, с ног до головы. Зрелище, я скажу, не из самых приятных.

– А имя у нее есть?

– Анна. Это все, что нам известно. – сказал полицейский с утомительным лицом, стоя в прихожей с закрытой дверью.

– Ой, – очнулся Рон, – сейчас открою.

Квартирант проводил полицейских и снова уселся на свое прежнее место, но на этот раз телевизор был выключен.

– Все в порядке, дорогой? – спросила появившаяся перед ним жена.

– Анна… Анна… – повторял он, словно сумасшедший. – Что-то до жути знакомое. – он вновь задумчиво нагрузил веки и погрузился в воспоминания, надеясь найти какую-нибудь зацепку.

– Отец! Нужно ехать к отцу! – внезапно закричал Рон после пятиминутной медитации. – Поскорее, нужно добраться раньше них.

Уже через пять-семь минут квартирант выбежал из квартиры и направился в сторону Брестской 33г. Идти, по меньшей мере, полчаса, потому он зарылся взглядом под ноги и ловил глазами каждую падающую снежинку.

Как раз была зима, отличная погода, все в преддверии праздников и каникул. Рон настолько торопился, что люди, которые раньше казались ему чрезвычайно торопливыми, сейчас кажутся ему чрезвычайно медленными, словно на прогулке. От этого ему становилось лишь еще более тошно находиться на улице среди людей. И эти странные косые взгляды. Когда это начал их замечать? С каких вдруг пор ему это стало неприятно, а то и более, казалось угрожающим?

Рон подошел к дому, поднялся на этаж и позвонил в дверь, но никто не открыл. Он позвонил еще, затем еще и еще – ничего. Тогда он уселся на лестницу рядом с дверью и уткнулся виском в стену.

– Анна… Анна… – повторял он, глядя неопределенно на что впереди.

Перед глазами начали то появляться, то снова пропадать какие-то картинки из воспоминаний, где он был еще маленьким. Но они были настолько нечеткими, настолько мимолетными и непонятными, что Рон никак не мог уловить их, разглядеть получше. Но вдруг озарение!

– Это моя мать! – закричал он вдруг на весь подъезд, что даже сам испугался своего ответного эха. – Но как же так, ведь отец сказал… Ох… – Рон расплакался прямо под дверью.

Вдруг она открылась, и из нее показалось старое опухшее лицо, заросшее черной бородой и черными волосами на голове.

– Заходи. – обронил он и распахнул входную дверь.

Рон стер накопившиеся на лице слезы, ловко встал и забежал в квартиру.

– К тебе они уже приходили? – сразу же заговорил старик. – Ко мне еще не дошли. Ты сказал им, где я живу? Так и думал, твой взгляд всегда был легко читаем. Да и сам ты был легко читаем. – хозяин квартиры поднял бутылку спирта и сделал пару глотков, с хрипом выдохнув после. – Что ты хочешь от меня, безумец? – спросил старик, стукнув дном бутылки о стол.

– Что случилось с моей матерью, отец? – с накопившейся злостью от одного лишь его вида спросил Рон.

– Авиакатастрофа, Рональд, я тебе рассказывал. Тяжко было всем.

– Ложь! – завопил Рон. – Полицейские сказали, что она была в психушке, когда случился пожар.

– Этого не может быть, сынок. – отец приблизился к сыну, протягивая руки к его лицу. – Она мертва.

– Врешь… – обронил второй, отбрыкиваясь от ладоней старика. – Как тебе верить? Ты сидишь здесь уже несколько месяцев, не просыхаешь, только пьешь, ничтожество! Как верить твоему слову, если ты не узнаешь себя в зеркале?! Ты разрушил жизнь моей матери, пытался разрушить мою жизнь! Кто ты вообще? Никто. Знай это. – с этими словами Рон вышел из квартиры и со слезами на глазах и трясущимися руками спустился по лестнице на улицу.

Выйдя на улицу, он набрал полную грудь воздуха и со свистом выдохнул. Затем развернулся в сторону окна, откуда на него смотрел старик жалкими глазами. Рон попытался выразить весь гнев в своем взгляде, всю ярость, копившуюся годами. Он помнил. Он помнил все, что принес в его жизнь этот старик. От мелких повседневных криков на мать, до побоев и групповых попоек, когда несколько человек строили всех в квартире, а маленькому Рону оставалось лишь тихо сидеть под столом, прячась ото всех. Он уже тогда представлял всяческие планы мести отцу, но знал, что они неосуществимы. С годами, после смерти матери, Рон потихоньку начал осваиваться в жизни, стал гораздо сильнее и крепче духом, справлялся со всеми трудностями, что его окружали. По крайней мере, он так считал. И вот жизнь снова встретила его с отцом, но теперь он не позволит его обмануть. Теперь старик будет играть по его правилам.

Задумчиво отвернувшись, Рон побрел в сторону дома, все рассуждая по пути. Какая могла случиться авиакатастрофа, если, как ему казалось, его мать боялась полетов на самолетах? Да и причин на ее отлет явных не было. Или были? Слишком мало осталось в памяти, чтобы ответить на эти вопросы. Сколько помнит ее, она всегда была спокойна и была рядом. Но там был кто-то еще, помимо Рона, мамы и отца. Кто-то четвертый, которого все никак не мог вспомнить Рон. Кто же это был? Все время мельтешил, все время терся около матери, но почему-то именно он выпал из памяти. Почему? И какую роль он играл для них? Все зашло в тупик. Слишком мало помнится, отчего Рону становилось лишь грустно и злобно. Как увидеть то, чего нет?

Тем временем, он уже добрался до своего подъезда. Рон в полном замешательстве посмотрел на дом снизу и застыл. Если его мать действительно жива, и она находится сейчас в больнице, значит, он должен к ней прийти. Он обязан сделать это. Но для начала нужно убедиться в этом, а значит, и узнать врет ли снова его отец.

«Он и мухи не обидит. Зачем я так сказал? Он должен получить по заслугам! Почему я до сих пор выгораживаю его? – рассуждал Рон, поднимаясь к себе на этаж. – Детская слабость. Сволочь!»

Оказавшись в квартире, Рон тут же сел за компьютерный стол. Перед глазами замелькали картинки, тексты, горы рекламы и прочей ерунды, которая его только раздражала. А цель была одна: разузнать из газет девяностых про эту проклятую авиакатастрофу. Но ничего. Прошел час, затем второй. Картинки сменялись текстами, тексты – другими картинками, но ничего про падение самолета или какое-то событие. В полном замешательстве и безвыходности, он схватился за волосы и хотел было со всей силы закричать, как вдруг теплые, нежные руки обняли его со спины.

– Жень… – прошептал Рон, прижимаясь щекой к её запястью. – Я запутался.

– Ложись спать, дорогой. – она робко поцеловала его в губы и посмотрела прямо в глаза. Она знала, как убедить своего мужа. У нее это получалось виртуозно: одним лишь взглядом. И в этот раз он сработал, Рон устало улыбнулся, закрыл ноутбук и, снова поцеловав Женю, направился в сторону спальни.

– Завтра пойду в больницу. – сказал он, дождавшись жену в кровати.

– Отдохни от этого, Рональд. – ответила Женя. – Ты лишь угнетаешь и теряешь себя.

– Я должен знать, жива ли моя мать.

– Сколько ты не видел ее? Сколько ты ничего не слышал о ней? – нежно заговорила Женя. – За столько лет она могла бы показаться тебе, будь она жива.

– Ты не понимаешь. Она в психушке, отец ее упрятал туда. Оттуда никак невозможно связаться с внешним миром.

– Твой отец не такой садист, Рональд.

– Я не все тебе рассказал про него. – квартирант отвел тяжелый взгляд.

Женя уставилась на него своим коронным взглядом, и Рон не смог долго сдерживаться.

– Мне было пять тогда. У нас была кошка, которую любили все в доме, даже он сам. И вот одним поздним вечером, когда он вновь с трудом доковылял до квартиры, будучи ужасно пьяным, он вновь разбушевался, как это обычно бывало. Мать с криками пыталась его успокоить, чтобы не навредил никому. Она боялась, мне кажется, больше за меня, нежели чем еще за кого-то. А я как раз уже лежал в кровати, спрятался под одеялом и тихонько дрожал, в надежде, что скоро все закончится. Я услышал приглушенный удар и визг матери, затем еще один и голос отца: «Дрянь! Да как ты можешь так поступать!». После этого какой-то треск и кошачье «Мя». Утром они сказали, что Васька убежала из дома, хотя до сих пор не выветрился из головы этот последний кошачий вопль. – Рон притих, повернувшись спиной к жене, и закрыл глаза.

Женя изумленно таращилась на него. У нее не было слов, его отец действительно садист, а мама все время его терпела. Ей неистово стало жалко своего мужа, но что она сможет теперь для него сделать? Это лишь его прошлое, оно в прошлом, его не изменить. Разве что, утихомирить ту ярость, бушевавшую в душе Рона к отцу, которую он со дня на день вырвет наружу и совершит какую-то глупость. Она обязана его сберечь от этого.

Подведя для себя свой итог из этого, Женя выключила свет и улеглась на край кровати, стараясь очень тихо дышать, чтобы не потревожить сон Рона.

Утром квартирант проснулся еще до будильника. За окном еще было темно, как он начал одеваться.

– Даже не позавтракаешь? – спросила Женя, протирая глаза.

– По пути заскочу куда-нибудь. – впопыхах ответил Рон и вышел из дома.

Действительно ли обманул его отец? Раньше его не посещала эта мысль, он был уверен в этом. Но сутра что-то напомнило ему о том, что отец его был не таким уж плохим. Когда-то, только придя домой, он собрал всю семью и повел их на горки, затем в кино и под конец в кафе. Замечательный был день. Рон невольно улыбнулся, смотря в окно в транспорте. Но там, в воспоминаниях, также был еще кто-то. Его ровесник, в памяти являющийся лишь силуэтом, вечно терся рядом с мамой и папой. Иногда Рону казалось, что его не замечают из-за этого силуэта. Неужели он значит для них больше, чем их единственный сын? Что-то было не так, что-то Рон никак не мог вспомнить, какую-то важную часть мозаики, без которой не получилась бы никакая фигура. И от этого ему стало тяжко и невыносимо на душе. Он тоскливо опустил голову и замер. Как найти ответ на вопрос, хранящийся только в твоей голове, где-то там, где ты сам не можешь его найти?

– Вы к кому? – спросила женщина в белом халате за столом у входа в больницу.

– Анна Троцкин. – сказал твердо Рон, глядя на двери лифта.

– Минуту.

Медсестра опустила голову на список пациентов и повела по нему пальцем. От любого бездейственного ожидания у Рона рождалось все больше вопросов. А от нетерпения увидеть свою мать тряслись колени, и билось сердце. Как она отреагирует, когда увидит своего сына спустя столько лет? Как ему самому реагировать на нее, она ведь, по сути, бросила его. Кричать и злиться на нее? Или обнять и принять? «Как увижу ее, сразу решу, что делать,» – сказал Рон сам себе.

– Троцкин Анна Всеволодовна. – произнесла чуть торжественно медсестра. – 305 палата. Третий этаж.

Рон кивнул в знак благодарности и побежал к лифту.

Коридоры, коридоры, коридоры. Бесконечные коридоры и повсюду больные в белых халатах. Для пострадавших в пожаре той лечебницы выделили специальный этаж, потому присутствующие здесь странно вели себя и пялились на Рона. Их пустые взгляды лишь пугали его, навязывали какое-то сильно знакомое чувство, будто он уже где-то это видел. Непонятно почему, но Рон почувствовал себя словно в клетке, запертый, как мышонок в лаборатории. От этого ему стало жутко некомфортно, еще и лица вокруг, и неотрывающиеся взгляды. Он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума, как вдруг перед его носом всплыла прикрытая дверь с номером «305».

Рон медленно открыл ее. Увиденное поразило его: на койке лежал перемотанный с ног до головы пациент. У него не было даже возможности пошевелиться. Единственный признак жизни – это тихий стон от боли. Рон тяжко вздохнул. Он надеялся увидеть ее лицо, снова вспомнить, как она выглядела, увидеть ее добрую, теплую, нежную улыбку и мудрые любящие глаза. Все его планы и мечты вмиг разрушились. Его ноги подкосились, и он приземлился на рядом стоящий стул. На глаза набежали слезы, все тело начало трясти. А вдруг это не она? Вдруг отец действительно прав? Рону внезапно захотелось завопить на весь этаж, начать крушить всю технику в палате, бить стекла и рвать волосы на голове. И как только он еще держится? Челюсть забилась, ладони невольно сжались в кулаки. По щекам уже давно скользили слезы; он сверлил гневным взглядом перемотанного пациента и все пытался вспомнить, но что-то ему мешало. Гнев ли это? Или выплеск накопившейся тайной ярости? Голову его заполнили странные картинки из памяти, где он ссорится с матерью или отцом, будучи уже подростком; дело доходит чуть ли не до драки, и Рон уходит из дома. Но это уже не первый его уход от родителей, и далеко не последний. Родители не любили его, а почему? Он был прилежным учеником в школе, был отличным сыном отцу и матери, откуда бралась эта ненависть? Кисти Рона задрожали. Он пытался найти ответы в памяти, но не мог. Он кричал, бился в истерике в том беспорядке, что царил в его голове, но без толку.

Внезапно взгляд Рона упал на тумбочку рядом с койкой пациента. Он невольно встал, словно не контролировал свое тело, открыл верхний ящик и обнаружил там потрепанную тетрадь с надписью на обложке: «Дневник Анны». Руки Рона сами раскрыли эту тетрадь и открыли случайную страницу.

13 Апреля 1994 года

Мама оставила мне средства на проживания и содержание сынка. Мы с ним отлично уживаемся, правда, время от времени отец не доволен моей работы матери. Я заменяю ему ее, ведь её часто нет. Я пытаюсь угодить отцу, но не получается. Мне становится страшно.

27 Апреля 1994 года

Мы заканчиваем с нашим проектом с мамой и сынком. Он совсем разбушевался, недавно разбросал все игрушки и забился в угол. Я прижала его к себе, как собственного сына, и утешала еще несколько часов. А затем отец пришел к нам и снова все испортил. Как обычно. Ненавижу его.

5 Мая 1994 года

Не делай этого, Анна. Сара еще не готова, она не совсем понимает нас. Этот дневник лишь подчеркивает нас, как личностей. Он показывает, насколько мы умны и хитры, что можем сделать что угодно и даже любимому сыночку. Но за ним нужно ухаживать, Анна! Иначе отец снова разозлится и будет снова больно, как это было еще до этого. Разве ты не помнишь? Несколько лет назад, как только появился наш сынок. Мы – его матери, мы – должны ухаживать за ним, что бы нам этого не стоило.

13 Мая 1994 года

Он снова бушует! Да что же он такой неугомонный! Не дай Бог появится отец и увидит его. Какой кошмар!

Черт! Он пришел неожиданно! Ох… я защитила его, но досталось обоим. Мама снова ушла, не знаю насколько. Знаю лишь одно, нужно охранять сыночка, держать его ближе к себе, иначе отец убьет его.

Рон почему-то резко вспомнил момент, когда мама прижимала его к себе, будучи еще совсем в детстве. Правда, момент этот был совсем расплывчатым, но что-то можно было выявить. Например, то, что он был уверен, что никакой тринадцатилетней девкой там и не пахло. Хотя постойте… может, Анна и не мать вовсе?

Рон вытаращился на перемотанного пациента, стонущего от боли и сжал в руке тетрадь.

Конец первой части

Часть вторая

Рон пришел домой и уселся на кровать рядом с Женей, бросив тетрадь перед ней.

– Читай. – сказал он сухо. На глазах его были слезы.

Женя изумленно вытаращилась на него, затем посмотрела на рукопись перед собой и начала читать.

– Сегодня я отправляюсь на лечение. Говорят, мне это поможет, но от чего? Я не понимаю, я совершенно здорова. Везде люди ищут лазейки, чтобы выделить особенных людей, чтобы их унизить перед всеми, ведь они не такие. Для некоторых это даже смысл жизни. Забавно, как меняется человек, когда дело доходит до людей ниже их самих по тем или иным признакам.

Мне действительно становится легче, даже если я этого не замечаю. По крайней мере, мне так говорят. Несколько лет хождения к психотерапевту не дали особых результатов, папа будет недоволен этими новостями. Хотя какое ему дело, у него уже давно своя жизнь на дне бутылки. Зато теперь я стану нормальной, такой, какой хотела видеть меня мама.

Думаете, я желала этого? Думаете, я хотела, чтобы она появилась в моей жизни? Вы вечно строите свои теории о том, как правильно жить, навязываете свой смысл жизни. Каждый из вас подстраивает под себя. Думаете, вы даете советы по своей доброте? Нет, вы лишь ставите себя выше других и только! «У него такие проблемы, хорошо, что это происходит не в моей жизни». Питаетесь этим, а затем, когда сосуд исчерпан и питаться нечем, вы уходите, кидаете, бросаете. Вам важна лишь своя выгода. На подсознательном уровне мы всегда ищем место, где бы подкрепиться.

Я изменилась за последние годы. Думаете, я хотела, чтобы она была со мной? Да, вы правы, только этого мне и не хватало. Все мы психи, ты даже не заметишь психа рядом с собой. Быть может, это один из твоих друзей, откуда тебе знать, что твое окружение состоит из адекватных, уравновешенных людей? Но она не такая, нет. Она истинная, она подлинная, она – это я. И мы вместе.

Это моя последняя запись. Я ухожу, будучи счастливой, потому что я не одна.

2005 год. – закончила читать Женя.

– Что это значит? – спросила она, придя в себя.

Но Рон лишь мотал головой и вторил:

– Не понимаю…

– Слова какого-то…

– Безумца! – перебил ее муж. – Анна безумна, невменяема. Но она единственная, кто помнит мое прошлое, кто знает меня с детства, она единственный оставшийся мне близкий человек. Я не знаю, что делать…

– Ты когда-то давно говорил про своего дедушку… – начала Женя.

– Савелий! – вскрикнул вдруг Рон. – Точно! Как я мог забыть про него? Он же жил с нами. Ты просто гений. – он поцеловал жену и направился к выходу.

– Будь осторожен. – сказала она ему вслед.

Рональд мигом выбежал на улицу, но вдруг встал, уставившись на детскую площадку. А куда идти? Где искать деда? Он не помнил. Прохожие подозрительно косились на него, но он не замечал их. Рон пытался вспомнить, всеми силами старался подчинить себе свою память, но никак не мог овладеть ею. Внезапно один из прохожих толкнул его плечом, и он будто пришел в себя. Дабы не вызывать подозрений, Рональд направился по потоку людей. И откуда здесь столько народу?

Рон шел ужасно долго, но не чувствовал усталости. Он был погружен в утекшие воспоминания, пытался вернуть их. Но вдруг в кармане его зазвонил телефон. Он брал с собой мобильник? Достав сотовый, Рон посмотрел в экран: входящий вызов от мамы. Рон обомлел, в глотке пересохло, руки затряслись, ноги внезапно ощутили всю накопившуюся усталость, дьявольскими ударами заколотилось сердце. Настолько же неожиданно, звонок прервался.

– Нет, нет, нет, нет! – завопил Рон, и тут же ему вспомнился момент из детства.

Он еще ребенок, он сидит в своем углу и тихо играет. Сестра с мамой сидят на кухне и о чем-то разговаривают. Но вдруг юный Рональд начинает нервничать, разбрасывать игрушки и реветь. Мальчик потерял своего любимого солдатика, которым всегда играл, и никак не мог найти его. На шум прибежала Анна.

– Что такое, малыш? – спросила она, подбирая улетевшую машинку.

– Солдатик! Потерялся. – с досадой сказал мальчик.

– Ох, Рональд. – Анна подняла брата и усадила на диван рядом с собой. – Пойми, гневом ты не добьешься многого. Эмоции мешают добиться цели, Рональд, потому их стоит контролировать.

– Как я могу контролировать их, когда пропал мой любимый солдатик? Ты не понимаешь.

– Это проще, чем ты думаешь. – Анна улыбнулась. – Просто порой нужно взять перерыв, успокоиться и продолжить начатое. Ты со мной согласен?

Рон пожал плечами.

– Давай соберем игрушки, а там, глядишь, и бойца твоего найдем. – Аня принялась собирать разбросанные вещи по комнате, а мальчик все сидел и глазами пытался найти свою цель. Дверь в квартиру внезапно захлопнулась.

– Это мама? – спросил Рональд.

– Да. Ушла. Снова… – прошептала Анна. – Нужно скорее все собрать, пока не пришел папа. Рон, за дело!

Мальчик словно опомнился, его тоска тут же пропала, и он в спешке принялся помогать сестре. Слишком много вещей было разбросано по комнате, они все не кончались. Вдруг дверь в квартиру снова загремела.

– Рональд, прячься! – шепнула Анна, указывая на шкаф. Она дала ему свой телефон, чтобы он не боялся темноты внутри, и Рон залез внутрь, оставив маленькую щелку, через которую следил за своей сестрой.

Отец тяжелыми шагами вошел в комнату, он с трудом стоял на ногах.

– Что за чертовщина?! – проговорил он невнятно.

– Дай мне минуту, пожалуйста, я все уберу. – сказала Анна, но он видно не слушал ее. Отец настойчиво направился в ее сторону и вдруг нанес удар по лицу своей дочери, она упала.

– Ненавижу вас! – вопил он.

Анна попыталась встать, но он снова ударил ее, и на этот раз она с грохотом ударилась об пол. Рон внезапно вскрикнул, но тут же закрыл рот. Тем не менее, отцу удалось услышать непонятный звук из шкафа. Он уставился на него дьявольскими глазами, и медленно начал приближаться. Рональд пролез глубже и спрятался за вещами, в надежде, что он не найдет его там. Внезапно тяжелые шаги за дверью стихли, все замерло: стоны Анны, плач соседского малыша из-за стены, крики детей за улицей, даже, казалось, сердцебиение самого Рона остановилось. Дверь шкафа резко открылась, и Рон снова испугался и снова неожиданно вскрикнул. Сквозь одежды, за которыми скрывался мальчик, протянулась рука и вытащила юного Рональда из его убежища.

– А вот и маленький засранец! – он кинул его к сестре, и она обняла его, пытаясь защитить собой.

Отец подошел к детям и яростно начал запинывать ногами обоих. Анна кричала, отбрыкивалась руками и ногами, пытаясь защитить брата, но тщетно. Рону доставалось не меньше сестры: он сжался клубком, закрывая голову от шквала ударов, а отец все не останавливался. Казалось, в него вселился сам бес. Он беспощадно бил, не останавливался ни на секунду. Внезапно Анне удалось поцарапать его лицо и удары на какое-то время прекратились. Воспользовавшись этим, она откинула от себя брата, приняв оставшийся гнев отца на себя. И он с еще большей силой напал на нее. Рональд спрятался за диваном, прижав колени к груди. Вдруг телефон в его руке зазвонил: входящий вызов от мамы.

Рональд поднял глаза и обнаружил, что стоит около Брестской 33г. Возможно, там он найдет какую-то зацепку о местонахождении Савелия? Он рванул к подъезду, но вдруг остановился. Сердце его бешено заколотилось, на лбу выступили капли пота, дыхание участилось. Знакомый голос в голове спросил его: «Зачем ты это делаешь? Ты желаешь насолить отцу, или помочь матери? Ты ведь знаешь, что она мертва, так за чем же ты гоняешься? Анне помочь уже не удастся, она окончательно сошла с ума. Неужели ты до сих пор не простил и не отпустил отца? Он в прошлом, Рональд, оставь его. Что ты хочешь?»

– Заткнись! – выкрикнул он на всю улицу. Прохожие ошарашенно вылупились на него. Рональд почувствовал это и закрыл за собой дверь, отправившись на нужный этаж.

Дверь в квартиру была открыта. Медленно открыв ее, Рон тут же почувствовал жуткую вонь, что витала в воздухе. Прикрыв лицо рукой, он вошел в комнату, где еще недавно разговаривал с отцом. Посреди комнаты стоял стол, на котором лежали стеклянные бутылки, чашки, тарелки с различной закуской и несколько столовых приборов. А вокруг стола и под ним лежало несколько человек, включая отца Рона, видимо, уже не в сознании.

– Так будет даже проще. – сказал вслух Рональд и принялся обыскивать квартиру.

Единственное место, где могли храниться какие-то документы у отца – это шкаф, что располагался вдоль всей стены. Открыв нижний ящик, служивший, видимо, помойкой, Рон нашел там грязные тряпки, скопление всяких бутылок и огрызков овощей. Тошнота тут же подобралась к горлу, и он мигом закрыл этот шкафчик, отвернувшись в сторону окна. Рон открыл второй нижний ящик – тут лежали одни пустые стеклянные бутылки, от полутора литров до маленького пузырька из-под настойки. Следующий отсек – средний, самый большой, поскольку располагался от потолка до нижнего ящика. Там висели одежды отца, которые не стирали, видимо, несколько недель, и которые были чуть ли не старше самого Рона. Он помотал головой.

– Как он живет?..

Оставив верхние ящики, Рональд сразу открыл второй средний шкафчик – там было несколько полок, а на полках лежало несколько стопок бумаг. Взяв одну, он принялся изучать документы. Через пятнадцатиминутную возню с листками, Рон окончательно отчаялся: он ничего не нашел, что могло бы быть связано с Савелием, да и вообще с его семьей.

– Неужели он все уничтожил? – спросил он себя.

Рон взял последнюю стопку, как вдруг из-под бумаг выпало фото, на котором был он рядом с отцом и Анна на коленях у мамы. На фото все были счастливы. Тут же он вспомнил тот день.

Вспышка.

– Готово! – сказал Савелий, стоя за фотоаппаратом.

– Наконец-то. – пробурчал отец.

– Не хотите взглянуть на фото? – спросил дед.

– У меня дела. – сухо ответил отец и ушел из дома.

Савелий даже не смотрел в его сторону. Казалось, он спрашивал всех, кроме него.

– Конечно хотим. – с улыбкой ответила Сара и подошла к нему.

Рон усмирил свое любопытство и просто пошел в свой уголок, а Анна уселась на диван. Выглядела она потерянно и тоскливо, что даже ее брату стало ее жалко. Савелий тут же заметил грустную внучку и, отдав фото Саре, сел рядом с девочкой.

– В чем дело, ангел? – спросил он ее. Мама непринужденно оставила деда с внуками, покинув комнату.

– Неважно. – обронила она. Голос ее почему-то дрожал.

– Тогда почему ты так печешься об этом? – спросил Савелий со своей доброй улыбкой. – Люди слишком большое значение предают мелочам, но не замечают самого главного. – дед раскинулся на весь диван. – Вчера ты был где-то там, завтра ты будешь где-то впереди, но где ты сейчас? Ты не сможешь на это ответить, потому что для тебя это не столь важно, сколько прошлое или будущее. Разве не так? И ты мечешься, стараешься сделать что-нибудь, чтобы в будущем ты была счастлива, обрела покой, но твое будущее уже сегодня, Анна. Сегодня ты можешь быть счастливой, сегодня ты можешь обрести внутренний покой. Как правило, люди не заглядывают дальше этих желаний, не знают, что последует за этим, потому и гонятся, бессмысленно пытаются догнать свой хвост. Поверь мне, чужие люди не стоят того, чтобы горевать по ним; таких просто нужно отпускать, с той теплотой и добротой какая была. И совсем неважно, что там впереди, и никакого смысла не имеет копание в прошлом – сегодня именно тот день, когда ты исправила свои ошибки, когда ты стала счастливой из твоих мечтаний будущего.

Понимаешь, жизнь состоит из взлетов и падений. Возможно, сейчас ты падаешь, но скоро тебя ждет взлет, ну, а сейчас ты свободна. Свободна от своих мыслей, от своих мировоззрений, идущих из детства, от своей морали и принципов. Поистине завораживающие моменты. Видела ломанную, что показывает сердцебиение, когда человек в коме? Это и есть наша жизнь. И пока сердце бьется, ты будешь и взлетать, и падать, снова и снова. Наслаждайся этими моментами, потому что когда-нибудь они кончатся. – Анна посмотрела на Савелия – лицо ее было заплакано, она крепко обняла его.

Рональд посмотрел на них, будто вымаливающим взглядом, и дедушка подозвал его к себе жестом. Мальчик тут же прильнул к ним, и они так просидели еще несколько минут. Рон почувствовал ту теплоту, что окутывала его в тот день. Он никогда ее не испытывал ранее. Да, впрочем, и в дальнейшей жизни.

– Мне нужно кое-что сказать вам. – заговорил вдруг Савелий. – Я уезжаю.

– Далеко? – спросила Анна.

– Надолго? – почти одновременно спросил Рон.

– Далеко и надолго. – покачал головой дедушка. – Наверное, мы больше не увидимся с вами.

– Как же так? – затрепетала вдруг Аня. – Но ты же сказал, что будешь рядом… я не вынесу упреки отца.

– Что я только сказал? – строгим голосом отвечал Савелий. – Взлеты и падения. Вас ждет великое будущее. Обоих. И вы справитесь со всем. Я знаю это.