Текст книги "Венгерская вода"

Слушавший этот рассказ Савва только покачивал головой. Видно было, что в ней тоже не было ясности. Когда Симба замолчал, он развел руками:

– Рабы из Золотой Орды укрепляют египетскую армию. Египет – первый враг армянского царства. А этот Авахав ведь помогал купцам.

– Они благополучно вернулись прошлой осенью с товаром и большой выгодой, – подтвердил я.

– Армяне тоже не все заодно, – вздохнул Савва. – Некоторым не нравится дружба их правителя с франками и объединение с католиками. Особенно тем, кто живет там, куда не достают руки их царя Константина. Так ведь часто бывает: «Враг моего врага – мой друг».

– Тогда вполне логично предположить, что этот самый Авахав, коль он помог египетским купцам купить рабов, также помог и Омару, – сделал вывод Мисаил. – Мы все время исходим из предположения, что с Омаром случилось что-то, связанное с этим заемным письмом. Ведь сама наша поездка вызвана им. А разве не может быть, что его исчезновение и письмо никак не связаны между собой? Если так, то все наши опасения и домыслы беспочвенны.

– Хочешь сказать, что я только зря напугал вас и запутал с этим письмом, которое корабельщик отослал генуэзцам в Лимасоле? – почесал затылок Савва.

– Проверить это нет никакой возможности, – улыбнулся Мисаил. Потом помрачнел и добавил: – Это как раз тот случай, когда бритвой Оккама можно порезаться.

– Чем? – встрепенулся купец при слове «бритва».

– Есть такой философский принцип, названый по имени одного ученого с Запада. Он гласит: «Не умножай сущности без необходимости». Проще говоря – не выдумывай лишнего. В данном случае все можно объяснить страхом, вызванным нашими ложными домыслами. Но, если домыслы окажутся верными, это грозит смертельной опасностью.

– Тем более, что мы даже не представляем, откуда она может исходить, – согласился я.

Тогда снова разомкнул уста Симба:

– Лучше таскать кинжал, когда он не нужен, чем если его не окажется, когда он необходим.

XI. Рынок благовоний

Савва ждал меня в одном из переходов заброшенного дворца, дабы я ненароком не заплутал в глубине величественных руин. Он уже явно притомился и даже немного озаботился длительностью моего вынужденного отсутствия. Мне же уединение пошло на пользу. Пока мы снова не выбрались на улицу, где нас дожидались наши спутники, я, воспользовавшись случаем, спросил:

– Почему Киприан так упорно следует за нами? Он довольно пристрастно расспрашивал того монаха, похоже, его эта история действительно заинтересовала?

– Не забывай, что все это произошло уже после того, как он доложил о вас кому-то наверху. Скорее всего это их интерес, а не его. Тому может быть много причин, взять хоть то же письмо Филофею. Ты же понимаешь, что твой дед с патриархом не закадычные друзья. Их объединяет вполне обычный интерес. Выгода, говоря по-купечески. Тут и торговля ладаном, который всегда нужен, и нужные влиятельные знакомые в Египте. Под рукой вашего султана и Святая земля с Иерусалимом, и гора Синай со знаменитым на весь христианский мир монастырем. Туда постоянно ездят и паломники, и посланники от всех церквей. Да и ордынские дела патриарха и его людей очень и очень интересуют. Почему, ты теперь уже и сам знаешь. Тебе Киприан все уши прожужжал.

Савва осторожно остановил меня уже у самого выхода на улицу и со значением понизил голос:

– Думаю, те люди, что стоят за Киприаном, уже почуяли, что здесь могут быть замешаны именно дела церковные. Ведь твой брат направлялся в те края, чтобы продать ладан. А кто на него главный покупатель? Не татарским же пастухам или тамошним рыбакам он собирался его продавать! И пропал именно он, а не торговцы рабами. Думаю, тебя не зря водили к этому богомольцу. Ты же слышал, что он как раз на днях отправляется в те края? Лучшего попутчика тебе не найти. Да, заодно попроси охранную грамоту у патриарха. Пригодится. Сошлись на письмо к Филофею.

Сказанные под пустынными сводами древнего дворца, видевшего столько интриг и предательств, слова эти прозвучали как-то особенно значимо. Мне подумалось, сколько гонцов получало наставления в этих сумрачных переходах, сколько запутанных путей в самые дальние страны пролегло из этих таинственных чертогов. Всё это замели ветра забвения, и в бывшую обитель избранных теперь ходят справлять нужду торговцы с ближнего базара. Только тени прошлого не умерли. Они и сейчас затаились где-то здесь, нашептывая исподтишка свои едва слышимые предостережения, которым не достигнуть твоих ушей на оживленной улице.

Возможно, та же мысль пришла на ум и Савве, потому что он замер в задумчивости. Я не стал его отвлекать, молча рассматривая расписные потолки.

– Знаешь, о чем я сейчас подумал? – сказал купец после долгих размышлений. – Здесь рядом рынок благовоний. Я его тебе показывал, когда мы к собору подходили. Сейчас как раз собирался туда с вами идти. Вам ведь это непременно интересно будет?

Я кивнул.

– Так ведь и твоему брату это интересно было! Тем более что он был настоящий опытный торговец. Неужто пропустил бы один из величайших рынков благовоний в мире? Думаю, многие тамошние купцы слышали про твоего деда. Отсюда многие ходят и в Сирию, и на Кипр, и в Александрию. Может, твой брат и повстречал там каких-нибудь знакомцев? Поспрашиваем?

Однако, прежде чем мы отправились на рынок, Мисаил с серьезным лицом отвел меня в сторонку и решительно протянул небольшую бутыль, оплетенную лозой. Судя по опоясывающему бока шнуру, он носил ее на поясе под плащом.

– Вот, глотни как следует. Это от живота. Оно горькое, но не останавливайся.

Питье оказалось не только горьким, но и обжигающим как огонь. В нос сильно ударил запах имбиря. Превозмогая себя, я сделал несколько больших глотков.

– Вот и хорошо, – одобрил Мисаил, затыкая горлышко, – теперь все как рукой снимет.

Вместе с приятным жжением в желудке я ощутил теплую волну, расходившуюся по телу, и странное затуманивание мыслей. Внимательно заглянув мне в глаза, Мисаил негромко произнес:

– Теперь постарайся некоторое время ничего не говорить. Это зелье врачует тело, но похищает разум. Правда, ненадолго.

Голова моя между тем начала кружиться. Показалось, что и ноги тоже перестают слушаться. Заметив мое замешательство, Симба крепко взял меня под руку. Однако уже вскоре, как и предсказывал Мисаил, голова моя посвежела, поступь потвердела и по телу разлилось легкое блаженство.

Что рассказать о рынке благовоний? Он прекрасен и изобилен. Его воздух пропитан ароматом благовоний и бальзамов, утонченных притираний и благоуханных трав, привезенных из самых дальних уголков подлунного мира, и таинственных субстанций, выпущенных на свободу из сосудов местных алхимиков. Только пристало ли говорить об этом под небом Каира, величайшего из городов? Давным-давно, в минувших веках, когда слава города Константина сияла во всей красе, а империя ромеев владычествовала над полумиром и над самим Египтом, рынку этому, наверное, не было равных на свете. Был город царем городов, а его рынки – царями рынков.

Теперь земной юдолью правят другие повелители. От великой империи осталось только имя. И огромный город, потерявший над ней власть.

Может, оно и к лучшему, что наше внимание не отвлекалось на разные диковинки и ничто не мешало заниматься делом. Тем более что у наших провожатых оказалось здесь немало хороших знакомых.

Как и предполагал Савва, имя моего деда было хорошо известно в этом благоуханном царстве. Быстро выискались желающие помочь. Меня приглашали то в одно место, то в другое, но Савва, сразу взявший на себя все разговоры, решительно уклонялся от посещений и бесед. Не моргнув глазом, этот прохиндей объявлял, что я не понимаю по-гречески, и нагло вещал от моего имени. Кто знает, как бы я отнесся к этому в ином случае, но разум мой еще находился под волшебным воздействием Мисаилова снадобья, и происходящее казалось мне забавным.

– Почуяли выгоду, вороны! – беззлобно бурчал Савва, отшивая очередного благожелателя. – Они тебе сейчас наплетут чего угодно, лишь бы знакомство завести с самим Тариком.

Однако дело свое матерый торговец тайнами знал и ловко мотал на клубочек нить, которая год назад вела здесь Омара. Так мы и очутились вскоре в лавке старого толстого грека, который оказался хорошим знакомцем Киприана. Именно к нему после недолгого совета решили идти оба наших провожатых.

Выбор объяснялся просто. Нужен был кто-то сведущий в делах крымских. Опытный торговец Омар наверняка не упустил возможность получить совет у знающего человека.

Старый грек хорошо помнил моего брата. Сам он уже давно не путешествовал с товаром, сидя в своей богатой лавке неподалеку от стен Святой Софии и пробавляясь больше посредническими сделками. Благо обширные знакомства, приобретенные за годы торговли, позволяли торить тропки ко многим важным и богатым клиентам.

Правда, русская митрополия его интересовала мало. Далеко, да и язык греческий в тех краях мало кто знает.

– Страна неведомая, загадочная. Другие люди, другие порядки, – с легкой улыбкой попенял он. Лукаво покосившись на Киприана, добавил: – Там болгарам сподручнее дела вести. Они с русскими хорошо друг друга понимают.

Сам грек вел дела с Крымом. Там под рукой константинопольского патриарха было целых две митрополии: Сугдейская и Готская. Из этих мест было легко достать до Кавказа, где тоже полно христиан, хоть и не всегда православных. Хорошо шли благовония и в Орде.

– Крым ведь как раз Сугдейская митрополия. Вплоть до Таны. За ней русские епархии. Сама ханская столица Сарай тоже к Москве относится.

– К Киеву, – поморщившись, поправил Киприан.

– Титулы в нашем купеческом деле мало что значат, – отмахнулся грек. – Покойный Феогност в Москве сидел, а теперь и вовсе на кафедру поставлен московский уроженец, да еще русского рода.

– К нему экзарха приставили. Чтобы не подумал, что теперь Дом Богородицы – московская вотчина.

– Знаю, слышал. Дьякон Пердика. Только вот что я тебе скажу. Он, твой дьякон, по-русски разумеет? То-то и оно. Значит, будет делать то, что скажут толмачи. Знаешь старую историю про толмачей? Пришли латиняне к одному греку, взяли переводчиком соседа, который их язык знал. Говорят, а он переводит. «Куда девал золото?» – «Нет у меня никакого золота». – «Если не скажешь – мы тебя зарежем!» – «В саду оно закопано под розовым кустом. Черт с вами, забирайте». – «Нет у меня никакого золота», – переводит сосед. Вот так.

– Отец Георгий муж опытный, во всяких премудростях и плутнях сведущ, – возразил Киприан.

Грек не стал спорить. Он умел говорить о деле.

– Я предлагал этому Омару помощь. Тогда еще нового митрополита не поставили, но знающие люди уже знали, кто будет. И что Пердику к нему в экзархи определят. Можно было уже заранее прямо здесь в Константинополе обо многом договориться. Да и с крымскими делами хотел пособить. У меня и в Готской, и в Сугдейской митрополии немало хороших знакомцев имеется. Долю запросил умеренную. Отказался.

– Видно, доля была не такая уж умеренная, – не удержался Савва.

Грек даже бровью не повел:

– Ты меня совсем за дурака не держи. Я же понимал, что человек сам в те края едет. Зачем ему посредник, коли он может все дела там напрямую решить? Ясное дело, он ни о чем договариваться не будет, пока сам тамошних дел не разведает, цен и условий не узнает. Вот на обратном пути и оценит мое предложение. Оно было довольно выгодным. Лучше, чем самому мотаться с товаром туда-сюда из Египта в Крым. Особенно в наше неспокойное время.

– Так, выходит, он не совсем отказался, а только отложил разговор до возвращения?

– Думаю, это его не сильно заинтересовало. Знаешь старую присказку про то, что на базаре два дурака: один продает, другой покупает? Там она к месту. Можно и всучить негодный товар втридорога недотепе. В серьезной торговле с такой хваткой делать нечего. Здесь народ тертый, прожженный, считать умеет. Обмануть можно разве что какого новичка. Потому правила игры хорошо известны. Я сделал твоему брату самое лучшее предложение, какое он мог получить здесь в Константинополе. Может, он и принял бы его на обратном пути. Только выгоды от него особой для вас не было.

– Выгодное предложение, от которого не было выгоды? – улыбнулся я.

– Ты пропустил слово «особой». В торговле не бывает чудес. Это не поиск сокровищ. Там, где давно проторены торговые пути, все устоялось. Известны и продавцы, и покупатели, караванщики и корабельщики. Цена на каждом рынке. Пошлины и размеры кредита, который можно получить у менялы. Здесь у каждого свое место и своя доля. Все определилось за годы. Все друг с другом знакомы и связаны. Увеличить чью-то долю можно, лишь чью-то уменьшив. Новый человек всегда ущемляет интерес старого. Хорошие деньги можно делать, только найдя новый рынок. Куда ты проделаешь более удобный ход. Думаю, твой брат за этим и ехал.

Вспомнились замыслы Омара оплачивать поставки рабов ладаном. Это позволяло получать долю с работорговцев.

– Понятно, почему ваши купцы поехали за рабами в Тану, – продолжал грек. – Там они дешевле, да и выбор больше. А зачем туда поехал твой брат? Церквей там сейчас нет. В ближней округе тоже. Кому он там собирался продавать благовония? Выгодней, чем в Сугдее, их в тех краях нигде не продать. Значит, с самого начала собирался дальше. Нетрудно догадаться куда. Я ведь ему сразу сказал, что на Великой реке, где стоят главные города царства Джанибека, торговлей заправляют мусульманские купцы. Которые ведут торг на Востоке, на севере, на Бакинском море. Думаю, к ним он и направился. Вполне разумное решение. Почему не поискать там товаров, которые будут нужны в Египте, а заодно не посмотреть, нельзя ли туда возить чего своего? Царство Джанибека очень велико. Вполне можно провести в пути месяца два в одну сторону. Кроме того, там очень суровые зимы. Твой брат мог забраться в такие края, откуда зимой просто не выбраться.

– Ну и как торговать из Египта с такой далью?

– Все зависит от товара, от прибыли. Коли тебя занесла нелегкая на край света, не упускай такую возможность. Закупи выгодного товара на обратный путь. Все равно ведь ехать. А если получишь хороший доход, можно будет подумать, что дальше. Цены ты узнал, с продавцами знакомство свел, дорогу разведал. Можно и поручить дело хорошим посредникам, которые будут поставлять тебе нужный товар за приемлемую плату. Зачастую нанять опытного человека, хорошо знающего местные условия, гораздо выгоднее, чем самому тащиться за тридевять земель или держать собственный склад с управляющим, которого ты все равно не сможешь проверять.

– К нам в Египет из Венеции привозят северные меха, – вставил Мисаил. – Говорят, их доставляют через третьи руки через Венгрию и Янтарное море из русских лесов. Омар в последнее время много думал о том, чем бы еще приторговывать помимо благовоний. Не зря встрял в работорговлю против воли деда.

– Торговля требует хорошего знания товара, – покачал головой грек, – иначе можно легко сделаться добычей мошенников. Кому, как не нам, знать, что можно продать обычную смолу вместо ладана, примешав к ней благовонную добавку. Или придать запах обычному очищенному маслу, выдав его за изысканные благовония. Точно так же барышники продадут мне негодного жеребца, а работорговцы – больного раба. В мехах тоже нужно разбираться. Омара поманило то, что он хорошо знал. Благовония.

– Он тебе это говорил?

– Это ему говорил я. Страна Мрака – край неслыханных богатств, о которых ходят легенды. Оттуда везут драгоценные меха, рабов огромного роста и невероятной силы, белокурых рабынь, чья красота отнимает разум, чудодейственные рога единорога. Есть лакомый кусочек и для нашего брата, торговца благовониями. Мускус. В северных лесах изобилие особых маленьких оленей, из которых его добывают. Кроме того, на тамошних реках полно бобров, которые дают не только дорогой мех, но и особую струю, столь же ценимую в нашем деле. Только добраться до всего этого так же трудно, как до луны. Царство Джанибека велико, а северные леса дремучи и непроходимы. Говорят, даже рука самого хана не всегда достает до дремучих урочищ.

– Мускус и бобровая струя – достаточно заманчивая приманка, чтобы ради нее рискнуть забраться к черту на рога, – согласился Мисаил.

– Боюсь, вашему Омару придала самонадеянности уверенность, что улус Берке – царство ислама, а хан Джанибек – султан, защита правоверных. С одной стороны, это дает защиту мусульманского суда, с другой – везде можно найти единоверцев, знающих арабский язык. Я же говорил, что греки и армяне туда не суются, дела там больше ведут кипчаки. Даже франки, которые торгуют в тамошних факториях, обязательно учат кипчакский язык. В таких рассуждениях есть известный резон. Путешествовать и торговать в Золотой Орде довольно безопасно. Власть там следит за порядком, не то что в наших краях. Разбои на дорогах не в ходу. А уж в городах тем более не забалуешь.

Нетрудно было представить, как загорелись глаза Омара, когда он услышал подобные речи про драгоценный мускус и бобровую струю. Думаю, его еще подогревали попутчики из Египта, которые вот так же уверили, что в государстве защитника веры султана Махмуда Джелал эд-Дина, как именовал себя Джанибек, общаясь с мусульманскими государями, царят законы шариата. Как было не соблазниться заманчивой мыслью о том, что недоступное неверным грекам и франкам легко достижимо правоверным?

Когда уже на улице я высказал эту мысль, Симба мрачно изрек:

– Голод часто манит птицу туда, где ее съедят.

XII. Где обрывается нить

Мне никогда больше не удалось побывать в Константинополе. Еще тогда, когда сорок лет назад наш корабль отчаливал от берега Золотого Рога, я со всей отчетливостью ощутил, что покидаю его навсегда. Обратно из улуса Берке я плыл в Трапезунд, откуда сушей добрался с караваном до Дамаска.

В моей жизни было немало мест, куда я никогда не возвращался, но почему-то именно этот великий город на перекрестке дорог и времен всегда вспоминал с теплотой и тоской. Что-то особенное было в его сонном уходящем величии. Он сам будто заблудился между прошлым и настоящим, и, бродя по его улицам, ты точно ступаешь по какой-то нездешней земле, а уехав в иные края, словно оставляешь в нем частичку себя.

Никакое место на земле я не вспоминал так часто, как этот диковинный город. «То ли на небе, то ли на земле» – так, кажется, говорил Киприан.

Вот и тогда, стоя на крутой палубе большого корабля, уходившего к неведомым берегам далекого Крыма, я смотрел на строгую прямую фигуру монаха, поднявшего руку в прощальном приветствии, на высокие башни и стены, купол Святой Софии и крыши дворцов, освещенные восходящим солнцем, и понимал, что буду всю жизнь скучать по этому городу.

Когда мы проходили мимо кораблика Саввы, стоявшего у самого выхода из залива, торговец тайнами тоже помахал нам с кормы на прощание. Больше месяца тесная каюта на этом суденышке была для меня домом и крепостью, где я чувствовал себя в безопасности. Даже за время пребывания в Константинополе мы не стали перебираться на берег, довольствуясь немудреным корабельным житьем и похлебкой из свежей рыбы, которую покупали прямо из подплывающих по утрам лодок.

Памятуя о приключившихся со мной после употребления константинопольских яств неприятностей, я избегал городских харчевен.

Пытался я выведать у Мисаила и загадку чудодейственного зелья, которым он излечил мою нежданную хворь. Как истинный алхимик, он отвечал уклончиво и только напустил тумана:

– Это некая субстанция, которая обладает свойством выделять и поглощать субстанции из других веществ. Франки именуют ее по-латыни «спирит», что означает «дух». Арабы – «алькоголь», по названию сильно измельченного порошка, размолотого до такой степени, что он теряет свою первоначальную форму и обретает свойства мази. Это очень сильное средство, которое позволяет извлекать сокрытые свойства из многих веществ и сохранять их долгое время. Но, как и любое сильное средство, требует большой осторожности в применении. В этой бутылочке выделено и сохранено действие нескольких лекарственных препаратов.

Мне сразу вспомнилось странное чувство опьянения и блаженства после приема зелья, и я подумал, что с его применением действительно нужно быть осторожным.

После разговора со старым греком с рынка благовоний я совершенно успокоился и избавился от преследовавшего меня все это время чувства опасности. Завет далекого мудреца Оккама, про которого рассказывал Мисаил, сразу нашел отклик в моей душе. Действительно, зачем выдумывать?

Оказавшись в царстве Джанибека, Омар решил добраться до краев, где добывают мускус и бобровую струю. Денег у него с собой не было, их он должен был получить только в Египте, когда с ним рассчитаются работорговцы. Не с пустыми же руками ему ехать туда, где он рассчитывал приобрести очень выгодный товар? Вот он и занял денег. Рассчитываться по заемному письму с самого начала предполагал в Египте, потому и составил его сразу на арабском языке. Ну, а письма деду не прислал, потому что рассчитывал вернуться до того, как кредиторы доберутся до Египта. Видимо, зима спутала его планы.

Эти мысли вселяли в меня уверенность и добавляли бодрости. Я и думать забыл про сугдейского купца Авахава и про письмо, отправленное генуэзцам в Лимасоле капитаном нашего корабля. Мне уже казалось совсем очевидным, что в Крыму я встречу самого Омара, вернувшегося из Страны Мрака и собирающегося в обратный путь.

Рыжебородый знакомец Киприана вскоре должен был поехать с посланием к русскому митрополиту Алексию. Путь его до Москвы лежал как раз через Тану, куда направлялись и мы. Лучшего попутчика просто невозможно было сыскать. Греки плыли на большом корабле, принадлежавшем подданному императора ромеев. Он шел под парусами прямо через море, вдали от опасных берегов, служивших пристанищем для морских разбойников. Кроме того, помимо команды на его борту находилась довольно многочисленная вооруженная стража, набранная по большей части из суровых черкесов.

Такие корабли обычно везли в своих бездонных трюмах зерно из плодородных северных степей, которое свозилось в Тану со всей ближней и дальней округи. Кроме того, на них были просторные и удобные каюты, одну из которых мы и заняли.

Пока шли сборы посланника, мы, в ожидании отправления, каждый день сходили на берег и бродили по улицам Константинополя. По правде сказать, мне больше нравится название Царьград, которое любил Савва, бывший нашим неизменным спутником и проводником. Он имел кучу знакомцев в самых неожиданных местах, знал бесчисленное множество историй и всегда оставался практичным человеком, неизменно думающим о деле.

Он даже предлагал тайком вскрыть и прочитать письмо к меняле в Тане, которое передал деду его каирский кредитор:

– Сделаем все чисто, комар носа не подточит, – уверял Савва. – Распечатаем и запечатаем все, как было. Вдруг там указание отправить вас на дно с камнем на шее?

На возражение Мисаила, что меняла тоже не дурак и наверняка предвидел, что его письмо могут вскрыть по дороге, а то и в Каире, после чего передать его прямо в руки тамошнему судье вместе с автором, купец ухмылялся:

– А тайнопись на что? Или особые невидимые чернила?

Но я уже совершенно уверовал в ту версию, которая нравилась мне больше всего. Правда, совету выпросить через Киприана охранную грамоту от патриарха я все-таки внял.

– Это в наших краях от такой грамоты, почитай, проку нет, – одобрил это решение Савва, – а вот в царстве Джанибека, как говорят знающие люди, вас будут считать людьми церкви и вы будете находиться под особой защитой.

В ожидании отплытия мы целыми днями слонялись по улицам огромного прекрасного города, созерцая его диковины. Как рассказывал Савва, величие Царьграда рухнуло после того, как полтора столетия назад его захватили франки, которые направлялись на освобождение Гроба Господня, но кровавым битвам в знойных пустынях с бесстрашными мусульманскими воинами предпочли легкую добычу в виде единоверцев-христиан, давно позабывших, в какой руке держать меч.

– В Царьграде тогда было раз в тридцать больше народа, чем в войске франков, приплывшем под его стены. Но, как говорится: «Людей много, да мужей мало». Город подвергся неслыханному разграблению, а его жители – избиению. Сама империя после этого стала латинскою. Подмога пришла, откуда не ждали. Уже через год православные болгары, у которых с мужами было все в порядке, разбили в пух и прах привыкших к легким победам франков и убили их новоявленного императора. А через полвека и сами греки сумели вернуть себе Константинополь.

Савва показал нам Золотые ворота, через которые в освобожденный от латинян город въехал возвратившийся басилевс. Теперь подступы к ним защищали несколько огромных башен, указав на которые наш проводник неодобрительно произнес:

– Это уже нынешний император построил. Палеолог. Спешил от своего соперника укрепиться – Кантакузина. Два Иоанна – Пятый и Шестой. У них много лет свара была не на жизнь, а на смерть. Кого только они не привели себе на помощь! Выиграли в конечном счете иноверцы-турки. А смута все продолжается. Только вместо Кантакузина-старшего теперь его сын Матфей. Вот эти башни и возвели. Только недоброе дело недобро и делается. Для этого разобрали несколько церквей. Из полученного камня и строили. Забыли, что не будет стоять воздвигнутое на неправде.

Мне сразу вспомнилось твердое убеждение Саввы, что причиной всех неудач Кантакузина были церковные деньги, собранные на ремонт Святой Софии, которые тот пустил на свои нужды.

Случившийся при разговоре Киприан лишь грустно улыбался:

– В Писании сказано: «Может ли устоять царство, если оно разделится?» Раздоры среди греков привели тогда сюда рыцарей. Сейчас эти же раздоры привели турок. Мать Палеолога Анна Савойская, да и он сам, стоят за подчинение папе, Кантакузину казалось, что турки будут меньшим злом. А ведь если бы греки не грызлись между собой и объединились с православными братьями, то нам никто бы не был страшен.

Киприан – болгарин. А Савва – серб. Нынешний король Стефан именует себя императором сербов и греков. «Мое отечество – Царствие Небесное», – говорит учитель Киприана. Кому из земных повелителей они оба служат? Не втягиваюсь ли и я, ненароком, в эту чужую мне игру? Такие игры часто бывают очень запутаны и заходят слишком далеко.

Киприан рассказывал, что последний латинский император Константинополя Балдуин де Куртене бежал за море и до конца жизни пытался вернуть себе престол. После смерти оставил свой титул сыну Филиппу, от которого он перешел к дочери Екатерине. Та вышла замуж за брата французского короля. Титул латинского императора и по сей день в цене в закатных странах. Не так давно в Неаполе умерла его обладательница Екатерина де Валуа-Куртене.

Уже второй раз за путешествие я услышал это имя. Мой попутчик прятал у себя под одеждой ее перстень. Меня вдруг как молния пронзила ужасная мысль – не слишком ли много совпадений? Вдруг, как по мановению волшебной палочки, появляются в нужное время и в нужном месте люди, так или иначе связанные между собой и причастные к событиям, разделенным пространством и временем. Заемное письмо приводит меня к священному миро, потом затягивает в греческие церковные дела, и вот я уже плыву на корабле вместе с патриаршим посланником. А в сердце моего спутника стучит перстень наследницы Латинской империи.

Если бы эти мысли полезли мне в голову ночной порой, когда так легко верится в тайны и заговоры, и даже свет рождает тени, они могли бы завести меня в область самых нелепых и страшных предположений. Но ярким весенним днем, когда среди заброшенных развалин пробуждается жизнь, они лишь промелькнули, как сумрачный призрак, затаившийся в сыром проходе темного коридора. На рынках кипела торговля, сквозь камень древних мостовых пробивалась молодая зелень, выросшие на пустырях у старых стен дикие акации покрывались цветами. Жизнь брала свое на каждом шагу, и сердце мое переполняла надежда на лучшее.

За кормой медленно уплывали стены, крыши и купола древнего города, а сам он словно на глазах превращался в уходящую сказку. Вот уже корабль миновал башни у входа в Золотой Рог, между которыми протягивают огромную цепь, перегораживающую залив. Савва говорил, что лишь одному кораблю за много веков удалось преодолеть ее. Норманн, служивший наемником, впал в немилость и угодил в застенок. Бежав из тюрьмы, он с товарищами захватил свой корабль и, налегая на весла, устремился прямо на цепь. Когда нос ладьи уже почти коснулся ее, норманны дружно бросились на корму и судно, накренившись, легло всем корпусом на преграду. Тогда они перебежали на нос.

Этот норманн стал потом королем где-то на берегах Янтарного моря. Говорили, что в трюме корабля было очень много серебра, что и позволило задрать его нос на нужную высоту. Больше перескочить эту цепь не удавалось никому.

Вскоре мы вышли в открытое море, и берег стал скрываться из глаз.

В этом плавании не было ничего интересного. Ни островов, ни чужих кораблей на горизонте. Только вода со всех сторон, куда только достает глаз, и небо над головами. Лишь все выше и выше поднимающаяся каждой ночью над горизонтом путеводная Альрукаба говорила, что мы движемся к царству мрака.

Даже опытному кормчему нелегко находить верный путь в этой пустыне без единого следа. Мисаил рассказал, что на Мальорке тамошние составители портоланов, опытные в искусстве навигации, считали плавание через Сурожское море делом очень рискованным. Слишком уж оно большое и бурное. Издревле мореходы старались здесь не удаляться от берегов. Ветра переменчивы, солнце и звезды в любое время могут скрыться за тучами. Даже курс, проложенный по компасу, на таких больших расстояниях дает слишком сильные отклонения.

Мы провели в открытом море, вдали от суши, целых пять дней, и когда наконец показался желанный берег, капитан не спешил приближаться к нему. Он даже не скрывал своей досады и беспокойства. Оказалось, что нас сильно снесло к востоку и мы оказались у берегов Кавказа. Эти места населены зикхами и черкесами, которые не подчиняются ни хану Джанибеку, ни какому-то другому властителю. Разбои здесь самое обычное явление. Нередко жители побережья на лодках захватывают проходящие мимо суда. Если это делается с ведома местных князей, то путешественники рискуют в лучшем случае быть ограбленными начисто, а в худшем – оказаться в плену, откуда придется освобождаться за выкуп.

Самое же неприятное, если попадешься шайке грабителей, промышляющих на свой страх и риск. Местные князья их, по мере сил, преследуют, поэтому разбойники стремятся сохранять свои дела в тайне. Для попавших к ним в руки это означает неминуемую гибель.