Текст книги "Пустая клетка"

Глава XIII
Ищи, кому выгодно

Безмолвная фигура в белом плаще и высоком колпаке, замершая у ворот ханского дворца, привлекла внимание Злата, едва их повозка выехала на площадь. Наиб хотел оставить Илгизара для завершения отчета и по-быстрому отогнать домой лошадок, но теперь только буркнул сквозь зубы:

– Это по нашу душу. Давно, видно, ждет. Готовь, Илгизар, отчет.

Что еще могло привести человека в одежде отшельника-суфия к вратам власти, как не приказ учителя, озабоченного делами мирскими? Наиб не ошибся. Едва они поравнялись с незнакомцем, тот сделал шаг навстречу и учтиво, не роняя достоинства, поклонился.

– Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах просит достопочтенного наиба Хрисанфа ибн Мисаила навестить его.

Злат нахмурился. Сразу было видно, что такое официальное и витиеватое приглашение не сулило ничего хорошего.

– Давно ждешь?

– С самого восхода. Мне сказали, что господина наиба не видели со вчерашнего полудня. И не знают, где его искать.

– Думаю, ты понимаешь, что, если бы я спокойно сидел в своей каморке, то никогда не удостоился бы беседы с мудрейшим эн-Номаном?

Суфий не ответил. Его послали всего лишь передать приглашение. Злат знаком предложил ему забираться в повозку и бросил оробевшему Илгизару:

– Поедешь со мной.

Оробеть было от чего. Живший давно в уединении, вне мирской суеты, в последнее время эн-Номан мало где показывался и мало с кем общался. Даже сам хан Узбек в свою бытность во дворце удостаивался аудиенции только раз в неделю, по пятницам. Он исправно навещал старика и выказывал ему высочайшее почтение.

Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах ибн Али был родом из Хорезма. Поэтому его в Сарае звали просто эн-Номан аль-Хорезми. У себя на родине он заведовал больницей и был личным врачом наместника Мелик-Тимура. Там его и увидел хан Тохта, забравший ученого лекаря с собой в Сарай. До того как стать врачом в Хорезме, эн-Номан двадцать лет скитался по свету из медресе в медресе, от учителя к учителю в поисках знаний. Помимо медицины он изучил логику и диалектику; это, видимо, и стало причиной того, что бывший лекарь вскоре оказался в гуще политических страстей, раздиравших улус Джучи. Поговаривали, что именно этот невидный любитель умных бесед и стоял за спиной эмиров и купцов, во время смуты отстоявших Золотой Престол, за бывшим в тени и изгнании царевичем Узбеком. «И выпала ему доля обильная», – писали в донесениях дипломаты.

Эн-Номан ездил с посольством в Египет, выдавал за тамошнего султана племянницу Узбека, хотел и вовсе поселиться в священном Иерусалиме, но что-то там не срослось и доживать век пришлось в Богохранимом Сарае. Теперь шейху было уже далеко за семьдесят, и любимым его занятием стали беседы с навещавшими его иногда путешественниками и паломниками.

Уединенное место для своей обители он выбрал на восточной окраине города, хоть и не так далеко от ханского дворца. Сарай жался к реке, и в противоположной стороне у края пустыни не было ни дорог, ни проезжих улиц, лишь раскинулись городские кладбища. Здесь и построил свою обитель искавший покоя и уединения эн-Номан. Окруженный несколькими учениками, он доживал век под сенью крепких диких груш, которые сам же и посадил тридцать лет назад.

В саду он и встретил Злата с его спутником.

– А я уже подумал, что достопочтенный Хрисанф приедет ко мне затемно и мы поужинаем вместе. Теперь вам придется делить трапезу вдвоем.

Эн-Номан хлопнул в ладоши. На расстеленной скатерти появилось блюдо с мясом и лепешки. Рядом поставили поднос с сушеными финиками и курагой.

– Мой юный друг тоже мусульманин, так что угощаться буду я один, – улыбнулся наиб.

Шейх строго поджал губы.

– Вера проявляется не в показном благочестии. Вера проявляется в делах. Похвально, юноша, что ты строго соблюдаешь пост. Твоему молодому телу это только на пользу – говорю как старый лекарь. Но ты исполняешь трудную службу. Сейчас вы с наставником идете по следу страшных убийц, поправших законы. От вас зависит, восторжествует справедливость здесь на земле или мы опять отложим все до встречи со Всевышним. Вот только что скажут ему судьи земные, которые должны были защитить слабых в этой юдоли? Ешь, юноша. Ведь если в решающий час у тебя не хватит сил, мне придется давать отчет вместе с тобой, ибо я не покормил тебя как следует. Или ты хочешь вступить в богословский диспут со старым эн-Номаном?

Старик засмеялся.

– Вас в медресе, видно, совсем не учат диалектике. Жаль, твой наставник торопится и не даст мне долго беседовать с тобой. – Поднятой рукой он остановил открывшего рот Злата. – Не буду толочь воду в ступе. Мне доложили, что ты и так был занят всю ночь. Совать нос в расследование убийств не стану – меня интересует эта история со свиной ногой. О ней толкует весь Сарай.

Злат только развел руками.

– Для составления отчета по этому делу почтенный Бадр-ад Дин и приставил ко мне этого ученого юношу. Свидетелей мы уже опросили. Некий Санчо, служивший дому Гизольфи, ночью приставал к женщинам…

– А потом был найден мертвым… – не дал ему продолжить шейх. – Думаю, твой помощник все это подробно отразил в письменном отчете. Я хочу знать твое мнение по этому поводу. Ты опытный матерый лис, Злат, ты позволишь называть себя так, как тебя зовут все? Хотя Хрисанф звучит торжественней. Поведай старому шейху все свои сомнения. Может, и тебе, как мне, все это кажется слишком странным?

– Что тут рассказывать? Я не люблю совпадений, когда человек случайно оказывается там, где его убили или где убили кого-то.

– Думаешь, вся эта история со свиной ногой – случайность? Представь, что этого твоего Санчо не убили. Что бы сейчас творилось? Все мусульмане Сарая гудели бы и требовали наказания человека, оскорбившего чувства верующих. Кроме них, вскипела бы кровь у поборников Великой Ясы, которые бы встали на защиту завета Чингизхана казнить святотатца. Это дело относится к тем, по которым преступника не решится помиловать даже сам хан. Неужели франк не знал, что его сможет спасти только чудо? Или, может, красавица, из-за которой он решился на такое безумство, настолько восхитительна?

– Когда выпьешь, любая женщина может показаться красивой. Но, по правде сказать, мне столько не выпить.

В глазах старика мелькнули веселые искорки.

– Ты, юноша не принимай слова наставника за доказательство пользы вина. Лучше я дам тебе почитать об этом трактат великого Хайяма «Слово о пользе вина». Но вернемся к нашим загадкам. Преступление совершено, преступник пойман и казнен. Все кончено. А если преступник исчез? Все те, кто возмущен, понимают, что без чьей-то помощи унести ноги чужеземцу из Сарая не так-то просто. А кто ему помог? Кто сокрыл святотатца и не дал свершиться правосудию? Если бы этот Санчо исчез, генуэзцам сейчас не позавидовал бы даже утопленник.

– Понимаю, к чему ты клонишь. Кто-то мог подложить им изрядную свинью, устроив этот скандал, а потом спрятав исполнителя.

– Причем спрятав очень надежно. Там, откуда нет возврата. Но помешали пьяные водовозы и стража.

– Очень похоже на правду. Санчо ведь даже не служил дому Гизольфи, а был курьером их компаньонов-уртакчи. Эти компаньоны прислали с ним огромную сумму в золоте. Больше трехсот сумов. Которые тоже пропали.

– В прошлом году к нашему справедливому султану приехали послы из Венеции. Ты, может, не слышал про это, потому что дело было летом на берегу Кубани. Послы просили дозволения торговать в улусе

Джучи, поселиться в Тане, построить там свои склады, конторы, посадить консула. Только нужны им не наши меха или буртасские рабы. Им нужен путь на Восток. Хвала Всевышнему, дороги теперь безопасны и караваны ходят без всяких препятствий и в Китай, и в Хорезм. Венеция давно грызется за торговые пути с генуэзцами на всех морях. Теперь вот схлестнулись они в нашем улусе. Благо, здесь не нужно воевать, достаточно лишь получить разрешение султана. Дело хорошее. Больше караванов – больше товаров, больше налогов в казну. Тем более что дело они хотят поставить на широкую ногу. Проложить новый путь. Сейчас караваны идут от Таны к Сараю, а отсюда к Сарайчику. Это вдоль Кавказских гор, где всегда неспокойно. Да и дорога плохая. Венецианцы хотят плыть из Таны по Дону до Бельджамена, а оттуда – степью на Сарайчик. Быстрее, удобнее, дешевле и безопасней. Ты слышал, что на левом берегу чуть ниже Бельджамена в этом году стали строить караван-сараи? Туда уже посланы и даруги, и караулы, устраивают почту.

– Думаешь, все это затеяли венецианцы, чтобы подставить под удар генуэзцев?

– Может быть. Уж если они сшибаются на море десятками кораблей, почему бы не пустить в ход и козни? Так было, так будет. Ты, наверное, уже думаешь, а почему старого эн-Номана заботит вся эта крысиная возня? Зачем я отрываю от дел занятых людей и рассказываю им истории про купцов и караваны? Ты ведь заметил, наверное, что я упорно называю нашего хана султаном? Султан – защитник веры. Много лет назад, когда он был еще захудалым царевичем, который после смерти отца прятался подальше от людских глаз, я сказал ему: «Идут новые времена. Все бо́льшую силу приобретают деньги, а деньги водятся в городах. В городах ремесла, науки, торговля. А города живут по законам ислама. Стань защитником мусульманской веры, и ее приверженцы сделают тебя властителем». Так в конечном итоге и вышло. Посмотри, как расцвел улус за последние годы, и все благодаря тому, что Узбек покровительствует нашей вере.

Почему купцы Ирана, Хорезма, Маверннахра, Шемахи так уверенно себя чувствуют здесь? Потому что мы – часть мира ислама, а это не только вера. Это система права, делопроизводства, язык. Знающий арабский язык будет понят хоть в Индии. Или вот поезжай в Крым. В нем живут генуэзцы. Сначала там была всего лишь фактория на берегу моря, а теперь все побережье пляшет под дудку обитателей тех мест.

И чем дальше, тем больше. Весь берег моря по ту сторону Кавказа в их факториях, которые вообще никому не подчиняются. Ни нам, ни персидским ильханам. Они уже торгуют по всему Кавказу, а это значит, что горские князья скоро будут служить им. Я хорошо знаю, что там творится. С каждым кораблем туда прибывают христианские проповедники. Они уже обратили в свою веру многих зикхских и черкесских князей. Эти проповедники годами толкались у трона ильханов в Персии, склоняли их в свою веру, подсовывали им христианских принцесс. Сулили златые горы, военную помощь против египетских султанов, процветание. Армянский царь пошел у них на поводу, признал главенство папы и стал принуждать к этому подданных. Ты сам православный христианин и знаешь, как франки многие годы уговаривали ханов, чтобы те подчинили им русскую церковь. Я уже стар и не доживу, а ты скоро увидишь – если дело венецианцев выгорит, то там, где сегодня строят караван-сарай, очень скоро вырастет огромный город. Больше, чем этот. И кто будет в нем хозяйничать, одному Аллаху известно. Как знать, не появятся ли тогда при наших ханах иные советники, которые скажут ему – сила, деньги и власть у папы. А он посмотрит вокруг и прислушается. Сейчас нас всех защищает Яса Чигизхана, но погляди, что происходит. Эмиры и нукеры, белая и черная кость – они все больше и больше попадают под власть денег. А что говорится про деньги в Ясе? Она создавалась не для городов.

– Ты бы очень не хотел, чтобы франки закрепились на нашей земле.

– Я бы не хотел, чтобы они здесь стали хозяевами. Вот поэтому мне нужно, чтобы ты добрался до самых корней этой истории. Убийц пусть карают судьи, а я хочу знать запевал и заказчиков. Пока еще жив и хан меня слушает – предупредить хана. Много лет назад я вот так же предупредил Тохту, и он меня послушался.

– В чем?

– Он решил поехать на Русь. Там тогда местные князья перегрызлись и некоторые из них стали глядеть на Запад. Я ему сказал – поспеши.

– Он не доехал.

Под сенью старых груш повисла пауза. Старик задумался.

– Ты ведь тоже был тогда на корабле.

– Я был писцом. Битакчи.

– Жалко, меня не взяли. Сказали, ты же не знаешь ни русского языка, ни обычаев. А лекарь есть и у митрополита. Кто знает, может, как раз у меня и нашлось бы противоядие.

– Одного не пойму, как его могли отравить? После того, как убили Намуна, он велел поесть со своего блюда шестерым – и ни у одного не началось ни малейшего недомогания.

– Темное дело. Тогда ведь было не до расследования. Все делили власть.

Эн-Номан поманил стоявшего сзади человека и зашептал ему на ухо. Через недолгое время тот вернулся с матерчатой сумкой.

– Это тебе, юноша. Там сушеный изюм, который очень помогает работе мысли. Не забудь угостить своего наставника. – Он улыбнулся. – А еще – обещанный трактат Омара Хайяма о пользе вина. Почитай на досуге. Можешь переписать. Потом принесешь. Не забывай старого эн-Номана.

Шейх проводил гостей до калитки, оказав им высшее почтение, ведь даже с султаном Узбеком он расставался сидя. Подождал, пока гости заберутся в повозку, и вдруг сказал:

– Я долго искал разгадку смерти Тохты и наконец нашел яд, который проявляется через много часов. Его привозят из северных лесов.

И зашептал молитву.

Глава XIV
Имя на полях

Солнце уже палило вовсю, перевалив за полдень, когда они снова выехали на площадь. Зной разогнал по переулкам редких прохожих, и золотой полумесяц над крышей ханского дворца расплывался в голубом мареве. Прямо над ним кружили голуби.

– Давно я так не объедался, как у этого постника в разгар поста, – шутливо пыхтел Злат. – Теперь впору не делом заниматься, а всхрапнуть где-нибудь в тенечке.

По пути он остановился купить у уличного торговца целый кувшин прохладного айрана и увидел высокую фигуру Хайме, замершего в переулке. Франк явно не хотел мозолить глаза, дожидаясь их на площади перед дворцом.

– Я остановился на постоялом дворе, – сказал он, забравшись в повозку. – Не буду пока заходить в миссию. Потолкаюсь среди приезжих, узнаю новости.

– Я тоже думаю сходить на главный базар, поговорить с караван-баши последнего каравана. Только прежде мы с тобой займемся сундуком покойного Санчо. Знаешь, куда мы сейчас ездили? К самому шейху эн-Номану. Вот куда долетел запах свиной ноги! Так вот, шейх считает, что все это было подстроено для того, чтобы разделаться с соперниками по торговле. В прошлом году венецианцы получили от хана ярлык на право иметь факторию в Тане и водить караваны через улус. Они хотят проложить новый путь выше по реке у Бельджамена. А мой знакомый меняла дает руку на отсечение, что золотые динары не могли попасть сюда иначе, как напрямую от каталонцев.

– Золото может пройти через любые руки. Но вот хамон из иберийской свиньи мог приплыть только из Арагона. Да и Санчо ведь из Монпелье. Это владения короля Майорки.

– Посмотрим, что расскажет нам о нем его сундук.

В полутемной каморке было прохладно. Раскрыли пошире дверь, придвинули сундук к свету. Это был обычный дорожный сундук с обитыми железом углами и парой ручек по бокам.

– Даже замок не навесил, – заметил Хайме.

– Зачем? – откликнулся наиб. – Сундук стоял в чулане в запертой комнате, а у его хозяина ни слуги, ни жены. От кого запирать?

Едва откинули крышку, каморка наполнилась резким цветочным запахом.

– Лаванда, – печально улыбнулся Хайме. – Он, видно все обильно поливал лавандовой водой. В наших краях ею предохраняются от моли.

Илгизар навострил уши. Так Хайме тоже каталонец!

Судя по всему, львиная доля лавандовой воды досталась лисьей шубе, крытой сукном, которая занимала почти полсундука.

– Сукнецо средненькое, – оценил Злат, – хоть и заморское, но грубоватое. Даже крашено так себе. Да и на мех взяли лису. Явно шито уже в наших краях, не на выход, а чтобы задницу не отморозить. Даже пуговиц для красоты не нашили.

– Небогатая шубейка, – согласился Хайме.

Лежавший рядом суконный кафтан тоже не отличался роскошью: сукно недорогое, ни шитья, ни пуговиц. Еще в сундуке обнаружились несколько простых льняных рубашек и зимние сапоги на волчьем меху, вообще явно кипчакские с местного базара.

– Зимняя одежда. Видать, все летнее на себе таскал, – поскреб в затылке Злат. – Летнее-то было куда богаче. Сапоги из сафьяна, рубашка батистовая с кружевом, камзол с шитьем. Опять же, пояс шелковый.

Он с сомнением повертел в руках дешевый кожаный ремень, которым покойный подпоясывал шубу и осенний кафтан. Потом взял из ниши в стене холщовый сверток.

– Про плащ вообще отдельный разговор. Взгляни. Я его решил оставить, вещь-то очень дорогая.

Хайме развернул плащ.

– Королевская одежда! Такую графу впору носить, а не приказчику, который не может себе пуговицы, шитые бисером, нацепить. Золотое шитье, пурпурная кайма. А сукно! Тончайшее, крашеное индиго. – Он принюхался. – Даже сейчас пахнет мускусом. Человек явно перед выходом обильно надушился.

Дно сундука тоже закрывал свернутый плащ. Серый, суконный. Зимний, подбитый сурчиным мехом.

– Самое дорогое, как и положено, на дне, – сказал Хайме. – Вот астролябия, вот компас.

Он вертел в руках медный цилиндр.

– Такие вещи делают на Майорке. Нужно особое искусство, чтобы насадить магнитную иглу так, чтобы она двигалась совершенно свободно и нигде не терлась. Иначе стрелка будет показывать неправильно. Совсем чуть-чуть в сторону, но в открытом море, где не видно берегов, это обернется многими лигами. Астролябия тоже самой тонкой работы. У таких вещей главная ценность – в точности.

– Бонифаций говорил, что он моряк.

– Непохоже. Моряки ценят все крепкое, непромокаемое. Из его одежды мало что сгодилось бы моряку. Давай посмотрим теперь эту книгу.

Толстый фолиант в обложке из мягкой телячьей кожи был последней вещью в сундуке. Хайме закрыл его и уселся на крышку.

– Кажется, нам повезло – это конволют. Такая штука может много рассказать о хозяине. – Он почему-то повернулся к Илгизару. – Конволют – это несколько тетрадей, переплетенных в один том. Бумаги копятся у человека многие годы: то он перенесет в тетрадь понравившиеся стихи, то скопирует ученый трактат, то запишет лекцию профессора. Человек может записать свою родословную, список рецептов, названия населенных пунктов, сказку, песню, инструкцию. Однажды он переплетает все это в отдельный том под кожаной обложкой для лучшей сохранности. Вот сейчас мы и посмотрим, что занимало этого Санчо.

Наиб не проявил ни малейшего интереса к этой процедуре, предоставив другу самому разбирать чужеземную грамоту. Откинувшись на скамье, он стал не спеша отхлебывать айран. Зато Илгизар как завороженный смотрел через плечо Хайме на непонятные строки.

– Латынь. Это стишки. Видно, парень был из школяров. В Монпелье ведь знаменитый университет, славящийся преподаванием медицины. Когда-то и я переписывал там в тетрадку такие же стихи. Помню, один назывался «Прощание со Швабией». – Хайме поднял глаза от книги и устремил взор на пыльный двор. – «Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести». Студентов, которые ходят из университета в университет, звали вагантами. У нас были свои песни.

– Ты тоже ушел в другой университет? – тихо спросил Илгизар.

Хайме грустно усмехнулся:

– Нет, мой юный друг. Судьба школяра оказалась не для меня. Я отправился сражаться с неверными. Такими, как ты. Или как Злат. Древняя арагонская кровь забурлила. Может, все сложилось бы иначе, не попадись мне одна книга. Она есть и здесь, в конволюте. Так и знал, что ее увижу. Правда, тут нет картинок, бедный Санчо сам переписал текст. А та рукопись, что читал я, была очень богато украшена и иллюстрирована. Книга называется «Роман о Розе». Готов биться об заклад, что дальше пойдут тетради со стихами провансальских трубадуров о Прекрасной Даме, а потом и любовные песенки. Ого, пергамен! По-моему, это какой-то алхимический трактат. А это книга венецианского купца Марко Поло «О чудесах мира». Парень знал итальянский, значит, ему пришлось пожить в Италии – в университете этому языку не учат. А этот текст на еврейском.

– Бонифаций говорит, что Санчо знал несколько языков.

– «Книга тайн». Это отрывки из книги географа Марино Санудо. А это карта. Вот смотри, здесь подписаны названия: Каффа, Матрега, Тана. Вот еще одна. Видишь? Написано «Константинополь».

– Занятно, что в комнате такого ученого человека нет ни единого листка бумаги и никаких письменных принадлежностей, – подал Злат голос со своей скамейки. – Видно, он прихватил все это с собой. Интересно, почему не забрал компас и астролябию, коли они так дорого стоят?

– Это вещи хрупкие. Их легко сбить тряской или случайным ударом. Поэтому он хранил их на самом дне сундука.

– Тем не менее должны же быть у него чернильница, перочинный нож и хотя бы несколько листов бумаги. Их он утащил все с собой?

– На этот вопрос я ответить не смогу. Давай подведем итог того, что нам рассказала эта книга. Наш Санчо был школяром, и довольно долго – латынь он знал основательно. Вряд ли он изучал право или философию, во всяком случае в его бумагах ни малейшего намека на это. Зато взгляни сюда. Видишь значки и цифры? Это трактат по алгебре. А вот эти рисунки дуг и углов? Парень явно много сил отдавал математике, различным вычислениям. Прибавь сюда географические сочинения, компас и астролябию, которые нужны, чтобы определять место, где ты находишься, и выйдет, что Санчо занимался составлением карт. Отсюда его знание итальянского языка – он ездил в Италию подучиться рисунку. И учился, видно, всерьез.

– Почему ты так думаешь?

– Видишь эти изображения углов и дуг? Они проведены без линейки и циркуля. Чувствуется твердая рука и хорошая практика. Наверняка его наставником был какой-нибудь архитектор из того же Монпелье.

– Так Монпелье разве в Италии?

– Чего ты придираешься к словам? Просто парень половину книги забил итальянскими стихами. А зачем ему было долго ошиваться в Италии?

Наиб повернулся к Илгизару, все еще не сводящему восхищенных глаз с загадочного фолианта:

– Вот нам уже и есть что поведать почтенному шейху эн-Номану. Думаю, ему понравится рассказ о чужеземце, приехавшем тайно составить картуУлуса Джучи. Жалко, что это уж совсем не вяжется с нашей свиной ногой.

– Да, – согласился Хайме. – Картография – наука королей. Такие задания дают обычно сильные мира сего, которые вполне могут вручить в придачу мешок золота и пожаловать плащ с королевского плеча.

– Только пожаловать такой плащ лучше по возвращении. Когда нужно не привлекать к себе лишнего внимания, он будет только мешать.

Злат стукнул кулаком по колену и забегал по комнате:

– Эта дурацкая нога везде только мешает! Куда ни сунься – обязательно с ней ничего не увязывается! Воистину, я скоро начну верить, что это козни самого дьявола!

– Так, может, посрамить прародителя лжи и сделать вид, что никакой ноги не было? – засмеялся Хайме.

– Такие штуки ловко проделывает старый эн-Номан. Ему легко, он изучал логику и диалектику. Илгизар! Тебя учили логике и диалектике?

– Совсем чуть-чуть…

– А-а! Так значит, все-таки учили! Почему же ты всегда молчишь и ничего мне не советуешь?

– Что ты набросился на бедного малого? – вступился Хайме. – Чтобы искать убийц Санчо, не нужно наук. Достаточно просто пойти по следу тех, кто так удачно ускользнул той ночью от водовозов и городской стражи.

– Пожалуй, ты прав. Уже пора наведаться к водовозам. Хотя, если бы они узнали что-то стоящее, сами бы пришли.

Злат стал быстро допивать айран, а его юный помощник все не мог оторваться от заворожившей его книги.

– А о чем написано в «Романе о Розе»? – робко поинтересовался он.

– О любви. Любви возвышенной и всепоглощающей. О том, что за все в этой жизни нужно платить. О служении Прекрасной Даме. В этом романе есть еще вторая часть, там уже больше нравоучений. Но ее здесь нет. Почему я и сказал, что дальше пойдут любовные стихи. Сначала, как и положено, о Прекрасной Даме. На провансальском. А дальше уже на итальянском. Уже о дамах реальных. Вот здесь написано о любви к некой Беатриче. Кстати, здорово написано.

Хайме молча склонился над книгой и погрузился в чтение, а Злат решил добавить свое:

– Я тут дьявола помянул. У нас говорят: где черт не сладит, туда бабу пошлет. Уж коли расследовать все это дело без всех этих свиных ног, астролябий и пропавшего золота, то я бы побился об заклад, что этот крендель подался на ночь глядя к бабе. Вырядился, как фазан, надушился мускусом. Да и книжка не даст соврать – он это дело очень уважал. Даже ты вон оторваться от стихов не можешь.

Хайме рассмеялся:

– Мало того! Эта книга может тебе назвать имя одной из тех, кто владел сердцем бедного Санчо. Видишь, вот здесь на полях написано другими чернилами имя. Оно явно пришло на ум парню под обаянием стиха. Ее звали Райхан.

– Райхан!!