Текст книги "Мёд мудрости"

XI. Шесть каламов

День уходил. Неяркое солнце садилось за реку, разливая по небу бледную зарю. Ещё немного из проулков начнут наползать холодные весенние сумерки. А ведь только в полдень казалось, что уже лето.

Злат затянул шнур на шерстяном плаще, взятом сегодня у водовозов, и вышел на площадь перед дворцом. Здесь уже ждала повозка. Сам Бурангул не приехал, прислал какого-то молодца, зато вместо войлоков сиденье было покрыто дорогим ковром, на котором красовались расшитые подушки и заботливо свёрнута лисья шуба. Ноги прикрывать.

Что ж! Заслужил. Теперь уже точно можно было показывать не только важную должность, но и пользу, которая она приносит добропорядочным подданным. Наиб усмехнулся, снова вспомнив историю, только что закончившуюся в суде. Всё так и вышло, как предсказывал прозорливый Бадр ад-Дин. Вспомнили, что за убийство в собственном доме штраф не взимается. Но до этого вволю поиздевались над незадачливыми искателями верблюдов. Сначала юноша с насурьмлёнными глазами стал отказываться от штрафа. На что невозмутимый главный кади предложил уплатить его в казну. Потом потребовал уплатить судебные издержки. А судей, как на грех, полный диван. Ещё писец. Опять же бумага, чернила.

В общем, получилось, как в поговорке: «Пошли по шерсть, пришли стрижеными». Рады были, что хоть с верблюдами обошлось. Глядя, как накрашенный юноша торопится уйти, Злат подумал, что он явно спешит в дом покойного отца, пока его не опечатали. Если кто глуп, то это надолго. Если жаден, наверное, тоже.

Хотя услышанная новость обеспокоила и наиба. Вот так оборот! Оказывается прямо перед смертью покойный получил целую кучу денег. Триста сумов! Это же почти половина батмана – верблюжьей ноши серебра. Худосочному переписчику такую и унести было не под силу. Вспомнились злосчастные сто верблюдов – как раз, наверное на эти деньги можно купить. Где они? Вот тебе и ответ на вопрос – зачем. Меняются времена, уходят царства, а ответ остаётся прежним. За деньги. Значит переписчика ограбили?

Увидев, что наиб стоит, задумавшись, возчик привстал и помахал рукой. За спиной во дворе звякала снаряжением охрана. Ночной караул сменял дневной. Сейчас с минарета раздастся призыв азанчи к вечернему намазу и наступит первая ночная стража.

Наиб сделал знак возчику, чтобы подъехал к воротам и зашёл во двор.

– Итлар! Торопишься на ужин? Поехали со мной. В хорошее место. Нахлебаешься ещё ханской похлёбки.

Стражников, живущих при дворце кормили хорошо. Но, однообразно. Варёное мясо и отвар с него. В степи всегда так едят и лучшей пищи не знают. Однако в прекрасной столице улуса, раскинувшегося на сотни дней пути, можно себе позволить большее.

– Опять сказки рассказывать? – буркнул сотник, вроде даже недовольно.

– Угадал, – засмеялся Злат. – Там как раз будет та сказочница, которую мы вчера не застали. Зато ужин званый, не то что снедь из корзинки. Не пожалеешь. Видал, какую повозку за мной прислали? Ковёр, поди, персидский. Садись рядом, пусть конь отдохнёт от твоего зада. Да и зад от коня.

Как не спешили, но приехали позже накрашенного юноши. Он успел уже побывать в отчем доме. Дверь была наспех заколочена доской. Поджавший на улице с фонарём Бурнагул, увидав, что наиб первым делом проехал во двор убитого спешно подбежал и доложил:

– Кто его так напугал? Примчался, словно ошпаренный. Метался, таскал в повозку всё подряд.

– Тебе работа. На него сейчас иск подали за долг отца. Возьмись за повозку, а то упадёшь. На триста сумов.

Водовоз присвистнул.

– А моё дело?

– Я же тебе ещё днём сказал: плюнь и забудь. Решили. Я натощак всё должен рассказывать? Горло не промочив?

Во дворе Бурангул предусмотрительно поставил пару жаровен с горящими углями, чтобы освещать дорогу к гостевой комнате. В вечернем воздухе плыл аромат жареного мяса.

– Надеюсь варёной головы не будет? – то ли в шутку, то ли всерьёз поинтересовался Злат. – А то вы, кипчаки, любите потчевать почётных гостей.

– Я же не вчера только из степи, – обиделся водовоз. – Обжился уже немного в городе. Для девчонки за сластями на большой базар человека гонял. А стряпать позвал самого Маруфа. Который был поваром у Урук-Тимура, ханского сокольничего.

– А я бы голову съел, – встрял сотник.

Злат только рассмеялся:

– Скажи ещё, что тебя во дворце объедают. Поди каждый день голову забираешь?

– День на службе. Самое вкусное достаётся ночной страже. Они как раз отдыхают.

В гостевой комнате было тепло и уютно. От жаровен с горящими углями пахло можжевельником. Заставленный блюдами дастархан окружала целая гора мягких подушек и войлоков. Здесь чинно беседовали Бахрам и Хошаба. В сторонке прилично расстелили льняную скатерть, чтобы воспитанница сказочника не стеснялась сидеть рядом с мужчинами.

Это была совсем ещё молоденькая девочка. Красивая, но немного худая. Возле неё, поджав ноги, примостился Илгизар, о чём-то приглушённо рассказывая. Глаза Ферузы блестели в тени.

– Разговорился, – благодушно кивнул в их сторону Бурангул. – А то рвал и метал, как только прибежал. Ему этот сын ишака платить отказался.

– Почему? – поинтересовался наиб.

– Сказал, что уговаривался прочитать весь Коран. Хотя об этом речь даже не шла. Все прекрасно знают, что такие вещи обговариваются заранее. Да и стоят совсем иные деньги. А свидетелей нашего разговора нет. И задаток я не взял, – пояснил Илгизар.

– Урок тебе на будущее. Как можно без задатка. Ты вот что, Феруза, садись поближе. Дело серьёзное. Эмирские жёны уже заждались. Нынче, небось, опять Итлара искать будут. Так что завтра – кровь из носу. Предстанешь пред их светлые очи. Здесь главное не оплошать. Потому пойдёшь вместе с ней, – повернулся он к Бахраму.

Бурангул встрял с серьёзным видом, мол «а я что говорил».

– Они хотели за инструментом послать, чтобы она нам поиграла. Так я сказал – тебя в гости позвали, а не развлекать. У меня здесь парень один есть – первый в степи игрок на курае. Нужно будет сыграет. Как он – никто не может. Душа поёт. Комнату ей уже приготовили для сна. Не тащиться же куда на ночь глядя.

Бурангул был за виночерпия. Пока дело дошло до бесед во дворе уже совсем стемнело и похолодало.

– Сначала разберемся со сказками. Вот Хошаба говорит, что здешние змеи не так опасны, как принято считать. От их укуса человек погибает не сразу, и не всегда. Кроме тебя, Итлар, этот укус никто не видел. А покойный улетел. Может тебе тоже пойти со сказочниками?

– Было бы хорошо, – согласился Бахрам. – Когда разные люди по очереди говорят, беседа веселей.

– Вот и ладно. Теперь мысль, которая мне покоя не даёт. Могли того человека убить и подстроить так, что подумали на змею? Тогда похищение тела выглядит вполне оправданно. Убили, след замели, а тут ненужный шум на весь Сарай. Лишнее внимание.

Сотник почесал ухо.

– По правде сказать, я, когда эти ранки увидел, сразу подумал, уж больно змея большая. Но, могло и показаться.

– Ладно. Для страшной сказки и так всего хватает. Теперь про дела земные. Про те самые триста сумов, что наш покойный взял перед смертью. Теперь по жалобе менялы имущество должно быть арестовано и описано. Этим заниматься придётся мне. Вот тебя, Илгизар, и отряжу в качестве писца, чтобы ты сделал всю необходимую работу. Благо, ты всё время там находился и всё видел. Заодно съездишь к этому наследничку и изымешь у него всё, что он увёз. Не церемонься. Позови старосту квартала, возьми свидетелей, сделай обыск как положено. Дело ведь не в том барахле, которое этот сладкий юноша прячет. Мы должны найти след исчезнувшего серебра. Ищи любую зацепку. Заодно поквитаешься за сегодняшний обман, – закончил со смехом.

– А ты Бурангул, давай опроси всех на своей улице. Кто что видел, кто, что слышал. Любая мелочь может пригодиться.

Потом стал рассказывать, как было дело в суде.

– Жалко, конечно, что этот фазан сухим из воды вышел, – подосадовал Бурангул.

– Разве это сухим? – возразил Злат. – Разве что совсем не утонул. А так одних судебных издержек сума на три уплатил. Только на мою долю полста дирхемов вышло. Дирхемами платил. На хорезмский счёт.

Он выразительно тряхнул кошельком, привязанным к поясу.

Звон серебра сразу навёл Бурнагула на мысль:

– Триста сумов. Это же тяга. Не всякий человек упрёт. А уж наш переписчик и подавно.

– Вот и хорошо, что у тебя голова сразу повернулась в нужном направлении. Узнай, не приезжал ли убитый в последние дни на повозке. Или с носильщиком. Да и после убийства унести незаметно тяжёлый мешок не просто. Особенно на вашей улице. Где каждый прохожий сразу в глаза бросается.

– Зато теперь есть какое-никакое объяснение зачем убийца закрыл дверь изнутри. Чтобы тело дольше не обнаружили. Возможно было нужно время, чтобы унести серебро.

Потихоньку беседа разделилась. По одну сторону дастархана возле ярко пылающей жаровни расселись Бахрам и Хошаба с сотником. Рядышком примостилась Феруза. Краем уха Злат слышал, что лекарь негромко переговаривается со сказочником на каком-то непонятном языке. Итлар, подвинув у себе кувшин с вином, пересказывал девушке историю улетевшего мертвеца. Как истинный кипчак он считал недостойным мужчины есть сладости, но за разговорами усердно потчевал ими Ферузу. Он вообще отнёсся к ней очень заботливо. То ли вспомнил молодость и какую степную красавицу, то ли взгрустнулось, что и у самого могла бы быть сейчас такая дочь.

Девушка внимательно слушала. Наиб уже заметил, что возле неё лежит коробочка Илгизара с берестяными листами. Не было сомнения, что его записи будут внимательно перечитаны не один раз.

Сам Злат с помощником и Бурангулом за кувшином чуть тёплого сбитня полулежали на подушках в тени. Разговор у них шёл о завтрашних делах.

– Вы завтра с самого утра опишете здесь всё добро и опечатаете. А я доеду до Касриэля. Нужно узнать, когда он отдал переписчику деньги. Странно, что он сам не объявился. Поди целый день сегодня меня разыскивал, – рассуждал наиб. – Но главная надежда на тебя, – бросил он Бурангулу.

Не пустые слова. Водовозы разъезжали по всему городу с раннего утра. По договору они по определённым дням доставляли воду во двор хозяина и сами наполняли ёмкость выставленную для этого. К ним привыкли и никто не обращал на них внимания. Зато сами они видели и слышали многое. Недавние пастухи, охотники, охранники читавшие степные тропки не хуже чем записи на бумаге, они могли заметить то, что ускользнуло от взора обычного горожанина. С ними вели разговоры приказчики, дворники, привратники, повара, молоденькие служанки, а, самое главное – караульщики у въезда в квартал, мимо которых никто не мог пройти или проехать незамеченным.

– Ты, Илгизар с покойным какие-то дела при жизни вёл?

– Он мне несколько раз давал работу по переписке. Самому не руки было заниматься всем.

– Много было заказов?

– Хватало. В последнее время грамотных людей прибавилось. Многие хотят иметь дома Коран.

– Тебе Коран давали переписывать?

Илгизар кивнул:

– Самый ходовой заказ. Я в медресе хорошо научился писать почерком сульс в стиле «якути». Для этого нужно по особому подрезать калам – наискось. Это сейчас пользуется спросом. Поэтому без заказов не сидел. Правда, в последнее время многие уже обращались ко мне напрямую.

Злат сам был из писцов. Много лет прослужил битакчи в разных ханских службах. Но там было в ходу уйгурское письмо. Арабский алфавит тоже знал, мог говорить и читать на персидском. А вот до книг руки не доходили. По молодости читал Священное писание, в отцовской церкви был Псалтырь. Греки из окружения епископа имели немало духовной литературы, но к ней душа не лежала. Хоть читать и писать на греческом он научился довольно бойко.

Книжная мудрость доходила больше через рассказы. В Сарае было полно всякого учёного народа, от которого можно было услышать и персидские стихи, и историю царств и героев. «Держи уши открытыми» – поучали детей сызмальства.

И то сказать. Книги были удовольствие дорогое. Одна самаркандская бумага сколько стоила. Однако везли ей с каждым караваном огромными тюками – значит спрос был.

– На переписке книг хорошо зарабатывают?

– На хлеб хватает. Хотя хороший переписчик, обычно не только переписывает. Он торгует книгами. Значит, должен предоставить покупателю готовый товар. Не просто стопку исписанных листов. Текст нужно украсить орнаментом, нарисовать заставки, выделить абзацы. Это совсем иное искусство. Мастер по украшению называется лавах. Переплёт тоже дело не простое. Отдельное ремесло. Иногда переплёт не меньше книги обходится.

– Много таких людей в Сарае?

– Трудно сказать. Лавахов, которые только книгами занимаются, вообще нет. Есть которые в рисовании искусны, они время от времени, берут заказы. Переплётчики есть. Один в главной мечети. Остальные тоже только подрабатывают.

– Как ты думаешь, зачем покойному вдруг понадобилась такая куча денег? Что он мог собраться покупать?

Илгизар задумался.

– В голову ничего не идёт, кроме книг, – сказал он после долгого размышления. – Но сумма просто не лезет ни в какие пределы.

– Дома у него были книги на продажу?

– Обычно изготавливал на заказ. Делать, чтобы потом искать покупателя довольно накладно. Нужно вкладываться в бумагу, платить лаваху, переплётчику. Да и свой труд немаленький. А покупателя потом можно искать очень долго. Книга ведь такой товар. Не мешки с зерном, которые все одинаковые. Каждой нужен свой покупатель. Он может оказаться вообще один на свете. Зато отдаст последнее за желанную книгу.

Злата вдруг осенило. Ведь покойный всю жизнь жил книгами. Среди книг, ради книг. Или был как тот сапожник без сапог?

– Свои книги у него были?

Илгизар кивнул:

– Три. Одна Коран, само собою. Его ведь чаще всего заказывают переписывать. А две другие, очень ценная вещь для его профессии. Хорошие книги. Редкие и дорогие.

Значит любви не было. Только расчёт, только для дела. Наиб вспомнил суетливого и старательного переписчика. На него похоже.

– Я бы и сам эти книги с радостью купил, – продолжал между тем Илгизар. – Грешным делом уже собирался к наследничку подъехать. Ему они точно не к чему. У меня ещё наградные деньги Урук-Тимуром подаренные остались. Глядишь, хоть на одну бы и хватило.

Злат вспомнил, как в прошлом году он искал убийцу жены ханского сокольничего Урук-Тимура. Тогда ему и дали в помощники юного шакирда. Потом эмир щедро отблагодарил всех. На Илгизара он смотрел долго и явно не мог решить, чем того пожаловать. Старый служака, поседевший в седле, привык иметь дело с удалыми нукерами или храбрыми ловчими. А тут доходяга шакирд, забывший даже отвязать чернильницу от пояса. Подумав, Урук-Тимур велел подарить юноше шапку. Никто не успел даже удивится столь скромной награде, как увидели – шапка до краёв насыпана серебром. Илгизар её чуть не выронил. После этого он и из жилища в медресе ушёл.

– Одна больше для книготорговца нужна, – продолжал между тем Илгизар. – Хотя для любого учёного человека она на вес золота. Если не больше. Называется «Китаб аль Фихрист». Можно перевести, как Книга указатель». Её написал Ибн ан-Надин. Перечень книг. Автор жил при дворе халифов в Багдаде, где в Доме мудрости было собрано великое множество трудов со всего света. Он и составил перечень книг и их краткое описание. Там перечислены не только арабские авторы. Персидские, иудейские, сирийские. Сказки, научные трактаты, священные тексты. Словом кладезь мудрости.

– Дорогая, должно, вещь, – кивнул Злат, думая о своём.

– Ещё бы! – вскинулся юноша. – Вторая вряд ли кому сильно нужна, кроме переписчиков. Написал её знаменитый багдадский каллиграф Ибн аль-Бавваб. Легко догадаться, что она об искусстве письма. С образцами шести основных почерков, применяемых при письме арабскими буквами. Для переписчика ей цены нет. Так и называется «Шесть почерков». Если дословно «Шесть каламов».

XII. Путём Шахерезады

Утром Злат решил не ехать до рассвета вместе с сотником. Сначала просто не хотелось вылезать в темноте из под тёплого войлока. Потом в свежую голову стали лезть новые мысли. Ночевать пошли в комнату Илгизара, невзирая на протесты Бурнагула, приготовившего для почётного гостя отдельные покои. Тот всё-таки велел перетаскать на новое место весь ворох подушек, ковров и порывал. Итлар, непривычный к такой неге, чуть не проспал. Вот и наибу не захотелось вставать. Однако и уснуть больше не удалось. Так и лежал в сумерках. Думал.

Не зря говориться: «Утро вечера мудренее». Сначала решил позавтракать у водовозов. Потом подумалось, что неплохо будет самому поприсутствовать при описи и осмотреть дом убитого. Да и опечатать дверь надёжнее своей печатью. Уж её тронуть вряд ли осмелится даже самый дерзкий злоумышленник. Всем известно – власть ни на что не отзывается так болезненно, как на пренебрежение.

Во дворе было подозрительно тихо. Видно Бурангул строго-настрого запретил тревожить покой важного гостя, и бедные водовозы, которые ещё по тёмному отправлялись запрягать лошадей, наверное, ходили на цыпочках. В пронзительной тишине весеннего утра долетали крики рыбаков с реки, призыв азанчи из булгарского квартала и перебранка стражников у заставы неподалеку.

Сытный завтрак придал благодушия.

В домике убитого, как и предполагали, не осталось даже молитвенного коврика. Теперь, когда здесь не было никого, комнатка не казалась такой маленькой. Злат вспомнил, как заходил сюда в прошлом году с хозяином. Тогда было уютно, пахло какими-то благовониями, на столе теснились баночки с чернилами, каламами. Сейчас во владение вступали пустота и пыль.

Массивный сундук оказался не заперт. Незачем. В нём не завалялось даже дохлой мыши. Злат внимательно осмотрел замок. Дорогая работа. Не какой-нибудь навесной – врезной. Явно булгарский. Они лучшие мастера по замкам. Да и сам сундук не простой. Дубовый с железными оковами. В таком подштанники не хранят. Сразу видно – предназначался для чего-то дорогого. Очень дорогого.

– Ты, Бурнагул, сундук этот прибери к себе. От греха. А так здесь и опечатывать нечего. Принеси воск и верёвочку. Я печать на дверь приложу.

Пока возились во дворе Злат посмотрел на ворота дома с другой стороны улицы. Там и было в прошлом году убийство. После вдовы, вроде наследников не оставалось.

– Кто там сейчас? – обратился Злат к Бурангулу.

– В доме Шамсинур? Его франки купили.

Вот и до Чёрной улицы добрались эти незаметные с виду проныры.

– Монахи?

– По виду да.

– Интересно, чего им у себя в миссии не живётся?

– Спрашивал. Они специально здесь поселились, чтобы говорить на кипчакском быстрее выучиться. И письму. Учит их битакчи, который здесь живёт.

– Уйгур?

Водовоз кивнул.

«Ай, как скверно, – подумалось наибу. – Это же писец из дворцовой канцелярии. Вся переписка в его руках. А он, выходит, тесно общается с какими-то франками. Потом удивляемся, что они в курсе всех дел в улусе.»

– Давно поселились?

– Зимой. Сначала эконом из миссии дом покупал…

– Адельхарт, который?

– Про то не ведаю, я с ним не общался. Он с покойным дела вёл – тот же старостой был.

– Теперь ты староста. Так что проверь у них бумаги. Кто такие? Когда приехали, откуда и зачем? Народ это ушлый. сквозь землю видят. А дом убитого в двух шагах. Не может быть, чтобы эти прохиндеи хоть чего не заметили.

Злат так объелся с утра молочной каши, что от сытости стал клевать носом. Хоть снова спать ложись. Да и сама дремотная тишина Чёрной улицы к этому располагала. Нужно было поскорее выбираться отсюда.

Первым делом наиб решил навестить менялу Касриэля. Этот жизнерадостный, раздобревший с годами, разговорчивый человек держал контору на Красной пристани. Место злачное. Каждое лето туда приходили корабли из-за Бакинского моря. Степные, а тем более горные пути часто таят опасности, границы постоянно закрываются из-за неладов правителей. А кораблю везде дорога, где волны плещут и ветер дует. Да и перевозит одно хорошее судно, как большой караван.

За Бакинским морем богатые страны. Туда ведут караванные тропы из краёв ещё более богатых. Большими деньгами ворочают купцы с Красной пристани. Называется она так, потому что южная. У монголов юг – красное, запад – белое, восток – синее. Многие ещё называют красным красивое.

Сам Касриэль много лет назад приплыл в улус Джучи из-за Бакинского моря, спасаясь от гонений, которые обрушились тогда на тамошних иудеев. Здесь обжился, разбогател. Со Златом познакомился, когда ещё только начинал, и всё его дело помещалось на скамейке при базаре. История получилась обычная. Обвинили в сотрудничестве с фальшивомонетчиками. С менялами это случается сплошь, да рядом. Расследовал всё Злат, тогда молодой битакчи. Разобрался. С той самой поры Касриэль считал его своим другом.

Был меняла человек учёный, сведущий не только в монетном и торговом деле, но и в алхимии, политических интригах, географии.

В мире денег без всего этого нельзя. Хоть и называют географию наукой царей, но ведь царское имя наделяет металл властью. Значит, где деньги, там и власть.

Почему оборотистый еврей сам до сих пор не приехал к наибу было странным. У него пропала целая куча серебра, а он, получается, и в ус не дует. Похоже, это его совсем не волнует?

Ну что ж… Как говорится, если гора не идёт к Магомету…

В контору на Красной пристани Касриэль перебирался только с началом навигации. Зимой оттуда уходила жизнь, и всё погружалось в спячку. Закрывалась таможня, снимали охрану. Оставляли сторожа, больше для присмотра. Караулить нечего. Это не Булгарская пристань, где всю зиму шла торговля лесом. Здесь просто перевалочный путь между кораблями и базарами.

Поэтому Касриэль держал ещё лавку в городе. Хотя там он появлялся редко. В ней хозяйничали и набирались ума-разума его подросшие сыновья. Однако сейчас меняла уже должен быть на пристани. Приплыли первые корабли. Там за морем давно весна. Выходцы оттуда уже недели три назад шумно отмечали её приход – праздник Навруз. Злату запомнилось, что они в этот день обязательно варили кашу из пророщенного зерна. Привезли с собой часть прежней жизни.

Однако, едва подъехав к повороту на пристань, наиб увидел на дороге знакомую фигурку. В сторону заставы шла Феруза. А он думал, что она разоспалась на мягких тюфяках у водовозов и видит сладкие сны. Девушка шла рядом с мужчиной, который вёл пару ишаков. Вчера она весь вечер болтала с сотником, выспрашивала у него все подробности. Скорее всего, сейчас на дороге шло продолжение той беседы. Злат руку на отсечение мог дать, что этот погонщик ослов и есть тот самый молочник, что несколько дней назад нашёл тело. Вон и кувшины.

Вспомнилось, как Бахрам хвалил свою юную воспитанницу. «Прирождённая сказочница! Настоящая Шахерезада!». Сам старик, будучи человеком бывалым и многознающим черпал свои рассказы из памяти. Не только своей. Запоминал новые сказки, а самое главное – у него была бесценная книга. «Тысяча ночей». Когда-то только её он и привёз с собой из-за моря. Из оставленной навсегда другой жизни. Была она толстой и внушительной. Иногда старик брал её с собой в харчевни и тогда вокруг собиралось особенно много народа.

Феруза была выдумщицей. Она любила сама сочинять истории, нещадно перевирала чужие сказки, добавляя своё или перенося события и героев. Эту склонность воспитанницы старый сказочник всячески поощрял.

Похоже история с летающим мертвецом захватила девушку не на шутку. Теперь она явно направлялась к месту происшествия. Почему бы не составить компанию? За городом сейчас хорошо. Дорога в эту пору безлюдна. Кто спешил – уже проехал, кто возвращается – ещё не выехал.

– Это ты когда же упорхнула, ранняя пташка? – засмеялся Злат, поравнявшись с путниками. – С сотником, что ли уехала?

– Раньше. Услышала, как повар с возчиком разговаривают. «Езжай, говорит, на большой базар к рыжему Хасану. Бурнагул велел, чтобы и сливки и молоко были самые лучшие. И каймак к лепёшкам.» Ну, я к нему на повозку и прицепилась. Чтобы Эталмаса застать.

– Не поемши? Негоже дела делать на пустое брюхо.

– Еду нужно заработать, – отозвался молочник. – А не наедаться с утра пораньше.

– Ты слово в слово говоришь, как мой отец, – засмеялся Злат. – Так он священником был, для них свой порядок. А вот мой приятель Касриэль, к которому я сейчас еду, всегда твердит, что сорок гонцов не догонят того, кто пустился в путь, плотно позавтракав.

Спрашивать молочника о том, что случилось несколько дней назад было даже неловко. Наверняка, он только что рассказал всё от сначала до конца придирчивой девчонке. Молчать тоже было неприлично. Тем более, что Эталмас ни за что не заговорит первым с начальником.

– Собачку свою сегодня не взял? – нашёл тему наиб. – Сотник уж больно её хвалил. Говорит, след держала, как лучшая ловчая с ханской псарни. Он раньше при дворцовой охоте служил.

– Это да, – обрадовался похвале кипчак, – до самого кладбища нас довела. А это, почитай, фарсах.

– Лекарь вчера сказал, что человек, укушенный змеёй, умирает не сразу. Как раз мог пройти до дороги от самого кладбища. – затараторила Феруза, – А Итлар сказал, что у него завязки у сумки были оторваны и руки ободраны. Не иначе, в яму упал, мимо которой они шли по следу. Хочу её посмотреть.

– Мудрёное ремесло, как я погляжу, сказки придумывать. Зачем тебе яма эта? Яма и яма.

– Про яму можно по разному рассказать, – серьёзно возразила девушка. – Да и рассказу больше цены, когда своими глазами всё видел. Это же не просто сказка. Опять же, чтобы интересно было, нужны тайны. Что-нибудь необычное. Лучше, чтобы с разгадкой. Слушатели такое любят. Здесь как раз такая тайна. Вот и иду за разгадкой.

– Меня не прогонишь? – притворно подольстился Злат. – Я, честное слово, никому не разболтаю вперёд тебя. Нехорошо ведь получится. Ты сегодня расскажешь эмировым жёнам, он меня завтра спросит – а я ни сном, не духом.

– У мертвеца этого с собой ничего не было. Совсем ничего. Рядом ничего не валялось. Наверное, всё лежало в сумке. А, когда он свалился в яму, завязки порвались и содержимое вывалилось. Итлар согласен, что, скорее всего именно тогда его змея и укусила. Тем более в руку. Где он ещё мог змею схватить ночью? В яме самый раз. Сейчас змеи самые опасные. После спячки.

– Ход твоей мысли мне понятен. Упал в темноте в яму, вещи высыпались из сумки, стал шарить в темноте, схватил змею. Потом было уже не до вещей. Место хорошо помнишь? – повернулся Злат к молочнику.

Эталмас помнил. По этой дороге он ходил много лет каждый день. Знал каждый кустик. Сразу показал, где лежал мертвец, куда пошли потом с сотником и собакой. Даже на яму вышел сразу, не промахнувшись ни на шаг. Злат осмотрелся. Действительно, заросла кустами, сюда и днём можно угодить, если зазеваешься. То ли погреб какой был раньше, то ли ещё что. Края оплыли, но оставались довольно крутыми. Злат присел на корточки. Крапивы ещё мало, но кусты густые, толстые, не продраться. Заметив его замешательство Эталмас вызвался:

– Давай я слажу. А ты, уж будь благодетелем, посмотри за ишаками.

Их оставили на дороге и молочник беспокоился. Оглядывался всё время.

– Какой, спрашивается, может быть порядок, если красть будут прямо в присутствии помощника эмира? – успокоил его Злат. – Ты тоже не оплошай.

Кипчак только презрительно фыркнул. Дескать «да я в свои годы». Наиб только головой покачал – заросли были такие, что молочника в яме не было видно.

– Ты там смотри осторожнее! Змея, поди, ещё там.

– Что же! И змею поймаем, если надо, – отозвался снизу Эталмас, – Я им в молодости головы рубил только так.

Рядом с наибом, напряжённо вытянув шею, прерывисто дышала Феруза.

– Голова у тебя, красавица, как у Сулеймана, – бросил ей молочник, выбираясь на свет божий. – Вот они вещи. Пояс, нож, карман на поясе. А ещё вот этот мешок лежал. Пустой.