Текст книги "Мёд мудрости"

XIII. Кошелёк Сарая

Злат шёл не спеша. Ярко светило весеннее солнце, по краю дороги желтели ранние цветы. В воздухе ещё пахло прошлогодней сухой травой, но уже пробивался и волновал душу свежий запах молодой листвы. Так бы шёл и шёл без конца.

Скрылся за бугром Эталмас, показалась городская застава.

Добыча досталась Ферузе. Наиб, только мельком осмотрел найденное и всё сразу понял. Теперь он, помахивая прутиком, неторопливо объяснял девушке:

– Вот эти ключи и крючки нужны для того, чтобы открывать замки. Хорошая работа. Ковал их человек с большим знанием дела. Стало быть и тот, кто ими пользовался, опытный мастер. Не из тех, кто больше полагается на ломик или топор. Чтобы открыть замок нужно немалое искусство. Видишь железо какое? Из такого самый лучший нож можно сделать. Или даже бритву.

Девушка уважительно глянула на загадочные железки. Уже в который раз.

– Для каждой отдельный чехол. Нашито всё на полосу войлока. Знаешь почему? Чтобы не гремели. Работа тихая, осторожная. А фонарь? С трёх сторон закрыт, а внутри вогнутое зеркало. Ты глянь на него. А ещё лучше поверни на солнце. Натёрто так, что как огонь горит. Свечку зажигают, а со стороны ничего не видно. Светит только куда нужно. Самая воровская вещь.

Фонарь был совсем маленький, в ладони можно спрятать. Свечка с палец. Даже огниво вызвало у наиба восхищение:

– Видишь, как трут приготовлен в коробочке? В пыль размолот. Такую пыль алхимики «ал-когол» называют. И лучинки чем-то горючим напитаны. Чтобы с огнём не возиться. Чиркнул кресалом и готово.

Набор ключей в войлоке, крошечный фонарь и мешочек с огнивом. Больше в кармане таинственного мертвеца ничего не было. К поясу был ещё привешен нож в кожаных ножнах. Мешок холщовый. Всё.

Воображение уже несло сказочницу в царство размышлений:

– Ведь это и не пояс, вовсе. Посмотри – он через плечо одевался.

Злат только кивал одобрительно. Эталмас, ещё как только из ямы вылез, тоже вспомнил, что на мертвеце одежда была свободная, явно без пояса.

– Теперь понятно, почему этот ночной странник полем шёл, подальше от застав и караулов. В таком одеянии его первый же прохожий страже сдал. Интересно, откуда он шёл? Не на кладбище же он замки вскрывал. Жалко я этого мертвеца не успел увидеть. Глядишь кого из старых знакомых признал. Таких мастеров, что таким снарядом работают, по пальцам пересчитать можно. Сейчас, вроде, никого уже не осталось.

– Откуда бы он не шёл, дело у него не выгорело, – добавила Фирюза. – Мешок пустой. Сумка тоже. Интересно, зачем он взял и мешок и сумку.

– Наверное на большую добычу рассчитывал, – беспечно зевнул Злат. – Говорят же, не дразни шайтана самонадеянностью. Он этого не любит.

Говорить о ночных тёмных делах в такой чудесный день никак не хотелось.

Менялу они застали на крыльце конторы. Сидеть в полумраке ему тоже не хотелось. Тем более дел никаких не было. Красная пристань только-только просыпалась после зимней спячки. Увидев Злата Касриэль обрадовался, но тот изобразил суровость:

– Чего это ты заставляешь ходить помощника эмира? Почему сам не пришёл?

– Не думал, что ты таким пустяком сам займёшься, – сделал удивлённые глаза Касриэль. – Дело же для простого писца. Имущество описать, торги провести, если понадобится. А моё дело только издержки оплатить, как истца.

– Вот только деньги эти пропали, а хозяин их убит. А так всё верно. Только у меня есть дело поважнее. Вот это милое дитя сегодня с утра не съело даже маковой росинки.

Меняла был человеком дела. Мгновенно Феруза была усажена за стол и перед ней появились лепёшки и свежая брынза. Касриэль всегда держал в конторе перекус, чтобы не скучать между делами. Сам же он выскочил на крыльцо и подозвал одного из праздношатающихся, которые уже с начала навигации стали собираться на пристани.

– Бегом! Я понятно выразился? Бегом! Как шахский скороход. Одна нога здесь, другая там. Дуй к черкесам и принеси горячий кебаб. Слышишь? Горячий. Чтобы не остыл, пока бежишь. Справишься – получишь пять даньгов. А это на кебаб. Сдачу себе оставь. А мы пока выпьем по чарке молодого вина?

– Какое сейчас молодое? Не осень.

Сели на крыльце, на солнышке.

– Та, наверное, недоумеваешь, почему это жадина Касриэль совсем не беспокоится за свои три сотни сумов?

– Не скрою, мне это показалось странным.

– Ничего странного. Деньги не мои. Эти три сотни одолжил меняла из хорезмского квартала по имени Абдурахман. Дело обычное. Мусульманину запрещено давать деньги под проценты. А нажиться хочется. Да и возможность такая имеется. Наши сарайские хорезмийцы народ богатый, торговля у них немалая. Деньги нужны постоянно. Приходится обходить закон. Заём оформляется на другое лицо. За маленький процент. С моей стороны никакого риска. деньги то не мои. Поэтому залоги, гарантии и другие взаимоотношения с должником меня не интересуют. Бумагу подписал, долю получил и до свиданья. Разве что накладка какая выйдет. Вроде этой. Но и здесь моё дело сторона. Заявление в суд написал и пошёл. Ну, ещё потом судебные издержки оплачу, как истец. Сам понимаешь, не из своего кармана.

Злат сразу засобирался:

– Поеду в хорезмский квартал. К твоему Абдурахману. Я туда утром Илгизара послал. Отыскивать имущество убитого у наследников. Подчистую всё вывезли.

– Вот и скажи Абурахману пусть займётся, – засмеялся меняла. – У него это лучше получится, чем у Илгизара. А тому останется только бумаги переписать. Найти его просто. Спросишь на базаре Абдурахмана аль-Замахшар. Хотя можно просто ювелира Абдурахмана. Он там человек известный и уважаемый.

– Ювелира?

– Не менялу же. Он тебя обязательно попросит, чтобы ты о его ссудной деятельности не сильно распространялся. Хоть и знает про это каждая собака, но… говорить вслух не принято. Тем более, что ювелир он не самый последний. Дело своё знает, работников держит искусных. Связи нужные имеет. Ювелир он ведь как и меняла, постоянно с серебром и золотом. Занятие не простое, особых знаний требует. Мне вот тоже приходится часто с ювелирами дела иметь. Больше по залогам.

– Хочу ещё спросить. Как ты думаешь, зачем переписчику понадобилось вдруг столько денег?

– Это тебе лучше Абдурахман расскажет. Он же не просто так деньги давал. Знал чем рискует. В этом деле он тебе сейчас первый помощник. Из шкуры вылезет. Не сомневайся. Одно скажу. Книги – товар не дешёвый. Но, есть у него одна особенность…

– Я весь обратился в слух.

– В мире денег всякая вещь имеет цену. А цена эта во многом зависит от покупателя. Проще говоря, как легко и быстро можно эту вещь продать. Покупатель книги должен быть не только человеком состоятельным – он должен быть образованным. Много в Сарае людей, читающих по-арабски или по-персидски? А если выкинуть нищих шакирдов из медресе или каких иных грамотеев, подрабатывающих пером? Так что книгу, которая где-нибудь в Багдаде или Тебризе будет стоить целый кошелёк золота, здесь ты можешь не продать вообще. Разве что какой учёный олух согласится отдать за неё всё содержимое своего кошелька. В котором гуляет ветер.

– Кажется, я догадываюсь, куда ты клонишь.

– Тут и догадываться нечего. Человек, который занимает кучу денег, прежде всего, должен думать, как он их будет возвращать. С процентами. И сделать это нужно быстро. Процент капает и немалый. Скорее всего человек, занимающийся книгами, на них же и хотел заработать. Зачем деньги? Чтобы купить. Но ведь значит был на примете и покупатель. Который за всё это даст большую цену. А товар этот, как я уже говорил, особенный. Приведу простой пример. Мы здесь в Сарае евреи народ пришлый. Большинство бежали сюда с голой задницей. Вроде меня. Со временем захотели завести школу. В синагогу опять же книги нужны. Евреи – народ книжный. Собрали денег, послали человека за море. Он купил несколько книг. В немалую цену это обошлось. А вот попробуй эти книги здесь в Сарае продать? Единственные, кому они нужны – их нынешние владельцы. Ты бы сколько отдал за книгу на еврейском?

Помолчав, меняла добавил:

– Я ведь у покойного пару лет назад тоже книгу покупал. Заказывал переписывать. Кстати, владелец книги, которую копировали, этот самый Абдурахман.

– Про что?

– Называется «Приобретение желаемого для пополнения достаточного». Там про разные меры весов, соотношение монет. Больше про Хорезм с округой. Стороннему человеку ни к чему, а для менялы очень нужное. Да и купцу не помешает это знать. Там и про медные деньги есть. Знающий человек писал. Наджм-ал-Газмини. Хорезмиец. На тюркском языке. У меня она дома, но, если захочешь, спроси у Абдурахмана, он покажет.

– Значит, цена за книги в три сотни сумов тебя не удивляет?

– Нисколько. Если бы дело было в Тебризе или Багдаде. Но, в Сарае?

Когда наиб отъезжал от пристани, его едва не растоптал бегущий человек с корзинкой, из которой исходил возбуждающий дух аромат горячего кебаба.

Хорезмийский квартал примыкал к самому главному базару и был всего в двух шагах от дворца. В чём то это определялось местом самого Хорезма в улусе Джучи. Это был самый богатый и влиятельный улус. Хотя, можно ли Хорезм назвать улусом? Перед тем как рухнуть под копыта непобедимых войск Сотрясателя Вселенной, он сам был огромной державой, повелевающей царствами. Древней и славной страной. Там благоденствовали науки, расцветали ремёсла, кипела торговля. Его мудрецы славились по всему миру.

Дальновидный старший сын Чингизхана не зря постарался заполучить его себе во владение. Даже в жёны себе взял дочь последнего хорезмшаха. Улусом Джучи стала Великая кипчакская степь. Только не довелось ему править своим уделом. Умер молодым, поговаривали, что не своей смертью. Однако улус остался за его потомками.

Хорезм всегда был воротами с юга в Великую степь. С времён незапамятных. Там сходились Иран с Тураном. Хорезмийские купцы хорошо знали дорогу в Булгарское царство, наёмники служили при дворе хазарских каганов. После того, как земли за рекой Джейхун оказались под рукой монголов именно хорезмийцы стали там управлять. Купец Махмуд Ялавач был в большой чести у самого Чингизхана. А, едва сын Джучи Батый утвердил свою ставку в здешних краях, сын Махмуда Масуд-бек объявился при его дворе.

С тех пор и повелось. Ушлые хорезмийцы скупали военную добычу, которой было немало после недавнего похода в закатные страны, к последнему морю. Брали на откуп сбор дани. Недобрую славу оставили по себе на Руси. Лупили три шкуры с живых и мёртвых. До сих пор там песни поют про ханских баскаков. Перебирались в новую столицу не только живодёры-откупщики. Среди приезжих были искусные ремесленники, строители, искушённые в тайнах возведения зданий из камня, лекари, учёные, правоведы. Но самое главное, конечно, торговцы. Не зря ведь Хорезм издавна был воротами. Все несметные богатства сказочных восточных базаров потекли сюда по древним караванным тропам. А после того, как при хане Тохте прекратилась многолетняя вражда с великим ханом в далёком Ханбалыке, через степные караван-сараи хлынули товары из Китая. В Хорезме пересеклись пути с Востока и Юга.

Немалая часть этого золотого потока осело в Сарае. В хорезмском квартале. Где самая красивая мечеть? А где ей быть, если лучшие строители хорезмийцы? Мастера по разноцветной плитке для отделки тоже. Где самый лучший хамам? Баня ведь не только горячая вода с паром. Душу услаждают и расписные своды, мозаичные полы, роскошные лежаки из полированного камня. Во всём стало чувствоваться богатство. В одежде, домах, лавочных прилавках и повадках жителей.

Ну, а, где богатство, там и власть.

Всё больше хорезмийцев появлялось при ханском дворе. Особенно, когда лекарем там стал перебравшийся сюда из Ургенча Ала-эд Дин эн-Номан. Хитрый шейх быстро спелся с ночной кукушкой, женой хана Баялунью. Была она женщиной, изрядно потрёпанной жизнью, но ей же и наученная. Поменявшая на своём веку уже нескольких мужей, она сделала ставку на пасынка от первого брака, который был сыном погибшего в одной из ордынских смут царевича Тогрылчи. Деньги добыл эн-Номан у своих хорезмских друзей.

Рано или поздно всё приходит к тому, кто умеет ждать.

После внезапной смерти Тохты власть захватил Узбек. Тот самый пасынок предусмотрительной Баялуни. Степные батыры, прельщённые щедрыми дарами, которыми их осыпали на курултае, встали на его сторону.

С тех пор минуло уже двадцать. Много воды утекло в великой реке. Давно уже умерла Баялунь, успев поссориться со своим былым другом эн-Номаном. Сам лекарь стал суфийским шейхом, уединившимся со своими мюридами на окраине Сарая. Хан Узбек объявил себя султаном, защитником мусульманской веры. А назначение эмиром в Хорезм с тех пор считалось самым выгодным и почётным.

Было у этого улуса ещё одно предназначение. После прихода к власти Узбек сослал туда большинство своих родственников. Потомков Джучи. По старому закону именно они могли быть претендентами на Алтын Тахта – Золотой Престол. Кому как не бывшему захудалому и всеми позабытому царевичу, в одночасье взлетевшему к вершинам власти, не знать опасности, которую таят эти отпрыски правящего рода. Теперь они были лишены улусов, собственного войска и тихо сидели на самой окраине государства вот строгим присмотром.

Только окраина эта была как и прежде самой богатой частью улуса Джучи, и мысль эта по всей видимости, не давала хану покоя. Тем более что при дворе уже появились посланцы не менее тугих кошельков – франки. Которые вились вокруг новой ночной кукушки – молодой хатуни Тайдулы. Поговаривали, что именно они подбили Узбека строить новый дворец выше по реке. В этом году хан зимовал уже там. Ходили слухи, что за этим стоят и булгарские купцы, заинтересованные в морской торговле.

Битва кошельков самая жестокая и безжалостная. А пока, не смотря ни на что, главный кошелёк Сарая да и всего улуса находится в хорезмском квартале.

Лавка Абдурахмана, как и полагается месту, которое посещают люди солидные и несуетливые спряталась в дальнем ряду базара. Случайных прохожих здесь не было. Дубовую дверь покрывала изысканная резьба, а сразу за ней встречал высокий и крепкий слуга. На Злата он глянул с подозрением и явно напрягся. Хотя вида постарался не подавать. Смутил плащ с капюшоном, сдвинутым на лицо. Маленькая комната в которой помещалось только две небольшие софы, была тем не менее украшена со всей доступной роскошью. Дорогие ковры, расшитые подушки, столик из чёрного дерева. свечи в изящных подсвечниках источали дурманящий аромат. На единственном окне плотная занавеска.

Хозяин восседал здесь же, поджав под себя ноги.

Наиба он признал сразу, едва тот появился в дверях и ещё не успел отбросить капюшон.

– Какая честь для меня!

– Скажи ещё радость, – ухмыльнулся Злат. И сразу дал понять, что человек он занятой. – Я к тебе прямо от Касриэля. Думаю, не нужно говорить зачем?

Ювелир поклонился уже в третий или четвёртый раз. Гораздо ниже, чем требовали приличия. Значит, перепугался. Но изобразить старался радость.

– Если я правильно догадываюсь, то моим делом занялся сам помощник эмира? Как же не радоваться? А то, что он пришёл ко мне, постаравшись остаться незаметным, не может не вызвать глубочайшую благодарность. Мне бы очень не хотелось, чтобы моё имя стали трепать по харчевням в связи с убийством. Лучше бы всё-таки этим делом занимался Касриэль.

– Хочешь сказать – уплачено, пусть отрабатывает? – посуровел наиб. – Это уж вы промеж себя разбирайтесь. А я сам буду решать, что лучше. Решу, что лучше Касриэлю – займётся. Слишком много вопросов, чтобы беседовать через посредника.

– Тогда лучше вести разговор за чаем. Такого, как у меня нет ни у кого в Сарае.

Драгоценная китайская травка, несмотря на довольно высокую цену, пользовалась у хорезмийцев спросом. В былые годы, её пили в основном заезжие уйгуры.

Чтобы немного отвлечь ювелира, Злат спросил, указав на слугу:

– Не похож на кипчака. Слишком горбоносый и смуглый.

– Туркмен, – пояснил Абдурахман. – Я его ещё мальчиком купил в Хорезме. В пустыне жизнь трудная, родители часто избавляются от лишних ртов.

Предусмотрительно. Здесь он всем чужой. Да ещё говорят у кипчаков с туркменами какие-то нелады.

– Может ты сам мне сначала что расскажешь? Глядишь, мне спрашивать придётся меньше. Всё-таки твои деньги ищем. Кстати, мой помощник сегодня ищет спрятанное имущество у наследников покойного. В доме которого, увы, остался только старый сундук. Который даже не стали запирать. За ненадобностью.

– Вряд ли это поможет делу. Что могло быть у покойного, чтобы это можно было продать за триста сумов? Однако, шуму это уже наделало. Илгизара здесь знают. Про то, что он помощник наиба тоже. Местный кади изрядно перетрусил, как его увидел.

– Он то уже наверное обо всём договорился с наследниками? – усмехнулся Злат.

– Не сомневаюсь.

Видно престиж правосудия в квартале не на высоте. нужно будет попенять Бадр эд-Дину. Да и эмиру доложить.

– Когда Илгизар успел у вас прославиться?

– Так он же из медресе. Там много наших учится. Книги у него покупают.

– Он что, книгами торгует? Я слышал, вроде, что только переписывает.

Ювелир рассмеялся:

– Очень даже бойко. Делает на продажу книжечки со стихами. Всего на несколько листов. Узкие такие, чтобы в рукав помещались. Сшивают по узкой стороне, чтобы листать снизу вверх. Сафине называются. В Персии, говорят, сейчас такие в ходу. Теперь и наша молодёжь с ума сходит. Читать можно где угодно, хоть стоя. Особенно удобно, если хочешь юной деве любовный стих напеть. Отбоя от желающих нет.

Вот тебе и Илгизар. Только приехал из мордовских лесов, да прошлого года носу из медресе не высовывал, а вот поди… «Перепиской подрабатываю». Не удивительно, что с покойным у него дел было мало.

Абдурахман тем временем протянул руку к подушке возле стены:

– Да что на молодёжь всё валить? Я сам на досуге так стишками развлекаюсь. Вот Рудаки. Илгизарова работа. Переписано, кстати, почерком сульс. Тоже не всякий умеет.

Злат повертел в руках затейливую тонкую книжицу. Ещё по краям узор нарисован.

– Должник твой покойный так не умел?

– Насрулло? Почерком сульс он, конечно, владел. Но помощник твой умеет писать стилем якути. Особо изысканным. Тоже от персов пошло.

Значит убитого звали Насрулло. Злат даже испытал некоторое облегчение. А то всё покойный, убитый. Этот хорезмиец был первым, кто назвал человека по имени. Вслух сказал, чтобы немного приободрить:

– Ты я вижу в книгах разбираешься. Недаром влип в эту историю. Касриэль говорил, что брал у тебя какую-то книгу переписывать.

– Аль-Газмини? – обрадовался разговору на любимую тему ювелир. – Хорошая книга. Купил в Ургенче, у нас таких не бывает. Для торгового человека, а особенно менялы – чистый клад. Только Касриэлю другим почерком переписали.

– Это важно?

– Как сказать. Смысл везде одинаковый. Тому кто ищет пользу всё равно. Касриэль выбрал почерк попроще. Скоропись. Чтобы быстрее переписали. Талик называется. Персы его любят. Они много пишут.

Злат взял книжечку со стихами сладкоречивого Рудаки. Полюбовался затейливым узором на полях.

– Так на что твоему приятелю переписчику потребовалось почти полбатмана серебра. Будто и речь идёт о зерне. В верблюжьих ношах. Кстати, а как он всё это унёс? На пристанского амбала вроде не похож.

Служанка бесшумно внесла поднос. По нежному звону посуды Злат безошибочно определил: фарфор. Из Китая. Здесь знали толк в дорогой изысканности. В такой посуде полынь покажется лакомством. Не то что чай. Рядом, на большом блюде источали сладчайший запах длинные дольки, цветом напоминающие янтарь. Абдурахман протянул одну гостю.

– Обязательно попробуй. Это знаменитая хорезмская дыня. Их иногда довозят до здешних базаров. Только это не то. Совсем не то. Чтобы дыня перенесла долгий путь, её срывают не до конца созревшую. Лучше сушёная. Вяленая точнее. Для этого выбирают самые лучшие.

Ювелир отхлебнул чая и прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли.

– В Хорезме сейчас уже совсем жарко. Рядом пустыни. У соседей есть поговорка: «Пойдёшь в Хорезм – сожжешь ноги, полетишь в Хорезм – сожжешь крылья». А в наши края дорога идут степью. Она сейчас покрыта молодой травой. Караваны начинают уходить ещё за месяц до Навруза. Сейчас уже, наверное, добрались до Яика. Со дня на день будут здесь.

Дыня была действительно удивительно вкусной. Сладкой, как мёд. Этому любителю прекрасного можно верить. Во всяком случае в том, что касается еды. Отвечать на заданные вопросы он не спешил.

– Вообще я ссудным делом почти не занимаюсь, – начал Абдурахман, подумав.

Наибу такое начало не понравилось. Он резко прервал:

– Мне до ваших мусульманских порядков дела нет. Это ты кади своему рассказывай. А по мне так хоть вином торгуй, хоть свиней держи.

– Избавь меня Всевышний, обременять помощника эмира своими ничтожными тревогами, – забеспокоился незадачливый ростовщик. – Я лишь хочу попросить тебя быть снисходительным. Для тебя, человека ведомого Ясой и привыкшего, что она защищает любого человека, независимо какой он веры, мои страхи, должно быть покажутся смешными. Только в данном случае она не сможет мне помочь.

– Интересно. Что же у нас в Сарае сильнее Ясы и власти хана?

– Хитрость. Вечное оружие слабейшего. Думаешь зря веками вязались все эти мудрёные узелки права?

Наибу сразу вспомнилось вчерашнее разбирательство в суде. Пожалуй, хорезмиец прав.

– Как в данном случае приходской кади может оказаться сильнее ханских яргучи?

– По закону мусульмане подлежат суду в своих судей. Поэтому кади может меня наказать. Причём наказание может оказаться довольно суровым. Запрет на взимание процентов довольно строгий. Жалобу на кади в диване рассматривать не будут. Ибо он не превысил своих полномочий. Вот и получается, что избежать наказания можно лишь перестав быть мусульманином. Сменив веру. Есть, кстати, и такие. Но для меня, как ты понимаешь, подобный вопрос не стоит.

Злат вспомнил, что в диване-яргу время от времени бывают дела таких перелётов, меняющих веру, чтобы уйти от наказания своих судей. Совсем недавно один монах из миссии удрал к персам. Те на радостях устроили по этому поводу целый праздник, нашумев на пол-Сарая.

– Выкрутиться, конечно можно. Все эти узлы путались не зря. Свидетелей нет, договор заключён на имя Касриэля. Легко можно сказать, что я не давал деньги в рост, а участвовал в совместном предприятии. Это разрешено. Просто я хотел бы избежать всего этого. Если возможно.

– Я же сказал, что мне до всего этого дела нет. А допрашивать меня твой кади вряд ли будет.

– Родная мать не утешила бы меня лучше, – приободрился Абдурахман. – Тем более, что ростовщик из меня можно сказать никакой. Я больше именно меняла. Это ближе к моему ювелирному делу.

– Серебро и золото?

– Именно. Что такое деньги? Слитки на которых стоит печать власти. Но эта печать лишь отвечает за количество золота и серебра. Ювелир тоже продаёт серебро и золото. Правда, когда продаёт, тут играет немалое значение работа. Искусство мастера. Зато, когда покупаешь – смотри в оба. Тебе нужно именно серебро и золото. А дело это тонкое и требует знаний и навыков. Столько всяких подделок и мошенников. У меня всё с индийского золота началось. В Индию из степей гоняют на продажу лошадей. Там их не разводят и стоят они больших денег. А у нас, сам знаешь, нипочём. На мясо режут. Платят часто золотом. В Индии его много. Их монеты самые полновесные, больше двух динаров весят. Только на базар с ними у нас не пойдёшь, а менять их невыгодно. Во-первых у нас серебро дорогое, а во-вторых, кому ты эти монеты отдашь? Индия далеко, купцы тамошние редки, да и какой резон деньги туда-сюда возить? Вот и остаётся один верный покупатель – ювелиры. Тем более, что золото высокопробное. Не то что какие-нибудь ромейские иперперы или египетские динары. С покупки этого индийского золотишка и началось моё меняльное дело. Потом втянулся. Выгодно.

Абдурахман достал из кошелька монету.

– Вот он индийский золотой. До Сарая такие нечасто добираются.

– Сколько таких за сум можно обменять?

– Пару штук. Но это невыгодно. Я же говорю, у нас серебро дорогое.

– То есть, за триста сумов можно взять 600 монет?

– Понял, к чему ты клонишь. Где-то так. А если в иперперах, то шесть с половиной тысяч. Я ведь у Насрулло спрашивал: не лучше ли золотом? Намного удобнее. Но он упрямо хотел только сумы.

– Значит, не он хотел, – задумчиво сказа Злат. – Продавец так требовал.

Абурахман закивал:

– Я ему ещё говорил: «Как понесёшь?». Он только хмыкнул: «Носильщики есть». Так и повёз. С базарным носильщиком на тележке. Я только послал в ряды слугу, чтобы купил простой мешок, в который сумку с серебром засунули. Чтобы не так в глаза бросалась. Ну и сам мешок велел отнести к выходу с базара. Насрулло там уже носильщика нанял.

– Значит, носильщика ты не видел?

– Ну и что? Слуга мой видел. Можно спросить. Носильщика того найти – раз плюнуть. Не далее, как завтра, я всё узнаю. Куда пошли, где расстались. Дело было в прошлый вторник.

– За два дня до убийства. Ты говоришь, что серебро было тобой уложено в сумку.

– Ну, да. Вес то большой. И сам груз плотный. Сложили в сумку с твёрдым дном и с прошитыми швами. Вот и подумалось, что она лишнее внимание привлечёт. Решил сунуть в простой мешок.

Интересно куда приведёт этот след. Скорее всего никуда. Переписчика убили у себя дома, ночью. За эти деньги?

– Так для чего твоему приятелю вдруг потребовалось столько серебра?

Абдурахман развёл руками, изображая непонимание, но ответил:

– Чтобы купить книги, конечно. Для чего же ещё. – И добавил виновато. – К сожалению, это всё, что я знаю. Ни имени покупателя, ни названия книг. Скажу только, что выглядело всё очень заманчиво.

– Даже без имён и названий?

– Книги товар особенный. Совсем не такой, как другие. Если ты возьмёшь вот этот браслет, то у меня его не станет. Но ты можешь взять книгу, переписать и вернуть. Теперь она будет и у меня и у тебя. Вот эта книга аль-Газмини о мерах и цене денег. Я купил её в Хорезме у старьёвщика. Она лежала среди всякого хлама, листы её рассыпались, переплёт куда то делся, видно был из хорошего материала и его оторвали и продали. Её уже не считали книгой и продавали по цене бумаги. Да и то исписанной. Старьёвщик купил её в одной корзине с вещами умершего старика, бежавшего много лет назад из Бухары. Та книга, что у меня, переписана по заказу с этих ветхих и рваных листов. На лучшей бумаге, благородным почерком насх. Я заказал для неё крепкий переплёт из плотной бумаги и узоры на полях. Но это та же самая книга. И у Касриэля тоже. Для продавца это две книги. А ещё её переписать несколько раз и тоже продать. Если найдётся покупатель.

– Хочешь сказать, что цена книги при этом может возрасти? – догадался наиб.

– Именно! – Глаза ювелира загорелись. – Причём возрасти она может в десятки раз! Как видишь одно и то же выглядит по разному в глазах читателя и в глазах продавца.

Он зачем-то взял с блюда кусочек дыни и стал вертеть его перед глазами, словно драгоценный камень.

– В Сарае сейчас не торгуют книгами на базаре. Здесь нет книжной лавки. Но читателей становится всё больше. Особенно после того, как появились медресе. Большинство книг на персидском и арабском языках, которым владеют немногие. Но есть и книги на тюркском. В последнее время, стали заказывать переводы. Сам знаю таких. Спрос растёт. И растёт очень быстро. Успех твоего помощника Илгизара показывает, что он значительно опережает предложение. Вот и возникает вопрос – чем торговать? Где брать книги, которые можно переписывать? Вот так и началась эта история.

Злат обратился в слух. Ювелир не зря любил книги, умно говорить он умел. Хотя начал снова издалека:

– Не так давно Насрулло спросил меня хочу ли я приобрести «Книгу шарлатана». Он часто заходил ко мне в гости и мы подолгу беседовали вот так же за чашкой чая. Больше о книгах. Вот как-то я и рассказал ему о своей мечте. Про «Книгу шарлатана» я слышал ещё в молодости, но никогда её не видел. Мне рассказывал про неё один купец из Рума. Вроде по заказу тамошнего султана она и была написана Джамал ад-Дином аль-Джавбари. Его девизом, которым он сопровождал почти каждую главу, было: «Поумней!»

– Неплохо сочетается с названием книги, – одобрил Злат.

– Именно! – вскочил в возбуждении Абдурахман. – Книга содержит описание многочисленных уловок мошенников. Отсюда и название. Судя по рассказам, там одних способов подделки амбры содержится тридцать. Советы как обезопасить себя от сторожевых собак, рецепт жидкости, которая защищает от ожога пламенем. Есть даже раздел о фальшивых шейхах. В юности рассказ об этой книге произвёл на меня невероятное впечатление. И вдруг меня спрашивают не хотел бы я её купить. Насрулло говорил туманно, но я понял, что он знает человека, обладающего этой книгой. Я загорелся, как влюблённый юноша при виде прекрасной девы. Утратив благоразумие торговца, даже не попытался сбить цену и сказал, что не поскуплюсь. Загвоздка была в том, что в книге много рисунков. А рисовать Насрулло был не горазд. Я уже соглашался на один текст, но тут он сказал, что нашёл рисовальщика. Ударили по рукам. Я даже задаток предлагал. Тогда он и сказал, что у этого человека много редких книг. Которые он хочет продать. Остальное ты знаешь.