Текст книги "Хроника одного побега"

Сергей Зверев
Хроника одного побега

© Зверев С.И., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Глава 1

В выцветшем сирийском небе одиноким крестом парил орел. Казалось, он не тратит сил на то, чтобы висеть в воздухе, ветер сам несет его. Внизу простирались руины небольшого города Абу-эд-Духура, расположенного на юг от ставшего известным на весь мир Алеппо – оплота повстанцев.

Абу-эд-Духур пострадал не меньше, вот только о нем почти не писала мировая пресса. Кому интересна на фоне ста тысяч жертв, миллионов беженцев судьба нескольких тысяч? Город практически вымер. Все, кто мог, покинули его, оставив на месте лишь то, что нельзя унести, увезти с собой, – черные задымленные стены разрушенных домов, коробки заводских корпусов, улицы с воронками, оставленными авиационными бомбами.

Ветер гнал по пустынным улицам пыль, клочья газет и листовок, на перекрестках, между безжизненных светофоров, кружились в воздухе пластиковые пакеты, напоминавшие, что все же в казавшемся вымершем городе продолжается жизнь. Своеобразная, созвучная своему времени, а потому страшная жизнь.

Мало кто из пленников, попавших в руки отряда повстанцев, взявших под контроль мертвый город, мог изменить свою судьбу. От людей уже ничего не зависело, за них все решали те, у кого было в руках оружие. Даже собственная жизнь несчастным не принадлежала. Полторы сотни пленных – мужчин и женщин, представителей разных рас, стран, коротали день в душном дворике бывшего полицейского участка. На ночь их загоняли в здание изолятора временного содержания.

Дворик окружала высокая бетонная стена, на углах которой повстанцы устроили что-то вроде сторожевых площадок – на сбитых щитах уложили мешки с песком, за которыми располагались автоматчики. С северной стороны сразу же за стеной открывался фантастический промышленный пейзаж. Руины бывшего завода по производству строительных конструкций выглядели живописно. Местами проваленные перекрытия, хитросплетения проржавевшей арматуры, порванные ленты транспортеров, чудом уцелевшие кирпичные трубы, гигантские наклонные цилиндры шаровых мельниц. Кроме всего этого, да еще клочка выцветшего неба с крестом хищной птицы, больше изнутри двора ничего нельзя было увидеть.

Пленники, за редким исключением, здесь подолгу обычно не задерживались. Кого-то оперативно выкупали родственники или фирмы, кого-то – победнее, элементарно продавали в рабство, представителей противоборствующей стороны или даже союзных по борьбе с режимом президента Асада группировок выменивали на оружие, патроны, карты, тактические секреты. Ну, а тех, кому совсем не везло в этой жизни, боевики просто убивали, чтобы не тратиться на пищу для них. Происходило все это буднично, даже рутинно – затянувшаяся революция приучила людей к жестокости и обесценила чужую кровь.

Полуденная дрема укрывшихся в тень пленников на плацу оказалась прервана появлением главаря группировки, обосновавшейся в Абу-эд-Духуре, – Хусейна Диба. Этот человек был лишен всякого сострадания к тем, кто был слабее его. Внешность он имел довольно колоритную. Жесткая черная борода «лопатой» доходила до середины груди. Под кустистыми сросшимися бровями маслянисто поблескивали маленькие глазки. Голову туго обтягивала повязка с арабской вязью. Густая шевелюра, разросшаяся по всему телу, кустиками выбивалась из-под выреза и рукавов заношенной белой майки. В левой руке главарь отряда сжимал пистолет, правой теребил сердоликовые четки. Его ноги были полусогнуты, словно Хусейн собирался пуститься в пляс. Заглянув главарю в глаза, нетрудно было догадаться, что он основательно обкурился – обычное для него состояние, нездоровый блеск говорил об этом однозначно.

– Всем встать! – заорал он на сирийском диалекте арабского, нисколько не смущаясь тем, что далеко не все его понимают.

Люди стали медленно подниматься, подходить к стенам. Хусейна Диба их неторопливость взбесила.

– Я сказал! – крикнул он. – Тот, кто поднимется последним, получит пулю!

Последним оказался пожилой французский инженер. Его костюм все еще хранил былой лоск, а вот выражение самоуверенности с лица уже улетучилось. Немолодой мужчина уже шел к стене, когда Хусейн нажал спусковой крючок. Пуля вошла в землю прямо у ног инженера, подняв фонтанчик пыли. Светлые штаны немолодого француза стали темнеть между ног. Диб собирался попасть несчастному в спину, но промазал. Однако ему не хотелось признавать такой досадный промах.

– Шутка! – задорно выкрикнул он. – Лягушатник, иди к остальным, может, тебе еще раз повезет.

Пленники стояли молча. Явная неадекватность главаря повстанцев не сулила ничего хорошего. Когда наркоман берет в руки боевое оружие, жди беды. И она не заставила себя ждать. Диб запустил пальцы в бороду, прикрыл глаза, словно что-то вспоминал, затем его рот растянулся в кривой улыбке – такой широкой, что ее не мешала разглядеть даже густая растительность на лице.

– Ублюдки, – проговорил он. – Каждый из вас и засохшей коровьей лепешки не стоит. Все вы здесь собрались не случайно. Это я вас собрал вместе. Кто-то воевал против нас, кто-то сотрудничал с преступным режимом. И каждому из вас предстоит ответить за это. Думаете, откупиться деньгами? Но за кровь можно расплатиться только кровью. Посмотрите на мой родной город. Что из него сделали ваши друзья из Дамаска? Он мертвый! Абу-эд-Духура больше нет. Некому хоронить, некому оплакивать мертвых…

Обмочившийся после выстрела француз стоял рядом с парой: высокий, крепко сложенный мужчина со светлыми, выгоревшими на солнце волосами и хрупкая молодая женщина со следами косметики на лице. Инженер стыдливо смотрел в землю, он не понимал, что говорит Хусейн, и поэтому мелко трясся.

– Часто тут такое случается? – спросил у француза по-английски молодой блондин.

– Он сумасшедший, маньяк, – пролепетал «лягушатник». – Лучше его не злить. Вы, наверное, недавно здесь, если спрашиваете?

– Второй день, – отозвался блондин. – Мы российские журналисты, – он кивнул на молодую женщину.

– Это плохо. Очень плохо, – произнес француз.

– Почему?

Ответа журналист так и не услышал, потому что Хусейн повысил голос, явно собираясь завершить свой эмоциональный монолог на «высокой ноте».

– …а потому я сейчас застрелю каждого шестого из вас.

– Что он сказал? – засуетился француз, поняв по реакции пленников из местных, что прозвучала какая-то угроза.

– Он сказал, что сейчас убьет каждого шестого, – перевела спутница слова блондина. – Это шутка такая?

– Не думаю, – послышалось в ответ.

Сказанное и впрямь казалось какой-то идиотской шуткой. Но Диб уже шел к выстроившимся вдоль стены людям и хаотически размахивал пистолетом, который продолжал сжимать в левой руке.

– Хотите знать, почему каждого шестого? – произнес он и обвел взглядом пленников.

Никто не решился подтвердить свой интерес к цифре шесть.

– А потому, что мне так захотелось! – хрипло выкрикнул Хусейн.

Другим бойцам повстанческого отряда явно было не по душе то, что затеял командир, но никому из них не хотелось попадать под его горячую руку.

– Какой у тебя номер? – спросил Диб бедуина, стоявшего первым.

– Первый, – с дрожью в голосе выговорил мужчина с темным, почти коричневым лицом.

– Не угадал, – Хусейн усмехался, глаза его хищно блестели.

– Первый, – повторил пленник.

И тут Хусейн вкрадчиво произнес:

– Шестой, – после чего резко вскинул руку с пистолетом и выстрелил несчастному в лоб.

Голова лопнула, как спелый арбуз. Заднюю часть черепа вынесло выстрелом. Кровавое месиво плеснуло на шершавую бетонную стену. А сам человек, уже мертвый, упал на пыльную землю. Хусейн стоял и смотрел, как дым медленно стекает из ствола его пистолета.

– Считать научись, – наконец вскинул он голову и перевел взгляд на замершего араба в перепачканной краской строительной робе. – А ты считать умеешь?

Строитель так трясся, что не смог выдавить из себя и слова.

– Может, и ты шестой, а? – прищурился Диб.

– В-в-в-в-торой, – вымолвил непослушными губами строитель.

– Не слышу… – Голос главаря вновь стал вкрадчивым.

– Седьмой, – справился с собой араб.

– Ответ правильный, – ствол пистолета еще несколько раз качнулся перед лицом строителя.

Хусейн принялся считать дальше:

– Третий, четвертый, пятый…

Шестому он пустил пулю в лоб даже без предупреждения и тут же повел свой страшный отсчет дальше. Люди, стоявшие вдоль стены, лихорадочно отсчитывали свое место, боясь стать двадцать четвертыми, тридцатыми, тридцать шестыми… Сделать это, оставаясь в шеренге, было непросто. Каждый новый подсчет обычно выдавал новый номер.

– Семнадцатый, – произнес Хусейн, глядя в глаза российскому журналисту, и улыбнулся. – А вот ей не повезло, – кивнул он на молодую женщину. – Восемнадцатая. Ну, что я могу с этим поделать? Таковы правила моей считалки.

Ствол пистолета уперся красавице в лоб. Женщина закрыла глаза, боялась пошевелиться.

– Стой! – внезапно сказал журналист.

Хусейн недоуменно посмотрел на него:

– В чем дело?

– Я хочу поменяться с ней местами, – твердо сказал он.

Диб округлил глаза:

– Хочешь стать восемнадцатым? Хочешь умереть?

– Камилла, – журналист властно взял свою коллегу за плечи и поменялся с ней местами.

– Данила, не делай этого, – сказал женщина, но не смогла найти в себе силы, чтобы вернуться под ствол пистолета.

– Можешь стрелять, – сказал журналист Хусейну, глядя в черный провал отверстия ствола.

Диб покачал головой:

– Может, вас вместе пристрелить? Теперь и ты, и она восемнадцатые.

Данила выдержал насмешливый взгляд.

– Стреляй.

Еще неизвестно, чем бы окончилась считалка обкуренного командира, если бы не послышался автомобильный сигнал из-за высоких металлических ворот. Хусейн опустил пистолет, но прятать его не стал. Охранники развели створки. На плац выехал древний колониальный «Лендровер». На крыше на багажной площадке был установлен крупнокалиберный пулемет.

Машина заложила на плацу круг и замерла возле командира.

– А, – недовольно произнес Хусейн. – Сабах приехал.

С заднего сиденья выбрался поджарый молодой араб, разительно отличающийся внешностью и манерами от Диба. В руке он держал увесистый саквояж. Сабах Сармини официально являлся заместителем Диба. При желании наверняка мог бы стать и командиром отряда. Ведь мозгов у него было куда больше, чем у Хусейна. Но сообразительность подсказывала ему, что практически все командиры плохо и быстро заканчивают земную жизнь. Все зло, сотворенное отрядом, персонифицируется в них. А вот заместители остаются как бы в стороне и нередко переживают своих командиров. Выглядел он почти по-европейски. Стильная стрижка, идеальный пробор, светлый деловой костюм, дорогие английские туфли. На глазах поблескивали узкие очки в золотой оправе. Когда человек с такой внешностью умеет говорить на нескольких европейских языках, это никого не удивляет.

Сабах быстро оценил обстановку. Два трупа. Безумные глаза Диба. Пистолет, направленный на двух новых пленников-журналистов. Прилюдных скандалов Сабах не любил. Тем более он старался их избегать на глазах у подчиненных. Хотя у него и имелось сильное желание врезать своему командиру по роже, все же он предпочел поступить по-другому. Просто забрал у него пистолет.

– Пошли, Хусейн, срочный разговор есть. – Сабах взял Диба за руку и повел за собой к зданию бывшего полицейского управления.

Тот не сопротивлялся, лишь, обернувшись, напомнил Камилле:

– Мы с тобой еще встретимся, восемнадцатая.

Командир со своим заместителем исчезли в здании. Бойцы без видимых эмоций потащили трупы к грузовику, бросили их в кузов.

– Кровь со стены смыть, а на земле засыпать песком! – распорядился один из бойцов, ни к кому конкретно не обращаясь, знал, что пленники, пробывшие здесь не один день, уже самоорганизовались и повторять ему не придется.

Обессиленная Камилла опустилась на землю.

– Ты с ума сошел, – сказала она своему товарищу, когда тот устроился рядом.

– Почему?

– Ты хотел умереть? Но это же лотерея. Чем я лучше тебя?

– Ты сама отвечаешь за меня, а потом задаешь новые вопросы. Для тележурналиста такое недопустимо. Я тебе говорил, что хотел умереть?

– Но ты же сам…

– Помолчи, – Данила приложил палец к губам женщины. – Я делал все, чтобы мы с тобой остались в живых.

– Поменявшись со мной местами?

– Именно, – вяло улыбнулся Данила. – Этот тип настолько самоуверен, что никогда не станет делать то, о чем его просят, он никогда не воспользуется советом, даже если он дельный. Я на этом и играл. А что мне оставалось? Я ему сказал: «Стреляй», и у него в голове переклинило.

– Не думаю, что сработал твой безумный метод.

– Мы с тобой живы, – напомнил Данила.

– Это случайность. Что они с нами собираются делать? Зачем им журналисты?

– Сделать они могут все, что угодно. Пока мы здесь, мы целиком в их власти.

– Не хочу, не хочу, не хочу… – как заведенная, стала повторять Камилла и застучала кулаком по пыльной земле.

Данила подложил на место удара свою ладонь и поймал кулак.

– Если не хочешь здесь оставаться, нужно подумать о побеге, – убежденно сказал он.

– Это возможно?

– Нужно только очень захотеть.

Женщина доверчиво прижалась к мужчине. Он слышал, как часто бьется ее сердце. Он смотрел вокруг, думая о том, что убежать отсюда практически невозможно, вот разве какая-нибудь случайность подвернется. Еще он подумал, что за них повстанцы практически еще и не брались – руки не дошли.

А каким неплохим ему казалось будущее совсем недавно…

Решение поехать в Сирию пришло спонтанно. Всему виной оказался случай. Оператор Данила Ключников и тележурналистка Камилла Бартеньева уже второй год работали вместе, вместе и жили в Москве, снимая квартиру. Профессия стрингера – свободного журналиста, делающего сюжеты для разных каналов, – им нравилась. Практически ни от кого не зависишь. Нашел покупателя на материал, сумел выгодно продать, и несколько месяцев безбедной жизни гарантировано. Правда, чтобы снять дорогостоящий материал, приходилось изрядно «попотеть». Трудно оказаться в нужное время в нужном месте, да еще и с включенной камерой в руках. Лучшее место для эксклюзива – горячие точки. Тунисскую революцию парочка стрингеров проморгала, слишком уж быстро все там кончилось, египетскую – еще успели захватить. После нее неплохо отдохнули, растратив по привычке почти все припасенные деньги. То ли нехватка средств, то ли долгий срок, прожитый вместе, привел к тому, что Данила завел себе роман на стороне. В конце концов, официально они с Камиллой женаты не были, потому молодой оператор особо и не скрывал от нее свое новое увлечение. А вот женщина посчитала, что нанесен сильный удар по ее самолюбию, и решила наказать приятеля – разойтись и по жизни, и в творчестве. Мол, ты без меня ничего не добьешься, а я – талантливая журналистка, легко найду другого оператора с меньшими амбициями. Бартеньева, вовсю переругиваясь с Ключниковым, уже собирала вещи, когда Даниле позвонили из Лондона. Знакомый продюсер с ВВС сделал заманчивое предложение. Нужно было срочно лететь в Сирию, сделать несколько репортажей из Дамаска. Британский оператор, с которым уже был заключен контракт, попал в аварию. Даниле предлагалось поработать с журналисткой-англичанкой. Правда, на оформление положенных документов времени не оставалось, все необходимое Даниле предстояло добыть самому.

По здравому соображению, следовало соглашаться, однако широкая натура Ключникова требовала широкого жеста. В присутствии притихшей Камиллы он заявил продюсеру, что привык работать только с одной журналисткой, к тому же Камилла знает английский как родной. Короче говоря, он поедет только с ней или вообще не поедет. Шантаж сработал. Продюсер дал добро.

Камилла для вида поломалась, сказала, что это последняя ее с Данилой совместная работа, после которой они разбегутся окончательно. Мол, ни на что не рассчитывай.

За неделю Ключников исхитрился через знакомого депутата-проходимца раздобыть нужные бумаги. Согласно им, его с Камиллой командировал для работы в Сирии один из центральных российских каналов, имелись и рекомендательные письма от Министерства иностранных дел Российской Федерации. Проходимец честно предупредил, что бумаги хоть и выглядят как настоящие и даже проштампованы неподдельными печатями, но по ним впоследствии, если что-то случится, даже страховки не получишь.

Поработали с неделю в относительно спокойном Дамаске. Однако аппетит, как известно, приходит во время еды. Британскому продюсеру понадобились репортажи из занятого повстанцами Алеппо, он был согласен оплатить их по двойной ставке. Желание заработать лишило осторожности. Данила и Камилла согласились.

Если долгое время тебе угрожает опасность, то бдительность притупляется. Машину стрингеров повстанцы остановили прямо на шоссе, забрали бумаги, отснятые материалы, камеру. Продержав сутки в глинобитной хибаре, их доставили в Абу-эд-Духур, где они стали одними из многих пленников Хусейна Диба.

Глава 2

Бывший кабинет начальника полицейского управления Абу-эд-Духура был просторным. Раньше в нем имелась дорогая обстановка: письменный стол ручной работы, стол для совещаний, мягкие кресла, напольные куранты, мягкие ковры, стены укрывали деревянные панели… Однако теперь от той шикарной обстановки мало чего осталось. Даже панели со стен и те были сорваны, об их прошлом существовании напоминали лишь брусочки, привинченные к кирпичной стене. Повстанцы, устроившие в бывшем полицейском управлении свою базу, не собирались здесь обживаться надолго.

Сабах Сармини втолкнул обкуренного Хусейна Диба в кабинет и строго посмотрел ему в глаза. Командир по-идиотски хихикнул и плюхнулся на потертый диван, притащенный из разбомбленного дома неподалеку.

– Ну, и как ты объяснишь свой поступок? – спросил Сабах, разрядил отобранный у Хусейна пистолет и вернул оружие командиру.

Диб еще раз хихикнул, а потом разразился громким хохотом, словно Сабах рассказал ему смешную-пресмешную историю.

– У тебя с головой непорядок, – Сабах устроился за обшарпанным письменным столом. – Будешь столько дури курить, окончательно слетишь с катушек.

– Я еще в школе курить начал, – Диб забросил ноги на журнальный столик.

– Оно и видно, – брезгливо скривился Сармини, снял очки и старательно протер замшевой салфеткой стекла. – Пока не придешь в себя, говорить с тобой бесполезно.

– Бесполезно, – весело согласился Хусейн и закашлялся.

Сабах выставил на стол саквояж. Диб уставился на него и сделался серьезным.

– Делаешь успехи, – криво ухмыльнулся Сабах. – Уже способен концентрировать внимание.

– Ты не очень-то, – расплывчато пригрозил командир.

Сармини подошел к спиртовке, зажег ее и поставил на огонь джезву. Вскоре в просторном неухоженном кабинете распространился аромат кофе. Этот запах привел Хусейна в чувство.

Он пил из маленькой чашечки круто заваренный напиток, капли которого поблескивали у него в бороде.

– Как прошло? – спросил Диб, покосившись на саквояж.

– Тебя дела начали интересовать? Это еще лучше, – взгляд у Сабаха сделался уже не таким строгим, но в глубине оливковых глаз все еще таились огоньки злости.

Хусейн допил кофе, поставил чашечку на блюдце дном вверх. Сармини неторопливо раскрыл саквояж и высыпал на стол горку тугих пачек денег. Каких только купюр здесь не было: и американские доллары, и евро, и турецкие лиры… Диб даже зацокал языком.

– А я думал – не соберут выкуп.

– Всей деревней собирали. И учти – это выкуп всего за двух мелких турецких торговцев.

– Сколько здесь?

– На эти деньги можно купить триста новеньких, еще в оружейной смазке, автоматов или же автозаправку в пригороде Дамаска, или же бунгало на Кипре. А можно тупо положить в банк… – стал растолковывать Сабах.

Глаза у Хусейна загорелись, он потянул руку к деньгам. Сармини тут же ссыпал их назад в саквояж.

– Во-первых, мы должны заплатить нашим людям. Я понимаю, что хороший воин – голодный воин, но смотря до какой степени голодный. Повстанческих группировок много. Нельзя допустить, чтобы наши люди переходили к другим командирам.

– Я же не против, – пробормотал Хусейн.

И тут взгляд Сабаха сделался предельно жестким.

– А теперь прикинь, сколько ты денег погубил своей идиотской игрой в считалочку.

– Подумаешь, два трупа, – развязно произнес Хусейн.

– Если бы я тебя вовремя не остановил, их было бы куда больше. Ты же не дикий бедуин, не дитя пустыни, ты в школе учился, где тебе математику преподавали. Складывать, множить научился. Если еще раз застану тебя за таким занятием, самому пулю в голову пущу.

– Ладно, проехали, – махнул рукой Хусейн. – За тех, кого я пристрелил, может, нам вообще ничего бы не заплатили. Кто знает? Это как в лотерею играть, один билет выигрышный, а десять пустых.

Сармини покачал головой:

– Если рассуждать, как ты, то лучше вообще не вести никаких дел. Мы с тобой торговцы живым товаром и должны абсолютно точно знать цену того, с чем выходим на рынок. Согласен?

– Согласен, – как эхо повторил Хусейн.

– Тогда скажи мне, сколько стоят те двое русских, которых ты чуть не пристрелил?

Диб беззвучно зашевелил губами, словно считал невидимые деньги, после чего выдал:

– Шайтан их знает. Русских я не люблю, они подонку Асаду оружие поставляют. Зря ты мне помешал на спусковой крючок нажать.

– Ты сейчас не воин, а торговец. А торговцу главное – получить прибыль с продажи товара, – принялся читать курс экономики Сабах. – Для бизнесмена все равно, кто кому помогает оружием. Для него важно только получение денег и больше ничего, никаких дополнительных эмоций. Пока ты в свои идиотские игры играл и портил дорогостоящий товар, я делом занимался.

– Не спорю. Ты деньги привез, – согласился Диб.

– Эти деньги – мелочь по сравнению с тем, что мы можем получить в будущем. Вот, – с этими словами Сабах положил на стол компьютер-планшетник и включил его.

Хусейн с недоверием щурился на планшет, в его понимании компьютер был пригоден лишь для игр и переписки.

– Теперь смотри, – Сабах принялся водить пальцем по экрану. – Я собрал всю доступную информацию по нашим пленникам. Создал базу данных на них. Вот, скажем, французский инженер, заходим на его страничку. Год рождения, недвижимость, которой он владеет, молодая жена, дети от первого брака. Кредиты, страховки, отчисления на пенсию. А вот и фирма, на которую он работает: годовая прибыль, оборот, стоимость активов. К кому надо обращаться за выкупом?

– В первую очередь к семье, как мы и сделали, – убежденно произнес Хусейн.

– Если мы правильно сделали, то почему до сих пор не получили выкуп? – задал встречный вопрос Сабах.

– Жена и дети деньги еще не собрали, – пожал плечами Диб и нервно запустил пятерню в бороду.

– Не собрали, несмотря на то, что мы вдвое уменьшили сумму? – ухмыльнулся Сабах.

– Не выкупить мужа или отца – это позор.

– Не путай наши традиции с европейскими. У них все уже давно живут индивидуально. Эгоисты полные. Дети выросли, обзавелись своими семьями и стали чужими для родителей. Никто деньгами делиться не станет.

– Можно с фирмой связаться, он же на них работает, прибыль приносит. Должны же они его выкупить, – неуверенно проговорил Хусейн, уже понимая, что вновь ошибся. – Не заплатят, мы его пристрелим.

– Ладно, – сжалился над менее сообразительным соплеменником Сармини. – Теперь послушай, что я тебе скажу. Инженеру осталось три года до пенсии. Много он прибыли принесет фирме? Есть у него на работе перспектива?

– Прибыли мало, перспектив никаких, – признался Диб.

– Значит, давить на фирму смысла не имеет. Он для них не ценный работник, денег за него они никогда не заплатят.

– Остается семья, – так и не смог переключить мозги на европейский лад командир повстанцев.

– Дети от первого брака? – Ехидная улыбка появилась на лице Сабаха. – Они на него в обиде за развод с их матерью. Какой смысл им платить? Остается молодая жена? Вот уж к кому следует обращаться за выкупом в последнюю очередь! Ей тридцать два, ему шестьдесят пять. В случае гибели супруга за ней остается их дом в Гренобле и она же получает страховку в триста тысяч евро. Да она спит и видит себя молодой завидной вдовой.

– Пристрелить его надо, зря хлеб жрет, – скоропалительно вынес приговор Диб.

– Инженер – товар, который надо продать, вот только покупателя правильного найти следует, – продолжал ухмыляться Сармини.

– Ты же сам сказал, что он никому не нужен. Пусть подавится страховкой его жена-шлюха.

– Я не говорил, что инженер никому не нужен живым. Я только отмел тех, кто не станет за него платить.

– Тогда я отказываюсь понимать, – развел руками Хусейн. – Жене, детям, фирме он не нужен. Единственное применение – расстрелять на глазах у других пленников, чтобы знали: так будет с каждым, за кого не заплатят. Пусть сами подсказывают, к кому обращаться за выкупом. Буду я еще голову себе ломать.

– Я не просто так базу данных составлял. Не от нечего делать информацию собирал. Ты забыл о страховой фирме, где застрахована его жизнь. В случае смерти они должны выплатить его жене-шлюхе триста тысяч. А теперь подумай, если мы зарядим страховщикам сумму выкупа в двести тысяч, выгодно будет им заплатить нам, а не ей?

– Думаю, начнут торговаться, но на сто пятьдесят тысяч согласятся, – просветлевшим лицом сказал Диб. – Повезло мне с заместителем. Да о таком варианте даже сам инженер не подумал. Головастый ты, Сабах.

– Аллах не обидел – наградил, – самодовольно произнес Сармини.

– Ну, так пошли, прижмем «лягушатника», – оживился Хусейн. – Он трусливый, обмочился сегодня.

– Инженера я только как пример привел, – Сабах продолжал «колдовать» с планшетником. – Чтобы у тебя мозги совсем уж на место стали, я тебе покажу, каких пленников ты сегодня чуть было на тот свет не отправил.

Сармини поднял планшет и развернул экраном к командиру. С фотографии ему счастливо улыбались Данила с Камиллой.

– Русские тележурналисты, работают на один из центральных телеканалов России. Ты знаешь, сколько на этом канале одна минута рекламного времени в прайм-тайм стоит?

– Я же воин, – напомнил Диб.

– Я тоже не только бизнесом занимаюсь, но тем не менее уточнил. И в России не зря учился, язык знаю. Тридцать тысяч долларов за одну минуту показа рекламного ролика. Пока мы с тобой тут говорим, на счет канала уже миллион баксов упал.

– Круто, – занервничал Диб и стал перебирать в пальцах сердоликовые четки. Так за них же можно по миллиону за каждого зарядить.

– Можно, – кивнул Сабах. – Такие деньги они могут выложить. К тому же неучтенных бабок на телевидении проворачивается больше, чем легальных. Взятки, скрытая политическая реклама, кинопроизводство…

– Так давай, звони владельцу, пусть деньги готовит. – Хусейн так воодушевился, что даже вытащил из кармана сотовый телефон.

Сармини упивался своим умственным превосходством над командиром. Хусейн не искал сложных ходов, не выстраивал комбинаций, он предпочитал рубить сплеча. Все его действия просматривались от первого шага до последнего во всей своей незамысловатости. Звонок владельцу – требование выкупа, а затем, в зависимости от результата, освобождение пленников или же их показательная казнь.

– Чего еще ждать? Я сейчас прикажу, чтобы эту парочку притащили сюда, пусть сами красочно и расскажут владельцу о своем положении, – стал поторапливать Диб, теперь его глаза сверкали, как две новенькие десятицентовые монетки.

И вновь Сармини пришлось остудить пыл своего вспыльчивого командира.

– Хусейн, – вкрадчиво произнес он, будто втолковывая неуспевающему школьнику то, что дважды два может быть только четыре, но никак не семь или восемь. – Связываться с журналистами всегда стремно. А тут нам предстоит противопоставить себя целому телеканалу огромной страны, который вещает и на многие другие страны, его смотрят, верят ему сотни миллионов людей по всему миру.

– И что из того? – пожал плечами несообразительный Диб.

– Они мгновенно слепят из нас образ не благородных повстанцев, борющихся с диктатурой семейства Асадов, а террористов, разбойников с большой дороги, похитителей женщин и детей, работорговцев. Что, кстати, почти полностью соответствует правде. У нас мало конкурентов, желающих занять наш сегмент рынка? Несколько конкурирующих отрядов мгновенно объединятся и сметут нас с лица земли под благородной вывеской освобождения журналистов. Даже если этого не случится, подумай, как нам потом оправдываться пред нашими западными спонсорами? Мы погубим свою репутацию. А репутация в бизнесе дорогого стоит.

– Замкнутый круг? Тогда зачем ты мне говорил про огромный выкуп? – не понял Диб.

– Замкнутый круг можно разорвать, – улыбнулся Сабах. – Представь, что мы захватили не журналистов, а российских шпионов, помогающих Асаду. На чьей стороне будет симпатия?

– На нашей. Мы – борцы с кровавым режимом, а они его пособники.

– Дело остается за малым. Российские журналюги должны сами признаться в том, что, коварно прикрываясь неприкосновенностью прессы, на самом деле шпионили в пользу Асада.

– Развязывать языки я умею, – хохотнул Хусейн.

– За десять минут они сами во всем признаются. Имея на руках такое признание, мы навяжем свои правила игры. Только ты постарайся держать себя в руках. Предоставь в основном действовать мне. И еще раз повторяю: еще раз застану тебя с пистолетом в руках за дурацкой считалочкой, делить деньги мы с тобой будем уже по-другому. Я вычту из твоей доли стоимость испорченного товара. Ясно?

– Да все будет нормально, не сомневайся.

– Хочу в это верить. Держи себя в руках и прекрати курить дурь, – Сабах спрятал планшетник в саквояж, затем пристально посмотрел в лицо Хусейну. – Ты слишком беспечно относишься к своей безопасности, – сказал он.

– Меня на нашей базе никто не достанет, – самоуверенно заявил Диб.

– С этим я не спорю. Но на любого человека можно надавить через его родственников.

– Ты о чем?

– Твоя семья по-прежнему на юге?

– Да. Обе жены и дети.

– Их кто-нибудь охраняет?

– Я приставил к ним трех надежных людей, – пожал плечами Хусейн.

– Этого недостаточно. У меня есть информация, что Файез планирует их похитить, – упомянул имя главаря конкурирующего отряда Сармини.

– После того, как я выбил его, безродного исмаэлита, из Абу-эд-Духура, он не отважится на такое, – заявил Диб.

– Схватиться с нашими людьми в открытом бою он не посмеет. А вот совершить подлость – спокойно. Тебе давно нужно было перевести свою семью сюда.

– Ты же сам знаешь, времени на это не было. Думал, обойдется, – уже серьезно обеспокоился Хусейн, все же свою семью он любил. – Информация проверенная?

– Это только слухи, но, зная Файеза, я не удивлюсь, если он похитит твоих жен и детей, – Сабах положил руку на плечо командира. – Я этим займусь, перевезу их в Абу-эд-Духур. Здесь они будут в полной безопасности. Ни один волос не упадет с их голов.