Текст книги "По кличке Рейнджер"

«Пресс-акулы» – так называлась передача. Задумка простая – усаживать перед полным журналюг залом эстрадных звезд, раздевать их принародно и сечь, в переносном смысле, конечно. Однако зубы у этих «акул» притупились, кусались они лениво, без напора. Но все равно Люду они злили. Ее приводили в неистовство высокомерные мины, с какими задавали ей вопросы.

– Ходят самые пикантные слухи о ваших взаимоотношениях с бывшим мужем, известным композитором и продюсером Никитой Иваницким, – подал голос похожий на орангутанга, обросший с макушки до пят курчавыми волосами корреспондент какого-то полуподпольного радио. – Вы весьма нелестно отзывались о нем в своих интервью.

– Этот… – Люда прикусила язык, и с него не сорвался привычный убойный тяжелый матюг. – Как вам сказать, – овладев собой, жеманно произнесла Люда. – Этот человек изжил себя. И творчески. И морально. И…

– Физически, – булькнула одна из «акул».

– Он толстый. Разжирел, как… Ну, в общем, не следит за собой. Я не люблю толстых… И дома он тиран. Настоящий тиран. Вы не обольщайтесь его мягкими манерами. Вон, шрам на губе до сих пор остался. Это он меня. – Она придала своему лицу страдальческое выражение. Но сострадания ни у кого не заметила и, закинув ногу на ногу, обхватила руками свое округлое, аппетитное колено. Сегодня она была в мини-юбке, забравшейся куда выше допустимого, и все могли любоваться ее длинными роскошными ногами.

– Сперва вы выступали в ансамбле «Зубило-чудило», – не отставал настырный «орангутанг». – Скажите честно, почему вы расстались с ним?

– А по названию его не понятно? Чудилы они там. Кроме того, мне петь запрещали. Только под фанеру. Представляете, мне… Мне петь не давали.

– А правда, что ваша песня «Эти милые кудряшки» посвящена вице-премьеру, молодому реформатору? – осведомился тот самый наглый очкарик из «Новой эротической газеты».

– Неправда. Хотя я обожаю молодых реформаторов. Они наконец выведут эту страну из болота, в котором она очутилась из-за того, что народ у нас не умеет и не любит работать.

– Вы действительно так считаете? – подал голос молоденький ведущий – эдакий мальчик-одуванчик.

– Про народ?

– Да.

– Я много гастролировала на Западе. Я видела, как там живут люди. И как здесь. Фи. – Она презрительно передернула плечами, напрягшись, чтобы не сорвалось очередное крепкое словцо.

– А вам не стыдно, что вас называют звездой? – осведомился очередной корреспондент – деловито сосредоточенный, в черном костюме, по мнению Люды, полный псих.

– Мне – нет.

– Почему?

– Потому что я и есть звезда.

– Но мы-то знаем настоящих звезд. Настоящих певиц. И тут вы, с «кудряшками». Репертуар, мягко говоря, средний, пошловатый. Вокал – о чем тут вообще говорить.

– Господи, как таких на телевидение пускают, – презрительно кинула Людмила. – Волосы грязные. Зубы сто лет не чищены.

– А… – поперхнулся журналист.

– И одет как со свалки. Действительно, о чем тут говорить.

– Все-таки проблема с вокалом есть, – поддержал обгаженную «акулу» ведущий.

– Можете думать, что хотите, но люди считают иначе. Они слушают мои песни. Они меня любят. А вокал… Я вскоре еду в Америку, где начну брать уроки и совершенствоваться.

– А почему в Америку? – вновь подал голос обгаженный журналист.

– А чему меня могут научить здесь, в России? – произнесла она таким тоном, будто говорила не о великой стране, а о городской канализации.

– Действительно, – согласился «нечесаный» журналист. – Чему ВАС могут научить?

– Институт Гнесина вы уже переросли, – поддакнула девушка из «Криминальной газеты».

– Фи, – фыркнула Людмила и демонстративно отвернулась, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы.

Публика нервировала ее все больше и больше. Складывалось все не совсем по задуманному плану. Столько денег ухнули в этот рекламный трюк, и вот пожалуйста – сидит и выслушивает оскорбления.

Но тут вступил в действие «засадный полк». Микрофон схватила широкоплечая, мордатая, страшная, как смертный грех, корреспондентка самой многотиражной столичной газеты «Комсомолец Москвы». Вся в черной коже и заклепках, как только что слезшая с мотоцикла байкерша, она выглядела агрессивно напористой и походила на бульдога, собравшегося вцепиться в чью-нибудь ляжку. Но сегодня задача перед ней стояла другая, и, придав своему лицу благостное выражение, она ахнула тяжелой артиллерией:

– Я хочу вам признаться, Люда. Вы – моя любимая певица.

В зале на миг повисла тишина. В мозгах корреспондентов щелкали цифры – сколько пришлось дать денег, чтобы язык «музыковеда» и «поп-специалиста» изрек подобное.

– По рейтингам нашей газеты, – продолжала напирать «комсомолка», – вы держитесь стандартно на первых местах.

Теперь на корреспондентку «КМ» все смотрели с завистью. Все примерно представляли, сколько она гребет за свои рейтинги.

– Вы внесли в нашу эстраду новую струю, – вдохновенно врала «комсомолка». – Струю чистого воздуха. Вы – символ женского очарования.

Ей поддакнул корреспондент с музрадио. И передача начала походить на юбилей члена Политбюро – славословия и восхваления.

Все пошло нормально. Людмила немного расслабилась и легкомысленно болтала ножкой, которая приковывала взоры всех присутствующих.

Под конец вылез журналист из «Эстрадного обзора».

– А вы не могли бы что-нибудь спеть? – рубанул он. – Не испугаетесь?

– Не испугаюсь, – с вызовом ответила Люда.

– И что, вживую споете?

– Ну и спою.

– Так спойте.

Она приблизила микрофон.

– «Эти милые кудряшки…» – заблеяла она.

Голос без электроники, звукоинженеров и техников звучал, как горестный крысячий писк по отдавленному хвосту. В хорошем застолье с такими вокальными данными сидят и молчат в тряпочку.

Но Людмила не замечала этого. Она вдохновенно пропела куплет, уверенная, что покорила публику – если не эту, с кислыми минами, то ту, которая с замиранием сердца смотрит ее сейчас по телевизору.

Закончилась запись поздно вечером. Завтра передачу смонтируют. Послезавтра она выйдет в эфир.

– Как прошло? – спросил шофер Василий, трогая «Вольво» от стоянки телецентра.

В дымных лучах прожекторов небеса протыкала, зарывалась в облака гигантская стрела телебашни. Она чем-то напоминала готовую к взлету фотонную ракету. В черноте останкинского пруда отражался месяц. Темнела масса Шереметевского дворца и изящной церквушки.

– А тебя колышет? – осведомилась Людмила.

Василий пожал плечами.

– Отлично прошло. Толпа животных, чтоб они все сдохли в корчах! И вопросы дурацкие. Живут за наши бабки и еще вопросы задают. Вась, они все суки!

– Ага, – кивнул шофер.

– Я бы их всех! К стеночке! И – тра-та-та-та-та!

Она томно потянулась.

На душе ее было беспокойно. Сколько сил стоил сегодняшний день. Сперва запись на студии – дело там не клеилось, голос никак не желал ложиться на пленку. Измотали ее звукооператоры вконец. Потом эти долбаные «акулята». Надо сбросить усталость.

Она потянулась к сумочке. Открыла ее. Пошарила в ней. И начала бледнеть.

– Васька!

– Чего еще? – спросил шофер.

– Ты, сволочь, сумку трогал?

– Ничего я не трогал.

– Были, были… Еще три оставались. – Она начала лихорадочно шарить в сумке. – Еще три…

Она не нашла ничего. Ей стало страшно.

– Васька, они же были!

– Кто?

– Таблетки! Ты, животное, взял?!

– Ты что, с катушек слетела? – кинул он.

– Я тебя убью. Убью. – Она вытряхнула сумочку на сиденье, начала разгребать ее содержимое руками, сбрасывая ненужное на пол.

– Ну что, нет? – спросил Василий, выруливая на проспект Мира.

– Нет, нет! – Люда задышала часто.

Перспектива остаться без таблеток привела ее в ужас. Она не выдержит. Все – хорошее настроение, тонус, сама жизнь – в них.

– Были, были, были!

– Ты крепко засела на них, – сказал Василий.

– Заткнись! Я тебя убью, сволочь! Где они?! Я знаю, ты взял! Ты, урод!

– Сейчас сама поведешь машину. А я уйду.

– Животное! Животное! Какое же ты животное!

Она перевела дыхание. Надо успокоиться. И осмотреть все заново – миллиметр за миллиметром.

Она вывернула подкладку и начала ощупывать ее дрожащими пальцами. Нашла завалявшуюся сигаретку с анашой – но что такое анаша? «Елочка». Только она!

– Вот, – выдохнула Люда. – Вот они.

Она вытряхнула завалившиеся между складок три таблетки, завернутые в целлофан. – Это они… Васенька, дорогой мой, лапочка, они.

– От твоего визга – в ушах звон.

– Они, родимые… Они. – Она заплакала. От счастья.

Развернула целлофан.

– Подождала бы хоть до дома, – недовольно пробурчал Василий.

– Молчи, животное. – Она кинула таблетку в рот и блаженно прикрыла глаза…

* * *

Прибыв на базу, Алтаец узнал, что прилетел новый боец. Последний из тех, кого обещал подослать Хорунжий.

– Офицер? – спросил Алтаец. Военная выправка новенького сразу обращала на себя внимание.

Влад кивнул.

– Значит, примете порядок как должное. – Алтаец предпочитал со всеми, кроме своих приближенных, разговаривать на «вы», за исключением тех, кого знал давно. – У нас – дисциплина. Это не шайка. Это Организация. То, что говорят старшие, под начало которых вы определены, выполнять беспрекословно. Ясно?

– Ясно…

– Присаживайтесь. – Алтаец указал на кресло, а сам по привычке устроился на жестком стуле напротив.

– За невыполнение оговоренных требований предусмотрен целый ряд взысканий.

Влад никак не отреагировал. Он быстро оценил собеседника. Тот явно из бывших вояк. Терминология, манера держаться – все говорило об этом. Стремление к порядку, математической выверенности окружающего, к тому, чтобы расставить всех людей по своим местам и двигать их при необходимости, как оловянных солдатиков, – это не поза. Это натура Алтайца.

И еще Влад сразу понял, что этот бывший вояка обладает высокими профессиональными и боевыми качествами. Уверенный тон, властные нотки выдавали в нем человека волевого. А такие плавные, точные, прекрасно скоординированные движения присущи только умелым бойцам, готовым в любой момент взорваться разрушительной силой и смести противника. В нем ощущалась опасность. С ним нужно держать ухо востро.

– Наказания гибкие. Мелкие провинности – вычет из денежного содержания. За невыполнение обязанностей в боевой обстановке, равно как и за нарушение секретности, – взыскания соответствующие. По законам военного времени.

– Идет война? – приподнял бровь Влад.

– Вас это пугает?

– Радует.

– Правильно. За успешные операции положены достаточно высокие премиальные. И страховка на случай гибели – передается по вашему пожеланию любому человеку или переводится на любой счет.

– Мне говорили об этом.

– Конфликты между персоналом запрещены и наказуемы. Люди, надо сказать, у нас собрались непростые, с характером, некоторые с разболтанными нервами. При возникновении трений ставьте в известность меня, не пытайтесь решать проблемы сами. Мы не можем допустить внутренней вражды. Это негативно скажется на безопасности.

– Усвоил.

– Теперь, если вы не против, несколько вопросов.

– О моем прошлом мне распространяться не хотелось бы. Оно достаточно грустное.

О том, откуда люди, где побывали, где воевали, – в Организации такие вопросы не задавали. С таким условием Хорунжий поставлял наемников, некоторым из них многое приходилось скрывать даже от самых близких людей. И было от кого прятаться. Организации это создавало некоторые трудности. Росла опасность внедрения чужака. Но Хорунжий отвечал за своих птенцов головой. И пока он еще никого не подвел.

– Просто проверка профессионализма, – сказал Алтаец. – Мы платим вам достаточно много, чтобы надеяться на соответствующую отдачу.

– Не вижу препятствий.

Алтаец гонял Влада битый час. Круг вопросов был самый обширный. Устройство и использование направленных осколочных мин «МОН-25». Организация засад. Особенности стрельбы из снайперской винтовки с прибором для бесшумной стрельбы. В основном все вертелось вокруг спецназовской подготовки. Задавались вопросы и совсем никчемные. Пользование дальномерно-угломерным комплексом и радиостанцией «Барьер» – зачем это нужно приличному бандиту? Ни по одной теме Влад не плавал, чувствуя себя как рыба в воде.

Экзаменатор остался доволен результатом. Это была редкость, чтобы ответили на все вопросы. Широта и глубина познаний выдавали в новичке опытного спеца – как и было заявлено.

– Проверим на практике, – пообещал Алтаец.

– Всегда к вашим услугам.

– Теперь. Именами пользоваться здесь не принято.

– Клички?

– Оперативный псевдоним, так скажем, – усмехнулся Алтаец, и в усмешке промелькнула доля горечи. – Я – Алтаец. Номер один. Постоянно подчиняетесь только мне и Хозяину.

– Понял.

– Как будем называть вас?

– Пусть будет Рейнджер.

– Хорошо. Теперь это ваш псевдоним.

«Погоняло», – поправил про себя Влад.

Алтаец нажал кнопку на столе. В помещении появился худощавый жилистый мужчина с обветренной смуглой кожей. В чертах его лица угадывалось что-то западнославянское. Он выглядел лет на тридцать. Во время обеда Влад его не видел.

– Представляю. Это Рейнджер… Это Летчик.

Влад кивнул.

– Покажите ему «дачу», – приказал Алтаец. – Объясните его обязанности.

– Допуск к системе охраны и оружию? – спросил Летчик.

– Допуск есть… Можете идти.

Они вышли в коридор, увешанный кабаньими головами.

– Ну что ж, будем знакомы. – Летчик крепко пожал руку Владу.

– Будем.

– Из вояк, – утвердительно произнес Летчик. – Это хорошо.

– Как тут? Дом отдыха?

– Как видишь.

– А работенка часто бывает?

– Редко, – отмахнулся Летчик. – А тебе что, приключений хочется?

– Денег мне хочется. Как и всем.

– Как всем, – усмехнулся Летчик и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.

Они вышли через запасной выход из здания и направились к жилой пристройке.

– Ввожу в курс дела, – сказал Летчик. – Слушай свои обязанности.

– Весь внимание.

– Дышать свежим воздухом. Делать зарядку. И бить баклуши.

– Звучит обнадеживающе.

– Ну а кроме этого, быть начеку. В любую секунду – автомат в руки и на отражение нападения вероятного противника.

– Сильно вероятного?

– Похоже, да. Алтаец и Хозяин помешались на безопасности. Напичкали все сигнализацией и видеокамерами… Бойцов тут – семнадцать человек. Постоянно дежурит семеро. Еще пятеро – резерв. Пять – могут в увольнение в город. Если, конечно, не обеспечиваются охранные мероприятия по сопровождению Хозяина, его помощников или груза.

– Казарма, – с восхищением произнес Влад.

– А что ты хочешь? Это вам не шайка, а серьезная Организация, – передразнил Летчик Алтайца. – Официально ты – сотрудник охранного агентства «Ламэкс». И тебе для несения службы положено табельное оружие. Его мы якобы берем в аренду у милиции – так по закону положено.

– Сразу охранник? А необходимые проверки? Бумаги? – удивился Влад.

– Не твоя забота. Тут все на мази…

Они вошли в пристройку. Прошли по коридору мимо комнаты Влада. И вошли в просторное помещение. Там за столом сидел человек. Перед ним – четыре монитора черно-белых и один цветной. На них возникали изображения помещений «дачи» и территории.

– Рейнджер, – представил Летчик Влада.

– Сталлоне, – дежурный протянул руку. Действительно качок, мышцы покрепче, чем у Сталлоне. И ростом вымахал.

– Допуск есть. Алтаец приказал показать ему арсенал.

– Покажем. – Сталлоне вытащил ключ из стола и открыл замок массивной металлической двери. За ней скрывалась оружейная комната. Осталась она еще от прежних обкомовских хозяев, но, похоже, ее несколько расширили.

В пирамидах стояли в ряд автоматы Калашникова, помповые ружья. В шкафчиках ждали своего часа пистолеты «ИЖ» – бледное подобие «макарова».

– Это табельное. Зарегистрированное. Отстрелянное. В пулегильзотеках проходящее, а потому не для всех дел годное, – сказал Летчик. – Есть и запас. Там механизмы другие.

– Где запас?

– Здесь. – Летчик пошарил в углу, нажал на выступ. Крякнул и надавил на стену. Часть стены отошла в сторону.

Они спустились по резко уходящим вниз ступеням. Зажегся тусклый свет. Небольшое помещение было заполнено оружием. Здесь имелось несколько гранатометов «РПГ-7», «узи», российские полицейские пистолеты-пулеметы «кедр» и «ПП-90». Ну а плюс к этому и винтовки с оптическим прицелом, пара ручных пулеметов. И даже один «винторез».

– Ничего себе, – покачал головой Влад. – Немалых денег стоит.

– На пять нулей «зеленых» потянет, – сообщил Летчик.

– А гаубица где?

– При надобности появится.

– Не боитесь, УББ нагрянет?

– Пусть они боятся. – Летчик самодовольно улыбнулся. – Чем хорошо в этих болотах – все подвязано. Все под колпаком у дядюшки Мюллера. Все на благо человека. А люди – это мы. Держим руку на пульсе… Налюбовался? Продолжим экскурсию.

Летчик показал гараж – несколько машин, начиная от «Жигулей» и кончая двумя бронированными джипами.

– А это все во сколько «зеленых» «лимонов» влетело? – спросил Влад.

– Я до стольких считать не умею… Но, значит, есть резон.

Дальше экскурсия прошла по всем закоулкам. Территория оказалась уютная. С небольшим прудом. С двумя беседочками в стиле девятнадцатого века. С двухкомнатным охотничьим домиком, где стены украшали рога и головы разных несчастных животин.

Кроме охранников, на «даче» проживало несколько человек обслуги. При возникновении опасности эти люди тоже были способны взять в руки оружие.

– Ну вот и все. Сегодня вызубришь обязанности охранника фирмы «Ламэкс». И заступишь в наряд.

– Есть, – улыбнулся Влад.

В душе всколыхнулось что-то ностальгическое. Наряды. Караулы. Первые месяцы офицерской службы – еще до того, как он попал в разведывательно-диверсионную группу Медведя. Там уже караул стал интересовать только с одной точки зрения – как его бесшумно снять.

– Свободное время – есть бар, там пиво и спиртное, но злоупотреблять не рекомендуется. Бильярд. Видик. Телевизора два – в холлах.

– Скучать не придется.

– И еще учти. Половина охраны – из наших, из военных. А половина – из блатных. Из блатных и вся обслуга. Не скажу, что одни любят других. Нередки конфликты. Идет «холодная война». Хозяев это устраивает. Легче держать всех в узде.

– И что, до драки доходит или один шум?

– Да и шум несильный. Застарелая ненависть. Драки запрещены. Но случались странные смерти. Ночью один из афганских ветеранов на нож упал. А в отместку лихой урка случайно задохнулся – неудачно во сне в подушку уткнулся.

– Бывает.

– Хозяева это не любят. Мы им слишком дорого обходимся, чтобы разрешать нам убивать друг друга. В прошлом году блатарь раскромсал одного нашего. Наказание за это одно – командировка на дно озера.

– Ко мне за обедом какой-то припадочный задирался.

– Гоша Цхинвальский? Не к тебе одному. Он тут с братом, зовут Отари. Семейный бандитский подряд. Отари – бревно осиновое. В голове ни одной извилины, двух слов связать не может, зато пальцами металлические тарелки рвет. Гоша – истерик. Настоящий псих. Но Хозяину он нравится. Ему многое прощают.

– Он будто нарывается.

– Так и есть. Ты поспокойнее с ним. Отлезет.

– Ясно…

– Пошли за инструкциями.

* * *

Коран запрещает пить вино. Но о коньяке и водке там ничего не сказано. И Амаров любил медленно цедить коньяк с лимоном. Врач сказал, что это благотворно сказывается на здоровье, если не злоупотреблять. Но Амаров никогда и ничем не злоупотреблял. Он во всем знал меру.

– Ну, сынок, как дела? – Он пригубил коньяк и поставил рюмку на стол.

Шарифов с кислым видом сидел в кресле и теребил золотую с бриллиантом заколку своего галстука.

– Так себе. «Красноармейцы» бурлят все сильнее.

– Чего хотят?

– Крови хотят.

– Шавки.

– Шавки-то шавки. А сумели заручиться поддержкой нескольких воров.

– И ладно. Пускай воры рассуждают, кто кого поддерживает. Одни – «красноармейцев». Другие – нас. А мы в это время начнем действовать. Зачем нам разговоры, Сахиб? Удел мужчины – поступок.

– Они тоже так считают. Вчера на рабочих наехали, которые должны ремонт рынка начать. Порекомендовали ехать к себе на Украину, пока чего не приключилось.

– Непорядок. Ох, непорядок… Пусть рабочие заявление в милицию пишут. Не нам с этим разбираться. Пусть милиция охраняет.

– Ну, на милицию небольшая надежда.

– Пару наших людей приставь.

– Тут парой не обойдешься.

– Щенки больше лают, сынок, чем грызут. А если и грызут, то ковер и старые тапки.

– «Красноармейцев» мы задавим – вопросов нет. Но с «централами»…

«Централами» прозвали группировку Центрального района города – одну из самых мощных, состоявшую из уголовников новой волны и спортсменов. Они могли в течение часа поставить под ружье сотню штыков.

– А что с «централами»?

– «Красноармейцы» вроде бы заручились и их поддержкой.

– Плохо. Шуму много… Я помощь от братьев попросил. Обещали людьми помочь, если что. Справимся. Пока забудь о щенках. Главная заноза – это Бандера.

– Нечего было вызывать его на беседу, – недовольно воскликнул Шарифов. – Ясно, что к голосу разума он глух.

– Ты думаешь, Сахиб, я не знал этого? – насмешливо спросил Амаров.

– Тогда зачем?

– Мне хотелось посмотреть ему в глаза.

– Увидели что-нибудь?

– Увидел.

– И что?

– Мы с ним как братья, Сахиб. Мы одинаковые. И потому нам нет места вдвоем на одной земле. Один из нас должен уйти.

– Ну, – Шарифов пожал плечами, не зная, что сказать. Порой изречения хозяина ставили его в тупик. Они казались ему несерьезными, позерскими. Хотя поза была чужда Амарову – слишком умен, чтобы тешить подобным образом свое самолюбие.

– Беда твоя, Сахиб, что ты не умеешь чувствовать. Ты как эта противная Аллаху железяка – компьютер. Ты высчитываешь. А я – чувствую.

– Это старый спор.

– И Аллаха, и человека надо постигать не ра-зумом, а душой.

– Может быть, – кивнул Шарифов. – Значит, будем с Бандерой разбираться?

– Надо бы.

– Я никак не могу к нему подобраться, – посетовал Шарифов. – Не могу протолкнуть своего человека в его ближайшее окружение.

– Эх ты. В КГБ тебя не учили работать?

– Учили, Ровшан Магомедович. Хорошо учили. Бандера сменил всю команду. Своих старых бандитов отослал на рэкет. Они теперь обирают палаточников и бизнесменов в Семиозерске и в Болотникове – какие-никакие, а деньги. А себе он таких тигров со стороны набрал.

– Кого?

– Военных. Гэбэшников… Да если сейчас и убьем Бандеру, что решим? Где-то есть цех, в котором «варят» «елочку». Где-то есть специалисты. И где-то близко.

– Да?

– Не на Луне же он наркотик делает.

– Может, все-таки на обкомовской даче? – Амаров задумался.

– Он не сумасшедший.

– Мне нужна «елочка». Мне нужна голова Бандеры. «Елочка» – главное!

Как никто другой, Амаров знал, что наркотики – это власть. Это деньги. Это влияние. Сколько лет его страна жила за счет наркотиков. Оружие в Карабахе закупалось на отчисления от торговли ими. Да, эта война питалась наркоденьгами. Вся страна питалась наркоденьгами. Сейчас на родине на первый план вышла нефть. И на нее тут же наложил руку правящий род – нахичеванская группировка с ее несокрушимым, бессмертным лидером. Но и при дележе нефти наркотики и наркоденьги значили немало. А «елочка», если ее прибрать к рукам, поможет завоевать новые позиции. Железные позиции. Несокрушимые позиции! Ах, как нужна ему эта лаборатория!

– Крайний случай – захватить Бандеру и выбить из него все силой, – предложил Шарифов.

– Он на «даче» – как в крепости.

– А как насчет Гусейна Зейналова и его людей? – улыбнулся торжествующе Шарифов.

– Сколько я слышу о них.

– Они скоро прибудут. Несколько десятков воинов ислама, прошедших через все и умеющих все. Они способны снести полгорода и не поморщатся. Вы же знаете.

– Знаю. – Амаров не разделял такого восторга. – Как с оружием для них?

– Часть уже переброшена.

– Ты радуешь старика, сынок.

– Я верен вам, Ровшан Магомедович. И останусь верен до последнего.

– Ах, эта верность.

– Я знаю, чем вам обязан.

– Еще бы! – улыбнулся Амаров.

Сейчас он верил своему ближайшему помощнику. Действительно, в свое время спас его голову. Тот, капитан КГБ, после развала СССР устроился на теплое место в спецслужбе Азербайджана, увяз в политике. Поставил не на ту лошадку. Его арестовали. Приговорили к расстрелу. Из тюрьмы его вызволил Амаров. Шарифов принадлежал к его дальним родственникам, а родственников не бросают в беде. Позже Амаров взял его в дело. Он знал всю подноготную бывшего офицера. И тот слишком во многом зависел от него. В идущие от сердца верность и преданность хозяин не верил. Другое дело – брак по расчету. А по всем расчетам Шарифов должен глотку рвать за него и ползать перед ним на брюхе, что, кстати, и делал.

Амаров знал, что бывший гэбэшник по мелочам надувает его. Присваивает деньги, обсчитывает и наивно полагает, что все шито-крыто. Хозяин прощал ему это, поскольку, как известно, непогрешимых людей не бывает. Человек, подворовывающий по мелочам, редко замышляет крупную пакость. Амаров не переносил безупречных. Они его настораживали. От них тянуло запахом измены.

– Работай, Сахиб. Я тебе верю.

Шарифов встал. Поклонился.

– «Елочка» будет нашей, – пылко заверил он. – А Бандера умрет. Я клянусь.

– Спасибо, сынок. Я не хочу в тебе разочароваться. Мне будет больно. – В этих словах слышалась неприкрытая угроза.

– Я все сделаю.

* * *

Алтаец собрал в тире, располагавшемся в длинном подвале под пристройкой, восемь боевиков, свободных от несения охраны.

Тир был хорошим. Мишени располагались в двадцати пяти, пятнадцати и десяти метрах от огневого рубежа. Имелись и появляющиеся мишени, предназначенные для отработки скоростной стрельбы.

– Итак, пистолет Макарова. Штатное оружие, – Алтаец продемонстрировал «ПМ». – Все время слышу разговоры, что инструмент негодный. Руки кое у кого негодные.

Алтаец пристально оглядел свое воинство.

– Так, Летчик, Гусь, Рейнджер и Питон – на огневой рубеж шагом марш.

Пластмассовая рукоятка привычно легла в ладонь Влада. Наушники он надевать не стал. Грохот выстрелов не мешал ему. Он умел заставлять себя не обращать на него внимания.

Влад стрелял из всего, что стреляет. И дело не в том, что он блестяще изучил все системы оружия – этому нужно посвятить всю жизнь. Но он знал, как проникать в суть оружия, как войти с ним в резонанс, слиться в единое целое. Как посылать вместе с пулей заряд своей воли – тогда свинцовая дура, будто живая, найдет свою цель. Учил его этому Мастер – наверное, самый великий из живущих воинов. Оттачивал Влад навыки в десанте – на стрельбищах и на поле боя. Побывал после увольнения из армии Влад и во французском легионе, но тамошняя муштра ничего полезного ему добавить уже не могла.

– Стрельба на точность. Без времени… Оружие к бою… Огонь, – резко приказал Алтаец.

Влад мягко повел ствол сверху вниз и плавно выжал спусковой крючок. С новым оружием надо освоиться. Он выстрелил еще раз. Неторопливо высадил весь магазин.

– К мишеням.

Оружие оказалось хорошо пристрелянным. Результаты у Влада были не такие плохие, но и не отличные – примерно как у остальных. Он мог бы уложить все пули в десятку без труда. Но выделяться из общей массы вредно.

– Могло быть и лучше, – сказал Алтаец, когда все отстрелялись по мишеням. – Сегодняшняя тренировка – скоростная стрельба.

Тренировка по стрельбе – занятие напряженное. Суть ее проста – в минимальное количество времени вогнать как можно больше пуль в мишень. В бою необязательно попасть точно в сердце. Достаточно, чтобы все пули достигли цели.

Методика обучения была стандартная, принятая в спецназовских подразделениях. Первая серия упражнений – один выстрел по мишени, появляющейся на три секунды. Затем идет по нарастающей. Десять выстрелов за полторы минуты, при этом извлечь пистолет из кобуры, вставить магазин. Потом десять выстрелов за минуту с заменой магазина после четвертого выстрела… Десять выстрелов за двадцать секунд. Десять выстрелов за десять секунд…

В ушах гремел грохот выстрелов, ноздри терзал запах пороха, глаза ел дым. Но это забава для настоящих мужчин.

После первой серии пошла стрельба на скорость по нескольким мишеням. Пять выстрелов за шесть секунд. И все пули должны улечься в силуэт. Тут главное послать первую пулю в точку. Тогда остальные лягут как по заказу.

У большинства «бандеровцев» чувствовалась хорошая школа и крепкая рука. Сталлоне явно служил в контртеррористическом центре – подготовка соответствовала. И манера владеть оружием точно такая, какой учат там, – ее Влад знал. Еще пара человек тоже работала очень профессионально. Вояки стреляли лучше уголовников, что и неудивительно. Но братва тоже лупила неплохо. Возможно, некоторые подрабатывали на хлеб с маслом киллерским делом.

Гудели вентиляторы, высасывая из помещения дым и запах.

– Вы поворачиваете только руку от мишени, – твердил Алтаец Питону, двухметровой глыбе с круглым красным лицом. – Нужно поворачивать все туловище. Плечевой пояс должен быть жестким. Ясно?

– Угу, – кивнул Питон.

– На рубеж.

Наконец тренировка закончилась.

– Следующее занятие – отработка стрельбы с уходом с линии огня, – напоследок сказал Алтаец. – В прошлый раз Питон и Цхинвалец отстрелялись плохо. Самоубийцы – попадут только себе в лоб… Все. Обед.

Влад вышел из тира вместе с Летчиком. На улице только что прошел мелкий дождь. Погода в Семи-озерской области менялась порой по три раза на дню. Первая половина лета выдалась очень жаркой, сейчас же подоспели мелкие, противные дожди.

– Часто так гоняют? – спросил Влад.

– Алтаец старается, – сказал Летчик. – Держит подразделение в боеспособном состоянии.

– Подразделение, – усмехнулся Влад.

– А что, вполне можем выполнять боевые задачи… Еще марш-броски устраивает. И тактические занятия – по мере возможностей.

– Да?

– Слаживает группы. А еще – «Зарница».

– Что?

– Пейнтбол. Лупим раз в неделю друг в друга шариками с краской, как первоклашки.

– Ничего себе.

– Блатота бурчит. Считает, что их за дуриков держат. Мол, что за проблемы? Приспичит, они стволы возьмут и кого надо завалят. И Бандера бурчит. На одни патроны денег немерено уходит – несколько тысяч долларов в месяц. Мол, пустые траты. Алтаец знает, что это хрень полная. Разнести пивной ларек – для этого достаточно волосатого кулака. Или бейсбольной биты. А работать виртуозно с противником, который тоже не дурак, у которого оружия не меньше твоего, а кулак такой же увесистый, – тут нужно согнать семь потов. Да что я тебе говорю? Сам знаешь.

– Знаю.

– На кого бы Алтаец ни работал, он прежде всего войсковой командир. И привык ломать чужое «не хочу» и сгонять с людей семь потов.

После сытного и вкусного обеда час отдыха. Влад в своей комнате повалился на кровать поверх одеяла и задремал. Разбудил его Летчик.

– На «отстукивание».

– В спортзал?

– Да. Спорткостюм есть?

– Кимоно?

– Сгодится… Сегодня тебе достанется, Рейнджер.

В небольшом спортзале уместились два боксерских мешка, тренажеры, два турника. Разминку проводил Сталлоне, манера держаться выдавала в нем профессионального инструктора-рукопашника.