Текст книги "Ядерный клан"

7

В гостинице, куда их поселили, всем достались хоть и маленькие, без изысков, но одиночные номера.

Вечером к Молодцову заглянул Вячеслав Калинин, спросил, знает ли он этот южный город и не составит ли ему компанию – хочется осмотреться, прогуляться и поговорить.

А почему бы и нет?

Зимы здесь не было еще и в помине, вместо снега по аллеям парка шуршал под ногами настил нападавших листьев. Но ветер дул со стороны реки уже далеко не ласковый, колючий, прогулке не сопутствовал, и они заглянули в маленькое пустое кафе, выпили по бокалу домашнего вина. Через стеклянную стену этой забегаловки наблюдать за осенью было куда приятней.

– Слава, а ты, случайно, не знал того ученого, который был здесь, на Кавказе, ответственным за вашу ядерную мину?

– Я даже не знал, что здесь был «ранец», – покачал головой Калинин. – Мое дело – изобретать, а эксплуатировать – это уже иное.

– Совсем иное? – спросил Костя.

– Может быть, не совсем… Ну, вот, к примеру, Сергей Палыч Королев был генеральным конструктором, но космические корабли не сам придумывал и не летал на них.

– Не летал, но, думаю, не отказался бы полететь, если бы ему разрешали. Только разрешения никто не давал: вдруг какая-то неточность в расчетах, строители что-то напортачат, стечение обстоятельств – и генерального конструктора не станет.

– У нас ошибки быть не может, – жестко произнес Вячеслав. – Если бы я в этом городе собирал свою мину и ошибся, не было бы не только меня, но и города.

Молодцов бросил на него быстрый взгляд:

– А если бы… Если бы «ранец» оказался в эпицентре пожара, он мог бы взорваться?

– Нет, – ответил Калинин. – Хотя, если быть точнее, от одного пожара мина бы не ожила. Но… Я не знаю точной конструкции пропавшего изделия, их ведь было, я уже говорил, несколько модификаций. При одной допускалось, что мина может сдетонировать, если при высокой температуре рядом раздастся взрыв определенной мощности… А эта, пропавшая, что, горела?

– Нет, ее успели вынести до пожара.

Ожил мобильник Калинина, и когда он посмотрел на экран, суровое лицо ученого подобрело.

– Оля, я не знаю, когда приеду… Правильно питаюсь, правильно! И горло берегу. К тому же здесь теплынь. Я привезу рыбы, орехов и меда. Дети как?… Прекрасно, привет им. Целую!

– Жена, – отключившись, пояснил он Косте.

– Разборки не устраивает?

– Ну, что вы! Привыкла. Я езжу в командировки часто. Только все боится, что я заболею – я ведь кормилец своей большой семьи! Но подвержен, знаете ли, простудам. Мороз, жару переношу хорошо, а вот такие пограничные погоды…

– Она тоже физик?

– Нет, преподает литературу в институте, гуманитарий на сто процентов. Для нее мои формулы и опыты – темный лес. Как для меня особенности прозы Гоголя… – рассмеялся Вячеслав. – Я ее очень люблю. И троих наших детишек. Старшенькая в первый класс пошла. А у вас есть дети?

– Пока холостякую… – Молодцову стало неудобно от этого признания. – Но в скором времени… надеюсь…

– Да, в вашем возрасте уже пора обзаводиться семьей и детьми…

Ха! Да у Кости был прекрасный шанс обзавестись семьей еще перед выпуском из училища. Он уже полгода проводил увольнительные с симпатичной студенткой из мединститута. Маша, модельная девочка, умничка, высокая, под стать ему, была дочерью зама главы администрации района и проректорши университета. Молодцов был вхож в их дом и оценен как достойный жених. Но время было неспокойное, особенно для военных, и будущий тесть сказал как-то за ужином:

– Константин, в моих силах – есть связи – сделать так, чтобы ты снял погоны. Ты же и юристом можешь работать, это я тоже устрою.

Потенциальная теща добавила:

– Да, Костик, да! Мы не хотим, чтоб дочь поседела, ожидая тебя из горячих точек. Юристы хорошо получают, к тому же с квартирой мы вам сразу поможем. Ты посоветуйся со своими родителями…

Маша сидела с умным видом и молчала. Она не хотела перечить папе с мамой и ее устраивала та перспектива, которую они нарисовали.

Костя ни с кем советоваться не стал. У него было свое мнение и видение будущего. Когда пришло время вместе с товарищами бросать в рюмку первые лейтенантские звездочки, он позвонил Маше и сказал:

– В Магадан меня распределили. Поедешь со мной?

– Ну что ты! Там ведь зимой морозы за пятьдесят! – охнула она.

Это был их последний разговор.

Молодцов на семейные темы разговоров не любил и круто поменял тему, затронутую Калининым:

– Вячеслав, с сегодняшнего вечера ты занимаешься со мной ликбезом. Будешь учить меня, как можно надежно обезвредить вашу мину.

– Зачем? – удивился тот. – Я же сюда и направлен как раз, чтобы…

– Зачем ты направлен, я знаю, – перебил его Костя. – Но это Кавказ. Здесь блюда острые подают, желудок прихватить может с непривычки, и потом, горло подведет в самый неподходящий момент. Погода видишь какая? Сырая и промозглая. И такой будет еще долго. И потом, ты ведь в горы не ходок…

– Нет-нет, – запротестовал ученый. – Ничего со мной не случится! И в горы я студентом ходил, в походы…

– Прекрасно, что ты меня понял. – Молодцов будто бы и не слышал Калинина. – Значит, так. Рисуешь подробнейшие схемы знакомых тебе модификаций ядерных мин, завтра к тебе придет местный инженер-рукоделец, и вы с ним смастерите макет этой самой «Р-Я шесть». И каждый день, слышишь, каждый день будешь учить меня уму-разуму…

– Да особого ума и не надо для этого. На панели управления находится набор кнопок, тумблеров, вот с ними и надо поработать.

– А в шпионских кино все проводки какие-то режут, боятся ошибиться: то ли красный нужен для этого, то ли белый, – улыбнулся Молодцов.

– Проводки там есть, конечно – от боевой части к детонатору, – пожал плечами Вячеслав. – Но про их цвета я не знаю. Мое дело – решать принципиальные задачи.

Позже, когда в балконное окно уже заглянула полная луна, Костя набрал номер Насти – он до отъезда из Москвы так и не смог встретиться с ней ни возле памятника Окуджавы, ни где-нибудь еще. Пробовал звонить – не брала трубку. Обиделась, конечно же, но времени встретиться и объясниться не было. К отъезду сюда надо было готовиться, и основательно, служба такая. По идее, Настя должна понять.

Услышав ее голос, он бодро сказал:

– Привет, Настя!

И услышал в ответ:

– Не звони мне больше. У меня… Я… В общем, пойми меня правильно и не звони.

Пошли короткие гудки отбоя.

А может, это и к лучшему, подумал Костя. Во всяком случае, ее ответом не очень расстроился. Она бы никогда не просила его беречь горло и правильно питаться. Чтобы понять это, достаточно и двух встреч. Она бы только сказала, что ей надо привезти из командировки…

8

Утром в его номер постучался Чесноков:

– Предлагаю пораньше позавтракать, взять машину и поехать в гости к Федотову.

– Прислали фотографии? – догадался Костя.

– Да, – ответил Виктор Иванович и высыпал на стол уже распечатанные снимки. Они были сделаны очень профессионально, чувствовалось, что над ними поколдовали и ретушеры, и художник. Пять фото: на всех лоб, глаза, нос крупным планом. Он выложил их рядком, несколько раз при этом меняя местами: – На какое фото ставишь?

Бывший взводный Федотов не сказал, какого цвета волосы были у убийцы. А может, он и это не запомнил. Тут они были как на выбор: русый, рыжий, брюнет, шатен, блондин. Глаза… У всех недобрые глаза, наверное, опять-таки ретушеры постарались. И все-таки Молодцов указал на фото брюнета.

– Солидарен, – поддакнул следователь. – Но вполне допускаю, что Никифор Яковлевич не укажет ни на кого из этой пятерки. Ведь кто-то там был еще…

Федотовы жили в малогабаритной «двушке», комнаты выглядели чистыми, опрятными, ухоженными. Жена его, Елена, на мужа походила мало: толстушка с веселым нравом. Она и встретила гостей, поскольку мужа дома не было – за кефиром в магазин побежал.

Чесноков еще раз оглядел комнаты и сделал свой вывод: небогато живет семья, нет здесь следов роскоши, если офицер когда-то сорвал куш, разве что темное резное кресло, по всей видимости, ручной работы. Вот оно должно стоить столько, сколько военный пенсионер за год не получит.

Елена заметила, к чему проявил интерес Виктор Иванович, и сказала:

– Это еще что! У нас на даче и буфет такой же, и журнальный столик, и два кресла. И не скажешь, что им уже почти двадцать лет.

– Мне кажется, это кресло как минимум девятнадцатого века, – хмыкнул Чесноков.

– Все правильно, – согласилась Федотова. – Я хотела сказать, у нас эта мебель уже двадцать лет.

– Вы купили мебель двадцать лет назад? До того, как Никифор Яковлевич попал в госпиталь?

– Купили? – Елена довольно расхохоталась. – Вот все так и считают. А мы за нее ни копейки не платили!

– Досталась в наследство?

– Что вы, какое наследство. У него родители были колхозниками, у меня папа водитель, мама швея на фабрике. Стыдно признаться, откуда у нас мебель барская. – Она показала в окно: – Посмотрите, сейчас там уже березняк растет, а раньше частные дома стояли. Мы только заселились сюда, а их сносили. Тоже, видно, застраивать многоэтажками планировали, но такое время тогда наступало – только разрушать ума и хватало. Ну и вот: свалка там образовалась, а на свалке этой – разбитая, старая выброшенная мебель. Ника, ну, муж, ходил по темноте, чтоб не видели, – ну, стыдно же, – и таскал домой то ножки, то крышку, то стекло гнутое от витрины буфета. Я ему помогала, и Сережа помогал, сын наш, он тогда только в первый класс пошел, но все равно: по планочке, по реечке… У Ники, скажу вам, руки золотые. И когда у нас беда случилась, ну, та, со стрельбой, у него произошел паралич. И он все пытал врачей, оживут ли руки. А те ему: оживут, вы их только развивайте, нагружайте… И он тогда эту мебель ошкуривал, подгонял, что-то заново вырезал, днем и ночью, днем и ночью…

Молодцов тоже внимательно осмотрел кресло, тут же ругнул себя: мол, не из того места у него руки растут, плинтус на кухне укладывал, и то криво…

– На реставрации мебели можно хорошо зарабатывать, – заметил Чесноков. – Особенно сейчас, когда возвращается мода на старину.

– Ну, что вы! – Елена даже рукой махнула. – Соседи все время его озадачивают: то стул починить, то столешницу заменить… Он ни с кого ни рубля не возьмет, такой человек. На хлеб с кефиром нам хватает, а больше и не нужно. Сережа уже самостоятельный, в Ростове живет, все у него есть, и мы никогда за длинным рублем не тянулись. Я работаю, да его пенсия, да дача… Вот, варенье оттуда, и из крыжовника, и из смородины, и вишневое. И пастилу я сама делала. Садитесь, чаек попьем.

Как раз к чаю вернулся из магазина и Федотов.

Варенье оказалось сказочным!

Когда речь зашла о делах, Елена спросила:

– Мне выйти? Или можно остаться?

– Да как хотите, – ответил Чесноков и выложил перед Федотовым веером сразу все снимки.

Тот дернулся, как бы отпрянул от них, щеку опять повела судорога. Елена быстро положила мужу руки на плечи, и Федотов тотчас успокоился.

– Этот, – произнес он хрипло и показал на фото брюнета. – Точно – он!

– Рядовой Забайраев, – пояснил Чесноков. – Вам эта фамилия, Никифор Яковлевич, ничего не говорит?

– Нет. Могу лишь повторить: я не знал ни одного из солдат.

9

Генерал-майор Всеволод Кириллович Громов выслушал Молодцова и Чистякова, пожевал дужку очков, потом надел их, еще раз подвинул к себе фотографию, на которую указал Федотов:

– Значит, с миной уходил скорее всего Муса Забайраев. Его, говорите, опознал Федотов, и еще до этого его же как потенциального преступника определили вы сами. Чем основан ваш выбор, Константин Иванович?

– Интуиция, – коротко ответил Молодцов.

Громов перевел взгляд на следователя. Виктор Иванович развел руками:

– Увы, у меня такого дара нет. Однако мне было намного легче, чем Константину Ивановичу. Я опирался на факты и делал предположения, так как имел возможность познакомиться с личными делами всех пятерых солдат, которые охраняли «ружпарк». Двое были сибиряками, третий из Мурманской области, четвертый – саратовец, а пятый, Забайраев, почти местный, из Чечни. Ему проще всего было уйти с ранцем. Бежать же, к примеру, в Сибирь с такой нелегкой заметной ношей…

– Логично, – согласился генерал.

– И еще, Всеволод Кириллович. Поскольку обнаруженных на месте пожара трупов было больше, чем надо, нетрудно предположить, что у преступника появились сообщники, проникшие на территорию военного городка. Сколько их было, сейчас не установить, но в результате перестрелки солдаты двоих убили. Сообщники скорее всего из этих мест, во всяком случае, из этого региона. Потому я склонялся к версии, что преступник – Забайраев.

– Убедительно. – Генерал еще раз взглянул на фото, потом перевернул его и положил на стол. – Во всем согласен, но… Но есть факты, которые говорят о другом. Правильно, майор Веретенников?

– Так точно, – ответил тот. Открыл лежавшую перед ним папку и продолжил говорить, заглядывая в лист: – Вот, официальные бумаги. Рядовой Забайраев Муса Бекханович погиб при исполнении в сентябре девяносто третьего, похоронен на кладбище в родном селе, в запаянном гробу… Ну, понимаете, почему.

– Это-то понимаем – сгорел боец, – кивнул Громов. – А вот все остальное – под огромным вопросом. Или память Федотова, факты Чистякова и интуиция Молодцова никуда не годятся, или вместо Забайраева похоронен другой человек. Но тогда, может быть, этот Муса появлялся все же в семье, кто-то его видел, что-то о нем слышал? Над этим надо сейчас поработать.

– Понял, товарищ генерал-майор. – Веретенников закрыл папку, словно демонстрируя свою готовность приступить к решению поставленной задачи тотчас же. – Я это село хорошо знаю, неоднократно там бывал.

– Потому, Всеволод Кириллович, ни Олега, ни других товарищей, которых могут знать в селе, лучше не использовать, – возразил Молодцов.

– Обоснуйте, Константин Иванович.

– Село это – тайп чеченского рода, большинство людей здесь, следовательно, соединены родственными узами. Братья, сестры, дядья, даже страшно подумать, какого колена. Главная власть тут – самый уважаемый тайпом человек, и никто за его спиной не скажет, не шепнет, особенно силовику, ничего о ком бы то ни было из своих. И мы добьемся обратного: если Муса Забайраев жив, он тотчас узнает, что им интересуются органы. Нам это надо?

На какое-то время в кабинете начальника УФСБ воцарилось молчание. Генерал понимал, что Молодцов прав. Сам он прибыл в этот регион считаные месяцы назад, врастать в сложную обстановку бегом невозможно, не зазорно учиться у более опытных, хоть и молодых.

– Ваши предложения? – Громов снял очки и опять прихватил губами дужку.

– Я готов их изложить сразу после того, как переговорю с генерал-майором Филимоновым. – Тут Константин понял, что собеседники могут истолковать эти его слова несколько иначе, мол, не хочет подполковник им доверять, держит от своих же закрытые карты, и потому счел нужным сразу же добавить: – Вопрос касается одного офицера, которого я хотел бы видеть здесь. Моего желания на это, естественно, мало, нужно согласие начальства.

Филимонов на просьбу Молодцова не раздумывая дал «добро».

Вечером Костя зашел в номер к Калинину. Вячеслав занимался наукой: перед ним были открыты сразу две книги на страницах, заполненных формулами, и он что-то записывал в толстую тетрадь.

– Если ты с предложением позаниматься, то перенесем на часок, а? Мысль интересная пришла, прерваться не могу.

– Макет мины завтра будет готов, – кивнул Молодцов. – Сегодня через час, как и просишь, я к тебе все же приду, с чертежами поработаем. А пока отниму у тебя две минуты, Слава. Поиск нашего «ранца» может затянуться, а у тебя, наверное, времени для ожидания не так много. Филимонов сказал, что ты можешь поступать так, как хочешь. Возвращайся дня через три, когда сделаешь из меня грамотея по минам, в Москву, спокойно занимайся там наукой, а когда понадобится…

– Понимаю, что найти мину – задача сложная, – перебил его физик. – Но поиск может затянуться, а может, и не затягиваться, так? И тогда в дело пойдут минуты. За них я из столицы сюда никак не успею долететь, поэтому – останусь.

– В таком случае, прошу гонять меня по всем пунктам с этим вашим изделием. И по теории, и по практике. По практике – особенно.

– С практикой как раз и будут сложности, – хмыкнул Вячеслав. – Мне надо видеть, что за мину мы найдем, какой конкретно модификации. Я ведь уже объяснял, что некоторые тонкости этого изделия знаю только я, и на словах чужому человеку это передать сложно. Потому вдвойне спасибо вашему Филимонову, что он оставил за мной право решать вопрос с отъездом.

– Согласен. Скажем ему спасибо. И ликбез продолжаем. Приду через час.

10

На другой день после телефонного разговора с Филимоновым Молодцов встретился с сотрудником своего отдела майором Гамлетом Арзуманяном. Встретился как бы случайно. Шел себе по оживленной городской улице, шел, и вдруг – бац! Гамлет! Сослуживцы и друзья по жизни, они не бросились обниматься, даже рукопожатиями не обменялись, просто повернули в одну сторону, в золотой от осени парк, пустой в это утреннее время, и оказались за одним столом в кафе-стекляшке чуть ли не единственными посетителями. Это было то самое кафе, где накануне подполковник дегустировал домашнее вино с Калининым.

На этот раз обошлись без вина.

– Спасибо, Костя, что ты меня из столицы выдернул. Эх, за встречу бы сейчас!.. – Но, увидев, как тень пробежала по лицу Молодцова, Гамлет коротко рассмеялся и проговорил с акцентом: – Шютка, дорогой! «Барбамбия – керкуду!» Ты же знаешь, я свое давно выпил.

Костя знал о нем все, тайн друг от друга у них не было.

Арзуманян был старше Молодцова. Еще в девяносто третьем он, тогда старший лейтенант, выпускник «разведфакультета» Киевского ВОКУ, командовал ротой, принял в горах Дагестана свой первый бой. Сразиться пришлось с хорошо вооруженной, одетой в армейский камуфляж бандой численностью до сорока человек. Накануне Гамлет получил информацию, что неизвестные напали на милицейский пост, забрали там оружие, несколько комплектов формы, без следа исчезли в горном лесу, и совершенно непонятно было, куда они держат путь. Вводные от начальства ротный получил в самых общих словах: усилить бдительность, выставить блокпосты, взять под наблюдение дороги и тропы… И уже по своей инициативе Гамлет предпринял те меры, которые позволили встретить банду как следует. Рота не потеряла ни одного человека и «положила» двенадцать бородачей. Трех тяжелораненых добили свои, это потом уже определили нагрянувшие к месту сражения криминалисты.

Командир батальона сказал: «Сверли дырку для ордена, Арзуманян!» А пока послал его в Махачкалу, чтобы тот сделал начальству подробный доклад о случившемся. Доклад Гамлет сделал днем, а вечером в гостинице выпил местного коньячного спирта. Выпивка прошла с последствиями: ему попытался преподать уроки морали капитан милиции, и Гамлет поставил ему фонарь под глазом. Какой там орден! На другой же день начальство всыпало ему по полной, и в свое подразделение он вернулся уже в должности замкомандира роты. Причем с зарубкой на носу: повторится подобное – придется и вовсе распроститься с погонами.

Через три недели произошел новый бой: более жесткий и кровавый. Арзуманян был уверен, что роту атаковала «старая» банда. На убитых была та же форма, и приемы боя они применяли те же. Два его бойца получили ранения, а банда потеряла семерых. Роту опять трясло начальство: каждое нападение – ЧП, и новоиспеченный ротный, совестливый порядочный парень, доложил, что всеми вопросами обороны и общее командование боем вел старший лейтенант Арзуманян. Но в Махачкалу его больше не приглашали для получения награды. Через два месяца восстановили в должности, перевели почти в райское место, под Дербент, где он тут же влюбил в себя жену начальника районного автохозяйства и опять попал в опалу.

Потом были две военные кампании с Чечней, где его то представляли за боевые заслуги к орденам, то снимали с погон звездочки за недостойное поведение. Тут свое играл закон подлости: отмечали значимые события хором, но попадался он всегда один. Приметный, что ли? Когда совсем ушел в завязку, случилось ЧП иного плана: в его холостяцкую однокомнатную постучалась девушка, почти девочка, девятнадцать лет всего, студентка, с которой он, познакомившись, всего-навсего один раз сходил в кино. Но она постучалась, твердо сказала, что не уйдет отсюда, и он не посмел ей возразить.

Вроде ничего крамольного, но Алла, так ее звали, была дочерью ну очень большого начальника республиканского уровня. И этот начальник сказал: я сотру тебя в порошок, Арзуманян…

Как знать, чем бы окончилась эта история, но как раз в те годы Молодцову выпала сложная командировка на Кавказ. Там-то он и познакомился со стареющим капитаном. Капитан Костю поразил: он не просто знал чеченский, а умел говорить на диалектах многих тукхумов, ориентировался в горах без карт и компаса, стрелял с обеих рук и мог этими же руками ловить форель в ручьях. А еще знал армянский, азербайджанский, грузинский… Словом, в ту командировку Гамлет ему здорово помог, и когда прощались, Молодцов сказал традиционное:

– Дай бог, еще увидимся!

На что капитан честно ответил:

– Это вряд ли. Придется мне, чувствую, снять погоны, Костя! И вообще, ситуация у меня… Уйду со службы – куда податься? Семью ведь кормить надо. Слава богу, жена, Аллочка, меня пока понимает, она замечательный человечек, и дочурка – чудо, но ведь сам же чувствую, что могу перестать быть им опорой. Как жить дальше? То ли с нуля все начинать, то ли в омут с головой…

– Погоди, – сказал ему Молодцов, – не спеши в омут, туда завсегда успеется…

Генерал Филимонов Костю не сразу понял, но все же согласился побеседовать с опальным капитаном и на другой же день после беседы отдал нужный приказ…

Гамлет переехал в Москву, зарегистрировал отношения с чудной женщиной Аллой, получил жилье. Далее произошла несколько комичная ситуация. Отец Аллы попал под начальственные разборки, лишился должности и чуть не лишился свободы. Потерянный и жалкий, приехал по вызову прокуратуры в столицу, а гостиницу, как раньше, ему не предложили, и опальный политик две ночи спал на раскладушке в квартире у Гамлета. Перед отъездом домой пил с зятем коньяк и по-отечески обнимал его за плечи. Даже слезу уронил: «Прости меня, дурака старого!» Теперь одаривает внучку подарками и считает Гамлета сыном. А с Аллой у Гамлета если и возникают споры, то только в одном: жена еще ребенка хочет, а Гамлет кричит в ответ: «Ты с ума сошла, я ведь старик, мне почти сорок!» Супруга в ответ лишь смеется: «Ты фору и двадцатилетнему дашь»…

Сейчас они сидели в кафешке, и Косте казалось, что его друг выглядит моложе, чем в первую их встречу. Веселые глаза, на лбу морщин поубавилось.

– Дай два дня, – сказал он. – Двух дней вполне хватит, чтобы разобраться с вопросом.

– Да, на больше, Гамлет, у нас с тобой времени нет…

Арзуманян выслушал нужную фамилию, адрес, ничего не записывая. Минуту рассматривал фотографии, одну забрал себе, остальные возвратил. Фотографии были взяты из солдатских дембельских альбомов.

– Зачем тебе этот снимок? – спросил Костя. – Он групповой, на нем человек десять, может быть, отделение, лица бойцов мелкие, трудно различить какие-то детали.

– Смотри, – ответил Гамлет, – вот наш рядовой Муса Забайраев, а через одного справа – я! То бишь, как будто это я. Вах, разве не похож, да?

Молодцов вгляделся в фотографию. И вправду, в солдате, на которого указал майор, что-то есть от Гамлета: нос, овал лица, рост.

– Как же ты сразу ухватил сходство! Думаешь на этом сыграть?

– Черт его знает, Костя, на чем сыграть придется, может, и роль сослуживца пригодится. Ты знаешь фамилию моего двойника?

– Да, на обороте фотографии они все переписаны, справа налево. Который похож на тебя, – Молодцов вгляделся в надпись, – Сергей Мнацакян.

– Прекрасно! – самодовольно усмехнулся Гамлет. – Побуду Мнацакяном. Надеюсь, из земляков Забайраева в роте больше никого не было?

– Не было, – ответил Молодцов. – Это проверено.

– Ладно, пьем компот и прощаемся. Значит, на все про все у меня два дня.

– Да, два дня. Встречаемся в четверг тут же, в шестнадцать ноль-ноль…