Текст книги "Черный подснежник"

– Да это от холода, устал бегать. Ничего, ничего, приедем я над тобой поколдую, – похлопал рукой Прохорчук металлический бок и кивнул девушке. – Давай прыгай за баранку, сейчас в горку тягом, а потом под низ пойдешь, тихонько жми тормоз, а то снова отрубится. Ну давай, кукла, выше нос! Полдороги прошли, считай приехали! – приободрил он расстроенную до слез девушку.

– Товарищ капитан. – Соколов шагнул поближе, чтобы не пугать остальных страшной новостью. – За нами лыжники шли в маскировке, думаю, что это абвер. Они успели выпустить ракету, я так предполагаю, это был сигнал о том, что по дороге идет обоз с провиантом, поэтому с минуты на минуту начнется атака немцев.

– Или обстреляют, или с воздуха ломанут. – Красное от мороза лицо капитана покрылось бледностью, он тоже понимал, что немцы не упустят возможности напасть на беззащитную вереницу из машин.

Танкист продолжил:

– Они будут ждать от нас привычного сценария, что мы постараемся ускорить движение и проскочить засаду. Я предлагаю действовать по своим правилам. Мы сейчас останавливаем грузовики. Их надо увести в неприметное место. Есть рядом лесок или… я не знаю…

Но капитан оказался сообразительным, спорить с командиром танкистов не стал, лишь кивнул и коротко доложил:

– Если на горку затащить машины, то внизу метров через триста есть полянка. Там грунтовка старая идет вбок, колодец раньше был, потом немцы его отравили. Но проехать туда машинам можно. Сколько придется ждать?

– Одна «тридцатьчетверка» с вами пойдет для прикрытия. Замаскируйте ветками «ЗИЛы». Мы по связи доложим, когда опасность минует. После начала атаки уходите сразу, немцы не знают, что обоз под охраной танков. Пока отвлекутся на танки, вы сможете проскочить.

– Хорошо, час вас ждем, потом уходим. Как раз можно удачно проехать без света фар, пока совсем не стемнеет. Тут осталось езды пятнадцать километров, за час-полтора можно пройти. Все, доставайте тросы!

Капитану еще многое хотелось сказать этому отчаянному лейтенанту, чтобы был осторожен, что он восхищается его смелостью и сообразительностью. Но времени на такие вещи совсем не оставалось, им нужно было срочно буксировать застрявшие грузовики, вздрагивая и оборачиваясь по сторонам в ожидании германского огня.

Мотька Хвалов ловко сиганул с брони на землю прямо перед кабиной старенькой полуторки и принялся сворачивать жесткий трос в тугой узел. К нему бросилась девушка-водитель, принялась суетливо помогать, дергая побелевшими от мороза пальцами тяжелую веревку. Она была похожа на замерзшего воробушка со своими растрепанными косами, съехавшей набок шапочкой. Матвей осторожно отодвинул ее в сторону:

– Прыгай в кабину, руки потри и щеки. Белые совсем, обморозила.

Девушка послушно вернулась на свое место и принялась растирать грубой брезентовой рукавицей лицо, морщась от боли. Она была такая крошечная на фоне огромного руля, и правда похожая на куклу, так как из-за низкого роста над панелью торчало только ее личико с огромными глазами, да смешно топорщились растрепанные волосы под тоненькой береткой. Синие от холода губы сжались в горькую полоску, а в глазах плескалось такое отчаяние и испуг, что Хвалов не выдержал и подмигнул.

– Не бойся, прикроем тебя! – Он хлопнул по броне танка Т-34. – Наши «тэшки» ничего не боятся, ни грязи, ни врага. А вот немцы при виде нас бегут!

Синие замерзшие губы в ответ растянулись в слабой улыбке, Матвей задорно подмигнул испуганной девушке. Хотя сам изо всех сил скрывал ужас, от которого его будто кипятком обдавало изнутри. Он уже участвовал в нескольких боях и поэтому сейчас понимал, что все не так, как обычно. Даже всегда сосредоточенный ротный командир, лейтенант Соколов, не может сдержать испытываемой им внутренней нервозности. Остальные танкисты и водители действуют торопливо, мечутся с веревками от машины к машины, то и дело посматривая на дорогу, в поле, в небо. Они ждут нападения с минуты на минуту, ждут страшного боя с неизвестным противником, который непонятно откуда нападет.

Полуторки вместе с бронированной техникой только успели взобраться на крутую возвышенность, как все затаили дыхание от железного грохота тяжелой бронетехники. Началось!

– Омаев, прикрываешь колонну, старший – капитан Прохорчук.

Руслан хотел было спросить, сколько ему ждать товарищей. Да одного взгляда на лицо Соколова было достаточно, чтобы понять, какая опасность движется на крошечный обоз и его защитников. Командир был необычайно бледен, между бровей пролегла тяжелая складка, взгляд, будто перископический прибор, проходил по местности, отмечая все возможные огневые точки, возвышенности, складки, откуда можно будет контратаковать противника, каким бы он ни был. «Зилки» еще не скрылись даже за поворотом грунтовки, когда Соколов увидел с возвышенности немецкую штурмовую танковую группу. В голове мелькнула поздняя догадка: «Зеленая, ракета была зеленая, скорее всего, это был условный знак о том, что колонна под прикрытием танков. Поэтому в атаку выслали бронетехнику, и не просто танки, а тяжелые «тигры».

По дороге, не скрываясь, нагло мчалась вереница из железных монстров, которых создали германские инженеры к середине войны, когда стало понятно, что советским Т-34 легкие панцеры III и IV не могут противостоять ни по мощности орудия, ни по толщине брони. Вот тогда и родился этот великан – PzKpfw VI «Тигр». Новую модель оснастили убойной пушкой KwK-36 L/56, танковым вариантом знаменитой зенитки Flak-18/36. Ствол больше пяти метров, вес вдвое тяжелее маневренных «тэшек», выстрел, поражающий на расстоянии двух километров, – встречаться с новым панцером было невероятно опасно. Поначалу германские бронированные монстры казались неубиваемыми, но уже через пару месяцев советские танкисты нашли его слабые места. Мощь машины оказалась и ее слабостью, PzKpfw VI были слишком тяжелы и вставали в мягком грунте, болотистой местности, их траки забивались грязью, выходили из строя. Сложные механизмы невозможно было чинить в полевых условиях, и инженерным службам вермахта приходилось немало помучаться, чтобы оттащить тяжеловесов к ремонтным мастерским. Да и советские танкисты выработали выигрышную тактику при встрече с «тигром»: несколько машин стремительно сближались с ним, сокращая расстояние до 500 м, и вели прицельный огонь тяжелыми бронебойными болванками по бортам вражеской техники.

Жаль в этот раз такой подход не сработает, советских танков было всего три, а немецких великанов на дороге почти с десяток. Они выстроились на узкой колее парами и двигались на высоких оборотах, готовые к охоте на более слабого противника.

– По целям огонь прямой наводкой! – Алексей уже наводил орудие, стремительно раскручивая маховик.

Он краем уха услышал, как лязгнул казенник, поймал в перекрестие головную машину немецкой группы и нажал на спуск. Выстрел! Мелькнула вспышка прямо перед лобовой частью переднего «тигра». Попадание! Но огненный шар был слишком слабый, он вспыхнул и рассыпался искрами от удара о бронелист, не пробив дыры в отделении управления, как хотел Соколов. Осколочный! Не тот вид снаряда вылетел из пушки и просто поцарапал броню немецкого панцера. Лейтенант повернулся к заряжающему, который крутился возле боеукладки, неловко вытаскивая следующий заряд:

– Бронебойные! Ты фугас зарядил! Болванки давай!

– Да темно, как тут понять, какой где! – огрызнулся в ответ Емельян.

У Алексея даже в горле заклокотало от ярости, он уже показал новому заряжающему все виды снарядов, подробно объяснил, как они расположены на стенах танка и в чемоданах для боеукладки. Тот лениво кивал в ответ, а сейчас загнал в ствол фугасный снаряд, который хоть и достиг цели, но рассыпался осколками при ударе и всего лишь на несколько секунд ослепил немецкого водителя и наводчика, не причинив вреда самому танку. Командир развернулся всем корпусом, ткнул пальцем в очертания металлического вытянутого снаряда:

– Вот этот загоняй в ствол! – И снова прильнул к прицелу.

Он совместил вершину центрального угольника с замедляющим свой разбег немецким головным панцером, который уже превратился из точки в огромное пятно. Рука зависла над рычагом спуска, но Кривоносов все еще возился с боеукладкой – пыхтел, уронил болванку, вскрикнул от боли после удара девятикилограммового груза и принялся неловко поднимать снаряд. Алексей одним движением выдрал из неуклюжих пальцев тяжелый цилиндр и вогнал в ствол пушки. Огонь! Наконец-то «тигр» дернулся от удара, полыхнул оранжево-алым цветом, отчего остановился так резко, что остальные машины на ходу начали врезаться в подбитый танк. Дорогу затянуло черными клубами дыма, из-за которого в белесом зимнем воздухе были видны лишь крайние панцеры. Они не собирались останавливаться, на ходу немецкие башнеры наводили оружие в сторону пригорка, чтобы разнести башни советских «тридцатьчетверок».

Выстрел! В бой вступил и экипаж Бочкина, Митрич точно в цель отправил снаряд, остановив крайнюю по левому флангу машину, и тут же зарядил второй болванкой в правофлангового «тигра». Дорога для остальной бронетехники была перекрыта подбитыми панцерами, экипажи задних танков растерялись от метких выстрелов Т-34 и теперь нерешительно пытались объехать по полю преграду из полыхающих «тигров». Хотя Соколова короткое превосходство не радовало, он готов был кричать от злости. Он привык всегда играть в бою ведущую роль, находить цель и уничтожать, а сейчас с ленивым и беспечным Кривоносовым командирский экипаж превратился в легкую цель для немцев. Они смогли поразить лишь одну цель, потратили лишний снаряд, и было ясно, что дальше «семерка» будет слаба в бою из-за разлаженных действий экипажа. Даже танк с номером 555 с совсем юным командиром Бочкиным, который тоже сегодня оказался в бою со своим новым экипажем, действовал ловко и продуманно. Сразу после двух выстрелов по фланговым машинам танк откатился назад с линии огня, чтобы его не было видно на пригорке прямо под прицелами оставшихся на ходу «тигров». Николай, несмотря на молодость, уже успел набраться воинского мастерства в танке с опытными членами экипажа. Он, не дожидаясь приказа от командира, нашел себе укрытие и остановил машину. Алексей натянул поглубже шлемофон:

– Пятерки, атакуем, пока немцы в растерянности и видимость плохая из-за дыма. Нельзя уходить дальше, нельзя подпускать «тигры» к грузовикам. Пускай думают, что кроме нас на дороге никого нет.

– Есть!

Ответ Бочкина был коротким, хотя ротный командир понимал, какое мужество скрывается за коротким согласием. Атаковать сейчас германские панцеры равно добровольной смерти. На узком дорожном пятачке не развернуться, в поле уходить нельзя – наст не выдержит вес танков, да и окраины наверняка нашпигованы фашистскими минами. Остается лишь продолжать короткий неравный бой на отрезке грунтовой дороги длиною в полтора километра, рискуя получить ответный вражеский снаряд.

– Ориентир – сломанная береза, пятерки! Огонь! – Алексей задавал цели вслепую, при этом понимал, что пока тяжелые немецкие панцеры сгрудились на дороге, пытаются выстроиться в боевой порядок, надо бить и бить без остановки.

Узкая полоска полностью загромождена бронированной техникой, поэтому снаряды в любом случае попадут в цель.

– Короткая! – выкрикнул Бабенко, предупреждая, что сейчас будет плавный ход и остановка для того, чтобы произвести выстрел.

Как хорошо, что мехвод понимает его без слов, подводя танк по мягкой дуге к тому месту, откуда удобно вести огонь. Т-34 прошел петлей по правой стороне дороги, резко свернул к центру и замер, качнувшись на амортизаторах. Залп! Соколов рявкнул на заряжающего:

– Быстрее бронебойный!

В голове только мелькнула мысль: «Коля бы уже отправлял снаряд в дуло, а не возился с крепежом». Ведь каждая секунда важна, за минуту можно сделать до 5 выстрелов, и это значит, что два Т-34 могут уничтожить немецкую роту. Но не сейчас, не с этим заряжающим, который, кажется, не понимает, сколько жизней сейчас от него зависят.

Танк вдруг загудел огромным железным колоколом, вздрогнул и застонал всеми металлическими частями. От неожиданности Соколов ударился лбом о край перископа так, что из разбитой брови потекла струйка крови, заливая глаза. Подбили! Немецкий снаряд попал в башню, но, к счастью, им повезло – не появился едкий запах гари, удар пришелся по касательной, оставив вмятину в броне. Лейтенант едва успел проморгаться, утер рукавом красную пелену с глаз и приник к прицелу, чтобы выбрать новую цель, как в «тридцатьчетверку» снова ударил снаряд. В этот раз машина вздрогнула еще сильнее, Бабенко вцепился в рычаги и начал выводить рваные петли, чтобы у противника не было возможности прицелиться. Совсем рядом грохотала новенькая 85-ка, Митрич бил и бил по железным зверям, что притаились за черной полосой из дыма. Судя по тому, как все реже и реже «тигры» огрызались в ответ, его выстрелы попадали в цель, подбивая тяжелые машины одну за другой. Однако, несмотря на отчаянное сопротивление советских танков, немцы уже пришли в себя. Один из германских экипажей смог протиснуться сбоку от подбитых панцеров и следом за ним потянулись остальные.

– Коля, держи оборону, держи! Продержись, мой хороший, минуту! – Соколов воскликнул в непривычной ему взволнованной манере, до того его переполняла досада от неудачной атаки и бессильная злоба на Кривоносова.

Ответ Бочкина прорвался сквозь эфир, хриплый, полный злости к прорвавшимся через преграду немцам:

– Держусь!

Соколов не успел ничего сказать, как ноги сами ударили по правому плечу мехвода, а тот мгновенно среагировал. «Семерка» выписала широкий круг, взобралась на холм и исчезла за возвышенностью.

– Вправо бери, вправо, Бабенко! – От удара болванок еще звенело в ушах, и Соколов сам не замечал, как кричит в ларингофон.

– Мы же застрянем в снегу! – Семен Михайлович не сдержался от восклицания, но послушно направил машину прямо с дороги в твердое застывшее покрытие из снега.

– Застрянем, – подтвердил Соколов. – Но хотя бы сможем вести огонь.

Т-34 прошел метров сто, все сильнее замедляя движение, так как гусеницы с каждым метром все ниже и ниже забуривались в хрупкий покров, закапывая сами себя в рыхлом сугробе. Танк дернулся еще немного, прошел, беспомощно завыл и задергался от высоких оборотов, не в силах вылезти из снежного плена.

– Нет, нет! Нас тут сейчас немцы разнесут! – вдруг зашелся в крике Емельян, он кинулся к люку, откинул крышку и мгновенно исчез в белом проеме.

Ошарашенный его криком Бабенко успел увидеть только мелькнувшие сапоги в круге люка.

– Семен Михайлович, на место заряжающего перебирайтесь. Будем прикрывать до последнего. – Соколов сжал изо всех сил зубы, припал к прицелу, наводя пушку туда, откуда должны вскоре появиться немецкие панцеры.

Он поправил танковый шлем и отдал приказ:

– Коля, уходи, уходи, как можно быстрее. – Голос вдруг у него стал ровным, спокойным. Так всегда происходило, когда Соколов принимал решение и волна чувств опадала внутри, он в мгновение ока собирался, концентрируясь на боевой задаче. – Уходи дальше по дороге, уводите с Омаевым обоз дальше. Я буду прикрывать. Если пропущу мимо пару «тигров», вы справитесь. Два – это не десять.

– Семерка, отступаю! – откликнулся Бочкин. – Наступают пять единиц немецкой техники! Расстояние до них восемьсот метров!

– Уходи, Коля. Двенадцатый, двенадцатый, возвращайтесь на развилку с грузовиками. Уходите как можно быстрее к городу, я задержу танки. Вам хватит времени, чтобы выйти за лесной массив.

Соколов понимал, что сейчас он должен рискнуть. Одному управляться с пушкой нереально, поэтому и приказал Бабенко закопать в снег на расстоянии от дороги «семерку», превратив ее в дзот на гусеницах. Так иногда пехота делала со старыми танками, у которых уже не работало орудие. Его утаскивали на поле и использовали как бронированное укрытие. Даже если и подобьют машину, то у танкистов есть еще несколько минут, чтобы ответить прицельным огнем врагу. На этой позиции по правому флангу дороги сейчас вся техника у него будет как ладони, даже дым снесет ветром на запад. Поэтому, как только экипаж Бочкина промчался в облаке сизого дыма, лейтенант хрипло продолжил, обращаясь к Бабенко:

– Давайте, Семен Михайлович, вы за заряжающего. Как можно быстрее.

– Да, хорошо, я готов. – С кряхтением пожилой мехвод уже складывал себе под ноги заранее бронебойные калиберные болванки.

Он хоть и управлялся с тугими рычагами Т-34, что требовало немало сил, но ему было тяжело тягать в тесном пространстве снаряды весом больше 9 килограммов.

– Двенадцатый, двенадцатый, прием! – снова выкрикнул в эфир Соколов позывные танка, который остался в помощь колонне в укрытии.

В ответ лишь трещало и завывало, на секунду ему показалось, что сквозь помехи порвались крики и автоматные выстрелы. Но времени прислушиваться уже не было, вибрация и грохот на дороге становились все сильнее. Всем телом танкист чувствовал, как бронированные немецкие великаны подходят к вершине дорожного подъема. В заранее наведенном орудии он совместил вершину одного из угольников со штрихом, чтобы учесть боковую поправку, поймал в стекле глазами черные траки первого «тигра» и нажал на спуск. От удара снаряда лопнула, зазмеилась по дороге бронированная лента траков, передний ведущий каток пошел черной трещиной. После такого попадания машина замерла, снова создав препятствие на дороге для остальных.

– Получи! – Алексей выкрутил маховик так, чтобы дуло поднялось вверх.

– Готово! – Снаряд лег в казенную часть пушки и был надежно заперт затвором.

Залп! Теперь его выстрел пришелся в правую стороны кормы, туда, где были расположены баки с горючим. Лейтенант знал, как устроена компоновка внутри немецкой машины, сам лично с Бабенко и Логуновым не раз исследовал подбитые на поле PzKpfw VI изнутри. По обе стороны расположены баки с горючим и между ними двигатель, поэтому после выстрела в нижний бортовой лист разгорающаяся искра прошлась огненной дугой по корме, вспыхнула столбом и с ревом взлетела огненным шаром все выше, расползаясь вдоль всей машины. Танкисты, которые обычно успевали покинуть горящую машину через люк сверху или запасной рядом с гусеницами, сейчас даже не показались над башней. Только этого ничего Соколов уже не видел, он прицеливался и стрелял, снова наводил прицел, прижимаясь до боли к нарамнику Т-16. Замирал буквально на секунду в ожидании нового выкрика от Бабенко: «Готово!» и снова жал на спуск.

– Двенадцатый, ответь, двенадцатый!

Но приемник молчал, Омаев не выходил на связь. Неужели он просчитался, когда отправил обоз вперед основной бронетехники? От этой мысли лейтенант почувствовал холод, прошедший вдоль позвоночника. И Соколов стал еще яростнее бить по тугому спуску орудия:

– Держи, получай! Получай!

Он не ждал, пока дым рассеется, чтобы выбрать новую цель. Выбирал заранее, сам отдавая себе команды: «Тридцать градусов на север, ориентир – остов грузовика!» Орудие, маховик наводки словно срослись с его руками и глазами в одно целое. Пушка дергалась от отдачи и пружинила на цель почти без остановки, как только гремел затвор. Огонь, снова огонь! Заполыхал свечкой «тигр», которому подкалиберный попал в верхний лист бортовой брони. От снаряда загорелась боеукладка на борту машины и теперь она с жутким грохотом принялась взрываться внутри, превращая танк в раскаленный железный котел, в котором плавились фашисты. Соколов в который раз навел орудие, каждый выстрел выверен. Огонь! Снаряд ударил в крышу корпуса позади башни, где расположена решетка воздухопритока, оттуда огонь, пороховой газ, искры сразу растащило по металлическим внутренностям машины. В дыму и огне немецкие танкисты метались по башне отделения управления, пытаясь на ощупь найти люки. Огненный залп в подбашенную щель! Основание башни перекосило, крыша танка съехала вбок, и он задымил черным столбом в небо. Тяжелые, с неповоротливой башней, «тигры» попятились. Быстрее, пока не скрылись за возвышенностью! Лязг металла казенной части, спуск! Снаряд впился стальным кончиком прямо в длинный пятиметровый ствол PzKpfw VI. Металл дула пушки расщепило на части от разрыва стержня, пушка дернулась в сторону, потянула за собой по инерции башню, от чего танк стал похож на искривленного инвалида. За пригорком успела скрыться единственная германская машина. В воздухе повисла тишина, бой затих. Черные от копоти и гари дымились подбитые танки, устилая горизонт черной вуалью чада, громко стонали умирающие, обожженные танкисты, посылали в серое небо ругательства и молитвы своему богу. В машинах трещало догорающее пламя, масло и бензин быстро прогорали, превращая грозные машины в раскаленные металлические коробки с начинкой из смрада и трупов.

Бабенко трясущимися в напряжении руками утер пот, который крупными каплями стекал на лицо:

– Алексей Иванович, что дальше? Как теперь машину доставать из сугроба? Ведь сейчас немцы могут прислать подмогу.

– Могут, – соглашаясь, кивнул Соколов, а сам мягко взобрался наверх, приподнял люк и прислушался.

Как он и предположил, вражеская машина не ушла далеко, гул двигателя хоть и с трудом, но был различим. Панцер притаился за горкой и выжидал время для новой атаки. Соколов кивнул Бабенко на станину пулемета ДТ:

– Семен Михайлович, закладывай новый снаряд и за пулемет. Сейчас фашист не выдержит, обратно направит танк посмотреть, почему мы не уходим по дороге. С двух точек его ударим. Ваш ориентир смотровая щель, чтобы пулями по экипажу попасть, а я пропущу его чуть вперед и по бензобаку с движком ударю! Подождем, когда сам выйдет.

– Наши как? В порядке? Вышли на связь?

Алексей метнул тревожный взгляд на мехвода и отрицательно покачал головой, прильнул к прибору, параллельно плотнее прижимая ларингофон к шее:

– Двенадцатый, прием! Двенадцатый, ответь! Руслан! Омаев!

Вдруг эфир зашипел, и взволнованный голос Бочкина зачастил:

– Тут товарищ командир такое! Немцы напали на колонну! Ели отбили, уф, вовремя подошли! В рукопашном пришлось биться, места для боя не развернуться! Лопатами отбивались, они как прусаки из всех щелей! Так и прут, так и прут! И из пулемета не хлестанешь, а то шоферов можно задеть! Русю по голове задели! Кровища хлещет, но ничего намотали, как шапку, бинтов.

– Стоп, ефрейтор Бочкин, – строго прервал командир сумбурный рассказ. – Как положено докладывай. Что произошло, потери.

– Немцы, пехота с оружием вышли из леса и напали на автоколонну. Пришлось отбиваться подручными средствами, ранили младшего сержанта Омаева, получил легкое ранение. Развернуть танковый бой не представлялось возможным. И еще… – Николай помедлил. – Немцы угнали машину, в которой были лекарства для блокадников.

– А водитель? Прохорчук в ней был за рулем! – Лейтенанта тряхнуло от страшного известия.

– В кабине остался. – Николай снова замялся. – Наверное… Мы не видели как, они вихрем налетели. Я только увидел, как машину угнали.

– Отбой, ждите моего приказа для возвращения к пригорку. – Голос у командира вдруг стал глухим и ровным.

Лейтенант в этот момент сосредоточился на цели, что медленно вынырнула из-за округлой шапки холма. Вот показалось длинное дуло пушки 88-мм KwK 43 L/71, потом сам танк почти три метра шириной. Панцер замер, в панораму было не видно, но Соколов точно знал – немецкий башнер настороженно высматривает и пытается понять, что происходит в советском танке. Алексей даже дыхание затаил, будто на таком расстоянии танкисты могли услышать через толщу брони, как он дышит. Осторожно дернулась тяжелая машина и плавно пошла на подъем. Вот показалась башня, потом черные катки в обрамлении траков. В прицеле проплыли белый крест и череп – символ эсэс.

«Машинки непростые, элитная рота», – мелькнула в голове мысль.

«Тигр» снова замер, подождал и продолжил красться все ближе и ближе, по метру сокращая расстояние до советской, безжизненной на первый взгляд «тридцатьчетверки». Соколов мысленно про себя считал метры, наводить пушку сейчас будет опрометчиво. Танкисты в панцере заметят движение и могут успеть сделать выстрел первыми, а между ними осталось всего лишь пятьсот метров. Для танка это дуэльное расстояние, практически выстрел в упор. Поэтому он терпеливо ждал, когда машина сама достигнет перекрестия в прицеле, и он отправит в нее лежащий в казеннике снаряд. Вот мелькнул бронелист кормы…

– Бабенко, огонь!

Застрекотал пулемет, выплюнув длинную очередь из пуль прямо в прорезь, откуда с любопытством рассматривал вмятины на «тэшке» немецкий заряжающий. Он с криком упал на дно танка, но помочь ему никто не кинулся. Советский снаряд с грохотом впился в борт танка, высек искру в бензобаке и внутреннее пространство машины наполнилось едким дымом, от которого у немецкого экипажа перехватило дыхание, защипало в глазах и в носу. Кто-то дернул крышку люка, от чего хлынул поток воздуха и слабое пламя с ревом вытянулось по всему периметру железных внутренностей, на своем пути сжирая все подряд, людей и приборы, живое и уже мертвое.

– Готов! – удовлетворенно стукнул кулаком по стенке Алексей, тут же спохватился.

От немецких «тигров» они отбились, но немцы его все-таки обхитрили и захватили одну полуторку. К тому же не просто захватили машину, а еще взяли в плен капитана батальона материального обеспечения. И ведь Соколов ему лично обещал помочь дойти до Ленинграда, доставить важный груз. Теперь получалось, что он не сдержал обещание.

* * *

– Пятерки, на полных оборотах назад, надо нас выдернуть из сугроба. – По приказу ротного командира экипажи направились обратно. – Двенадцатый, остаетесь на прикрытии колонны, до моего приказа из укрытия не выходить.

Новенький Т-34 легко выдернул своего собрата из сугроба, протащив на металлическом тросе через снежные завалы. Уже через десять минут, не оглядываясь на все еще тлеющие остовы «тигров», две «тридцатьчетверки» спешили к грузовикам, что ждали на поляне под прикрытием раскидистых елей. Еле приметная, узкая в пару метров, припорошенная снегом, дорога вела к лесному пятачку, если бы не свежие следы гусениц и автомобильных колес, то ее невозможно было бы разглядеть среди бескрайней белизны сугробов.

При виде командира бледный Руслан с перевязанной головой с трудом сделал шаг, его качало во все стороны после того, как в рукопашном бою его ударили по голове прикладом автомата.

– Товарищ лейтенант, разрешите, я отправлюсь в лес! Я найду капитана и машину с лекарствами. Я уверен, что он жив, я видел, как немец его с места столкнул на пассажирское сиденье. Я виноват и я готов исправить! Загладить вину!

Соколов хоть и смотрел сурово, но понимал, что отпускать горячего чеченца сейчас преследовать немцев с угнанным грузовиком нет смысла. У них задача номер один – доставить груз в город и выполнить ее надо любой ценой, пускай даже ценой жизни капитана. Он лишь попросил:

– Временно передай командование Хвалову и идем в танк. Расскажешь, как все было.

Омаев молча кивнул и с трудом принялся подниматься на борт родной «семерки». Он безумно тяжело переживал свою неудачу, ему доверили самую легкую часть операции – прикрыть беззащитные грузовики, а он ее с позором провалил.

– Товарищ командир! – неожиданно раздался из леса отчаянный крик. Неверным шагом из-за почти черных старых елей вынырнул сбежавший прямо перед боем Кривоносов.

Он кособоко и неуверенно подошел поближе, бормоча на ходу извинения:

– Испугался я, товарищ командир. В танке не воевал никогда, только трактор водил. Я же не знал, что так грохнет. Само вышло, ноги сами понесли. Не наказывайте, товарищ лейтенант, не отправляйте в штрафную опять.

Черная жгучая злость накрыла Соколова, застучало в висках, перехватило дыхание. Он с размаху влепил кулаком прямо в ухо парню:

– Урод!

Второй удар! Алексей наконец выплеснул то, что засело внутри:

– Чтобы я не видел тебя больше. В кузов грузовика и потом убирайся, куда хочешь! Или пристрелю тебя прямо здесь!

В ответ Кривоносов сжался, прижал наливающееся красным цветом ухо и взвизгнул:

– Ответишь за это, лейтенант! За все ответишь, я на тебя политруку пожалуюсь! Не по-советски руки распускать! Если танкист, так все можно. Герой! Я таким героям…

Новый удар, теперь ударил Бабенко, заставил его замолчать. Сам Семен Михайлович с удивлением взглянул на свой окровавленный кулак и вдруг жестко, непривычно резко для себя процедил:

– Убирайся в кузов грузовика. Исчезни, гнида.

Сам же зашагал обратно к танку, удивляясь собственной жестокости. Пожилой водитель, всю жизнь проработавший инженером-испытателем, даже после нескольких лет на фронте отличался от своих товарищей кротким нравом, тихим голосом и невоенными манерами. Но сейчас он не смог удержаться и не ударить, понимая, что из-за Кривоносова чуть не провалилась вся операция и лишь чудом они остались живы после атаки немецких тяжелых танков.