Текст книги "Сомалийский пленник"

Как мог догадаться Андрей, этот патруль был из проалькаидской исламистской группировки «Аш-Шабааб», по некоторым сведениям тесно связанной с бен Ладеном. Исламисты контролировали окраины Могадишо, периодически вступая в стычки с контролирующими, в свою очередь, центральную часть столицы межафриканскими миротворческими силами, представленными в основном подразделениями Уганды и Бурунди. Случались и минометные обстрелы города, перераставшие в ожесточенные стычки.

Когда «Москвич» покатил по немноголюдным улицам, застроенным двух-трехэтажными домами, его остановил еще один патруль. Скорее всего, угандийский. Но здесь обошлось даже без необходимости совать в паспорт купюру – достаточно было показать один лишь документ. Еще минут через двадцать езды таксист остановил свою машину у трехэтажного здания с вывеской «Отель «Леон». Все на той же англо-итальянской смеси сомалиец уведомил своего пассажира, что с недавних пор этот отель получил дурную славу – совсем недавно отсюда похитили сразу троих иностранцев.

Изобразив крайнее удивление и накинув сверх обещанного несколько долларов, Лавров узнал о том, что похищение произошло поздней ночью. К отелю на двух джипах прикатили какие-то вооруженные персонки, которые без единого выстрела заставили капитулировать его охрану и, представившись сотрудниками контрразведки, забрали с собой двоих французов и одного русского. На вопрос Андрея о том, что думают местные таксисты о причинах этого похищения, сомалиец красноречиво потер пальцами, давая понять, что, скорее всего, налетчики желают получить хороший выкуп.

Войдя в холл гостиницы и показав охраннику паспорт, Лавров направился к портье, который при его появлении расцвел улыбкой, выражая радушие и гостеприимство.

– Господина желать у нас остановиться? – почтительно поинтересовался он на ломаном английском. – У нас иметься номера на всякая вкус. Есть даже президентская супер-люкс…

– Нет, у меня чисто рабочая поездка, поэтому номер обычный… – небрежно уведомил Андрей. – Кстати, я слышал, у вас тут недавно случилось похищение иностранцев. Надеюсь, похищения происходят не каждый день?

Враз скисший портье уныло подтвердил, что и впрямь подобный инцидент имел место быть. Но тут же поспешил заверить, что подобное – единственный случай за всю историю существования отеля. Перейдя на доверительный полушепот, он добавил, что похитить ооновцев могли представители территорий, которым по каким-либо причинам показалось, будто те слишком мало выделили им гуманитарной помощи.

– …Эти господины делить «гуманитарка» по разный район нашего Сомало. Они никогда не уступать большим людям из власти и вождям военных отряд, которые хотеть все забрать в свой руки, а сами все отдавать голодным. Им не раз угрожать, но они все равно делать по-своему, – закончил портье свой рассказ.

О том, кто именно похитил постояльцев гостиницы, портье не знал, но в общих чертах обрисовал «очень большой персонка», который возглавлял шайку похитителей. По его словам, в принципе, похищение и даже убийство людей в современном Сомало (как называют свою страну сами сомалийцы), в том числе иностранцев, вовсе не сенсация и даже не относительно громкое событие. Это обычное явление. И если бы не принадлежность похищенных постояльцев гостиницы к такой, по понятным причинам, почитаемой всеми международной организации, то едва ли бы в Могадишо это вызвало хоть какой-то общественный резонанс. Мало ли кого украли и убили? Перед смертью все равны…

Глава 3

Получив ключи от номера и оставив там свои вещи – портье настоятельно рекомендовал «денга и брильянта» не оставлять в номере, а сдать на хранение в специальный сейф, находящийся под круглосуточной охраной, – Лавров отправился прогуляться в оставшееся недолгое, предвечернее время по близлежащим улицам, чтобы хоть немного ознакомиться с Могадишо и лично изучить здешний социальный климат. Своей интуиции он доверял, и ему зачастую достаточно было бегло посмотреть на дома, на людей в незнакомом городе, на выражение их лиц и походку, чтобы понять, какова там реальная обстановка и чего в дальнейшем можно ждать в той или иной ситуации.

Столица Сомали, как Лавров смог понять еще только прибыв сюда, на прифронтовой город в общем и целом не походила. Но слишком многое говорило о постоянном напряжении, царящем в самой атмосфере малоэтажных городских кварталов, которые выглядели бесприютно и настороженно. Люди, куда-то спешащие по своим делам, беззаботными и тем более беспечно-веселыми не выглядели. Взгляды прохожих, скорее, были изучающе-анализирующими, как лучи локаторов какого-нибудь корвета или фрегата, ощупывающих акваторию моря в поисках возможной опасности. Встречались взгляды и откровенно подозрительные, и даже недоброжелательные.

Чтобы подкрепиться с дороги, он зашел во вполне европейского вида кафешку. Хозяином кафе оказался европеизированный индус, который отменно говорил по-английски. Узнав, что здесь можно заказать блюда европейской кухни за исключением тех, что запрещены Кораном, Лавров заказал французский суп с трюфелями, английский бифштекс и минеральную воду. Ожидая заказ, он заглянул в меню, лежавшее на столике, и, к своему удивлению, обнаружил там и блюда из рыбы, курятины и даже яичницу с беконом – совершенно не халяльное блюдо.

О том, что сомалийцы в большинстве своем вообще не едят ни рыбы, ни курятины, ни куриных яиц, считая это «нечистой пищей», Андрей узнал еще в Эфиопии. Поэтому, с учетом блюд, обнаруженных в меню, он сделал вывод, что кафе ориентировано, прежде всего, на европейцев и азиатов, проживающих в Могадишо. Как видно, даже происходящие в стране потрясения не заставили несомалийцев срываться с насиженных мест и уезжать куда-нибудь за границу.

Возможно, это объяснялось тем, что в отличие от излишне агрессивных зулусских националистов ЮАР, которые насилие над европейцами, в одночасье ставшими угнетаемым меньшинством, возвели в ранг «национального самоутверждения», сомалийцы, при всем разгуле криминала, в том числе и политического, старались не переступать грань, за которой мог начаться геноцид иноплеменников.

Подкрепившись, Лавров почувствовал себя бодрее, и теперь даже жарища, нестерпимая для жителя средних широт, казалась не такой изнуряющей. Как он уже успел заметить, сомалийцы во многом напоминали эфиопов. Большинство являло собой вполне стройных, рослых людей. Шоколадный оттенок кожи тоже больше напоминал эфиопов, нежели уроженцев центральных и западных частей Африки с их куда более темной, иной раз антрацитово-черной кожей и классически негроидным типом лица.

Как и эфиопки, уроженки Сомали смотрелись хотя и несколько экзотичными, но, при всем том, весьма и весьма привлекательными особами. Когда Андрей шел по улице, то наблюдал, как многие из сомалиек несли какие-то сумки, свертки, коробки, водрузив свою ручную кладь по традиционной африканской методе на макушку, что придавало их осанке почти королевскую значительность, а походке – волнующую грацию. Зная, что в мусульманской стране адресовать излишне открытые взгляды женщинам крайне нежелательно, поскольку это запросто могло повлечь конфликты, стать и обаяние африканских красавиц он оценивал боковым зрением. Скорее всего по причине близящегося заката – солнце уже скрылось за верхушками деревьев – жительницы сомалийской столицы шагали более торопливо, нежели мужчины.

Помимо типичных сомалийцев, среди пешеходов были заметны уроженцы Индии, арабы, европейцы и вездесущие – как же без них-то? – китайцы.

Выйдя на просторную улицу, откуда виднелось возвышающееся над городом старинное двухбашенное здание, невдалеке от которого виднелся минарет мечети, Лавров спросил у одного из прохожих, что это за «стрит». Прохожий, скорее всего – итальянец, на вполне сносном английском пояснил, что это одна из центральных улиц Могадишо, называемая улицей Республики. А чуть дальше, добавил словоохотливый итальянец, параллельно этой, проходит другая, не менее крупная улица Первого Июля. Кроме того, он также сообщил, что замеченное Андреем двухбашенное здание – католический собор, который соседствует с кафедральной мечетью Могадишо.

Явно войдя во вкус общения, итальянец подробно рассказал Лаврову, где именно находится комплекс правительственных зданий – резиденция главы правительства, МИД, МВД, минфин и иные, не менее важные ведомства. Там же можно было найти достойные настоящего джентльмена, сеньора, месье магазины и рестораны…

Их оживленную беседу весьма невежливым образом прервали четверо не вполне миролюбивого вида сомалийцев, один из которых был с пистолетом, а остальные – с кривыми кинжалами. Держа оружие так, чтобы его не было видно со стороны, обладатель пистолета, приветливо улыбаясь, по-итальянски предложил поделиться имеющейся наличностью. Чрезвычайно расстроенный итальянец неохотно полез за бумажником.

В долю секунды оценив обстановку, Андрей молниеносным ударом ноги выбил пистолет у, как он понял, главаря. Блокировав руку другого, с кинжалом, третьего, стоявшего слева, еще одним ударом ноги в сплетение он заставил закувыркаться по тротуару. Затем, не мешкая, ударом локтя в шею вырубил находившегося справа. Главарь с искаженным от боли лицом, держась рукой за ушибленное запястье, испуганно отпрянул назад и, споткнувшись, брякнулся на асфальт. Четвертый, испуганно выпучив глаза – кто бы мог подумать, что этот «гучумба» (чужак, иностранец) окажется столь воинственным и отважным? – не разбирая дороги, кинулся наутек.

Итальянец, так и не успевший достать бумажник – схватка длилась всего несколько секунд, – ошарашенно взирал на своего собеседника. Видимо, он силился понять, с кем же на самом деле свела его судьба, ибо человек, представившийся журналистом, едва ли мог бы столь эффектно разделаться сразу с несколькими вооруженными грабителями, принадлежи он только лишь к пишущей братии. Но, тем не менее, движимый естественным чувством благодарности, он не мог не произнести взволнованного:

– Грацио, сеньоро! Тсэнк ю вэри матч, сэр!

Дружелюбно усмехнувшись, «русский журналист из Франции» предложил вызвать полицию, чтобы сдать лежащих на тротуаре и не смеющих двинуться налетчиков местным стражам правопорядка. Но, зная местные порядки и «оперативность» сомалийской полиции, итальянец предложил отпустить бандитов с миром. С одной стороны, тем тоже не чуждо чувство признательности, и они теперь – уж точно – их обоих будут обходить стороной. А с другой – полицию они могут ждать и час, и два. Да еще и неизвестно, кого именно стражи порядка сочтут агрессором, а кого – жертвой.

Полностью с ним согласившись, Лавров небрежным жестом одних лишь пальцев дал понять, что грабители могут убираться на все четыре стороны. Правда, их оружие – кинжалы и пистолет с извлеченной из его рукояти обоймой он закинул далеко в колючие заросли разросшихся кактусов небольшого скверика в соседнем проулке. Налетчики долго себя уговаривать не заставили и мигом разбежались кто куда.

Прохожие, ставшие свидетелями этой стычки, некоторое время молчаливо понаблюдав за происходящим, снова двинулись по своим делам, каждый в свою сторону. Вежливо раскланявшись, расстался и Лавров со своим собеседником.

Прогулявшись по улице Республики до здания национальной ассамблеи, перед которым раскинулась довольно-таки большая площадь, Лавров по узким и малолюдным улочкам прошел до улицы Первого Июля. Шагая в обратную сторону, чтобы отсюда направиться в гостиницу, на одном из зданий Андрей увидел скромную вывеску, которая на двух языках: английском и, скорее всего, местном, уведомляла о том, что здесь находится редакция газеты «Джанджеро». Позвонив в дверь, он увидел перед собой охранника в сером камуфляже и с пистолетом на поясе. Окинув нежданного гостя удивленным взглядом, тот что-то спросил по-итальянски. Слабовато владея итальянским, Лавров заговорил с ним по-французски:

– Простите, месье, я могу увидеть главного редактора?

Озадаченно почесав затылок, охранник оглянулся и что-то громко сказал – судя по всему, кого-то попросил подойти. Вскоре к Андрею вышел молодой мужчина, неплохо изъясняющийся по-английски. Как оказалось, это был заместитель главного редактора. Сам же редактор в этот момент отсутствовал – его вызвали в департамент, ведающий местными СМИ, для дачи пояснений по поводу одного из материалов, который непонятно чем задел городские власти. Представившись, Лавров показал паспорт и сообщил, что хотел бы пообщаться с местными коллегами на предмет того, ради чего он сюда, собственно говоря, и прибыл.

– Прошу, заходите… – кивнул сомалиец, приглашая Андрея войти.

В кабинете, который одновременно служил и верстальной, и корректорской, было шумно. Громко галдя, сомалийская журналистская братия готовила очередной номер газеты. Появление незнакомца было воспринято бегающими, спорящими, что-то пишущими и зачеркивающими людьми без какого-либо интереса. Окинув взглядом гостя редакции, газетчики с прежней энергией продолжили свое «броуновское движение», о чем-то без конца дискутируя и что-то друг другу доказывая.

– Приходится переверстывать завтрашний номер газеты… – устало пояснил замредактора. – Шеф только что звонил из департамента, один из материалов передовицы приказал снять. А что поделаешь? Фундаменталисты диктуют нам, о чем и как писать… Правда, бывали времена и похуже, когда город был под властью Союза исламских судов. Тогда вообще можно было писать только то, что разрешат специальные цензоры. Доходило-то до чего? По городу ходили люди из «исламской комиссии нравов» и выясняли у женщин, не носят ли они бюстгальтеры. Тем, кто пользовался европейским бельем, грозили всевозможными карами. Но я сам мусульманин и хорошо знаю, что допытываться у женщины насчет ее белья и безнравственно, и противоречит положениям ислама. Так что, нынешняя ситуация – еще полбеды…

Они выпили по чашечке кофе, и Лавров, в ходе неспешного застольного разговора, в общих чертах рассказал о цели своего прибытия в Могадишо – подготовить ряд объективных материалов о ситуации в Сомали и, в частности, изучить ситуацию с похищениями людей. Выслушав его, замредактора, назвавшийся Мухаммедом, лишь грустно улыбнулся.

– Ну, если о ситуации в стране вам написать и удастся, то о похищениях – едва ли… – с сомнением покачал он головой. – У нас на эту тему во многом – табу. Не раз случалось такое, что бесследно исчезали те, кто пытался расследовать факты похищений или хотя бы писать про них. Поэтому должен вас огорчить – мне на сей счет ничего не известно.

Еще с полчаса пообщавшись с Мухаммедом и выяснив для себя много интересного и полезного, пусть и не в плане выполнения своей основной задачи, Андрей отправился обратно в гостиницу. К этому времени солнце уже давно скрылось за горизонтом и наступила темень. Но Лавров, неплохо видя в темноте и хорошо ориентируясь в совершенно незнакомой обстановке, уверенно направился в сторону «Леона».

Теперь на улицах было безлюдно. Редкие прохожие, заметив в отсветах фар изредка проезжающих автомобилей силуэт крепкой мужской фигуры, старались поскорее свернуть за угол или спрятаться от подозрительного типа в тени. Андрей понимал, что здорово рискует, но его интуиция подсказывала: сейчас куда менее опасно, нежели днем. Грабители, прекрасно знающие о том, что в такую пору едва ли кто, имеющий хоть какие-то ценности, надумает выйти на улицу, вряд ли станут проявлять излишнюю активность.

Проходя через улочку, пересекающую улицу Республики и Первого Июля, Лавров вдруг заметил несколько мужских силуэтов, выделяющихся на фоне стены дома из белого ракушечника. Неизвестные, выжидающе глядя в его сторону, о чем-то тихо переговаривались. Скорее всего, это были не какие-нибудь волонтеры из благотворительной миссии имени матери Терезы, а заурядная шайка мелких грабителей. Было совершенно очевидно, что припозднившиеся граждане Сомалийской Республики явно замышляли нечто, не вписывающееся не только в рамки исламской, но и любой другой морали. В слабом свете почти уже полной луны они тоже заметили позднего пешехода, и его появление их здорово озадачило. Таковым, с точки зрения могадишских гопников, мог быть или сумасшедший, или полный кретин, или… Или это мог быть человек, способный на очень и очень серьезные поступки. А поэтому – потенциально опасный.

Когда Лавров поравнялся с подозрительной компанией, один из сомалийцев неприязненным тоном что-то спросил у него на местном наречии. Не задерживаясь, но и не ускоряя шага, Андрей небрежно, но весьма твердо обронил:

– Нэгэ! Капито джали?

При этих словах компания ошарашенно замерла, молча таращась вслед странному типу, который на всемирно-традиционную просьбу «Эй ты, дай закурить!», ответил хоть и не прямо, зато вполне конкретно и исчерпывающе. Впрочем, Андрей тоже был несколько удивлен прямо-таки волшебным эффектом использованных им слов. «Нэгэ» он услышал в аэропорту Аддис-Абебы, когда то ли немец, то ли голландец отмахивался от излишне назойливого разносчика попкорна и «Пепси-колы». Как позже пояснил ему таксист «Вася», у эфиопов «нэгэ» означает «завтра». Случись, пристал торговец к приезжему белому, как банный (скажем, пальмовый) лист к известному месту, тот его запросто мог отшить, объявив «Нэгэ!». И, что интересно, утверждал «Вася», многие торговцы-эфиопы свято верили в то, что если белый сказал «нэгэ», то завтра он и в самом деле обязательно придет.

А «капито джали» Лавров почерпнул из разговора «аэроизвозчика» Рамина со здешним таксистом, когда тот строго наставлял сомалийца по части обеспечения безусловной безопасности доставленного им в Могадишо «русского француза». Свою длинную, назидательную тираду Рамин завершил строгим «капито джали?», что в переводе на русский звучало как «понял, приятель?». Кто бы мог подумать, что эти несколько слов окажутся весьма эффективным средством укрощения сомалийской гопы?

В гостиницу Андрей вошел уже в девятом часу вечера. Портье его появление воспринял как некие жители древнего мира выход невредимого Ионы из рыбьей пасти. Скорее всего, увидеть своего нового постояльца живым и тем более совершенно невредимым он уже не чаял.

– Мистер?! О, мистер… – портье восхищенно воздел руки, без конца повторяя универсальное сомалийское обращение к любому иностранцу.

– Скажите, – несколько бесцеремонно перебив это излияние чувств, спросил Андрей, – а в моем номере кондиционер исправный? А то, когда я уходил и попросил горничную его включить, она сказала о каких-то проблемах. Что за проблемы?

Из многословного и запутанного объяснения портье Лавров только и смог понять, что «кондиционера» в данный момент «не очень хотеть работать», но хоть какой-то комфорт это устройство ему, уверял тот, все же обеспечит. Придя в номер и включив свет, Андрей понял, что проблемный «кондиционера», действительно, работал через пень-колоду. Температура в комнате лишь немногим отличалась от уличной. Благо москитов ухитрилось проникнуть в номер не слишком много.

Не столько отоспавшись в течение невыносимо-томительной ночи, сколько отмучившись, после завтрака в гостиничном кафе Лавров отправился в вояж по местным учреждениям и ведомствам, чтобы получить визу по факту прибытия и аккредитацию при структурах центральной сомалийской, условно говоря, власти.

Полчаса спустя, решительным шагом он вошел в офис департамента, ведающего прибытием и перемещением по стране (ну или хотя бы той ее части, что контролируется официальными структурами) иностранцев. Важный, сытый господин чиновник, одетый в соответствии с нормами радикального ислама, всего лишь заглянув в паспорт, в котором «случайно затерялась» стодолларовая бумажка, без лишних слов шлепнул в него визу и даже пожелал, просияв необычайно приветливой улыбкой, «успехов господину журналисту на гостеприимной земле Сомало».

В департаменте, ведающем средствами массовой коммуникации, получить аккредитацию оказалось не сложнее, чем визу – за все те же сто баксов. Выйдя из несколько помпезного чиновного офиса, Андрей зашагал по раскаленной, невыносимо душной улице, стараясь придерживаться куцей тени крон тропических деревьев, среди которых преобладали высоченные пальмы, возносящиеся в небо подчас на многие десятки метров. Но от солнца, льющего ярко-желтый жар своих ослепительных лучей прямо из зенита, спасения не было даже в пятачках тени, отбрасываемой широколистными, зелеными «зонтиками» пальм.

Поминутно утирая пот платком, Лавров чувствовал себя в банной парилке, куда любитель попариться, игнорируя интересы и вкусы всех прочих, избыточно щедро поддал парку. Андрей перед отъездом успел прочитать кое-что о климате в Сомали и знал, что в Могадишо, находящемся на берегу океана, климат, будучи морским, несколько мягче, чем на удаленных от океана территориях. Тогда какой же сейчас жар мог быть где-нибудь в саванне? Наверняка самое настоящее адское пекло…

Войдя в душный холл, Лавров испытал некоторое облегчение – все же находиться под прямым прицелом испепеляющих солнечных лучей было труднее. Портье при его появлении выжидающе замер за своей стойкой. Андрей достал паспорт и показал ему визу, что сразу же привело портье в благодушное расположение духа – теперь никаких осложнений с новым постояльцем быть не могло.

В этот момент со второго этажа в холл спустился высокий, стройный, молодой брюнет с широкими плечами, безусловно европеец, и, скорее всего, француз. Увидев Лаврова, незнакомец остановился и вежливо поздоровался.

– …Месье, мне сказали, что вы из Франции? – приятельски улыбаясь, спросил он на своем родном языке.

Не будучи кондовым полиглотом – в школе Андрей учил немецкий, который благодаря соседу по парте Гошке Бусману знал не хуже иного немца, в училище штудировал английский, затем, уже во время службы, немного изучал французский, испанский и арабский, – он сразу же понял, что того интересует.

– Добрый день, месье, – явил вежливость и Андрей. – Да, действительно, я из Франции. Но, вообще-то, я русский. Во Франции живу меньше года. А вы здесь давно? – сообщил он на весьма сложной англо-французской смеси.

– Не очень… Я представляю информагентство «Франс Пресс». А вы тоже журналист? – сообразив, что его собеседник гораздо сильнее в английском, по-английски заговорил и француз.

– Уи… – радостно улыбнулся Лавров, в душе кляня случай, который столь неудачно свел его с представителем французской прессы. – Я с некоторых пор работаю в агентстве «Нувель де Марсель».

– Наслышан… – одобрительно кивнул тот. – Агентство не из глобальных, но задиристое. Я смотрю, у него и корреспонденты под стать… – он указал взглядом на крепкие бицепсы Лаврова, угадывавшиеся под рукавами белой хлопковой рубашки. – Вы ходили прогуляться?

– Да… Побывал в некоторых местных ведомствах, оформил въездную визу и оформил аккредитацию при официальных структурах власти.

– Хм… – усмехнулся француз. – Знаете, эти структуры власти не более чем кукольный театр, где заранее известно, чем закончится представление. Я по прибытии сюда тоже для проформы повалял дурака, изобразив из себя законопослушного простофилю, который верит в то, что клоуны, сидящие в правительственных дворцах, и в самом деле что-то собой представляют. А на самом деле, реальная власть в руках совсем других людей. Кое с кем из них я уже успел познакомиться. Кстати, из солидарности могу познакомить и вас – все же мы коллеги и должны помогать друг другу.

– Буду вам очень признателен, – поблагодарил за эту любезность Андрей.

В ходе дальнейшего разговора француз, назвавшийся Валери де Кассе (парень явно был из аристократов), сообщил, что в данный момент он направляется на встречу с неформальным лидером выходцев из Индии, проживающих в Могадишо. Тот пообещал дать интервью о своем видении развития политической ситуации Сомали и поведать, намерены ли представители индийской диаспоры в случае ухудшения обстановки вернуться на историческую родину.

– Если желаете – можете присоединиться, – великодушно предложил Валери. – Думаю, что материал будет очень интересным.

– С удовольствием бы… – изобразив мучительное раздумье, сокрушенно вздохнул Лавров. – Но у меня сейчас тоже намечены кое-какие неотложные дела. Что ж тут поделаешь? Как говорят в России – не судьба.

– Как пожелаете, Андрэ, – беспечно улыбнувшись, француз пожал плечами. – Если после обеда будете свободны, можем вместе заглянуть в пресс-центр местного парламента. До встречи!

Когда Валери скрылся за дверью, Андрей подошел к портье. Незаметно для охранника положив перед ним десятидолларовую бумажку, он негромко попросил:

– Вы не могли бы показать мне номер того русского мистера, которого похитили? Мне нужно всего лишь посмотреть его бумаги. Для чего это мне нужно? Видите ли, его жена перед моим отъездом просила хотя бы что-то сообщить ей о судьбе мужа. Вот я и подумал: а вдруг из его бумаг можно узнать, кто и за что его похитил?

– Вас просила Майка… Ну, жена русского мистера?.. – с сомнением взяв купюру, портье напряженно наморщил лоб. – Ну, хорошо, постараюсь вам помочь. Дверь его номера опечатана полицией. Но можно сделать так, как будто бумагу испортили грызуны. Идемте!

Они поднялись наверх, разминувшись с небедно одетой чернокожей семейной парой, которая, как успел об этом шепнуть портье, занимала один из полулюксов на третьем этаже, и подошли к двери с номером двести один. Оглядевшись по сторонам, портье концом гвоздя искусно создал видимость того, что бумажку с печатью, соединявшую дверь с притолокой, погрызли мыши. Затем он достал ключ и, открыв дверь, коротко кивнул Лаврову – входи.

Быстро осмотрев комнату, Андрей достал из платяного шкафа, стоявшего в углу, дорожную сумку и, переворошив лежащие в ней вещи, на самом дне нащупал толстую общую тетрадь, почти полностью исписанную от руки. Незаметно положив ее за пазуху, он для виду еще немного походил по комнате и, удрученно сообщив портье, что «Майке мистера» едва ли можно сообщить что-то утешительное, отправился к себе. Сочувственно воздыхающий портье поспешил закрыть двести первый номер на ключ и отправился к телефону, чтобы известить полицию о бесчинствах грызунов, посмевших покуситься на официальную бумагу.

Тетрадь, найденная Лавровым, оказалась именно тем, на что он и рассчитывал – личным дневником. Сев у окна, он раскрыл ее в самом конце, чтобы отследить хронологию событий в обратном порядке. Почерк, которым были сделаны записи, каллиграфичностью не отличался, и поэтому содержание дневника Андрей в иных местах понимал с большим трудом.

Последняя запись была сделана в конце июля, двадцать восьмого числа. Автор выражал удовлетворенность работой, проделанной их группой в Сомали, и в несколько высокопарной тональности мечтал о том моменте, когда он наконец-то ступит на родную землю. «Да, видать и впрямь мужик по дому затосковал – ишь, каким высоким слогом заговорил!» – мысленно отметил Лавров. Кроме того, Долин высказывал довольство тем, что главный период дождей – «гу», начавшийся еще в апреле, наконец-то закончился и теперь у их команды появится возможность на местах проверить правильность распределения гуманитарной помощи.

Предыдущая запись от двадцатого июля повествовала о том, что в аэропорт Могадишо прибыл кенийский самолет с русско-украинским экипажем, который доставил последний для этой ооновской команды гуманитарный груз. Повествуя о встрече с земляками, Долин не скупился на восторженные метафоры и эпитеты.

А вот еще более ранняя запись от семнадцатого июля, напротив, была пронизана сомнениями и тревогой. Долин упомянул о чьем-то телефонном звонке с угрозами в адрес всей их группы. Неизвестный на итальянском языке с явным сомалийским акцентом уведомил Долина о том, что они «работают неправильно», поскольку «не слушают правильных советов уважаемых людей», в связи с чем могут за это серьезно поплатиться.

Далее автор дневника вкратце рассказал о совещании, которое провела их группа в связи с этим звонком. Поскольку им уже угрожали и ранее, но каких-либо реальных последствий это не имело, ооновцы единогласно решили и эту угрозу проигнорировать, ограничившись лишь сообщением в соответствующий ооновский комитет и местную полицию. Тем более что ожидалось поступление последней партии «гуманитарки», распределение которой им предстояло проконтролировать, после чего они покидали страну, и им на смену должны были прибыть другие.

Дойдя до конца этого абзаца, Андрей заметил, что последние строчки написаны другими чернилами. Не фиолетовыми, как предыдущая часть записей, а синими. Скорее всего, их Долин дописал чуть позже. Разобрав «стенографию» автора, Лавров прочел следующее: «В офис сегодня заходил Омар. Говорил, что кое-кто нами очень недоволен. Значит, дело и в самом деле пахнет керосином. Хреново!»

В течение двух с лишним часов перелистав всю тетрадь, ничего такого, что могло бы представлять для ведения поисков существенный интерес, Андрей больше не обнаружил. Упоминаний о загадочном Омаре, кроме того, которое он уже видел, найти удалось всего два. Еще весной, перед началом главного периода дождей Омар помог ооновцам найти вездеход для поездок по районам, прилегающим к Могадишо. А еще, где-то уже в мае, он пытался убедить одного из французов в том, что районы, контролируемые Союзом исламских судов, куда больше нуждаются в гуманитарной помощи, нежели провинция Галмудуг, объявившая себя автономией, но, при всем том, признающая власть переходного федерального правительства Могадишо. И – все…

Информация, которую удалось добыть из дневника Долина, была сущими крохами, не дающими даже приблизительного представления о том, где и у кого в данный момент находятся похищенные ооновцы. Тем не менее Лавров был доволен и этими сведениями. В этой темной истории появилась крохотная зацепка в лице некоего Омара, который – это Андрей понял сразу же – мог быть причастен к похищению.

Спрятав дневник в свою сумку, Лавров достал телефон спутниковой связи и набрал номер генерала Федина. Услышав обрадованный возглас: «Андрей! Ты?!!», – он сообщил обо всем, что к этому моменту ему удалось разведать, заодно попросив узнать, нет ли в ооновских структурах, занимающихся Сомали, сотрудника по имени Омар. Выяснение личностей всех иных Омаров из числа местного чиновничества, духовенства и племенных вождей он взял на себя. Кроме того, Лавров попросил по дипломатическим каналам уточнить, работает ли в агентстве «Франс Пресс» сотрудник по имени Валери де Кассе и где сейчас он может находиться.

Поскольку уже настало обеденное время, Андрей спустился в гостиничное кафе. Лишь войдя в помещение, больше напоминающее не кафе, а провинциальную студенческую столовую, прямо с порога он увидел Валери. Тот сидел в углу, почти у самого кондиционера и, изящно манипулируя ножами и вилками, с аппетитом уплетал какое-то мясное блюдо. Увидев Лаврова, француз жизнерадостно заулыбался и замахал рукой, приглашая за свой столик.