Текст книги "Война уже началась"

Старший группы захвата, сержант ОМОНа с характерной кличкой Броник, пребывал в меланхолии. Сначала железная дверь, потом квартирная – хорошо, если одна и деревянная. Хоть взрывай. А уроды успеют проснуться и все, что смогут, уничтожат. И не их судить будут, а старшего лейтенанта Туманова – за нарушение неприкосновенности жилища, ст. 139-я.

– А может… – начал с умным видом Лева Губский, друг и напарник.

Какую каверзу он хотел предложить, так и не узнали. Заскрипел замок. Кто-то собирался выйти. Туманов взмолился – хоть бы из нужной квартиры…

Замок защелкнулся, и Губский показал большой палец – молитва дошла по адресу. Броник неслышно отошел за дверь, улыбнулся плотоядно. Туманов прижался к стене. Еще замок…

Отмечали, похоже, неслабо – вышедший не сразу сообразил, что веселье кончилось. Пакет выпал из ослабевшей руки, десятирублевые купюры (крупные, видать, кончились, у Окладникова были сотенные) рассыпались по бетону. Не хватило, или опохмелка пошла? Гонца, как куклу, передали вниз – омоновцам. Перевернули вверх ногами, потрясли. Броник продемонстрировал ключ – лень было Шабану дверь открыть? Или спит?

Организатор преступной группы, как выяснилось, не спал. Вякнул лениво: «Принес, Жека?» – и получил вместо ответа стволом по конопатому лицу. «Пили дружно, пили хорошо», как писал в дневнике, еше будучи наследником, невинно убиенный Николай Александрович. Целые и битые стаканы, вскрытые банки с корюшкой и ряпушкой, пивная и водочная тара… Женское тело «а натюрель» на диване – не спит и прикрыться не пытается. Неудивительно, потрепанные прелести Жанки Обходчицы всему вокзалу известны. Опер Слава приволок всхлипывающего гонца. «Сын хозяйки, Шилов Евгений Витальевич, 82-го года рождения, не работает». Теперь будет. Хозяйка, понятно, на даче клубнику поливает. Понесет витамины сыночку, а в камере отберут… Не жалко ни разу.

Туманов отзвонился в РУВД, машину обещали. По возможности. В малой комнате кололся Шилов, задавая глупые вопросы о «чистосердечном признании». Слава не возражал, заполнял протокол казенными оборотами, костеря китайскую шариковую ручку. В ванной громко приводили в чувство Шабанова – Броник перестарался и теперь оказывал первую помощь. Дай бог, не последнюю – дважды судимый Шабан наверняка пойдет в «несознанку». Не поможет: финку с красивой наборной ручкой извлекли из кармана его куртки, засунули обратно, позвали соседей в качестве понятых и снова извлекли.

– Паша, полста примешь? – поинтересовался Губский, сдирая пробку с ополовиненной бутылки «Каинского». – И чего он поперся, у них тут еще пить да пить.

– Радуйся, – отозвался Туманов, поднимая рюмку. – Где бы мы с тобой взрывчатку добывали?

– Помнишь Семенова, ветерана со справкой? – поддержал вошедший Слава. – Лев Васильевич, и мне чуть-чуть. Спасибо. Он тут неподалеку живет, на Суворова.

– Выпустили? – удивился Туманов. Года четыре назад, за день до визита «гаранта конституции», они со Славой проводили обыск у майора от инфантерии в отставке Семенова. По данным участкового, майор всему двору расписывал, как «взорвет на воздух» наймита ЦРУ. Наймита не наймита, но взорвать желание было – в зимнике обнаружили четыре самодельные тротиловые шашки, в диване – двустволку и жаканы, а в серванте – справку: о том, что майор «с момента отставки состоит на учете в районном психодиспансере». Вояку, понятно, сплавили в дурдом с наказом не выпускать, пока нового гаранта не выберут, а шашки отдали государству – все до единой. Почти.

– Нехватка персонала. – Слава выпил, выловил в банке помидорчик помоложе, аппетитно захрустел. – Монтана, мужики. Я бы такие дела каждый день раскрывал. Шило поет – заслушаешься. Заставили, убить грозили, квартиру сжечь…

– А я бы таких ублюдков с рождения давил, – отозвался Губский. – Ну теперь, слава богу, Шабан надолго сядет. Мужики, вы как насчет продолжить банкет? Я вчера заначку простреленную нашел. Есть одно национальное русское блюдо…

– Напицца, – хохотнул Слава.

Туманов качнул головой:

– Нет уж, мужики, спасибо. С вами опять надерешься до белых единорогов. Домой пойду. Спать.

Никто не спорил – заслужили. По свежим следам за ночь вычислить клиентов – это надо постараться. Пресса тоже не зевала – сообщила, что «коммерсант Юрий Окладников, сопредседатель фонда «Стабильное развитие», погиб в результате мафиозных разборок», повторяя любимую фразу начальника пресс-центра ГУВД. Хорошая в городе пресса, что ни скажут – всему верит.

Поспать, конечно, не дали: телефон исполнил что-то из «тревожной молодости» – явно межгород.

Упал будильник, пульт дистанционки, подушка, сам чуть было. Примчался Жорка из прихожей – добродушный ретривер – поучаствовать в переходе трубки от аппарата к уху хозяина. Рука уткнулась в мокрый нос, машинально отвесила щелчок.

– Паша, здравствуй… – в трубке трещало, как в печке. – Леша у тебя?

Звонила сестра из далекого города Самары. Алексей был ее старшим сыном, Туманову – племянником. Это опер, пусть уставший и не спавший, сообразил. Другое дело – чего парень забыл за три тысячи верст от дома?

– Он что, должен приехать?

– Паш, ты меня не пугай, – испугалась Ленка. – Разве он у тебя не был? А говорил…

– Стоп, – перебил Туманов. – Давай заново. Когда уехал? Номер поезда?

– Восьмого мая… Паш, я не помню номер, вагончик синенький такой, проводница Снежана, беленькая, хорошенькая такая… В два часа дня… Паша, я…

Это месяц назад. Ни хрена себе… Куда парня понесло?

– Куда и зачем?

– К вам, в командировку… То есть ему предложили работу…

– Какую работу?

– Хорошую… По специальности. От тебя недалеко. Фирма… Вспомню сейчас…. Да, вспомнила. «Ди-джей-эр Фармасьютиклз». Кажется, так. Ди-джей-эр… И адрес есть, конверт такой длинный, фирменный. Сейчас найду, подожди…

Алексей Сальников, двадцати пяти лет, дипломированный фармаколог. Скромник, умник. Пьяные драки (и убийства) в поездах пока оставим в покое и прикинем… Туманов уставился в серый холостяцкий потолок. Что первое приходит в голову? Лекарства тоже оставим в покое… «Дурь», понятно. Очень популярно. В данном случае – производство наркоты. От ханки до… Ди… этиламид…лизергиновой кислоты – так, кажется. ЛСД расшифровывается.

– Нашла. Вот, – Ленка продиктовала адрес. Записывать нечем и незачем – три квартала от собственной хрущевки, уж как-нибудь.

– Ты от него получала известия?

– Да, телеграммы. Здесь, вот…

– Читай, – ничего явного телеграммы не доказывают. Кроме одного – что о пьяных драках, опять же, вспоминать незачем. Слава богу.

– «Доехал нормально устроюсь сообщу Алексей».

– Дата какая?

– Десятое…

Все правильно, поезд два дня идет. Максимум, если не скорый. Что, зайти не мог, племянничек?

– А вторая?

– «Работаю все лучшем виде напишу Алексей». Двенадцатого отправлена…

Он не стал говорить Ленке, что лексикон не Лешкин. Ни к чему. Хотя… три года не виделись. Но, в любом случае, странно.

– Написал?

– Нет… Паша, да что случилось? – Сестра явственно всхлипнула.

«А мне откуда знать?» – ответ неправильный.

– Погоди, сестренка, не реви. Разберемся. Позвонит – скажи, чтобы мне перезвонил или зашел. Где работаю, помнит?

– Да, Паша…

– Ну и прекрасно. Ну чего ты разревелась? Запрягли парня в работу, химичит с восхода до заката, пирамидон свой штампует, а контора рядом – мало ли почему, это офис, официальный юридический адрес, а завод где угодно может быть, город огромный, – нес околесицу Туманов, гася наметившуюся истерику. – У тебя-то дома как? Рассказывай. Вадим куролесить бросил? – Тумановский зять Вадим Сальников год назад решил закодироваться (вернее, решили), причем имелись все основания предполагать, что решение серьезное.

– Да, почти не пьет, самой не верится… Паш, ты точно узнаешь?

– Конечно, Лен, не переживай на пустом месте… Все, хватит рубли мотать. Найду Лешку – позвоню. Да, стоп – он как прикинут был, мм… в смысле, одет?

– Джинсовый костюм, новый, серый…

Мятый…

– Мы у ЦУМа ему на день рождения купили… Паша, да ты правду скажи…

А правду не скажем. Не знаем… Насилу успокоив сестру и попрощавшись, Туманов нажал рычаг. Пролистал в голове пару страниц, отпустил, набрал номер.

– Резерв проводников?.. Здравствуйте. Из РУВД беспокоят, старший лейтенант Туманов. Будьте добры, посмотрите, поездная бригада…

Пока выслушивал ответ, отрешенно наблюдал, как Жорка исполняет свой коронный номер. Положил лохматую голову на простыню, уставился на хозяина почтительно и преданно. Как бы невзначай пристроил лапу на диван, выждал. Не встречая возражений, подтянул вторую, снова невзначай, снова выждал – вроде все нормально, – подтащил заднюю лапу, вцепился когтями в простыню, начал переваливать на диван немытую, нечесаную тушку. Заработал последней конечностью – еще немного, и… Осуществится заветная мечта.

– Спасибо, – Туманов со вздохом положил трубку, машинально буркнув: – На место.

Глубоко задумавшись, наблюдал, как четвероногий хитрец, испуская человеческие вздохи, с поджатыми ушами плетется в прихожую. Светка Богомолова, кассирша из «Пятерочки», навещающая Туманова через две ночи на третью, этот номер обожала всей душой, ломая Жорке кайф в самый ответственный момент. Порой жалость брала за простодушного приятеля.

Красилина Д.А.

От визита Гульки на душе остался неприятный осадок. Готовка с элементами насилия удовольствия не доставляла. Я убрала колобка в холодильник, сняла халатик и встала в позу «Журавлика» – вытянула спину, уперлась ступней правой ноги во внутреннюю часть левого бедра, отвела правое колено до упора, а глаза закрыла и принялась сохранять равновесие в течение тридцати ударов пульса. Потом приоткрыла правый глаз и посмотрела на изображение в трюмо. Лучше бы не смотрела… Но видимость успокоения появилась. Я надела халатик, выудила из шифоньерки плед и улиткой свернулась на тахте, ощущая острую потребность пошевелить мозгами. Но мысли не клеились. Вместо стройного решения перед глазами вертелась карусель: цыганка с тревожными прогнозами… беспокойство… Гулькины глаза, ждущие ответа… родная мама, никогда меня не понимавшая… Антошка со змеей… дядя Сэм, прячущий взгляд… напрасно проделанный труд… опять цыганка, опять Сизиков, строящий из себя простака, хотя никакой он не простак…

Кажется, уснула. А проснулась от страшного звука, заставившего меня похолодеть. Кто-то вставлял ключ в мою замочную скважину! Нет, это был не сон. С колотящимся сердцем я вылетела из-под пледа, на носках заметалась по комнате. Входная дверь уже изнемогала от скрипа, кто-то шаркнул через порог. Трепеща от ужаса, я отодвинула стекло серванта, схватила баллончик с «Черемухой» (сколько лет он тут!). Стоящий рядом бокал «Люминарк» брякнул о вазочку с карамельками. Я чуть не задохнулась от страха, замахала руками, а ноги мои, наоборот, парализовало, и я неуклюже работающей мельницей застыла посреди комнаты.

Визитер с удивленными глазами возник в проеме.

– Динка, ты чего семафоришь?

В голову мою ударило мощным разрядом.

– Идиот!! – закричала я, швырнула в вошедшего баллончиком и в изнеможении упала на тахту…

Пока я, скрипя зубами, приходила в себя, Ветров заварил на кухне кофе, ехидно похихикивая, притащил поднос с двумя чашечками и устроился рядышком.

– Меня неприятно удивляет твой цветущий вид, – дерзко заметила я.

Ветров продолжал хихикать.

– Сволочь, – со знанием дела продолжила я, принимая в руки дымящийся напиток.

– Давай без эпитетов. Что-то ты сегодня нервная, – оскалился Ветров, пожирая меня глазами с той же цепкостью и напором, с каковыми получасом ранее пожирал Сизиков.

Влипла, очкастая, чертыхнулась про себя я. Ну что им всем надо? От бедной, никому не нужной писательницы?

– И волосы твои… Не пойму я, какого они цвета, – вслух задумался Ветров, критично созерцая мою не так давно перекрашенную в пепел челку.

– Седые… – прохрипела я, возвращая чашку на поднос. – Ветров, откуда у тебя ключи?

Он промолчал. Но улыбнулся загадочной улыбочкой сфинкса и с интересом стал разглядывать то место, где мой экономный в плане расхода ткани халатик плавно перетекал в ноги. Последние были ничем не выдающимися, но, видимо, чем-то его заинтриговали. Решительно фыркнув, я накинула на колени плед. Ветров отвел глаза.

– Надеюсь, ты пришел не рассуждать об эксгумации старых чувств? – ядовито предположила я. – Учти, Ветров, у меня давно прошла к тебе всякая там любовь, так что не надо ворошить старые одеяла. И забудь про свое обаяние – я умею драться. А теперь гони ключи.

И высокомерно протянула ладошку. Он, как ни странно, не заворчал, а с готовностью оторвал от дивана задний карман и извлек из него два ключика, подозрительно похожих на мои. Я приблизила их к глазам. Еще как похожи. Слепочки снимаем, товарищ гэбист. Я подняла суровый взгляд. Ветров глупо улыбался, распространяя вокруг себя амбре дорогого «Кашареля». Когда-то я им восхищалась. Теперь меня трясло от него, как припадочную.

Судя по охотке, с которой Ветров расстался с ключами, у него дома имелась парочка дубликатов.

– А теперь выкладывай, зачем пришел, Ветров.

Ветров заговорил не сразу. В качестве прелюдии он вдумчиво обозрел мои волдыристые обои, пылеглот в углу, бурое пятно на потолке – горькую память о прошлогоднем потопе, подмигивающий видеодисплей и уж в завершение, дабы не выглядеть полным идиотом, вымолвил:

– У меня к тебе три дела. Три желанья.

– Нету рыбки золотой, – аукнулась я.

– Спрячь бивни. Во-первых, мне нужно забрать кое-какие вещи, которые не твои. Во-вторых, должен тебе доложить, что некоторое время не смогу выплачивать Антошкины алименты. Банк крякнул, я на мели. Возможно, вернусь в ФСБ, а возможно, нет – вопрос завис. Не психуй и не выражайся: месяца через три отдам все огулом. Перебьешься как-нибудь? Вот и умница… И третье, – Ветров приблизил ко мне свои красивые глаза и посмотрел прямо в душу. Зачесалась переносица. – Будь добра, объясни, но только честно: зачем в твою квартиру приходил Сизиков?

Некоторые считают, что любовь – скоропортящийся продукт, ее нельзя долго держать в тепле, а нужно почаще помещать в морозильную камеру или в какой-нибудь стылый вакуум. А если поблизости нет ни того, ни другого, то хотя бы периодически помешивать. Это их право. А мы (Дина Александровна) утверждаем обратное – только на тепличных почвах вырастает древо идиллического благоденствия и обоюдной любви. Проверено. За полтора года развода я действительно растеряла высокие чувства к Ветрову и была несказанно рада, что его нынешнее присутствие в подобающей упаковке меня практически не напрягает. Вот раньше – это да! Когда он объявил во всеуслышанье, что устал от моей невротичности, что такую судьбу он видел в изделии мастера Безенчука и вообще пришвартовался к другой – пусть пустышке, но воспитанной и предсказуемой, – я пережила полный распад личности. Когда отчаянным усилием воли я сложилась обратно, то обнаружила себя с Антошкой в новой квартире типовой девятиэтажки у вокзала – трижды суженной, но тоже на шестом этаже. Как потом выяснилось, это была квартира новой цыпы моего нравственного урода. А сам урод продолжал жить на старых площадях, в старом качестве, но в новом окружении. Комбинация, конечно, изящная, но, хоть убей, не пойму, какую выгоду он на ней поимел, кроме еще одной эпиталамы в свою честь. При «случайной» встрече с его юной пассией я обнаружила, что у этой отроковицы ничего нет, кроме глаз. При второй «случайной» встрече я обнаружила, что у нее нет даже глаз, поскольку коровьи гляделки навыкат – это не глаза. При третьей встрече я со злорадством отметила, что моя победительница страдает преждевременным отложением солей, имеет в голове три с половиной слова и решительно не ведает, чем лизинг отличается от минета, травести от трансвестита, а Юпитер с Юноной от «Юноны» и «Авось». На чем и успокоилась, убедив себя, что нет худа без добра, а ренегату отрыгнется. Даже пожелала ему успехов во всем и в сексе отдельно. А тем временем неплохая иномарка Ветрова отрадным образом трансформировалась в горку наличных, осевшую в моем кошельке, и смешную машинку «Оку», на которой он стал ездить (впоследствии жаловался, что, когда садится за руль этого «кабриолет-коктейля», у него возникает забавное ощущение езды на велосипеде). Он ушел из ФСБ и подрядился руководить службой безопасности коммерческого банка «Спарта», имеющего тесные связи с руководством города, а следовательно, опять же с ФСБ. Отсюда я и поняла, зачем ему пудреница на колесах. Для дураков – вот зачем. Чем он занимается в своих клоаках, я никогда не интересовалась. Он приходил два раза в месяц, справлялся о творческих достижениях, метал пироги, возился с Антошкой и, довольный собой, отчаливал, полностью уверенный, что такого папашку, как он, поискать надо. А мне, собственно, его визиты были по барабану. Влияния на Антошку он не имел, нервной дрожи во мне не генерировал – так что я взирала на него сквозь пальцы. В последний раз он появился двадцатого мая – в аккурат за день до «командировки» Антошки в Асино. Сидел молчаливо, казался каким-то усталым, задерганным. Отказался от пирогов. Думаете, я стала спрашивать, что случилось?..

– Динка, не молчи. Зачем приходил Сизиков? – настойчиво повторил Ветров.

Они охладели друг к другу задолго до нашего развода. Отношения поддерживали строго деловые, а в суть их дел я никогда не посвящалась. Но не раз в моем присутствии Ветров проходился по Сизикову живописными оборотами, кровожадно молотя кулаком по ладошке и поглядывая на дверь. Может быть, он забывал, что перед ним всего лишь я? Или намеренно?

– Тебя интересует, спала ли я с ним? – тонко усмехнулась я. А сама в этот момент думала о другом. «Интересно, – думала я. – Он выслеживал меня или Сизикова?»

– Меня интересует все, – нахально заявил Ветров.

– Ну хорошо. – Я пожала плечами. – С твоим Сизиковым я сегодня не спала. А приходил он затем, чтобы спеть Лазаря и пригласить меня на Телецкое озеро.

– Куда-куда? – Ветров остолбенело разинул рот.

– На Телецкое озеро, – отрубила я. – Вот крест божий.

Проштудировав мою честную физиономию, Ветров, очевидно, пришел к выводу, что я не вру. В связи с чем провалился в глухую задумчивость и надолго замолк. Через вечность включился:

– А зачем?

– Ты это у меня спрашиваешь? – удивилась я. – Он сказал, что уезжает в отпуск, но на Кипр рассчитывать не может, поскольку денег у него осталось всего два мешка, то есть совсем мало. Остается Телецкое озеро. Посуди сам, страна маленькая, больше некуда.

– Вот гаденыш, – Ветров восхищенно покрутил аккуратно стриженной макушкой. Вскочил и, погрузив пальцы в джинсовые карманы, стал вышагивать по комнате, как Ленин по Мавзолею.

– А в чем, собственно… – начала было я.

Но тут Ветров остановился и, уперев в меня указующий перст, выразительно прищурился.

– О чем он еще говорил?

– Больше ни о чем, – вымученно соврала я.

Не люблю, когда в меня тычут перстами. Вот, в сущности, и все. Отфыркавшись и забрав какие-то глянцевые книжки (я наивно считала их своими), Ветров удалился, практически не попрощавшись и не оставив полезных инструкций. А я долго еще сидела на тахте, безуспешно пытаясь выудить из головы хоть одну, хоть завалящую идейку.

На следующее утро мною овладела жажда деятельности. Я обзвонила пару десятков знакомых, имеющих отношение к печатному слову, и попыталась приобрести представление о конъюнктуре книжного рынка. О тщета надежд! Мнения расходились, как дороги на перепутье. Одни абоненты заводили длинную песнь из разряда «ни о чем», на середине которой приходилось их тактично прерывать, другие, напротив, вежливо интересовались, неужели мне нечем заняться, и если это так, то почему бы нам не прогуляться с данным имяреком до ближайшего «фаст-фудика» – выпить чего-нибудь доброго, а потом не сбегать на пляж, поскольку погода – самый Ташкент, а на завтра уже обещают обледенение. Лишь один из этих остряков посоветовал что-то вразумительное. Его звали Лев Хокайло, он носил огненно-рыжую бородищу и работал одним из многочисленных редакторов карманного издательства «Лира», паразитирующего на выпуске карманных русско-латинских (и наоборот) словариков. О том, почему наши с ним отношения в обозримом прошлом пару раз выходили за рамки делового эпистолярия, я распространяться не буду.

– Трудный случай, – я зримо представила, как Хокайло держит плечом трубку, одной рукой чешет бороду, а другой трогает за выпуклости сидящую у него на коленях секретаршу. – Даже не знаю, что тебе посоветовать, подружка… Ну, давай так. Первое. Приличный зэко-карате-боевик с повальным мордобитием ты не осилишь, потому что в грамотном мордобитии ты сильна, как я в орхидеях. Второе. Мировой заговор темных сил тебе аналогично не по зубам – пока допишешь, умрешь от хохота. Третье. Чего ты там бормочешь?.. А-а… Околостароверческая тема, говоришь? М-м… Знаешь, гулена, дело, конечно, хозяйское, но я бы чисто по-дружески не советовал. Во-первых, там не стреляют, во-вторых, смотри выше насчет орхидей, а в-третьих, ты из этой темы ничего не вытянешь. Скучно. А на некоторые заметочки о перерождении веры и якобы огульных оргиях в современных «таежных тупиках» ты просто наплюй. Вранье это. Никаких оргий. Они ходят в платочках, не пьют самогон, а от таких, как ты и я, дружно шарахаются. А оргии – если, конечно, имели место – проходили совсем по другому ведомству. Это игра в испорченный телефон, понимаешь? И те типы, которые этим занимаются, они не староверы. Они идиоты. Обрыднет им реализм, уходят они в тайгу, возводят фетиши из камней, а когда надоест хороводить или захотят жрать, то начинают «жарить» друг дружку, чтобы отвлечься. Вот про них и пиши, если хочешь. Но только зачем писать про идиотов? Логично? – Хокайло отдышался, сделал паузу. Уморился, бедный. – Едем дальше, пани. Шаманские обряды, дикие лохматые племена. Копья, стрелы, фигвамы… Это круто, Динка. Но глупо. Дикие племена перевелись, а шаманы сидят либо в дурдомах, либо в собственных евроофисах. Про них писать неинтересно. Это раз. Выше «Земли Санникова» ты все равно не поднимешься – это два… Так. Триллер на предмет реликтового гоминоида и безобразного динозавра, обитающего на дне озера Танцующих хариусов в Восточной Сибири, мы отметаем сразу и с удовольствием. Было. Политический детектив с выездом на таежный пикник ты не вытянешь. «Дети подземелья-2» в заваленной горной пещере – серо и негигиенично… Поиски сокровищ, зарытых покойным Данилой-мастером, – скучно. Уф-ф… Достала ты меня, Динка…

– Секты, общины… – робко вставила я.

– Ы-ы… – завыл Хокайло. – В принципе да. Кабы с умом. А вообще тема ходовая. Тут ты попала в лоб. Это, конечно, не идиоты с фетишами, гораздо серьезнее. Ведь зачастую то, что мы видим, и то, что есть в реалиях, – это небо и земля. Под внешним смирением может таиться страшная мерзость. Что мы знаем про все эти индуистские и буддистские секты, кроме их повсеместного наличия? Ну «Миссия божественного света»… Ну «Единственная религия»… «Ашрам Шамбалы»… Ну и что? Каковы истинные цели? Каковы истоки, «крыша», перспективы? Что кроется за фронтоном идолопоклонства и страсти к просветлению? Полный туман. Тысячи сект в стране, и за каждой стоит ФСБ? Не поверю. Куда им столько? А у тебя фантазия, дерзай. Пораскинь мозгами, покумекай, сооруди какое-нибудь урочище Жареного Карася в окрестностях Верхоянска, посади туда десяток глупых мальчишек, лбом бьющихся за истину, и насилуй их сколько тебе влезет. Но запомни, Динка, чтобы описывать вышеназванное благолепие, надо иметь о нем хоть какое-то представление. А не то тебя обхохочут. Кстати, ты имеешь о нем хоть какое-то представление?

– А как же, – сказала я.

– Хм, – хмыкнул Хокайло. – Сомневаюсь. Все это не твое, забудь. Бумага тоже краснеет. Впрочем, какое мне дело? Ты сегодня вечером где?

– Только не у тебя на бороде, – сказала я и повесила трубку.

Выражаясь словами незабвенной Джиллиан Андерсон, я – работающая мать-одиночка. Мне некогда бегать на сеновал.

Где-то в районе обеда, одетая в пижонское сафари цвета индиго (священного для всех иудеев) и бренча чудовищным колье из стекляруса, я вплыла в издательство «Эвридика». Грозовые тучи уже формировались. Но я-то не знала! А кабы знала – да разве позволила бы! Я бы в тот же миг помчалась на вокзал, купила бы билет до Асино и все лето просидела бы в мамином сарае, не требуя ни свободы совести, ни понимания!

– О, вы хотите поработать на заказ, Дина Александровна? – расплылся дядюшка Сэм, явно умиленный моим индиго. Он забыл, о чем мы говорили вчера.

– Так точно, хочу, – обрубая мосты за спиной, доложила я.

– Ну что ж, – дядя Сэм задумался. – Тема таежной неразберихи, безусловно, серьезная и где-то, я бы даже сказал, полезная. Не в плане витаминов, конечно, а в плане познания ярких сторон нашей многогранной жизни. Вы не боитесь, Дина Александровна, что она окажется неподъемной для ваших нежных плеч?

– Никак нет, – сказала я.

– Похвально. Я верю в вас. И не забудьте, главное требование нашего времени неизменно: остросюжетность. – Добрый дядюшка улыбнулся, как кот – сметане.

– Да, сэр, – откозыряла я…

Тем же вечером зазвонил телефон. Я как раз мокрой курицей выходила из ванной, имея на себе из одежды лишь банное полотенце, обмотанное чалмой. Ох, увидели бы эту шахиню Сизиков, Ветров и прочие и прочие…

– Вас слушают.

– Здравствуйте, – произнес приятный мужской голос.

– Здравствуйте, – сказала я, автоматически принимаясь ворошить в памяти обладателей приятных голосов.

– Это Диана Александровна?

Я посмотрела на часы. С минуты на минуту должна была разразиться новая серия про ведьму и ее жениха, и мне бы не хотелось провести этот вечер без смазливого Сережи Безрукова.

– Дина Александровна, – поправила я.

– Простите. Меня зовут Доброволин Игорь Валентинович. Я главный редактор журнала «Светлица». Вы слышали о таком журнале?

– Даже пару раз покупала, – пробормотала я.

– Надеюсь, не напрасно?

– Я тоже надеюсь… Не открывала пока, извините. Лежат где-то.

Собеседник непринужденно засмеялся.

– Небольшое введение, Дина Александровна. Наш журнал ориентирован на женскую половину нашего общества, хотя всем прочим половинам он тоже не возбраняется. Мы стараемся охватить все стороны жизни – от кулинарии до рекомендаций по приобретению океанской яхты, и от воспитания детей до воспитания их родителей. Полистайте, Дина Александровна, – вам понравится. Сто страниц увлекательного чтива фирма, что называется, гарантирует. Путешествия, криминал, интерьер, любовь, рынок услуг, отборная беллетристика – на любой вкус. В данный момент по многочисленным просьбам наших читателей мы планируем новую рубрику. «Старое в новом свете» или что-то в этом роде. Материал номер один: староверческие поселения в отдаленных уголках Сибири… «В новизнах ваших старина нам слышится…»

– Стоп, – сказала я. – Вы забыли две мелочи, Игорь Валентинович. Во-первых, откуда я знаю, что вы именно тот, за кого себя выдаете? Во-вторых, какое отношение к вашему журналу имею я?

Собеседник опять рассмеялся. Не таким уж он оказался деловитым.

– Прошу меня простить. Я упустил из виду, что вы автор детективных романов. Отвечаю по порядку. Первое: адрес нашей редакции неизменен – улица Баррикадная, девять, второй этаж. Милости просим в любое время с девяти до семнадцати. Второе: сегодня я имел продолжительную беседу с Самуилом Яковлевичем Шпульманом, по ходу которой он неоднократно упоминал ваше имя и ваши способности, а еще, извините… м-м… некоторую вашу опрометчивость. А потом я успел полистать ваши книжки. Одну бегло прочел. «Последнее суаре», кажется…

– Я поняла, – сказала я. Хорошо, не видит, как порозовела. – Продолжайте.

– Наш корреспондент побывал осенью в одном весьма небезынтересном местечке, расположенном в горах на юге Алтайского края. Это ценная находка, Дина Александровна. Поселение староверов. Оно притулилось в тесном распадке на северной оконечности Усть-Каирского кряжа. Места изумительные – природа, воздух… И от трассы Ташара – Усть-Кун к ним ведет вполне конкретная горная тропа, по которой с легкостью пройдет даже ребенок. То есть если вы запасетесь надежным спутником и строго определенным ориентиром, то часа за два…

– Подождите, – оторопела я. – Не думаете же вы…

– Я очень надеюсь, Дина Александровна. К сожалению, болезнь помешала корреспонденту завершить работу. Он схватил воспаление легких, и за ним специально прислали вертолет из Октябрьского. Есть разрозненные заметки, но они имеют лишь познавательную ценность и не годятся для публикации. Понимаете? А сейчас он не работает в нашем издании. Его перекупили пиарщики из «Полета». Такова жизнь, Дина Александровна. Одни создают имидж, другие разрушают… И вот теперь у меня к вам предложение как к бывшей журналистке. Убежден, журналисты бывшими не бывают. Итак – написать ряд репортажей – или, если угодно, очерков – о самобытности староверческой жизни на примере одного, реального поселения. Любопытные обряды, нетрадиционное мировоззрение… И просьба учесть, это не отдельная заимка, а целый городок со своими законами, снабжением, со своей инфраструктурой. У каждого жителя своя судьба, свои принципы. Сущий Клондайк, Дина Александровна!.. Я слышал, в этой среде коренные перемены в нашем большом мире восприняли довольно своеобразно. Где-то – забавно, где-то – трагично. Не сомневаюсь, вы сумеете соблюсти баланс меж тем и этим… Мы же не знаем о них! Информация скудна и отсеяна. Это даже не информация, а, извините меня, дурно сляпанный заказ. А потом ходят слухи, пересуды – о каких-то нелепых оргиях, о вражде толков… Полный бред. Вы согласны, Дина Александровна? Простите за нетактичность, но я слышал, у вас затруднения? Нельзя ли повременить с новым романом? Журнал «Светлица» – организация популярная, не из бедных, и за толковую работу платит толковые деньги. Подождите, не перебивайте… Журнал выходит раз в месяц. Если вы обеспечите нас материалом на полгода вперед – то редакция не останется в долгу. За неделю работы на месте ваш гонорар составит порядка, м-м… полутора тысяч долларов. Это не шутка. Проезд, питание – отдельно. Если вы откажетесь, естественно, мы найдем другого автора, но… знаете, нам бы не хотелось. Лично я глубоко оценил ваш стиль, наблюдательность, тонкий юмор… и был бы крайне огорчен вашим отказом. И помимо, – собеседник в третий раз засмеялся, – вам предоставляется неплохая возможность отдохнуть, не находите?

Перед глазами проплыла рыжая борода Левы Хокайло.

– Вы уверены, что речь идет о староверах? – брякнула я.

– Что, простите? – забеспокоился мужчина.

– Нет-нет, ничего, – одумалась я.

– Я не спрашиваю, согласны ли вы, Дина Александровна. Подумайте. Но, ради бога, сообщите о принятом решении в течение завтрашнего дня, хорошо? В случае положительного ответа я жду вас у себя в кабинете, и мы оформим наши с вами отношения, уж простите за каламбур. А в случае отрицательного – запишите мой телефончик…