Текст книги "Экстренное погружение"

12

«Тайгер», словно огромная дохлая рыбина, лежал на грунте в заданном районе Баренцева моря, поджидая вертолет, на котором должен был прибыть Стивенсон. Турбина была выключена, и расходившиеся на поверхности волны слегка покачивали длинный сигарообразный корпус лодки.

Ближе к 17.00 капитан дал команду оторваться от грунта и выйти на перископную глубину, чтобы осмотреть горизонт.

– Как думаешь, сможет наш компьютер засечь его? – спросил он у акустика.

– Вряд ли, сэр, – ответил Берни. – Из-под воды вряд ли.

Он протер глаза. Неплохой парень этот капитан, но, как все остальные (под остальными Берни понимал всех неакустиков на лодке), он слишком полагается на компьютер. Ни один компьютер не сможет в подводном положении выделить шум вертолета среди шума волн.

– Смотри мне, если упустишь, руль из кормы вырву, – процедил Армстронг сквозь зубы.

Ну, вот, опять виноват акустик. Разве он может все? А чуть что – сразу акустик.

Подвсплыв, лодка закачалась в приповерхностном слое. В точно назначенное время их поверхностный радар засек вертолет, который, как оса, стал кружить над водной поверхностью. Армстронг приказал поднять перископ. Как только он прильнул к окулярам, перед его глазами возникла серебристая птица, лопасти которой с яростью рубили воздух. Она была такой огромной, что Армстронг невольно отпрянул от окуляров.

– Всплытие, – приказал Армстронг. – Черт возьми! Чувствую, этот британец устроит нам кавардак на лодке…

13

Чья-то тяжелая рука легла Дроздову на плечо. Майор открыл глаза, заморгал от яркого света плафона и увидел перед собой старпома.

– Вы так сладко спали, Андрей Викторович, что жаль было будить, – жизнерадостно сказал тот. – Но мы уже здесь.

– Где здесь? – недовольно пробурчал Дроздов.

– 85 градусов тридцать семь минут северной широты и 21 градус тридцать минут восточной долготы.

– Там, где, по последним данным, находилась буровая? – Дроздов недоверчиво взглянул на часы. – Уже?

– Дурака не валяем, – скромно ответил Тяжкороб. – Командир приглашает вас подняться.

– Иду!..

Они уже приближались к центральному, когда лодку вдруг качнуло, чуть не сбив Дроздова с ног. В последнюю минуту он успел ухватиться за поручень, идущий вдоль коридора. Субмарина накренилась, точно истребитель, входящий в крутой вираж.

– Что это?

– Наверное, полынью обнаружили. Или разводье… Или окно – как хотите назовите. А может, тонкий участок ледяного поля. Теперь будем крутиться, как щенок за своим хвостом. Экипаж от этого обычно в диком восторге, особенно когда пьет кофе или хлебает щи.

Они вошли в центральный. Грубозабойщиков вместе со штурманом, низко пригнувшись, что-то внимательно изучали на столе для прокладки маршрута. Дальше к корме матрос у верхнего эхолота ровным, спокойным голосом считывал цифры толщины льда.

– Доброе утро, Андрей Викторович. – Грубозабойщиков оторвал взгляд от карты. – Похоже, что-то есть.

Тяжкороб подошел к столу и пристально уставился на экран, хотя смотреть, казалось бы, там было не на что: крохотная светящаяся точка, пробивающаяся сквозь стекло, да лист голубой миллиметровки, на котором оператор обводил карандашом след, вычерчиваемый этой точкой. В глаза бросились три красных креста, два из них совсем рядом. Как раз когда Тяжкороб, склонившись к листу, изучал карту, оператор, работавший с ледомером, громко выкрикнул:

– Есть!

Черный карандаш тут же сменился красным, и на бумаге появился четвертый крест.

– Похоже, вы правы, Владимир Анатольевич, – сказал Тяжкороб. – Только что-то уж сильно узкая.

– По-моему, тоже, – согласился Грубозабойщиков. – Но это первая щелка во льду. А чем дальше к северу, тем меньше вероятность всплыть. Надо пробовать… Скорость?

– Один узел, – доложил Ревунков.

– Малый назад, – произнес командир тихо и спокойно, как на прогулке, но тотчас один из сидящих в откидных креслах офицеров наклонился к переговорному устройству и передал в машинное:

– Лево на борт.

Грубозабойщиков пригнулся к автопрокладчику, внимательно следя за тем, как световая точка и не отрывающийся от нее карандаш двигаются назад, примерно к центру прямоугольника, образованного четырьмя красными крестиками.

– Стоп машина! – проговорил он. – Руль прямо… – и после некоторой паузы скомандовал: – Вперед помалу. Так… Стоп!

– Скорость ноль, – доложил Ревунков.

– Двадцать метров, – приказал Грубозабойщиков офицеру поста погружения. – Только потихоньку.

До центрального докатился продолжительный глухой шум. Это откачивалась вода из цистерн, чтобы удерживать лодку на ровном киле.

Помпа остановилась. Снова зашумела вода, теперь уже возвращаясь в цистерны: офицер по погружению замедлил скорость подъема. Наконец и этот звук затих.

– Стоп заполнение цистерн, – доложил офицер, наблюдающий за всплытием. – Точно двадцать метров.

– Поднять перископ, – скомандовал Грубозабойщиков.

Стоящий рядом с ним офицер взялся за рычаг над головой, послышалось шипение, под высоким давлением гидравлика выдвигала правый перископ. Преодолевая сопротивление забортной воды, тускло отсвечивающий металлический цилиндр наконец освободился полностью. Грубозабойщиков откинул зажимы и прильнул к окулярам.

– Что он там собирается разглядеть на такой глубине, да еще ночью? – спросил Дроздов у Тяжкороба.

– Совершенно темно никогда не бывает. Свет от луны и звезд все же пробивается сквозь лед, если, конечно, тот достаточно тонок.

– И какой толщины лед?

– Вопрос хороший, – отозвался Тяжкороб, – но ответ плохой. Где-то от десяти сантиметров до метра. Если десять – пройдем, как нож сквозь масло. Если метр – набьем себе шишек, – он кивнул в сторону Грубозабойщикова. – Похоже, дело швах. Видите, как он крутит верньеры? Значит, ничего не может разглядеть.

– Темно, как у негра… в подмышке, – проговорил, выпрямляясь, Грубозабойщиков. – Включить огни на корпусе и рубке. – Он снова прильнул к окулярам и через несколько секунд произнес: – Ни хрена… Попробуем видеокамеру.

На экране появилось что-то серое, размытое, неопределенное.

– При такой температуре и солености вода становится совершенно непрозрачной.

– Выключить огни, – приказал Грубозабойщиков. Экран совсем потемнел. – Включить…

Та же серая муть на экране.

– Ну что, Владимир? – Вздохнув, Грубозабойщиков повернулся к Тяжкоробу.

– Если бы мне платили за богатое воображение, – с пафосом произнес старпом, – я бы представил себе, что вижу верхнюю часть рубки вон там, в левом уголке… Хоть в жмурки играй.

– Скорее – в русскую рулетку, – возразил Грубозабойщиков с невозмутимым лицом человека, покуривающего сигару воскресным днем в кресле-качалке. – Позицию сохраняем?

– Не знаю, – Ревунков оторвал глаза от экрана. – Трудно сказать что-то наверняка.

– Симонов? – вопрос матросу у ледомера.

– Тонкий лед, товарищ командир. По-прежнему тонкий.

– Продолжайте работать. Убрать перископ… – Грубозабойщиков поднял рукоятки и повернулся к офицеру, руководившему всплытием. – Давай подъем, но осторожно, как корзину с собственными яйцами.

Снова заработали насосы. Дроздов оглядел центральный. Все были спокойны, собранны и хладнокровны. Лишь на лбу у Ревункова проступили капельки пота, а голос Симонова, монотонно повторяющего «тонкий лед, по-прежнему тонкий», звучал преувеличенно ровно и невозмутимо. Но напряженность ощущалась почти физически.

– Если подвернется какой-нибудь сталактит, острый, как игла, – объяснил Тяжкороб, – может проткнуть наш «Гепард» посередке, словно червяка.

– Двадцать метров, – доложил офицер по погружению.

– Тонкий лед, тонкий… – бубнил Симонов.

– Выключить палубные огни, освещение рубки оставить включенным, – произнес Грубозабойщиков. – Камера пусть вращается. Гидролокатор?

– Все чисто, – доложил оператор сонара. – Кругом все чисто… – И после паузы добавил: – Отставить чисто! Контакт прямо по корме!

– Как близко? – быстро уточнил Грубозабойщиков.

– Очень близко. Слишком близко.

– Лодка скачет! – резко выкрикнул офицер по погружению. – Восемнадцать, двадцать…

– Толстый лед! – тут же отозвался Симонов.

– Срочное погружение! – приказал Грубозабойщиков.

Теперь это звучало как приказ.

Дроздов почувствовал резкое повышение воздушного давления, когда командир поста погружения включил насосы и тонны забортной воды ринулись в цистерну срочного погружения. Но было слишком поздно. Раздался оглушительный грохот, удар чуть не свалил всех с ног: «Гепард» наткнулся на ледовый покров. Зазвенели стекла, свет, мигнув, погас, и субмарина камнем пошла ко дну.

– Продуть цистерну! – скомандовал командир поста.

Сжатый под большим давлением воздух с ревом ринулся в балластную емкость, но глубина все увеличивалась. При той скорости, с какой они падали вниз, им явно грозила опасность быть раздавленными давлением воды раньше, чем насосы сумеют откачать хотя бы часть принятого перед этим балласта.

Глубина увеличивалась. Сто метров, сто пятьдесят. Они продолжали падать. Никто не произнес ни слова. Застыв на месте, все не сводили глаз с указателя глубины. Всем было понятно, что «Гепард» наткнулся кормой на подводный хребет, как раз в тот момент, когда его рубка напоролась на тяжелый лед. И если в кормовой части «Гепарда» пробоина, то погружение будет продолжаться до тех пор, пока под тяжестью миллионов тонн воды лодку не расплющит как консервную банку, в мгновение ока лишив жизни всех, кто там находится.

– Сто шестьдесят метров, – громко читал офицер по погружению. – Сто шестьдесят пять… Падение замедляется! Замедляется!..

14

Заметив среди белых барашков какой-то блестящий выпуклый предмет, Стивенсон пригляделся. Очертания предмета были ему знакомы. Это был выпуклый светлячок перископа.

– Вон они! – вскрикнул майор.

Через минуту в водной глубине завиднелись очертания округлого предмета. Отсюда, сверху, лодка казалась огромной акулой с рулями-плавниками по сторонам. Затем из воды показался черный округлый нос. Какое-то время он рос в высоту, потом завис над поверхностью моря, как огромная рука, вся в космах падающей с нее воды, и наконец обрушился в воду, подняв мириады брызг. Покачавшись на волнах, лодка остановилась. Через минуту рубочная дверь открылась, и на палубе показалось несколько человек в черных костюмах.

Зависнув над лодкой в двадцати метрах, вертолет спустил вниз прочную капроновую веревку. Она опустилась прямо на палубу с нарисованным на ней большим черным крестом. Стивенсон защелкнул карабин, повис на тросе, и лебедка стала медленно разматываться.

На короткое время ему показалось, что он не попадет на черное перекрестье и опустится в море, но тут несколько пар рук протянулось к нему, отцепили от карабина и поволокли в рубочный люк, даже не дав как следует оглядеться на палубе.

Тяжелая рубочная дверь захлопнулась. Стивенсон с замиранием сердца ступил на железные ступеньки, ведущие вниз.

Чернокожий капитан в синей рубашке с короткими рукавами встретил его внизу трапа. Он протянул руку.

– Вы Стивенсон? Я Армстронг. Это здесь не пригодится.

Он указал на желтый пластиковый спасательный жилет, который майор забыл снять после спуска.

– Где русские? – вместо ответа спросил у него Стивенсон.

Армстронг сразу же обратил внимание на необыкновенное чванство британца.

– Значит, вы к нам на помощь? – Он сдержал свои чувства. – Не стану скрывать, у нас маловато места в кают-компании, но раз уж вы здесь…

– Мне не нужна кают-компания, – отрезал Стивенсон. – Вы нашли их?

– Может, перекусите, а потом поговорим?

– Некогда. – Стивенсон посмотрел на Армстронга как на надоедливого мальчишку. – Сколько прошло времени с момента отплытия «Гепарда»?

Армстронг взглянул на часы.

– Тринадцать с половиной часов…

– Вот видите. За это время они могли пройти с полтысячи миль. Значит нельзя терять ни минуты… Куда идти?

15

Достигнув двухсотметровой отметки, «Гепард» все еще продолжал погружаться. В этот момент на центральном появился коренастый матрос. Дроздов окинул его взглядом. Был он среднего роста, с широкими плечами и тяжелыми кистями рук, вытянутых по швам синей робы, синий берет блином сползал к тонким бровям. В одной руке матрос держал инструментальную сумку, в другой – пакет с лампочками корпорации «Нанопыль».

– Мать вашу, вы что тут надумали? – выругался он, словно бы обращаясь к разбитой лампочке над графопостроителем, которую тут же принялся заменять. – За каким чертом мы лезем на глубину? Помяните мое слово, добром это не кончится…

Дроздов напрягся. Он не ожидал подобной выходки со стороны простого матроса.

– Заткнись, Рукавишников. – Странно, но в голосе Грубозабойщикова не было укора; видимо, он был благодарен матросу за целительное воздействие шутки. В насыщенную тревогой атмосферу центрального поста он действительно словно бы внес струю свежего воздуха. – А не то то же самое произойдет с тобой… Держимся, Николай? – обратился командир к вахтенному.

Тот поднял палец и улыбнулся. Грубозабойщиков кивнул и, повернув к себе микрофон, спокойно проговорил:

– Говорит капитан. Доложить о повреждениях.

Тотчас ожил динамик на переборке.

– Докладывает трюмный… – Этот отсек находился как раз над машинным отделением. – Удар пришелся по обшивке в 13-м секторе. Сидим со свечами, кое-что вышло из строя. Но крыша вроде цела.

– Спасибо, Александр. Справитесь?

– Конечно!

Грубозабойщиков включил другой тумблер.

– Кормовой отсек?

– Разве нас не оторвало? – осторожно осведомился чей-то голос.

– Пока еще нет, – заверил Грубозабойщиков. – Есть что доложить, Виктор?

– Все в порядке. Только придется тащить обратно кучу грязного белья.

– Похоже, кто-то обгадился?

– Да есть тут один… – уклончиво прохрипел микрофон.

Грубозабойщиков улыбнулся и отключился. Лицо его оставалось бесстрастным, ни одной капли пота. Сам же Дроздов не отказался бы от махрового полотенца.

– Не повезло, – объяснил командир. – Надо же, как совпало: подводный хребет, которого не должно было быть, температурный перепад, где никто не мог его ожидать, и лед, который тоже подвернулся не вовремя. Не говоря уж о мутной воде, будь она неладна. Теперь надо совершить несколько кругов, обследовать полынью, учесть дрейф, ну и дадим побольше света перед новой попыткой.

Минут десять на глубине пятьдесят метров Грубозабойщиков манипулировал винтами и рулями, пока наконец не изучил очертания полыньи и не нанес их на экран. Потом приказал потихоньку всплывать.

– Тридцать метров, – начал счет офицер по погружению. – Двадцать пять…

– Толстый лед, – завел свою песню Симонов. – Толстый…

«Гепард», словно нехотя, продолжал подъем. Дроздов окончательно решил, что в следующий раз, направляясь в центральный, прихватит с собой полотенце.

– Если мы неправильно учли скорость дрейфа, – заметил Грубозабойщиков, – треснемся еще раз… – Он обернулся к Рукавишникову, который все еще возился с приборами. – На твоем месте я бы повременил, Сергей. Побереги лампочки.

– Двадцать метров, – доложил вахтенный. Его ровный голос абсолютно не соответствовал мрачному выражению лица.

– Видимость улучшается, – внезапно произнес Тяжкороб. – Смотрите…

На экране отчетливо обрисовался верхний край рубки – вода стала не такой мутной. И тут в десятке метров совершенно неожиданно показалась громадная бесформенная ледяная скала.

В балластные хлынула вода. Вахтенному не требовалось никаких приказаний. Если бы лодка продолжала, как в первый раз, всплывать, попав в слои воды иной плотности, они бы опять подпрыгнули вверх; между тем второй удар мог оказаться роковым.

– Семнадцать метров, – доложил офицер по погружению. – Подъем прекращается… – Шум воды, заполняющей цистерны, постепенно затих. – Останавливаемся…

– Шестнадцать…

– Удерживать лодку на этой глубине, – Грубозабойщиков бросил взгляд на экран. – Мы заметно дрейфуем в сторону полыньи… Надеюсь…

– Я тоже, – отозвался Тяжкороб. – Между рубкой и этим проклятым сталактитом зазор не больше двух метров.

– Маловато, – согласился Грубозабойщиков. – Симонов?

– Секунду, товарищ капитан. Не могу разобрать… Нет, понятно, – в его голосе наконец-то прорвалось волнение. – Тонкий лед!

Командир среагировал как автомат. «Стоп всплытие! Задний ход! На глубину!» Дроздов посмотрел на экран. Наискось через весь экран медленно плыла вертикальная стена льда, серым облаком заслонившая чистую воду.

– Теперь потихоньку, – сказал Грубозабойщиков. – Не торопись… Держите камеру на этой ледяной стене, потом разворот вверх.

Снова загудели насосы, откачивающие воду. Ледяная стена метрах в трех от лодки неторопливо проплыла вниз.

– Пятнадцать метров, – доложил офицер по погружению. – Четырнадцать…

– Не погоняйте, – вмешался Грубозабойщиков. – Нас больше не сносит.

– Тринадцать… – Насосы замерли, вода перестала поступать в емкости. – Двенадцать…

«Гепард» застыл, как парящий в воздухе дирижабль. Камера подняла объектив кверху, и теперь отчетливо различалась верхушка рубки и плывущая ему навстречу корка льда. Вновь забурлила вода, наполняя цистерны, рубка почти без толчка соприкоснулась со льдиной, и «Гепард» застыл в неподвижности.

– Отличная работа, – похвалил Грубозабойщиков командира поста погружения. – Теперь только слегка толкнуть плечиком. Нас сносит?

– Курс постоянный.

Грубозабойщиков кивнул. Заработали насосы, теперь уже вытесняя воду из цистерн, облегчая корабль. Время шло, вода вытекала, но ничего не происходило.

Грубозабойщиков подошел к пульту глубины и принялся изучать приборы. Дроздов с опаской ожидал, что он предпримет дальше.

– Достаточно, – сказал командир. – Иначе взлетим как воздушный шарик. Лед толще, чем мы рассчитывали. Похоже, нужен толчок. Притопи лодку примерно до двадцати метров, потом дай пузырь как следует в цистерны – и у нас все получится.

Кондиционеры перестали работать. Воздух, а вернее, то, что от него осталось, казался Дроздову густым и горячим. Он осторожно повел глазами по сторонам и убедился, что и все другие заметно страдают от недостатка воздуха, – все, кроме Грубозабойщикова. Майору оставалось только надеяться, что командир лодки помнит, во что обошлось строительство «Гепарда»: что-то около полумиллиарда. Долларов, конечно… Или пятнадцать миллиардов рублей. 15 тысяч человек могли бы за эти деньги получить где-нибудь в провинции по однокомнатной квартире. Целый город.

Тяжкороб сощурил глаза, пряча отчетливую тревогу, даже непрошибаемый Рукавишников застыл, потирая смахивающей на лопату ладонью свой выскобленный до синевы подбородок. В мертвой тишине, наступившей после слов Грубозабойщикова, раздался громкий скрежет, потом все перекрыл шум хлынувшей в цистерны воды.

Все впились глазами в экран. Вода лилась в цистерны, зазор между рубкой и льдиной расширялся. Сдерживая скорость погружения, медленно заработали насосы. По мере того, как они опускались ниже, конус света на льдине от палубного фонаря бледнел и расплывался, потом он застыл, не увеличиваясь и не уменьшаясь. Погружение прекратилось.

– Пора! – скомандовал Грубозабойщиков. – Пока нас снова не отнесло течением.

Послышалось оглушительное шипение сжатого воздуха, вытесняющего из цистерн воду. «Гепард» словно нехотя стал подвсплывать; на экране было видно, как световое пятно на льдине постепенно делается все меньше и ярче.

– Дать пузыря, – приказал Грубозабойщиков.

Готовясь к удару, Дроздов напряг мышцы, одной рукой уцепился за столик, а другой – за вентиль над головой. Лед, видимый на экране, ринулся вниз, навстречу им. Внезапно изображение запрыгало, заплясало, «Гепард» вздрогнул, завибрировал всем корпусом, несколько лампочек погасли, изображение на экране дернулось, пропало, появилось снова – рубка все еще находилась подо льдом. Потом «Гепард» судорожно взбрыкнул, накренился, палуба надавила на подошвы, как скоростной лифт при подъеме. Рубка пропала, весь экран заволокла темно-серая муть. Голосом, в котором все еще чувствовалось напряжение, командир поста погружения твердил:

– Десять метров! Десять метров!.. Мы пробились.

– Что и требовалось доказать, – негромко произнес Грубозабойщиков. – Немного терпения – и дело в шляпе.

Дроздов взглянул на этого пухленького, светловолосого коротышку с добродушным лицом – и в сотый раз удивился тому, как редко железные люди внешне похожи на самих себя.

Перестав изображать из себя героя, он достал носовой платок, вытер лицо.

– Теперь можно и погулять по льду. Давайте-ка убедимся, что держимся прочно.

Добавив еще сжатого воздуха в цистерны, офицер по погружению заявил:

– Теперь никуда не денемся, товарищ командир.

– Поднять перископ.

Снова послышалось шипение. Длинная сверкающая труба выдвинулась из колодца.

Даже не отогнув складывающиеся рукоятки, Грубозабойщиков взглянул в окуляр и выпрямился.

– Как там наверху? Прохладно?

Грубозабойщиков кивнул.

– Ничего не видно. Должно быть, пленка воды на линзах тут же замерзла… – Он снова повернулся к вахтенному: – На десяти прочно?

– На все сто!

– Ну, и прекрасно. – Грубозабойщиков взглянул на боцмана, надевавшего тяжелый овчинный тулуп. – Как насчет прогуляться, Эдик?

– Сейчас, товарищ командир… – Эдуард Тверской застегнул тулуп и добавил: – Только немного уберусь на мостике.

– Зачем? – возразил Грубозабойщиков. – Лед слишком толст; скорее всего, он развалился на крупные куски и свалился в воду.

В ушах закололо от перепада давления – открыли люк. Щелкнул еще один фиксатор, и они услышали голос боцмана в переговорной трубе:

– Наверху чисто.

– Поднять антенну, – скомандовал Грубозабойщиков. – Дмитрий, распорядись, чтобы радисты включили передатчик. Пусть стучат, пока пальцы не отвалятся… Мы останемся здесь, пока не подберем всех с буровой.

– Если на ней кто-нибудь уцелел, – бросил Дроздов.

– В том-то и дело, – согласился Грубозабойщиков, не решаясь взглянуть майору в глаза.