Текст книги "Мертвый дрейф"

Все изменилось! На судне работало освещение! Пусть не везде и не в должном накале, но стало светлее, веселее, попрятались привидения, испуганные таким развитием событий, затаились, обдумывая контрмеры. Спецназовцы двигались по проторенной дорожке – к носу судна. Перебегали от контейнера к контейнеру, всматривались, чутко водили ушами. Подмечалось что-то новенькое – застывший в центральной части потолка портальный кран, способный, перемещаясь в направляющих, охватывать все пространство трюма. Несколько лестниц, узкие площадки с перилами, тянущиеся на высоте примерно трех метров, – а за ними дверные проемы, это означало, что лабиринтов на этом судне гораздо больше, чем казалось. Не все пространство оказалось освещенным – многие лампы от старости просто отказывались работать. Но зон мрака осталось наперечет, их проходили довольно быстро. По одному закатывались на площадку, огороженную бортиком, захламленная мастерская, лестница, с которой эффектно сверзился Вадик Морозов, коридор, загроможденный гидравлическими агрегатами…

Искушение бросить гранату, прежде чем выбраться на полубак, было велико. Но выползали без фейерверка, откатывались от люка, прятались за вздыбленными листами настила…

Снаружи все оставалось по-прежнему. Дул порывистый ветер, волновался океан. Тучи разгонялись, опускались ниже, заходили, как «Мессершмитты», – временами из них что-то проливалось, но осадки были незначительными, ими с удовольствием можно было пренебречь. Обещанных островов на востоке не наблюдалось, так что если славные подводники поторопятся, то все не так уж плохо… Офицеры по-пластунски перебрались к загородке, вставали, разглядывая сумрачные реалии через прорези прицелов. За открытым пространством верхней палубы, в восьмидесяти метрах от полубака, покачивалась проржавевшая надстройка. Несколько минут они внимательно разглядывали пустые глазницы окон, выискивая в них хоть какой-либо намек на движение. Но все было чисто.

– Одни мы тут с тобой, Глеб… – шептал Никита, поводя стволом. – Совсем одни, как мамонтята на льдине… Давай звони, выкликай наших, а я прикрою, если что…

Связи не было! Глеб похолодел. Ручная радиостанция «Беркут», оснащенная спектральным шумоподавителем, с высоким КПД передатчика, оптимальная для применения в условиях пересеченной местности, – не работала! В трюме зашкаливали помехи, а когда он включил ее на палубе, в эфире воцарилась глухая кладбищенская тишина, прерываемая лишь редким поскрипыванием! Такого просто не могло быть! Несколько мгновений он недоверчиво вслушивался в эфир, проверял и перепроверял частоту, стучал окаянной железякой по ладони. Радиостанция отказывалась передавать сигнал! Он изумленно воззрился на Никиту – подчиненный слегка позеленел.

– Слушай, командир… – Слова давались ему с трудом. – А может, виновата та штука, которую мы видели в контейнере? Может, она… этот самый… генератор инфразвука, или чего там еще… Вот только не знаю, вызывает ли инфразвук радиопомехи…

– Не вызывает, – пробормотал Глеб. – Безотчетный ужас – вызывает, а вот радиопомехи – едва ли. Та штука, Никитушка, чем бы она ни являлась, была выключенной.

– Может, сломалась твоя радиостанция? – выдвинул новую гипотезу Никита.

Если и сломалась, то слишком уж невероятное совпадение. Глеб лихорадочно размышлял. Неприятности сыплются как из рога изобилия. Связи нет, «груз» утерян (возможно, бегает где-нибудь по судну), на судне посторонние с не самыми гостеприимными намерениями, и неизвестно, когда «Альба Майер» устанет от такой жизни и начнет тонуть. Плюс те самые эфемерные острова, к которым ее вроде бы сносит…

– А кому сейчас легко? – вздохнул Никита, словно прочитав его мысли.

Глеб не оставлял попыток реанимировать радиостанцию. Но дело, по всей видимости, было не в куске железа. На борту вертолета, когда он завис над палубой, тоже вышли из строя все системы (по счастью, не влияющие на летные качества), – впрочем, пилот при этом грешил на что угодно, только не на способность «Летучего голландца» выводить из строя хрупкую аппаратуру. Дай бог, что в полете снова все наладилось… Что же происходит? Судно… искрит? Стало большим аккумулятором, подавляющим любые радиосигналы?

– Командир, ты тормозишь, – подметил Никита. – Склад ума разворовали?

– Думаю, – буркнул Глеб.

– А тут хоть задумайся, – фыркнул пловец. – Тебе – страшно, мне – страшно… но решать проблему как-то надо, нет? Сколько мы тут еще просидим?

– Не получив сигнал, наши начальнички задергаются, – начал прогнозировать события Глеб. – Несколько часов они будут выжидать. Потом выдвинется субмарина, возможно, снова отправят вертолет… Продержаться семь-восемь часов, дружище, – пустяк…

– Да, сущая ерунда, – согласился Никита. – Запереться в машинном отделении, вздремнуть часиков шесть… Как-то не по-мужски, да? За это время выйдем из нейтральных вод, врежемся в какой-нибудь остров – а то и раньше потонем… Послушай, командир, – забеспокоился Никита, – глаза у тебя как-то недобро заблестели, это неспроста. С принятием безумных решений у нас, я понимаю, все в порядке? Мужиков подогнать?

– Это не безумное решение, – отрубил Глеб. – Ждать у моря погоды бессмысленно – ты прав. Можем прождать и сутки. Единственное, что мы способны сделать, – это отыскать любителя путешествовать в контейнере, если он еще жив, – и вытрясти из него всю душу. Подозреваю, он скрывается в одном из кубриков на средней палубе – неподалеку, кстати, от машинного отделения. Пойдем, капитан, не будет терять времени…

Он чувствовал, что вялотекущая «холодная война» вот-вот оборвется и начнется что-то действительно чреватое. Но у майора Дымова имелись встречные аргументы: предельная осторожность и ответная партизанская тактика. Лишь бы кто-нибудь из его людей раньше времени не спорол глупость…

И снова дорога, по которой он мог передвигаться уже вслепую. Но теперь их тропу освещали лампы дневного света, встроенные в потолок. Необходимость в фонарях временно отпала. Они почти бежали, давя разбросанные по полу обрывки кабелей. Чуть помедленнее, кони… Он пригнулся, выскальзывая на галерею, – теоретически пулю по корпусу никто не отменял. Никита, тяжело дыша, вывалился за ним. Вот так влипли! В помещении горела лишь одна очень тусклая лампочка – высоко на потолке. А ведь пятнадцать минут назад их тут горело несколько! Присели, рассыпались, схватившись за перила, – на всякий пожарный. И снова вкралось в душу чувство беспричинного ужаса – потемнело в глазах, задрожали лодыжки… Охнул Никита, падая на колени, а Глеб почувствовал, как жирный пот хлынул со лба – в таком количестве, что хоть умывайся этим потом! Соленые выделения щипали глаза, он начал яростно растирать их кулаками. Сердце бешено дубасило в грудную клетку. Сдавливало грудь, едва дышалось. «А ведь это действительно звуковые волны низкой частоты! – прозрел Глеб. – Ну, не может быть иначе, с какой стати?!»

– Ты как, командир? – прохрипел Никита, вцепляясь обеими руками в перила – а автомат повис на шее. – Ох, хреново мне что-то стало…

– Пошли… – проскрипел Глеб, – прорвемся… Надерем задницу этому засранцу, чтобы знал, как экс… кременты на нас ставить…

– Экскременты? – выплюнул Никита. – Ну, в общем… можно и так сказать…

И вдруг метнулось что-то под лестницей! Резкий стук, покатилась металлическая болванка. Задрожали перила. Глеб нашел в себе силы оторваться от перил, шагнуть на лестницу… и чуть не покатился с нее кубарем!

– Вот он, твой засранец… – хрипел Никита. – Черт, он под лестницу утек… В натуре, Глеб, не прикалывался Вадька, когда говорил, что его за ногу схватили… Ну-ка, дай-ка я туда пальну…

– Отставить, Никита…

– Да мать твою! – разозлился подчиненный. – Мы что, с ними пакт о ненападении подписали? Они тут издеваются над нами, а мы терпим, как Иисус Христос?

И тут в грузовом трюме, от которого их отделяла мастерская и узкий дверной проем, разразилась автоматная стрельба! Хлопали рваные выстрелы, трещали очереди. И на «тактичную» трескотню миниатюрных «ПП-91» наложились выстрелы из чего-то посолиднее – как бы даже не из изделий Михаила Тимофеевича Калашникова! Паника ударила в голову. Почему?! Какого черта?! Ведь люди должны находиться в машинном отделении! И он уже отринул этот надоевший страх, скатился по лестнице, хватаясь за перила, выпустил очередь под лестницу – напросились! Помчался к двери, высоко подбрасывая ноги, чтобы не запнуться о какую-нибудь хреновину. И все же Никита обскакал его – с воплем «Наших бьют! Что, уроды, настало время выйти из тени?!» вылетел за проем. Идиотом он не был, иначе не дожил бы до тридцатника, – рухнул на колени, откатился, спрыгнул в трюм, освещаемый далеко не весь, в котором где-то впереди метались сполохи выстрелов, рвали спертый воздух тугие очереди, истошно визжала женщина…

«Значит, война», – удрученно подумал Глеб, скатываясь вслед за Никитой.

Они уже держали свои сектора, рвались вперед, виляя, как зайцы, вникали в ситуацию. Автоматы Калашникова строчили от… машинного отделения, расположенного ближе к корме. А спецназовцы по какому-то нелепому стечению обстоятельств оказались посреди зала – почему они тут оказались?! По одной-единственной причине: их как-то выманили из машинного отделения, а потом ударили в спину, загнали в гущу контейнеров?

Остаток пути они ползли – пули свистели совсем близко. Не такой уж выгодной оказалась иллюминация – противник прятался в тени, перебегая по галереям (они намеренно перебили там все лампы), а залегшие в центре зала бойцы отлично освещались…

– Это мы! Не стреляйте, мужики! – кричал Никита, катясь и постреливая одиночными по метущимся в полумраке огонькам. Глеб поймал в перекрестие прицела клятую лампу над головой, поразил ее двумя пулями, прикрыл голову, когда посыпались осколки…

Представшая картина меньше всего напоминала пастораль. Бойцы укрылись за контейнерами, отстреливались «на ощупь». Крамер, вся физиономия в пороховой гари, прижался спиной к ребристому металлу, оскаленный, со сжатыми зубами, пот струился по лицу, – высовывался за угол, бил отсечками и быстро возвращался назад. В противоположном конце ряда на корточках сидел Платон, утирал шапкой пот (чего это они все вспотели?) и тоже время от времени разражался бесполезными, но очень грозными очередями. В узкой щели поперечного ряда корчилась Даша, она уткнулась носом в пол, заткнула уши, тоскливо выла. Чуть дальше в нескладной позе корячился Котов – зеленый, как крокодил, и с такой одухотворенной физиономией, словно решал дилемму – не переметнуться ли к противнику? «Нерационально, – машинально подумал Глеб, – даже если противник выиграет этот бой, какие у него перспективы? АБСОЛЮТНО никаких. Разве что быстренько прибудут добренькие дяди американцы и всех увезут в свой Диснейленд…»

Но не это больше всего ввергало в тоску. Рядом с Дашей стонал и обливался кровью Вадик Морозов! Глаза парнишки беспорядочно блуждали, он посинел от натуги. Пуля попала в верхнюю часть бедра – боль адская. Рыча от боли и обуревающих эмоций (подстрелили, черти, не может быть!), он выколупывал из патронташной сумки пакеты с бинтами, рвал зубами упаковку. Вроде не смертельное ранение – на глазок оценил Глеб. Выкарабкается. Он уже закатывался за контейнер, а пули за спиной стучали по полу, выли, рикошетили. Нормальная рабочая ситуация…

– Крамер, вы что, охренели?! – завопил он. – Что случилось?!

– Ага, это я охренел, – обиженно скривил губы боец, колотясь после очередного выстрела затылком о контейнер. – Легко тебе говорить, командир. А все, знаешь ли, побежали, и я побежал… Представь себе, сидим, никого не трогаем, поджидаем вас с Никиткой, Вадик покемарить решил – вроде в вертолете приснился ему какой-то важный сон, нужно было досмотреть… И вдруг, не поверишь – стук в дверь, и мужской голос из-за двери… Нормальный такой, хорошо поставленный мужской голос: дескать, мы хотим с вами вступить в переговоры, не надо стрелять. Еще и имя свое назвал: профессор… не помню. То ли Адомайтис, то ли Дюссельдорф, хрен бы его упомнил… А эта баба, – он ткнул пальцем в рыдающую Дашу, – как услышала этот голос, так сама не своя стала – подскочила, кинулась к двери, давай ее разблокировать. Мы и моргнуть не успели, как она давай вопить: «Ах, Александр Карлович! Ах, Александр Карлович!» Мы за ней – ползала пробежали, никого нет, а потом как давай нам эти демоны в спину пулять… Не поверишь, ни одного не разглядел, только вспышки… Какого хрена они хотят этим сказать? Ты что-нибудь понимаешь?

«Не нас эти демоны хотели увидеть, не нас…» – с отчаянием думал Глеб.

– Потом размышлять будем, Юрка… – Он подлетел к Даше, схватил ее за шиворот, злой, как барракуда, чуть пощечиной не повалил! Она смотрела на него сквозь слезы, всхлипывала – рука не поднялась наказать чересчур ретивую работницу «компании-перевозчика»… Он перекатился к Вадиму.

– Ты как?

– Ох, Глеб Андреевич, спасибо, что спросили… – стонал молодой офицер, наматывая бинт поверх штанины. – Так и хочется сказать: если не меня, то кого?.. Ой, блин, как больно… Слушайте, а где тут ближайший госпиталь?

– Глеб, ты наших вызвал? – выкрикнул Платон, меняя пустой магазин. – Все в порядке? Уже летят самолеты, плывут пароходы?

Истерично захохотал где-то в стороне Никита. «Не скажу им, – подумал Глеб, – сделаем вид, что не расслышали». А Крамера допекло, и он метнул гранату! С одной стороны, отвлек товарищей от мысли о «самолетах и пароходах», с другой – окончательно свихнулся боец! Да это то же самое, что взрывать гранату в машине, зависшей над обрывом! Впрочем, чего уж теперь… Оглушительный хлопок, было слышно, как осколки вгрызаются в стены контейнера, прожирают в них дырки, рвут сталь. Сиплый вопль далеко по фронту – то ли зацепило одного из «призраков», то ли испугало. И Платону почин понравился – окончательно разучились думать товарищи офицеры! – выхватил гранату из подсумка, вырвал чеку, пустил низко-низко по полу, видимо, к дождю… И снова звенело в ушах, разлетались осколки, ударная волна носилась по проходу…

– Что, паскуды?! – истошно гоготал Платон. – Огреблись реальными п…дюлями?! Еще хотите?!

– Никита, ко мне… – зашипел Глеб, яростно жестикулируя бойцу, не знающему, чем себя занять. Тот, кажется, сообразил, предпочел не задавать вопросов. Перекатился, пользуясь минутным замешательством противника.

– Бедненькие… – захрипел он. – Больше года по морям, по волнам, как у них еще силы остались воевать?

– Ну, пойдем, пожалеем их. – Глеб показал подбородком на крайний ряд по правому борту – щель между торцами сантиметров в сорок, если хорошенько втянуть воздух, то можно протиснуться… Он выразительно кивнул моргающему Платону. Умея понимать без слов, Платон извлек очередную гранату (ладно, хуже уже не будет…), зачем-то поплевал на нее, пустил вдогонку за первой. Не успели разлететься осколки, а Глеб уже бесшумно летел через проход, втиснулся с натягом в щель – а в плечо уже давил пыхтящий Никита, подталкивал коленом, придавал ускорение…

Они вывалились в узкий проход по правому борту. Двинулись вперед, имея смутное намерение обойти противника с фланга. А в центральной части огромного зала снова разгорелась стрельба – музыку явно заказывали «Кедры». Глеб ускорился – не могли товарищи слишком долго поддерживать такой темп стрельбы…

Дымом заволокло пространство, и все же прорисовывалась по курсу изогнутая лестница, упирающаяся в огороженную площадку, и дверь непонятного назначения в самом углу. Бледное освещение, топот… Похоже, местные обитатели не выдержали напора огня – не ожидали столь яростного сопротивления и предпочли отступить. Тряслась лестница, по ней взлетали одна за другой какие-то невнятные, размытые в дыму личности. Бегущий первым распахнул дверь, пригнулся, просочился внутрь. Глеб ускорился, помчался прыжками, вскинул автомат, принялся строчить короткими очередями. Второй подпрыгнул от неожиданности, втянул голову в плечи, рухнул на колени и практически рыбкой нырнул в проем. А третий угодил под раздачу – затрясся, прошитый пулями. Его оттолкнул четвертый, выплюнул короткую очередь и кубарем перекатился через порог. Глеб с Никитой подбежали к лестнице, а свежеиспеченный покойник все еще катился по ступеням, рухнул под ноги, разбросав конечности…

Притормаживать не стали. Глеб летел, перепрыгивая через ступени, взлетел на площадку, одновременно выхватывая из подсумка гранату, метнул в черноту проема – и прижался к стене, отчаянно сигнализируя Никите, чтобы спрятал к чертовой матери свою любопытную голову! Допрыгаются они когда-нибудь с этим гранатометанием, разбередят лихо… Ударная волна вынеслась из узкого прохода, а спустя мгновение они уже рвались по задымленному коридору, светя фонарями, чихали, кашляли, строчили наобум…

И все же не успели – эти твари буквально за секунду до «бомбардировки» ушли от возмездия! Проход изгибался, дорогу, словно поваленные деревья, перегораживали оторвавшиеся трубы… и люк в конце короткого коридора захлопнулся у них под носом!

– Ушли, суки! – возмущенно взревел Никита, безотчетно выхватывая гранату. Опять двадцать пять за рыбу деньги! Глеб перехватил его руку, уже не в шутку напуганный этими непрекращающимися взрывами. Дверь порядка метр на полтора, со скругленными углами, поднятая над порогом, похожая на дверь от сейфа – гранатой такую не возьмешь, а если и возьмешь, за ней уже наготове трое автоматчиков…

Ну что ж, имелась вероятность, что из этой щели какое-то время черти не полезут. Они организованно отступали, спустились в трюм. Сражение закончилось, противник ушел, их было только четверо. Под лестницей валялся труп, немедленно ставший объектом пристального изучения. Приближаться к этому экземпляру не хотелось, он еще подрагивал, но колебания затухали, последние капли жизни вытекали из истощенного организма. Никита машинально перекрестился, а Глеб не решился, хотя оно того стоило… Эти люди действительно заслуживали жалости, как-то совестно таких убивать… От мертвеца невыносимо разило, можно представить, сколько месяцев он не мылся – питьевая вода «блокадными» порциями, до морской не дотянуться, да и со стиркой резонные трудности. Худой, поджарый, лет под сорок, до невозможности костлявый, бледно-синеватая грязная кожа, обтянувшая челюстные кости, была такой тонкой, что, казалось, могла порваться от неловкого мимического жеста. Глаза болотного цвета, вдавленные во впадины черепа, страшные мешки под глазами, волос на голове почти не осталось, только бесцветные пучки, оскаленный рот формировали больные зубы. Одежда выцвела, давно сносилась, растрескались ботинки. Серо-черная униформа без знаков различия с накладными карманами. Только автомат «АКСУ» с откидным прикладом, валяющийся рядом с мертвецом, не вызывал нареканий, блестел от смазки, казался новеньким. Глеб с ужасом смотрел в невыразительные глаза мертвеца (казалось, тому без разницы, мертвый он или живой) и начинал понимать, что напоминает данная фигура и данная ситуация. Популярный романчик времен перестройки, где все было выдумано от пролога до эпилога – верные ленинцы после смерти «вождя всех времен и народов», не согласные с линией Политбюро, погрузились в столичную канализацию и прожили в подземных катакомбах около пятидесяти лет. На поверхность не выходили, рожали детей, воспитывая их в духе радикального марксизма-ленинизма, вели пещерный образ жизни, превращаясь в живых призраков. Упертые фанатики, кожа да кости, типичные зомби с идеологической чепухой в голове, прекрасно владеющие оружием и тактикой ведения боевых действий в условиях подземелья…

– Ну, прямо молочный поросенок, блин… – процедил Никита, передергивая плечами. – Чертов кощей…

– Боюсь, он в этой местности не самый главный. Пойдем, дружище, времени нет. Будем считать, что познакомились с местной клиентурой, провели серию предварительных перестрелок…

Юрка Крамер и Платон уже колдовали над изрыгающим проклятья Вадиком. Платон резал бинт, который тот халтурно обмотал вокруг ноги, Крамер резал штанину – и оба дружно выражались, что этот «зеленый белоручка» даже перевязать себя не может, всё приходится переделывать! Обеззараживали рану, заново накладывали тугую повязку, не обращая внимания на стоны и жалобы. Местечко для попадания пуля, конечно, выбрала подходящее.

– Умираю, мужики, кончайте со мной мудохаться… – шептал, закатывая ясные глазки, Вадик. – Пипец наступает, скоро Олежке Оболенскому на том свете привет от вас передам…

– Нет уж, друг наш ситный, – угрюмо приговаривал Крамер, – в обозримом будущем ты привет Олежке передать не сможешь…

– Ну, ладно… – страдал и морщился Вадик. – Значит, позднее передам…

И начал жалобно философствовать – в том плане, дескать, что по закону жизни все кончается плохо. А если вдруг кончилось хорошо, то, значит, еще не кончилось… Глеб нетерпеливо приплясывал – нельзя оставаться в этом дерьме, уходить надо! Но куда уж с этим – «недоперевязанным»…

– Готово, ёлы-палы… – удовлетворенно обозрел получившуюся повязку Платон. – Жить будешь. Считай, что ушел от судьбы.

– Значит, не судьба, – похлопал товарища по плечу Крамер. – Прорвешься, Вадим. Скоро будешь водку пить, не подавая вида.

– Хватайте его, – встрепенулся Глеб. – Уходим в «машинку» – полагаю, это единственное место, где можно уберечься от западни.

Семь потов сошло, пока они придали Вадиму подходящее для транспортировки положение. Он рычал и отбивался, словно первоклассник, которого первый раз повели к зубному. Шустрый в деле, смекалистый боец – он оказался совершенно бессилен перед болью!

– Вам это нравится? – навис Глеб дамокловым мечом над съежившейся Дашей. На женщину было жалко смотреть – она теряла сознание от страха и стыда, зубы выбивали дробь, хорошенькое личико приобретало камуфляжную раскраску. – Это все по вашей милости, Дарья Алексеевна! Куда вас понесло, объясните на милость? Знаете, барышня, не могу избавиться от мысли, что вы напоминаете мне засланного казачка! Вас не слишком огорчит известие, что в военное время таких, как вы, расстреливали на месте – как провокаторов и подстрекателей? – Он распалялся, ломались тормоза, он довлел своей гневной массой над морально истощенной женщиной.

– Прекращайте, майор, – протестовал, спотыкаясь через слово, Котов, вступаясь за коллегу по цеху. – Как вы можете обвинять Дарью Алексеевну? Никто из нас не знал, что так закончится. Она действовала импульсивно…

– А вам я рожу сейчас начищу импульсивно! – взорвался Глеб… и с шумом выпустил пар. Неудачное время для демонстрации темных сторон души. – Ладно, Дарья Алексеевна, с вашим неугомонным усердием мы разберемся позднее. Просьба не отставать. И готовьтесь к тому, что через некоторое время вам и вашему коллеге придется все рассказать. Под словом ВСЁ я понимаю именно то, о чем вы подумали. Вранье приравнивается к даче ложных показаний… в военное время. Ну, что там у вас? – Он резко повернулся к своим товарищам, которые втроем возились с Вадиком, как с малым дитем, не зная, как к нему подступиться.

– Я сейчас, Глеб Андреевич, я уже готов… – бормотал перекошенный от боли Вадик, опираясь на плечи товарищей. – Да вы не волнуйтесь, я сейчас соберусь… и сам смогу ковылять на одной ноге…

С душераздирающим скрежетом распахнулся люк на потолке – практически над горсткой людей! И за мгновение до того, как разразилось самое страшное, Глеб проорал каким-то чужим, до упора искаженным голосом:

– А ну, кыш отсюда!!! – И добавил что-то еще, «лечебно»-матерное – но уже не помнил, поскольку катился колбаской, уходя от стучащего по полу свинца!

Ведь чувствовал, что нельзя здесь оставаться, бежать надо! Эти твари прекрасно ориентировались на собственном корабле! Потерпев фиаско, поползли по своим норам и переходам и подкараулили промешкавших «резинщиков»! И снова воздух раскалился от обилия огнедышащего свинца. Дышать было нечем от пороховой гари. Бренчали, падая на пол, отстрелянные гильзы. С воем куда-то покатилась Даша. А те, что успели рассыпаться, уже сидели на коленях и долбили по открытому люку, в черноте которого бесились яркие светлячки. Не пропадала даром многолетняя выучка. Даже ошибки исправляли оперативно. Охнуло что-то наверху, свалился с противным дребезжанием автомат. А потом в люке что-то ударилось, заскрипело… и через мгновение от черного квадрата отделилось мертвое тело, завалилось головой вперед, зацепилось за края створа «задними» конечностями, но под собственной тяжестью пробило препятствие и в наступившей тишине шмякнулось на пол – в двух шагах от истекающего кровью Вадика Морозова…

Из раскроенного черепа сгустками выдавливалась кровь и мозговая жидкость. Еще один доходяга с синим лицом и красными, как у альбиноса, глазами, – боже, как они тут все похожи… Но этот тип был никому не интересен. Люди потрясенно смотрели на Вадика, у которого две пули застряли в груди, и он был как-то непривычно тих…

Глеб орал, как ненормальный: пошли вон все отсюда! Он держал под прицелом пустой люк – слава всевышнему, что у этих чертовых вояк не было в арсенале гранат! Никита с Платоном схватили под мышки Вадима, Крамер пинками подгонял гражданских, а Глеб пятился, прикрывая отход. Желающих пострелять из люка больше не нашлось, но возня там была – впрочем, быстро прекратилась после того, как Глеб ввалил в черноту десяток пуль. Они отступали к машинному отделению, Крамер кинулся на разведку – не поселилась ли в их отсутствие какая-нибудь нечисть. Пыхтя, отдуваясь, сквернословя, словно грузчики в порту, втащили Вадима в замкнутое помещение, напичканное машинерией. Положили на тряпки… и застыли в скорбном оцепенении. Вадик был мертв – две пули угодили в хваленый кевларовый бронежилет, но это еще ладно – третья поразила шею, и шансов выжить у пацана было меньше, чем жениться на красавице Шурочке с Большой Морской улицы, которую он обхаживал три года – с тех пор, как явился молоденьким салажонком в часть после военного училища…

Крамер смертельно побледнел. Померк и отвернулся Никита. Платон неуверенно брякнул:

– А он живой или чё?.. Вот черт!.. – И заткнулся.

Слезы наворачивались и душили. Ну почему?! В мирное-то время! Вот уж чего не ожидали от этой командировки… Глеб опустился на колени, не в силах справиться с потрясением, закрыл Вадику истекающие болью глаза, провалился в ступор. Никто не виноват, его не бросили, просто так вышло, что пули отыскали именно Вадика. А остальным еще пришлось трясти оружием, отыскивать под огнем мишень…

– Теперь он точно передаст привет Олежке Оболенскому… – потерянным голосом сообщил Крамер. И грязно ругнулся через плечо, игнорируя присутствие дамы.

Бродили, как сомнамбулы, – проверяли, нет ли в машинном отделении замаскированных ловушек, неконтролируемых люков, подперли арматурой несколько подозрительных крышек. Вадика перенесли в прохладный закуток под сепаратором для очистки топлива, прикрыли тряпьем. Сидели, сбившись в кучку, без аппетита жевали пресные галеты и земляничное печенье, бог ведает как попавшее в сухой паек, запивали водой из фляжек. Неодобрительно косились на Котова, который извлек из заплечной сумки плоский вакуумный судок, достал из него бутерброды с форелью и поглощал их, отвернувшись. Жестом предложил Даше, но та лишь сглотнула и мотнула головой, наглядно давая понять, что случится с едой, если она попадет ей в желудок.

– Ну что вы смотрите? – неласково покосился Котов на спецназовцев. – Жена бутерброды сделала – в «Ашане» форель купила за триста рублей.

– Да жуйте хоть трюфель вместе со свиньей, – проворчал Глеб, – нам-то что? Надеюсь, от кальция и фосфора голова у вас окрепнет и мысль будет выражаться точно, быстро и доходчиво.

– О чем это вы? – насторожился Котов. И громко икнул, когда Глеб забрал его сумку и высыпал содержимое на пол. Перебирал какое-то белье в полиэтилене, ненужный в океане сотовый телефон, кофты, термобелье, минеральную воду, портативную рацию ICOM с потухшим экраном, которую он повертел в руках, покачал головой и бросил обратно в сумку.

– Что вы делаете? – Котов густо покраснел. – Это не ваше…

– Предпочтете, чтобы он вас сразу пристрелил? – осведомился Никита, и Котов, поперхнувшись, умолк.

Копаться в чужих вещах было не самым излюбленным занятием майора Дымова, но он был вынужден поступиться принципами. Впрочем, и в сумке Дарьи Алексеевны после тщательного осмотра не нашлось ничего интересного – за исключением аналогичной, отказывающейся работать на «Альбе Майер» рации.

– Вы довольны? – пробормотала женщина, неприязненно его разглядывая.

– Оружие есть? – в лоб осведомился Глеб.

По женским глазам он понял, что оружия у нее нет. По глазам же Котова понял обратное. Тот тоже понял, что майор спецназа все понял, тяжело вздохнул, забрался в глубокий внутренний карман штормовки и медленно извлек, держа двумя пальцами за рукоятку, относительно компактный полуавтоматический пистолет «браунинг» модели FN, производимый в Бельгии с 1910 по 1983 год. Еще раз вздохнул и положил пистолет на пол.

– Это криминал, майор? – проворчал он недружелюбно. – Вы еще спросите, есть ли у меня разрешение. Кстати, должен признаться, что я практически не представляю, как из этой штуки стрелять. Просто выдали перед поездкой – под роспись. Должен вернуть начальнику службы безопасности…

– Какая лохматая старина, – восхитился Никита.

– Нормальный пистолет, – проворчал Платон. – До сих пор народ с такими штуками бегает. Между прочим, из этого пистолета Гаврила Принцип в 1914 году шлепнул эрцгерцога Фердинанда, что и стало поводом к большой войне. Только не спрашивайте, почему я это знаю.

– Да больно надо, – проворчал Крамер, заканчивая есть и вытирая грязной ладонью губы.

– Если не возражаете, этот исторический раритет у вас временно изымается, – сообщил Глеб и сунул «браунинг» в рюкзак.

– Вы что же, полагаете… – начала Даша.

– Что с вами следует держать ухо востро, – кивнул Глеб. – Если уж вы, того не желая, становитесь причиной трагических событий, то страшно представить, что будет, если вы того пожелаете. И мне плевать, обижают вас мои слова или нет. И уясните еще раз: ситуация поменялась, поэтому любое несанкционированное действие с вашей стороны… – Он выдержал многозначительную паузу.

– И к кому-то из присутствующих подкрадется пушистый, красивый и ласковый зверь, – довольно поэтично вставил Никита. А когда женщина уставилась на него, как на последнего идиота, пояснил: – Песец. Ну, если уж совсем непонятно…

– Я поняла, – хрипло сказала женщина и уткнулась в пол. – Какие же вы мужланы, господи…

– Тот парень, что погиб по вашей вине, не был мужланом, – кровь прилила к лицу и кулакам, что было очень некстати. Глеб насилу сдерживался. – Это был воспитанный и интеллигентный молодой человек. Не заставляйте выходить из себя, Дарья Алексеевна. Мы не воюем с женщинами, но можем передумать. А теперь внимание, несколько вопросов. Кого перевозил контейнер с идентификационным номером… который вы и сами помните наизусть? В чем заслуги этого человека перед Родиной? Куда он бежал? Что за излучение работает на корабле? Следует ли опасаться вторжения извне, и если да, то кто все эти люди? Времени на подготовку, Дарья Алексеевна, у вас нет, идете отвечать сразу. Итак? – Он нависал над ней, делался жестче, страшнее, выплевывал вопросы, словно молотом стучал по свае. И даже товарищи по команде втягивали головы в плечи, отворачивались, предпочитая не видеть командира в таком убийственном состоянии.