Текст книги "Объект 623"

Сергей Зверев
Объект 623

Люди, которые ищут преступника, редко рассуждают логично. Они думают только о том, чтобы наказать.

Майн Рид. Всадник без головы

Солнце опускалось за гору Каурус, изрытую трещинами, сколами и коронованную развалинами генуэзской крепости. Блики заходящего светила рассыпались по поверхности бухты, играли в воде золотистыми красками. Местечко поражало своей природной красотой. Бухта шириной в двести метров волнообразно вгрызалась в Крымский полуостров, напоминая норвежский фьорд. В древности в этом районе проходил геологический разлом меридианного направления. С обеих сторон ее поджимали обрывистые скалы, а в самой оконечности, с западной части, подпирала каменистая гора Каурус, похожая на тушу спящего бегемота. В том месте, где обрывалась бухта, до самой вершины плато громоздились живописные скалы, а напротив горы, на восточном склоне залива, расположился небольшой, унылый и неухоженный поселок Пыштовка, по ряду причин отказавшийся от участи центра массового паломничества туристов. Невзрачные домишки сползали с каменистых террас к обломкам бетонной набережной. Зеленели сады, устремлялись в небо маковки кипарисов и долговязых пирамидальных тополей. Ближе к вершине подрастала этажность зданий, но от этого они не делались представительнее и наряднее – поселок городского типа Севастопольского района Крымской области переживал не лучшие времена.

На восточном берегу бухты было достаточно людно. У дощатого причала стояли несколько лодок и проржавевший прогулочный катер с украинским флажком над рубкой. Кучка «транзитных» туристов жалась к обломкам некогда приличной набережной и рассеянно внимала экскурсоводу. А тот живописал красоты Калабановской бухты, демонстрировал развалины генуэзской крепости и сетовал на решительную невозможность к ней приблизиться (кому охота тащиться в такую даль?). Экскурсовод смеялся: здесь все целебное – солнце, воздух и вода и даже грязь, которую в округе можно наблюдать с избытком. Туристы уже загружались в свой катер. Девчонка-старшеклассница в забавных шортиках делала последние снимки на цифровую «мыльницу». Пейзажи ей надоели, она снимала все подряд: обшарпанный причал, парочку «автомобилеподобных механизмов» на парковке, облупленные крыши, относительно приличное строение местного филиала головного севастопольского банка (какой-то «прощай-финанс»). Запечатлела местных пацанов, сидящих с кислыми минами на парапете, сложную бетонную конструкцию, сползающую в воду, рыбаков с удочками, оккупировавших каменистое побережье за парапетом. Сняла бородатого мужчину в мятой панамке и куцей штормовке – тот угрюмо смотрел на поплавок, покосился на «корреспондентку» и укоризненно покачал головой. Вытащил снасть из воды, вздохнул и принялся менять обглоданную наживку. С катера девчонку нетерпеливо окликнули – она опомнилась, засеменила к причалу, прыгнула на палубу и принялась смиренно выслушивать нарекания упитанной молодящейся женщины. Катер издал протяжный гудок, потащился задним ходом от причала и через минуту уже рассекал застывшие воды бухты, в которых никогда, даже в самый сильный шторм, не бывает волнения…

Октябрь в этот год выдался на радость. Мягкий, безветренный, с щадящим температурным фоном. Погодка на загляденье. Бултых! – один из пацанов, оседлавших парапет, свалился в воду. То ли собственная инициатива, то ли кто-то из товарищей помог. Послышались жиденькие смешки. Ныряльщик вынырнул, отфыркался, с невозмутимой миной поплыл вразмашку к сложной бетонной горке и вскоре уже выбирался на берег. Бородатый мужчина в панамке и штормовке снова неодобрительно качнул головой – никаких условий, и так ничего не клюет! Он сменил позу – пристроил удочку в пластиковую рогатину, сел на камень, вынул жестянку с крючками и грузилами и принялся в ней что-то выискивать. Мужчина выглядел не очень эстетично – какой-то помятый, неухоженный. Из-под панамки свисали спутанные седые волосы, борода торчала клочьями. Штормовка, застегнутая на все пуговицы, производила жалкое впечатление – в двадцать первом веке ее, похоже, ни разу не стирали. Рядом с мужчиной обреталась облезлая сумка-тележка, из нее торчали кусок целлофановой пленки и край садка для еще не пойманной рыбы.

Смотреть на неподвижный поплавок человеку надоело – у морских обитателей сегодня напрочь отсутствовал аппетит. Он покосился по сторонам – справа на камнях рыбачили еще двое, такие же буки и неудачники. С набережной доносился вялый смех. Со стороны поселка спускались по разбитой улочке трое мужчин – до них еще было далеко. Взгляд мужчины переместился на гору Каурус – с места, где он сидел, развалины крепости (фактически горка неинтересных булыжников) почти не просматривались. Мутнеющий солнечный диск закатывался за вершину. Взгляд рыбака сместился ниже – к подножию горы, где на узкой полосе у бухты жалось несколько строений с плоскими крышами и пустыми оконными глазницами – в них никто не жил, и смотрелись они жутковато. Он покосился влево – со стороны моря показалась лодочка с единственным человеком на борту, он лениво перебирал веслами. Черное море отсюда не просматривалось ни под каким углом – при входе в бухту скалистый берег делал несколько крутых поворотов. Снова взгляд переполз на гору. Напротив места, где он сидел, возвышались бетонные надолбы – остатки некогда внушительного причала. В нижней части горы зияло отверстие – что-то вроде пещеры. Его окружали каменные террасы, ступенчатые бетонные конструкции, изъеденные трещинами и заросшие стелющимся кустарником. Мужчина украдкой усмехнулся – умели «древние» строить, ни за что не догадаешься, что перед тобой ворота в чудо фортификационного искусства…

Солнце спряталось за гору, и подул ветерок. Приметы осени все же ощущались. Рыбак поежился – что-то стало холодать… Как бы невзначай посмотрел через плечо. Мужики, расположившиеся по соседству, уже сматывали удочки. Потянулась по домам местная юная поросль. Трое мужчин уже спустились с возвышенности, стояли кучкой на дальней стороне причала и давали прикурить друг другу. «Печально здесь, – отметил мужчина, – исконная украинская лень, помноженная на тотальное безденежье. А ведь такую Мекку могли отгрохать для туристов. Чего тут только не было в приснопамятные времена – и дворец графа Николая Апраксина, и дача актрисы Соколовой. А что осталось? Облезлая церковноприходская школа да одноклассное земское училище, заросшее бурьяном. А ведь когда-то Калабановская бухта считалась прибежищем лестригонов – великанов-людоедов из греческой мифологии, отмечались в ней тавры, скифы, римляне, греки, генуэзцы… и что осталось в итоге? Как гунны разрушили, так до сих пор в себя прийти не могут…»

Ожило переговорное устройство в ухе, замаскированное клочками волос. Завибрировал крохотный микрофон, спрятанный в бороде – будь он неладен, этот безвкусный шпионский роман… Абонентка, жаждущая общения, кокетливо покашливала.

– Алло, дорогой, ты где? – прощебетал сексуальный женский голосок.

– Очнулась, нате вам, – недовольно проворчал рыбак. – Давненько вас что-то не слышно, Лидия Максимовна, мы уж волноваться начали, переживать, где вы да как вы… «Не лежите ли в канаве с перерезанным горлом», – подумал он, но озвучивать не стал.

– Да, товарищ майор, я умею очаровательно молчать, – пропела колокольчиком старший лейтенант женского пола и тихо засмеялась. – Кстати, повторяю свой первоначальный вопрос, Глеб Андреевич, ты где, дорогой?

– Рыбачу напротив объекта, – проворчал рыболов.

– Ага, в таком случае я тебя вижу – поскольку стою высоко на горе, у здания местного банка, вокруг которого уже загораются фонарики, и вся бухта у меня как на ладони. Как дела, товарищ майор? Вы очень плохо выглядите в этой глупой панаме.

– Никак, – буркнул рыбак, косясь на приближающуюся с запада одинокую лодочку.

– Я тоже пока не родила, – охотно сообщила коллега Лидия Баклицкая. – Посочувствуй, командир, я уже три часа тупо брожу по этому богом забытому поселку – накрасилась, причесалась, исправила природные недостатки. Кушаю мороженое, пью газировку за рупь двадцать – вся такая интересная, позитивная. Тоска смертная, – фыркнула Лида. – Мне и так весь день сонно…

– Опять вчера легла спать сегодня? – посочувствовал мужчина.

– Точно, – хихикнула собеседница.

– Дружила с кем-то?

– Глупости, – фыркнула подчиненная. – Ночью дружбой не займешься, командир. Ты в курсе, что я замуж собралась?

– Да уж обмыли злые языки твои косточки… – Он невольно улыбнулся.

– Но ведь местным хахалям не объяснишь! – Она манерно начала возмущаться: – Совсем недавно один из тутошних «чебуреков» – он приклеился ко мне в кафе – упорно предлагал заняться сексом. И так подкатывал, и эдак. Мол, давай согрешим, не пожалеешь, ты приезжая, увезешь из нашего поселка самые приятные воспоминания, а потом еще и подругам будешь меня рекомендовать тоскливыми зимними вечерами. Мол, отпразднуем завершение курортного сезона. Я устала объяснять товарищу, что больше не могу – во всяком случае, сегодня. И так объясняла, и по-другому. Бесполезно, Глеб. Я всё перепробовала, но ничего не помогало. Привязался как банный лист. Проще было согласиться на его требования, чем объяснить, почему я не хочу.

– Надеюсь, он жив? – усмехнулся рыбак.

– Я тоже надеюсь, – драматично вздохнула коллега. – В пыльном садике, куда он меня отвел, его здоровому сну до утра ничто не помешает.

– Поосторожнее там, – предупредил мужчина. – По моим наблюдениям, в поселке и в бухте не все ладно. Витает здесь некое напряжение – похоже, наши командиры были в чем-то правы. Шатаются подозрительные личности, высматривают чужаков. Не к добру тихо. У входа в объект отсутствует охрана из украинских военнослужащих – а по идее, их тут должно быть не меньше дюжины.

– Охрана есть, Глеб, – немного подумав, сказала Лида. – Но эти люди без формы. Мне их сверху отчасти видно. Они сидят за бетонными обглодышами под террасой и контролируют «входные врата», а также все, что может через них проплыть. Отсюда не вижу, есть ли у них оружие – я же не орлица, чтобы все видеть. Но, думаю, есть. Остается лишь предположить, куда подевались украинские военнослужащие…

– Сколько их?

– По-моему, четверо. Убедительные парни, одеты в штатское. Два брюнета, два блондина. – Женщина не удержалась, громко зевнула. – Ладно, Глеб, не умеешь развеселить – так хоть расстрой чем-нибудь. Что тут у нас происходит?

– А я знаю? – отозвался рыболов. – Ты бы не торчала на горе истуканом, товарищ старший лейтенант. Не хочешь бродить по городку – так сядь в машину и не отсвечивай. Оставайся на связи. Как стемнеет, будем брать.

– Кого брать? – встрепенулась Лида.

– Это я к слову. Жди сигнала. Чуть шумну, хватай мешок с амуницией, надеваешь шапку-невидимку и кривой дорожкой – вниз. Ты в курсе, где наш третий друг? Такое ощущение, что он забил на службу или потерял переговорное устройство. «Или тоже лежит в канаве с перерезанным горлом», – подумал мужчина, но опять не стал говорить. Он чувствовал растущее раздражение – какой бракованный ему сегодня достался спецназ!

– Не могу знать, товарищ командир, – хмыкнула Лида. – Но на твоем месте я бы за Бориса не стала волноваться. Он, конечно, разгильдяй и бабник, но к службе относится серьезно. Ладно, командир, не буду вредничать, еще услышимся. А что касается подозрительных личностей вокруг тебя, то, окажись я на твоем месте, непременно обратила бы внимание на человека в лодочке, плывущей по бухте, и троих сомнительных мужчин, которые закончили перекуривать и в данный момент направляются в твою сторону. Будь острожен, Глеб Андреевич. Не возражаешь, если я минутку еще тут побуду?

Он чертыхнулся сквозь зубы, потянулся к удочке, вытащил по традиции обглоданного червяка. Пристроил удило на камнях и заковылял, припадая на правую ногу, к банке с червями. Опустившись на колени, он стал насаживать на крючок извивающееся тельце. Сверху выразительно кашлянули. Он поднял голову, стараясь не делать резких движений. Лида Баклицкая была права – троица выглядела сомнительно и никоим образом не тянула на местных. Мужикам было основательно за тридцать. А одному из них – плечистому, рослому, с порослью рыжеватых волос на угловатом черепе – как бы даже не за сорок. Славянские физиономии – мрачноватые, блеклые, абсолютно не переводимые. Джинсы, немаркие рубахи навыпуск (можно погадать, что под ними), а у одного из-под рубахи и расстегнутой жилетки выступала массивная золотая цепь, что было довольно странно, поскольку впечатления ярко выраженного криминального элемента тип не производил. В физиономию прочно въелось если не магистерское, то хотя бы обычное высшее образование.

Он был за старшего в компании. Трое прошли по короткому причалу, спустились с набережной и зависли у рыбака над душой. Двое поглядывали по сторонам, а любитель «большого» золота как-то скептически созерцал понурую фигуру в штормовке. Рыбак напрягся. Ладно, «пластику лица» он им сообразит, но это означает лишь проваленное задание и ничего другого. На набережной у Пыштовки становилось тихо и безлюдно. Только кто-то еще посмеивался у лодочной «парковки» в дальнем углу причала. Водитель битого «жигуленка» пытался завести мотор, помогая себе крепким словом. Бренчала цепь – существо невнятного со спины пола устраняло неисправность на китайском велосипеде. На берегу, помимо рыбака, никого не осталось. Мужчина с золотой цепью что-то негромко бросил рыжеватому здоровяку. Тот кивнул с невозмутимым видом, спрыгнул с камня и вразвалочку направился к рыбаку, который зачем-то начал насаживать на крючок второго червя – видимо, чтобы первому было не скучно. «Эх, мужики, мужики, – раздраженно думал рыболов, подмечая, что и двое других начали движение вниз, – вы даже не подозреваете, что сейчас ваши зубы и десны находятся под угрозой, как и выполнение моего задания…»

Здоровяк остановился в паре метров от воды, сплюнул сквозь пробоину в зубах, покосился на тележку, на ее обладателя, который со старческим кряхтением выпрямлял спину.

– Что, мужик, старость не радость? – ухмыльнулся здоровяк. Он был едва ли старше своего собеседника. В его речи не прослушивался ни украинский, ни южнорусский говор.

– Не говори, сынок… – прошепелявил рыбак, старательно проговаривая фрикативное «г». – Спина совсем уже покоя не дает…

– Клюет? – кивнул здоровяк на удочку, которую рыбак снова порывался забросить в воду.

– Нема сегодня рыбы, сынок, нема… Словно вымерла, подлая…

– Сам-то местный? – Громила покосился на товарищей, которые встали в стороне и делали вид, что к происходящему никак не относятся.

– А як же ж, – охотно отозвался рыбак, кивая на южную сторону поселка. – Оттуда я, с Востряковской стороны… Лет двадцать, почитай, безвылазно в Пыштовке обитаем, на улице Тюленина, дом у нас со старухой у самого синего моря… А вы откуда, парни, будете? Вроде не видал я вас тут раньше…

Здоровяк проигнорировал вопрос, приблизился к раскрытой сумке-тележке, хмуро уставился на скомканную клеенку и проржавевший проволочный садок. Нагнулся, вынул садок, запустил руку внутрь и принялся ворошить груду тряпья, мотки лески, дырявые резиновые сапоги. Рыбак напрягся, он был на грани провала, самое время бить и сматываться, пока не началось самое страшное…

– Эй, парень, ты чего это в моих вещах роешься? – забубнил он обиженно, но без особой злобы. – Чего тебе там надо? Воришка, что ли?

– Заткнись, папаша, – пробурчал крепыш. – Чего это ты так напрягся, а? А это что у нас такое? – С ухмылкой он выудил из тележки бутылку уже початой и заткнутой винной пробкой примитивной местной горилки, подбросил ее в руке и иронично уставился на рыбака. Теперь он понял, почему тот так напрягся.

– Не трожь… – взмолился рыбак. – Христом богом заклинаю, не трожь…

– Что это? – повторил здоровяк, переглядываясь с оживившимися товарищами.

– Ну, так это… – стушевался рыбак. – Как ее… бутылка с зажигательной смесью…

Здоровяк гоготнул, хмыкнули и те, что стояли поодаль.

– Ладно, не трусь, дядя, потребляй свою отраву, глядишь – подохнешь быстрее. – Мордоворот швырнул бутылку обратно в сумку, встал и брезгливо вытер руки о штаны. Копаться дальше в чужих вещах он не стал, резонно догадываясь, что может выудить такое, отчего его попросту вырвет.

– Ты что, дядя, сам с собой разговаривал? – спросил, оборвав смешок и уставившись исподлобья, обладатель золотой цепи.

– Чего это? – не понял рыбак.

– Когда мы подходили, ты сам с собой разговаривал. – Мужчина вынул из нагрудного кармана сигаретную пачку с угрозами о вреде здоровью и, не спуская глаз с рыбака, выбил сигарету. И снова все напряглось в груди, зачесался кулак.

– А с кем мне еще разговаривать? – проворчал мужчина, делая сморщенное лицо и горячо надеясь, что сумерки – достаточный повод, чтобы не увидеть микрофонное устройство в бороде. – Нет же никого… Вот вы пришли, теперь с вами разговариваю… Слушайте, люди, чего-то я вас не совсем уразумеваю, ходите тут, в чужих вещах ковыряетесь…

– Ладно, пошли. – Любитель суровых мужских украшений выбросил сигарету. Побрел наверх, остальные потянулись за ним. – Мужик, шуруй домой, нечего тут сидеть, все равно не клюет. Сделай так, чтобы через пятнадцать минут и духу твоего тут не было.

– А чего это?.. – простодушно затянул рыбак.

– Милиция, – проворчал сквозь зубы взбирающийся последним здоровяк. – Бандитов ловим. В общем, исчезни и не гунди.

Ага, конечно, так он и поверил. Очень похоже на украинскую милицию, пусть они тут все и считают себя русскими… Он почувствовал огромное облегчение. Забросил удочку, покосившись на троицу, неторопливо уходящую в южном направлении. Завелась, наконец, машина – потащилась вверх по улице, надсадно урча и стреляя ядовитым выхлопом. Забренчало, затренькало за спиной – и мимо рыбака по тропе над обрывом проволоклась нескладная девица в чудовищных шортах «колокольчиком» – сутулая, в несуразных круглых очках, с дурацкими косичками и потрепанной книгой, торчащей из рюкзачка за спиной. Девица явно не тургеневская, хотя из той же области. Она вела велосипед, держа его за руль, установить цепь девица не смогла, та безжизненно висела, тащась по пыли. Девушка печально посмотрела на одинокого рыбака, пришла к выводу, что это не тот «механик», что требуется ей в данную минуту, тяжело вздохнула, поправила очки и потащилась дальше – за троицей парней, тающих в дымке.

Вновь оживился коммуникатор в ухе. На этот раз вместо кокетливого женского покашливания звучало «суровое» мужское сопение.

– Борька? – разозлился рыбак, одновременно испытывая раздражение и облегчение.

– Кто здесь? – картинно изумился подчиненный. – Командир, ты ли это?

– Караванов, кончай придуриваться. Детский сад тут развели… Почему на связь не выходил?

– Занят был. Кстати, командир, я все видел.

– Что ты видел?

– Во-первых, я в курсе, что ты нашел занятие, интереснее, чем секс, – стало быть, рыбалку. Во-вторых, я наблюдал за твоими терками с тремя парнями, которые, хоть ты тресни, не тянут на местных. Они уже, кстати, на южной стороне поселка. Вот, гляжу, поднимаются медленно в гору…

– Ты где?

– Подними глаза, Глеб Андреевич, я как раз напротив тебя, проплываю мимо в лодочке. Тельняшка, борзый вид, все дела. Обратил внимание? Извини, я не буду махать тебе рукой и предпочту держаться от тебя подальше, ну тебя на фиг…

Рыбак всмотрелся. Утлая лодчонка, в которой находился один человек, была практически напротив него. Какой-то оборванец в засаленной тельняшке работал веслами, отдаляясь от берега, – видимо, не хотел проплывать мимо черной пещеры под горой, чтобы не вызывать подозрение у затаившейся под террасой стражи. Лодочка пошла наискосок через бухту – направляясь к дальнему углу изогнутого буквой «г» причала.

Он чуть не рассмеялся – старший лейтенант Борис Караванов в своем репертуаре.

– Ты где лодку добыл, пропащий?

– Знаешь, командир, в отличие от некоторых угрюмых солдафонов я очень коммуникабельный человек. Не украл, не выиграл в карты, просто договорился с одним добрым местным жителем. Если ты считаешь, что я тут груши околачивал антисанитарным способом, то будешь в корне неправ. Во-первых, я осмотрел второй выход с объекта, который расположен здесь же, но с другой стороны. Потрясающе, командир, никогда не догадаешься, что у тебя под носом проход в пустое тело горы. Умели строить наши деды и отцы. Там до сих пор присутствует армированная сетка, которую просто так не отдерешь, и уже с пятнадцати метров не видно никакой пещеры. Во-вторых, я выбрался из бухты и забрался на гору Каурус, что требовало терпения и альпинистских навыков. По счастью, и то и другое у меня есть…

– Зачем, Борька? Умные в гору не ходят. Ты как-то нетрадиционно ориентируешься…

– Спасибо, Глеб Андреевич. Вы так добры. Это просто личная инициатива, не взыщите. Держу пари, что, кроме входа и выхода для подводных лодок, в горе имеются как минимум несколько ходов для пеших людей. При Советском Союзе здесь трудился персонал не в одну сотню человек – они ведь внутрь горы попадали не посредством телепортации, нет?

– Ты нашел хоть один из этих ходов?

– Нет, – простодушно отозвался Борис. – Но отрицательный результат – тоже результат, хотя и уступает положительному. Зато я могу с уверенностью сказать, что на вершине горы посторонних нет, помимо нескольких хищных птиц, вьющихся кругами вокруг развалин недоразумения, именуемого здесь генуэзской крепостью. А теперь к делу. – Голос Борьки сделался серьезным. Было странно наблюдать шута горохового в лодке, который с блаженной физиономией уже пересек половину бухты и приближался к пирсу, заставленному лодочками. – Выход с объекта в море – то бишь выпускные врата – контролируется группой неизвестных, вооруженных предположительно «Кипарисами». Люди одеты в гражданское, это не желторотые юнцы из так называемой армии незалежной Украины, что по идее должны охранять объект. Солдаты пропали, это очень странно, если не сказать большего. Нынешняя стража глаза не мозолит, сидят тихо, но я их разглядел. Держу пари, Глеб Андреевич, на объекте что-то затевается, и как бы даже не сегодняшней ночью. Теперь то, что касается впускных врат…

– Там несколько аналогичных парней, – проворчал Глеб. – Укрылись за бетонными вывертышами и позировать не спешат. Их Лида разглядела со скалы над поселком. С моей позиции их не видно.

– Точно. – Борька, кажется, огорчился, что не только он добывает информацию. – Как у нее дела?

– Скучает.

Борька гоготнул.

– Так, у тебя всё? – глянув на часы, спросил Глеб.

– Ну, если тебя это заинтересует… – Караванов меланхолично вздохнул. – Четыре часа назад, когда вы все меня покинули, бог голода дернул меня зайти перекусить в одно из местных заведений. А мама в детстве, между прочим, предупреждала – никогда не разговаривай с незнакомцами и не ешь шаурмы! Ну, с первым ладно, а вот со вторым… В общем, все печально, товарищ майор. Я убью этих поваров-отравителей! Еле добежал до туалета! Знаешь, командир, одна из самых изуверских казней в мире – казнь на керамическом стуле! И ведь не будешь права качать – нельзя нам тут шуметь… В общем, через час мне стало легче, и я отправился в путь. Но пока еще действие ядовитой шаурмы не закончилось, и временами меня начинает будоражить. – Лодочка побежала резвее и вскоре пропала за кучкой аналогичных, прижавшихся к причалу. – Так что в будущем отнесись ко мне снисходительно и сильно не загружай. Ладно, Глеб Андреевич, – заторопился Борька, – обойдемся без литературных подробностей, звони в любой момент, но только не в ближайшие десять минут… Кстати, командир, – вспомнил Караванов, – я имею право на один телефонный звонок?

– Нет, – отрезал Глеб, отключил связь и принялся проглатывать смешинку.

Темнеет на юге мигом, и через несколько минут окрестности бухты заволокла сплошная мгла. Скалы превратились в нелюдимых монстров, зависших над водой. Потемнела бухта – еще недавно нарядная и живописная. Рыбак в штормовке, сдвинув на затылок надоевшую панамку, собирал свои пожитки, укладывал в тележку драный складной стульчик, всовывал элементы сборной удочки. На обломках набережной не осталось ни одной живой души, но он был вынужден изображать человека, у которого проблемы с опорно-двигательной системой. Он мучительно долго, кряхтя и постанывая, взбирался на обрыв, волоча за собой тележку, отдохнул на ровном месте, восстанавливая дыхание. Сильно припадая на правую ногу, поволок тележку вдоль бухты. Он не оглядывался. Слева вздымался в гору поселок, в домах загорались огни. Он проигнорировал две улочки, выходящие к бухте, дотащился до третьей – за ней поселок обрывался, – обогнул пышный куст магнолии, растущий на углу, и поволокся по дощатому тротуару, мимо утопающих в зелени домиков. Он по-прежнему не оборачивался. Пару минут спустя он свернул в ближайший переулочек, но дальше не пошел – прислонил тележку к столбу электропередач и высунул нос на улицу. Несколько минут он стоял неподвижно, слившись с кустом. Окончательно стемнело. За рыбаком никто не шел. Убедившись, что на данном историческом этапе его хромая личность никому не интересна, мужчина сложил ручку у тележки, вынул из нее удочку, сунул под куст. Посмотрел по сторонам, взял тележку на руки, пристроив под мышкой (она была не такая уж тяжелая), и заскользил обратно, прижимаясь к придорожным кустам.

Через некоторое время фигура, сливающаяся с темнотой, выбралась из магнолии – давно отцветшей и желтеющей, – переметнулась через тропу и стала спускаться к бухте. Гора Каурус сместилась вправо, но она была еще здесь – довлела над местностью своей облезлой «гиппопотамовой» тушей. Берег в этом квадрате был сильно изрезан, громоздились глыбы известняка. Сжимая сумку под мышкой, он спустился в крохотный заливчик, огороженный обломками скальных пород, пристроил ношу у полоски стоячей воды. В этом месте и произошло перевоплощение хромоного рыбака в работника отдела специальной разведки Черноморского флота России майора Глеба Дымова – мужчину в полном расцвете сил, еще недавно – заместителя командира 102-го отряда по борьбе с подводными диверсионными силами и средствами. Укрывшись под козырьком массивной скалы, он выкладывал ненужный садок, обрывки клеенки, тряпки, резиновые сапоги, бутылку горилки (боже упаси когда-нибудь попробовать!) – вытряхнул все лишнее, призванное заморочить голову человеку с «санкцией на обыск». Затем он начал извлекать и раскладывать все то, что имело ценность: ребризер – компактный дыхательный аппарат, включающий баллон, редуктор и маску с загубником; пару фонарей, сложенный гидрокостюм из вспененной резины с длинными рукавами и штанинами, специальную резиновую обувь – подходящую и для воды, и для суши, пояс с ножнами и кобурой. В ножнах покоился внушительный «Катран» – специальный нож боевого пловца, в кобуре – не менее специальный СПП – пятизарядный пистолет для подводной стрельбы. Он снова прислушался – тишина в округе царила нерушимая. Только где-то наверху, в глубине поселка, играла музыка, и безымянная, но очень голосистая женщина истошными визгами атаковала мужчину. На облачение ушло минуты полторы – процедура отработанная и отшлифованная. Баллон заправлен, все отлажено, подогнано, можно лишь немного стравить воздух…

Все, оставшееся от «прежней жизни», включая парик и накладную бороду, Глеб сгреб, утрамбовал в сумку и засунул глубоко под камень. Материал отработанный. Недалеко от местного сельсовета припаркована невзрачная «Нива», на которой прибыли из Севастополя спецназовцы, там нормальная одежда, липовые документы и все необходимое, чтобы после выполнения задания вернуться на базу…

Он сидел неподвижно, сливаясь со скалой. В окружающем пространстве ничего особенного не происходило. Стрекотали кузнечики далеко в кустах. Пора. Хотелось верить, что коллеги, рассредоточившиеся в разных частях бухты, уже готовы и аналогично застыли в ожидании.

Он вышел на связь:

– Вы тут?

– Всегда тут, Глеб Андреевич, – отозвался, как юный пионер, Караванов. – Невзирая на сушняк, глад и мор.

– Я тоже готова, – как-то вымученно призналась Лидия Баклицкая. – А вообще это странно, коллеги. Был невыносимо трудный день – самое время разложить постель и улечься спать, а тут некстати выясняется, что к работе мы еще не приступали.

– Гм… – выразительно сказал Глеб. В исключительных случаях он разрешал коллегам пренебрегать субординацией, не «выкать» и обращаться по именам – резонно считая, что главное в работе не щелкнуть каблуками, а сделать собственно работу. Но отдельные индивидуумы имеют удивительную способность пользоваться его добротой и беззастенчиво садиться на шею.

– Да нет, ты не думай, – поспешила исправиться Лида. – Я тоже всегда тут и всегда готова.

– Слушай, Глеб, – каким-то непривычным серьезным голосом сказал Караванов. – Мы, конечно, за тобой хоть в могилу. Но с другой стороны… В этом гадюшнике, расположенном под горой, назревает что-то, мягко говоря, незаконное, причем с привлечением большого количества вооруженных людей, которые не сами по себе банда, а, видимо, являются спецназом некоего крупного украинского чиновника… Ну, ты же знаешь, всякий уважающий себя чиновник в наше время имеет свой собственный прикормленный спецназ. А нас, сколько ни пересчитывай, всего трое, больше ни насчитаешь. Боюсь, что отцы-командиры недомудрили – нужно было посылать как минимум роту. Я это к тому, Глеб… с одной стороны, везде хорошо, где нас нет, а с другой – ты уверен, что, когда мы окажемся на объекте, нам станет хорошо?

– Во как загнул, – уважительно заметила Лида. – А в сущности, Борис Михайлович прав, Глеб Андреевич, происходит что-то не то. Ты уверен, что не нужно вызвать подкрепление?

– Подкрепления не будет, – угрюмо бросил Глеб. – Разве сам Бекшанский примчится на белой лошади, но это подкрепление весьма спорное. В общем, так, дорогие мои коллеги, ваше мнение для меня, конечно, очень важно, большое вам за это спасибо, но…

– Не пойти ли нам в задницу, – предположил Караванов.

– Да, примерно так, – согласился Глеб.

– Но все же ты постараешься не оправдать наших опасений? – натужно хихикнула Лида.

– Я сделаю все возможное, – уверил Глеб. – А теперь внимание к моим словам, товарищи офицеры. Полагаю, все готовы. Если это не так, самое время сообщить… – Он выдержал паузу, никто не сообщил. – Отлично, дорогие мои. Возможно, вы не так безнадежны, как кажетесь. Выступаем одновременно через две минуты. Двигаться по дну и ни метром выше. Преодолеваем батопорт, отмеряем от противоатомных дверей семьдесят метров – и только тогда всплываем. Повторяю, коллеги, ни метром ранее. Возможно, в том и состоит причина исчезновения высланной ранее группы – всплыли раньше времени и угодили под прицел. Интуиция мне подсказывает, что боевых пловцов у противника, если таковой, конечно, в природе существует, нет. Поэтому мы в безопасности до тех пор, пока находимся под водой. Все вчувствовались? Конец связи.