Текст книги "Жестокость и воля"

Что ожидает его сегодня?

Растеревшись полотенцем и ощутив бодрость во всем теле, Константин оделся и вышел на кухню. Он заварил себе крепчайший кофе, неторопливо выпил его, выкурил сигарету и вышел из дома.

Отловив неподалеку от дома частника на обшарпанном «жигуленке», он через десять минут приехал в свой офис.

* * *

Кооператив «Радуга» располагался в небольшом одноэтажном доме дореволюционной постройки на тихой улице почти на окраине города.

В царские времена в этом доме располагалась контора какого-то страхового общества. Со сменой власти поменялась и вывеска на скромном фасаде.

Большевики изгнали профессионалов страхового дела и расположили в особняке контору местного отделения профсоюза строительных рабочих.

В туалете конторы с тех самых пор остались две занятные надписи, которые никак не удавалось замазать, они упорно проступали сквозь слой прозрачно-зеленой водоэмульсионной краски. Одна из них гласила: «В уборной как дома». Другая: «Спускай за собой воду».

Во время войны здание немного пострадало от бомбардировки. Часть стены была разрушена, а затем восстановлена, о чем свидетельствовал кирпич разного цвета – белый и мирно соседствующий с ним красный.

После ремонта здесь разместился местный собес.

Лишь в середине восьмидесятых собес перевели в новое помещение в центре города, а много повидавший на своем веку дом стал понемногу разваливаться.

Когда Константин впервые увидел это здание, оно представляло печальное зрелище.

Обои в кабинетах свисали со стен, как банановая кожура, краска в коридорах облупилась и облезла, в прогнивших досках пола зияли громадные, как колодцы, дыры, рассохшиеся перекошенные двери жалобно скрипели под порывами ветра, беспрепятственно проникавшего сквозь разбитые окна.

Но даже постоянные сквозняки не могли избавить здание от глубоко въевшегося в стены и пол запаха мочи и фекалий. Сюда регулярно наведывалась окрестная шпана, превратившая дом в помойку.

И все-таки Константин с большим трудом добился передачи здания бывшего страхового общества на баланс кооператива «Радуга».

Городские чиновники, прекрасно зная, что власти из-за отсутствия денег никогда не смогут отремонтировать здание, грудью встали на его защиту от посягательств «жуликов-кооператоров».

На самом-то деле все они хотели только одного – получить побольше взятку.

Константину пришлось накормить целый взвод чиновников самого разного ранга, пока он наконец добился желаемого.

Ему удалось заключить договор об аренде здания на ближайшие двадцать пять лет.

Правда, надеяться, что власть будет соблюдать взятые на себя обязательства, не приходилось. Но у него теперь имелись все необходимые документы, оформленные по всем правилам.

О том, сколько денег пришлось вбухать в ремонт, нечего и говорить.

Слава богу, осталось кое-что от покойного Большакова, бывшего панфиловского шефа.

Удалось также взять небольшой кредит. И благодаря одному из знакомых матери, работавшему теперь в строительном тресте, раздобыть дефицитные стройматериалы.

Ремонт занял полгода. Но истраченные на него деньги не пошли даром. Здание сияло, как конфетка.

Подремонтированные кирпичные стены покрыли штукатуркой и выкрасили в приятный для глаза кремовый цвет. Бригада рабочих, пахавшая днем и ночью, перестелила полы, заменила всю столярку, перебелила потолки, починила металлическую крышу.

Стены оклеили дефицитнейшими югославскими обоями, в туалете появилась арабская сантехника.

И лишь в напоминание о прошлом этого здания Константин распорядился повесить над унитазом таблички с надписями: «В уборной как дома» и «Спускай за собой воду».

Правда, в первое время после ремонта комнаты пустовали. Константин никак не мог раздобыть приличную мебель.

Наконец ему удалось привезти из Москвы несколько комплектов черной офисной мебели польского производства.

Общую картину процветания удачно дополняли и японские телефонные аппараты, и новехонький тайваньский компьютер в кабинете главного бухгалтера.

Оставалось лишь несколько деталей, портивших интерьер: отечественная электрическая машинка «Ятрань», которая сломалась на второй день после покупки, и решетки на окнах кабинетов. Но без них обойтись было никак нельзя.

И все-таки временами Константин чувствовал себя в собственном кабинете не совсем уютно.

Слишком уж напоминала решетка с наружной стороны окна о тех временах, которые ему очень хотелось бы забыть.

Кроме кабинетов, в новом здании кооператива «Радуга», о чем, кстати, возвещала вывеска на фасаде, имелся небольшой склад.

Там, в подвальном помещении, находилась всякая всячина, начиная от пары десятков рулонов обоев, оставшихся после ремонта, и кончая запчастями для автомобилей кооператива.

На балансе «Радуги» находилась пара грузовиков, списанных на городском автокомбинате и купленных по дешевке как металлолом.

После капитального ремонта они вполне годились для работы. Конечно, потребовались и легковушки.

Лучшей из них считалась «Волга», на которой ездил сам председатель кооператива.

Но теперь «Волга» надолго вышла из строя, и Константину придется пользоваться «Жигулями-шестеркой», которой раньше пользовался главбух.

Чтобы пройти в свой кабинет, Константин должен миновать приемную, где находилась секретарша Жанна – высокая стройная круглолицая девушка с длинными черными волосами, легкими волнами спадавшими на плечи, и неизменной челкой на лбу.

Она пришла на работу в кооператив несколько месяцев назад. Ее рекомендовал главбух Виктор Сергеевич Шевченко, поскольку она приходилась дочерью одному из его близких друзей.

Сам Шевченко много лет проработал на различных финансовых должностях в производственной сфере.

Основательный, неторопливый, даже слегка флегматичный – полная противоположность председателю кооператива.

Невысокий ростом, с основательным брюшком, одетый в поношенный пиджак и не слишком тщательно отглаженные брюки, с абсолютно голым яйцеобразным черепом, тонкими носом и губами, он напоминал слегка повернутого на своем деле изобретателя.

Этот облик прекрасно дополняли близорукие глаза и очки с толстыми стеклами в обычной роговой оправе. Одним словом, настоящий яйцеголовый, какими их обычно представляют в голливудских фильмах о свихнувшихся профессорах.

Губы его вечно шевелились, как будто он в уме беспрерывно сводил дебет с кредитом.

Свое дело Шевченко знал великолепно, без труда ориентировался в многочисленных нормативных актах и бухгалтерских инструкциях.

Константин очень ценил своего главного бухгалтера, потому что с его помощью можно было не только обойти или перепрыгнуть весьма несовершенное пока законодательство в области финансов, но даже просочиться в щели, которые не всегда заметны даже подготовленному специалисту.

Как и всякий добросовестный бухгалтер, Шевченко не любил нарушать законы, а потому вел дела с необычайной тщательностью и дотошностью.

В общем, финансовый инспектор при всем желании не мог бы найти в бумагах кооператива «Радуга» ни единого признака криминала.

За это Панфилов щедро платил главбуху и старался всегда следовать его советам, даже если они непосредственно не касались деятельности кооператива.

Поэтому в «Радуге» и появилась Жанна Макарычева.

В школьные годы она занималась танцами в хореографической секции Дворца культуры, и ее фигура ничуть не уступала лучшим манекенщицам.

Придирчивый взгляд мог бы отметить, что у нее чуть крупноватые черты лица, но этот недостаток скрадывался не маленьким для девушки ростом – метр семьдесят семь.

Свою эффектную внешность Жанна подчеркивала смелыми декольтированными блузками и короткими юбками, а также эффектным гримом «а-ля Алла Пугачева».

На ее лице особенно выделялись пухлые чувственные губы. Обязанности секретарши она выполняла вполне профессионально: лихо работала на пишущей машинке, умело болтала с посетителями, варила отменный кофе.

О том, что Жанна Макарычева влюблена в своего шефа, в кооперативе знали все. Сам Константин не составлял исключения, но считал, что Жанна для него слишком молода. И дело даже не в разнице в годах, не такой уж большой по стандартным меркам.

Просто за плечами Константина Панфилова было уже столько всего, что порой он сам казался себе древним стариком. По-настоящему понять и принять его могла только зрелая женщина, имеющая собственное непростое прошлое. По крайней мере так думал сам Константин.

Когда он вошел в приемную, Жанна стояла возле распахнутого окна с сигаретой в руке. Это было что-то новенькое – курила она нечасто, а в приемной и вовсе никогда этим не баловалась.

– Привет, – сказал Панфилов, не закрывая за собой дверь.

Жанна торопливо выбросила в окно незатушенную сигарету и, повернувшись, тихо поздоровалась.

– Доброе утро, Константин Петрович.

Он успел заметить ее покрасневшие веки и глаза.

– Похоже, утро не у всех доброе? – сказал он. – Ты что, плохо спала?

– Нет, спала я хорошо, – она сделала безуспешную попытку улыбнуться.

– Не темни. Что стряслось?

Она немного помолчала, поправляя складки на белой блузке, потом неожиданно выпалила:

– Я все знаю.

– Что ты знаешь?

– Я знаю все, что случилось вчера возле кафе «Олимп».

– Продолжай.

– Там была перестрелка, Константин Петрович. И вас чуть не убили.

Панфилов усмехнулся.

– Кто тебе сказал?

– Подруга. Она живет рядом с «Олимпом». Она вас видела возле крыльца. Там еще было несколько трупов.

– Ну и что? – пожал плечами Константин. – Я же не стал одним из покойников.

– Вас могли убить, – упрямо твердила девушка.

По лицу у нее пошли крупные красные пятна, проступившие даже через слой макияжа.

– Да не волнуйся ты, Жанна, – попытался он успокоить ее, – я жив, здоров, и на мою жизнь никто не покушался. Кстати, откуда твоя подруга меня знает?

– Я показывала ей вас.

Панфилов чуть не закашлялся.

– Я вроде бы не похож на экспонат в музее.

Жанна предпочла промолчать и заняла свое рабочее место.

Константину хотелось сказать: «Господи, дурочка, как же ты не можешь понять, что я тебе не подхожу? Мы совершенно разные люди. Я тебе не пара. Когда-нибудь я скажу тебе об этом. Когда-нибудь, но не сейчас».

– Пожалуйста, сделай мне кофе.

– Крепкий, как обычно? – спросила она, с надеждой глянув на него.

Он поспешил отвернуться и уже через плечо бросил:

– Да.

Войдя в свой кабинет, он привычно сел за стол, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой ежедневник в кожаном переплете, раскрыл его и не без удивления обнаружил, что сегодня у него нет никаких важных дел. Обычная рутинная мелочевка.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и барабанил пальцами по черной полированной крышке стола, когда в кабинет вошла секретарша с маленьким металлическим подносом в руках.

На подносе стояла чашечка дымящегося черного кофе. Автоматически отметив про себя красоту ее фигуры, Константин сказал:

– Спасибо, Жанна.

Она поставила перед ним кофе и на секунду задержалась у стола.

– Извините, Константин Петрович, – нерешительно сказала она, – я больше не буду курить на рабочем месте.

Он махнул рукой.

– Проехали.

– Я совсем забыла вам сказать. Вчера вам звонил какой-то Василий.

– Василий? – он чуть приподнял бровь. – Фамилию не назвал?

– Назвал, но…

– Что?

– Я не помню. Я… ну, в общем, не очень хорошо себя чувствовала. Кажется, Лихачев или Пугачев.

Константин на мгновение задумался.

– Может, Трубачев?

– Да! – обрадованно воскликнула она. – Трубачев! Я думала, он по какому-нибудь деловому вопросу, и сказала, что вас нет.

– Нужно было дать мой домашний телефон.

– Я только потом сообразила.

– Он больше не звонил?

– Нет.

– Ладно, – кивнул Константин, – надеюсь, он еще объявится.

Жанна по-прежнему стояла возле стола, водя пальцем по крышке. Ни дать ни взять – нашкодивший ребенок.

– Вы на меня не сердитесь, Константин Петрович?

– За что?

– Ну я не знаю…

– Жанна, – учительским тоном сказал он, – я никогда не сержусь. Я могу только расстроиться. Не беспокойся, со мной все в порядке. Иди на свое рабочее место.

– Константин Петрович, машинка опять не работает.

– Вызови мастера, – коротко сказал он, стараясь поскорей закончить этот бессмысленный разговор.

– Сколько можно его вызывать? Зачем мы купили эту дурацкую машинку? У нее даже название дурацкое: «Я – дрянь».

– Других не было, – Константин развел руками. – Хорошо, я что-нибудь придумаю. Приобретем тебе новую пишущую машинку, импортную.

Жанна вышла из кабинета с таким видом, будто ее только что угостили конфетой.

Когда дверь за секретаршей закрылась, Константин пригубил из чашки кофе, потом резко встал из-за стола и прошелся по кабинету. На лице его появилась странная улыбка.

«Васька, – думал он, – откуда ж ты вынырнул? Пионер-герой Васек Трубачев. Это капитан Елизаров тебя так назвал. Сколько лет прошло? Шесть? Семь? Ладно, неважно. Главное, что ты живой, земляк».

* * *

Судьба свела Константина Панфилова с увальнем из подмосковной деревни Крапивино Василием Трубачевым в учебке.

Инструктор по рукопашному бою капитан Елизаров заставлял новичков-салабонов тренироваться до седьмого пота, выжимая из них все силы. И как это он тогда говорил:

– Вы все должны вернуться домой живыми. Мне не нужны чемпионы, мне нужны люди, которые смогут остаться в живых после любой передряги. Но одного умения драться для вас мало. Этому можно научиться быстро. Знаете такую поговорку: «Если зайца долго бить, можно научить курить»? Вы должны научиться не только грамотно махать руками и ногами, но и в случае необходимости зарыться в землю, работать штык-ножом и даже перегрызть противнику горло. А еще вы должны быть выносливыми, как ишаки. Летать и ездить вам придется мало, а вот пешком по горам да еще с полной экипировкой – едва ли не каждый день.

Вначале Василий Трубачев был спарринг-партнером Константина Панфилова в учебном подразделении.

После этого они оказались в составе десантно-штурмового батальона, действовавшего в Афганистане. Мало того – даже в составе одного взвода…

* * *

…В тот холодный зимний день группа из двух офицеров и десяти бойцов на вертолетах была доставлена в район одного из горных кишлаков.

Группе предстоял пятнадцатичасовой пеший марш с полной экипировкой по горам в условиях снегопада. Между прочим, полная экипировка – это полтора-два пуда вооружения, боеприпасов, мин и взрывчатки.

К утру следующего дня группа вышла в заданную точку, где предстояло выполнить порученное задание.

Базу решили не устраивать, чтобы лишний раз не рисковать.

Тщательно подготовив к бою оружие, а также снарядив минные средства, отряд выдвинулся к дороге, проходившей по дну неглубокого горного ущелья.

По сведениям разведки, полученным из агентурных источников, по этой дороге должен был пройти вьючный караван с оружием для «духов».

Дорогу заминировали проводными фугасами, а основную засаду устроили на середине склона ущелья. Гранатометчик Трубачев и снайпер Панфилов находились в трех метрах друг от друга.

Караван должен был появиться к вечеру, но сутки ожидания прошли напрасно.

Бойцы к этому времени не спали двое суток и стали вырубаться.

Снегопад прекратился еще накануне, но, очевидно, какие-то следы остались, потому что засаду обнаружила разведгруппа моджахедов.

Афганцы появились на склоне ущелья примерно на одном уровне с засадой и почти сразу же открыли огонь.

Из-за этого численность «духов» определить было трудно. Кроме автоматов и пулемета, у них имелись снайперские винтовки и ручные гранатометы.

После первого же разрыва гранаты, пущенной из афганского «РПГ», командир группы получил тяжелое ранение.

Панфилов снял гранатометчика вторым выстрелом из своей «драгунки».

Трубачев аккуратно отправлял на позиции «духов» одну гранату за другой из своего «РПГ-7».

«Духи» стали потихоньку отступать. Плотность огня с их стороны снизилась, да и прицельно стрелять им тоже не давали.

Но неожиданно к афганцам подошло подкрепление. Возможно, это появилось сопровождение каравана, а впрочем – кто его поймет.

Снова заухали ручные противотанковые гранатометы. Осколки от разорвавшихся гранат пролетали над самой головой.

Под покровом быстро спустившейся темноты группе пришлось спешно отходить.

Дорогу на дне ущелья на всякий случай взорвали. Идти старались по тем местам, где еще не намело снега, чтобы не оставлять следов.

На месте засады установили мину направленного действия.

Взрыв услышали, уже находясь на хребте, над местом засады, метрах в четырехстах от нее.

Пройдя еще два часа, решили остановиться и по радиостанции вызвать вертолет для эвакуации.

На месте сеанса связи также оставили мину направленного действия и, к своему ужасу, услышали ее разрыв спустя четверть часа.

Бойцы шли из последних сил, а ведь им приходилось еще нести раненого командира.

И тогда единственный оставшийся офицер принял решение – оставить заградительный заслон.

Требовались два добровольца. Ими стали бойцы Панфилов и Трубачев.

Несмотря на неподходящее время, вертолеты все-таки вылетели к месту эвакуации.

Но Константину и Василию пришлось сорок минут сдерживать висящих на хвосте «духов».

Хотя группа оставила им все боеприпасы, какие только возможно, экономить приходилось буквально каждый патрон.

Их спасло только появление «вертушек». Они прибыли в тот самый момент, когда боеприпасов у Василия и Константина оставалось минуты на две-три хорошего боя.

Их дождались, не бросили, но буквально в пятнадцати метрах от вертолета «духи» все-таки достали Василия.

Пуля попала ему в плечо. И последние метры до «вертушки» Константин тащил Василия на себе…

* * *

Телефонный звонок заставил Константина отвлечься от воспоминаний об афганском прошлом и снять трубку.

– Костя, ты? – послышался сквозь треск телефонной линии знакомый голос.

– Васька, откуда? Какими судьбами? – воскликнул Панфилов.

– Считай, что с того света.

– Мне передавали, что ты вчера звонил. Ты где сейчас?

– Да, в общем, недалеко. Железнодорожная, десять. Знаешь, где это?

– Найду.

– Бывшее правление жилищного кооператива. Подвальное помещение. Подходи, есть разговор.

– Добро. Ты-то сам как?

– При встрече все расскажу. Извини, долго разговаривать не могу – телефон служебный, своего пока не завел.

– Скоро буду.

Положив трубку, Константин допил уже совершенно остывший кофе и вышел из кабинета.

– Жанна, все дела оставляю на тебя. Не подведешь?

Она кисло улыбнулась.

– Постараюсь. А вы куда?

– Надо со старым другом повидаться.

– Вы сегодня еще появитесь, Константин Петрович?

– Не знаю, возможно.

Глава 10

Константин свернул во двор панельного пятиэтажного дома на Железнодорожной улице – ничем не примечательного среди сотен и тысяч подобных строений.

По тихому дворику неспешно брела одинокая старушка с мусорным ведром в руке.

Константин припарковал «Жигули», вышел из машины и обратился к старушке с вопросом:

– Где тут помещение правления жилкооператива?

– А вот оно, – она махнула рукой, – в подвале первого подъезда.

Константин потянул на себя грубо сколоченную из неструганых досок дверь и спустился по ступенькам в тесный подвал, освещенный единственной лампочкой под потолком.

Здесь находилась еще одна дверь, на которой висела табличка с надписью: «Саланг». Прочитав название, Константин едва заметно улыбнулся. Возможно, для старушки во дворе это слово ничего не значило, но те, кто хоть раз побывал на знаменитом афганском перевале, никогда его не забудут.

За дверью, обитой жестью, оказалось две комнаты. В одной, совсем маленькой, были грудой навалены пачки бумаги, пустые картонные упаковки. Из другой доносился редкий стук пишущей машинки.

Константину пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низко нависший дверной косяк.

В комнате, своими размерами и обстановкой напоминавшей камеру штрафного изолятора, за одиноким столом сидел давний армейский друг Константина Василий Трубачев и неумело, одним пальцем пытался напечатать какой-то документ.

– Здорово, пионер-герой, – широко улыбнулся Константин.

– Здорово, если не шутишь, – ответил ему улыбкой Василий.

Он отодвинул стул, наклонился и зачем-то стал шарить рукой под столом.

– Ты никак для меня цветы припас? – засмеялся Панфилов.

– Нет, – каким-то виноватым тоном произнес Трубачев, – просто без них я встать не могу.

Он вытащил из-под стола костыли и, опираясь на них, направился к Панфилову.

Улыбка сползла с лица Константина, когда он увидел пустую подвернутую штанину на месте правой ноги. Константин замер, лицо его помрачнело.

– Что? – только и смог вымолвить он.

– Первая группа инвалидности, но могло быть и хуже.

Наконец боевые товарищи обнялись, правда, Василий мог пользоваться лишь одной рукой, придерживая в другой костыли.

Всей своей внешностью Трубачев напоминал русского былинного богатыря – высокий, плечистый, с руками-кувалдами. Его прямые русые волосы были зачесаны назад, а на верхней губе красовались все те же знакомые пшеничные усы.

И душевные качества Трубачева вполне соответствовали его внешности. Может, не слишком образованный, но всегда открытый, честный и прямой. Смелости и мужества Трубачеву тоже хватало.

Такому человеку Константин мог без раздумий доверить свою собственную жизнь.

– Ты это… садись, – Василий показал на колченогий стул. – Я тоже присяду, а то мне, сам понимаешь, стоять тяжеловато.

Константин опустился на стул, достал из кармана пиджака пачку «Кэмела», протянул Василию.

– Угощайся.

– Спасибо, у меня свои.

Он достал из кармана измятую пачку «Примы», вынул сигарету, размял ее своими толстыми, как ствол ракетницы, пальцами. Они закурили.

– Где это тебя угораздило? – спросил Константин, сделав глубокую затяжку.

– Не поверишь, – Василий провел рукой по усам, – в Нагорном Карабахе.

– Твою мать, – не удержался Панфилов от восклицания, – что ж ты там делал?

– Как что? Воевал.

– А я думал, это следы Афгана.

– Следы Афгана у меня здесь, – Трубачев похлопал себя по плечу. – Помнишь, как ты меня в вертолет запихнул?

– Да… С тех пор мы и не виделись. Тебя сначала в медсанбат отправили, а потом на Большую землю. Я думал, комиссовали.

– Нет, куда там. Я как только подлечился в госпитале в Ташкенте, так сразу рапорт написал начальству, чтоб, значит, отправили меня на прежнее место службы. Хотел в свой батальон попасть, но врачи уперлись. В общем, отправили меня после лечения в полигонную команду. Месяца четыре ходил, мишени расставлял. Скукота. Бывало, такая тоска заберет, что хоть волком вой. Мне ж так повоевать еще хотелось.

– С плечом-то все нормально?

– Вылечили. Только теперь у меня не плечо, а прогноз погоды. Перед дождем всегда болеть начинает.

– Что же ты после армии делал?

– Я из нее и не уходил.

– На сверхсрочную остался?

– Точно. Получил звание старшины. Салабонов гонял. Не сильно, конечно, мне до Елизарова далеко.

– Да, суровый был мужик, – кивнул Панфилов. – Но если бы не он…

– Елизаров уже подполковник, – сказал Василий.

– Да ну?

– Ей-богу. Встречал я его недавно в Москве.

– Когда?

– Весной.

– А когда же ты у нас в городе появился?

– Неделю назад.

– И все это время молчал? Ну, Василий, – Константин укоризненно покачал головой.

– Извини, Костя. Пока устроился, то да се. И потом тебя же не так просто найти. Хорошо, добрые люди помогли.

– Где живешь?

– У родственников частный дом. Старики они уже… Неважно. Я ж тебе не рассказал о том, что дальше было. В общем, приехали к нам с годика полтора назад вербовщики. Ходили слухи, что они вроде бы из Генштаба. Но я так думаю, это кагэбэшники. Вербовали сверхсрочников, прапорщиков, даже офицеров. Короче, сколотили небольшой отряд и отправили на переподготовку – стрельба там, минно-взрывное дело…

– А что предлагали-то?

– Отправиться в «горячие точки», ну и хорошую зарплату, конечно. Родным там пособие, если что со мной случится. Я не долго думая согласился.

– Только из-за денег?

– Да вовсе не из-за денег. Недовоевал я свое, понимаешь? Жизнь – это… вовсе не жизнь, а тоска. В армии неинтересно. А если бы на гражданку вышел, то и не знаю, что бы со мной стало. А тут такое дело. Ты же понимаешь, руки сами зачесались. Из Афгана войска вывели, а тут на тебе – Сумгаит. Потом – Нагорный Карабах. Вот я туда и отправился. В общем, долго рассказывать не буду. Два месяца я там пробыл, даже старых знакомых наших встречал, афганских «духов». Они там наемниками служили у «азеров». Подстрелили меня. Очередью из пулемета шандарахнули. С медпомощью там оказалось хреновато. Пока то да се… Ногу пришлось отнять. Опять в госпитале лежал, лечился. Потом поехал домой в свою деревню. Но не смог я в Крапивине, не смог… Поначалу решил в Москву податься, но передумал. Тут все-таки родственники, есть где жить.

– Обо мне не вспоминал?

– А как же, вспоминал. Но кто тебя знает, где ты сейчас. Жизнь вон как всех размотала. Елизаров наш всю жизнь на ногах, а теперь вот в столице осел.

– Ты говорил, что видел его.

– Видел, да только поговорить не успел.

– Откуда же ты узнал, что он подполковник?

– Знающие люди сказали. Я-то в Москве много времени провел. По разным инстанциям ходил.

– Пенсию, что ли, хотел выхлопотать?

– И это тоже. От нас ведь там в Карабахе родная Советская армия отказывалась. Некоторые ребята до сих пор по тюрьмам сидят.

– Азербайджанским?

– Кто в азербайджанских, а кто в армянских. Это смотря на чьей стороне попался.

Константин покачал головой.

– Непонятная какая-то война. Страна вроде бы одна, а армий получается две.

– Вот попомнишь мое слово, – горько улыбаясь, сказал Василий, – скоро будет не две, а двадцать две.

– То есть?

– А, – махнул рукой Трубачев, – развалится все к чертям собачьим. Не будет страны. Вон прибалты уже откололись, скоро Кавказ отвалит, за ними остальные.

– Ты что же это, политикой интересоваться начал?

– Тут, хочешь не хочешь, политикой интересоваться будешь. Я в Москве по разным высоким кабинетам ходил, такого наслушался. В Генштабе один старый сослуживец попался. Так он мне вовсе по секрету шепнул, что летом больших событий ждать надо.

– И ты веришь?

– А зачем ему врать? Большие события – это хорошо. Значит, наш брат еще понадобится. Ты на костыли мои не смотри. Воевать я, конечно, не смогу, но чем другим помочь сумею. «Саланг» я в одиночку пробил. Табличку на двери видел?

– Да.

– Вообще-то полностью мы называемся Союзом воинов-интернационалистов и ветеранов вооруженных конфликтов «Саланг». Это я сам придумал, – с гордостью сказал Трубачев. – Сначала думал как-нибудь попроще назвать. Ну там «Союз ветеранов Афганистана»… Потом прикинул: а ведь не только в Афгане наши братки жизнь клали. Так что двери «Саланга» открыты каждому. Вот тебя хочу пригласить.

Константин улыбнулся и обвел взглядом унылые стены штаб-квартиры союза воинов-интернационалистов.

– Ты не гляди, что мы в такой дыре сидим, – торопливо сказал Василий. – Это временно. Я уже договорился в исполкоме – нам сейчас в другом месте помещение ремонтируют. Через паpу месяцев переедем. Мы же серьезная организация, не хухры-мухры. В Министерстве юстиции зарегистрированы. Я лично в Москве разрешение получал. Пришлось, конечно, по кабинетам потыкаться. Много сволочей там сидит. Эх, сколько раз мне хотелось взять в руки родной «РПГ» и так врезать…

– Мне самому того же хочется, когда по кабинетам хожу.

– Ладно, хрен с ними. Главное, теперь мы общественная организация, самостоятельное юридическое лицо, – Трубачев поднял вверх палец и важно сказал: – О, понял, какие слова я теперь выучил? Ты небось думал, что я все тот же деревенский олух? Нет, брат, растем. Теперь Трубачев Василий Васильевич – председатель общественной организации.

– Поздравляю, пионер-герой, – засмеялся Константин. – Сколько же у тебя народу в организации?

– Работают пока немногие, но если что, на два десятка человек могу рассчитывать.

– На какие же деньги вы собираетесь существовать? На добровольные взносы с двадцати человек долго не протянешь.

– Само собой, – согласился Василий. – Да и взносы у нас небольшие. Хочу кое-какими делами заняться. Начального капитала не хватает. А ты, говорят, развернулся, настоящим буржуем стал? Да что там – говорят. Я и сам вижу.

– Сколько вам надо, Василий?

– Тысяч пятьдесят, – не задумываясь, сказал Трубачев и после некоторой паузы добавил: – В кредит, конечно.

– Многовато…

– Тогда хотя бы половину. Остальное попробую в банке взять. Но все равно обналичить придется.

– Это не проблема. Обращайся, помогу. А насчет двадцати пяти тысяч… Надо прикинуть свои силы. У меня же все в деле, да и в ремонт много вбухал. А с чего ты начинать собираешься?

– Сделка надежная, – уверенно сказал Трубачев.

– Перепродать что-нибудь хочешь?

– Ага.

– Смотри, могут кинуть.

– Как-нибудь справлюсь. Мне главное сейчас – деньгу раздобыть. Будут наличные – будет и навар. И тебя, Костя, не обижу. Верну – и месяца не пройдет. Пятьдесят процентов сверху.

– Хм… На чем же ты рассчитываешь так подняться? Или это секрет?

– Да, – уклончиво сказал Трубачев, – не будем пока говорить, чтоб не сглазить.

Константин ненадолго задумался.

– Ладно, звони через пару дней. Что-нибудь скумекаем.

– Обязательно позвоню, – обрадованно сказал Василий.

– И в гости заходи. Давай я тебе адрес напишу.

Он взял со стола лист бумаги, вынул ручку и черкнул адрес своей новой квартиры.

– Посидим, выпьем, Афган вспомним, друзей старых.

– Как-нибудь на днях обязательно зайду.

– Только позвони сначала, чтобы я дома был.

– Само собой.

Константин поднялся со стула, протянул Василию руку.

– Ну, будь здоров. Не вставай.

– На работу торопишься?

– Нет, надо в больницу заехать.

– А что такое?

– Брат у меня там.

– Серьезное что-нибудь?

– Как тебе сказать? Травма позвоночника.

– Вон оно что, – протянул Василий. – Погоди-ка, задержись на минутку.

Константин, уже успевший пожать руку Трубачеву, снова опустился на стул.

– Расскажи, что там у тебя с братом, – требовательно произнес Трубачев.

– Зачем тебе это, Василий?

– Если спрашиваю, значит, надо.

– Перелом позвоночника.

– Это младший твой, кажется?

– Да, Игнат.

– Как же это он?

– Не повезло.

Константину не хотелось озадачивать Василия рассказами о семейных бедах. К счастью, Трубачев сам не стал расспрашивать его о подробностях. Он лишь поинтересовался:

– Давно это случилось?

– Так, пару лет назад.

– И что, с тех пор он в больнице?

– Нет, просто пару дней назад… В общем, я недоглядел. Он упал и…

– Ясно, – выдохнул Василий. – Я к чему все это спрашивал? Есть в Москве одно заведение. Называется, если я ничего не путаю, «Центр протезирования и реабилитации». Открылось недавно, но персонал там хороший, грамотный. Мне эту контору наши порекомендовали, из Всесоюзного общества инвалидов войны в Афганистане.

– Чем же этот центр занимается?

– Лечат, протезы ставят. Все по немецкой технологии. Я и сам хотел туда лечь, да времени нет. Сначала надо «Саланг» на ноги поставить, а потом уже о себе думать.