Текст книги "Морская стрелка"

Глава 7

Позади остались полет чартерным туристическим рейсом, следовавшим из Москвы с посадкой для дозаправки в Хабаровске в столицу Папуа – Новой Гвинеи Порт-Морсби, встреча в открытом кафе с российским дипломатом в этой не слишком популярной у россиян стране. От него все члены экипажа «Адмирала Макарова» и получили новые документы, отдав взамен те паспорта и туристические путевки, с которыми прибыли. Каким образом дипломату, наверняка связанному с ГРУ, удалось проставить в нем все нужные штампы о прибытии в Порт-Морсби, командир сверхсекретной мини-субмарины капитан второго ранга Илья Георгиевич Макаров не знал, да и не должен был знать. Многое, что касалось выполнения задания, которое было поручено ему, оставалось вне поля его зрения. Есть конкретная задача, и ее нужно выполнять, а уж потом дешифровщики, аналитики займутся своей работой. Как говорится, «кто на кого учился».

Российские подводники согласно паспортам, с которыми экипаж «Адмирала Макарова» проходил паспортный контроль в аэропорту, якобы направились отдыхать в один из прибрежных отелей. Поселился ли потом кто-то другой в заказанных номерах, капитан второго ранга Макаров не знал. Скорее всего – да. В ГРУ всегда найдутся люди, кого нужно легализовать за границей.

Российский дипломат отдал документы и произнес:

– С туристической «легендой» покончено, теперь вы матросы торгового флота. – И придвинул к Илье Георгиевичу конверт: – Здесь маршрут следования и название судна, на которое вы должны взойти, – сказал он, встал и ушел.

На осмотр достопримечательностей времени не оставалось, через три часа экипаж субмарины должен был оказаться на борту торгового судна...

Сухогруз под российским флагом мирно стоял у бетонной стенки порта. Уже была произведена дозаправка, на борт подняли свежие продукты, закупленные в городе. Члены команды спешили подняться на судно. Вопреки обыкновению капитан сухогруза под российским флагом прохаживался у сходней – на берегу. Он несколько манерно и слишком часто курил, как делает человек, желающий скрыть волнение, посматривал в сторону ворот. В том, как ходил, как держался капитан в белоснежном кителе, чувствовалась его военно-морская выправка. Но и в этом не было ничего странного. Военно-морские офицеры рано уходят на пенсию: мужчины в самом расцвете сил, как говаривал Карлсон – популярный персонаж шведской писательницы Линдгрен. Многие из них не прерывают свою связь с морем, работают потом в торговом или рыболовном флоте. Хороший специалист всегда найдет себе место.

Капитан сухогруза сдержанно улыбнулся, когда возле него остановился арендованный микроавтобус. Наверняка он уже знал командира «Адмирала Макарова» в лицо по фотографиям, а возможно, и других членов экипажа.

– С документами вопросов не возникло? – тихо осведомился капитан сухогруза.

– Абсолютно никаких, – почти не шевеля губами, ответил Илья Георгиевич.

– Тогда прошу подняться на борт.

Капитан сухогруза ни на шаг не отходил от экипажа мини-субмарины, тихо информировал:

– Не все члены нашей команды в курсе происходящего. Поэтому постарайтесь до наступления темноты не показываться на палубе. Каюты ждут вас. Располагайтесь, отдыхайте. В море выходим через час.

На сухогрузе не было лишнего комфорта, хотя и жаловаться, в общем-то, было не на что. Все же просторнее, чем на подлодке. Макарову и старпому Даргелю досталась одна каюта на двоих, зато с отдельным душем, совмещенным с гальюном.

– Ну что, старпом? – Илья Макаров отдернул небольшую белую занавеску, прикрывавшую иллюминатор. – Не будешь против, если закурю? Под водой такое удовольствие позволишь себе нечасто.

Николай Даргель пожал плечами, мол, если курить у открытого иллюминатора, то – нет проблем.

– Я пока душ приму, с ним под водой тоже напряженка, – старпом подхватил махровое полотенце.

Вскоре за тонкой перегородкой душа уже вовсю гудела вода. Через решетку вентиляции в нижней части двери валил пар. Когда Николай Даргель вышел из душа, опоясанный мокрым белоснежным полотенцем, то капитан «Адмирала Макарова» уже спал. Стараясь не шуметь, старпом тоже нырнул под простыню...

Даргеля разбудил тихий зуммер наручного хронометра. За иллюминатором было темно. Макаров уже сидел на постели, вглядываясь в циферблат часов.

– Через четверть часа сбор в гостевой каюте, – сообщил он, – ты, старпом, в душе уже побывал. Теперь моя очередь.

Экипаж подлодки собрался в гостевой каюте ровно через пятнадцать минут. На диване аккуратными стопками лежало белье и серые робы без знаков различия. Специальная обувь с липкими подошвами выстроилась ровной шеренгой у стенки. Капитан сухогруза и четверо членов команды тоже находились здесь.

– Оставить все личные вещи, – напомнил Илья Георгиевич и первым принялся переодеваться.

Напоминание было не лишним. Члены экипажа сверхсекретной мини-субмарины не имели права иметь с собой что-либо, по чему можно было бы определить государственную принадлежность.

Сухогруз уже заметно сбросил ход. Это чувствовалось по звуку силовой установки, да и покачивало меньше.

– Мы готовы, – Илья Макаров взглянул на капитана сухогруза.

Моторный шлюп уже был спущен на воду. Члены экипажа «Адмирала Макарова» спустились в него, и плавсредство отвалило от борта в темноту. Шли без огней. Рулевой, сжимавший румпель, ориентировался одному ему известным способом. Безлунный небосвод усыпали огромные мохнатые южные звезды. Их отражения дробились, множились в воде. Сколько ни вглядывался в море Илья Георгиевич, его боевой корабль не просматривался до самого горизонта. Первым среагировал Николай Даргель, он вскинул руку и указал на что-то серебристое впереди, напоминающее застывшую волну. Рулевой повернул румпель, чуть тише затарахтел мотор, и шлюп подошел к этому странному образованию, вздыбившемуся посреди непривычно тихого морского простора.

– Прибыли, – коротко доложил рулевой.

И тут на глазах «застывшая волна» ожила. В воду соскользнула матово-серебристая пленка, привязанные к ней грузы тут же потащили ее на дно. Перед командиром во всей своей красе стоял его боевой корабль: прочнейший титановый корпус, рубка, из отдраенного люка льется приглушенный электрический свет. Из темноты на веслах вышла надувная лодка. Илья Георгиевич вскинул в приветствии руку, узнав находившихся в ней мужчин – четырех техников, которых он в последний раз видел во Владивостоке, когда «Адмирала Макарова» ставили в сухой док на обслуживание.

Иногда пристрастие вице-адмирала Столетова к излишней секретности раздражало командира подлодки. Ни он не знал имени-фамилии старшего в группе техников, ни тот не был осведомлен даже о звании Ильи Георгиевича. Конечно, можно было бы спросить и получить ответ, но так уж было заведено: всю нужную информацию Столетов выдавал или лично, или через своих людей. Тем не менее мужчины обменялись крепким рукопожатием.

– Прошу, товарищ командир, принимайте корабль из рук в руки.

– Осмотр не будет тщательным. Не в первый раз действуем в связке.

Подводники перебрались на палубный настил родного корабля. Старший группы техников не вмешивался в работу экипажа. Он, скрестив на груди руки, молча наблюдал за тем, как офицеры подплава активизируют системы «Адмирала Макарова». Командиру, которого за глаза экипаж называл Морским Волком, коротко докладывали об исправности и готовности.

– Зарядка аккумуляторных батарей – сто процентов. Заполнение топливных баков – тоже сто...

Акустик в своем тесном полутемном закутке уже надел наушники и вслушивался в звуки моря.

– Ближайшее судно – рыболовецкий сейнер – в семи милях, пяти кабельтовых. Удаляется курсом норд-норд-вест...

Командир подлодки только успевал бросать:

– Вас понял. Проверьте перископ... как система подъема стойки гидравлической антенны? Включите выдвижение шнорхеля.

Еле слышно гудели системы пневмо– и гидропривода. На экране главного компьютера появлялись таблички, извещавшие о работоспособности систем.

– Все в порядке? – старший команды техников сдержанно улыбался.

– Так и должно быть, – так же сдержанно ответил Илья Георгиевич, – глубокое погружение покажет.

– Ну тут я вам уже не попутчик, – развел руками техник, – надеюсь, субмарину вы передадите потом в наши руки в более-менее рабочем состоянии.

– Ну, конечно же, сами вы молодцы, а теперь передаете ее в руки подводников-вредителей. Раскурочим все, что только можно. Лишней кувалды у вас не найдется?

– Если нет претензий и пожеланий, то счастливо оставаться. На камбузе есть даже свежая зелень. Дня три не завянет. Единственное, о чем не позаботились, это спиртное и жаркие красавицы. Ничего, – блеснул бесшабашной улыбкой техник, – где-нибудь по дороге купите пару ящиков и подберете: девицы любят добираться автостопом. – И техник сноровисто взобрался по металлической лестнице к люку.

– И вам того же, – крикнул ему вдогонку Илья Макаров.

Вскоре послышалось гудение навесного двигателя моторки. Теперь предстояло узнать о задании во всех его подробностях. В общих чертах командиру подлодки его обрисовал еще в Калининграде вице-адмирал Столетов. Но детали, как всегда, содержались в номерном запечатанном конверте, который покоился в сейфе на борту мини-субмарины.

Макаров вчитывался в короткий, на две с половиной страницы текст. Неожиданностей в задании не было. Предписывалось идти заданным курсом к предполагаемому квадрату встречи северокорейского научно-исследовательского судна и иранской субмарины. Каждый час предстояло связываться с КП Балтфлота для уточнения координат этой самой предстоящей встречи. За передвижением северокорейского судна следили российские спутники-шпионы. По предварительным прикидкам, от нужного места подлодку отделяло около четырех часов хода. На этот раз вопреки обыкновению командир не стал советоваться со старпомом. Все было предельно ясно: безлунная ночь, множество мелей и неглубоких рифов, которыми изобилует Океания, и лимит времени.

– Идем в надводном, – и все же пояснил: – Так будет быстрее.

Штурман уже успел проложить новый курс и ввести его в компьютер. Теперь можно было целиком положиться на автоматику. Настоящая работа оставалась лишь у акустика и оператора пассивных сонаров.

– Всем, не занятым на постах, можно выйти наружу.

Обычно подводники пользуются каждой возможностью оказаться на палубном настиле, подышать свежим воздухом, глянуть вдаль, туда, где глаз не упирается в близкую глухую переборку. Но сейчас далеко не каждый спешил воспользоваться предложенной командиром возможностью. Именно потому и прозвучало это не в форме приказа, а с либеральным словом «можно». После отпуска, пусть не такого и продолжительного, экипаж «Адмирала Макарова» успел соскучиться не по свободе и просторам, а по тесному пространству своего боевого корабля, который стал им вторым домом. Николай Даргель и Илья Макаров стояли у самой боевой рубки. Лишь двое офицеров-подводников прогуливались по палубному настилу.

– Где отдыхали, товарищ капитан третьего ранга? – командир подлодки слегка иронично обратился к Даргелю так, как требует устав.

– А вы, Илья Георгиевич? – тут же нарушил официальность в разговоре старпом, даже на него подействовали субтропические красоты океанических просторов.

– Я? На Балтике. Пиво пил, рыбу ловил – не о чем и вспоминать, – произнес Илья Георгиевич и тут же вспомнил рыбачку в оранжевом на пирсе.

Воспоминания были настолько яркими, что ему даже показалось – он сейчас ощущает биение только что словленного глосика под своей ладонью. Но делиться этим интимным видением командир субмарины не был настроен. А вот старпома «понесло».

– На Родину съездил – в Смоленск. Никого родных не осталось, а вот потянуло. В гостиницу вещи забросил и – айда в центр. Стою, осматриваюсь, места вспоминаю. Вот здесь – я свою первую бутылку пива выпил, а вот в этом дворе – девочку поцеловал, одноклассницу. Накатило, товарищ командир, ностальгия называется. Готов был весь мир обнять и плакать. ...

Илья Георгиевич слушал своего старшего помощника и радовался в душе: «Ведь оттаял человек, не одни приказы и инструкции в голове. Все-таки отдых идет на пользу».

Тем временем повествование Даргеля приблизилось к кульминационному моменту:

– ...дай, думаю, зайду в гастроном. Возьму чекушку и на лавочке, в сквере, как после окончания десятилетки, посижу! Пить не буду, просто так. Я и чекушка. И тут у самого гастронома подруливает ко мне страшный бомжара. Седой, небритый, месяца два не мытый. А я в нем, товарищ командир, сразу же своего одноклассника признал. Говорю: «Как ты, Петька?». А он смотрит на меня и не узнает, мозги совсем пропил. Но в глазах радость: кто-то узнал его, и просит пятьдесят рублей добавить. Я, конечно, дал.

– Потом хоть признал?

– Зачем? Мне и покупать водку расхотелось. Понял – в прошлое не вернуться. Не для меня большой город. Я, Илья Георгиевич, решил себе дом в Карелии купить. Сейчас деньги есть, времени их тратить нету. Зашел в риелторское агентство, задаток дал, попросил вариант мне подыскать. Буду жить на пенсии в деревне, рыбу ловить, газон косить. Если женщина какая согласится со мной поехать – против не буду. Когда ты на виду, то себя в форме держишь...

Во время откровений старпома командиру «Адмирала Макарова» то и дело докладывали о результатах связи с КП Балтфлота. Естественно, во время докладов Даргель замолкал, напуская на себя «строгий» вид. Перед подчиненными он не имел права на слабость. С КП сообщали координаты и курс северокорейского судна, продолжавшего движение. Теперь «Адмирал Макаров» шел у него в кильватере, выдерживая дистанцию в две мили.

– Вот и я думаю, хорошо представляю, – мечтательно проговорил Илья Георгиевич, – выйдешь ты на пенсию, купишь себе дачу. Какой-нибудь старый, но добротный деревенский дом, обязательно возле водоема... будешь рыбку ловить, может, с какой деревенской бабой познакомишься. Это сейчас у нас ни жен, ни детей...

– Дома-то там хорошие. Вот только в деревне одни древние старухи... – и старпом принялся рассуждать о прелестях деревенской жизни. Чувствовалось: пунктуальный Даргель все уже давно просчитал, представил себе каждый будущий день в мельчайших подробностях. Есть люди, которые не умеют жить без плана. И хоть знают – «жизнь лучший режиссер», сама все расставит по местам, однако ж считают необходимым заранее предопределить, как и где проведут остаток дней.

Командир «Адмирала Макарова» слушал не очень внимательно, главным для него было дать выговориться обычно молчаливому старпому. Что-то не нравилось Илье Георгиевичу в спокойном ночном океане. Словно он весь вымер. Почти неподвижная зеркально-черная вода излучала какое-то странное свечение. Бывают лучи света, но это было чем-то вроде лучей темноты. А в воздухе явственно пахло сероводородом. Словно где-то рядом разлагалась огромная биологическая масса.

– Ты ничего, Николай, не чувствуешь? – прервал мечты старпома командир.

Тот потянул носом.

– Не знаю, простыл.

– Товарищ командир, получена шифровка с КП Балтфлота, – прозвучало из рации сообщение.

«Наконец-то», – вздохнул командир субмарины.

Из сообщения следовало, что иранская субмарина всплыла и связалась по рации с северокорейским научно-исследовательским судном. Назывались и точные координаты встречи.

– Погружение, – приказал Илья Макаров, – курс прежний.

Глава 8

Рабочий кабинет Ким Пака ничем особым не отличался от других кабинетов, находящихся в здании ЦК Трудовой партии Северной Кореи, разве что размерами – как и положено руководителям высшего звена, он был немного просторней и выходил окнами на центральную улицу Пхеньяна. А в остальном – та же простенькая мебель, небольшой письменный стол, красный невзрачный коврик у входа. Казалось бы, для заведующих отделами могли сделать и исключение: поставить удобные мягкие кресла для приема гостей, отдельный стол для посетителей, украсить серое помещение хоть какой-то растительностью, а тем более сделать просторную приемную и нанять не молчаливого секретаря, а улыбчивую миловидную секретаршу. Красивые женщины делают серьезную службу более человечной. Но ничего этого не было. В Северной Корее подобное считается ненужной роскошью, отвлекающей от работы, развивающей лень, провоцирующей буржуазные предрассудки.

На книжных полках поблескивали за стеклом золочеными корешками полные собрания сочинений любимых вождей северокорейского народа – Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Каждое утро толстые тома обязательно протирали от пыли старательные уборщики, доводили обложки до блеска и сияния. За всем этим следила специальная группа идеологического отдела, проверяющая «библии» северокорейского народа на предмет повреждений или ненадлежащего ухода. Конечно, за маленькое пятнышко на обложке больших начальников не сажали и не расстреливали, но к общественным работам привлечь могли. А за порванную страничку или царапину на обложке – перевоспитание в трудовом лагере. Также в каждом кабинете должны были висеть портреты вождей северокорейского народа. У Ким Пака их насчитывалось аж четыре, если не считать официального, сделанного маслом. На одной фотографии был изображен на плацу Ким Ир Сен в полувоенной форме, на другой – он же, но уже в кругу крестьян, на третьей – Ким Чен Ир держал маленькую девочку на руках, а на четвертой – пожимал руку самому Ким Паку. Последняя была особенно дорога хозяину кабинета, поэтому он и поставил ее на самом видном месте – на письменном столе.

Каждое утро Ким Пака начиналось с чашки зеленого чая, просмотра утренней корреспонденции и изучения доносов сотрудников отдела науки ЦК Трудовой партии друг на друга. Практика доносов в Северной Корее была очень развита и считалась отнюдь не зазорным делом. Даже наоборот – проявлением гражданской позиции. Но, как правило, доносы писались лишь с одной целью – подсидеть своего непосредственного начальника, отомстить коллеге по работе за личное оскорбление или просто насолить непонравившемуся человеку.

Ким Пак за время своей службы в ЦК Трудовой партии уже успел набить на них руку и мог на глаз отличить «настоящие» от «сфабрикованных». Правда, возникали и спорные моменты. Тогда Ким Пак приглашал авторов доносов к себе в кабинет, чтобы лучше понять мотивы, побудившие их это сделать. В этот момент ему нравилось смотреть на пресмыкающихся перед ним подчиненных, смотреть в их испуганные глаза, играть на нервах, страша ответственностью за поклеп на верных членов партии. Доведя доносчиков до отчаяния, он смягчался, превращаясь в добродетеля.

В то же время заведующий отделом ЦК Трудовой партии понимал, что каждый божий день на него самого строчат доносы, которые ложатся на стол вышестоящему начальнику. Поэтому он старался не заводить дружеских отношений со своими коллегами по работе, а подчиненных регулярно увольнял, заменяя старые кадры на новые. Не трогал только тех, кто, по его мнению, был приставлен компетентными органами следить за ним. Конечно, подобная практика не могла полностью обезопасить его будущее, но значительно уменьшала риск оказаться в списке потенциального доносчика.

Ким Пак глубоко вдохнул ароматный парок, клубившийся над кружкой зеленого чая, и сделал осторожный глоток. Причмокнув, он отставил чашку и подошел к политической карте мира, вызывающе пестрящей на серой стене.

– Появились и союзники... хорошо... – окинул одобряющим взглядом пунктирные границы Ирана Ким Пак, – так... – Он посмотрел выше и слегка поморщился, словно раскусил дольку кислого лимона, – тут у нас Россия, Европа, – хозяин кабинета глянул по другую сторону Атлантического океана, и тут его лицо исказилось в злобной ухмылке, – янки... страна гамбургеров и ковбоев... ничего... все когда-нибудь изменяется... скоро мы станем полноценной ядерной державой, и они будут вынуждены считаться с нами.

Как и каждый приверженец идей «чучхе», Ким Пак на словах люто ненавидел западный образ мышления, называл его неправильным и извращенным. В его изложении все страны земного шара должны были объединиться и стать огромной коммунистической империей, народ которой будет покорно выполнять наставления любимого вождя и дружными колоннами маршировать к светлому будущему. Но в современном демократическом мире подобное немыслимо. Ким Пак прекрасно понимал это, но как ребенок продолжал даже в мыслях наедине с самим собой рисовать воображаемую идеалистическую картину. Словно боялся, что и мысли умеют подслушивать всесильные спецслужбы.

Немного помечтав, он бросил взгляд на циферблат наручных часов с изображением любимого руководителя Ким Чен Ира – было ровно восемь часов. И как только секундная стрелка пошла по кругу, отсчитывая первую минуту нового часа, в дверь постучали.

– Входите!

– Здравствуйте, уважаемый товарищ Ким Пак.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, в кабинет вошел высокий худощавый кореец. Мягко ступая по паркету, он приблизился к столу и протянул руку. Поднявшийся со своего места Ким Пак вяло пожал холодную ладонь, кивнул на стул:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Визит сотрудника спецслужб не был для заведующего отдела ЦК Трудовой партии Северной Кореи чем-то неожиданным. Еще вчера вечером ему позвонили «сверху» и предупредили, что с ним хочет пообщаться представитель структур госбезопасности. Правда, по какому вопросу, не уточнили. И это было плохим знаком, обычно причину встречи озвучивали заранее. Новость насторожила Ким Пака, ведь в обязанности спецслужбистов входила и проверка донесений на руководителей высшего звена.

«Неужели завелась крыса, которая хочет занять мое место? Кто же это?» – строил в тот вечер догадки Ким Пак.

Однако под утро, после бессонной ночи и душевных терзаний, он немного успокоился и сумел взять себя в руки, решив не паниковать раньше времени. Теперь же, когда в его кабинете находился спецслужбист, вчерашняя нервозность вновь вернулась, даже под ложечкой засосало. Однако внешне он был несгибаем и тверд, как гранитный монолит.

– Вам выпала большая честь пожать руку нашему любимому руководителю, – худощавый кореец с интересом рассматривал фотографию на столе. – Не могли бы вы сказать, какие ощущения вы испытывали в тот день?

– Это был самый счастливый момент в моей жизни. Даже теперь я с трепетом в сердце вспоминаю о том рукопожатии, – ответил Ким Пак.

– Еще бы... это огромная честь, – понимающе кивнул спецслужбист, – не каждому предоставляется такая возможность.

– Точно, – заерзал в кресле Ким Пак, – и так... – и он вопросительно посмотрел на гостя.

– У меня имеется для вас новость. И хочу сказать, она неутешительная. Иначе бы я к вам не пришел, – расплывчато намекнул худощавый кореец. – Догадываетесь, с кем она связана?

Начальник отдела ЦК Трудовой партии напрягся, заиграл желваками на скуластом лице.

– Не совсем, – откашлялся он, – если можно, конкретней, пожалуйста.

– Вчера я получил сигнал, – осторожно произнес спецслужбист, указывая взглядом на свою папку.

Произнесенное худощавым корейцем слово «сигнал», словно острие бритвы, полоснуло по натянутым нервам Ким Пака. Лицо хозяина кабинета стало гневным, зрачки глаз вспыхнули ярко-красным пламенем.

– Я... я... не совсем понимаю... – пальцы сами сжались в кулаки. – Кто? Кто посмел клеветать...

Худощавый кореец криво усмехнулся, развязал шнурки на папке и вынул лист бумаги.

– Это сигнал одного бдительного товарища, – пояснил спецслужбист, – но не на вас, – на последнем слове он сделал особый акцент, – а на Ир Нам Гуня. Этот товарищ пишет, что жена и сын референта отдела ЦК Трудовой партии накануне отплытия судна из Хыннама без разрешения выехали к родственникам в родную деревню.

Ким Пак немного успокоился. Донос был написан не на него. Но от этого легче все равно не становилось, так как Ир Нам Гунь и он работали в одной обойме, занимались одним делом, притом делом государственной важности, находившемся на контроле у самого Ким Чен Ира. А это значило, что если референт окажется замешанным в какие-то темные дела, то и он – начальник отдела ЦК Трудовой партии – автоматически пойдет за ним следом под трибунал. Но в благонадежности Ир Нам Гуня Ким Пак был уверен на все сто процентов и даже в мыслях допустить не мог, что тот предатель.

– Без разрешения? – уже спокойно произнес хозяин кабинета. – Это, конечно, возмутительно и незаконно. Но вы должны понимать, что в последние дни он был сильно занят подготовкой к очень важной секретной операции и мог просто позабыть выписать для своей семьи разрешение. Семья отнимала драгоценное время, вот и отправил их в деревню. Дети и жены существуют у каждого из нас. По возвращении Ир Нам Гуня мы в отделе проведем с ним воспитательную беседу.

– Я все понимаю. Но это не дает права его родственникам так поступать. Закон один, и он один для всех. К тому же из Пхеньяна они выехали три дня назад, а в деревню до сих пор не прибыли.

– Наверняка они еще в пути. Я в этом уверен, – тут же парировал Ким Пак.

– Я уже все проверил. Добраться до деревни можно максимум за сутки. А они в пути уже целых три дня. Вам не кажется это странным?

– В дороге все может случиться: и поломка автобуса, и авария, и много чего другого, – продолжал заступаться за Ир Нам Гуня Ким Пак.

Спецслужбист встал со стула, подошел к двери и, взявшись за ручку, произнес:

– Вы в нем уверены?

– Как в себе самом, – другого и нельзя было ответить. – Он настоящий патриот своей Родины. Мой референт – один из самых идеологически стойких товарищей! Иного бы товарища партия и не послала с таким деликатным заданием, – без тени сомнения ответил хозяин кабинета.

– Да-да, читал его личное дело. Мы, конечно, ему верим.... Но нехороший сигнал уже поступил. Кстати, рекомендовали референта лично вы.

– Я лично займусь женой и сыном Ир Нам Гуня, найду их в ближайшие двадцать четыре часа. И уверен, что все это окажется досадным недоразумением.

– Надеюсь, так оно и будет... Знаете, у русских есть поговорка: доверяй, но проверяй. Всего доброго, уважаемый товарищ Ким Пак, – сказав это, худощавый спецслужбист закрыл за собой дверь.

Начальник отдела ЦК Трудовой партии цокнул в ответ языком, мол, без вас разберусь, не надо мне ваших советов и предупреждений. Немного побыв в тишине, наедине со своими мыслями и размышлениями, Ким Пак снял трубку. Указательный палец завертел телефонный диск. Он нисколько не сомневался, что после звонка в ближайшее время все проблемы со спецслужбами разрешатся, а потерявшиеся жена и сын Ир Нам Гуня обязательно найдутся.