Текст книги "Аравийский рейд"

Я исправно выплачиваю алименты, а в конце каждого отпуска неизменно оставляю некую сумму для Юли. Чтоб она ни в чем не нуждалась, не испытывала проблем. Понятия не имею, как расходуются эти деньги, однако не в первый раз замечаю нетерпеливый алчный взор за пушистыми ресницами бывшей жены. Дескать, поскорее бы ты рассчитался и отчалил. Ты все такая же, муха моя зеленоглазая. Тупое ненасытное насекомое. Меркантильное и алчное до безобразия.

Ладно, плевать мне на нее – я приехал к дочери. Присаживаюсь на корточки и вручаю Юльке куклу. А после взрыва детских эмоций предлагаю погулять – погодка сегодня выдалась преотличная.

Жена поводит плечиком: «Дело ваше». Юлька согласна на что угодно, лишь бы прихватить на прогулку чудесный подарок и побыть со мной подольше.

Спустя десять минут, взявшись за руки и позабыв о лифте, мы несемся вниз по ступенькам. Впереди целый день общения и свободы! На улице, не задумываясь, поворачиваем в сторону Большой Покровской – это наше любимое место прогулок. Шагаем по пешеходной зоне вдоль кремля, заходим во все подряд магазинчики, глазеем по сторонам.

Юлька без умолку делится своими детскими новостями, а завидев кафе с огромным ассортиментом мороженого, тянет за руку и по-свойски усаживается за столик…

Скоро устанавливается непривычная тишина – измазав губы и щеки, она светится улыбкой и с удовольствием уплетает любимое лакомство.

Мы счастливы.

Глава третья

Российская Федерация

Нижний Новгород

Сегодня понедельник. Юлька в частном детском саду, посещение которого обязательно, за исключением уважительных причин типа ветрянки, наводнения или просроченной оплаты. Приходится бродить по городу в одиночестве. С родителями пообщались всласть, сговорились с отцом на следующей неделе перебрать движок его раритетной «шестерки», а уж после взяться за капитальный ремонт кособокой дачной баньки.

А пока мне решительно нечего делать: отоспался, наелся маминых блинчиков, обновил гардероб одежонки… Погодка радует весенним теплом, и вскоре палящее солнце загоняет меня под зонтик уличного кафе с отменным видом на Стрелку. Озвучиваю полной круглолицей девице заказ: бараний шашлычок с зеленью и пару кружек темного пива. Это для начала, а там посмотрим.

Кружки под соблазнительными пенными шапками являются передо мною моментально. Неспешно потягиваю холодное пивко, наслаждаюсь дымком хорошей сигареты и любуюсь на темно-синюю рябь гигантского изгиба Оки, с покорностью отдающей свои воды во власть старшей сестрицы Волги. Изредка по-над речными просторами, подобно призракам, проплывают силуэты судов. Движение по реке едва теплится – не то что в былые времена, когда белоснежные пассажирские лайнеры тянулись бесконечной вереницей вдоль набережной и многочисленных городских кварталов.

Помимо армейской службы, я всегда интересовался судами и всевозможными двигателями. В детстве перечитал все книги о дерзких пиратах и храбрых адмиралах, о морских баталиях и опасных путешествиях. Поэтому и не расстроился, загремев после военного училища в морскую пехоту. Три года прослужил на Русском острове – носил тельник и черную форму с беретом; дважды мотался в дальние походы на больших десантных кораблях и, признаться, не пожалел. Издавна помогал отцу копаться в движках – сначала в мотоциклетных, позже в автомобильных. Изучил их устройство настолько, что за ночь в одиночку мог разобрать и собрать любой из трех десятков известных мне марок.

Виляя крутыми бедрами, девица несет долгожданный шашлык. Аккуратно ставит большую тарелку, подхватывает опустевшие кружки и собирается упорхнуть.

С нарочитой строгостью торможу:

– Барышня! Вы хотите заставить меня есть мясо всухомятку?!

– Еще пива?

– Конечно!

Интересно, почему под алкогольным градусом девушки кажутся красивее? Вероятно потому, что организм боится отравления и отчаянно пытается продолжить свой род.

Усмехаюсь пришедшей на ум догадке и принимаюсь за ароматный шашлык…

* * *

После сытного обеда решаю прогуляться по набережной: от Канавинского моста до речного вокзала. Бреду ленивой походкой и посматриваю влево – через Оку на Стрелку; с грустью созерцаю опустевший грузовой порт. Несколько ржавых судов приковано к причалам – верно, дожидаются отправки на металлолом. Портовые краны замерли, взметнув к небу мощные желтые стрелы, и неизвестно, суждено ли им очнуться от спячки. Похожая картина и у причалов речного вокзала…

Тяжко вздыхаю, пульнув в урну окурок. Помнится, была у меня заветная мыслишка связать жизнь после армии с речным флотом. А что? Прослужу в спецназе до сорока, сочиню душещипательный рапорт и отчалю подполковником на дембель. Сколько можно подставлять под пули башку?.. Вот и подумывал получить специальность механика в том же Речном училище имени Кулибина или в Волжской академии водного транспорта. После устроиться на какой-нибудь круизный лайнер и ходить в теплое время года от Москвы до Астрахани. Чем не замечательная профессия, учитывая то, что знаю двигатели как свои пять пальцев?..

Эх-х, мечты-мечты! Вряд ли им суждено сбыться. В нынешнее время на набережной можно просидеть полдня и не узреть на фарватере ни одного приличного судна. Все сгубили, все пораспродали. А что не распродали, то разворовали.

За невеселыми думками замечаю идущего параллельным курсом субъекта, с любопытством поглядывающего в мою сторону. Господи, и здесь покою нет от идиотов…

– Глеб, ты или не ты? – вдруг с сомнением произносит идиот.

– Ну, я, – отвечаю сердитым тоном. И замедляю шаг – лицо его кажется удивительно знакомым. Через секунду шепчу: – Серега?.. Ты?! Серега!!

– Что, братишка, вспомнил?!

Мы тискаем друг друга в объятиях. Серега Иноземцев – мой однокашник по Рязанскому училищу. Четыре года тянули лямку в одной роте.

– Вот так встреча! – трясу его руку. – Откуда ты взялся в Нижнем?

– Ну, как тебе объяснить?.. Служба.

– Служба? Не понял. Здесь же нет десантуры!

– Так я в десантуре-то прослужил всего ничего.

– Вот тебе раз! И куда ж потом завербовался?

Серега загадочно улыбается и вертит головой, будто чего-то ищет.

– Пошли где-нибудь посидим – водочки выпьем?

С готовностью соглашаюсь, помышляя вовсе не о водке. Черт… Вероятно, пиво придумали хозяева платных туалетов. Суки!..

* * *

На сей раз сижу за столиком небольшого ресторанчика на Рождественской улице и треплюсь о жизни со старинным другом. Он, оказывается, теперь величина – сотрудник Управления ФСБ по Нижегородской области, подполковник. И попал в эту серьезную структуру отнюдь не по блату, а после нескольких лет нелегкой службы в спецназе ФСБ. Орденов и ранений поменьше моего, но сути это не меняет.

– Из наших кого-нибудь встречал? – аппетитно хрустит Серега маринованным огурцом.

– Олег Марченко пыхтит в нашей бригаде. Лешка Таран пару лет назад перевелся в Псков комбатом. Илюха Жилин подорвался на мине в 2002-м…

Хруст затихает.

– Да, об Илье слышал. И о Витьке Сушко, и о старшине нашей роты Костикове…

– А про Славу Зыкина знаешь?

– Про Славу? Нет…

– Погиб. Четыре года назад на границе с Грузией. Одну банду мы на перевале обложили и уничтожили, а из Панкисского ущелья на подмогу ей подошла другая. В нашей группе чуть не половина раненых – спуститься с перевала быстро не можем. Славка тогда был за старшего… В общем, приказал уходить, а сам с двумя пулеметами остался. Так вот…

Помолчали.

– Он же твой земляк, – негромко припоминает товарищ.

Опрокидываю в рот рюмку. Шарахаю донышком об стол.

– Земляк. И лучший друг. Жили по соседству, учились в одном классе…

Выпили не чокаясь – помянули всех погибших товарищей. Опять помолчали, выкурили по сигарете.

– Значит, и родители твои в Нижнем? – прерывает Серега неловкую паузу.

– И родители. И деды с прадедами жили в Нижнем.

Разговор опять понемногу расходится. К девяти вечера уже выпито полтора литра водки; мама звонила на сотовый – спрашивала, когда ждать. Я незаметно посматриваю на часы: готовлюсь распрощаться с однокашником, договорившись как-нибудь встретиться еще.

Вдруг он задумчиво произносит:

– Отец – капитан буксира, сам три года служил в морской пехоте, а после дембеля мечтаешь устроиться на круизное судно?

– Да, все верно, – соглашаюсь, не понимая, к чему он клонит.

– Выходит, ты неплохо разбираешься в корабельной службе?

– Как тебе сказать?.. До профессионала далеко, но кое-что запомнил.

– Кстати, почему речной флот? Почему круизное судно?

– А куда же еще?!

– Ну… предположим, в нефтяную или в газовую компанию. Говорят, там сейчас самые «рыбные» места.

– Нефть, Сережа, в Тюмени копают. А у нас тут анисовый самогон.

– Да-да, согласен. Занятное совпадение, – опять бормочет Иноземцев, тащит из пачки очередную сигарету и щелкает зажигалкой.

Если бы я плохо знал Серегу, то принял бы эти бессвязные фразы и странные вопросы за пьяный бред. Однако наш Серега словами никогда не бросался, глупостей не вытворял. Да и в ФСБ кого попало не берут.

Следуя его дурному примеру, закуриваю и терпеливо жду внятных разъяснений. Он придвигается ближе, внимательно и долго смотрит мне в глаза. Я жду и делаю неожиданное открытие: а однокашник-то мой почти трезв.

– Послушай, Глеб, – едва слышно говорит он, – а ты не мог бы помочь в одном серьезном дельце?

– Смотря в каком, – пожимаю плечами, ощущая нутром важность момента.

На столе вибрирует мобильник – опять звонит мама.

Иноземцев подсказывает:

– Скажи, что задерживаешься, – разговор долгий. А к полуночи я вызову машину и доставлю тебя к подъезду.

Коротко объясняюсь с мамой. Ведь уходил-то утром прогуляться, пообещав вернуться к обеду. Отключаю телефон и выслушиваю долгий обстоятельный рассказ приятеля о беспределе сомалийских пиратов в Аденском заливе.

– Подожди, – разливаю по рюмкам последнюю водку, – что-то я не пойму. Ну, есть такая страна в Африке – Сомали. Ну, промышляют там, в прибрежных водах, нехорошие парни. Это я все прекрасно понял. Вот только не понял – при чем тут Управление ФСБ по Нижегородской области? При чем тут ты? И при чем тут я?

Он поднимает рюмку, смеется; пьет одним махом, закусывает. Лицо его снова становится серьезным и трезвым.

– Дослушай до конца, Глеб, дело-то чрезвычайно важное. И очень опасное.

– Излагай.

Иноземцев излагает около часа. В половине двенадцатого устало откидывается на спинку стула и спрашивает:

– Согласен?

– Тебе сразу нужен ответ? Прямо здесь и сейчас?

– Желательно здесь и сейчас. Завтра наше управление должно определиться с исполнителем главной роли. Полагаю, лучше твоей кандидатуры нам не найти.

Мотаю головой, собираясь сказать «нет». И вдруг не совсем трезвый мозг рождает отличную идею. Точнее, целых две.

– Согласен, – твердо смотрю на Сергея. – Но у меня имеется одно условие.

Тот пускает к потолку тонкую струйку дыма и хитро улыбается:

– Выкладывай…

Часть II
Круиз в машинном отделении

Глава первая

Российская Федерация

Нижний Новгород

(полтора месяца спустя)

Ярким июльским деньком от причала нижегородского судостроительного завода «Красное Сормово» готовился отойти новенький танкер «Тристан».

«Тристан» – универсальное судно, как говорится, три в одном: танкер, продуктовоз и химвоз. Он имеет солидный для класса «река – море» дедвейт в семь тысяч тонн и неплохую скорость эксплуатации в десять с половиной узлов. Удачные размеры, удовлетворяющие габаритам Волго-Донского судоходного канала и Волго-Балтийского пути. Усиленная морская функцию и повышенная вместимость грузовых танков. Одним словом, современный и, главное, весьма востребованный представитель серии «Новая армада».

Путь ему предстоит неблизкий. Более двух тысяч верст по Волге, Волго-Донскому каналу и Дону до Азова, где запланирована последняя заправка топливом и пресной водой. Потом через несколько проливов и морей до самого Индийского океана. Ну а там уж рукой подать и до порта заказчика-судовладельца, которому надлежит передать новенькое судно.

Итак, ходовые испытания завершены, бумаги представителями сторон подписаны; топливо, вода, провиант и прочие запасы пополнены до необходимых объемов. Случилась, правда, за пару дней до выхода неприятная заминка – три члена экипажа чем-то основательно траванулись. Настолько основательно, что «Скорые» бригады умчали их с сиренами в реанимацию одной из городских клинических больниц.

Начальству пришлось изрядно понервничать и пометаться в поисках срочной замены. Два матроса отыскались быстро, а вот старшего механика с трудом выпросили у соседнего Казанского пароходства.

Сговорились с тамошним руководством. Выпросили. Встретились с единственным свободным от рейсов кандидатом – уговорили на внеурочную работенку.

Привезли. Вот он лениво и вразвалочку шествует вдоль причалов в сопровождении заместителя начальника отдела кадров. Остановились против трапа, посмеиваясь, прощаются. Стармех поправляет на плече ремень объемной сумки и отсчитывает ступеньки, ведущие вверх…

Он относительно молод – тридцать с небольшим; высок и статен, широкоплеч; на голове бобрик коротко остриженных волос; руки, шея и лицо покрыты бронзовым загаром.

Поднявшись по штатному трапу, уверенно ступает на палубу, приветливо здоровается с вахтой; справляется о капитане и идет на мостик – знакомиться и представляться…

* * *

Я на месте. Здесь мне предстоит провести несколько ближайших недель.

Спускаюсь с провожатым матросом с третьей палубы на вторую, где находятся каюты командного состава. Входим в единственный коридор, насквозь «пробивающий» белоснежную надстройку от одного борта к другому и делящий ее две равные половины. В носовой расположены апартаменты капитана с просторной совещательной комнатой и две каюты первого класса для старпома и второго помощника. Кормовая половина состоит из шести небольших помещений: четырех скромных жилищ для механиков и третьего помощника; крохотной сауны, втиснутой посередине, и радиорубки – крайней каморки по левому борту.

Провожатый матрос открывает мою келью (одну из соседних с сауной) и, отдав ключ, испаряется, так и не проронив ни слова. Удивляюсь настороженности матросов. А вот капитан встретил весьма радушно: пожал при знакомстве руку, приветливо улыбался, предложил кофе…

Переступаю порог, бросаю на пол сумку, оглядываю нехитрое убранство «квартирки». В каюте пусто – вещи моего внезапно заболевшего коллеги отправлены на берег. «Квартирка» представляет собой комбинацию кабинета, гостиной и спальни. Слева – шкаф, за которым скрывается мизерный гальюн с умывальником. Рядом с дверью в гальюн – холодильник, чуть дальше – кровать. Прямоугольное окошко по центру дальней стены открывает «отменный» вид на основание дымящей трубы; но если высунуться по пояс и глянуть влево, то увидишь кусочек горизонта. Напротив кровати – кресло у письменного стола; над столом что-то вроде закрытых книжных полок. Вот и вся роскошь.

Присаживаюсь на кровать и, подпрыгивая, пробую ее мягкость. Ничего. А точнее – здорово. Поскольку чаще в моей жизни было гораздо хуже.

Однако пора заняться делом – до отхода «Тристана» остается два часа. Вытряхиваю из сумки вещи, быстренько распихиваю их по полкам пустого шкафа. Переодеваюсь в рабочие шмотки и, выйдя из каюты, закрываю дверь на ключ.

Теперь стоит напрячь мозги и вспомнить маршрут движения в машинное отделение, расположенное здесь же – в корме. По словам капитана, там дожидается замещающий третьего механика моторист-матрос, страждущий передать мне хозяйство и ввести в курс дела. Ладно, не заблужусь – во время месячной подготовки к этому рейсу не раз штудировал чертежи и схемы. Сначала надо выйти из общего коридора и повернуть к корме. Там и находится трап, этаким винтом нанизавший на себя все палубы сверху донизу. Трапом вниз, вниз, вниз… пока не упрешься носом в обычную корабельную дверь, из-за которой доносятся жуткие децибелы работающей машины.

Придав лицу беспечное выражение, топаю мимо соседних кают. Выхожу, хватаюсь за поручень трапа и приступаю к долгому спуску…

Где-то на уровень ниже главной палубы слышу:

– Шо за ёкало-палкало?! Это кто у нас тут по судну бродит?

Торможу. Замечаю в темном проходе кряжистого мужика лет пятидесяти пяти. Кепка с длинным козырьком на совершенно лысой, бугристой башке; нос запойного олигарха, пышные усы и серая щетина на подбородке; темная футболка с дырой на волосатой груди, потертые джинсы. И в довершение портрета маслом – раздолбанные сандалеты на босу ногу.

Боцман Шмаль. Даже не приходится напрягать память. При заочном знакомстве с членами экипажа по многочисленным описаниям и фотографиям я сразу обратил внимание на колоритную усатую внешность морского волка с короткой звучной фамилией Шмаль.

Вежливо представляюсь:

– Новый старший механик – Глеб Аркадьевич Говорков. Прислан вместо заболевшего. А вы, простите, кто?

Криво усмехнувшись, мужик передразнивает:

– Простите! Скажите, какие мы интеллигенты!.. С пассажирских, что ли, к нам перекинули?

– Да, из Казани. А вы, судя по всему, боцман?

– Угадал – он самый…

Говорит он хрипло и порой непонятно – с каким-то шипением, присвистом. Приблизительно такие звуки издавала знаменитая голова профессора Доуэля. Приходится наблюдать за его артикуляцией, чтобы разобрать смысл некоторых слов или фраз.

– Ладно, – бросает Шмаль через плечо, – недосуг мне с тобой…

«Волк» исчезает за металлической дверцей, а я дивлюсь здешнему народу и продолжаю спуск в «преисподнюю», как иногда называют машинное отделение. Даже сейчас, когда работает лишь вспомогательный дизель-генератор, обеспечивающий судно электроэнергией, слышится приличный гул. И чем ниже я спускаюсь, тем громче он становится.

На уровне ватерлинии из-под ног брызнула здоровая крыса. От неожиданности едва не оступаюсь.

– Мля! Откуда вы на новой посудине?

Впрочем, крысы – обязательный атрибут любого корабля: и старого, и нового; и военного, и гражданского. Бороться с ними бесполезно – об этом мне рассказывал еще отец. Если не перелезут с берега по швартовым, то будут десантированы в трюм с продуктами или с другим сухим грузом. В основном обитают на нижних палубах, где потемнее, погрязнее и побезлюднее; но иногда голодное любопытство гонит наверх.

Нашел. Вот она – заветная дверца. За свежевыкрашенным металлом слышится бас вспомогательного движка. Взявшись за длинную ручку, медлю, оглядываюсь по сторонам и ощущаю беспокойство. Через секунду догадываюсь о природе его происхождения: подсознательный дискомфорт появляется оттого, что нахожусь метра на два ниже ватерлинии. И это при пустых трюмах! Случись где большая дырка, и…

Ухмыляюсь своим опасениям: значит, под пулями и осколками бегать не страшно, а утопнуть боязно?

Вхожу в машинное отделение и лицом к лицу сталкиваюсь с высоким парнем в замасленной тельняшке.

– О! Вы наш новый стармех? – расплывается он в широченной улыбке и стаскивает с головы заглушки, спасающие уши от здешнего грохота.

– Верно. А ты моторист?

– Точно.

– Тогда давай знакомиться, – протягиваю руку, – Глеб Аркадьевич Говорков.

– Ряба, – подставляет он для рукопожатия относительно чистое запястье. – То есть Юрий. Юрий Афанасьевич.

Кисть его правой руки не только перепачкана маслом, но и основательно обезображена шрамами от ожога.

– А почему Ряба?

– Фамилия моя Рябов, вот и приклеилось среди матросов.

– Показывай хозяйство…

Спускаемся по гулкой короткой лесенке и лавируем меж исполинских механизмов к закутку со столиком и высоким металлическим шкафом, что стоит по соседству с электрическим пультом управления силовой установкой. В шкафу висит новенькая роба, на верхней полке лежат такие же, как у Рябова заглушки, на нижней – рабочая обувь. Над столом приспособлена пластиковая полочка с рядком фолиантов. Недолго думая начинаю проверку комплектности судовой отчетной и нормативной документации.

– Руководство по технической эксплуатации, журнал распоряжений, журнал приема и сдачи вахт, – со знанием дела тычет пальцем в корешки Ряба.

Дело пошло…

* * *

Сидим, перекуриваем в закутке у столика. До отхода «Тристана» остается час. Киваю на обожженную ладонь:

– Где это тебя так?

– Подстанцию в порту ремонтировал. Током шибануло.

– О как! И сколько же пропустил?

– Грамм или вольт?

Смеюсь:

– И того, и другого.

– Выпил полбутылки. Я вообще много не пью. А шарахнуло вольт триста восемьдесят, не меньше. Кстати, бесплатный совет: протрезвел мгновенно.

– Благодарю.

– На здоровье. А электричество, между прочим, я с тех пор уважаю…

Кажется, в машинном отделении полный порядок. Или почти полный – при моем-то «сумасшедшем» опыте стармеха рановато решать глобальные задачи вроде оценки и приема всех систем и механизмов внушительного по размерам танкера.

Однако деваться некуда. Мне еще предстоит выслушать доклады о техническом состоянии вверенной матчасти от лиц командного состава. Не знаю, что представляют собой эти лица, но пока из всего повстречавшегося на «Тристане» народа самыми обычными и свойскими людьми показались капитан и моторист Рябов. Юра – незлобивый, простецкий, улыбчивый парень лет двадцати шести. Грамотный и, похоже, не ленивый. А легкое пристрастие к алкоголю – не проблема. Куда большие проблемы зачастую рождают трезвенники и прочие фанаты здорового образа жизни.

– Добро, Юрий Афанасьевич, – тушу окурок, подписываю акт приемки и топаю к лесенке, ведущей наверх.

– Пусть вахтенного моториста поскорее присылают! – кричит он вслед.

– Само собой. Как только поменяют стояночную вахту на ходовую…

Ползу наверх по крутым трапам. На уровне основной палубы решаю сделать остановку – глотнуть свежего воздуха. Толкаю тяжелую дверцу, выхожу и… какая встреча! Согнувшись пополам и усердно работая локотками, драит палубу мой дружок Величко. Да-да, ошибка исключена – наш драгоценный Стасик, ставший на неопределенное время матросом второго класса и заполучив в обязанности самые непрезентабельные во флоте обязанности: швартовку, покраску и уборку судна.

Мне жутко хочется его окликнуть, хлопнуть по плечу и перекинуться парочкой фраз. Но это невозможно: по легенде, мы друг друга не знаем. Он вместе с еще одним новичком данного экипажа – матросом первого класса Валерием Торбиным – прибыл на «Тристан» на сутки раньше меня.

Собственно, наличие на судне двух моих товарищей и было тем единственным условием, которое мне пришлось выдвинуть всемогущей организации в лице Иноземцева. Именно пришлось, ибо другого способа помочь Стасику остаться при деле не видел. Когда чины из ФСБ согласились – моя душенька успокоилась. Остановить запущенный процесс увольнения из армии капитана Величко для всесильной «конторы» ничего не стоило. И за Торбина я больше не переживал: если фээсбэшники возьмут под контроль процесс его излечения – он скоро позабудет о ранении.

Все так и произошло. Мой отпуск закончился гораздо раньше, чем значилось в отпускном билете, – ровно через неделю после знаменательной и обильной до алкоголя встречи с однокашником. Серега привел меня в свое управление, на базе которого производилась подготовка к операции, и представил суровому мужику с кустистыми бровями. Тот вызвал парочку таких же неулыбчивых типов, и мы с часок болтали о всякой всячине. В основном, конечно, приходилось отвечать на заковыристые вопросы. Но иногда и слушал, когда дядьки залечивали умные фразы типа: «К сожалению, в мировых центрах власти хватает образованных идиотов и просто дураков, способных привести цивилизацию к гибели…»

Короче, все у нас срослось – фээсбэшников я устроил, и отпуск мой очень скоро приказал долго жить. Баню с отцом отремонтировать не успели; благо, собрали разбросанный до винтика движок «шестерки». Юльку сводил в парк на аттракционы, скоренько собрал вещички, попрощался с родителями и будто бы отбыл по срочному вызову в часть. На деле явился в управление и приступил к теоретической подготовке. Через трое суток ко мне присоединился Величко. Исхудавший от скудного пайка гауптвахты и обалдевший от нелепых вывихов судьбы.

Торбина пришлось ждать дольше. Мы со Стасом перелопатили кучу материала, выслушали множество умных специалистов и вовсю практиковали, путешествуя от Казани до Самары на танкере, схожем по классу с «Тристаном». И только во время стоянки в Ульяновске на борт поднялся наш Валерка. Бледный, пропахший лекарствами, такой же тощий, как Стасик, и растерянный от внезапных перемен. И все же довольный и полный желания отправиться с нашей дружной компанией хоть к черту на рога.

Кстати, первым делом он передал мне привет от одной миловидной особы по имени Ирина. «Ого! – призадумался я. – Значит, она меня запомнила?..»