Текст книги "Ты мне брат. Ты мне враг"

Сергей Зверев
Ты мне брат. Ты мне враг

Глава 1

Косматые тучи плыли совсем низко, окутывая вершины горных пиков серым маревом. Сегодня в этих местах непросто было разделить время суток, поскольку днем освещение скорее напоминало затянувшиеся сумерки. Однако для зрителя, привыкшего к однообразию равнинных пейзажей, открывавшиеся виды все равно выглядели бы ошеломляюще. Многоликая и капризная природа грузинских высот удивляла своей броской красотой: горные склоны покрывал густой лес, каменистые равнины громоздились у самых подножий, а у подошвы кряжа тускло блестело небольшое ледниковое озеро.

Прямо посреди этого дикого высокогорного пейзажа расположилось небольшое село. Маленькие сакли с плоскими крышами компактно сгрудились вокруг сванской башни – одной из типичных примет Сванетии. Километрах в двадцати отсюда располагался Зугдиди – небольшой, но известный грузинский город. Однако относительная близость этого культурного и экономического центра не сильно повлияла на вялотекущий – по сравнению с городским – ритм жизни в маленькой горной деревушке.

Источником некоторого беспокойства для местных жителей являлся небольшой военный лагерь, раскинувшийся на востоке от деревни. Вообще-то «лагерь» звучало чересчур уж громко. На самом деле это была стоянка с тремя-четырьмя трейлерами и примерно десятью проживающими. Соединение было расквартировано здесь скорее для видимости, чем в соответствии с реальным стратегическим планом. Местность глуховатая, кругом горы, перекрестки, и крупные дорожные развязки далеко… Логично было бы предположить, что подразделение находится здесь в рамках своеобразной «отчетности» по контролю местности. Страна до сих пор не может успокоиться из-за долгого конфликта с Абхазией, и самопальные группы радикальных боевиков перемещаются с завидной скоростью по всей территории. Чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, командование миротворческих сил ООН приняло решение о размещении подобных «гарнизонов» в потенциально опасных регионах.

Военнослужащие в синих жилетах с эмблемой Евросоюза и национальным флагом Франции, недвусмысленно указывающими на их явно легионерскую принадлежность, не сидели без дела. Каждый выполнял свою задачу, поставленную командиром. Последний выделялся ростом и цве-том волос – это был высокий блондин с характерными славянскими чертами. Николай Воеводин на самом деле являлся бывшим русским офицером. После службы в казахских степях он подался на вольные хлеба наемника в Европу, попав туда, где оказываются многие подобные ему, – во Французский Иностранный легион. Время шло, служил Воеводин хорошо, получив французское гражданство. В данное время он носил звание майора. Естественно, гражданство и звания с неба не валятся, и все это Воеводин заработал годами безупречной службы в рядах Легиона.

Его боевая выучка уже прошла проверку и закалку во многих горячих точках по всему земному шару, и поэтому в столь напряженной обстановке Воеводин оказался самой подходящей кандидатурой для командования «отрядом-призраком» в грузинской глуши. Его русский здесь тоже был плюсом – худо-бедно он мог общаться с местными жителями, время от времени намекая, что легионерам совершенно не хотелось беспокоить жителей села, однако служба есть служба. Поэтому хоть селяне и косились на группу «синих», но каких бы то ни было конфликтов майору успешно удавалось избежать. В этом-то, по сути, и заключалась его миссия – предотвратить возможность появления кризисной ситуации между миротворческими войсками и местным населением, а также проводить регулярное обследование местности, для чего в его подразделении находились четыре специалиста-разведчика. Во всем остальном отряд был уменьшенной копией своего «большого брата» – Иностранного легиона: здесь были и алжирцы, и французы, и боснийцы, и один немец. Однако никаких разногласий или национальных претензий они друг другу не выказывали. По традиции Легиона он становится родным домом для новобранцев, и их расовая или иная принадлежность перестает играть всякую роль с того самого момента, когда они становились легионерами.

Воеводин взял бинокль и окинул окрестности внимательным взглядом. Километрах в трех от поселения он заметил движущийся по дороге джип. Поправив резкость оптики, улыбнулся – это был вовсе никакой не джип, а обыкновенный «уазик», причем даже не военного окраса. Это порадовало миротворца вдвойне – вот что доставляло ему головную боль в этом богом забытом селении, так это визиты военных ревизоров.

– Эй, там, кончайте сопли жевать! – неожиданно грубо и голосисто гаркнул майор. – Пять человек – ко мне!

Он понимал, что никакой опасности, скорее всего, в этом «уазике» нет. Но старая военная привычка заставляла его быть осторожным и дотошным в отношении безопасности для себя лично и своих подчиненных.

Скоро «УАЗ» приблизился настолько близко, что Воеводин смог разглядеть номера на его бампере. Они были грузинскими. За рулем сидел водитель типично местной внешности, ничем особенно не выделявшийся. А вот его пассажир заставил майора невольно присвистнуть: это была молодая симпатичная девушка явно европейской наружности. Так как, по понятным причинам, контакты с женским населением были здесь предельно ограничены, то он был рад возможности поговорить с незнакомкой.

Через пару минут «УАЗ» подъехал ко входу в импровизированный лагерь. Там его уже ждала вооруженная пятерка молодцов-легионеров во главе с бравым майором. Прежде чем спросить, кто они такие и какого, собственно, дьявола им тут надо, миротворец галантно обратился к девушке:

– Вам помочь?

– Ой, спасибо, – прощебетала она, всучив Воеводину две тяжеленные сумки, – всегда приятно встретить человека культурного. Меня зовут Элен. Элен Бенуа.

– Позвольте узнать, что привело вас в этот край? – произнес майор.

Подчиненные переглянулись между собой и даже тихонько хихикнули – если бы командир подбирал подобные выражения во время построения или сбора в казарме, то подразделение стало бы еще и самым культурным военизированным формированием в мире.

– Видите ли, я – журналист, – заявила девушка. – Так что мое появление здесь связано с родом моей деятельности. Вот видите, я себя уже и рассекретила.

Она звонко рассмеялась, запрокинув голову.

Майор тут же догадался – стрингер! Этот сорт журналистов отличался от остальных тем, что на свой страх и риск они отправлялись в самые горячие точки планеты, собирая эксклюзивный материал, за который впоследствии получали немалые гонорары. Существовала только одна маленькая проблема – их частенько убивали: если не по пути, то непосредственно на месте конфликта.

– Стрингер? – все так же вежливо поинтересовался Воеводин, замечая, как удивленно поднялись брови у его собеседницы.

– Ну, что-то вроде, – уклончиво ответила Элен. – Вы меня пригласите, или как?

– О, пардон, мадемуазель, – миротворец протянул руку, и девушка легко соскочила с подножки на землю. Сделав картинное «па», она мило прочирикала «мерси» и скромно кивнула на оставшиеся в салоне вещи.

Штатив, камера, еще одна сумка и куча всякой мелочи вроде шнуров, растяжек и спальников громоздились на сиденьях и под ними. Воеводин без лишних слов отрядил двух молодцов заняться вещами. Водитель попытался проявить инициативу и хотел выйти из «УАЗа», однако майор опередил его:

– А вам лучше оставаться в машине, – отрезал Воеводин.

– Но как же? – водила посмотрел сначала на него, потом на журналистку.

– Все в порядке, Отар, – кивнула та. – Я останусь здесь, а ты поезжай пока назад.

Водитель пожал плечами и с разочарованным видом спросил:

– Когда за вами заехать?

– Я думаю, часов через пять-шесть, – ответила Элен. – Я думаю здесь поснимать, поговорить, так что…

– Хорошо, – Отар перечить не стал.

Когда все вещи были выгружены, он завел мотор, повернул на песчаную дорогу и направил автомобиль в сторону города.

Воеводин провел гостью в лагерь и пригласил к себе в трейлер. Легионеры пошло заулыбались, однако майор окинул их столь однозначным взглядом, что подчиненные тут же приняли вполне серьезный вид.

Когда миротворец и журналистка вошли в дом на колесах, Воеводин задал вполне закономерный вопрос:

– Скажите, а какова все же цель вашего визита к нам?

– Видите ли, я являюсь журналистом французской телекомпании «Антенн-2». И мне… заказали снять сюжет про жизнь наших военных в иностранных миссиях – как, например, здесь, – мило улыбнулась Бенуа.

– Тогда ясно, – кивнул Воеводин. – Надеюсь, я смогу вам чем-нибудь помочь?

В ответ журналистка извлекла из своей сумки толстую черную папку и со стуком брякнула ее на стол.

– И я на это весьма рассчитываю, господин офицер. Всегда важно найти помощь и взаимопонимание, особенно в чужой стране.

– Да, нам будет о чем поговорить. – Майор взглянул на папку, глубоко вздохнул, но все же не растерял своей учтивой любезности: – Что ж, помогу, чем смогу…

– Вот и отлично, – одарила его новой порцией улыбок и благодарных взглядов бойкая журналистка.

* * *

Наступил вечер, однако в лагере царило оживление. После продолжительного интервью Элен решила, что стоит немного пообщаться и с остальными вояками. Своим появлением она, как водится, вызвала ажиотаж среди легионеров. На скорую руку был накрыт стол, все расселись вокруг, и началась приятная и задушевная беседа о тяготах и лишениях военной жизни.

К удовольствию журналистки, ей даже практически не пришлось задавать вопросов – легионеры так соскучились по живому общению (а тем более с противоположным полом), что охотно рассказывали обо всем безо всяких наводящих вопросов.

– Вот, например, мне, как французу, – вдохновенно повествовал один из них, смуглый капрал, – очень интересны здешние вина. Я отдаю предпочтение красным – что-нибудь вроде «Киндзмараули» или… как же его… «Ахашени». Великолепный букет и насыщенность вкуса! Нет, естественно, я не буду сравнивать с нашими винами, но это понятно – просто разные вещи.

Его перебил легионер, сидевший сбоку. Он был скорее всего немец – судя по акценту, из приграничных Швейцарии областей.

– Но вы знаете, какое же вино без женщин? – Остальные сотрапезники ухмыльнулись. – Так вот, здешние барышни уж больно норовистые. Воображают себя просто какими-то невероятными недотрогами. Вы знаете, не подступиться! Даже бравые легионеры вместо теплой женской компании вынуждены…

– Капрал! Я попросил бы немного попридержать язык! – майор не выдержал, осадив коллегу. – Не надо забываться.

Капрал, видимо, понял свою ошибку и в ту же секунду оборвал довольно прозрачную мысль. Журналистка улыбнулась и хотела задать какой-то вопрос, но неожиданно со стороны гор послышалось какое-то тарахтение. Судя по звукам, это были лопастные двигатели. Француженка вопросительно посмотрела на Воеводина, но тот лишь улыбнулся:

– Да не беспокойтесь, мадемуазель, это наверняка вертолет грузинских ВВС. Они часто здесь летают, наблюдая за местностью.

Бенуа как раз собиралась спросить о роли грузинских войск в ходе конфликта, на что и не преминула переключиться. Майор не успел ответить даже на первый вопрос, как произошло что-то совершенно невообразимое. Внезапно из низких туч выросли купола парашютов, и на лагерь с неба буквально посыпались десантники. Офицер успел лишь громко крикнуть: «Не стрелять!» Он был совершенно уверен в том, что это какая-то ошибка или учения, поскольку легионеры находились под защитой международного правового законодательства – ни одна армия мира «не имеет права» атаковать их в подобных условиях.

Не прошло и пяти минут, как десантники уже окружили трейлеры, выстроили во внутреннем дворике весь личный состав, в том числе и майора с Элен. Перед строем прохаживался человек в форме российских ВДВ – судя по погонам, это был старший лейтенант. Как и у его подчиненных, физиономия офицера прикрывалась вязаной шапочкой типа «ночь».

Воеводин не растерялся, тут же поинтересовавшись холодным тоном:

– Чем обязаны?

Старлей промолчал. Он подошел вплотную к Воеводину и внезапно что было силы ударил того в живот. Не ожидавший такого поворота событий легионер упал на одно колено. В следующую секунду старлей гаркнул на весь лагерь:

– Этих тварей согнать в трейлер. Всех!

Видя, что ситуация становится чересчур уж вызывающей, Воеводин решил действовать. Оказываться в качестве бессловесной жертвы у него не было ровно никакого желания. Поэтому, выгадав момент, он резко крутанулся, ударив ближе стоявшего к нему десантника в пах. Тот упал, и его товарищи мгновенно обернулись. Воеводин не терял ни секунды – схватив Бенуа за локоть, потащил за собой. Та особо не сопротивлялась, и уже через пару секунд они, петляя за деревьями, бежали сломя голову в сторону какого-то холма.

– Огонь! – отдал приказ старлей.

Это было последним, что расслышали беглецы, – как и следовало ожидать, за приказом незамедлительно последовал треск очередей. Майор уже ничего не понимал, но ему не хотелось проверять на своей шкуре, были патроны холостыми или боевыми. Француженка спотыкалась, но все-таки не отставала от своего спутника. Последующие минуты были наполнены беготней, стрельбой и желанием выбраться с поля обстрела.

В конце концов беглецам удалось оторваться, и через минут сорок, изнемогая от усталости, они находились на заросшем густым лесом горном склоне. Воеводин немного приподнялся на руках и посмотрел в сторону лагеря.

Картина, открывшаяся перед ним, могла впечатлить любого. Небольшой отряд десантников направился к селу, а оставшиеся их коллеги начали сгонять миротворцев в трейлер. Как только все были внутри, двери закрылись, и двое десантников начали обливать трейлер явно горючей жидкостью. Старлей стоял и отдавал приказы. Казалось, что все происходящее – привычная для него вещь.

Воеводин оглянулся и заметил, что француженка снимает все происходящее на камеру, которую успела прихватить с собой. Со стороны лагеря вспыхнул яркий свет, и следом за этим раздались приглушенные крики. Трейлер вместе с десятком человек пылал как свеча. Офицер только стиснул зубы, бессильно сжав кулаки.

– Надо ведь что-то делать, – пробормотала Элен. – Как же так? И это в наши дни…

Она взглянула в глаза Воеводину, словно ожидая, что тот, словно былинный богатырь, в одиночку, голыми руками, разбросает всю эту нечисть.

Майор опустил голову. Что он мог поделать?

Вскоре где-то в районе села послышались выстрелы и женские крики. Переместившись на другой склон «высотки», беглецы увидели еще одну леденящую душу картину. Солдаты в селе были куда больше похожи на озверевших эсэсовцев-карателей периода Второй мировой, чем на русский десант. Они убивали всех без разбору, а тех, кто сопротивлялся, просто резали штык-ножами или забивали саперными лопатками. Вакханалия превосходила все мыслимые представления. Женщин били прикладами, насиловали, детей просто расстреливали в упор. Воеводин шептал страшные ругательства, а Бенуа, бледная как полотно, продолжала снимать все эти зверства.

Воеводин чертыхнулся. Левее он увидел, как несколько камуфляжников приближаются к ним.

– Там, в километрах двух-трех, грузинский блокпост. Я попробую их задержать, – звенящим шепотом произнес майор. – Быстро беги туда и расскажи обо всем, что здесь происходило. И обязательно сохрани запись, – он указал на камеру. – Пусть весь мир узнает!

Элен кивнула и начала отползать в сторону. Услышав позади стрельбу, она вскочила во весь рост и, пригнувшись, побежала. Воеводин лежал на прежнем месте и дожидался, пока погоня доберется сюда. Дождавшись, он прыгнул на камуфляжника, повалив того на землю. Противник с размаху упал головой на камень, выпустив из рук автомат. Офицер схватил трофей, намереваясь открыть огонь…

А француженка все бежала и бежала. Падая, поднимаясь, она изодрала одежду и кожу на руках и коленях. Не замечая от усталости и того, что творилось у нее под ногами, она оступилась и сорвалась с небольшого каменистого склона прямо в реку. Впрочем, Элен повезло – течение здесь было слабое, поэтому она выбралась на берег.

Упав на траву, она почти автоматически проверила состояние камеры и вслушалась в ночь. Преследователей не было слышно. Значит, она оторвалась. Или ей дали уйти…

Глава 2

Через несколько дней обессиленная Элен добралась до Тбилиси. Она добиралась на попутках. Местные жители, услышав даже малую толику того, что произошло с ней на блокпосте, без лишних расспросов радушно и хлебосольно принимали ее в своих домах. Уже на пути к столице журналистка прекрасно представляла, какой резонанс вызовет ее материал.

Собственно, так и произошло. После двух минут собеседования с редактором и просмотра видео на монтажном экране материал был почти сразу пущен в новостной блок. Грузия взорвалась. Отрывки видео мгновенно выложили в Интернете, а на редакцию грузинского канала посыпались запросы от иностранных компаний с предложениями выкупить пленку за баснословные суммы.

Однако обогащение отдельно взятой региональной телекомпании стало самым что ни на есть мизерным последствием всей этой истории. Как только ролик прокрутили по основным каналам Франции, Германии, Италии и США, мировая общественность обрушилась на Министерство иностранных дел Российской Федерации с завидным единодушием.

Конечно, немногочисленные критичные умы с первых же дней «информационной войны» сформулировали несколько вопросов, адекватные ответы на которые ставили бы под сомнение вину России в этой поистине ужасающей резне мирного населения. Во-первых, если бы «русские десантники» (а этим словом вскоре пугали практически все западноевропейское население) задумали действительно уничтожить форпост французов (что уже само по себе не имеет никаких логичных аргументов), то какого рожна они вышли на операцию в форме, при нашивках и шевронах? Проще уж было нацепить парадные эполеты и действовать вовсе без масок – скрытности ничуть бы не убавилось.

Во-вторых, каким образом хрупкая журналистка, на фоне обученных русских вэдэвэшников выглядевшая физически весьма скромно, смогла скрыться от целого отряда извергов? Если бы им было необходимо сохранить инцидент в тайне – уж они бы постарались, взяв резвую репортершу вместе с материалами и живой.

Однако ни одно из замечаний не было воспринято широкими кругами международной общественности. Для масс оказалось важнее сочувствовать трагедии, которая была документально подтверждена и имела утвердительный моральный посыл – «современный фашизм» в лице российских военных. Но Министерство иностранных дел РФ не спешило мириться с подобным положением дел. В свою очередь, войска категорически отрицали свою причастность к инциденту и предоставляли все требуемые отчеты о состоянии и действии частей на момент трагедии. Тем не менее многочисленные «комиссии», выросшие как грибы после дождя, с таким рвением и упорством выворачивали факты наизнанку, что любой отказ российского МИДа о предоставлении документов по делу мог расцениться как международное преступление против прав человека и существующего мирового порядка.

Особый акцент правозащитники и международные обвинители делали на том факте, что мирные жители добивались саперными лопатками. Упор на чудовищную жестокость и варварство, абсолютную бесчеловечность русских и прочие штампы, до этого применявшиеся исключительно по отношению к «гитлеровскому садизму», гвоздями вбивались в головы обывателей Запада.

На месте трагедии побывала комиссия особо уполномоченных международных экспертов. Ее члены ранее принимали участие в югославской, иракской и некоторых африканских кампаниях. После визита они пребывали в шоке. По признанию экспертов, такое они видели впервые в своей жизни и просто представить себе не могли, какими зверями надо быть, чтобы так хладнокровно и методично вырезать людей. Правда, ни одного реального предмета, подтверждающего причастность российских десантников, кроме лопаток, найдено так и не было. Но Бенуа, одна из инициаторов полного обнародования всех фактов дела, уверяла, что ошибки быть не может. Став главным действующим лицом всех новостных и аналитических программ в мире, она упорно гнула одну и ту же линию – русские прилетели, всех убили и исчезли. Просто, грубо, бессмысленно – мол, так они всегда и поступали.

Водителя Элен, второго прямого свидетеля развернувшейся трагедии, найти так и не смогли. Он словно в воду канул – никаких следов от него не осталось вовсе. Отпечатки шин на горной дороге исчезли через считаные часы после нападения, а сам он не выходил на связь уже несколько суток. Выводы были сделаны в духе царивших страха и русофобии – он был убит русскими, а тело и машину спрятали очень надежно, заметая следы. Смехотворная для здравомыслящего человека версия экспортировалась с такой настойчивостью, что казалось, по-другому произойти не могло.

Цинковые гробы французских легионеров прибыли на родину уже на волне бурлящей кампании. На устроенной по случаю перезахоронения солдат встрече президент и премьер-министр Франции заявили свой однозначный и резкий протест России. Страны Европейского союза после проведения нескольких показательных заседаний Еврокомиссии направили президенту Российской Федерации дипломатическую ноту понятного содержания.

Нельзя не отметить, что майора Воеводина, еще одного свидетеля конфликта, героически отстоявшего жизнь Бенуа, так и не нашли. Ни живого, ни мертвого – и его следы бесследно исчезли.

Командование Североатлантического альянса, словно получив зеленый свет, начало разворачивать свои силы в регионах, находящихся в непосредственной близости от российских границ. Выглядело все это весьма впечатляюще и тревожно. Мирное население западных стран устраивало митинги и демонстрации с призывами более решительных действий, а некоторые радикальные группировки прямо призывали к «справедливому возмездию». Проблема терроризма полностью отошла в тень вопроса о «бесчеловечности» России.

ООН и многие представители крупнейших компаний недвусмысленно намекали российскому правительству на «санкции». Биржевые показатели, иностранные инвестиции, все совместные проекты по модернизации производства – все это в любой момент могло пойти прахом. Имидж страны был подорван настолько, что дальше некуда.

Но все это было лишь экономической стороной дела. А вот вопрос войны и мира на этот раз стоял буквально боком, готовый развернуться на всю мощь военного арсенала крупнейших мировых держав. Ни один нормальный человек на Земле не хотел бы этой войны – но ситуация неоднозначно сигнализировала о том, что при дальнейшей эскалации конфликта и таком информационном прессинге весь мировой порядок может взорваться.

Неразрешенным оставался вопрос «что делать?». И ведь никто не брался даже предугадать, сколько времени понадобится, чтобы он перерос в «на какой планете теперь жить будем?».