Текст книги "Призрак подземки"

ПРИЗРАК ПОДЗЕМКИ

повесть из сборника «Пожиратели человечины»

В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.

Зло подобно бумерангу:

Кто запустил – тому ловить.

Независимо от ранга,

Всем придётся заплатить.

Пустынный ночной перрон метро встретил Пашу шумом удаляющегося в чернеющую пустоту тоннеля поезда. Надо же! Не успел самую малость. Теперь придётся ждать, из-за чего стало немного досадно. Уже так хотелось домой!

Поёжившись, Паша сунул руки в карманы потёртых джинсов и посмотрел вдоль перрона в сторону, противоположную только что «убежавшему» поезду. Чуть поодаль к «железке» как раз вышел такой же, как и он сам, светловолосый молодой парень в светло-голубой варёной джинсовой куртке и таких же классического покроя джинсах, которые вкупе с белыми кроссовками смотрелись «а ля восьмидесятые-девяностые». Блондин в джинсе так же тоскливо посмотрел вслед только что «убежавшему» составу, – шум колёс последнего ещё доносился из темноты тоннеля, – после чего достал сигарету и закурил.

При виде незнакомого попутчика на душе у Паши сразу стало немного спокойнее. Ночная станция метрополитена своими безлюдьем и, как следствие, безмолвием казалась зловещей, поэтому даже вот такой, совершенно незнакомый, «компаньон» сразу стал в радость.

«Поймав» себя на таких мыслях, Паша в душе застыдился. Отчего вдруг такая трусость? Хотя нет, это была не трусость. Просто, на фоне многочисленных сообщений последних дней по телевизору и в газетах о посыпавшихся на город ночных убийствах, находиться там одному в такой поздний час было очень неуютно. Особенно если учесть, что все те убийства были совершены именно в подземке.

Странно, что после всех тех жутких сообщений об убийствах на станциях метро такие безлюдья ещё были возможны. Уж полицейские-то теперь, по идее, должны были дежурить в подземке повсюду. Подумав об этом, Паша покачал головой и снова с теплом в душе взглянул на своего невольного попутчика. Тот, наверняка, испытывал по отношению к Паше похожие чувства, потому что уже не раз и не два за те недолгие мгновения, что простоял на перроне, посмотрел в его сторону и даже успел к нему немного приблизиться. Боком-боком, делая вид, что просто переминается с ноги на ногу, он перемещался к Паше, словно тот был магнитом.

Отметив последнее, Паша поёжился. Вот чёрт! И чего ему не стоится на месте? Кто знает, может это он сыплет на мегаполис все эти убийства. Быстрей бы уж поезд! Поскорей бы оказаться в его вагоне, где было бы, кажется, поспокойнее. Минуты ожидания последнего, казалось, растянулись в часы.

Снова посмотрев в сторону незнакомца в голубой джинсе, Паша почувствовал, как у него отлегло от сердца. Потому что между ним и тем типом в джинсах вдруг появился полицейский. Надо же! Он, считай, только что о них думал, и вот один из таковых появился. Выходит, полиция теперь и впрямь не бросает метро без присмотра. Краем глаза Паша тут же отметил, что незнакомец тоже посмотрел на появившегося на перроне стража порядка с облегчением. А полицейский… Полицейский вдруг пристально посмотрел на Пашу и быстрым шагом направился к нему. Чего это он? Идёт к Паше, да ещё так быстро! Может быть он походил на кого-то из какой-нибудь полицейской ориентировки?

С приближением стража порядка, с каждым его шагом в душе у Паши стремительно нарастала непонятная тревога. Странно, но ему вдруг захотелось от полицейского убежать. Он тогда еле смог сдержать в себе это странное желание. А тревога в душе уже перерастала в самый настоящий страх. Но не бежать же, в самом деле, было Паше! Ещё не хватало, чтобы его приняли за того самого серийного убийцу, в поисках которого уже сбилась с ног вся полиция города!

Ещё несколько мгновений, и полицейский подошёл. Остановившись от Паши где-то в метре, он уставился на парня холодным немигающим взглядом. Да, да, взгляд его был именно холодным! Паша сразу это почувствовал, хотя сам же в тот миг этому объяснение и нашёл. Страх. Виной тому, конечно же, был именно страх, который словно морская волна нахлынул на него в те секунды из ледяных голубых глаз полицейского. А последний всё продолжал сверлить Пашу своими странными пронизывающими зрачками.

Это длилось не более двух, от силы трёх десятков секунд, которые, как ни странно, совсем не показались Паше коротким отрезком времени. Впрочем, закончились и они, после чего страж порядка вдруг… Резко развернулся и пошёл от Павла прочь. Да-да, пошёл прочь! Его ровная уверенная походка теперь не стала ни на каплю медленнее, и теперь он направился к стоявшему неподалёку и с интересом за всем наблюдавшему Пашиному невольному попутчику. С облегчение вздохнув ему вслед, – надо же, даже документов не спросил! – Паша достал из кармана платок и вытер мгновенно проступившую на лбу испарину.

Впрочем, ничего удивительного. Наверняка полиция уже кого-то в связи со всеми этими последними убийствами ищет, а значит, вполне естественно, что её сотрудник подошёл повнимательнее посмотреть на Пашино лицо. Подумав об этом, Паша даже слегка улыбнулся вслед уже подходившему к парню в голубой варёнке полицейскому. А тут ещё из глубины тоннеля донёсся шум приближающегося к станции поезда, и это ещё больше прибавило ему хорошего настроения. Теперь всё вокруг стало казаться Паше уютным и спокойным, а полицейский – чуть ли не самым лучшим стражем порядка во всём мире.

В тоннеле показались огни мчавшегося к станции поезда. Он уже, видно, готовился к торможению у перрона, и поэтому рёв его двигателя нисколько не заглушал шум колёс и грохот трясущихся вагонов. Ещё пара мгновений, и он начал тормозить…

А подошедший к парню в варёнке полицейский уже стоял напротив того и пристально, как несколькими мгновениями раньше Пашу, его рассматривал. Тот чувствовал себя, – это было видно, – под пронизывающим взглядом полисмена очень неуютно. Совсем как только что Паша! Ему наверняка точно так же хотелось пуститься в тот миг наутёк. Но он стоял. То ли ждал поезда, то ли так же, как и Павел, знал, что за бегством от полицейского последует.

Суетливо обернувшись на стремительно приближавшийся грохочущий состав, парень увидел, что тот был уже в каких-то пяти метрах. Это наверняка добавило ему уверенности, впрочем, последней ему уже не понадобилось…

Паша всё это время смотрел в спину подошедшему к парню в варёнке полицейскому. И поэтому очень хорошо увидел, что произошло в следующие мгновения. Когда до носа тормозившего, но ещё не остановившегося поезда оставалось не больше пяти метров, страж порядка вдруг… с силой толкнул оглянувшегося навстречу поезду незнакомца в варёной джинсе на рельсы!

Машинист ничего сделать не смог. Он и так тормозил разогнавшийся по тоннелю состав! И в следующее мгновение рельсы и стены вокруг места падения на пути парня в варёнке забрызгало кровью размозжённого массивными колёсами поезда тела несчастного. Этого не было видно, проходившие, а потом остановившиеся впритирку с перроном вагоны всё это закрыли, да только Паша всё равно это знал. Густо испачканные кровью рельсы и стены неведомо как стояли у него перед глазами.

*   *   *

Из полиции его отпустили только наутро следующего дня.

Пригревавшее с утра сентябрьское солнце встретило Пашу на улице, едва он только показался из дверей ОВД, тёплыми, заботливыми, словно мамины руки, лучами. Оно как будто понимало, через что парню пришлось пройти, покуда оно обогревало другую сторону их огромной планеты, и теперь его утешало. Однако, парень всё равно оставался хмур и зашагал по улице, понуро опустив голову. Конечно, здесь брала своё и усталость, навалившаяся после бессонной ночи да ещё этих бесконечных «как» и «почему», высыпанных ему на голову полицейскими в ОВД. Но, самым главным в причинах этой его угрюмости всё же было случившееся накануне ночью, под впечатлением которого он находился до сих пор. Вот, значит, кто совершал все эти, так нашумевшие в последнее время, убийства! Какой-то маньяк-«полицейский». А может, просто маньяк, переодетый в полицейскую форму… И что больше всего бросало – до сих пор! – Павла в дрожь, убийца-то вначале подходил и пялился на него! На Пашу! Словно оценивая, подойдёт ли тот на роль очередной его жертвы. Это сейчас и в ОВД отметили, сделав вывод, что у маньяка, значит, были какие-то, пока только одному ему известные, критерии, по которым он выбирал себе жертвы и по которым Павел, – к его огромному счастью, – ему не подошёл.

Паша ничего не смог рассказать полицейским о том, куда пошёл, побежал, или ещё как-то скрылся, убийца в подземке. Он с самого того момента, как по сторонам брызнула кровь размозжённого об рельсы большими железными колёсами парня, напрочь потерял из виду виновника трагедии. Как будто его вообще там не было. Или словно он надел шапку-невидимку.

Значит, Паша ему не подошёл. Значило ли это, что теперь парню не стоило бояться таинственного ночного убийцу? Несмотря ни на что, в этом он сильно сомневался. Поэтому даже сейчас, днём, когда в метро не было безлюдно, спускаться под землю жутко не хотелось. И добираться в университет, – заехать перед первой парой домой уже было не успеть, – Павел решил на наземном транспорте. Пусть и дольше, и дороже, – на маршрутках ехать было с пересадками, де ещё не с одной, – зато спокойнее. Твёрдо в этом уверенный, вскоре Паша уже уселся в первом из выбранных им в тот день в качестве средства передвижения микроавтобусов.

Маршрутку нещадно трясло, только парень этого даже не замечал. Перед глазами всё стояло неподвижное лицо уставившегося на него в подземке «полицейского». Уставившегося, а потом хладнокровно убившего беднягу-парня в варёнке… И теперь его лицо казалось Паше знакомым. С чего бы это? Наверное, просто от волнения оно так ему запомнилось. Настолько сильно, что теперь казалось знакомым уже давно. Хотя… Что-то в глубине души не давало подумать именно так. Какое-то непонятное чувство исподволь шептало, что это лицо он уже где-то видел. Вот только вспомнить, где, никак не получалось.

*   *   *

На первой и второй парах, которые в тот день по расписанию в универе выдались для их группы обе по английскому, царил какой-то слишком уж необычный для них беспорядок. Всё началось с реплики, вернее, вопроса, заданного преподавателю без разрешения, о происходивших в городе убийствах. Вопрос этот отчего-то сильно насторожил, можно было даже сказать, выбил из обычной колеи, Вениамина Иннокентьевича, их препода по английскому, и тот все четыре часа никак не мог переключиться на, собственно говоря, предмет его лекций.

– Кого, Вы говорите, убивает этот маньяк? – почему-то растерянно посмотрел Веня, – так их препода по английскому звали в универе за глаза, – на только что спросившую его о том же Ленку Синицину, сидевшую в самом первом ряду, считай, у него перед самым носом.

– Ну, я слышала, преступников всяких… – почему-то растерявшись, отвечала та.

– Да отморозков он разных мочит! – подхватил услышавший их разговор Мишка Холодков, парень Ленки, выглядывая из-за её спины. – Вон Пашка Бондарь пусть расскажет! Он сегодня в полиции как раз по этому поводу побывал.

От неожиданности этих слов Пашка съёжился, втянув голову в плечи, словно попал под струю ледяной воды. Откуда он знает?! Вот чёрт! Да у него же брат в полиции работает! Хотя, и не в том отделе, где Пашке довелось минувшей ночью оказаться…

– В полиции? – теперь Веня уставился поверх очков на Пашу. – Что это про Вас, голубчик, Ваш сокурсник Холодков рассказывает?

– Да гонит он! – отмахнулся Паша, совсем не горя желанием рассказывать о своём ночном приключении такому количеству народа. – Ни в какой полиции я не был!

– Вот как? – с этими словами Веня перевёл взгляд своих внимательных карих на Мишку.

Тем временем все присутствовавшие в аудитории, заинтересовавшись завязавшимся разговором, стихли и навострили уши.

– Ну, мои источники тоже могут ошибаться, – развёл руками тот. – Хотя, Пашку Бондаря мой брат в лицо вроде знает…

Ну конечно! После бессонной ночи голова не соображает совсем. В полиции-то его сфотографировали, не поверив на сто процентов его рассказам, особенно тому, что он не видел, куда ускользнул одетый в полицейскую форму убийца! И сфотографировали, и отпечатки пальцев взяли. Потом, небось, по другим отделам полиции разослали… Вот Мишкин брат и увидел. А увидев, навёл, небось, справки. Они виделись с ним пару раз, оба раза встретившись в городе, когда Павел шёл домой из универа с Мишкой. У него, как он сам тогда обмолвился, память на лица, как у настоящего полицейского, цепкая!

– Ладно! Ладно! – успокоил его Веня. – Давайте-ка лучше друг другу расскажем, кто что ещё слышал о злодеяниях того маньяка.

– Минувшей ночью опять несколько убийств было, – упиваясь осведомлённостью из «своих источников», снова «взял слово» Холодков, и все вокруг тотчас с жадностью на него уставились. – Среди убитых – совсем молодой парень, только с армии пришёл! Отслужил, и на тебе. Прокатился в ночном метро.

– А остальные?

– Ну, остальные перцы постарше. Молодой в этот раз только один.

– И что, все они тоже, как Вы только что выразились, «отморозки»? – Веня снова взялся «сверлить» Мишку взглядом, одновременно промокая вспотевшую лысину платочком.

– А то! – довольный вниманием, тот распалялся. – Про старых перцев я точно не знаю, но тот, молодой… В общем, до армии он девчонку изнасиловал, и как-то отмазаться смог. Деталей я не знаю, но дело заводили точно. Наверное, не доказали. Небось, адвокатов хороших подтянули, ну и всё такое.

– Тоже, значит, не просто так… – Веня неожиданно так сильно побледнел, словно превратился в снеговика.

– Ну, так я, по крайней мере, слыхал… – пожал плечами Мишка, немного растерявшись из-за реакции на его слова преподавателя.

Услышав приятеля и сразу же сопоставив его слова с произошедшим накануне, чему сам же и стал свидетелем, Пашка покачал головой. Вон, значит, как оно всё было! Тот незнакомец в «варёной» джинсе, значит, тоже был не сахарный мальчик! Покачал головой и тут же поймал себя на том, что начал невольно в своей памяти перебирать, – а не совершил ли он сам за свою ещё пока такую недолгую жизнь чего-нибудь такого, за что таинственный маньяк мог начать на него охоту? Поймав же, усмехнулся. Прямо паранойя началась какая-то! За что его-то убивать? За всю жизнь мухи не обидел. Наверное, поэтому убийца его сегодня в метро и не тронул.

А разговор в аудитории, между тем, продолжался.

– Так Вы говорите, он нападает только в метро? – Веня почему-то всё продолжал выпытывать из Мишки сведения о маньяке и его злодеяниях.

– Точно об этом вряд ли можно сказать, – продолжал выбалтывать, возможно, секретные сведения со службы брата Мишка Ходов. – Но похожих убийств вне метро пока не зафиксировано.

– Значит, вполне может быть, что не только там, – препод вытер платочком со лба пот. – Какой ужас!

– Вам-то что беспокоиться, Вениамин Иннокентьевич! – рассмеялся кто-то с задних рядов. – Говорит же Мишка, он мочит только отморозков всяких!

– Ну да! Ну да… – криво усмехнулся Веня, тут же начав рыться на столе перед собой в каких-то своих бумагах и, уйдя куда-то в свои мысли, тут же добавляя по-английски: – Horror3!

А народ в аудитории, получив интересующую всех тему для разговора и возможность её обсудить, уже вовсю гудел. Кто-то рассказывал, что слышал о наводившем на город дрожь маньяке, кто-то это слушал, тут же вставляя реплики, дополняя, комментируя… Никаким английским на парах даже не пахло. Впрочем, надо сказать, никто из собравшихся там в претензии по этому поводу и не был. И даже преподаватель, которого отчего-то слишком уж интересовал весь этот ужас с маньяком из подземки.

*   *   *

Вечером в телепередачах как всегда много говорили о злодействующем в подземке убийце и об очередных его жертвах, посвятив этому довольно длинные специальные выпуски новостей. По просьбе родителей Паша временно прекратил свои вечерне-ночные прогулки и поэтому смог просмотреть всё, что передали по телевидению в итоговом выпуске того дня о его «новом знакомом», маньяке-«полицейском», сполна.

Мама с папой Павла смотрели на цветной экран, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово. Когда же выпуск новостей закончился, ещё добрые десять минут сидели молча, каждый по-своему «переваривая» услышанное.

Молчал и Паша. Ему тоже было над чем поразмыслить. Ведь в их семье подземкой, ставшей теперь такой опасной, пользовался только он! Ежедневно в универ и обратно. Добираться маршрутками было и дольше, и, как следствие, мучительнее. Надо думать, над этим же размышляли и его мать с отцом.

Первым нарушил молчание отец.

– Я так понимаю, – начал он, посмотрев вначале на жену, затем на сына, – ездить на метро Паше нужно прекратить. Особенно после случившегося прошедшей ночью.

– Мы тут чуть с ума не сошли! – тут же подхватила мама, уводя разговор немного в другую сторону.

– Ма! – скривившись, Паша слабо махнул рукой. – Я же вам звонил из полиции!

– А до того, как позвонил?! – казалось, мама захотела поругаться. – Да и после этого, думаешь, мы были спокойны?

– Лена! – вмешался в их перепалку отец. – Павел разве в чём-то виноват?

Вздохнув, мама замолчала.

– Прости, сынуль, – виновато улыбнулась она Паше и больше пока не говорила ни слова.

– Что касается метро, – тут же продолжил их прерванный разговор Паша, – так мне теперь и самому что-то неохота туда спускаться.

– Я  думаю! – усмехнувшись, подхватил отец.

– Я лучше лишний час добираться буду!

– На том и порешим, – шлёпнув себя по коленям ладонями, Пашин отец поднялся с кресла. – По ночам ты уже обещал нам с мамой по городу не гулять. Чтобы не вышло, как вчера. Со университета будешь ездить на маршрутках. И мы с мамой заживём теперь, я надеюсь, немного спокойнее. Договорились?

Шагнув к креслу Паши, отец протянул ему руку, намереваясь скрепить их договорённость мужским рукопожатием, чтобы её было невозможно нарушить. Вздохнув, Паша протянул ему навстречу свою, через мгновенье от души пожимая поданную ему крепкую ладонь.

*   *   *

С университета Вениамин Иннокентьевич обычно старался уйти пораньше, ведь каждый день, независимо от того, холодно ли, слякотно ли на улице, ему нужно было ехать по тому или иному адресу на очередное «выездное» репетиторство по английскому или испанскому языку. Таких занятий с желающими овладеть этими иностранными языками он, благодаря своему высокому уровню знаний и их высокой востребованности в обществе, набрал себе «под завязку», и поэтому теперь каждый день, едва закончив в университете с парами да потом ещё с «хвостами» отдельных личностей среди студентов, неизменно оттуда убегал. Хорошо было ещё успеть и домой «заскочить» на часок, да ещё и потом, съездив на занятия, домой до темна вернуться, поэтому он старался никогда не задерживаться в университете лишнего.

Вернуться до темна, потому что в метро в последнее время стало небезопасно. Своей машины Вениамин Иннокентьевич до сих пор не заимел, хоть водительские права у него с молодости и были, – ездить за рулём по переполненным транспортом улицам их мегаполиса у него не получалось, – вот и приходилось рассчитывать только на метро или такси. Причём со всеми этими посыпавшимися на город убийствами последнее тоже не казалось безопасным, оставляя самым оптимальным вариантом метро, когда оно ещё не обезлюдело.

В этот день задержаться на работе всё же пришлось. Их коллегу-преподавателя, очаровательную Нину Максимовну, – Вениамин Иннокентьевич про себя всегда называл её Ниночкой, – угораздило сорок шесть лет назад родиться именно в этот день! Узнав о предстоящем после работы распитии их коллективом «капельки спиртного», которыми, как уже было известно, оказались три большие бутылки дорогого марочного коньяка, Веня даже немного распсиховался. «Нет бы родиться ей, – негодовал про себя Вениамин Иннокентьевич, переживая, что сегодня потеряет столько времени впустую, – ну, скажем, второго января! И ей с Новым годом заодно это отпраздновать, и коллег не беспокоить. Или «где-нибудь» в августе…»

А тут ещё, – одно к одному! – по пути с работы, когда получилось, как ни странно, довольно быстро отвязаться от захмелевших и оттого ставших чрезмерно друг в друга влюблённых коллег и побежать к метро, в надежде успеть ещё до репетиторства заскочить домой хоть минуток на десять-пятнадцать, ему встретился его старый, сначала по институту, а затем по аспирантуре, товарищ. Колька Николаев. Сейчас – Николай Николаевич Николаев, преподаватель другого ВУЗа их города. И вцепился Николай Николаевич в своего давнего приятеля Веню Меляева, что называется, мёртвой хваткой, и потащил, чуть ли не силком, в попавшуюся им на пути кафешку, вспомнить молодость да поболтать за «рюмкой кофе» о том, о сём из жизни сегодняшней…

Когда «отбрыкаться» от Николая Николаевича Вениамину Иннокентьевичу, в конце-концов удалось, – хоть и с большим «скрипом», тот всё-таки согласился «увидеться как-нибудь потом», – до очередного репетиторства оставалось всего ничего. Чуть больше часа. Домой заскочить если и получалось, то максимум на пять минут. Прям хоть и не заезжай! Впрочем, привычка есть привычка, и припустив до станции подземки каким только мог быстрым шагом, Вениамин Иннокентьевич решил попробовать всё же хоть одним глазком заглянуть перед репетиторством домой.

Выходя из метро уже на своей станции, Веня – так он и сам иногда себя мысленно называл, помня, что так звала его и родная мать, – с облегчением посмотрел на часы и увидел, что добраться получилось на удивление быстро и домой «заскочить» у него получалось на целых десять минут! Время, за которое он добирался до каждого из адресов, по которым выезжал на репетиторства, уже давно было им замечено, и это позволяло ему делать такие расчёты. И потому Вениамин Иннокентьевич зашагал к своему, хорошо виденному от станции метро, семнадцатиэтажному дому, довольно улыбаясь.

Идти от метро ему каждый раз приходилось мимо «Кошелька», – так окрестные жители прозвали стоявший неподалёку от станции, ещё старой советской постройки, высотный дом, первый этаж которого занимал просторный универсам с причудливым, появившимся у него уже в современные дни, названием «На всякий кошелёк», – на углу которого, всякий раз, когда он проходил мимо, с незапамятных времён торговала бойкая продавщица пирожков, которая была моложе Вени лет эдак на десять-пятнадцать. Веня к ней уже настолько привык, что в те дни, когда её почему-то не оказывалось на обычном месте, даже грустил. Вот и теперь, едва поравнявшись с «Кошельком», Вениамин Иннокентьевич поймал на себе её озорной взгляд, – пирожочница, наверняка, тоже давно успела привязаться к этому добродушному с виду дядьке, искоса поглядывавшему на неё всякий раз, когда проходил мимо. А в нос при этом ударил такой аромат только что пожаренных пирожков, потому что как раз в тот момент Варя, – Веня уже давно знал, как её зовут, услышав как-то, как её окликал кто-то из продавцов универсама, – открыла термос со своим товаром, чтобы вручить пирожок очередному покупателю.

Сам пирожков у Вари Веня никогда не покупал. Предпочитал брать в универсаме полуфабрикаты и доводить их до готовности дома в микроволновке. Хотя каждый раз ему так хотелось хоть как-нибудь заговорить с этой, так давно ему нравившейся женщиной! Купить же пирожок просто так, чтобы хоть как-то к ней прикоснуться, он всё никак не мог решиться.

«Пирожки гор-р-рячие! С доброю подачею!» – увидев Вениамина Иннокентьевича, и в этот раз, стрельнув в его сторону кокетливым взглядом, как это бывало уже тысячи раз, озорно прокричала торговка.

Но Веня… Улыбнувшись, он как всегда протопал мимо своим размеренным, хоть и быстрым, и даже немного важным шагом.

Когда «Кошелёк» уже почти остался позади, взгляд его неожиданно наткнулся на сидевшего у большого стеклянного окна универсама измождённого бродячего пса, жалобно смотревшего на проходивших мимо неё людей и чуть слышно поскуливавшего, словно плачущего. Взгляд его карих, почти таких же, как и у самого Вени, глаз тут же метнулся к последнему и на нём замер. Словно прося какой-то помощи. И было в том взгляде, и правда, столько мольбы, что Вениамин Иннокентьевич даже остановился.

– Что же ты, бедняга… – промолвил было он, но тут глаза его снова метнулись к циферблату наручных часов.

О времени он ни на минуту не забывал. И в следующий миг, увидев, что того у него оставалось уже не так уж и много, пошёл своей дорогой.

Жалобное поскуливание он услышал снова, когда прошёл от «Кошелька» до своего дома уже пол-пути. Откуда-то из-за спины. Как будто ему до сих пор был слышен плач сидевшей у окна универсама бродячей собаки. И точно! Обернувшись, Веня увидел, что та жалко ковыляла за ним следом, с непонятной надеждой смотря на него переполненными жалостью глазами.

– Ну что же ты… – только и смог проговорить Вениамин Иннокентьевич, покачав головой и тут же присаживаясь перед исхудавшей собакой на присядки.

Та сразу задрожала. Хоть на улице холодно и не было. Задрожала и едва завиляла пушистым хвостом, видно, не имея сил на большее.

– Жратеньки хочешь? – потянувшись к собаке, Веня ласково почесал ей сначала лоб, потом за ушами. – Что же мне с тобой делать?

Оглянувшись к «Кошельку», Веня вздохнул. Взвращаться к пирожочнице означало потерять время, которого уже не останется на то, чтобы заглянуть перед репетиторством домой. Но не оставлять же этого беднягу подыхать с голоду! Снова вздохнув, Веня рывком поднялся на ноги.

– Ты посиди здесь. Не уходи. Я быстро, – только-то и проговорил он, быстрым шагом, хоть уже всё равно не успевал зайти домой, зашагав к продавщице пирожков.

Беспокойство о бездомной собаке настолько захватило Вниамина Иннокентьевича, что он даже не обратил внимания на удивлённый и, вместе с тем, радостный взгляд так нравившейся ему продавщицы. Только спешно взял, едва расплатившись, у неё из рук прозрачный пакетик с дымящимися пирожками и тут же припустил назад, к дожидавшейся его бродяжке…

Голодная псина с жадностью глотала вкусные куски текста с начинкой, почти не жуя. А Веня сидел рядом и с грустью на неё смотрел. Вот ведь жизнь у бедняги! Пропадёт ведь. Ладно, сегодня он покормил. Завтра ещё кто-нибудь что-то даст. Послезавтра сама чего-нибудь найдёт. Но ведь будут дни, когда совсем никто и ничего!

– Ты это… – Веня ещё и сам толком не разобрал, что ему только что пришло в голову. – Не уходи отсюда далеко. Я приеду и… Пойдёшь ко мне жить?

Бродяга как раз расправлялся с последним, пятым по счёту, пирожком. Урывком взглянув на Веню, видимо поняв, что сидевший перед ней добрый человек к нему обращается, он лишь сильнее завилял хвостом.

– Да не бойся! Я один живу. Мы поладим, – с улыбкой проговорил Вениамин Иннокентьевич, поднимаясь на ноги.

Он и впрямь уже давно жил один. Жена ушла к другому уже пятнадцать лет назад.

– Так ты подождёшь? – ещё шире улыбнулся Веня. – Я с метро здесь же буду идти часа через два. И заберу тебя.

С последними словами Вениамин Иннокентьевич повернулся в сторону «Кошелька». Ещё минута, и он всё тем же размеренным шагом, каким всегда и везде обычно ходил, направился в сторону станции метрополитена. А бродячая псина, словно поняв всё только что ей сказанное, провожала его взглядом до тех пор, покуда не скрылась за углом «Кошелька» его спина, после чего, со всё тем же жалобным поскуливанием, улеглась на асфальт, бесконечно смотря в сторону, откуда обещал появиться её новый, может быть даже единственный в жизни, хозяин.

*   *   *

Когда на следующее утро, в очередной сводке криминальных новостей, по телевизору, Паша увидел, как в метро подняли с путей и тут же накрыли какой-то брезентухой изуродованный колёсами поезда до неузнаваемости труп Вени, лицо которого, как ни казалось на общем фоне кошмарных останков его тела это странным, уцелело полностью, поначалу он был шокирован. Вот тебе и убийца злодеев! Веню-то за что?!

В памяти почти сразу всплыло, как накануне они, – Веня и вся их группа, – целых две пары разговаривали о совершившем, скорее всего, и это злодеяние маньяке. Вениамин Иннокентьевич ещё так много спрашивал о злодее и его «подвигах». Как будто чувствовал…

– Паш, это, кажется, твой преподаватель? – задержавшийся после завтрака «на минутку» за столом, чтоб посмотреть по «кухонному» телевизору «маньячные» новости, папа встревоженно посмотрел на сына.

– Угу! – еле слышно ответил застывший тут же Паша, не отрываясь от телеэкрана. – Это Веня, по английскому…

«Предки» Паши, конечно же, знали прозвища всех преподавателей сына, и потому сейчас встретили его ответ совершенно без недоумения.

– Его-то за что? – еле слышно пролепетала потрясённая таким «приближением» творившегося в городе кошмара к её собственному сыну мама, замерев на своём месте за столом.

– Он только вчера нас обо всём этом расспрашивал… – голос её сына дрожал от потрясения.

И тут Паша вспомнил, как вчера, в беседе с их группой, при разговоре о том, что маньяк убивает «за дело», Веня побледнел, словно побеленная стена. Что это? Неужели Вене было из-за чего бояться «подземного», как уже успели обозвать маньяка журналисты, убийцу?! Это не укладывалось в голове. Такие мысли вообще просто не пускали в рассудок уже «улежавшиеся» там сведения о Вене как о человеке исключительной порядочности.

Откуда в Пашиной голове были такие сведения о Вене? Да каждый в их универе это знал, и сам толком не понимая, откуда. Наверное, просто такой имидж у Вениамина Иннокентьевича, человека уже предпенсионного возраста, сформировался за долгие годы его исключительных вежливости и тактичности со студентами, коллегами и даже техслужащими университета, подчёркнутой пунктуальности, каждодневной готовности прийти на помощь любому, кто только за ней обратиться…

Впрочем, если и предположить казавшееся сейчас невозможным то, что Вене всё-таки было из-за чего бояться маньяка, с чего бы ему было бледнеть именно во время вчерашней беседы? Как будто он не знал хоть чего-нибудь о «подземном» маньяке раньше. Наверняка знал, ведь уже почти неделю об этом только и говорили по телевизору, радио, писали в газетах, судачили в метро, маршрутках, автобусах, в очередях и на работе.

Всю дорогу в университет Паша внимательно прислушивался к разговорам окружающих, в надежде узнать о «подземном» маньяке что-нибудь новенькое. И его старания не оказались напрасными. Сидя в маршрутке и старательно «грея уши» об разговор «перемалывающих» последние известия о маньяке сидевших напротив него старушек, он услышал кое-что, чего не знал о погибшем минувшей ночью Вениамине Иннокентьевиче.