Текст книги "Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы"

Было тихо, даже Буш навострил уши, пытаясь услышать, что творится наверху, и сделать выводы касательно ситуации. Через люк негромко донеслось:

– Дна нет!

Значит, на руслене бросают лот, а следовательно, корабль приближается к берегу. На нижней палубе все пришли к тому же умозаключению и принялись его обсуждать.

– Молчать! – прикрикнул Буш.

Новый крик лотового, затем громкий приказ. Вся нижняя палуба, казалось, заполнилась гулом. Выдвигали пушки верхней палубы; в замкнутом пространстве нижней каждый звук отдавался, многократно отражаясь от дерева, так что катящиеся по доскам пушечные катки производили громоподобный шум. Все смотрели на Буша в ожидании приказа, но тот стоял спокойно – он еще никаких приказов не получал. Вот по трапу спустился мичман:

– Мистер Бакленд передает вам свои приветствия и просит выдвинуть пушки.

Он выкрикнул сообщение, даже не вступив на палубу, и все его слышали. Вся палуба загудела, а самые нетерпеливые потянулись к пушечным портам.

– Тихо! – заорал Буш.

Все движение виновато прекратилось.

– Открыть порты!

Как только порты открыли, полумрак пушечной палубы сменился солнечным светом, маленькие яркие прямоугольники забегали по палубе вдоль правого борта, расширяясь и сужаясь при движении корабля.

– Выдвигай!

При открытых портах шум был не такой сильный. Матросы всем телом налегли на тали, катки заскрипели, дула пушек высунулись наружу. Буш подошел к ближайшему орудию и выглянул в открытый порт. На расстоянии выстрела лежали зеленые холмы; здесь обрывы были поположе, и у их подножия расстилалась заросшая джунглями отмель.

– К повороту!

Буш узнал голос Робертса. Палуба под ногами встала горизонтально, далекие холмы качнулись. Заскрипели мачты, повернулись реи. Видимо, «Слава» огибает Саманский мыс. Движение корабля изменилось сильнее, чем от простой перемены курса. Он не просто шел на ровном киле, он скользил по спокойной воде залива. Буш присел на корточки возле пушечного дула и посмотрел на берег. Он видел южную сторону полуострова, внутренняя сторона, выходившая в залив, была почти такой же крутой, как и обращенная к морю. Вот и форт на гребне водораздела, над ним развевается испанский флаг. Взволнованный мичман, словно белка, скатился по трапу:

– Сэр! Сэр! Вы попробуете пристрелочный выстрел по батареям, как только можно будет навести пушки?

Буш холодно посмотрел на него.

– Чей приказ? – спросил он.

– М-мистера Бакленда, сэр.

– Тогда так и говорите. Очень хорошо. Мое почтение мистеру Бакленду, но мои пушки еще не скоро будут на расстоянии выстрела.

– Есть, сэр.

Над фортом поднимался дым, и не только пороховой. Буш с опасением подумал, что дымят печи для разогрева ядер, и его чуть не затрясло: скоро форт начнет осыпать их раскаленными докрасна ядрами, и нет никакой возможности ему ответить. Буш не сможет поднять пушки достаточно высоко, чтобы дострелить до форта, а из форта, расположенного на возвышении, проще простого дострелить до «Славы». Он встал и прошелся к левому борту, где Хорнблауэр, тоже на корточках, выглядывал из порта рядом с пушкой.

– Здесь коса, – сказал Хорнблауэр. – Видите мели? Пролив их огибает. А на косе батарея – посмотрите на дым. Они греют ядра.

– Да уж, – сказал Буш.

Скоро они окажутся под перекрестным огнем. На палубе зазвучали громкие команды, заскрипели мачты, повернулись реи: «Слава» огибала выступ.

– Форт открыл огонь, сэр, – доложил подштурман, командовавший носовыми пушками правого борта.

– Очень хорошо, мистер Первис. – Буш перешел палубу и огляделся. – Вы видели, куда упало ядро?

– Нет, сэр.

– С этой стороны тоже стреляют, сэр, – доложил Хорнблауэр.

– Очень хорошо.

Буш увидел, как форт окутался белым дымом. Прямо между ним и фортом, в пятидесяти ярдах от «Славы», из золотистого моря поднялся столб воды, и в то же мгновение что-то ударило в борт прямо над головой Буша. Ядро рикошетом отлетело от воды и застряло в восемнадцатидюймовой дубовой обшивке судна. Тут послышался стук, словно великанские пальцы забарабанили по палубе: умело наведенный залп поразил корабль.

– Я могу дострелить до батареи по этому борту, сэр, – сказал Хорнблауэр.

– Попробуйте, если можете.

Вот и сам Бакленд раздраженно окликает в люк:

– Когда вы начнете стрелять, мистер Буш?

– Сию минуту, сэр.

Хорнблауэр стоял у центральной двадцатичетырехфунтовки. Канонир просунул длинный рычаг – правило – под лафет пушки и налег на него всем телом. Два матроса с обеих сторон потянули тали, направляя пушку. Из-под казенной части вынули все подъемные клинья, так что пушка теперь была поднята на максимальный угол. Канонир со щелчком откинул железную пластину, закрывавшую запальное отверстие, проследил, как туда забили порох, и с криком «Разойдись!» сунул в него дымящийся пальник. Грохот пушки раскатился в замкнутом пространстве, через порт обратно вплывали облачка дыма.

– Низковато, сэр, – доложил Хорнблауэр, стоявший у соседнего порта. – Когда пушки нагреются, мы его достанем.

– Хорошо, продолжайте.

– Первое отделение, пли! – крикнул Хорнблауэр.

Четыре носовые пушки громыхнули почти одновременно.

– Второе отделение!

Палуба под ногами сотрясалась от выстрелов и отдачи. Дым набивался в закрытое пространство, горький, едкий; грохот мешал соображать.

– Еще раз, ребята! – кричал Хорнблауэр. – Канониры, следите за наводкой.

Рядом с Бушем послышался ужасающий грохот, что-то с шумом пронеслось мимо него и врезалось в палубный бимс над головой. Что-то, влетевшее в открытый порт, ударило в казенную часть пушки. Два матроса упали возле нее: один лежал тихо, другой бился в агонии. Буш собирался распорядиться насчет их, однако его внимание привлекло нечто более важное. В палубном бимсе над головой образовалась глубокая дыра, из нее клубами валил дым. Раскаленное ядро, ударившись в пушку, разлетелось на части. Большая часть застряла в палубном бимсе, и дерево уже тлело.

– Пожарные ведра сюда! – заорал Буш.

Десять фунтов раскаленного докрасна металла, застряв в сухой древесине, могут в несколько секунд поджечь корабль. Сверху послышался топот ног, лязг передвигаемых механизмов, а затем стук помпы. Значит, на главной палубе тоже сражаются с огнем. С левого борта гремели пушки Хорнблауэра, громыхали по доскам пушечные катки. Это был ад, и адский дым окутывал их.

Снова поворачивались реи, заставляя мачты скрипеть. Несмотря ни на что, надо было вести судно по извилистому фарватеру. Буш выглянул в порт, но, заставив себя спокойно оценить расстояние, убедился, что форт на гребне по-прежнему недосягаем. Нет смысла тратить боеприпасы. Он выпрямился и оглядел окутанную дымом палубу. Что-то было не так. Чтобы проверить свое дикое подозрение, он приподнялся на носки и почувствовал едва ощутимый наклон палубы – она была непривычно неподвижной. О господи! Хорнблауэр оглянулся на него и указал вниз, подтверждая страшное подозрение. «Слава» села на мель. Она так плавно въехала на глинистую отмель, что потеряла скорость без малейшего толчка. Однако нос, видимо, достаточно далеко продвинулся на мель, раз наклон палубы ощутим. Ядра с душераздирающим грохотом ударяли о дерево, слышно было, как суетятся пожарные отряды. Корабль на мели и обречен медленно разваливаться на куски под обстрелом проклятых батарей, если прежде не возникнет пожар и они все не зажарятся живьем на глинистой отмели. Хорнблауэр стоял рядом с Бушем, держа в руках часы.

– Прилив еще не кончился, – сказал он. – Самая высокая вода через час. Но, боюсь, мы сели крепко.

Буш поглядел на него и грязно выругался, пытаясь таким образом облегчить свои чувства.

– Спокойно, Даф! – крикнул Хорнблауэр, оглядываясь на орудийный расчет у пушки. – Ну-ка баньте как следует! Вы что, хотите, чтобы вам руки поотрывало, когда заряжать будете?

К тому времени, как Хорнблауэр снова повернулся к Бушу, тот уже взял себя в руки.

– Вы говорите, до высокой воды час? – спросил он.

– Да, сэр. По расчетам Карберри.

– О господи!

– Мои пушки достреливают до батареи на косе. Если я буду держать под огнем амбразуры, то заставлю их если не замолчать, то хотя бы стрелять пореже.

Снова с грохотом ударило ядро, потом еще одно.

– Но та, что за проливом, для нас недосягаема.

– Да, – сказал Хорнблауэр.

В шуме и суматохе бежали подносчики пороха с новыми картузами. Между ними пробирался посыльный мичман:

– Мистер Буш, сэр! Будьте так добры, доложитесь мистеру Бакленду. И мы на мели, под огнем.

– Заткнитесь. Я оставляю батарею на вас, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Солнечный свет на палубе ослепил Буша. Бакленд, без шляпы, стоял у ограждения, пытаясь сдержать нервное подергивание лица. Повалил пар – кто-то направил струю из шланга на раскаленные обломки, застрявшие в переборке. Убитые в шпигатах; раненых уносят прочь. Ядром или полетевшими от удара щепками убило рулевого, и «Слава», на мгновение потеряв управление, села на мель.

– Нам придется верповать корабль, – сказал Бакленд.

– Есть, сэр.

Это значило завезти верп и выбирать канат шпилем, чтобы силой стащить корабль с мели. Буш огляделся по сторонам: хотел убедиться в том, что успел заключить по ограниченному обзору снизу. Нос «Славы» на мели, ее придется тащить кормой вперед. Совсем близко просвистело ядро; Бушу пришлось собрать всю свою волю, чтобы не подпрыгнуть.

– Вам надо будет пропустить якорный канат через кормовой порт.

– Есть, сэр.

– Робертс завезет стоп-анкер на баркасе.

– Есть, сэр.

То, что Бакленд пропустил формальное «мистер», свидетельствовало о крайнем напряжении и спешке.

– Я сниму матросов с моих пушек, сэр, – сказал Буш.

– Очень хорошо.

Теперь пришла пора дисциплине и выучке матросов проявить себя. К счастью, команда «Славы» больше чем наполовину состояла из бывалых моряков, прошедших выучку за время блокады Бреста. В Плимуте ее только дополнили завербованными новичками. То, что в Ла-Маншском флоте было простыми учениями, маневром, то, что выполнялось наперегонки со всей эскадрой, теперь стало делом жизни и смерти. Буш собрал вокруг себя орудийные расчеты, велел им поднимать якорный канат и тащить на корму. Над их головами люди Робертса вставали к сей– и рей-талям, чтобы спустить на воду баркас.

Внизу было еще жарче, чем на раскаленной солнцем верхней палубе. Дым от Хорнблауэровых пушек клубился под палубными бимсами; сам Хорнблауэр держал шляпу в руке и вытирал платком потное лицо. Он кивнул Бушу; тому не было необходимости объяснять свои действия. В грохоте пушек, в клубах дыма, среди беготни подносчиков пороха с картузами, среди суетящихся с ведрами пожарных отрядов люди Буша тащили якорный канат. Сто саженей каната весили больше двух тонн; чтобы протащить эту громадину на корму, требовалось четкое и умелое руководство, но, когда нужно было сосредоточиться на одном-единственном деле, Буш оказывался на высоте. К тому времени, как тендер был под кормой, готовый принять конец, Буш уже размотал канат и уложил его в бухту на палубе. Теперь он наблюдал, как огромная змея без единого рывка скользит через кормовой порт. В поле его зрения появился баркас с раскачивающимся за кормой тяжелым стоп-анкером, Буш порадовался, что сложная операция по погрузке якоря завершилась благополучно. Второй тендер тащил через клюз шпринг. Робертс командовал: Буш слышал, как он окликает тендер. Наконец все три шлюпки отошли от кормы. Вдруг между ними поднялся фонтан брызг: одна из береговых батарей, если не обе, сменила цель. Если они попадут в баркас, это будет катастрофа; если в один из тендеров – серьезная задержка.

– Извините, сэр, – раздался рядом голос Хорнблауэра, и Буш оторвал взгляд от сверкающей воды:

– Да?

– Я могу откатить на корму часть носовых пушек, – сказал Хорнблауэр. – Поможет сместить центр тяжести.

– Верно, – согласился Буш; размышляя, можно ли отдать приказ под свою ответственность, он заметил, что Хорнблауэр, вытирая пот, измазал себе сажей все лицо. – Лучше получить разрешение Бакленда. Если хотите, спросите его от моего имени.

– Есть, сэр.

Двадцатичетырехфунтовки нижней батарейной палубы весили по две с лишним тонны каждая; если часть их перетащить с носа на корму, легче будет снять нос с мели. Буш снова выглянул в порт. Джеймс, мичман на первом тендере, обернулся, проверяя, чтобы канат шел точно в направлении удлинения корабля. Если канат от якоря пойдет к шпилю под углом, значительная часть усилий будет затрачена впустую. Баркас и тендер шли рядом, готовясь бросить якорь. Вдруг вода вокруг них закипела: еще один залп с берега. Судя по фонтанам, поднятым отскакивающими рикошетом ядрами, стрелял форт – хорошая стрельба для такого большого расстояния. На корме баркаса блеснуло лезвие топора: это отдали якорь, висевший за кормой на рострах. Слава богу.

Пушки Хорнблауэра по-прежнему гремели; судно вздрагивало от их отдачи. В то же время треск над головой говорил Бушу, что вторая батарея по-прежнему обстреливает «Славу» и ядра по-прежнему достигают цели. По-прежнему все делалось одновременно: Хорнблауэр послал часть матросов перетаскивать на корму передние двадцатичетырехфунтовки с правого борта. Дело было хитрое: приходилось под транцы лафетов подсовывать прави́ла. Устрашающе визжали катки, матросы с усилием поворачивали громоздкие махины и тащили их по людной палубе. Но Бушу некогда было глядеть на Хорнблауэра: он побежал на главную палубу, своими глазами посмотреть, что творится у шпиля.

Матросы под руководством Смита и Бута уже встали к вымбовкам; чтобы набрать достаточно народа, пришлось снять последних людей с пушек главной палубы. Обнаженные по пояс матросы поплевывали на ладони и покрепче упирались ногами в палубу: им не надо было объяснять, насколько серьезна ситуация, не нужна была и узловатая трость Бута.

– Пошел шпиль! – крикнул Бакленд со шканцев.

– Пошел шпиль! – заорал Бут. – Пошел, чтоб небу стало жарко!

Матросы всем телом навалились на вымбовки, и шпиль начал поворачиваться, выбирая слабину, быстро защелкали палы. Юнгам, стоявшим с сезнями у кабаляринга, пришлось поторапливаться, чтобы поспеть за шпилем. Но вот интервалы между щелчками стали больше, шпиль вращался медленнее. Еще медленнее… щелк… щелк… щелк… Канат натянулся, кнехты потрескивали. Щелк… щелк… Канат новый и может немного растягиваться.

Просвистело ядро – какая злая судьба направила его именно сюда? Летящие щепки, простертые тела – ядро угодило прямо в сплошную человеческую массу у шпиля. Красные струйки крови потекли по освещенной солнцем палубе; люди в понятном замешательстве отступили от покалеченных тел.

– По местам стоять! – заорал Смит. – Эй, юнги! Уберите раненых с дороги! Новую вымбовку на шпиль! Ну, давай дружно!

Ядро, произведшее эти ужасные разрушения, не потеряло свою силу, пройдя через человеческие тела; оно полетело дальше, разбило станину пушечного лафета и застряло в борту. И кровь не остудила его; в следующую минуту из того места, где оно застряло, повалил дым. Буш собственноручно схватил пожарное ведро и выплеснул его содержимое на пышущее жаром ядро. Одним ведром не остудить двадцать четыре фунта раскаленного докрасна железа, но пожарные уже спешили залить дымящуюся угрозу.

Мертвых и раненых оттащили в сторону. Матросы вновь встали к вымбовкам.

– Пошел! – крикнул Бут.

Щелк… щелк… щелк… все медленней вращался шпиль. Наконец он остановился совсем. Кнехты стонали от напряжения.

– Пошел! Пошел!

Щелк! Неохотно, после долгого перерыва, щелк! И все. Безжалостное солнце жгло напряженные спины матросов; их мозолистые ноги упирались в палубные доски, тела налегали на вымбовки. Оставив их надрываться, Буш ушел вниз. Он мог послать еще людей, чтобы утроить команду у шпиля. Так он и сделал. В дымном полумраке матросы с трудом тащили на корму последнее из носовых орудий. Хорнблауэр стоял у пушек, руководя наводкой. Буш поставил ногу на канат. Он был тверд не как натянутая веревка, а как деревянная жердь. Тут через подошву башмака Буш почувствовал легкое, очень легкое вздрагивание; у шпиля утроенная команда налегла на вымбовки. Щелчок еще одного отвоеванного пала отдался в древесине корабля. Канат вздрогнул чуть посильнее и снова замер, твердый и неподвижный. Он не сдвинулся под ногой Буша и на дюйм, хотя, как тот знал, у шпиля сто пятьдесят человек что есть мочи налегают на вымбовки. Через люк слабо доносились подбадривающие крики Смита и Бута, но канат не двигался. Подошел Хорнблауэр и отдал Бушу честь:

– Заметно движение, когда я стреляю из пушки, сэр?

С этими словами он повернулся и махнул канониру среднего орудия. Оно было уже заряжено и выдвинуто. Канонир поднес пальник к запальному отверстию, пушка громыхнула и в дыму откатилась назад. Буш, стоявший на канате ногой, ощутил легкое движение.

– Так, вибрация… нет… да! – Буша осенило. Задавая вопрос, он уже знал ответ. – Что вы предлагаете?

– Я могу выстрелить из всех пушек сразу, чтобы корабль встряхнуло. Тогда глина может его отпустить.

Да, конечно. «Слава» лежала на глине, которая засасывала ее и не пускала. Если корабль сильно встряхнуть, натягивая в то же время канат, может быть, удастся его вытащить.

– Я думаю, стоит попытаться, клянусь Богом, – сказал Буш.

– Очень хорошо. Я заряжу и подготовлю пушки через три минуты, сэр. – Хорнблауэр повернулся к батарее и сложил руки рупором: – Прекратите огонь! Прекратите огонь, все.

– Я пойду скажу на шпиле, – произнес Буш.

– Очень хорошо, сэр. – Хорнблауэр продолжал отдавать приказы: – Двойные заряды. Выдвигай.

Это было последнее, что Буш услышал, поднимаясь на главную палубу. Он сообщил о своем решении Смиту, тот сразу одобрительно кивнул.

– Стой! – закричал Смит, и потные люди у вымбовок расслабили усталые спины.

Пришлось объяснять Бакленду. Он тоже согласился. Несчастный принужден был наблюдать крах своего первого независимого командования. Человек, чей корабль находился в смертельной опасности, цеплялся руками за ограждение, сжимая его так, словно хотел свернуть в штопор. Посреди всего этого Смит сообщил чрезвычайно важную новость.

– Робертс погиб, – сказал он, почти не разжимая губ.

– Нет!

– Его разорвало ядром на баркасе.

– Господи…

К чести Буша надо сказать, что он прежде пожалел о смерти Робертса и лишь потом отметил про себя, что стал первым лейтенантом линейного корабля. Однако сейчас не было времени ни скорбеть, ни радоваться. «Слава» была на мели под неприятельским огнем. Буш крикнул в люк:

– Эй, внизу! Мистер Хорнблауэр!

– Сэр!

– Готовы пушки?

– Еще минуточку, сэр.

– Лучше заранее натянуть канат, – сказал Буш Смиту, потом, громче, в люк: – Ждите моего приказа, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Матросы встали к вымбовкам, уперлись ногами и телами.

– Пошел! – закричал Буш. – Пошел!

С тем же успехом матросы могли бы толкать стену собора, так мало продвинулись вымбовки после первого дюйма.

– Пошел!

Буш оставил их и побежал вниз. Он поставил ногу на жесткий канат и кивнул Хорнблауэру. Пятнадцать пушек – две с левого борта оттащили на корму – были выдвинуты, орудийные расчеты ждали приказа.

– Канониры, взять пальники! – крикнул Хорнблауэр. – Остальным отойти! Я буду считать «раз-два-три». На счет «три» опускаете пальники. Ясно?

Послышался согласный гул.

– Все готовы? Все пальники горят? – (Канониры помахали пальниками, чтобы те разгорелись поярче.) – Тогда раз… два… три!

Пальники опустились в отверстия, и пушки громыхнули почти одновременно. Несмотря на неизбежные вариации количества пороха в запальных отверстиях, все пятнадцать выстрелов прогремели в течение секунды. Буш, державший ногу на канате, почувствовал, как отдача тряхнула корабль, – двойной заряд усилил эффект. Дым клубился в одуряюще жарком воздухе, но Буш не обращал внимания. Когда корабль тряхнуло, канат вздрогнул. Он движется! Бушу пришлось переставить ногу. Все отчетливо услышали щелчок пала на лебедке. Щелк… щелк… Кто-то в дыму крикнул «ура!», остальные подхватили.

– Молчать! – заорал Хорнблауэр.

Щелк… щелк… щелк… Щелчки шли с неохотой, но корабль двигался. Канат скользил медленно, словно смертельно раненное животное. Промежутки между щелчками становились короче, это должен был признать даже Буш. Канат скользил все быстрее и быстрее.

– Оставляю вас здесь за старшего, мистер Хорнблауэр, – сказал Буш и бросился на главную палубу.

Раз корабль снялся с мели, дел у первого лейтенанта будет по горло. Шпиль крутился так быстро, что палы, казалось, выстукивали веселую мелодию.

Дел на палубе было и впрямь по горло. Надо было немедленно решать, что делать дальше. Буш отсалютовал Бакленду:

– Будут приказания, сэр?

Бакленд обратил к нему несчастный взор.

– Мы пропустили прилив, – сказал он.

Сейчас прилив достиг максимальной отметки. Если они еще раз сядут на мель, верповать судно будет еще труднее.

– Да, сэр, – сказал Буш.

Решать предстояло Бакленду, и только Бакленду – вся ответственность лежала на нем. Но как тяжело человеку признать провал своей первой операции! Бакленд оглядел залив, словно ища вдохновения. Над окутанной дымом батареей развевался испанский флаг – ничто тут не вдохновляло.

– Мы можем выбраться из залива только с береговым бризом, – сказал Бакленд.

– Да, сэр.

Береговому бризу дуть недолго, подумал Буш; Бакленд знал это не хуже его. В этот миг ядро, пущенное из форта, ударило в грот-руслень; послышался грохот, корабль вздрогнул, полетели щепки. Кто-то закричал, зовя пожарных, и Бакленд принял наконец горькое решение.

– Надо выбирать шпринг, – сказал он. – Разверните корабль носом к морю.

– Есть, сэр.

Отступление… поражение… вот что означал приказ. Но и поражение нужно встречать стойко: даже после этого приказа требовалась масса работы, чтобы увести корабль от непосредственной опасности. Буш повернулся, чтобы отдать команду:

– Эй, на шпиле! Стой!

Щелканье прекратилось, и «Слава» свободно двинулась по мутной, вспененной воде залива. Чтобы отступить, она должна развернуться в ограниченном пространстве залива и выбираться в море. К счастью, все было готово: выбирая носовой швартов, до того без дела висевший между клюзом и якорем, корабль можно быстро развернуть.

– Отцепить кабаляринг от кормового каната!

Приказы отдавались быстро и четко, дело было привычное, хотя выполнять его приходилось под градом каленых ядер. Шлюпки все еще были на воде: если капризный ветер утихнет, они отбуксируют потрепанный корабль в безопасность. Шпиль потянул носовой швартов, и нос «Славы» повернулся кругом. Хотя бриз уже сменился удушающим безветрием, корабль заметно продвигался – но горечь поражения, но вид треклятой батареи! Пока шпиль подтягивал «Славу» к якорю, Буш обдумывал, что делать дальше. Он вновь отсалютовал Бакленду:

– Мне верповать ее из залива, сэр?

Бакленд стоял у нактоуза, бессмысленно уставясь на форт. Не трусость – это очевидно, – но потрясение и неуверенность в будущем временно отняли у него способность мыслить логически. Вопрос Буша вернул его на землю.

– Да, – сказал он, и Буш повернулся, радуясь, что может сделать что-то полезное, и знает, как это делается.

Нужно было с левого борта подвесить на кат еще один якорь и вытащить еще один канат. Буш окликнул Джеймса, принявшего командование шлюпками после гибели Робертса, сообщил ему о предстоящем маневре и велел подойти к корме, чтобы принять якорь, – это была самая трудная часть всей операции. Потом команда баркаса налегла на весла, и шлюпка двинулась вперед, заваливаясь от тяжести болтавшегося за кормой якоря. Монотонно вращался шпиль, и «Слава» ярд за ярдом подползала к первому якорю. Когда канат встал вертикально, Джеймсу, отошедшему на баркасе далеко вперед, подали сигнал бросить якорь, который везла его шлюпка, и вернуться к стоп-анкеру, чтобы поднять его. Ненужный больше кормовой канат надо было отцепить и выбрать, а усилия шпиля перенести с одного каната на другой. Двум тендерам спустили буксирные концы, чтобы они добавили к общему делу свои слабые усилия. Нельзя было пренебрегать любой, даже самой малой, возможностью хоть немного ускорить движение «Славы» и поскорее вывести ее из-под огня.

Внизу Хорнблауэр перетаскивал на нос пушки, которые недавно перетаскивал на корму. Грохот и визг катящихся по доскам катков отдавались по всему кораблю, перекрывая монотонное щелканье палов. Над головой палило безжалостное солнце, размягчая смолу в палубных пазах. Мучительно, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым, «Слава» ползла из залива, подальше от каленых ядер, по гладкой, сверкающей воде. Наконец она оказалась за пределами досягаемости батареи. Теперь можно было передохнуть. Прежде чем вернуться к работе, матросы выпили по скудной полупинте тепловатой, затхлой воды. Оставалось похоронить мертвых, устранить повреждения, осознать мысль о поражении. Может быть, поразмыслить, не тяготеет ли над ними зловещее влияние капитана, пусть безумного и беспомощного.