Текст книги "Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции"

Глава 2
Три нации

В 1508 году император Священной Римской империи Максимилиан I, этот странствующий рыцарь без гроша в кармане, заключил пиратский союз с папой римским, Францией, Испанией и большинством государств на территории Италии. Союз получил название Камбрейской лиги. Лига создавалась с похвальной целью захвата и раздела венецианских владений. 14 мая 1509 года вооруженные силы Светлейшей республики потерпели сокрушительное поражение при Аньяделло; перед завоевателями открылась вся территория республики. Силы лиги наступали на столицу. Как обычно во времена беспорядков, евреи страдали больше остальных: на них первых нападали захватчики, защитники подозревали их в пособничестве врагу… Им мстили все, кто в конечном счете оказывался победителем. В Тревизо народ грабил дома евреев, за исключением некоего Калимано, который пользовался необычной популярностью. Впоследствии всех евреев выгнали не только из Тревизо, но и из Вероны, где разворачивались такие же события. В Бассано, Кастельфранко, Азоло и Читаделле властям пришлось вмешаться, чтобы защитить евреев. Из Падуи при приближении сил противника бежали все, кто могли, несмотря на трудности со средствами сообщения и перевозки. Местре, расположенный у самых ворот Венеции, ограбили и сожгли до основания; залоги, которые находились в ссудных банках, тут же увезли на корабле.

Еврейское население, проживавшее во всех указанных местах, искало убежища в Венеции. Такое право было гарантировано им в экстренных случаях договором, подтвержденным всего за несколько месяцев до войны. Именно сюда Илия Капсали, критский историк, который тогда учился в Падуе, сопроводил своих родственников и уважаемого учителя, Иссерлейна, невзирая на то, что стоимость найма лодки за несколько дней выросла с 10 пикколи до 20 дукатов. Непомерно богатый Хайим Мешуллам, он же Вита дель Банко, процветающий падуанский банкир-филантроп, с неуместной пышностью поселился во дворце Каса Бернардо, который прежде долго пустовал из-за огромной арендной платы. Впоследствии ему пришлось пожалеть о своем поступке. В трех приходах, Святого Канчиано, Святого Агостино и Святого Иеремии, за короткий период нашли приют пять с лишним тысяч беженцев. Туда же они переводили с материка свои лицензированные банки, деятельность которых, в силу всеобщих стесненных обстоятельств, становилась все более востребованной. Количество беженцев росло с каждым днем. Однажды им удалось выкупить в самом центре города, в квартале Мерсерия, еврейского военнопленного из Кастельфранко, которого тюремщики волокли по улице. Когда наступил еврейский Новый год, евреям официально разрешили провести богослужение и сопровождающие праздник церемонии, в чем им в Венеции отказывали все предшествующее столетие. Поэтому возникли несколько импровизированных молельных домов.

Некоторое время правительство было поглощено войной. 3 июня 1509 года Падуя без единого выстрела открыла ворота для имперских сил. Через десять дней туда прибыл представитель императора Священной Римской империи, чтобы принять бразды правления захваченным городом. Оставшиеся в городе евреи решили, по примеру остальных обитателей, приветствовать его подарком, чтобы завоевать расположение. Ученый раввин Авраам Минц (который всего за месяц или два до того сменил своего отца на посту главы знаменитой талмудической академии) поднес ему громадную серебряную чашу великолепной работы. «Что толку от чаши без кувшина?» – буркнул грубый солдафон, демонстрируя таким образом свою благодарность. Раввин, не теряя присутствия духа, объяснил, что кувшин еще находится у ювелира, но будет готов через несколько дней. В конечном счете подарок повлек за собой суровые последствия для евреев. Когда венецианские власти об этом узнали, Вита Мешуллам и Нафтали (Герц) Вертхайм, самые видные среди беженцев, были арестованы по обвинению в пособничестве врагу. Их освободили после длительного тюремного заточения; но последний из-за перенесенных страданий вскоре умер. Самому Аврааму Минцу за соучастие в преступлении навсегда запретили въезд на территорию Венеции. Тем не менее в первое время подарок достиг цели.

Из-за притока беженцев столица оказалась перенаселена; даже питьевой воды не хватало на всех. Пытаясь исправить положение, сенат приказал евреям из Падуи и Местре вернуться домой, хотя дым от развалин последнего был хорошо виден с противоположного берега лагуны. Наступления на столицу ожидали с часу на час, и беженцы рады были возможности уйти. Однако начальник таможни, словно обладавший даром предвидения, отказывал многим просителям в необходимом разрешении покинуть город. Его запрет оказался для многих настоящей удачей – правда, в то время мало кто это понимал. К тому времени сенат оправился от панических настроений и решил организовать контратаку. Послали войска для отвоевания Падуи; за войском последовали несколько тысяч солдат нерегулярной армии, которых в Арсенале снабдили импровизированным оружием и отправили в арьергард. Среди этих нерегулярных солдат было много молодых евреев, к чьему желанию служить в тот момент отнеслись без всякого презрения. Прибыв на место, нерегулярные войска успели поучаствовать в разграблении города, которое продолжалось несколько дней. Конечно, больше других пострадали падуанские евреи, а их единоверцы в числе нападавших никак не облегчали их участь. Банки Герца Вертхайма и Виты Мешуллама разграбили дотла, их владельцы понесли громадные убытки. Разумеется, они оказались не единственными пострадавшими. Нескольких членов еврейской общины убили; многих взяли в плен в надежде на выкуп. Среди последних оказался пожилой Менахем дель Медиго, дядя Илии Капсали. Даже после того, как родственники заплатили требуемый выкуп, его снова взяли в плен и обращались с ним варварски плохо. Убытки Падуи, значительную часть которых понесли евреи, составили почти 150 тысяч дукатов. Вита Мешуллам и другие беженцы в Венеции настоятельно просили у властей вернуть им имущество и наказать грабителей. Совет десяти даже послал на материк указ, согласно которому надлежало возвращать всех, кто нес с собой ценности. Награбленное предполагалось вернуть владельцам. Впрочем, этим распоряжениям почти никто не подчинялся. Тем временем евреев, как обычно, обложили непомерным военным налогом. От жителей столицы и terra ferma – материковых владений Венеции – потребовали 10 тысяч дукатов; жители Леванта обязаны были внести 4 тысячи дукатов (причем половина этой суммы поступила из Кандии).

Пока продолжалась война на материке, Местре оставался в руинах. Венеция по-прежнему была переполнена беженцами. После того как непосредственная опасность миновала, венецианцы начали сознавать: несмотря на их долгие попытки не пускать в город неверных, среди них теперь без ограничений проживает значительное еврейское население. Проповедники стали привлекать к этому факту внимание паствы. В апреле 1511 года фра Руфин Ловато прочел на площади Кампо-Сан-Пауло зажигательную проповедь, направленную против евреев. Он призывал своих слушателей грабить еврейские дома. Несчастные беженцы сгрудились вместе в ожидании нападения; и главы общины отправились к Совету десяти и пожаловались на угрозы. Руфина, как и остальных проповедников-подстрекателей, предупредили; однако его непреклонность оказала некоторое влияние на правительство.

Призыв подхватили Avogadori di Comun[7]7
  Букв. «государственные прокуроры» (ит.).


[Закрыть], подстрекаемые сьером Зуаном Тревизаном. По их наущению 8 апреля на Риальто провозгласили: все еврейские беженцы обязаны в течение месяца покинуть Венецию. До отъезда им предписывалось сидеть по домам; на улицу разрешалось выходить лишь на несколько часов каждый день. Исключение делалось лишь для одного или двух представителей от каждого прихода. Они могли находиться в городе и выполнять поручения остальных. Когда объявленный месяц истек, в городе позволили остаться лишь получившим лицензию банкирам и другим лицам, обладавшим особыми привилегиями. Вместе с тем власти недвусмысленно дали понять, что евреи находятся под защитой государства. Преследовать их строго воспрещалось.

Приказ был аннулирован благодаря счастливому стечению обстоятельств. Менее чем через две недели Совет десяти приговорил некоего священника к смерти за убийство. Avogadori di Comun, поддержавшие антиеврейские меры, вопреки закону попытались воспрепятствовать приведению приговора в исполнение. Совет десяти пришел в ярость. В тот же день, кооптировав еще семерых судей, Совет десяти известил Avogadori, что они больше не достойны занимаемой должности и уволены со своих постов. Им повезло, что они избежали судебного преследования, но на следующие два года их лишили права голоса в Совете. Таким образом, их влияние было сведено на нет. Их преемники, судя по всему, отнеслись к евреям более сочувственно. Во всяком случае, они не спешили вводить в действие указ, принятый их предшественниками. Многим беженцам в самом деле некуда было идти; в одних случаях их родные города на материке оказались для них недоступны, а в других – их дома лежали в развалинах. Во всяком случае, об изгнании больше не заговаривали, и евреи по-прежнему жили в Венеции.

Самым известным евреем в городе в то время был некий Ансельмо дель Банко (или, как его называли в еврейских кругах, раввин Ашер Мешуллам, брат Хайима Мешуллама из Падуи). Он славился своим богатством, либерализмом и слыл знатоком древнееврейской литературы[8]8
  Среди прочих заслуг Ансельмо дель Банко можно отметить, что он был одним из предков семьи Варбург из Гамбурга, Лондона и Нью-Йорка.


[Закрыть]. Именно его можно считать основателем еврейской общины в Венеции. Во всех недавних событиях он выступал в качестве выразителя мнений своих единоверцев. Банк, которым он руководил, предположительно переведенный из Местре, был самым крупным в городе. Он вел дела в Портобуф-фоле, Монтаньяне, Крема и других местах на всей территории Венецианской республики. Благодаря масштабу проводимых им операций его имя то и дело встречается в записях того времени. Его сын Якоб, который торговал драгоценными камнями, был частым гостем в домах патрициев и постоянно попадал в неприятности по тому или иному поводу. Судя по всему, евреи-банкиры представляли для властей совершенно неисчерпаемый источник богатства; во время войны к ним то и дело обращались за займами и налогами. Вот в чем заключался секрет терпимости властей. В 1503–1516 годах еврейские банкиры вынуждены были предоставить правительству по меньшей мере 60 тысяч дукатов, не считая ежегодного налога, составлявшего 10 тысяч дукатов. Помимо того они платили обычные налоги, сборы и таможенные пошлины. Всего за тот короткий промежуток времени они выплатили государству не менее четверти миллиона дукатов.

Конечно, евреи не всегда безропотно подчинялись предъявляемым требованиям. В мае 1512 года власти потребовали у них огромную сумму в 10 тысяч дукатов, и они наотрез отказались платить. Семерых представителей общины, в том числе Ансельмо дель Банко, посадили в тюрьму до ноября следующего года в надежде склонить их к благоразумию. Как обычно, победила грубая сила, и евреи дали то, что от них требовали. Однако вскоре после освобождения Ансельмо и его коллега Авраам распорядились публично объявить от своего имени на Риальто, что они предлагают своим соплеменникам прекратить все дела из-за непомерных выплат, к которым их принуждают. Возможно, они не собирались всерьез осуществлять свою угрозу, и все же она напомнила властям о неизбежном исходе политики вымогательства. Судя по всему, угроза отчасти возымела действие, поскольку требования, предъявляемые к евреям, немного ослабели. Кроме того, в 1515 году из-за насущных финансовых потребностей государства евреи получили возможность расширить сферу своей деятельности. Против того, чтобы они торговали новыми товарами, выступали не только местные купцы, но и ремесленники; они воспринимали это как посягательство на прерогативы христиан. Однако в обмен на заем в размере 5 тысяч дукатов евреям официально разрешили открыть девять лавок для торговли подержанными вещами. Разрешение выдавалось сроком на три года. В следующем году, после выплаты 100 дукатов и займа в размере еще 400 дукатов, им разрешили открыть еще одну, десятую лавку. Все они располагались в торговом центре города, на мосту Риальто.

В течение того периода антиеврейские настроения нарастали. Говорили, что евреи проникали в город под ложными предлогами, что официально их никогда не допускали в Венецию и что они не имеют права там оставаться после того, как непосредственная угроза на материке миновала. Вопреки законам Венецианской республики, они даже учреждали в городе синагоги, где регулярно проводились публичные богослужения. Проповедники со своих кафедр обвиняли евреев в невзгодах государства и постоянных военных тяготах.

На Пасхальной неделе евреев видели по всему городу, особенно в приходах Святого Кассиано, Святого Агостино, Святого Павла и Святой Марии, тогда как раньше в дни главных христианских праздников они не осмеливались появляться в Венеции. Некоторые евреи-врачи постепенно забирали в свои руки медицинскую практику и привлекали к себе много внимания. В 1515 году на пасхальном богослужении фра Джованни Мария д’Ареццо произнес проповедь, направленную против евреев. Он призывал конфисковать все их имущество. Власти, со своей стороны, понимали, что евреи пригодятся государству в случае войны. Однако все больше представителей власти считали, что евреев нужно по крайней мере отделить от остального населения. Такие предложения поступали уже не раз, но их пока не воплощали в жизнь.

Начало было положено 22 апреля 1515 года, после выступления Цорци Эмо на собрании Pregadi[9]9
  То есть сената. Pregadi приглашались туда для консультации. Власть сената была главным образом избирательной и законодательной. Исполнительная же власть находилась в руках более малочисленной группы, которая и представляла те или иные меры на рассмотрение Pregadi. Эта малочисленная группа носила название Коллегии (Collegio). В нее входили дож и несколько важных сановников, в том числе шесть Savi Grandi, которые соответствовали государственным министрам, и пять Savi da Mar, представлявших собой практически Совет Адмиралтейства. Однако в экстренных случаях власть переходила к печально известному Совету десяти. Номинально верховная власть находилась в руках представителей аристократии, составлявших Большой совет (Maggior Consiglio).


[Закрыть]. Цорци Эмо предложил переселить всех евреев на Джудекку – остров, где, по слухам, уже несколько веков назад обосновались еврейские купцы, выходцы из Леванта. Ансельмо дель Банко и другие банкиры немедленно отправились к Savi и от лица своих единоверцев высказались против такого предложения. По их словам, жить на Джудекке, где стоят казармы для войск наемников, слишком опасно; и, если уж необходимо куда-то переселяться, евреи предпочитают жить на Мурано. То был ловкий ход, поскольку остров Мурано тогда считался садом Венеции и славился не только производством стекла, но и роскошными виллами, которые строились там для патрициев в большом количестве. На время предложение отложили.

Однако на следующий год – как обычно в Пасхальную неделю – вопрос возник снова. На заседании Коллегии, которое проводили 20 марта, Закария Дольфин, один из Savi, высказал недовольство существующим положением евреев в городе. Он предложил изолировать их от христиан. Для переселения он предложил квартал в приходе Святого Джироламо на севере города, где располагалась Новая литейная мастерская (Ghetto Nuovo). Квартал представлял собой остров, со всех сторон окруженный каналами. Он напоминал крепость. Если обнести остров стеной, построить подъемные мосты и по ночам патрулировать его на лодках – естественно, за счет самих евреев, – место идеально подошло бы для такой цели. Дож и отдельные члены Совета встретили предложение с энтузиазмом. Владельцы домов в отведенном евреям месте также были не против, хотя жильцы не выражали особого желания куда-то переезжать. Послали за Ансельмо дель Банко и другими известными представителями еврейской общины. Их проинформировали о намерениях властей. Они резко возражали против такого предложения, утверждая, что жить в том квартале опасно. В настоящее время они могут рассчитывать на благородство христиан, среди которых проживают, а также на охранников Риальто, способных их защитить в случае необходимости. На новом месте они окажутся в полной изоляции, а в случае опасности никто не убережет их от погромов. Более того, совсем недавно Совет обещал, что в нынешнем к ним отношении не будет никаких перемен. Поверив этому обещанию, strazzaiuoli (получившие официальное разрешение старьевщики) потратили крупные суммы на обустройство своих лавок на Риальто, и теперь им придется начинать все с нуля. Многие евреи скорее покинут Венецию, чем подчинятся новому приказу, что выльется в большие убытки для государственной казны. Пострадает и сам Ансельмо: он выступал гарантом своим единоверцам, которые должны были выплатить некоторые суммы в виде налогов. Делегаты считали, что единственное приемлемое решение заключается в том, чтобы подождать, пока вернутся венецианские территории на материке. Тогда беженцы смогут вернуться в свои дома – за исключением Местре, еще лежащего в развалинах.

После ухода еврейской депутации вопрос стали обсуждать снова. Общее мнение не изменилось. Дольфин, автор замысла, проявил больше пыла, чем раньше; он предложил представить вопрос на сенате как можно скорее, чтобы сенат принял определенное решение. 29 марта предложение Дольфина и Франческо Брагадина представили сенаторам. На первом слушании законопроект приняли 113 голосами против 48 и одном воздержавшемся, а на финальном слушании его приняли 130 голосами против 44 при 8 воздержавшихся. Таким образом, проект обрел силу закона. 1 апреля о нововведении публично объявили на Риальто и на других городских мостах, особенно в тех кварталах, где проживали евреи. Закон вступал в силу всего через десять дней. Когда, сразу после того, члены Синьории посетили службу в соборе Святого Марка, священник публично поздравил их с мудрым и поистине религиозным решением.

Даже тогда евреи не сдавались. 5 апреля Ансельмо снова подал властям жалобу. Он настаивал, что власти не имеют права нарушать данное strazzaiuoli обещание. Кроме того, отведенное евреям место явно мало для того количества людей, которым придется там жить. По его подсчетам, в новый квартал предстояло переселиться семи сотням людей. Многим придется покинуть город; и главным потерпевшим, вынужденным исполнять взятые на себя обязательства, в том числе перед государством, будет он сам. После его жалобы три члена Коллегии отправились в гетто, а после визита составили отчет. Должно быть, они сочли место вполне удовлетворительным. Во всяком случае, ничего не изменилось; тем, кому не нашлось места, пришлось эмигрировать. Так поступили многие. Поэтому 10 апреля 1516 года, по совпадению на следующий день после праздника Пятидесятницы, венецианским евреям, мужчинам, женщинам и детям, пришлось перебираться на новое отведенное им место жительства. Так было основано первое гетто. Слово стало нарицательным и примером для всех прочих гетто, позоривших Италию почти до наших дней.

Мысль об изолированном проживании евреев в отдельном квартале не была новой. Во все века антипатия не-евреев и еврейская солидарность выливались в такое явление. Сегрегация началась задолго до того, как она была предписана законом, и продолжалась после того, как свобода выбора места жительства стала всеобщей. Официальной отправной точкой для создания гетто в христианском мире послужил Третий Латеранский собор 1179 года, на котором евреям и христианам запретили проживать вместе. Однако церковное постановление соблюдалось весьма условно. Во многих местах евреи по-прежнему расселялись по всему городу, а христиане без всяких угрызений совести жили среди евреев. Места, где существовал официальный еврейский квартал, предписанный законом и отрезанный от остального города, были в меньшинстве. Меньше всего церковным законам повиновались в Италии, под боком у пап, которые смотрели на такое нарушение сквозь пальцы. На деле папы оказывались куда более терпимыми, чем на словах. Венеция же выделялась особым религиозным рвением. В договоре с евреями за 1385 год указывалось: необходимо найти такое место, где евреи могли бы жить отдельно от христианского населения. Данное условие повторили и в 1390 году. Однако, судя по всему, ничего не делалось для того, чтобы данное условие выполнялось, и евреи по-прежнему жили по всему городу. В то время особенно много их проживало в приходах Святого Сильвестра и Святого Агостино.

Квартал, отведенный им для проживания, располагался в болотистой местности с нездоровым климатом, на окраине города, наиболее удаленной от площади Сан-Марко. Здесь за много лет до переселения евреев построили литейный цех (geto, или ghetto), о чем свидетельствовало каменное ядро за воротами[10]10
  Этимология слова «гетто» остается неясной. Его выводили то из древнееврейского «документа о разводе», то от сирийского слова, означавшего «община», то от греческого «соседство», то от тосканского слова Guitto («грязный»), то от немецкого Geheckte Orte («огороженное место») через латинское Gehectus, итальянское уменьшительное Borghetto («городок»), не говоря уже о ряде более фантастических предположений. Однако решение задачи, вне всяких сомнений, связано с тем, что евреи населяли Ghetto Nuovo задолго до Ghetto Vecchio. Поэтому очевидно, что происхождение слова никак не связано с еврейскими корнями; его истоки следует искать в венецианской истории. Название венецианского литейного цеха, расположенного в той местности, фигурирует в письменных источниках уже в 1306 году. Из Венеции термин распространился по всей Италии, где слово «гетто» стало официальным синонимом еврейского квартала. За пределами Италии употребление термина для любого места, где собираются евреи, является по большей части метафорическим.


[Закрыть]. Видимо, в более поздний период его расширили; в квартале появились новые постройки, Corte delle Calli, которое называли еще Ghetto Nuovo, или Новым гетто. Именно там, на пространстве в форме большой площади, отныне отвели место для проживания евреев.

Прежде чем новый квартал стал готов для обитания, необходимо было произвести некоторые перемены. Новое гетто располагалось на острове, полностью отрезанном от остального города каналами. Вокруг него следовало возвести высокие стены, чтобы воспрепятствовать всякому недозволенному входу и выходу. С той же целью все окна, выходящие наружу, приказали заложить кирпичом. В стене необходимо было прорубить двое ворот. Одни выходили к мосту, откуда имелся доступ к так называемому Старому гетто (Ghetto Vecchio), тогда еще христианскому кварталу, а вторые ворота находились на противоположной стороне и выходили к церкви Святого Джироламо. Эти ворота должны были охраняться четырьмя часовыми-христианами, которые содержались за счет еврейской общины. Им в обязанности вменялось следить, чтобы ворота запирались по ночам, и не давать никому входить или выходить в неразрешенные часы. Кроме того, необходимо было обзавестись двумя лодками, каждой из которых управляла команда из трех человек и одного стражника. Лодки должны были с такой же целью патрулировать соседние каналы. Начиная с 1423 года евреям запрещалось владеть недвижимостью в Венеции. Поэтому они не имели права покупать дома, в которых вынуждены были жить. Община вынуждена была арендовать всю недвижимость в новом квартале. Их отношения с домовладельцами можно назвать своего рода пожизненной арендой. Правда, платить приходилось на треть больше, чем предыдущим жильцам-христианам. Нет ничего удивительного в том, что домовладельцы с воодушевлением отнеслись к новым предложениям.

Впоследствии власти какое-то время были заняты урегулированием более мелких вопросов, связанных с переселением. Евреи представили петицию, в которой просили, чтобы им позволили оставлять в центре города одного или двух сторожей, которые по ночам охраняли бы банки и лавки на Риальто. В просьбе им было отказано; власти посоветовали с этой целью нанимать сторожей-христиан. Были отданы распоряжения о назначении четырех привратников и шестерых человек в экипажи двух патрульных лодок. Поскольку сегрегация представляла много неудобств для врачей-евреев, им официально позволили оставаться по ночам за пределами гетто в экстренных случаях или для консультаций с коллегами при достаточно веских основаниях. В гетто соорудили выгребную яму; прежние обитатели этой проблемой не озаботились. В конце 1516 года евреи согласились предоставить правительству заем на сумму 10 тысяч дукатов для отвоевания Вероны, где у них имелись важные деловые интересы. В обмен на это они вытребовали некоторые уступки. Количество привратников сократили из экономии с четырех до двух; ввели некоторые структурные улучшения; а ворота гетто разрешили по вечерам оставлять открытыми немного дольше. Позже, в обмен на дальнейшую финансовую помощь, прекратили дорогое и бесполезное патрулирование гетто на лодках.

Тем временем, после заключения Нойонского договора (декабрь 1516 года), на материке воцарился мир. Тем самым устранялся изначальный предлог, по которому евреи поселились в Венеции. Общественное мнение, никогда не относившееся к евреям благоприятно, все более накалялось по отношению к этим незваным гостям. Весной 1518 года к ним привлекли внимание красноречивые проповеди, которые произносил в соборе Святого Марка испанский вероотступник по имени Джеронимо. На следующий год во время Великого поста фра Джованни из Флоренции подверг евреев безжалостным нападкам на проповедях во Фрари, знаменитой францисканской церкви. Фра Джованни утверждал, что с евреями обходятся слишком мягко и что с ними надлежит обходиться суровее. Евреи предприняли попытку купить его молчание подарками, но их опрометчивый поступок лишь подлил масла в огонь. Тем временем истек срок предыдущего трехлетнего договора. Savi предложили продлить его на прежних же условиях, но вначале заплатить дань в размере 8 тысяч дукатов. Однако в привилегии держать straz-zaria евреям отказали. По последнему вопросу велись долгие и взволнованные дебаты. Несколько человек считали, что новый запрет, ограничивающий конкуренцию, противоречит государственным интересам, не говоря уже о том, что при сохранении strazzaria казна пополнялась бы значительными суммами. Однако большинство неблагосклонно отнеслось ко всему предложению. На материке восстановился мир, и больше не было причин и дальше терпеть присутствие евреев в городе. Те немногие, кто все же склонны были согласиться на предложения, настаивали на более суровых условиях. Один оратор за другим приводили в пример Испанию и Португалию, которые изгнали евреев и были за то благословенны небесами. В целом власти склонялись к тому, чтобы выслать евреев в Местре, где те проживали до войны, и увеличить размер подати. Тщетно 68-летний представитель правительства Антонио Гримани напоминал, что евреи нужны городским беднякам, ведь Monte di Pieta (государственного ломбарда), способного удовлетворить их нужды, еще не было. Ни один член Совета не поддержал подобную точку зрения из страха, что его заподозрят в коррупции. Летописец Марино Сануто, и сам не слишком благосклонно относившийся к евреям, пришел в ярость, хотя никак не мог выразить свое негодование публично. Он был убежден, что почти все призывы изгнать евреев лицемерны, так как исходят от лиц, которые, после устранения конкурентов, и сами охотно ссужали бы деньги на Риальто под 40 или даже 50 процентов! Венецианская торговля практически замерла, число нищих зашкаливало. Изгнание евреев лишь ухудшило бы положение. Начиная с июня 1519 года вопрос время от времени обсуждался весьма ожесточенно, но ни одно предложение не набирало подавляющего большинства голосов. Тем временем подошел к концу срок действия очередного договора, и еврейские банкиры начали готовиться к прекращению своей деятельности. Наконец, 15 марта, сенату представили предварительные расчеты по строительству Арсенала. Время не ждало, и для покрытия расходов требовался новый, необычайно суровый налог. Сенаторы в ужасе переглядывались; такой удар по карманам нельзя было назвать популярной мерой. Новый налог стал для них неприятным сюрпризом. Наконец кого-то осенило. Пусть евреям позволят остаться на пять лет, на тех же условиях, что и в прошлом, а ежегодную подать в размере 10 тысяч дукатов, полученную от них, можно направить на постройку Арсенала. Тогда необходимость в новом налоге отпадет. Предложение встретили дружной поддержкой. Всех противников заглушили. Предложение прошло подавляющим большинством голосов.

Ансельмо дель Банко и его помощникам немедленно сообщили о новых условиях, на которых они могут продолжать свою деятельность в городе. Условия казались тяжелыми. Они сказали, что требуемая сумма непомерна, и попросили дать им время, чтобы посовещаться со своими компаньонами на материке. Им сказали, что это невозможно и они должны немедленно дать ответ. Вскоре ответ был получен. «Когда воля сталкивается с силой, – метко заметил Ансельмо, – сила торжествует». 2 мая выплатили первую часть подати в размере 4 тысяч дукатов, и евреи возобновили свою деятельность как в банках, так и в strazzarie. Отношение к ним в городе заметно изменилось. Когда некий странствующий монах, до того произносивший антисемитские проповеди в Падуе, пришел в Венецию, его тут же предупредили, чтобы он не смел сеять религиозную рознь. В сенате криками заглушили оратора, который начал высказываться против евреев.

И все же положение евреев в Венеции оставалось непрочным. Было очевидно, что их терпят только из-за пользы для казны. У них по-прежнему беспрерывно требовали развязать кошельки, невзирая на все возражения; и только в обмен на удовлетворение требований правительства евреи могли добиться небольших уступок для себя. В 1525 году очередной договор продлили без особого труда.

Однако враги евреев только ждали подходящего случая. 18 марта 1527 года рыцарь Габриэль Моро, входивший в Savi a terra ferma, произнес в сенате пламенную антиеврейскую речь и предложил навсегда выгнать евреев из города. Напрасно указывал Закария Тревизан, что такой поступок станет откровенным нарушением доверия. После трех голосований предложение прошло с минимальным перевесом; приняли соответствующий указ. По истечении последнего договора всем евреям надлежит вернуться в Местре. В Венеции отныне строго запрещалось ссужать деньги под проценты, как было с незапамятных времен; отдельные же лица, которым необходимо приезжать в город по делам, будут допускаться туда лишь на очень ограниченный период времени и на строго оговоренных условиях. Через несколько дней Моро попытался провести еще более решительное предложение, однако получил отказ. Довольно скоро все поняли, что такая политика запретов – грубая экономическая ошибка. В тот год дефицит ощущался во всем. Резко выросли цены на зерно; все находились в стесненных обстоятельствах. Евреи, которых осаждали просьбами о займах, решительно отказывались вести дела, говоря, что их обязательства подошли к концу. Тем временем казна опустела, и единственным средством ее пополнить оставался принудительный заем. Наконец, в ноябре, после нескольких месяцев споров, евреи одержали верх. Указ об изгнании аннулировали, а им, в обмен на заем в 10 тысяч дукатов, предоставили некоторые незначительные льготы. В сентябре 1528 года заключили новый договор еще на четыре года. Однако непомерные требования не кончались. В марте 1532 года евреям предъявили ультиматум: либо они предоставляют государству еще 10 тысяч дукатов, либо им придется покинуть Венецию. Естественно, они возражали. Некий Консильо, сменивший во главе общины Ансельмо дель Банко (тот тяжело болел), отправился во дворец дожа, чтобы выразить мнение своих единоверцев. Дож пришел в ярость; он заявил, что помощь Светлейшей – привилегия и что евреям следовало самим обратиться к властям с предложением займа. «Ваша милость так поторопились, что у нас не осталось для этого времени», – вежливо ответил Консильо. Услышав остроумный ответ, члены Коллегии разразились хохотом, и переговоры пошли более гладко. В конце концов стороны пришли к компромиссу. В сентябре следующего года очередной договор с евреями продлили примерно на тех же условиях, что и раньше. Следующие 40 лет присутствие евреев в городе никем не оспаривалось.