Текст книги "Посмотри на меня"

Глава одиннадцатая

Шипение кипящей воды, выливающейся на плиту, резко вернуло Элизабет к действительности. Она бросилась к плите, чтобы снять кастрюлю с конфорки и уменьшить огонь. Затем проверила готовность приготовленных на пару курицы и овощей, недоумевая, где она сегодня витает.

– Люк, иди ужинать! – крикнула она.

После работы она забрала Люка с фермы, хотя ей совсем не улыбалось ехать по той дороге после рыданий в офисе. Она уже сто лет не плакала и не понимала, что с ней происходит в последние дни. Мысли Элизабет все время уносились куда-то далеко, что было ей совершенно не свойственно. Она никогда не менялась, ее мысли были устойчивы и управляемы, как и она сама. Полная противоположность сегодняшнему поведению в офисе.

Волоча ноги, на кухню вошел Люк, уже переодевшийся в пижаму с Человеком-Пауком. Он грустно посмотрел на стол:

– Ты опять не поставила Айвену тарелку.

Элизабет уже открыла рот, чтобы начать возражать, но вовремя остановилась, вспомнив совет, который почерпнула в Интернете.

– Ой, правда?

Люк с удивлением посмотрел на нее.

– Извини, Айвен, – сказала она, доставая третью тарелку. «Пустая трата еды», – подумала она, кладя на тарелку брокколи, цветную капусту и картошку. – Я уверена, что он не любит курицу, так что этого хватит. – Она поставила тарелку с оставшимися овощами перед собой.

Люк покачал головой:

– Нет, Айвен сказал, что он очень любит курицу.

– Дай угадаю, – сказала Элизабет, отрезая от своего куска. – Курица – это его любимое?

Люк улыбнулся:

– Он говорит, что это его любимая птица.

– Хорошо. – Элизабет закатила глаза. Она смотрела на тарелку Айвена, не понимая, как Люку удастся съесть вторую порцию овощей, если даже то, что лежало у него на тарелке, он ел с большой неохотой.

– Айвен говорит, что сегодня хорошо повеселился у тебя в офисе, – сказал Люк и, положив в рот брокколи, стал поспешно жевать с гримасой отвращения. Он все быстро проглотил и запил молоком.

– Правда? – Элизабет улыбнулась. – Что же веселого было у меня в офисе?

– Ему понравилось крутиться в кресле, – ответил он, насаживая на вилку молодую картошку.

Элизабет перестала жевать и уставилась на Люка:

– Что ты имеешь в виду?

Люк засунул картошку в рот.

– Он сказал, что больше всего ему понравилось крутиться в кресле Поппи.

На этот раз Элизабет оставила без внимания тот факт, что он разговаривает с набитым ртом.

– Ты сегодня говорил с Поппи?

Люку нравилась Поппи, и он иногда болтал с ней, когда Эдит звонила Элизабет на работу, чтобы что-нибудь уточнить. Он знал наизусть телефон офиса – она настояла на том, чтобы он запомнил его, как только выучил цифры, – так что вполне может быть, что он звонил сам, без Эдит, соскучившись по разговорам с Поппи. «Так, наверное, все и было», – подумала Элизабет, испытав огромное облегчение.

– Не-а.

– Ты говорил с Беккой?

– Не-а.

Неожиданно кусок курицы во рту стал напоминать картон. Она быстро проглотила его и отложила нож с вилкой. Погрузившись в раздумья, она смотрела, как Люк ест. Тарелка Айвена, как и ожидалось, оставалась нетронутой.

– Ты сегодня разговаривал с Сиршей? – Она изучающе смотрела на него и думала о том, имеет ли отношение маленькое представление, устроенное сегодня Сиршей у нее в кабинете, к новому увлечению Люка. Отлично зная сестру, Сирша стала бы дразнить ее, если бы узнала про воображаемого друга.

– Не-а.

Может быть, это просто совпадение. Может быть, Люк просто угадал про кресло. Может быть, может быть, может быть… Куда вдруг пропала вся ее уверенность?

– Не играй с овощами, Люк. Айвен просил передать, что они тебе полезны. – В конце концов, она имеет право извлечь выгоду из ситуации с Айвеном.

Люк рассмеялся.

– Что тут смешного?

– Айвен говорит, что все матери используют его, чтобы заставить детей есть овощи.

Элизабет удивленно вскинула брови и улыбнулась:

– Что ж, можешь сказать Айвену, что мамы знают лучше. – Ее улыбка поблекла. – Ну, по крайней мере, некоторые мамы.

– Сама ему и скажи, – хихикнул Люк.

– Ну, ладно. – Элизабет посмотрела на пустой стул перед собой. – Откуда ты приехал, Айвен? – Она наклонилась вперед и говорила так, будто перед ней был ребенок.

Люк начал смеяться, и она почувствовала себя очень глупо.

– Он из Яизатнафа.

Настала очередь Элизабет смеяться.

– Правда? И где это?

– Очень, очень далеко, – ответил Люк.

– Насколько далеко? Как до Донегола? – улыбнулась она.

Люк пожал плачами, ему наскучил этот разговор.

– Эй! – Элизабет посмотрела на Люка и засмеялась. – Как ты это сделал?

– Что сделал?

– Взял картофелину с тарелки Айвена.

– Я не брал, – нахмурился Люк. – Ее съел Айвен.

– Не будь глу… – Она оборвала себя.

Позже тем вечером Люк лежал на полу в гостиной, напевая ту самую песенку, пока Элизабет пила кофе и смотрела телевизор. Они уже давно этого не делали. Обычно после ужина они расходились по своим комнатам. Обычно так много не говорили за едой, но, опять же, обычно Элизабет не развлекала Люка, играя в глупые игры. Она начала жалеть о том, что пошла на это. Люк, лежа на полу, что-то раскрашивал. Она подстелила коврик, чтобы он не испачкал ковер, и, хотя ей не нравилось, когда он играл за пределами детской, она радовалась, что на этот раз он играет с тем, что она хотя бы видит. Нет худа без добра, и тому подобное. Она смотрела шоу про переделку домов.

– Элизабет. – Она почувствовала постукивание маленького пальца по плечу.

– Да, Люк?

– Я нарисовал это для тебя. – Он протянул ей ярко раскрашенный рисунок. – Это мы с Айвеном играем в саду.

Элизабет улыбнулась и стала рассматривать картинку. Люк подписал имена поверх двух спичкообразных мужских фигур, однако что ее удивило, так это рост Айвена. Он был в два раза выше Люка, одет в голубую футболку, вытертые джинсы, синие ботинки, и у него были черные волосы и огромные голубые глаза. Он казался слегка небритым, держал Люка за руку и широко улыбался. Она замерла, не зная, что сказать. Разве воображаемый друг не должен быть того же возраста, что и ребенок?

– Ээ… Айвену всего лишь шесть лет, а он очень высокий, правда? – Может быть, Люк нарисовал его выше, чем в жизни, из-за того, что Айвен для него так важен, рассуждала она.

Люк покатился со смеху:

– Айвен сказал, про шесть лет нельзя говорить «всего лишь», но ему и не шесть. – Он снова громко засмеялся. – Он старый, как ты.

От ужаса Элизабет широко раскрыла глаза. Старый, как она? Что за друга придумал себе ее племянник?

Глава двенадцатая

Друзья выглядят по-разному и бывают разного возраста, мы все это знаем, так почему же с воображаемыми друзьями должно быть по-другому? Элизабет все неправильно поняла. На самом деле Элизабет все совершенно неправильно поняла, потому что, насколько я видел, у нее вообще не было друзей. Может быть, оттого, что она искала только женщин тридцати четырех лет, которые выглядят, одеваются и ведут себя точно так же, как она? По выражению ее лица, когда она смотрела на рисунок, где Люк изобразил меня и себя, было ясно: она думает, что Люк должен был найти себе кого-то, как две капли воды похожего на него самого. А ведь так друзей не заведешь.

Важно не то, как мы выглядим, а то, какую роль играем в жизни нашего лучшего друга. Люди выбирают себе определенных друзей, потому что именно с ними хотят быть рядом в данный момент, а не потому, что те нужного роста, возраста или у них нужный цвет волос. Это, конечно, тоже важно, но не всегда. Люк неспроста увидел именно меня, а не моего коллегу Томми, который выглядит как раз на шесть лет и у него постоянно течет из носа. Я имею в виду, что не вижу вокруг Люка других взрослых мужчин, а вы видите? Тот факт, что вы видите «воображаемого» друга, не означает, что вы видите их всех. Вы наделены способностью увидеть их всех, но люди используют только десять процентов своих способностей, и вы не поверите, узнав, какими еще возможностями обладаете. Существует масса чудесных вещей, которые можно увидеть, если хорошенько присмотреться. Жизнь в чем-то похожа на картину. На очень странную абстрактную картину. Можно смотреть на нее и думать, что это просто расплывшееся пятно. Можно так и прожить всю жизнь, думая, что это просто расплывшееся пятно. Но если хорошенько вглядеться, то все-таки можно увидеть, что там изображено. Если сконцентрироваться и использовать воображение, жизнь может стать для вас чем-то гораздо большим. На этой картине может, например, оказаться море, небо, люди, здания, сидящие на цветах бабочки – все, что угодно, а вовсе не расплывшееся пятно, как вам когда-то представлялось.

После событий в кабинете Элизабет мне нужно было собрать экстренное совещание «Если вдруг». Я работаю уже много лет и думал, что все повидал, однако, как выяснилось, ошибался. То, что Сирша видела меня и разговаривала со мной, привело меня в сильнейшее замешательство. То есть это было совершенно неслыханно. Ладно, Люк мог меня видеть – это нормально. Элизабет чувствовала мое присутствие, что само по себе довольно странно, но я уже начинал привыкать. Но Сирша… Конечно, бывает так, что тебя видят сразу несколько человек, но среди них никогда не бывает взрослых, и уж тем более двоих взрослых. Единственный из нас, кто имеет дело со взрослыми, – это Оливия. Это не то чтобы правило, просто так обычно случается. В общем, я растерялся и попросил босса созвать всех на внеочередное собрание «Если вдруг».

Собрания «Если вдруг» были учреждены для обсуждения текущей работы всех участников и обмена идеями и предложениями, если кто-то оказался в тупике. Мне еще никогда не приходилось собирать всех для решения своих проблем, так что, когда я обратился с этой просьбой, босса, понятно, это удивило. Название собраний имеет двойной смысл. «Вдруг» расшифровывается как Воображаемый друг. Нам ужасно надоело, что люди называют нас «воображаемыми друзьями», и мы решили пошутить. Это я придумал.

Шесть человек, принимающих участие в собраниях, являются самыми старшими в компании. Когда я вошел, все смеялись и играли. Я поздоровался, и мы уселись ждать босса. Наши совещания проходят не в каком-нибудь зале заседаний без окон, с длинными столами для переговоров и пахнущими кожей креслами. Мы собираемся в непринужденной обстановке, и так гораздо лучше, потому что чем комфортнее мы себя чувствуем, тем больше интересного можем придумать. Мы сидим на удобных сиденьях, в кружок. Мое сиденье – большая подушка, набитая сухими бобами. У Оливии – кресло-качалка. Она говорит, в нем удобнее вязать.

Наш босс ведет себя не слишком начальственно, нам просто нравится так ее называть. На самом деле она относится к числу самых приятных людей, каких только можно встретить в жизни. Ей действительно известно все – все, что необходимо знать о том, как быть лучшим другом. Она терпелива и заботлива, слушает и слышит все, что люди недоговаривают. Ее зовут Опал, и она прекрасна. Она вплыла в комнату в фиолетовой мантии, ее косички были завязаны в небольшой хвост, который спускался на спину. При каждом движении у нее в волосах сверкали блестящие бусинки. Кроме того, в волосы, наподобие диадемы, были вплетены ромашки, они же украшали шею и запястья, на носу были круглые очки с фиолетовыми стеклами, а ее ослепительная улыбка могла бы привести корабли к берегу в непроглядной тьме.

– Милые ромашки, Опал, – тихо сказала сидящая рядом со мной Гортензия.

– Спасибо, Гортензия. – Она улыбнулась. – Мы с маленькой Тарой сплели это недавно у нее в саду. Ты сегодня выглядишь очень нарядно. Какой красивый цвет!

Гортензия просияла. Как и я, она была лучшим другом уже целую вечность, но на вид одного возраста с Люком. Маленького роста, со светлыми волосами, которые сегодня были уложены тугими кудряшками, с тихим голосом и большими голубыми глазами. Сегодня на ней был желтый сарафан, а волосы украшены желтыми ленточками ему в тон. Она сидела на деревянном стульчике ручной работы и болтала ногами в блестящих белых туфельках. Этот стул всегда напоминал мне о Гензеле и Гретель – желтый, с нарисованными конфетами, пряниками и сердечками.

– Спасибо, Опал. – Гортензия слегка покраснела. – После собрания я со своей новой лучшей подругой иду на чаепитие.

– Да? – Опал изумленно подняла брови. – Очень хорошо. И где же оно будет?

– В саду за домом. Вчера на день рождения ей подарили чайный сервиз, – ответила Гортензия.

– Чудесно. Как идут дела с маленькой Мейв?

– Ничего, спасибо. – Гортензия уперлась взглядом в колени.

Остальные перестали шуметь, все внимание было приковано к Опал и Гортензии. Опал была не из тех, кто просит всех замолчать, чтобы начать собрание. Она всегда тихо начинала его без объявления, зная, что остальные вскоре прекратят разговоры и постепенно успокоятся. Она говорила, что людям просто нужно время и тогда они почти всё смогут решить сами.

Опал смотрела, как Гортензия теребит ленточку на платье.

– Гортензия, Мейв все еще тобой командует?

Гортензия кивнула с грустным видом:

– Она постоянно командует, говорит, что мне делать, а что нет, а когда ломает игрушки и другие вещи и родители начинают ее ругать, она все сваливает на меня.

Покачиваясь в кресле и не отрываясь от вязания, Оливия, самый немолодой наш лучший друг, громко выразила свое неодобрение.

– Ты же знаешь, почему Мейв так себя ведет, верно, Гортензия? – мягко спросила Опал.

Гортензия кивнула.

– Именно мое присутствие дает ей возможность покомандовать, и она копирует поведение своих родителей. Я понимаю, почему она так поступает и что это очень важно для нее, однако меня огорчает, что это повторяется изо дня в день.

Все согласно закивали. Все мы когда-то находились в положении Гортензии. Большинство детей любит командовать нами, как будто это их единственная возможность проявить себя, не рискуя нажить неприятности.

– Гортензия, ну ты же знаешь, что осталось совсем немного и она перестанет так себя вести, – ободряюще сказала Опал, и Гортензия кивнула, тряхнув кудряшками.

– Бобби! – Опал повернулась к сидевшему на скейтборде маленькому мальчику в повернутой козырьком назад кепке, который слушал разговор, перекатываясь взад и вперед. Услышав свое имя, он остановился. – Тебе следует прекратить играть с маленьким Энтони в компьютерные игры. Ты ведь знаешь, почему?

Мальчик с ангельским личиком кивнул и заговорил совсем не детским голосом, хотя и выглядел на шесть лет:

– Потому что Энтони всего три и он еще мал для гендерных игр. Ему нужно играть с универсальными игрушками, которыми он сам может управлять. Слишком большое количество других игрушек может задержать его развитие.

– А с чем, по-твоему, вам нужно играть? – спросила Опал.

– Мы будем играть… ну, в общем-то, с чем угодно: будем сами придумывать игры или использовать коробки, кастрюльки или рулончики от туалетной бумаги.

Его последние слова вызвали всеобщий смех. Рулончики от туалетной бумаги – мои самые любимые. Из них так много всего можно сделать.

– Отлично, Бобби. Просто помни об этом, когда Энтони снова попробует заставить тебя играть на компьютере. Как Томми… – Она умолкла, оглядывая комнату. – Кстати, а где Томми?

– Простите за опоздание, – раздался громкий голос у двери. Томми влетел в комнату, подергивая плечами и размахивая руками, как будто был лет на пятьдесят старше. Лицо чем-то вымазано, на коленях пятна от травы, а локти покрыты царапинами и засохшей грязью. Громко отдуваясь, он плюхнулся на набитую сушеными бобами подушку.

Опал засмеялась:

– Добро пожаловать, Томми. Ты был занят?

– Ага, – нахально ответил Томми. – Мы с Джонни были в парке, копали червей. – И он вытер мокрый нос рукой.

– Фу-у! – Гортензия с отвращением наморщила носик и подвинула свой стул ближе к Айвену.

– Да ладно тебе, принцесса. – Томми подмигнул Гортензии, кладя ноги на стоящий перед ним столик. На столике была газировка и шоколадное печенье.

Гортензия удивленно подняла брови и, отвернувшись от него, сосредоточила внимание на Опал.

– То есть Джон не изменился, – с интересом констатировала Опал.

– Ага, все еще видит меня, – ответил Томми, как будто это было какой-то победой. – Понимаешь, Опал, у него сейчас проблемы с хулиганами, и, поскольку они заставляют его держать все в секрете, он ничего не рассказывает родителям. – Томми грустно покачал головой. – Он боится, что они будут ругать его или вмешаются, а это еще хуже, к тому же ему стыдно, что он позволил втянуть себя в такие дела. В общем, типичные переживания в ситуации запугивания. – Он засунул в рот конфетку.

– Так, и что ты намереваешься делать? – озабоченно спросила Опал.

– К сожалению, еще до моего появления у Джона развилась хроническая робость. Он соглашался с несправедливыми требованиями тех, кого считал сильнее, потом сам постепенно принял позицию хулиганов, и теперь он уже почти один из них. Но я не позволил ему собой помыкать, – жестко сказал Томми. – Мы работаем над его осанкой, голосом и взглядом – сами знаете, все это сразу говорит о том, уязвим ты или нет. Я учу его бдительности по отношению к подозрительным личностям, и каждый день мы повторяем список их отличительных признаков. – Он откинулся на спинку и положил руки за голову. – Мы стремимся развить у него чувство справедливости.

– И копаете червей, – с улыбкой добавила Опал.

– Всегда найдется время для копания червей, не так ли, Айвен? – И Томми подмигнул мне.

– Джейми-Линн! – Опал повернулась к маленькой девочке в джинсах и грязных кроссовках. Ее волосы были коротко пострижены, она сидела верхом на футбольном мяче. – Как поживает Саманта? Надеюсь, вы больше не перекапываете цветник ее матери?

Джейми-Линн была сорванцом, и у ее друзей постоянно случались из-за нее неприятности, Гортензия же в основном ходила на чаепития в красивых платьях и играла с Барби и другими игрушками для девочек. Джейми-Линн открыла рот и стала что-то говорить на неизвестном языке.

Опал подняла брови:

– Как я вижу, вы с Самантой по-прежнему общаетесь на своем собственном языке?

Джейми-Линн кивнула.

– Хорошо, но будь осторожна. Не стоит это затягивать.

– Не волнуйся. Саманта уже учится складывать слова в предложения, у нее развивается память, так что я не собираюсь дальше его использовать, – сказала Джейми-Линн, перейдя на нормальный язык, и добавила печальным голосом: – Сегодня утром Саманта меня не увидела, когда проснулась. Но во время обеда увидела снова.

Всем стало жаль Джейми-Линн, и мы выразили ей сочувствие, потому что все знали, каково это. Это было начало конца.

– Оливия, как дела у миссис Кромвелл? – Голос Опал зазвучал нежнее.

Оливия перестала вязать и качаться на кресле и грустно помотала головой:

– Ей недолго осталось. Вчера ночью у нас был чудесный разговор о том, как семьдесят лет назад они с семьей на целый день поехали на пляж Сэндимаунт. Это привело ее в отличное настроение. Но сегодня утром, как только она рассказала своим родственникам, что говорила со мной, они все тут же ушли. Они думают, она имеет в виду свою двоюродную бабушку Оливию, которая умерла сорок лет назад, и убеждены, что она сходит с ума. Как бы то ни было, я останусь с ней до конца. Как я уже сказала, ей недолго осталось, а за последний месяц родственники навестили ее всего два раза. Ей не на кого опереться.

Оливия всегда заводила себе друзей в больницах, хосписах и домах для престарелых. С теми, кто не мог заснуть, она предавалась воспоминаниям, чтобы скоротать время, и вообще отлично справлялась.

– Спасибо, Оливия. – Опал улыбнулась и повернулась ко мне: – Итак, Айвен, как дела на улице Фуксий? Что у тебя за срочная проблема? Кажется, у Люка все в порядке?

Я поудобнее уселся на подушке:

– Да, с ним все нормально. Надо еще кое над чем поработать, например над тем, как он относится к ситуации в своей семье, но ничего экстраординарного.

– Хорошо. – Опал выглядела довольной.

– Дело не в этом. – Я обвел глазами всех сидящих в комнате. – Его тете, которая усыновила его, тридцать четыре года, и иногда она чувствует мое присутствие.

Все открыли рты и в ужасе посмотрели друг на друга. Я знал, что они отреагируют именно так.

– Но и это еще не все, – продолжил я, стараясь не получать слишком большое удовольствие от их реакции, потому что, в конце концов, это была моя проблема. – Мама Люка, которой двадцать два года, пришла сегодня к Элизабет на работу, увидела меня и даже заговорила со мной!

Все снова открыли рты – все, кроме Опал, глаза которой понимающе блеснули мне в ответ. И у меня отлегло от сердца, я понял: Опал знает, в чем дело. Она всегда все знает и поможет мне выйти из тупика.

– Где находился Люк, когда ты был на работе у Элизабет? – спросила Опал. Уголки ее губ загибались в улыбку.

– На ферме у своего деда, – объяснил я. – Элизабет не дала мне вылезти из машины и пойти с ним, она боялась, что ее отец разозлится, услышав, что у Люка есть друг, которого нельзя увидеть. – Я сделал паузу, чтобы перевести дух.

– А почему ты не пошел к Люку пешком, когда оказался на работе Элизабет? – спросил Томми, развалившись на подушке.

Глаза Опал снова блеснули. Что это с ней?

– Потому что, – ответил я.

– Ну так почему? – спросила Гортензия.

«Вот ее тут только не хватало», – подумал я.

– Ферма далеко от офиса? – спросил Бобби.

Почему они задают мне эти вопросы? Какое это имеет отношение к тому, что взрослые люди видели и чувствовали меня?

– Две минуты на машине, но двадцать минут пешком, – смущенно объяснил я. – Почему вы спрашиваете?

– Айвен, – Оливия засмеялась, – ну что ты! Ты прекрасно знаешь, что если вы с другом разлучились, ты обязан его найти. Двадцать минут пешком – ничто по сравнению с тем, что ты сделал, чтобы добраться до своего предыдущего друга. – И она опять засмеялась.

– Да что с вами? – Я беспомощно всплеснул руками. – Я пытался выяснить, сможет ли Элизабет меня увидеть. И, вы знаете, я был сбит с толку. Такого раньше никогда не случалось.

– Не волнуйся, Айвен, – улыбнулась Опал, и, когда она заговорила снова, голос у нее был как мед. – Это действительно очень редкое явление. Но такое бывало.

Все опять разинули рты.

Опал поднялась, собрала бумаги и приготовилась покинуть собрание.

– Куда ты уходишь? – удивленно спросил я. – Ты ведь еще не сказала, что мне делать.

Опал сняла фиолетовые очки и посмотрела на меня своими шоколадными глазами:

– Айвен, это вовсе не чрезвычайная ситуация. И я не могу тебе ничего посоветовать. Тебе просто надо верить, что, когда придет время, ты примешь правильное решение.

– Какое решение? О чем? – спросил я, чувствуя себя еще более озадаченным.

Опал улыбнулась:

– Когда настанет время, узнаешь. Удачи!

С этим словами она ушла, оставив всех в смущении. Их озадаченные лица отбили у меня охоту спрашивать совета у кого-либо из них.

– Прости, Айвен, я была бы так же растерянна, как и ты, – сказала Гортензия, вставая и расправляя складки на сарафане. Она крепко обняла меня и поцеловала в щеку. – Мне тоже пора, иначе я опоздаю.

Я смотрел, как она торопливо идет к двери, ее светлые кудряшки подпрыгивали на каждом шагу.

– Хорошего чаепития! – крикнул я. – Попробуй тут прими правильное решение, – проворчал я себе под нос, раздумывая о словах Опал. – Правильное решение в отношении чего?

И тут меня пронзила ужасная мысль. А что, если я не смогу принять правильное решение? Что тогда? Кто-то от этого пострадает?