Текст книги "Армен"

Уже у подъездных ступенек Чаркин резко остановился, и тут же изнутри здания до них донеслись звуки жаркой перепалки, которая очень скоро перешла в крик. Вслед за этим в дверях появился здоровенный представитель закона. Он пытался вышвырнуть на улицу небольшого роста лысого человека, одетого во все белое. Тот, не умолкая ни на миг, яростно сопротивлялся.

– Не имеете права! – орал он истошным голосом. – Я вас призову к ответу! Я найду на вас управу!.. Вы у меня еще попляшете!.. Да, именно вы, лично вы!..

Игнорируя угрозы, детина пытался оторвать его от себя, но это было не так-то просто: человечек намертво вцепился ему в сорочку и ни за что не хотел отпускать.

– Вы ответите за все! Вы от меня так просто не отделаетесь!.. История вас вышвырнет вон!.. История вас не простит!.. Да, да, не простит!.. – бессвязно кричал он, сопротивляясь с завидным упорством. – Как вы обращаетесь с учителем истории! Мерзавцы!..

Глядя на этого человека, Армен почувствовал что-то вроде приятного облегчения: может быть, выход именно в таком героическом ночном противоборстве?..

– Катись отсюда вместе со своей историей! – рассвирепел страж порядка и, изрыгая брань, наконец оторвал от себя человечка и что есть силы швырнул его вниз. Тот попытался было сохранить равновесие, но не смог и, покатившись по ступеням, ударился головой о бетон. В следующую секунду он с удивительным проворством снова вскочил на ноги и, пронзительно взвизгнув, устремился к своему обидчику.

– Ах ты, мразь! Жить тебе надоело? – гаркнул Чаркин, преградив ему путь. – Как ты разговариваешь с представителем закона, подлец? Будешь нам голову морочить – сгноим в тюрьме!

Внезапно он нанес каблуком ботинка такой ловкий и сильный удар в живот, что человек взвыл от боли и упал навзничь. Чаркин уже изготовился для повторного удара, когда тот кое-как поднялся на ноги и отпрянул в сторону, а затем, прихрамывая и бросив пристальный взгляд на Армена, с удивительной после такой бурной сцены невозмутимостью пошел к воротам.

– Чего торчишь как столб? – задыхаясь от злости повернулся Чаркин к Армену. – Шагай! А ты, Сили, не рассусоливай, а чуть что – бей по роже, – наставительно бросил он мимоходом детине, который был явно моложе и, стоя перед входом в здание, виновато улыбался.

Коридор был узким и длинным, казалось, ему нет конца. Его словно нарочно сделали таким, чтобы проход по нему длился целую вечность и чтобы человек, преодолев этот мученический путь, успел превратиться в испуганное двуногое животное. Армен глубоко и шумно вздохнул, что не понравилось Чаркину, усмотревшему в этом некий тайный смысл: обернувшись, он обжег Армена ненавидящим взглядом и угрожающе поджал губы. От нескончаемых голых стен и тяжелого воздуха Армен изнемог и, точно деревянный, шел и шел на негнущихся ногах, не чувствуя даже собственных шагов, пока в какой-то момент Чаркин не свернул в сторону и перед ним не предстал новый коридор, по обе стороны которого были бесчисленные двери. В средней части этого коридора дверь одной из комнат с глухим скрипом приоткрылась и в коридоре показался еще один блюститель порядка; скрытый наполовину, он делал какие-то энергичные и отработанные движения руками и ногами, однако дверь не позволяла увидеть, чем именно он занимается. Заметив подошедших, он выпрямился, тыльной стороной ладони вытер со лба пот и улыбнулся Чаркину.

– Шеф у себя? – спросил Чаркин, остановившись у порога.

– Ага, недавно хотел зайти к нему по делу, но сказали, что он спит. Не стал мешать. Решил вот покамест так расположить наших гостей, чтобы они случайно не задохнулись друг под другом. Не хочется прибавлять к своему послужному списку черное пятно…

Продолжения Армен не услышал – в нос ему ударил шедший из комнаты отвратительный кислый запах винного перегара и пота. Он заглянул внутрь и содрогнулся. На полу вповалку, чуть ли не друг на друге, похожие на старые пыльные мешки, сжавшись в комок, лежали какие-то люди с опухшими красными лицами, с взлохмаченными сальными волосами, в грязных лохмотьях вместо одежды. Кто-то храпел, иные полулежали, уставившись перед собой мутным, бессмысленным взглядом; были и такие, что о чем-то переговаривались, при этом у некоторых мелко тряслась голова. А один, примерно того же возраста, что и Армен, с окровавленным лицом лежал в углу, всхлипывая и без конца вытирая нос…

Получив короткий удар локтем в грудь, Армен отпрянул и выпрямился.

– Что он натворил? – поинтересовался стоявший в дверях, кивнув в сторону Армена.

– Еще ничего не натворил, но собирался, – небрежно пояснил Чаркин.

– Тут-то ты его и накрыл? – пошутил тот.

– Ага, что-то вроде этого, – улыбнулся Чаркин, и Армен впервые увидел его до странности бесцветную улыбку.

– Только этот, или еще кого поймал?

– Пока только этот. – Чаркин вроде немного смутился. – Не очень удачная ночь…

– А я уже троих изловил, – похвалился его собеседник. – Но этот вроде качеством повыше, а? – засмеялся он, разглядывая Армена.

– Ну… – помялся Чаркин. – А из «тех» ты сегодня никого не поймал? – осторожно спросил он, поблескивая глазами.

– Ненасытный ты, Чаркин, – благодушно попрекнул тот, и Армен вдруг догадался, что речь о женщинах. – Мой вчерашний подарок тебе уже надоел?

– Потом поговорим, – уклонился Чаркин, дружески похлопав приятеля по плечу. – После того, как разберусь с этим бродячим разбойником, – он сделал знак двигаться дальше, и Армен понял, что выражение – «бродячий разбойник» – доставляет ему удовольствие.

– Да, чуть не забыл! Ты новость слышал? – снова заговорил за их спиной приятель Чаркина.

– Какую новость? – Чаркин остановился.

– Ну, насчет нового закона…

– Нет, ничего такого не слышал.

– Поголовье отменили, – с сожалением в голосе сказал блюститель порядка. – Никаких премий за это теперь не полагается. Теперь надо только проверять документы и тут же отпускать, если, конечно, они в порядке.

– Эх! – пренебрежительно махнул рукой Чаркин, продолжая путь. – Такое и в старом законе было записано…

– Куда лезешь, баран? По морде решил заработать? Так получай, подонок! – послышался за спиной злобный голос словоохотливого собеседника, и тишину коридора взорвал хрипло-мучительный вопль, однако никто не обернулся, не обернулся и Армен.

Неожиданно коридор наполнился нестройным гулом, в котором угадывались звуки торопливых шагов, оживленные голоса и шумное дыхание, и перед ними словно из небытия возникли трое людей в форме; на ходу оправляя одежду, они стремительно надвигались. Чаркин шагнул к стене, давая дорогу, и те чуть ли не бегом направились к выходу. «Вот это будет охота!» – донесся до них возбужденный возглас одного из них. Шум постепенно замер, и в коридоре снова воцарилась мертвая тишина, если не считать монотонно-слитного топота ног Чаркина, Армена и Барина, в котором невозможно было различить, где чьи шаги. Хотя бы в этом все равны…

Подойдя к большой двустворчатой двери, Чаркин наконец остановился и, повернувшись к Барину, тихим, но внушительным голосом предупредил:

– Смотри, чтобы он к стене не прислонялся!

Смерив Армена с ног до головы грозным взглядом, он подошел к двери и почтительно-осторожно постучался. Ответа не последовало. Он хотел было повторить стук указательным пальцем, но передумал, постучал костяшками пальцев и приник ухом к двери. Снова никакого ответа. Повернувшись к Армену спиной, он постучался снова, но уже более громко. Изнутри послышался невнятный шум, а затем чей-то заспанный голос. Чаркин тихо приоткрыл дверь и вошел в комнату.

Армен непроизвольно прислонился плечом к стене, и ему показалось, что Чаркин предупредил именно об этом: он, Армен, имеет право прислоняться к стене.

– А как зовут вашего начальника? – почувствовав себя свободнее, осмелел Армен.

– Не разговаривать! – ответил Барин и знаком показал, что надо отойти от стены.

Армен выпрямился и, рассматривая Барина вблизи, удивился: у него было простодушное, совсем незлое лицо, немного вытянутое, с чуть отвислой челюстью, толстыми губами и каким-то болезненным выражением водянистых, нерешительных глаз. Барин совсем не был похож на Чаркина, он был скорее его антиподом, но Армену непонятно почему показалось, что они родные братья. А между тем Барин всего лишь подчиненный Чаркина: человек с таким благодушно-безвольным лицом иным быть не может. Вот по какой причине за все это время его присутствие почти не ощущалось…

Дверь отворилась, и в проеме показалось лицо Чаркина. Он кивнул Барину и широко распахнул дверь.

– Входи! – неожиданно грубо и резко приказал Барин.

Справа от двери на стене была табличка с именем хозяина кабинета; перед тем как войти, Армен бросил на нее взгляд, но успел прочитать лишь окончание фамилии – «СКИ». В следующее мгновение он удивленно замер, оказавшись в полутемной комнате, где никого не было.

– Чего встал как пень, идиот! – Чаркин потянул Армена за руку в противоположную сторону, где из открытой двери, расположенной в центре стены, в комнату проникала казавшаяся нереальной полоска света.

Армен подумал, что все уже кончилось и его ведут в тюрьму.

– Вот! – Чаркин втолкнул его в комнату коротким ударом в спину. – Вот он! – Схватив Армена за руку, он тут же отпустил ее и остановился, потому что и эта комната оказалась пустой.

Это был просторный кабинет с плотно занавешенными окнами. У противоположной стены стояли черный кожаный диван и два кресла, над ними висело большое зеркало, в котором мелькнуло лицо Барина; свесив голову на грудь, он застыл позади Армена с таким хмурым видом, точно это его привели сюда как подозреваемого. В углу стоял массивный письменный стол, на котором высились кипы бумаг и груда папок. Вращающийся стул с высокой спинкой едва заметно покачивался: очевидно, хозяин только что вышел из кабинета. Армену показалось, что он просто растворился в воздухе…

Велико же было удивление Армена, когда чуть погодя плотная стена напротив него вдруг раздвинулась и в кабинете появился невысокого роста пожилой мужчина. Видимо, это была потайная дверь, и Армену снова подумалось, что в самом деле все возможно. У него перехватило дыхание.

Чаркин, отпустивший было руку Армена, снова стиснул ее с такой силой, что Армен поморщился от боли, а Барин моментально вытянулся и уперся в начальство боязливым взглядом.

Привычными движениями тщательно причесав свои жидкие волосы, пожилой неторопливо прошел к вращающемуся стулу, удобно устроился на нем и, небрежно бросив расческу на стол, зевнул. Этот невысокий человек с грушевидной головой, большими ушами, широким, чуть вогнутым лбом, длинным носом и острой жесткой челюстью, сидя производил впечатление мужчины рослого и упитанного. Поправив настольную лампу, он погрузился в чтение какого-то документа.

– Докладывай, Чаркин, – не отрываясь от бумаги, приказал пожилой, – слушаю тебя. – Голос прозвучал с деревянной безжизненностью, по нему ничего невозможно было понять.

– Вот этот, – Чаркин с силой подтолкнул Армена к середине кабинета.

– Что он сделал?

– Занимался бродяжничеством и разбоем…

– Конкретнее.

– Незаконным образом находился на автовокзале…

– Документы?

– Не исключено, что фальшивые…

– Судимость имеет?

– Пока нет…

– Алкогольное или наркотическое опьянение?

– В данный момент не наблюдается… Я обнаружил лишь это, – Чаркин торжественно подошел к столу и с профессиональной осторожностью выложил конфискованную у Армена мелочь, а затем – пакет с пирожком и паспорт.

Пожилой пренебрежительно отодвинул от себя груду мелочи, взял паспорт, полистал и отложил в сторону, затем двумя пальцами поднял пакетик, извлек из него надкушенный пирожок, наполовину темно-коричневый от высохшей крови и, приблизив настольную лампу, стал рассматривать. В ярком свете Армен различил следы своих зубов, и колени у него задрожали. Ах, почему он тогда сразу не выкинул этот злосчастный пирожок!..

– Что это? – спросил пожилой.

– Вот тут мы подошли к главному, – сразу оживился Чаркин, и глаза его злорадно вспыхнули. – Подозреваю, что это наркотик. Подозреваю, что этот бродяга и разбойник занимается продажей наркотиков.

От страха во рту у Армена пересохло.

– Другие подозрения есть?

Пожилой небрежно бросил пирожок на стол и вытер руки. Докатившись до кучки денег, пирожок остановился.

– Есть! – горячо подтвердил Чаркин. – Он незаконно хранит у себя также несколько острых и режущих инструментов сомнительного происхождения, которые могут служить как холодным оружием, так и средством вскрытия сейфов, замков, дверей и окон. Предполагается, что с их помощью данный субъект намеревался совершить ряд дерзких грабежей.

– Гм…

– С вашего позволения предлагаю предварительное тюремное заключение до тех пор, пока будут доказаны совершенные этим бродячим разбойником преступления, – воодушевленно продолжал Чаркин. – Предполагается, что его пребывание на свободе опасно для человечества.

– Ты хотел сказать – для общества, – поправил пожилой.

– Так точно, для человечества.

Пожилой промолчал.

– Тем более что новый закон в таких случаях предусматривает…

– Ты уже успел ознакомиться с новым законом? – пожилой был приятно удивлен.

– Так точно, прочел его от и до, – недрогнувшим голосом подтвердил Чаркин. – Все свое свободное время посвящаю скрупулезному изучению его положений.

– Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, Чаркин, – похвалил пожилой.

– Благодарю, – Чаркин расплылся в довольной улыбке.

Армен был поражен не только той чудовищной напраслиной, которую на него возводили, но и тем, что можно с таким безупречным мастерством сплести в одно далекие и не имеющие друг к другу никакого отношения случайные вещи и создать единую и убедительную картину. Чаркин, этот человек с серым лицом, когда ж он успел все это обдумать?.. В то же время Армен чувствовал, что тот вовсе ничего заранее не придумывал, а делал это экспромтом, на ходу, по наитию, искусно представляя собственные предположения свершившимся фактом. Будто все это хранилось в нем заранее – в строго пронумерованном виде – и сейчас самопроизвольно выплеснулось наружу. Армен удивленно покачал головой, понимая, что это и есть власть…

Послышался резкий звук, и прежде чем Армен его услышал, нос и щеки ему обожгла острая, пронизывающая боль, а голова откинулась назад. От неожиданного удара он попятился, но не упал, и в следующее мгновение из носа хлынула кровь, забрызгала ему грудь и закапала на пол. Армен зажал пальцами ноздри и вскинул голову.

– Как ты стоишь перед законом, баран? – рявкнул Чаркин и, ухватив Армена за руки, сильно встряхнул. – Стань, как положено!

– Ладно, Чаркин, не горячись, – мягко урезонил его пожилой. – Ночью человек быстро вспыхивает и быстро остывает, – добавил он многозначительно. – Побереги нервы, они тебе еще пригодятся.

– Я этого бродячего разбойника неоднократно предупреждал, да, видно, он никак не поймет, куда попал, – злобно осклабился Чаркин, – Думает, что приехал в отпуск к бабушке…

Пожилой слегка улыбнулся.

– А ты, Барин, – внезапно обратился он к Барину. – Ты-то что думаешь?

– Я? – опешил от неожиданности тот и хотел шагнуть вперед, но опомнился и растерянно остался стоять на месте. – Я… считаю… – он глянул на Чаркина и, встретив его острый взгляд, потупился. – Подтверждаю…

Сцепив пальцы рук, пожилой склонил голову. Воцарилась такая напряженная тишина, какая бывает только ночью. Она словно вобрала в себя все: занавеси, кожаный диван, папки на столе, зеркало, свет. Армену показалось, что он все еще сидит у стены автовокзала и переживает этот мучительный кошмар в беспокойном сне, который исчезнет, стоит ему открыть глаза. Он посмотрел на Чаркина, тот не спускал пристального взгляда с пожилого. Казалось, Чаркин тоже с трепещущим сердцем ждет его решающего слова, точно именно от этого слова зависит его дальнейшая судьба. На минуту Армен даже пожалел Чаркина… Потом понурил голову и увидел себя как бы со стороны: вот он, одинокий и беспомощный, стоит перед этими незнакомыми людьми в этой чужой стране этой поздней ночью. Сердце у него сжалось. Вся его жизнь зависит сейчас от одного-единственного слова этого человека, одного жеста, от случайной мысли, созревающей в этот миг у него в голове. Охваченный недоумением, он глубоко вздохнул. И тут же почувствовал беспокойство, точно вот-вот должен последовать новый удар, его бросят на пол и начнут топтать ногами… Армен, однако, удивленно подумал, что ему это уже безразлично: давным-давно знакомая, можно сказать, вечная история… Он поднял голову и смутился: пожилой смотрел на него не мигая. Пристальный взгляд его больших и блестящих глаз был слишком хорошо знаком. Такой взгляд сопровождал Армена всюду с того самого дня, как он оказался в этой чужой стране. И он ничего не выражал: ни добра, ни зла, ни возмущения, ни снисходительности, ни желания, ни цели, будто был сверкающе-ирреальным зеркалом, в котором возникало все, что происходило в данную минуту, и так же стремительно исчезало. Это подсказывало какой-то выход, он мог быть в одинаковой степени благоприятным или неблагоприятным. Армен осторожно отпустил голову и осмелился слегка переменить позу, перенеся опору с одной ноги на другую.

– Что ты потерял в этих местах? – нарушил молчание пожилой. Голос звучал мягко и нейтрально.

– Хочу работать, – утерев рукавом стекающую из носа кровь, ответил Армен и судорожно глотнул слюну.

– Где или у кого? – спросил пожилой, равнодушно разглядывая пыльную одежду и поношенные ботинки Армена.

– Ну… – начал Армен и в какой-то момент хотел назвать имя Скорпа, но не смог, – не знаю, ищу…

– Так-так, – неопределенно процедил пожилой, откинувшись на спинку стула и склонив голову набок. Пальцами правой руки он поигрывал авторучкой, и Армен понял, что когда ручка застынет в покое, его судьба будет решена…

– С вашего позволения замечу, что этот бродячий разбойник врет, – вдруг с тревогой в голосе затараторил Чаркин, видимо, уловивший какую-то опасность в этой почти неощутимой перемене ситуации. – Какой из него работник!.. Посмотрите на его рожу– вылитый бандит…

Пожилой скользнул по нему рассеянным взглядом и ничего не сказал. Авторучка точно по собственной воле отдалась игре его пальцев. Внезапно лицо его застыло. Лоб Армена покрылся холодной испариной. Он успел заметить, как плотно сжались губы пожилого, точно тая угрозу. Резким движением пожилой бросил ручку на стол и открыл рот, собираясь что-то сказать, но в эту минуту за спиной у Армена открылась дверь, и в кабинет вошел еще один человек. Армену показалось, что это тот, чье незримое присутствие сопровождало его по дороге сюда…

– Разрешите?

– Что у тебя? – едва скрывая раздражение, спросил пожилой.

Вошедший был человеком с ухоженной внешностью и мягкими, изысканными движениями. В ответ он выразительным жестом указал на бумагу, которую сжимал в руке.

– Неси! – пожилой громко прочистил горло.

Проходя мимо Армена, человек вскользь взглянул на него, как смотрят на случайный клочок бумаги, и быстрыми шагами направился к пожилому. От него исходил резкий запах одеколона, тотчас же заполнивший весь кабинет, и Армен почувствовал: что-то изменилось, что-то относящееся к нему. Об этом говорило и помрачневшее лицо Чаркина.

Человек подошел к столу, положил принесенную бумагу перед пожилым, потом наклонился к нему и стал быстро-быстро что-то шептать ему на ухо. Пожилой внимательно слушал, косясь на бумагу. Вошедший, по-видимому его помощник, скорее всего излагал содержание полученного документа. Лицо пожилого хмурилось все больше и больше. В конце концов он побагровел от ярости.

– Довольно! – взревел он, ударив кулаком по столу с такой силой, что стол ответил жалобным стоном, а помощник отшатнулся, при этом его холеное лицо исказилось от страха. – Довольно! Что значит «лично»? На сколько кусков я должен разорваться? Всю ночь ни на минуту не отрывался от дел, чтобы потом сомкнуть глаза, отдохнуть немного. Может, мне еще и в карауле стоять? А чем будет заниматься эта армия дармоедов? – грозно вопросил пожилой, бросив свирепый взгляд на своего помощника, точно тот был во всем виноват. – Видите ли, я должен оставить все дела и взять лично на себя «руководство ночным патрулированием…» – Безмерно оскорбленный, он скорчил саркастическую гримасу и, вскочив из-за стола, угрожающе заметался по кабинету. – Видно, это тупоголовое мужичье совсем с ума посходило! Спят, точно боровы, что-то померещится им во сне – и тут же требуют закона и порядка. Что значит «мы видели убийцу»? Если видели, пусть его схватят и приведут, а я с удовольствием накажу! Я знаю, что и как они видели, эти остолопы! Того учителя истории тоже «видели», говорили: «это он». А потом выяснилось, что он вообще в первый раз вошел в это проклятое село. И снова эта идиотская история повторяется, снова и снова! – Точно в лихорадке, он говорил сам с собой, сверкая невидящими глазами. – И я должен оставить свои дела и ехать черт-те куда, чтобы лишний раз убедиться, что ни бельмеса они не видели, что это им во сне приснилось – так, что ли? Да ведь эти свинопасы ничего не знают о чужеземце! Кого подозревают, на того и указывают. Спрашивается, если этот человек долгое время жил в заброшенной развалюхе, почему никто не поинтересовался: а кто он такой, зачем явился в их село, чего он хочет? Или же: как этот ребенок оказался в полночь возле развалин?.. Я знаю, что я сделаю, – круто остановившись и выбросив вверх руку, воскликнул пожилой с недоброй усмешкой. – Я поеду, да, поеду, но если и на сей раз выяснится, что это была пустая трата времени, – ни на что не посмотрю, дух вышибу из этого старосты!.. Да, да, собственными руками прихлопну!.. – Пожилой умолк, наклонив голову, и только щека его конвульсивно подергивалась.

Армен лишился дара речи. Было очевидно, что в бумаге говорилось об убийстве мальчика в небольшом лесном селе. Неужели его злополучное посещение того села дало пищу для новых подозрений? Армен побледнел. Подумал: это конец…

– Чаркин! – взорвался в тишине раздраженный голос пожилого. – Следуй за мной! – Решительно подойдя к гардеробу, он с шумом открыл дверцу и вытащил фуражку.

– А этот? – указав на Армена, разочарованно дрожащим голосом дерзнул напомнить Чаркин, который в течение всего этого времени, втянув голову в плечи, испуганно следил за гневными движениями пожилого. – С ним что делать?

Пожилой, по-видимому, напрочь забывший о существовании Армена, сперва посмотрел на него с изумлением, а затем опять разъярился.

– А ты перестань приводить сюда бездомных баранов и тыкать мне в нос! – заорал он на Чаркина. – Что делать, что делать!.. Барин, запиши фамилию и гони его в шею!..

Слушай меня, ты, армянин! – повернулся пожилой к Армену. – Быстренько собери свои пирожки и прочь с моих глаз! Еще раз попадешься мне – отправишься прямиком в тюрьму…

Резко надвинув фуражку на глаза, он ринулся к выходу.

Чаркин понуро последовал за ним.

Пока Барин мусолил потрепанный журнал, регистрируя его фамилию, Армен с тяжелым сердцем подошел к столу и стал собирать вещи. Руки у него дрожали. Он сгреб ладонью мелочь и высыпал ее во внешний кармашек рюкзака, а пирожок хотел было выбросить в мусорную корзину, но побоялся оставлять его в этом здании, тем более что помощник пожилого, прислонившись к подоконнику, следил за каждым его движением. Он бережно положил этот черствый и наполовину почерневший кусок теста в пакетик и упрятал на самом дне рюкзака. Помощник улыбнулся, и эта улыбка кольнула Армена в самое сердце.