Текст книги "Ревнивая лампа Аладдина"

Макама четвертая

Стемнело. Гасли светильники на постоялом дворе, затихал огромный город. Лишь в комнате у магрибинца по-прежнему горел огонь. Из огромного сундука маг все доставал и доставал свой колдовской скарб: книги и свитки, котел и треножник, травы и камни…

Когда же работа была закончена и каждому из таинственных предметов нашлось свое место, колдун, наконец, позволил себе отдохнуть. На черном бархате небосвода сверкали звезды, прохладный ветерок шевелил павлиньими перьями в высоком медном кувшине, оглушительную тишину нарушали лишь трели цикад.

– Надо поторопиться, – проговорил магрибинец. – Через несколько часов звезда Телеат скроется за горизонтом, и я уже не смогу узнать, как мне найти человека Предзнаменования.

Маг поднялся, подошел к бездонному, казалось, сундуку, и извлек из него круглый предмет, завернутый в узорчатый платок. В свете множества горящих свечей краски вспыхнули кровавыми отблесками. Магрибинец бережно развернул шелковые покровы и опустил на тяжелое каменное блюдо… человеческую голову. Глаза ее были закрыты, но тотчас же открылись, стоило лишь шее коснуться отполированного камня.

– Слушаю и повинуюсь, о колдун из колдунов!

Если бы кто-то смог заглянуть в окно, его глазам предстала бы удивительная картина. Стол, накрытый черной шелковой скатертью, был почти пуст – если, конечно, не считать массивного блюда из полупрозрачного обсидиана, на котором уютно устроилась человеческая голова. Маг сидел у стола, пытаясь за ленивой позой спрятать нетерпение, которое снедало его. Везде горели свечи – их было так много, что они своим сиянием могли затмить не только красавицу луну, украшение небосвода, но и само солнце – источник всех радостей и всех бед жителей великого Багдада.

– Скажи мне, о знаток всех тайн мира, правильно ли я выбрал день?

– Ты льстишь своему рабу, колдун, – голова говорила тихо, хрипло. В этом голосе слышались и насмешка, и гнев, и, как ни странно, радость.

– Что значит кроха лести по сравнению с богатством знания?

– Льстец… Не зря же говорил наш учитель, что ты станешь величайшим из магов!

– Пусть так, – довольно улыбнулся маг. – Но наш учитель, да пребудет вовеки память о нем, говорил, что в одной твоей голове знаний больше, чем во всех книгах подлунного мира!

– И поэтому ты решил, что, отнявши голову от тела, тебе будет удобнее пользоваться моими знаниями… – и голова усмехнулась. – Чего же ты хочешь в эту удивительную ночь? Какой сегодня нужен тебе от меня совет?

– Скажи мне, я правильно выбрал день?

– И для этого ты прервал мои размышления… Да, маг из Магриба, ты правильно выбрал день.

– Значит, предсказание звезды Телеат сбудется? Мне предстоит найти человека Предзнаменования?

– Конечно. Я могу тебе открыть и еще одну тайну, впрочем, не особо важную. Ты найдешь этого человека без труда – ибо любой мальчишка на шумном багдадском базаре покажет тебе за даник[1]1
  Даник – мелкая монета, 1/16 дирхема.


[Закрыть] и лавку мастера Салаха, и лавку книжника Мустафы, где любит просиживать Аладдин, твой человек Предзнаменования.

– Добудет ли этот Аладдин для меня Камень Судьбы?

– Конечно добудет. Но помни, магрибинец, тебе надо меньше доверять словам. Ты должен видеть суть явлений, а не просто знать их имя. Разве тебе так уж нужен именно Камень Судьбы? Разве тебе недостаточно той чудовищной черной магической силы, какую обрел ты за годы упражнений в этом нелегком искусстве?

– Ты же знаешь, о сосуд мудрости, мне мало одной лишь колдовской силы… Мне нужна вся власть, вся сила, все могущество!

– Тогда, быть может, тебе нужен и Камень Могущества, а не Камень Судьбы?

– О нет, хитрый кладезь знаний! Мне нужен именно Камень Судьбы – камень, дарующий власть и над судьбой – этой изменчивой, насмешливой и неверной дочерью Аллаха всемилостивого!

– Но тогда тебе не нужны более мои советы, и ты теперь будешь в силах сам добыть и Камень, и власть.

– Конечно добуду. И Камень, и власть. Но ты мой должник еще на три десятка лет и три года. Помни, что я даровал тебе десять десятков лет жизни в тот день, когда ты на коленях умолял меня об этом.

– О да, чернейший из колдунов, ты отнял у меня все, оставив лишь это магическое блюдо и воспоминания.

– Но ты же получил десять десятков лет жизни после неминуемой смерти! Как я тебе и обещал. А теперь оставим этот нелепый спор. Говори, как мне найти этого… Аладдина. Или ты хочешь вновь испытать муку невысказанных слов?

– О нет, прошу тебя, гордость Магриба! – Теперь в голосе был слышен небывалый, воистину нечеловеческий ужас. Любой бы понял, какой страшной карой для этого существа была мука безмолвия.

– Говори!

– Поиски человека Предзнаменования ты должен начать завтра, за час до полудня. А завершить их не позднее полуночи – в тот миг, когда звезда Алькор покажется из-за звезды Мицар.

– Что далее? – Лицо магрибинца горело азартом.

– Ты должен переступить порог дома, где живет человек Предзнаменования, не позже следующего полудня. Дары, что ты принесешь семье Аладдина, отдавай лишь матери юноши. Старайся не смотреть в лицо отца. И, молю тебя, опасайся белой козы!

– Козы? Какой козы? Где я могу встретить козу в величественном Багдаде?

– Этого я не знаю, маг. Вижу лишь, что белая коза может нарушить твои честолюбивые планы.

– Благодарю тебя за совет, – магрибинец качнул головой в черной чалме.

Удивительным образом с нее исчезла вся дорожная пыль и грязь. Да и одеяние мага было черно так, словно надели его лишь мгновение назад.

– Советую тебе также держаться в стороне от белых собак, петухов, белых одежд прохожих. Я вижу какую-то опасность, природа которой мне еще неясна.

– Как я должен убедить человека Предзнаменования?

– Этот Аладдин еще очень юн. Тебе не стоит опасаться его – он доверчив и храбр. Да и к тому же мальчик так любить спорить. И выигрывать…

Губы чудо-советчика тронула улыбка, на миг преобразившая это удивительное лицо. Похоже, голова вспомнила какое-то сладостное мгновение из прошлого. Но это чудо продолжалось лишь миг – и вновь суровые складки прорезали чело.

– Тебе надо с ним поспорить. Все равно о чем. Можешь просто спорить, что он не спустится в пещеру Судьбы, побоится. Помни, ты должен его уговорить, но не испугать. Пока мальчик будет тебе доверять – он свернет для тебя горы, принесет не только Камень Судьбы из пещеры, а все камни, что найдет в округе.

– Я запомню это. Что же мне делать после того, как Камень окажется в моих руках?

– Тогда ты вновь спросишь меня, и я скажу тебе, как изменились линии Мироздания. Пока я не вижу сияющего камня в руках мальчишки. Он должен вынести его на солнце. А там…

И голос умолк.

– Благодарю тебя, долгоживущий Алим!

– Ты мой хозяин, о величайший. А теперь дай мне поразмыслить…

И мудрые глаза закрылись.

Колдун чуть отодвинулся от стола. Уже сейчас он чувствовал у себя за спиной золотые украшения трона царя царей. Веки его смежил сон – лекарь, дарующий спокойствие и силы.

Но не спал долгоживущий Алим. Да, некогда колдун из Магриба был его другом, вместе они учились магии у одних и тех же учителей. Но наступил день, да дарует Аллах всесильный возможность забывать, когда Алиму понадобилась помощь Инсара. Так тогда звался тот, кто теперь стал черным магрибским магом. Ценой спасения и стала для Алима жизнь, полная знаний, но страшная в своей обреченности – жизнь говорящей головы на колдовском обсидиановом блюде.

Нет, не всю правду сказал Алим Инсару, не всю. Видел он куда дальше того мига, когда веселый босоногий юноша Аладдин вынесет из пещеры Камень Судьбы. Видел он и старый медный светильник в руках у мальчишки, видел и переменчивую красавицу, прильнувшую в миг страсти к телу магрибского колдуна. Видел он и башню синего огня, что подарит великому Багдаду освобождение. Видел, но решил не говорить Инсару ни о чем. Мудрость подсказывала несчастному Алиму, что не услышит голоса истины жадный до славы и власти магрибинец. Забудет об этих словах своего чудо-советчика так же, как забывал уже не один раз. Но не забыл своих советов сам долгоживущий Алим. Не видел он будущее свое светлым, но радовался тому мигу, когда наконец сможет забыться спасительным сном навсегда.

Макама пятая

Обманчивой был тишина ночи в прекрасном дворце халифа Хазима Великого. Казалось, все погружено в покой и безмятежность. Так оно и было – но лишь в покоях самого халифа.

На половине же царевны слышались легкие девичьи шаги. Высоко подняв светильник, служанка из Нубии показывала кому-то дорогу. Вскоре в круге света показался мужчина. Еле слышно девушка произнесла:

– Царевна ждет тебя, толмач!

И опять все стихло.

Темны были покои царевны, тихи. Толмач Никифор остановился в дверях не зная, что ему делать дальше. Юноша всмотрелся во тьму, и сердце его замерло: под поднятым пологом лежала девушка, прекрасней которой на свете не могло быть. Тело ее гладил серебристый лунный луч, волосы тяжелой волной струились вдоль тела.

– Иди же сюда, глупенький! – томный голос царевны заставил сердце толмача биться так громко, что это должны были услышать даже мамлюки, охранявшие внешние стены дворца.

– Как ты прекрасна, о несравненная! Ты, наверное, видение – девушки не бывают так божественно красивы.

– Ну что ты, мальчишка. Я просто красива. Иди же сюда, убедись в том, что я живая и настоящая.

Толмач сделал несколько неуверенных шагов и вновь застыл. Сейчас он казался себе громадным, как скала, и неуклюжим, как слон.

– Ну, иди же сюда, я жду… – Царевна несколько раз хлопнула ладонью по ложу, призывая Никифора.

Будур коснулась его руки. Он напрягся, словно его пронзила безумная, невыносимая боль. Девушка попыталась отстраниться, но он, зарычав, прижал ее к себе так крепко, что она едва могла дышать. И тут он впился в ее губы поцелуем. Этот поцелуй был полон необузданной, неизъяснимой страсти, и Будур поняла, что эта чудовищная страсть кипела в нем, неосознанная, невостребованная, пока чары царевны не разбудили самых низменных желаний. Его язык скользнул к ней в рот. «О, малыш, ты, оказывается, умеешь любить женщину!» – успела подумать царевна. Через мгновение толмач уже лежал рядом с ней, сам еще не осознавая, что с ним происходит.

Будур испугалась. Испугалась блеска его жаждущих глаз и невероятной силы, что жила в его руках. Она уже почти раскаивалась и в том, что обольстила толмача, и в том, что позволила ему переступить порог своей опочивальни. Но было поздно…

Девушка попыталась оттолкнуть его. Она знала, что ему нужно, и уже не хотела позволить ему это сделать. Если сейчас она была ему невыразимо желанна, то утром он будет ее презирать. А вызвать презрение царевна вовсе не стремилась. И все же она не хотела, чтобы такой красивый умелый мальчик выскользнул из ее сетей.

Когда Никифор оторвался от ее губ, чтобы отдышаться, Будур попыталась воспользоваться этой возможностью и заговорила:

– О толмач, ты ведь не хочешь убить меня своей страстью? Остановись…

И царевна посмотрела на грека почти с испугом. Но губы ее тронула такая призывная улыбка, что желание захлестнуло толмача с головой.

– Хочу, хочу. Очень хочу, – он сделал глубокий вдох. – Ты пахнешь цветами. Пусть за это падет на меня вечное проклятье, прекрасная царевна, но я больше не могу лишь смотреть на тебя, лишь вожделеть тебя. Теперь мне нужно соединиться с тобой, иначе… О Аллах милосердный, иначе сама жизнь станет мне не нужна!

Его слова сломили сопротивление царевны, в какой-то мере поддельное. Она ведь желала его и потому обольстила. Она… О Аллах, да она и в самом деле желала этого мальчишку! Сейчас ее захлестывали острейшие ощущения – его тело было так близко к ней, грудь прижата к ее груди, а запах его кожи…

Теперь царевну – о великое чудо! – мучили незнакомые ощущения. Никифор медленно потянул к себе тончайшее газовое покрывало, обнажая божественно-прекрасное тело. Хриплый звук сорвался с ее губ, когда он жестом хозяина положил руки на ее бедра и раздвинул ей ноги.

Царевна удивилась огню, который пронзил все ее существо, когда пальцы толмача открыли самую уязвимую часть ее тела. Медленно-медленно он наклонил голову, и, прежде чем девушка поняла, что он собирается делать, она почувствовала его горячее дыхание, дразнящее ее нежную плоть.

– Мальчишка, что…

В то мгновение, когда его губы коснулись ее тела, Будур вскрикнула. От захлестнувших ее ощущений она не могла сдвинуться с места, и его ласки заставили ее выгнуться от невероятного наслаждения. Ее тело горело от вожделения, которого она не знала раньше. Когда толмач провел языком, поднимаясь к сосуду страсти, она застонала. Тогда грек чуть сильнее нажал руками на ее бедра, чтобы остановить царевну. Его язык весьма умело ласкал самые интимные изгибы ее девственно-белого тела.

Наконец волна страсти накрыла царевну с головой, и она начала метаться на подушке, хватаясь руками за его плечи. Она пыталась увернуться из этих удивительно умелых и жестких рук, надеясь прекратить невероятное мучение. Ей казалось, что она, дрожа, стоит на краю пропасти, охваченная наслаждением, от которого прерывалось дыхание.

Неожиданно для самой себя Будур провалилась в темную бездну страсти. Она закричала, не в силах совладать с собой, а ее руки прижали к себе голову юноши. А затем ее тело обмякло, и лишь прерывистое дыхание нарушало сгустившуюся тишину.

– О Аллах! – вымолвила она, когда вновь смогла дышать. – Мальчишка, где ты научился этим ласкам?

– Моя царевна, это только начало. Ты разбудила во мне желания, что спали, быть может, долгие годы. Твое тело так прекрасно и так желанно… Нет силы, что могла бы сейчас оторвать меня от тебя.

Царевна была смущена. О да, она вполне сознательно соблазнила мальчишку. Но сейчас перед ней был искушенный в любовной игре мужчина. И она уже не рада была, что ей пришла в голову идея свести грека с ума. Но не могла же Будур показать, что она боится своего возлюбленного! И потому царевна смело посмотрела Никифору в глаза.

Тот усмехнулся чуть свысока и проговорил:

– Это было только начало, божественно-прекрасная… И помни, ночь тоже только началась…

Он поднялся и одним движением сбросил на пол шелковую рубаху и просторные шаровары.

Будур, как завороженная, смотрела на него. Отлично сложенный – широкие плечи, узкие бедра, сильные ноги и уверенные руки… «Да ему надо только в таком виде и показываться – ни одна женщина не сможет устоять, настолько он красив!» Она смерила грека взглядом с головы до ног. Изумительное зрелище возбужденного прекрасного молодого мужчины вновь зажгло в царевне огонь.

Под взглядом Будур толмач возбудился еще сильнее. Огонь желания пронзал все его существо – от пяток, которые остужали драгоценные каменные плиты, до самых кончиков черных курчавых волос. Он пытался держаться от нее подальше, понимая, какие беды может принести гибельная страсть. Но, увы, вожделение, казавшееся обоюдным, было куда сильнее доводов разума. И вот теперь он, грек-толмач, стал хозяином в опочивальне самой царевны Будур. И он не собирался уходить отсюда, не познав это совершенное тело!

– Никифор…

Он взглянул на нее. Глаза Будур вызывающе горели. Необыкновенно красивое тело призывно распростерлось перед ним, и он понял, что мечтает лишь об одном – войти в нее… и стать властелином.

Никифор провел рукой по бедрам и вновь наклонился к ее ногам. Прошелся ладонью от колен вверх, чуть задержавшись на шелковистой коже живота. Вновь спустился вниз, теперь куда более чувственно исследуя нежные горячие изгибы. Он начал ласкать ее пальцами и почувствовал, как она напряглась. Царевна чуть приподнялась на ложе, но он, опустившись рядом, заставил ее лечь. Затем склонил голову и начал посасывать нежный сосок ее груди, покусывая его, щекоча языком, и при этом не прекращая ласкать ее руками. Она тихонько застонала.

Толмач поднял голову и взглянул на царевну, закрывшую глаза от еле сдерживаемой страсти. Она была так красива, что грек не мог найти слов, чтобы описать эту совершенную красоту. И сейчас она принадлежала ему так, как только может женщина принадлежать мужчине. Он слегка придвинулся к ней и прижался к ее бедрам, продолжая целовать груди.

– О царевна! – хрипло прошептал он, чуть приподнялся и наконец медленно соединился с ней.

Он услышал, как она охнула, и подался назад, но ненадолго. Его тело требовало удовлетворения. Он вошел немного глубже. Лишь стиснутые зубы выдавали, насколько тяжело ему сдерживаться и не вести себя, словно дикий зверь. Но когда он почувствовал, как она подалась ему навстречу, то полностью утратил над собой контроль.

Он резко вошел в нее, приостановился и начал двигаться, каждый раз входя все глубже и глубже. Глаза Будур распахнулись. Она готова была бесконечно отдаваться этому удивительному мужчине – властному и нежному одновременно. Пусть это продлится лишь одну ночь, но новые, неземные ощущения запомнятся ей надолго!

Царевна начала двигаться, стараясь приспособиться к его движениям, сначала немного неуклюже, а потом все более уверенно. И вскоре они слились в гармоничном ритме. Эти движения возбуждали их обоих, наполняли пульсирующей страстью. Наслаждение сводило ее с ума, и она дико извивалась под ним, просящая, требующая, вожделеющая.

Она чувствовала, как сила его страсти нарастает в ней, чувствовала мощь его тела, и тут он слегка приподнялся, скользнул вниз рукой, сжав пальцами ее плоть, и тогда жарко-белый огонь, заполонивший все, полностью лишил ее способности контролировать себя. Она услышала стон – он слетел с ее собственных губ. Наслаждение жаркой волной прокатилось по всему телу.

Она дернулась, задрожала, и тут уже закричала по-настоящему. Какой-то частью разума она еще продолжала осознавать, что происходило вокруг. Но сладость страсти была так велика, что Будур в конце концов просто отдалась удивительным ощущениям, подаренным этим, как ей поначалу казалось, робким юношей.

Наконец истома смежила ей веки, но даже сквозь дрему она чувствовала горячее тело толмача за спиной.

Дыхание юноши выровнялось. Он спал, и грезы его были сладки, как ласки, которые всего несколько минут назад он дарил царевне.

Но Будур не спала. О нет, она, проснувшись, размышляла над тем, что только что видели стены опочивальни. Ее тело было довольно, душа спокойна. Но умелый грек теперь уже наскучил ей. Она не жалела, что уговорила отца отпустить его – эта ночь стоила и не таких уговоров. Но сейчас царевна решила, что завтра попросит отца отправить Никифора вместе с посольством в далекую полуночную страну. Пусть юноша навсегда запомнит эту ночь наслаждений, но навсегда и усвоит, что снизойти к простому толмачу дочь великого халифа может лишь раз.

Макама шестая

– Да пребудет над этим благословенным домом милость Аллаха всесильного и всемилостивейшего! – с такими словами переступил магрибинец порог дома мастера Салаха, отца Аладдина.

– Здравствуй, почтенный! Что привело тебя в мой дом?

– Слава, мастер Салах, громкая слава о тебе и тех чудо-безделушках, что творишь ты из золотой проволоки. Даже в самой Басре на базаре говорили мне о том, как они прекрасны. Мастер, что продал мне вот этот перстень, – магрибинец раскрыл ладонь и на ярком солнце засиял синим огнем благородный берилл, – говорил, что обучился этому воистину волшебному искусству, будучи у тебя в подмастерьях.

– Входи, почтеннейший. Входи и дай полюбоваться на дело рук моего ученика.

Магрибинец Инсар и мастер Салах устроились в тени дерева рядом с крошечным ключом, что бил в уютном дворике. Так благословил Аллах всемилостивейший мастера за то, что Салах всегда был предан делу, в котором достиг необыкновенного мастерства, и своей семье, которую и по сей день, уже почти двадцать лет, считал самым большим своим сокровищем.

Салах поднес ближе к зрячему глазу перстень и усмехнулся.

– Да, это работа моего ученика, Али. Значит, он все же научился терпению. Но я вижу, что и обманывать почтенных покупателей он тоже научился. Вот здесь у него и проволока грубее, и шов виден. Но, чтобы заметить это, надо знать, куда смотреть и что искать. Приятно узнать о благополучии своего ученика.

Мастер на минуту задумался, вернувшись мыслями в те дни, когда Али, сын Мариам и франка Николя, чудом прижившегося в шумном Багдаде, был еще совсем мальчишкой, и к тому же не самым усидчивым учеником. Пальцы мастера гладили тончайшее плетение золотых нитей.

Мастер молчал, а магрибинец с интересом оглядывался по сторонам. Любой, кто увидел бы его сейчас, решил бы, что гость просто с любопытством осматривается. И ошибся бы. Магрибинцу в этом мире уже ничто не было интересно. Не занимали его ни чудеса мира, ни красота его, ни тайны мироздания. Вот и сейчас черный маг Инсар взглядом искал Знаки, которые могли бы ему подсказать, правильно ли он выбрал дом и живет ли человек Предзнаменования под этим кровом.

Повернувшись влево, магрибинец вздрогнул. В загончике у стены меланхолично жевала траву белая коза. «Та ли эта коза, о которой говорил мне сосуд мудрости? Ее ли надо мне опасаться? И почему?» Ответов магрибинец пока не знал, но само животное ведь тоже было Знаком! И потому Инсар-маг удовлетворенно улыбнулся.

Мастер Салах увидел улыбку на лице гостя и улыбнулся в ответ.

– Благодарю тебя за хорошую весть, добрый человек! Красивый перстень. И камень в нем прекрасный! Воистину, такой камень достоин украшать сокровищницу властителя… Или нежную руку красавицы…

Магрибинец с поклоном принял перстень из рук мастера.

– Чего же ты хочешь? Заказать у меня еще одно украшение, в пару этому?

– Мастер Али, твой ученик, да подарит ему Аллах милость на долгие годы, говорил мне, что у тебя растет сын.

– Да, это так.

– Говорил мне мастер Али и то, что ты мечтал сделать сына своим учеником…

Салах пожал плечами:

– Аладдин непоседлив, как все мальчишки. Не многим удается, как почтенному мастеру Али, часами спокойно высиживать, сплетая проволочки. Аладдину более по вкусу рассказы о чудесах мира, дальних странах, странствиях. Не зря же он прочитал все книги и свитки в лавке у Мустафы-книжника.

– Вот поэтому я и пришел к тебе. Я собираюсь остаться в прекрасном Багдаде не на один день. И мне нужен смышленый ученик, подмастерье и мальчик на посылках. Я не так богат, чтобы нанимать троих. А твой сын, как говорит весь базар, самый умный юноша из тех, кто ищет свое призвание в этом прекрасном, но жестоком мире… Так говорит весь базар…

Лесть – отличный ключ к любому сердцу. Инсар-маг прекрасно это знал. Не подвел его этот прием и сейчас.

– Да будут благословенны твои слова, о путник! Да, мой мальчик умен, – в голосе Салаха звучала гордость. – Он и решителен, и смел, и очень настойчив. Пожалуй, единственное, чего не хватает моему Аладдину, – это усидчивости. Но она не была свойственна и мне в те дни, когда я был так же юн.

– Да, мастер Салах, усидчивость и терпение приходят к нам вместе с прожитыми годами, – согласно качал черной чалмой маг Инсар.

«Хитрец! – подумал неспящий Алим, незримо присутствовавший при этом разговоре. – А кого дразнили девчонкой? Кто просиживал ночами над свитками в надежде найти эликсир власти? Кого учителя выгоняли из душной комнаты на солнышко?»

Долгоживущий Алим, потеряв тело и возможность странствовать по миру, научился путешествовать одной только силой мысли. Ему дана была способность видеть всех и вся в этом мире и во многих иных мирах. Но предпочитал Алим следить за Инсаром – и из ревности, и из зависти… И еще потому, что отлично видел, какую страшную угрозу таит каждый шаг внешне такого мирного и благообразного магрибинца.

Между тем разговор продолжался.

– Но чего же ты хочешь, гость? Почему пришел ко мне? И чему ты хочешь учить моего сына? – любопытство взяло верх над гостеприимством, и Салах решился задать прямой вопрос.

– Что ж, мастер Салах, я тебе все расскажу. Ты уже слышал – мне нужен ученик. Ученик именно такой, как твой сын Аладдин. Такой же смелый, решительный. Но при этом разумный, любящий истории о странствиях и чудесах.

– Ты собираешься в странствие? – перебил гостя мастер. – Мой сын не поедет с тобой!

– О нет, мастер. Совсем наоборот. Я собираюсь осесть в прекрасном и шумном Багдаде, куда привела меня судьба. Аллах всесильный даровал мне знания, много знаний. Я могу толковать сны, варить мази и притирания, я вижу ход судьбы и знаю власть времени… В великом Магрибе, да будет имя этой страны благословенно во веки веков, меня, названного матушкой Инсаром, считали магом. Мне нужен ученик – способный парнишка, знающий все улицы и закоулки города, сообразительный, ловкий, но при этом умеющий держать язык за зубами. И если твой ученик Али, да хранит его великий Аллах, говорил правду, и ты не собираешься обучать сына своему непростому ремеслу, разреши мне взять его в ученики!

– О Аллах милосердный и всемилостивый! Прости, гость, что перебил тебя не дослушав. Конечно, ты можешь взять моего сына к себе в ученики. Я действительно не собираюсь, более того, я не хочу учить сына своему ремеслу. Для таких неусидчивых и торопливых мальчишек, как Аладдин, кипящее золото может стать убийцей…

Инсар наклонил голову, лишь на миг задержав взгляд на черной повязке, закрывающей выжженный глаз Салаха.

– Ты правильно посмотрел, путник. Даже меня, человека опытного и куда более осторожного, не пощадил Аллах. Зато теперь я хорошо знаю, что золото убивает и калечит не хуже иного неверного.

Инсар приложил ладонь к сердцу и поклонился. «Пусть этот кривоглазый думает, что я сочувствую его беде!»

– Что ж, гость из далекой страны, я согласен, чтобы ты взял в ученики моего сына. Конечно, если на это согласен он сам. Ты уже разговаривал с Аладдином?

– О нет, мастер Салах. Я решил, что мудро будет сначала поговорить с отцом, узнать, что думает он о жизненном пути собственного сына. Мальчишки порой соглашаются на самые рискованные приключения, не раздумывая, да и не спрашивая совета у старших. Теперь же моя душа чиста – ты сам разрешил мне обучить твоего сына моему необычному ремеслу. Значит, пришло время поговорить с Аладдином.

Мастер Салах молча поклонился в ответ на учтивые слова магрибинца.

Что-то в речах этого странного человека во всем черном, в его поведении, даже в том, как он оглядывался по сторонам, настораживало мастера. Он уже почти готов был отказать просителю, но решил, что сказать «нет» он всегда успеет. А если это судьба? Если мальчишке и в самом деле на роду написано стать великим магом? Или великим ученым? Что, если отказом мастер Салах преградит сыну путь и к большой учености, и к всеобщему уважению?

Салах и магрибинец молчали, думая каждый о своем. И в этот миг хлопнула калитка. Аладдин, как всегда взбудораженный, вбежал во дворик.

– Матушка, отец! Говорят, на нашем базаре объявился великий колдун! Он дышит пламенем, летает над толпой, в его мешке шевелится гигантская змея! Я даже видел голову этого чудовища!

«О ком толкует мальчишка, Алим? – безмолвно спросил у своего чудо-советчика магрибинец. – Кто смеет летать над толпой?»

«Не бойся, Инсар-маг. Этот человек не станет твоим соперником. Это всего лишь факир из далекого княжества».

«Ничтожный, у меня нет и не может быть соперников. Я великий маг!»

«Конечно, Инсар, ты великий маг. Но почему ты спросил об этом ничтожном фокуснике? Боишься, что он первым найдет Камень?»

«Я ничего не боюсь, червяк!»

Алим, который видел все, что происходило сейчас в доме мастера Салаха, не мог не залюбоваться Аладдином. Вернее, его порадовал тот восторг, который вызвало появление факира-шарлатана.

«А ведь мальчишка и вправду может стать отличным учеником мага. И из него должен выйти толк! Жаль только, что никто не собирается учить Аладдина. Но посмотрим, что будет дальше. Почему перед моим внутренним взором все время возникает старая медная лампа? Старая медная лампа в руках у Аладдина…»

Мастер Салах неторопливо встал с ковра.

– Вот, чужеземец, это мой сын Аладдин. Я согласен, чтобы ты взял его в ученики.

– Осталось только, почтенный мастер, чтобы на это согласился сам Аладдин, – теплым бархатным тоном произнес магрибинец.

– В ученики? Отец, но почему я должен идти к кому-то в ученики? Разве не ты будешь моим учителем? Разве не стану я мастером золотых дел?

– О нет, сын мой, ты же знаешь, мое решение твердо: ты не будешь мастером-ювелиром! Наш почтенный гость, благородный Инсар, да продлит Аллах его жизнь на тысячу жизней, решил обосноваться в нашем прекрасном городе. Он врачеватель, маг и толкователь снов. Ему нужен ученик, не боящийся ничего в этом мире и желающий обрести все знания, какие учитель готов ему передать.

– Врачеватель, батюшка? Толкователь снов?

– Да, толкователь снов! Наш почтенный гость обошел полмира, выучил множество наречий, его знают везде. А теперь он хочет обосноваться здесь. И ты, с твоей неуемной жаждой знаний и любовью к необыкновенному, будешь ему замечательным учеником!

– Повинуюсь, батюшка!

«Откуда мастер знает все это? Неужели я что-то пропустил из их разговора? – подумал Алим. – Или Инсар сумел внушить уважение к себе? И почему так печален юноша?»

– Почему ты опечален, мой ученик? – голос Инсара-мага стал еще теплее.

– Я не опечален, гость. Я озадачен. И мне нужно обдумать все то, что я сейчас узнал.

– Пойдем, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты проводил меня до моего жилища. Так ты узнаешь дорогу и сможешь задать мне любые вопросы, которые только придут к тебе в голову.

– И ты дашь на них ответ, учитель?

– Конечно! Если буду знать ответ – обязательно.

– Ну что ж, учитель, тогда пойдем! Быть может, тебе понадобится сделать какие-то покупки. Говори, я знаю на нашем щедром базаре всех! Мы найдем все необходимое для твоего нелегкого ремесла, и при этом самое лучшее и самое дешевое.

Магрибинец, поклонившись, неторопливо вышел на шумную улицу. Следом за ним поспешил и Аладдин. А мастер Салах остался во дворе, удивляясь и внезапному послушанию сына и той тревоге, что теперь еще сильнее терзала его сердце.