Текст книги "Улыбка на пол-лица"

В пересыльном пункте мы пробыли только одну ночь. Утром сели обратно в «буханку» и продолжи– ли свой путь. Через пару часов нас доставили на ма– ленькую, переполненную бабушками, деревенскую железнодорожную станцию. Вскоре показался поезд. Мы погрузились в вагон и двинулись, как нам объ– яснили вскользь, в сторону Волгограда. Сопровождал нас капитан, к которому присоединился большой рыжий прапор с петличками пехотинца. Отличался

он тем, что всегда почему-то пел:

Путь далёк у нас с тобою, Веселей, солдат, гляди!

Вьётся, вьётся знамя полковое, Командиры впереди.

Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная,

Есть почта полевая. Прощай! Труба зовёт, Солдаты – в поход!

Пел он старую строевую песню. Позже она стала моей любимой. Под эту песню мы каждый день гор– дым строем тянули ногу. Но прапор пел ее отврати– тельно. Приходилось терпеть.

Мы расположились в вагоне плацкарта. После прошлого места ночлега плацкарт показался нам каким-то шикарным, фешенебельным, пятизвездоч– ным отелем. В вагоне хотя бы был нормальный туалет с умывальником, что не могло не порадовать. Ребята попались собранные, правильные, никто не ругался, никто, на удивление, не пронес в вагон что-то спирт– ное, даже никто не курил в тамбуре. Своей маленькой компанией мы сидели и гадали, куда нас везут.

Через сутки спокойного путешествия мы, наконец, приехали к нашему долгожданному месту назначения. Бодрым пешим шагом добрались до части. Прошли ровным строем через контрольно-пропускной пункт, и нашим глазам открылась широкая, обновленная, светлая, выстроенная по кантику, показательная воин– ская часть. На гладкой поверхности черного асфальта красовалась свежевыкрашенная разлиновка, на кото– рой ровным строем, нога в ногу, шла рота солдат.

Ранним утром на плацу обычно проходила фи– зическая зарядка. Днем ребята «тянули» ногу на за– нятиях по строевой подготовке, вечером, уставшие от тяжелого дня, собирались на полковую вечернюю поверку, на присутствие, отсутствие и так далее.

Во главе плаца стояла массивная, командная три– буна, обложенная бежевой, габаритной, керамической плиткой. На плитке красовался флаг Российской Фе– дерации и полковой герб. Плац окружали четыре кир– пичные пятиэтажные казармы, здание штаба, учеб– ный корпус и набело оштукатуренная столовая.

Это была примерная и уставная часть. Она имела свой оркестр и хороших, грамотных офицеров. Но,

в то же время, «славилась» железной дорогой, которая шла прямо за забором части. На ее счету было несколь– ко молодых ребят, перерезанных колесами поезда. Кто– то спрыгивал с забора прямо под поезд: то ли просто хотел сбежать, то ли сразу насмерть – решался однаж– ды сделать шаг под стальные лезвия колес…

Служба в этой учебной части длилась около по– лутора месяца. Описывать ее полностью, особого интереса у меня нет, но было несколько ярких, по– казательных моментов, в которых просматрива– лась человеческая психология. Как свобода умирает под гнетом уродов, а своеволие и вседозволенность – развращает. Кто волк, кто шакал, кто «кидает» сло– ва, а кто отвечает за сказанное. Как ведут себя люди в критической, опасной для себя ситуации. В общем, как говорят: «Кто на что горазд».

Часть была уставная. «Уставная» – означа– ет, что во главе всего – воинский устав. Воинский устав – нормативно-правовой акт, регламентиру– ющий функционирование вооружённых сил, из– виняюсь за бюрократический оборот речи. А если простым языком, то все ходили по струнке, одеж– да должна была быть выглаженная, чистая, а сапо– ги – вылизанные до блеска, ходить – строем, при– казы выполнять – четко. В казарме – все, как надо. При входе – тумбочка дневального, слева – бытовая комната, справа – каптерка и ленинская комната. На– против – канцелярия, где размещался офицерский

«штаб». В нем офицеры заполняли свою повседнев– ную документацию и готовились к многочисленным разноплановым проверкам. Коридор напротив канце– лярии – место построения. Возле бытовки – туалет: ровные ряды писсуаров и умывальников, пять каби– нок с сортирами. За дверцами кабинки – фарфоро– вые «очки».

Спальное помещение – самое большое. Разде– лено на две части широким проходом – «взлеткой». В самом конце «взлетки», у стены, – спортивный уголок с турником и несколькими, на скорую руку сваренными, аккуратно сложенными гантелями. Кро– вати металлические, двухъярусные. По две впритир– ку. Одеяла застелены ровно, по «кантику», сразу вид– но, застелили по ниточке. Подушки отбиты, уложены, само самой, так же – по нитке.

Вся эта ровненькая обстановка мне очень даже нравилась. Единственный большой минус, который перекрывал все плюсы, это сержантский состав. При– ходилось слушаться оборзевший, не видящий рамок в своих издевательствах, лоховской сержантский со– став. У них – погоны, у нас – ничего. Они были редкостными ублюдками: если их кто-то не слушал, они «стучали» на солдат командиру роты или коман– диру батальона. Пользуясь положением, могли забрать деньги и телефоны. Когда только приехали мы и сол– даты из других городов, «недосержанты» решили поживиться.

– Строиться на взлетке! В две шеренги! – дал команду один из сержантов. – Быстро!

– Первая шеренга! Три шага вперед! Круугом!

Ровный ряд солдат сделал три широких шага и развернулся. Не понимая, что происходит, мы во– просительно смотрели друг на друга.

– Содержимое карманов! Вещмешков! На пол!

Живо!

На полу оказались горы шампуней, зубных паст, мыла, бритв, туалетная бумага, разнообразная еда и даже книги. Поочередно были проверены карма– ны на наличие хороших телефонов и денег. Действо это проходило не один час, но уходить было нельзя. Один из нас не удержался и обделался. Так и стоял.

Но на него было всем «насрать» в прямом смысле, не до него… Через несколько часов телефоны, деньги и еда были собраны.

Сержантский состав время от времени проводил воспитательную работу с солдатами (по мне – так просто издевались). Устраивали игры типа «три скри– па», «сушеный крокодил», «телевизор» и так далее.

«Три скрипа» – способ успокоить и уложить спать роту после отбоя. Правила до боли просты: после отбоя должна сохраняться гробовая тишина, на каждый третий скрип кровати рота поднимается на ноги и выстраивается по стойке смирно на взлетке. По команде, в течение десяти—пятнадцати секунд все должны вернуться в кровати, при этом успеть снять тапки и поставить их аккуратно, а кому надо – взо– браться на верхнюю койку. Если рота больше ста чело– век – реально ли вообще спать без единого скрипка? Поэтому такая тупая беготня продолжалась, бывало, в течение всей ночи.

«Сушить крокодила». Нет, там нет никакого кроко– дила! Ни живого, ни мертвого. «Сушка крокодила» – это когда провинившегося за что-то, а, возможно, и просто так для профилактики, солдата заставляют висеть над лежащим на кровати уже послужившим

«дедушкой». Руки и ноги упираются в спинки кро– вати, а снизу отдыхает «послуживший» – вот тебе и физическое воспитание – и моральное.

«Телевизор». Нет, там тоже нет никакого телеви– зора! Есть только табуретка, которую надо держать на вытянутых руках в позе «сидящего на горшке». На табуретку могут поставить что-то для увеличения нагрузки. Продолжительность «испытания» не име– ет ограничений. Для подбадривания, конечно, можно и пинков надавать.

Но это все «попса». Пришел мне на память вот ка– кой случай. Мы, солдаты, постоянно были загружены множеством дежурств и нарядов. Люди, которые сто– яли в наряде ночью, по возможности отсыпались пару часов днем. Среди шума двух сотен диких кабанов жизненно необходимо было хоть как-то уснуть.

Один из обессиленных, спящих ребят – Саша, отличный парень, отзывчивый, эрудированный и жиз– нерадостный. Всегда улыбался. Ему было двадцать лет. Внешне Саша походил на мышонка: худенький, маленький, беленький. Гладкая кожа туго обтягивала его бледное худощавое лицо. Сашка с большим нетер– пением ждал того часа, когда его отпустят на свободу, когда закончатся бесконечные армейские будни. Каж– дый день в своем карманном, обшарпанном календаре Сашка отмечал прожитый день, отсчитывал, сколько осталось до дембеля. В дальнейшем, всем на удивле– ние, этот «мышонок» оказался решительным, без тор– мозов храбрым, отвечающим за свои слова человеком, то есть настоящим мужчиной, что в наше время очень большая редкость.

После одного из ночных нарядов по части, а на– ряд представлял собой патруль, который должен был обходить всю часть и близлежащие территории, Саша вернулся уставший, корчась от боли, снял свои ды– рявые берцы, аккуратно стянул портянки, его ноги были в глубоких кровяных мозолях от бега, постоян– ной ходьбы и от другой армейской повседневной суе– ты. Затем он улегся на свою двухэтажную железную скрипучую койку и замертво уснул. В это время мимо проходил один из младших сержантов, моральный урод, типичный представитель племени «недосер– жантов», или просто ублюдок, который чувствовал свою безнаказанность. Так вот, проходя мимо Сашки, мирно спящего «мышонка», «недосержантик» решил

над ним подшутить. Придумал он произвести над ним

«письмо бабушки».

Письмо бабушки – это был удар со всей силы по– душкой по измазанному пеной для бритья лицу, на ко– торое должен быть уложен лист бумаги.

Сержантику показалось это не полным, малым развлечением. Порывшись в трусах, он набрал волос и накидал их на пену, которую предварительно раз– мазал по лицу спящего Сашки. И попросил собрать волосы такого рода у нескольких ребят и товарищей по лычкам. Собрал он их много. После чего произвел хлесткий удар по лицу нашего Сашки. Все хохотали, а особенно этот урод, который прямо-таки задыхал– ся от смеха: «Смотрите на него! Он там, кажись, ис– кры ловит! Конченный!» – не унимался сержантик. Спросонок Саша не понял, что произошло – так вне– запно вывело его из мертвецкого сна. Лицо жгло. Саш– ка был весь в пене и этих волосах. Выйдя на «взлет– ку», он отправился смывать все с себя, приговаривая:

«Придет время и ты ответишь за это, сраная крыса». Никто, конечно, не придал значения словам унижен– ного мышонка.

Через некоторое время, к концу учебки, нас рас– пределяли по войскам. Сашу отправляли ночью на Кавказ. И вот, собранный, с вещмешком, он решил отомстить. Испражнившись тихонько в стакан, он по– дошел к вальяжно лежащему на кровати полуголому сержантику, и вылил пахучее содержимое стакана в рот обидчика:

– На, хлебни ссанины, ублюдок, – проговорил Сашка.

По лицу обидчика растекалась моча. Сержантик начал захлебываться и откашливаться. Сашка же тем временем, громко смеясь, направился на выход.

Захлебываясь в моче, товарищ с лычками визжал на всю роту. Всех разбудил ублюдок. Кричал: «Это вода! Это вода! Держи его!». Дежурный по роте, та– кой же урод, как и тот, который хлебнул мочи, кинулся за Сашкой на улицу, но было уже совсем поздно.

Урал с ревом пропал в ночной тихой дали. Месть была совершена. Являлась показательной и была для нас всех уроком. Не обязательно иметь физиче– скую силу, чтобы дать отпор. Надо просто иметь ха– рактер, и чувство собственного достоинства.

Вообще очень любопытно, насколько по-разному люди ведут себя в критической ситуации. Здоровые парни, спортсмены прогибались перед худосочными малявками и служили им как рабы. Я никогда не мог этого понять. Сначала я старался помогать, защищать их, но потом мне показалось, что они сами виноваты в том, что их избивают и унижают, трус – он и в Аф– рике трус. Не правда ли? Свобода принадлежит толь– ко тем, кому хватает смелости ее защищать. Надо да– вать отпор, даже если силы не равны, как показал это

«Сашка-мышонок».

Во время службы в учебке каждому солдату гово– рили о том, что его поведение и учеба будут опреде– лять дальнейшую службу – отправку в войска. Если будете преуспевать в строевой, тактико-технической, физической, общественно-государственной подго– товке, то вас направят в лучшие части страны. Если же будут проблемы с учебой и дисциплиной – на– правят в самые проблемные части. Проблемные – в плане контингента и природных условий: север, острова, дальние участки Сибири. Заброшенные ча– сти, в которых практически нет контроля, куда от– сылают «подальше» самых проблемных солдат, лю– дей судимых или же просто неуправляемых в своей агрессии.

Там рулили неуставные отношения, нет, не пре– словутая «дедовщина», в ней хотя бы есть какая-то логика, скорее, «беспредел». Плюс собачий холод, та– кой, от которого скрежетали зубы. Количество суици– дов в таких местах зашкаливало.

По словам командира взвода, старшего лейтенанта Базлова, кстати, отличного офицера, нас могут напра– вить в части, в которых бывают даже случаи нападе– ния на солдат местного населения. Если солдат вы– ходил за пределы части, его могли закидать камнями, избить, и израненного, ограбленного, бросить у ворот. И в этих словах – не просто попытка запугать солдат, а чистейшей воды дикая правда.

Солдат в нашей учебной части, которая насчиты– вала несколько тысяч человек, стращали отправкой на острова «Южный» и «Северный». Командиры различных рангов частенько рассказывали о тамош– ней службе: там надо было ходить по веревке, чтобы не заблудиться в снегах во время бури, там половина солдат имеет с десяток судимостей, пропитание сбра– сывают с вертолетов на парашютах… Сержантский же состав рассказывал о своих сослуживцах, друзьях и товарищах, которые попадали на острова и про– падали вовсе. Со времени отправки туда их больше никто не видел. А тут еще дежурный из наряда рас– сказал, что как-то во время его дежурства перед ним, в коридоре, сидел рядовой, и выглядел весьма плачев– но. Таких солдат дежурный еще не встречал. Голову он не поднимал, затуманенные глаза были опущены, лицо – какое-то перекошенное, нос смещен в сторо– ну, а кожу украшали кривые порезы.

– Солдат, что ты тут делаешь? – спросил дежур– ный. – С каким вопросом пришёл?

– Мне в прокуратуру надо, к старшему офице– ру, – ответил рядовой.

– Его надо подождать. На доклад пошел. Дежурный подошел ближе.

– – Ты, вообще, откуда такой взялся?

– С острова «Северный», – тихо ответил рядовой.

– Что у тебя с лицом-то? – полюбопытствовал дежурный.

– Да было дело… – опустив глаза, отозвался рядовой.

– Контрабасы, что ли?! Прапорщики?! – взвол– нованно задавал вопросы дежурный.

С ответом солдат не торопился. Сидел, тихонько переминая в руках пожелтевшую флоровскую кепку.

– Нет… Местные солдаты.

– Значит, беспредел там полный, – подытожил дежурный.

– Пару лет назад вообще остров был захва– чен разъяренными солдатами, в столовую ездили на БТРах, и в дневальных стоял офицерский состав.

Дежурному было нечего сказать, он просто слушал солдата, нервно переминаясь с ноги на ногу. В конце своего повествования рядовой добавил: «Не дай бог туда попасть».

Все солдаты под страхом отправки на острова старались преуспеть в боевой подготовке и воинской дисциплине, дабы их отправили в хорошие части. Так, в подобных рвениях, и пробежало время в учебке.

К концу учебки оглашали списки, кто куда будет направлен. Были различные точки назначения. В ос– новном части располагались на окраинах страны: кого– то направили на Кавказ, кого-то – в Таджикистан, Армению, Молдавию, Казахстан… Некоторым повез– ло – распределили в Москву, Ростов и Калининград. Все ждали, кто же «выиграет» путевку на острова, кто же окажется тем «счастливчиком», который может и не вернуться… Даже делали ставки, кто из «особо»

отличившихся поедет туда. Я, в свою очередь, в глу– бине души, все равно хотел попасть туда на остров. Проверить себя. Но вероятность того, что я туда по– паду, была порядка одного процента из ста из-за моей высокой успеваемости и большого количества благодарностей. Одного за другим людей разбирали. Рота становилась все меньше и меньше. В казарме становилось тихо – напряжение усиливалось… Это был мой двадцать третий день рождения, в который судьба преподнесла мне удивительный подарок: ког– да, наконец, огласили фамилии трех «счастливчиков», которым выпало служить на островах, ими оказались я, мой друг Игорь и Леха. Игорь был здоровый, не– много пухловатый детина. С маленького носа всегда съезжали угловатые очки в черной массивной оправе. Если смотреть с точки зрения физической подготовки, он не мог ни разу подтянуться, поэтому время от вре– мени получал удары кулаком в «душу», от которых на несколько секунд загибался от боли. Он – един– ственный в роте, кто любил мыть туалеты. Брал боль– шой тазик, набирал воду, вооружался щеткой, спо– койно садился на пол и аккуратно вымывал до бела грязный сортир, даже стульчак снимал, окунал его в тазик и тщательно натирал. Если честно, я этого ни– как не мог понять.

– – Блин, Игорь… Ты чего-то часто на сортирах. Может, хоть как-то отпросишься? – не выдержал я.

– – Да нафиг надо, – на меня по-доброму смо– трели его глаза в массивных очках. – Тут тихо, сижу себе, мою, никто мне не мешает.

На гражданке он был спокойным парнем, отлич– ником, поэтому служба в армии ему давалась тяжело. Я сделал для себя железный вывод: когда интеллигент сталкивается c тупой агрессией, побеждает, как пра– вило, всегда второе.

Леха был парень двадцати лет, худощавый, не– большого роста. Обычный деревенский пацан. В его больших серых глазах можно было заметить неза– урядный ум и находчивость.

Когда мы услышали новость о нашей отправке на острова, нашему удивлению не было предела, так как мы были одними из лучших солдат в роте, дисци– плинированных, уставных. Мы пребывали в каком-то недоумении или в состоянии шока, не знаю…

Когда огласили списки, Игорь стал внезапно хо– хотать, а Леха залился слезами. Я же не знал, как реа– гировать – плакать или смеяться. Одно было у меня в голове: мысли материализуются, и служба на остро– вах – это самая лучшая возможность проверить себя. После этого все, в том числе и офицеры, обращались с нами с какой-то непередаваемой жалостью, слов– но мы прокаженные. В итоге Леха каким-то образом слился из списков тех, кого отправляют на остров. Хитрец, как он это сделал? Это осталось для меня и Игоря полнейшей загадкой.

Наступила дождливая осень. Она ворвалась вне– запно, хотя уже сентябрь – самое время. Душные, изнуряющие потом, жаркие, солнечные дни оборва– лись мгновенно, как будто кто-то их резко выбросил, как что-то уже ненужное, отслужившее свой поло– женный срок. По вечерам шли непрерывные дожди, утром обдувало холодными ветрами.

Время тонкой струей сочилось через наши моло– дые, солдатские жизни. Оно сочилось очень медлен– но, наполненное тяжелым грузом ожидания чего-то неизведанного, наглухо спрятанного от нас. Возмож– но, печального, а, возможно, и нет… Но, если честно, хорошего никто не ждал…

Как снег на голову, пришло время отправки. Утро… Дневальный рвал глотку. Был дан приказ

на выход с вещами из здания казармы. Моменталь– но надев форму, натянув сапоги, cобрав быстренько вещмешки, мы c Игорем выбежали на плац. На плацу уже стояло ровным строем несколько сотен солдат. Их распределяли в места службы в различные горо– да. Перед зеленой толпой стояло несколько офицеров и сержантов, которые отвечали за перевозку на места службы. Своего «перевозчика» мы узнали издалека. Он выделялся из всех офицеров. На голове – старая выцветшая флоровская кепка. Короткие темно-ру– сые волосы. Лицо с длинным тонким носом и темно– зелеными смешливыми глазами выражало некий по– фигизм, словно говорило о том, что ему не терпится побыстрее с нами разобраться и поехать обратно домой.

После проверки вещмешков на наличие алюмини– евых кружек и ложек мы отправились на вокзал. Шли мы пешком, шли долго, таща двадцатикилограммо– вые коробки с сух-пайками. Такой вот своеобразный десятикилометровый марш-бросок с отягощениями. Прошли через железнодорожные пути, те самые, которые славились, как я ранее рассказывал, свои– ми несчастными кровавыми историями. Историями, как ребята различных призывов, замученные служ– бой и нерадивыми сослуживцами, сбегали через за– бор, попадали на пути и в итоге их, расчлененных, отправляли к родителям домой в заколоченных ящи– ках. И правда, пути эти располагались прямо напро– тив забора части. Когда я проходил вдоль рельсов, в моей голове рисовались страшные кровавые карти– ны, которые напомнили мне еще одну кровавую кар– тину, которая нарисовалась годом ранее. Я вспомнил сержанта, повесившегося в проеме заброшенного здания, находящегося на окраине территории части. Причина заключалась в том, что парень повесился

после того, как его бросила любимая девушка. Ранее жизнерадостный, общительный, всегда улыбающий– ся, он в один день стал замкнутым и неразговорчи– вым. Никто не знал, что произошло, все считали, что просто человек не в настроении, замучен тяжелой службой, да мало ли что… Никто не поинтересовался, что у него в голове и на сердце. Никто даже не спра– шивал, что с ним, всем было просто наплевать, пока его, двадцатилетнего парнишку, не сняли мертвого с петли…

Девчонки не знают, не могут понять, каково их ре– бятам в армии. Минутное общение по телефону раз в неделю или письмо, написанное любимой женщи– ной, облегчало существование многим парням.

Жизнь была тяжкая, такая, которая могла довести до самоубийства. Весточки из дома солдаты прятали под подушкой, кто-то плакал, читая послания издале– ка, потому что соскучился по своей любимой. Посто– янный стресс давал о себе знать.

Свое, долгожданное письмо, с запахом цветочных, свежих духов, я от Вики так и не получил. Случалось раз в неделю позвонить. Разговор всегда выходил не– много нескладным: Вика говорила, что у нее много работы, что отправить письмо – это целая история, а времени у нее совсем не хватает… Было тяжело. Мне не хватало ее. Я был подавлен. Cвязь между нами как будто терялась. Я все сваливал на ее работу: на– пряженно трудится, чтобы не ударить в грязь лицом перед начальством, может, и правда, ей не до писем и не до болтовни сейчас. Но все равно – плохо, не– приятно. Слезились глаза. Не отпускало стойкое ощущение, что нить рвется – отношения подходят к концу…

Ну, да ладно, проехали… Вернемся к нашему пар– ню, висящему в петле. Разве не могла эта неведомая

мне девушка бросить его тогда, когда он вернется со службы? Что? Настолько было невтерпёж!? Не знаю, это останется на ее совести. Но молоденького парня, полного мечтаний, уже не вернуть. Напоминанием о его жизнерадостной улыбке останется только гробо– вая доска с крестом и несколько фотографий.

С такими мыслями десять километров пути, с двадцатикилограммовым грузом, прошли почти не– заметно, пришло время грузиться на поезд, опять иду– щий в неизвестное.

Позже мы узнали, что поезд следовал до Хабаров– ска с пересадкой в Новосибирске. Расположили нас в плацкартном, обиженном временем, вагоне: корич– невый кожзам на сидениях местами отслоился, лино– леум под паркетную светлую доску участками был протерт до белизны, вокруг пахло сыростью. Нам было наплевать на подобные условия, мы получали удовольствие, ведь эта поездка – отличный отдых, время без муштры и моральных уродов.

В туалете вагона мы, наконец, смогли полностью простирать всю свою одежду, так как в части это было весьма проблемным делом. Правил, в виде четкого раcпорядка дня, в поезде не существовало благодаря нашему пофигистичному «перевозчику». Мы с Иго– рем расположились в плацкартном кубрике друг на– против друга. Мы ощущали себя по-настоящему сво– бодными. Здесь свободу не надо было отстаивать ежеминутно.

Быстро меняющиеся виды за окном уносили нас за собой. Появилось время и возможность рассмо– треть даль, ее широкие, необъятные просторы, зеле– ные равнины, которым конца и края не было. Желтые, засеянные поля пшеницы, время от времени прогиба– лись под дуновением ветра. Длинные синие реки мча– лись куда-то вдаль.

Первый, запомнившийся на пути, город – Пенза, самый зелёный город Поволжья, причём это офици– альный титул, который Пенза заслужила многими го– дами ранее. Тогда был утверждён генеральный план, по которому не менее четверти города следовало от– дать под зелёные насаждения. Пятиэтажки, скверы, парки, маленькие фонтаны – такой запомнилась нам Пенза. Наш железнодорожный путь пересекала река Сура. На левом ее берегу царили широколиственные леса, на правом же – множество хвойных деревьев. Молниеносно пролетела Сызрань со своим маленьким белым вокзальчиком. Промчались над широченной, красивейшей Волгой. Остановились в Самаре. Я вы– шел из вагона поезда, дабы хоть что-то успеть рас– смотреть. С платформы вдалеке виднелись две башни собора. Позже я узнал, что это – католический Храм Пресвятого Сердца Иисуса, польский костел, постро– енный в начале двадцатого века. По другую сторону в ряд выстроились промышленные здания. Во время Великой Отечественной войны в Самару эвакуиро– валось оборудование ряда предприятий Москвы, Ле– нинграда, Украины и Белоруссии. Мощные заводы на годы определили облик города.

…Услышав пронизывающий гудок, я заскочил обратно в поезд. Самара проводила нас маленькими озерами и зелеными сопками.

Время от времени нам на глаза попадался наш

«офицер-перевозчик». Пробегал он мимо с таким вы– ражением лица, как будто что-то искал и все не мог найти. А однажды он прошел под руку с симпатичной блондинкой, при этом был изрядно навеселе. Откуда он достал ее? Один черт знает.

…Но вот и столица Башкирии – Уфа. Город встретил нас слепящим солнцем и горами, покры– тыми зеленью. Встретил золотого цвета вокзалом

с большим стеклянным куполом. Местные бабушки тыкали нам в окно копченую рыбу и ароматные пи– рожки. Мы сглатывали слюнки, но не могли ничего купить: кроме дырок и пары пуговиц, в наших карма– нах, увы, ничего не было. Поезд тронулся, бабушки начали отдаляться. Солнце, пятиэтажки, горы, леса и рыба – такой запомнилась Башкирия.

Но вот опять мимо прошел наш «перевозчик» под руку уже с необычайной красоты брюнеткой. От– куда он их берет? Где-то есть магазин с красотками?! Мы не поняли, что вообще происходит.

Из другого конца вагона послышалось «Рота, от– бой!» – команда нашего «гуляки». Мы решили, что и, правда, пора, и потихоньку начали ложиться спать.

Утром нас встретил Челябинск. Он был и вправду суров, как о нем говорят. Сплошняком заводы. Чер– ный дым из труб. Жилые дома советской постройки соседствовали с промышленными сооружениями. Единственное, что приятно удивило: в самом центре города – громадный лес, словно зеленый остров, ко– торый отчаянно пытался хоть как-то защитить эколо– гию города.

…Уже час, как Игорь молча, задумчиво высматри– вал что-то в окне.

– Игорян, что ты там такое увидел? – с интере– сом спросил я.

– Знаешь, в моей жизни никогда не было та– ких моментов, когда я не знал, что меня ждет, – с меланхоличной, серьезной интонацией в голосе, совсем не присущей ему, ответил Игорь. – Я рад, что я не один…

Я посмотрел на друга, поймал его взгляд и по– думал: конечно, нам будет тяжело, но мы все равно прорвемся.

– Игорь, все будет отлично! – бодро ответил я, хотя в душу закралась доля сомнения.

Поезд продолжал движение, колеса отбивали такт. Мы поспали, потом поели армейские галеты из сух– пайка. Ночью нас разбудил шум в конце вагона: какая– то чудная азиатская музыка все ближе и ближе, и вот мимо нас промчались три казаха-пограничника. У од– ного из них был телефон, из которого и доносились эти народные казахские мотивы. Оказалось, мы ехали через Казахстан. «Вот повезло! – подумал я. – По– бывал в Казахстане бесплатно, за государственный счет, жаль, что большую часть Казахстана проспал».

Проехали Омск… Во время стоянки мы увидели нашего офицера, «Казанову», уже с новой девушкой. На этот раз не c такой симпатичной. Задор и улыбка не сходили с его игривого лица. Нам шаловливое на– строение офицера было на руку: ни строго надзора, ни жесткого распорядка дня, мы получали удоволь– ствие, как будто от обычной гражданской жизни. Каж– дый из нас понимал, что это ненадолго. Впереди нас ждут большие трудности. Но об этом мы старались не думать, просто провожали веселым взглядом оче– редной, новый для нас российский город, или следую– щее бескрайнее, желтое, пшеничное поле.

Проводив взглядом суетящегося «Казанову» и надкусив уже зачерствевший галет, я вновь стал смотреть в окно. А там – живописные пейзажи, в ко– торых главная достопримечательность – река Обь, широкая, с рыбаками по берегам. Видели бы вы, какая она: бегущая, стремительная, уносящаяся всей своей мощью куда-то вдаль.

Но вот и Новосибирск, где мы должны были пере– сесть на другой поезд.

Мы с Игорем незаметно от всех сбежали на про– гулку по вокзалу и ближайшим окрестностям. Город

чем-то напоминал Челябинск, только больше леса, пар– ков и скверов с фонтанчиками. Промышленные здания натыканы в непонятной логике и разнузданном беспо– рядке. Новосибирск показался мне очень уютным.

Когда вернулись на вокзал, перед нами открылся

«озеленевший» зал ожидания. Солдаты спали прямо на полу. Мы тоже улеглись в зеленую кучку, подложив под голову вещмешки. Проспали мертвецким сном несколько часов, когда нас разбудил громкий гудок. Десятки солдат «спринтом» помчались на абордаж поезда, идущего на Хабаровск.

И опять – дорога… Из значимых впечатлений нашего однообразного пути – шикарный Енисей и чуть менее шикарный Красноярск. Чуть менее, по– тому что город окутывал мрачный, густой, как туман, смог. Может, многочисленные заводы? Красноярск был разделен широким Енисеем на две части. Посре– ди реки уютно расположились зеленые островки, ко– торые придавали особенные, неповторимые зеленые нотки суровому облику сибирского города. Я узнал, что в Красноярске – географический центр страны.

Иркутск… Байкал… Сильнейшее впечатление на меня произвел Байкал, самое глубокое озеро мира, которое по традиции многие россияне называют Бай– кальским морем. Байкальское море располагается в своеобразной, голубой впадине, окруженной мощ– ными горами. Одна сторона скалистая, другая рав– нинная и пологая, где в одинокой дали виднеются об– ширные горные хребты. Красивый, тихий, сильный. Как говорят многие люди – «Место силы». Мы оги– бали его с утра и до самой ночи.

Далее морозная, грустная, серая, туманная Чита. Постепенно кудрявая зелень сменялась пушистым снегом – мы добрались до города Хабаровска. Встретил он нас снежной бурей. Наш «перевозчик»,

наконец, вспомнил о своем прямом назначении и стал строить нас на выход из поезда. Мы собрались, заки– нули на плечи свои вещмешки, взяли по две тяжелые коробки сух-пайков и направились на выход. Курс – на пересыльной пункт, который находился в пяти ки– лометрах от вокзала.

Нас, «везунчиков», со всей многотысячной учеб– ной части насчитывалось чуть больше двадцати чело– век. Ровный строй продвигался по заданному маршру– ту несмотря на сильную бурю, которая не переставая жгла, врезалась в лицо и била в глаза. Тяжесть пайков тянула вниз, в холодные сугробы и грязную слякоть. Мы шли по узким, заснеженным, грунтовым разби– тым дорогам. Периодически кто-то падал и отста– вал, так как нес тяжелый груз, а дорога была скольз– кая и ухабистая. Лично я упал несколько раз лицом в лужу, и пару раз провалился в снежный бугор. Мороз постепенно начинал резать промокшие лицо и руки. Мы старались не обращать внимания на все эти временные, мелкие неудобства. Нам открывались неизвестные места, в новом для нас городе, в кото– ром никто из нас никогда не бывал. С горем пополам мы добрались до места.