Текст книги "Метро 2035: Ящик Пандоры"

– Н-не… ненада! – дернулся Михаил, но тут же захлюпал разбитым в кровь носом и шлепнулся на лежащего в проходе Молотка.

– Надо, Миша. Надо. – Максим положил оставшийся кусок дверцы от шифоньера на место стойки, вытянул визжащего, как свинья, Мишу поперек, выпростав его руку из засаленной рубашки.

– Ты ж не японец, ты под еврея косишь, потому сделаю скидку, отрезать не буду, – пояснял Макс, снова надевая кастет. – У тебя же нет пятидесяти пальцев, нет ведь? Ну во-от, – заключил Белявский и с размаху опустил кулак, размозжив кастетом мизинец бармена. Мойша истошно завопил, дернулся всем телом, скользнув обратно за стойку, увлекая Макса за собой, но Адвокат, вцепившись в уже искренне раскаявшегося должника, вывернул окровавленную руку обратно.

– Нет, я все отдам. Скажи Королю, я отдам! – задыхался от боли Мойша-Михаил.

– Один палец за десять патронов, проценты. Понимаешь? – Макс снова замахнулся для удара теперь уже по безымянному пальцу.

– Не-ненада! – заголосил бармен, вырывая руку.

– Максимка, а ты чего?.. Зачем так?! – увлекшись, Белявский не заметил, как в бар вошла сестра, вечно шнырявшая за ним рыжим хвостом.

– Симка, – выпалил он, не оборачиваясь, – я работаю. Уйди.

– Ему же больно! – скривилась девушка, глядя через стойку на баюкающего руку бармена. – И не правильно… вот так. Максим, пойдем, – Сима, держа в правой руке тонкую спицу с куском зажаренного мяса, потянула брата к выходу. – Катала сказал, что тебя Король зовет. Пошли.

* * *

– Ну, кого застрелил-то, снайпер? Рефлексы в норме, в тебя шмаляют – отвечай! – над своей же шуткой рассмеялся пахан.

– Не видел, – Макс сидел перед Королем, не поднимал глаз, явно не от стыда за содеянное. А от неуверенности, добил ли в темноте, да и кого, собственно, и сам не знал.

Сергея Михайловича по кличке Король Максим никогда не боялся, но сейчас в его кабинете, сам не зная почему, чувствовал себя виноватым, будто и за ним косяк. За свои поступки – в чем бы они ни заключались – надо отвечать, так отец учил. Значит, правильно. Но смотрящий начал разговор совсем с другого конца.

– Пойдешь на Третьяковку, требуется аккуратно разузнать, что слышали там о покойнике нашем. Понял задачу, Адвокат? Вопросы задавать – самому не отвечать. Справишься?

Странный вопрос: если Король дал задание, оспорить его нельзя. Тем более рядовому бойцу обсуждать-обдумывать решение пахана по рангу не положено. Так что это «справишься» совсем не вопрос. Приказ.

– Слушаюсь, Сергей Михайлович.

Сам же Макс подумал: «Легко сказать: разузнай!»

Но придется выполнять приказ, тем более что самому хотелось разобраться в этой истории ничуть не меньше, чем смотрящему. Карман буквально жгла загадочная и непонятная бумажка, отданная умирающим брамином. Вслух же Макс спросил:

– А что спрашивать-то? Конкретнее бы.

– Все, что люди расскажут: что брамин там делал, куда идти собирался. Брамин – человек заметный, как и фраер с полной сумкой патронов, про такого обязательно кто-то слышал, что-то видел. Грабанули его в перегоне – это и ежу понятно. Со станции он, поди, целехонек ушел. Хотя думаю, что скорее с Кузнецкого старик приперся, чем с Новокузнецкой… Но начни оттуда. А вот если и там ничего не узнаешь – пойдешь дальше. Короче, я хочу отследить весь путь этого лохматого и расписного, от самого Полиса. Понятно излагаю?

«Полис. Возможность попасть туда, узнать про отца, да не просто так, а с заданием от пахана – это же полный карт-бланш!» – сердце в груди Максима забилось от нахлынувших эмоций.

– Про отца разузнать хочешь? – будто прочитав мысли, Король огорошил вопросом. Максим боялся спросить, чувствовал, что может сейчас услышать что-то новое, но как найти верные слова?

– Вы ведь с Боровицкой пришли? – продолжил Сергей Михайлович, покачиваясь на стуле.

– Да. – Хотя Макс плохо помнил, вроде, после Боровицкой и еще где-то бродили.

А смотрящий хозяйственно хранил в памяти все, поэтому и занимал свое место достаточно долго. Король встал из-за стола и, не глядя на Макса, стал прогуливаться по кабинету, вспоминая те дни:

– Тогда Арбатской Конфедерации с Полисом и в помине не было… Военные пытались установить централизованное управление, а люди с перепугу защищали свои станции от всех подряд, и с оружием и голыми руками. Полный бардак и анархия, может, помнишь?

Максим всего не помнил. Зато в память врезалось, как была суматоха, было страшно, его вместе с другими детьми женщины уводили подальше в темный переход, где громко рассказывали сказки и читали стихи. А со станции доносилась стрельба и гулкие раскаты взрывов… Сейчас, конечно, Макс понимал, что взрослые таким образом пытались защитить их совсем не счастливое детство от реальной жизни, но хрен там, не получилось. От жизни не сбежать.

– Не знаю, почему твой отец с Боровицкой ушел, но отсюда ни на шаг не двигался, до того дня… Тебе сколько было, когда сиротой остался, десять?

– Побольше… – отец в восемнадцатом году исчез, его искали и не нашли, точнее, не опознали какое-то обгоревшее тело в перегоне, немало там жмуриков лежало в те времена. А потом родилась Симка, мать ее, не то отцова жена, не то вдова, сильно болела и тоже долго не протянула. И лучшее, что могло ожидать Максима, – компания беспризорников, уже с малолетства выбирающий себе бойцов Роман Евгеньевич, сердобольная тетка Клава и блокпост в глубине туннеля…

– Да, я хотел бы узнать что-нибудь, может, кто вспомнит, – и чем черт не шутит. Неужели в огромном Полисе никого не найдется, который жил бы там с самого начала и помнил что об Анатолии Белявском?

– Сначала дело, Максим. Свои вопросы тоже можешь задавать, будешь у нас шпионом с легендой! – Сергей Михайлович, глядя в упор, улыбнулся, но тут же косматые брови сошлись в прямую линию. – Без выкрутасов там, смотри! Если бы я хотел послать тупого быка, то тупого бы и послал. Сечешь? Надеюсь, что не ошибся в выборе, и ты мозги последние не порастерял со своим приятелем-картежником на посту. Короче, головой работай больше, чем кулаком. Оно и здесь не вредно, а уж в Полисе и подавно, если туда путь приведет… Дерзай, пацан.

Максим под впечатлением от разговора поднялся со стула и уже было подошел к двери, чтобы уйти, как его окликнул Король.

– Макс, а-а что там с должником, как его… Мойша вроде, да?

– Все пучком, Сергей Михалыч, я поработал… – сам того не замечая, Макс потер ободранный кулак, – если до завтра бабла не будет, то Утюг бар себе заберет и должок Мойши уплатит, в двойном размере – с процентом за неудобства.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Король. – Иди.

Глава 2
В дорогу

Выйдя из кабинета в раздумьях после разговора, сам того не замечая, Макс очнулся только у обитой жестью двери с кривой надписью краской «Адвакат», именно так, с ошибкой, через «а». Так и не призналась сестренка, она ли намалевала, или все-таки из братвы кто пошутил, пометив контору. Сколоченная из драгоценных досок и ржавых листов жести комнатушка три на три метра – их с Симкой личные апартаменты – в одном ряду с другими такими же. Тесно, но жить можно.

Серафимы дома не оказалось. «Как всегда у подружек-торговок ошивается», – автоматически решил Макс, повесив куртку на гвоздь и сдвинув в сторону занавеску, разделявшую комнатушку на, так сказать, женское и мужское общежитие, плюхнулся на свой топчан, уставившись в потолок.

По жестяному с бляшками ржавчины потолку, медленно перебирая лапами, ползла жирная, с ноготь, мокрица. Макс фокусировал на ней взгляд, переваривая события, случившиеся всего за несколько часов. Стрельба и труп старика не в счет, что, мало ли такого? То-то и оно, что хватает. Но вот поход возможно до самого почти легендарного Полиса, возможность узнать хоть что-то об отце… Да и бумажка эта. Протянув руку, пошарил в кармане висящей куртки и выудил смятый клочок. Развернул, вглядываясь в расплывшиеся каракули, света не хватало. Крохотная лампочка, служившая освещением комнаты и миниатюрным солнцем для «цветка» – ветки с набухшими почками в кадке с землей, – светила едва ли в треть накала. Тяжело поднявшись, Макс поднял свою кровать и подпер обрезком трубы.

Под кроватью, занимая добрую половину ее длины, лежал чернильно-черный ящик с вьющимися проводами и торчащими через один металлическими штырями. Бумага на штырях почти высохла. Макс пошарил в углу, выуживая трехлитровую пластиковую канистру, и вылил половину грязной, буро-желтой воды, обильно смачивая обмотки батареи. Послышалось легкое шипение. Вернув кровать на место, Макс немного подождал, пока лампочка разгорится, и снова прочел записку. Неровно оборванный сверху край закатался внутрь, сгибы стерли несколько строк и букв, и вообще, листок выглядел, словно его чуть ли не каждый день перед сном вместо книги читали. Что же такое нужное для себя, но тайное от других, там видел покойный? Максим вчитался в более или менее знакомые слова, перемежающиеся почему-то цифрами прямо посреди предложений: «…в соответствии с утвержденным планом работ просьба обеспечить своевременную транспортировку изделия, направляемого для проведения испытаний… в установленные сроки, не позднее 3 июля 2013 г.». Дальше стало чуть интереснее, когда некто начал пугать «особыми условиями», изложенными в «приложении А – черт, буквы стерлись – 2035сс-13, совершенно секретно, экз. № 2 и 3, на 27 листах каждый, в первый адрес…». Уй, епта, хренотень-то какая! Требовалось еще и задействовать при погрузочных работах сотрудников, имеющих соответствующий уровень допуска и ознакомленных с инструкцией… Максим подумал, что тут и для чтения необходима отдельная инструкция, без нее смысл мог понять лишь сам брамин, так до конца и не разобрался, почесал в затылке и улегся, натянув до подбородка кусачее шерстяное одеяло – усталость брала свое.

Во сне Макс слышал, как пришла Сима, тренькнула железными кольцами сдвигаемая занавеска, за стенкой бормотал сосед, наверное, снова объевшийся каких-то эдаких грибов, скреблись мыши и свистел сквозняк. А еще ему снился сон, он видел отца таким, каким запомнил будучи семилетием пацаном: высоченный, могучий, подпиравший плечами свод метротуннеля. Но вместо лица родителя клубился туман.

Проснулся Макс, как от пинка, и совсем не отдохнувший, будто не спал вовсе. Протерев слипшиеся ото сна глаза, Макс обнаружил сидящую напротив надувшуюся, как мышь на крупу, Серафиму.

«Видать, кто-то рассказал про задания Короля», – решил Максим, натягивая свитер.

– Шныря сказал, вы в туннели пойдете, а куда? – Симка шмыгнула конопатым носом.

«Шныря растрепал. Падла. Хотя…» – подумал, шнуруя ботинок, Макс, вслух же ответил:

– Да, пахан зарядил. Грит, ты самый смекалистый-башкавитый, метнись кабанчиком на Кузнецкий, узнай че-как.

– Не придуривайся, Максимка, ты так не разговариваешь. Это из-за старика, да?

Адвокат внутренне скривился: сестра собиралась расплакаться. Нет, женские и любые другие слезы его никогда не трогали – крови в его жизни было всегда больше. Но вот перед слезами Серафимы он пасовал.

– Ну-ну, Рыжик, я ненадолго, – он, не вставая с койки, перетянул к себе на колени Симку с уже набухшими влагой глазами. Прижал к груди, как маленького ребенка. – Вот увидишь, схожу туда-обратно, и вернусь, ты даже не заметишь, пока с подружками-торговками болтать будешь, – уговаривал Максим, гладя по темному золоту косичек.

– Правда, быстро вернешься? – оторвавшись от братского плеча, Сима подняла заплаканные глаза.

– Конечно! – твердо соврал Макс, потому как сам в этом уверен-то и не был. – Все разузнаю, все запомню. А Шныря мне помогать будет, прикрывать. Он, конечно, брехло, но боец, что надо.

Сима, шмыгнув носом и утирая ладошками слезы, неуверенно кивнула:

– А можно, я с тобой?.. Я как мышка, тихо, мешать не буду.

– Да ну. Ты что?! – Макс ссадил ее на кровать и встал. – Нет, конечно. Это мужские дела, а ты, как всегда, хвостом везде… Дома лучше приберись. И цветок, цветок кто поливать станет? Засохнет же!

Уходя от скользкого вопроса, Максим отвернулся от сестры, сдвинул тумбочку, расшатал и вынул кирпич из стены. На крышку, гулко стукнув, легла пластиковая коробка: внутри два кулька в промасленной тряпке, их с сестрой сбережения на черный день – три полных рожка «семерки» и отцовский «Тульский-Токарев» с двумя магазинами. В дверь поскреблись и голосом Шныри объявили:

– Адвокат, пора, я у Каталы уже в дорогу затарился…

С барского плеча Короля в дорогу им со Шнырей выдали по тридцать патронов «семерки» на брата для пожрать-проехать, Максову же «ксюху» и несколько банок свиного тушняка.

– Не густо, – почесал в затылке Макс, разглядывая богатства в рюкзаке и уверенно отбирая патроны себе.

– Э-э! Маслята на обоих выдавали! – тут же встрял Шныря, не всегда чуявший, с кем можно понтоваться, а с кем лучше хвост прижать, пытаясь выхватить «рожок», но Макс схватил его за палец и как следует вывернул.

– Обойдешься. Ты ж в первой же лавке все бабки оставишь, трепло. Вечно с пустым карманом. Где свои-то успел опять профукать? На Ежа что ли поставил?

– А тебе не насрать? – обиженно потирал ноющую руку Шныря.

Видно, предположения оказались верными, и легкомысленный приятель снова польстился на быстрое бабло. А не везло ему ни в игре, ни по жизни, если взрослый обалдуй едва поднялся от низшего шныря до шестерки, все еще сохранив за собой не очень-то уважительное погоняло.

– На тебя – насрать. Но бабки – общак, – Макс распихал патроны по карманам, – на, неси, доверяю, – и кинул рюкзак с провизией Шныре. Тот обиженно посопел, нахмурился, что-то прикидывая в уме, но затем просветлел лицом, видимо, волшебное слово «общак» его успокоило. И надеялся, что со временем Макс все же даст слабину и поделится, как обычно.

Возле борделя общак все-таки оказался под угрозой, уж слишком завлекательно вертелись у входа девчонки, демонстрируя свое округло-жопастое удачно заголенное богатство, но времени на развлечения не хватало. Шныря попытался хоть ущипнуть демонстративно подставленную попку, но вовремя появившаяся «мамка», выплескивающая помои, треснула его ведерком по рукам.

– Вот я тебе грабли поотшибаю сейчас, халявщик! А вы идите полы домывать, в зале грязно, – прикрикнула она на свободных от ночной работы девиц, – чтобы к вечеру этот бардак блестел, а то будете тут одну шваль такую обслуживать, паразитки!

Палец негодующей хозяйки уперся в Шнырю, Максиму, которому раз в неделю аккуратно выплачивалась выручка для пахана, она сдержанно кивнула и удалилась за рваный вышитый полог, отгораживающий вход.

– Макс, а Макс, дай патронов, хоть пожрать в дорогу возьму. Ну, чтоб не скучно.

Максим вздохнул:

«Не отвяжется же. Как дите», – достал из карман два патрона, протянул, а когда Шныря уже хотел их взять, сжал руку в кулак:

– Макс, я только жамок возьму, хоть чипсов, ну, чисто руки занять!

Получив свои два патрона, счастливый Шныря ускакал к лоткам, растворившись в потоке бродящих по платформе покупателей.

– Лучше б ты рот занял. Трепло, – Макс огляделся по сторонам, среди снующих туда и сюда людей Симки видно не было, провожать не пошла, что, в общем, было хорошо: слезы, слюни и сопли были сейчас совсем ни к чему. А пока Шныря шнырял где-то у лотка с жареными грибами и картошкой, изо всех сил распальцовываясь не по рангу.

– Ни фига себе цену заломил, я тебе не олень и фраер залетный! Ну, видал, как барыги обнаглели! – привычно бросил через плечо Шныря, испугав прохожего, и сам же очканул, забыв, что рядом нет Макса. – Мне вон сам Король дела порешать доверил! Так что ты тут не борзей, помни, кто станцию крышует.

Продавец сушеных шампиньонов и прочих закусонов помнил, потому покосился на стоящего неподалеку Адвоката. Тот показал сжатый кулак, адресуя его больше болтливому Шныре, но скидку нахал все-таки получил. А Максим пошел договариваться о транспорте – пилить до Третьяковской полтора километра по рельсам как-то не хотелось.

– Дядька Макс, – послышалось сзади, Белявский обернулся.

– Чо хотел, Изя?

Воровато повертев курчавой головой, мальчик поманил к себе. Макс наклонился.

– Дед просил передать, – шептал пацаненок, – Сашка Еж через Сеньку Крысака ставку против себя сделал.

– Да ты что… – Макс потер кулак. – А насколько, не сказал?

– Четыреста патриков! – округлив глаза, выдал Изя.

– Ого, серьезно! – пошарив в кармане, Макс выудил два патрона «пятерки». – Держи, пацан, купишь себе крыску.

– Спасиб, дядька Макс! – мелкий пацаненок шмыгнул носом и вприпрыжку пустился по платформе, тут же растворившись среди прохожих.

Максим еще долго глядел ему вслед, вспоминая и себя когда-то таким же малолетним беспризорником. Но воспоминания могут и подождать, следовало навестить Ежа. А где сейчас мог ошиваться этот падла? Уж точно не в рыгаловке, там ему вполне могут отсыпать люлей. У Зинки он нежится, гад. Развернувшись на месте, Адвокат уверенно направился обратно к борделю.

Местный дом терпимости был когда-то ларьком, сейчас разделенным на отдельные клетушки шириной в кровать, соединенные общим коридором, к которому потом достроили еще три стены. На пороге скучал вышибала.

– Еж у Зинки?

– В четвертом, – ответил бугай и тут же добавил, – меня здесь нет.

– Прально, целей будешь.

Фанерную дверь в четвертый «номер» Макс высадил пинком. На кровати, оседлав голого Ежа, трясла сиськами четвертого размера Зинка по кличке Доярка.

– Брысь! – цыкнул Адвокат, нащупывая в кармане кастет. Зинка накинула халат, едва прикрывавший прелести, и встала, закрыв собой Ежа.

– Ты на меня сиськи-то не складывай, вали, шаланда.

– А что, боишься? – наклонилась Доярка, оголяя грудь.

– Брезгую.

Кинув на прощание «козел», Зинка скрылась за дверью. Сашка тем временем, барахтаясь на узкой неудобной кровати, натягивал штаны, путаясь в одеяле.

– Ну, игложопый, я с тебя бабу сгоняю, а ты и не в претензии, – протянул Макс, зло прищурившись. – Никак догадываешься, зачем я пришел, а?

– Да че догадываться-то, за проигрыш предъявить хочешь, – пожал плечами Еж, наконец застегнув штаны и свесив ноги.

– Шалаве своей заливать будешь. Бабки гони. Или ты думал под носом у Короля дела обделывать, и процент в общак не платить? Много таких ушлых перегоны удобряет.

– Да падла буду, запнулся я, – подался Сашка вперед и тут же выстрелил кулаком, целя Максиму в солнечное сплетение. Кастет угодил ровно в челюсть, на фанерную стенку брызнуло темным. Еж, держась за сломанную челюсть выл, заливая тряпки кровью.

– Патроны бля где?! – Макс добавил кастетом еще и по ребрам, хотя с челюстью это, конечно, не сравнится. Отпихнув ногой Сашку, вытянул из-под матраца зазвеневшую сумку, пересчитал. В дверях появилась «мамка».

– Че тут творится?! – верещала хозяйка. – А ну, выметайся. Демьян, че ты сидишь! – крикнула та в коридор.

– Пшла на хер, шалава, – рявкнул Максим и захлопнул висящую на соплях дверь.

– Сто девяносто, остальное у Крысы, кента твоего? Отвечай падаль! – Еж лишь утвердительно промычал. Адвокат отсчитал тридцать патронов в общак, а двадцать за моральный ущерб – уже себе. Остальное швырнул на кровать.

– Еще раз скрысятничаешь, ежак, переломаю ноги и выкину со станции. Всосал?

На выходе Белявский зыркнул на вышибалу, тот лишь поднял руки и отошел.

– Еж оплатит дверь, – бросил Макс недовольной «мамке», стягивая с руки окровавленный кастет.

– Макс, я тя обыскался! – как из-под земли вырос, уже чем-то чавкая, Шныря. – К бабам ходил, а про кореша забыл, да? Вот ты гад!

– Не трынди, по делу ходил. Пошли транспорт искать.

На путях за блокпостом сейчас грузились две дрезины. На ближней – ручной – возились какие-то стремные, с синюшными рылами мутные типы, к ним он даже и подходить не стал. На ручной дрезине любой пассажир – даже тот, что платит, – всегда «тепловоз». А тепловоз, потому что качает ручной привод, и ему жарко. Этот вариант Макс оставлял на крайняк. А вот вторая – дальняя – платформа была явно с мотодрезиной, к ней он и направился. Благо бригадир показался знакомый – в довоенном прошлом самый настоящий сибирский плотогон. Шныря, держа большой газетный кулек с жареными грибами, догнал уже на подходе.

– Здорово, Платон Филипыч, – Максим обратился к сухому мужичку в фуфайке, грузившему свертки на платформу дрезины. – На Третьяковскую, поди, отправляешься?

– И тябе не хворать, Адвокат, – мужик забросил еще один тюк и, выпрямившись, вытер лицо, поправил сползший на глаза треух. – А куды еще-то?.. Через нее, родимую.

– В попутчики не возьмешь? Нам в ту же сторону.

Пританцовывавший, никогда не стоящий спокойно Шныря закинул в рот горсть еще горячих грибков и тут же встрял:

– Да-да, подвези отец, мы в пути много не съедим.

– Тебя-то Максим – без проблем, бесплатно, – вздохнул бригадир. – А вот ентот мудень пущай пешком шкандыбает!

– Это кто мудень?! – закипел Шныря, кинувшись на мужичка.

Но Максим не дремал и, поймав того за шкирку, отшвырнул в сторону.

– Глохни, Шныря! Надо и его, Филипыч, – спокойно проговорил Макс. – Отца иду искать. Далеко иду. Шныря в подмогу. Заплатим.

Движок дрезины надрывно трещал, время от времени постреливая в глушитель, чихая и грозя заглохнуть. Сизый от масла удушливый дым заполнял туннель – Макс пожалел, что дрезина не позади грузовой платформы, тогда и дым бы не приходилось глотать. А так… хоть не пешком.

Впрочем, шум мотора, мечущийся эхом от стены до стены, думать не мешал.

На поиски чего он отправился в действительности? На этот вопрос Максим не смог бы ответить даже себе. Чего не хватало на самом деле? Подумаешь, бумажку какую-то подобрал, да сразу не подтерся! Загадок захотелось? Проснулось что-то внутри, или хотя бы заворочалось во сне, пробуждая и разум. Как будто тот мальчишка, с гордостью цепляющийся за руку отца, еще не исчез окончательно, не растворился в темноте туннеля и в полумраке шумного и грязного Вавилона станции Китай-город. Его не сожрали другие волчата-беспризорники, не добила жестокость и война, не могла спрятать дубленая шкура сборщика налогов в общак, нечувствительная к чужой боли и к собственной. И он просто прятался где-то рядом, чтобы сейчас показаться на глаза: вот, смотри же, мир такой большой и интересный, а мы сидим тут и ничего не видим! И теперь мальчик ему самому протягивал руку, приглашая следовать за собой.

Серые стены почти не освещенного туннеля проплывали мимо, Шныря чавкал над ухом, глаза слезились от вонючего дыма, а Максим смотрел на свои ладони. Не очень-то привычны были руки к бумаге, но так хотелось снова достать тот листок, пусть и ни черта на нем пока не понятно. Пока… Много вопросов, и прав был опытный Король, недаром что пахан: сидя на заднице ответов на них не найдешь!

Чихающий движок дрезины втянул груженую платформу на станцию. «Третьяковская» – сообщали закопченные выпуклые буквы на стене. Третьяковскую Максим как-то недолюбливал: низкий, давящий округлый потолок всегда создавал ощущение, что из туннеля-то и не выехал. Несмотря на бродящих людей, палатки, горящие костры не походило это место на жилое.

– Баста. Приехали. Выгружайтеся, – скомандовал Филипыч, останавливая свой моторизированный «плот» на рельсовом ходу.

Максим взобрался на платформу, следом Шныря.

– Спасибо, Платон Филипыч.

– Бывайте, шпана.

Зарычал движок, и груженая дрезина двинулась дальше.

Макс стоял в нерешительности: что делать-то дальше? Все его мысли с момента, как он получил задание от Короля, крутились вокруг «вот только выберусь с Китай-города…». Дальнейших тонкостей Макс как-то и не продумывал. Под руку сунулся Шныря:

– Макс, я тут малось погуляю, а?..

– Ты покрутись, – Макс оглянулся по сторонам, но местным хватало своих проблем, – послушай, о чем говорят. Только не встрянь.

– Адвокат, ты ж меня знаешь, – обидевшись, развел руками Шныря.

– То-то и оно, что знаю, – протянул Максим, копаясь в кармане. Получив еще два патрона, счастливый Шныря растворился между костров и палаток.

Стоять столбом посреди платформы, привлекая к себе взгляды хмурых парней в кожанках – местной братвы, охранявшей порядок, надобности не было. Да и чего стоять? Двигаться надо, двигаться. Макс осмотрелся: необходимо вычислить любопытного и болтливого, можно даже и не одного, чем больше опросить народа, тем точнее информация. А кто сует везде нос и треплет языком?

Хорошо бы найти завалинку-курилку, где местные мужики от нехрен делать жопы отсиживают. Сам-то Максим не курил ни драгоценный довоенный табак, ни смесь из сушеных «эдаких» грибов и туннельного мха, а провалить задание Короля сразу же на начальном этапе не хотелось, поэтому пришлось идти на запах дыма, к настоящим сигаретам почти не имеющего отношения.

Ему вспоминался дедушкин нюхательный табак с резким запахом, который забивался в нос, вызывая неудержимый чих. Маленький Максим еще в пятилетнем возрасте с интересом провел эксперимент с этой взрослой забавой, ощущения не понравились. Но было интересно вдохнуть с опаской этот похожий на перец коричневый порошок. А потом чихать вместе с дедом: кто громче. Мама долго ругалась и не понимала, где только «старый дурак» доставал в двадцать первом веке эту отраву, вышедшую из моды сто лет тому назад!

Преодолев задумчивость, Максим все же сосредоточился на деле. Выбор собеседника в местном «клубе джентльменов» был невелик. Один грузчик уже давил окурок в жестяной банке, торопясь уходить, второй не спешил, жмуря глаза от удовольствия и едкого дыма, наслаждаясь скорее перерывом в работе, чем самим процессом.

– Стой, мужик! Дело одно есть…

Работяга, собравшийся уже отойти, недоуменно посмотрел на Максима, не понимая, что от него хотят.

Максим решил начать с прямого вопроса:

– Не встречал вчера мужика седого? В куртке с заплатками. Волосы еще длинные, нестриженные. Хоть он и немолодой уже.

Грузчик сделал еще полшага к двери, но остановился, растирая заскорузлые от грязи пальцы.

– Я не помню. Вроде, видел.

Подал голос и второй:

– Да я тебе сразу сказал, что он на рок-музыканта какого-то похож в своей бандане. Только гитары не хватает за спиной. Патлатый такой, странный.

Трудно было с непривычки вопросы задавать. При необходимости за Максима это всегда делал кто-то другой, а ему приходилось только переступать с ноги на ногу за спиной начальства, производя впечатление «силового аргумента» на случай неправильных ответов. Впрочем, к важным разговорам он всегда прислушивался, хоть ни разу не приходилось вести их самому. Он научился слушать, угадывать правду и ложь в ответах, а порой и в самих вопросах. Догадывался ли об этом пахан? Наверное. Но не следовало отвлекаться. Значит, брамин носил на голове повязку, скрывая татуировку.

Максим попытался представить себе эту картинку, но не получилось, он видел умирающего мельком, в полумраке, и черты лица успели частично стереться из памяти. Как же он будет описывать незнакомца, спрашивая о нем? Это хорошо, что нашлась такая характерная черта внешности, знать бы еще, какого цвета повязку носил старик, потому что никакой похожей тряпки при нем не нашлось. Вот уж точно: найди то, не знаю, что. А придется найти.

– И зачем же этот седой хиппи кому-то понадобился? – Максим был настороже, отвечать на чужие вопросы ему категорически не рекомендовали. А врать не научился, знал за собой этот недостаток. Проще было бы промолчать, чтобы не городить ахинею, в которой он сам же и запутается. Но рабочий вдруг проявил любопытство, не то, что в начале.

– Кто его ищет? Он на Китай-город ушел еще вчера. А ты, кажется, из тех же краев?

Ну почему их братву узнают на всех станциях?! И что теперь говорить?

– Да, из тех. А мужик-то теперь у нас. Странный он какой-то, хотелось бы что-то про него узнать.

– А он что, надолго у вас останется?

– Надолго, наверное, – да уж дольше некуда… Теперь у него там наверху неподалеку от станции будет вечная прописка.

– Тогда не там спрашиваешь, он же только вчера пришел от «красных», может, с самой Лубянки, у них и ищи рекомендации на своего подозрительного типа. Удачи, парень, а мне некогда.

Максим задумался, но не настолько, чтобы не перекрыть пути отступления и другому потенциальному источнику информации, отодвинув плечом собравшегося уходить второго рабочего обратно, поближе к пепельнице.

– Музыкант, говоришь? И с чего ты так решил?

– Да с виду! – тот уже жалел, что влез в разговор, хоть ему пока ничего не угрожало. Браток был вполне мирно настроен, но кто ж их знает-то? А вдруг ответ не понравится, тут же в морду двинет. Или еще что похуже. А Максим уже пожалел, что настаивал на ответе, – запугал свидетеля. Ну, делать нечего, если таким его видят люди: опасным и враждебным. Пальцем ведь не пошевелил, улыбнулся даже. Но репутация у братвы не самая лучшая, должен был и об этом подумать. Не подумал. Но мужику, утиравшему через слово текшие сопли, уж очень хотелось поотлынивать от работы, поэтому он остался на месте и больше не пытался удрать. А продолжил рассказывать:

– Пришел вчера этот гражданин в бандане от «красных»… Я еще подумал, что он точно не из этих. Такие скорее на Ганзе обитают. Там народ поживее.

– А раньше ты его не видел?

– Да нет… Запомнил бы. И самое странное: он ведь не к нам пришел, сразу к вам собирался. Только остановился с какими-то ребятами поговорить. Тоже не наши, кстати. Он ушел, а они – следом. Я еще подумал, что дед опять в Ганзу идет, до Таганки. А вот те парни – точно к вам на Китай.

– Наблюдательный ты, мужик…

Вот только никакие другие «парни» на Китай-город не приходили. Кому, как не Максиму, это знать, сидя на блокпосте. Значит, ограбили брамина где-то в этом перегоне. Расследование проводить пахан ему не заказывал. Оставалось узнать только, не спохватились ли еще в Полисе, что пропал ценный сотрудник. И зачем вообще занесла нелегкая брамина так далеко? Или…

Мысль пришла только что и показалась неожиданной, но не лишенной логики: а если брамин не настоящий? Правда, еще ни разу Максиму не приходилось видеть, чтобы кто-то делал себе такую фальшивую татуировку, не было смысла. Но, если он этого смысла не видит, это еще не значит, что его нет совсем. Тоже хорошо бы разузнать. Тогда надо идти дальше, не торчать тут в рабочей курилке, убивая время черт знает с кем. Мужик-то с починкой дрезины резину тянет от забора до обеда, а у него дело есть.

Вроде бы многое прояснилось, следовало идти дальше на Красную линию, может, и в сторону Лубянки. Осталось забрать Шнырю и найти транспорт. А где его найти? Шнырю, верно, там, где жратва.

Макс быстрым шагом прошелся по местному рынку – ассортимент тот же, что и в Китай-городе: жратва, одежда, оружие, лекарства, всякая нужная в быту мелочевка. Шныри не оказалось ни у жаровни с мясом, ни у теток с грибами. Это было странно.