Текст книги "Андерсен"

Получилось неплохо. Она, правда, меня высмеяла, но вместе с тем была тронута, это было по ней заметно. «Дурачок ты», – сказала она, что звучало не очень романтично, но произнесла она это с таким теплом. Не так уж и неправ Федерико. Китч уместен.

«Да я хочу, хочу за тебя замуж, глупенький, – сказала Хелене под конец, но назвать точную дату всё ещё никак не хотела. – Не раньше, чем откормлю Гнома грудью», – это было ещё самое точное, что я мог из неё вытянуть. Теперь мне остаётся только надеяться, что Йонас, который и вообще во всём чуточку опережает других детей, уже скоро перейдёт на копчёную колбасу.

99

Кстати, что касается копчёной колбасы и картошки-фри: в части питания у Ионаса уже вполне ясные предпочтения. Хелене никак не может принять это за правду, но явно заметно, что ему больше нравится кормиться из бутылочки, чем из её груди. И ему больше нравится, когда кормлю его я. Точно также, как он больше любит, чтобы памперсы ему менял тоже я. Мне кажется, он ярко выраженный папенькин сынок.

Правда, Макс, которая иногда воображает, что мы ангажировали её в качестве нашего личного психотерапевта, утверждает, что мне это только кажется. «Типично мужская иллюзия доминантности», – вот какое выражение она употребила. Но я то и дело наблюдаю: при смене памперсов и при кормлении Ионас однозначно предпочитает моё «обслуживание». А при одевании наоборот предпочитает Хелене. Я думаю, причина кроется в том, что у неё более ловкие руки.

Иногда мне и самому хотелось бы, чтоб было наоборот. (Когда Ты это читаешь, взрослый Ионас, не сочти меня, пожалуйста, диким отцом, бросающим своих детей!) После долгого рабочего дня я предпочёл бы заниматься чем-то более приятным, чем соскребать с малышовой задницы продукты его пищеварения. Но с другой стороны мне, разумеется, льстит его предпочтение. Ведь мы, мужчины, лучше понимаем друг друга.

Мы уже очень осторожно делаем первые эксперименты с твёрдой пищей, если кашу можно назвать твёрдой пищей. Йонас, кажется, не в восторге от этого. Первую ложку он сейчас же вытолкал изо рта языком, скривившись. Я тогда сам попробовал эту кашу, и она оказалась вполне ничего. Пресная, конечно, каким и должно быть детское питание. Я-то могу его понять, я бы тоже не был в восторге от размазни. Но скоро он к ней привык и послушно глотает её, пусть и с выражением покорности на лице, как будто говоря: «Ну ладно, коль нельзя иначе…» Интересно будет посмотреть, что будет, когда ему можно станет есть всё. Наверное, пару лет он захочет питаться только картошкой-фри с кетчупом, как это и бывает у детей.

В этой связи мне пришло в голову ещё кое-что: он не толкает в рот и не жуёт всё, что подвернётся, как можно было бы ожидать в его возрасте. Мы купили ему – после того, как у него вылез первый зуб – кольцо для кусания, но он его даже не опробовал. Новые предметы он обследует без любопытства, а просто рассматривает их некоторое время, а потом просто забывает про них. Иногда у меня складывается впечатление (я знаю, это сейчас звучит по-идиотски, но так может показаться), что ему просто скучен окружающий мир. Но не можем же мы ему каждый день организовывать сенсации.

100

Йонас спас маме жизнь. Хотя она и утверждает, что я превеличиваю, говоря так, однако без него история могла бы иметь плохие последствия.

Дело было так: мама забрала его у нас, как обычно по средам во второй половине дня, и хотела, вообще-то, погулять с ним в парке (дорогу она теперь знает), но, будучи рассеянной, взяла к нам с собой из дому футляр для очков, но без очков. У неё двое разных очков – одни для близкого расстояния, другие – для улицы. С бифокальными очками она могла бы облегчить себе жизнь, но с этим у неё также, как с мобильником: нет доверия всем этим «новомодным штучкам». И вместо парка ей пришлось поехать к себе домой за очками, и там она упала. Споткнулась о табурет, говорит она, но после того, как у неё был несчастный случай на гимнастике для пожилых, я уже начинаю за неё тревожиться. Может, это какой-то вид перебоев, при которых она, сама того не замечая, на миг теряет сознание. В больнице у неё ничего такого не нашли, но по тому, что у мамы тут же установился её радостный тон, можно предположить, что они обследовали её недостаточно основательно. Я уже не вполне уверен, можно ли ей вообще доверять Йонаса.

Но в чём бы ни была причина, мама упала, да так неудачно, что ударилась головой о край стола. Было сильное кровотечение. Такое бывает при ссадинах, сказали ей в больнице, и в этом нет ничего опасного. Но мама была без сознания, и никто не знает, что бы могло случиться, если бы не среагировал Йонас.

(У Тебя нет причин для мании величия, юноша. Ты не выбрался из детской коляски и не наложил своей бабушке профессиональную повязку. Но кричал Ты не переставая до тех пор, пока не явилась помощь).

У маминой соседки есть ключ от её квартиры (обе взаимно поливают друг у друга комнатные растения), и когда детский плач не прекращался, она побежала в соседнюю квартиру посмотреть, в чём дело. Увидела маму в крови и без сознания и тут же вызвала скорую помощь.

Мама очнулась ещё на носилках и хотела с них тут же спрыгнуть. Дескать, она чувствует себя хорошо, и вообще, ей надо нянчиться с внуком. Такая уж она. Но они всё-таки отвезли её в больницу. Рану пришлось зашивать. То, что она была без сознания, никого не насторожило. Вот если бы у мамы болела голова или были приступы головокружения, тогда бы это могло означать сотрясение мозга. Но у неё не было ни того, ни другого. Ещё раз повезло.

Но я остаюсь в тревоге. Если такое случится ещё раз, я буду настаивать на том, чтобы она показалась специалисту. Не всякий раз Йонас окажется рядом, чтобы позвать на помощь.

101

У мамы снова всё в порядке – так она утверждает. Я нахожу, что она слишком часто говорит об этом, чтобы казаться убедительной. О несчастном случае она говорит так небрежно, будто просто набила шишку, а без сознания лежала на полу совсем недолго. «Споткнуться может кто угодно», – говорит она.

Но я-то вижу что она с тех пор стала двигаться иначе, осторожнее. На лестнице держится за перила, чего раньше никогда не делала. Но с ней нельзя об этом заговаривать, иначе она выходит из себя. Мы с Хелене беспокоимся за неё.

Странно, что мама всерьёз верит, будто может обвести меня вокруг пальца. Но я знаю её слишком хорошо, и всякая перемена в ней мне сразу заметна. Когда она утверждает, что у неё всё блестяще, меня это убеждает так же мало, как дружелюбие Петермана. Людям всегда кажется, что они могут кого-то обмануть, притом что актёры они никудышные. Им надо брать пример с Ионаса. Он таков, каков есть, без всякого притворства. И если ему что-то не подходит, он протестует во всё горло, но чаще всего он всем доволен.

Мама и раньше была от него в восторге, а после его спасательной акции (в которой, по её словам, не было никакой необходимости) она любит его ещё больше. Я осторожно пытался намекнуть, не будет ли лучше, если мы и по средам будем отдавать его в ясли, чтобы разгрузить её, но она расплакалась. Мама, которая вообще никогда не плачет! Я не посмел настаивать на этом, но когда она снова забрала его на полдня, мы с Хелене были как на углях. Но всё прошло хорошо, и она вернулась с ним очень пунктуально.

И тем не менее: надо спросить себя, сколько ещё это продлится. С ним ведь уже не так просто. Во-первых, он прибавляет в весе (последний раз было уже 7520 граммов), и если маме придётся его поднимать, нагрузка для неё будет очень большой. И с него в последнее время глаз нельзя спускать. Потому что он уже ползает и всё исследует. Госпожа д-р Фейдт удивилась, как рано он к этому приступил. Другие дети начинают ползать месяца на два и даже на три позже, сказала она. Но Йонас у нас с первого дня был по части движения Энерджайзер.

Вероятно, скоро он начнёт всё тянуть вниз, чтобы исследовать. Пока что он этого не делает. Мама рассказывала, что он долго сидел на полу перед её книжным стеллажом, ничего не трогая. По её словам это выглядело так, будто он изучает названия книг. Жаль, что она не сделала фото. Мы смогли бы потом дорого продать его прессе, когда он получит в Стокгольме свою первую Нобелевскую премию.

102

Мамин несчастный случай имел ещё одно последствие, которое осчастливило меня. Хелене наконец согласилась, чтобы мы назначили день свадьбы!

Это было ошеломительно. Ионас уже спал, а мы с Хелене вместе мыли посуду. Или, чтобы не показывать себя лучше, чем я есть: Хелене мыла, а я составлял ей компанию. Мы говорили о маме и о том, как всё организовать, если у неё действительно окажется что-то серьёзное. И тут Хелене вдруг и говорит: «Нам не следует слишком затягивать с женитьбой. Будет жаль, если она не успеет порадоваться нашей свадьбе». Вот так просто. Про «сперва откормлю грудью» больше и речи не было.

Должно быть, от неожиданности (и от радости, естественно) я среагировал слишком бурно, так что Ионас проснулся. Но не заплакал, а лишь издал этот булькающий звук, который он производит, когда что-то доставляет ему удовольствие, что-то промежуточное между смехом и удушьем. Федерико говорит, он смеётся как инопланетянин, который пытается имитировать людей. Возможно, он увидел во сне что-то приятное и потом сразу же снова уснул.

Мы полночи проговорили про свадьбу, и оказалось, что Хелене, которая, казалось бы, никогда ничего не хотела слышать об этом, имеет на неё совершенно точные планы – кстати, превышающие наши возможности. У неё в голове уже сложился список гостей, и он гораздо длиннее, чем я себе представлял. Она уже знает, где должен состояться ужин, и это, осторожно выражаясь, не самый дешёвый ресторан города. Однажды мы выпили в «Метрополе» по бокалу вина и выложили за это сумму, за которую в любом другом месте приносят целую бутылку. «Женятся один раз в жизни», – говорит Хелене. Мне остаётся лишь надеяться, что наш новый большой клиент не сорвётся с крючка и Петерман действительно повысит меня в должности.

Но мне плевать, сколько это будет стоить! Если Хелене захочет свадебный торт высотой в сто метров, она его получит.

В свидетельницы себе Хелене хочет взять Макс. Вероятно, та и в ЗАГСе будет объяснять мне, как фатально может повлиять на хрупкую мужскую душу заключение брака, но я так счастлив, что нахожу симпатичной даже Макс. (А это много значит!) Быть моим свидетелем я, пожалуй, попрошу Федерико. В такие торжественные моменты хорошо, чтобы рядом был человек, с которым можно перекинуться шуткой.

Естественно, Йонас обязательно должен присутствовать при том, как его родители официально скажут своё ДА. Разбрасывать лепестки роз для него, пожалуй, ещё сложновато, но ради праздника я надену на него памперс с рисунком в цветочек.

103

Бывают неожиданности, от которых я бы лучше отказался. Едва Хелене успела позвонить по телефону и рассказать о запланированной свадьбе, как семимудрые сели в поезд и прибыли. «Нам хотелось поздравить наших дорогих детей лично!» Детей? Неужто я должен теперь называть Луизе «мутти»? Да я лучше от свадьбы откажусь.

(Когда Ты это прочитаешь, Ты наверняка сочтёшь своего отца ужасным склочником. Но читай дальше, и Ты заметишь, что у меня есть причина быть сердитым. И это связано в первую очередь с Тобой).

Поскольку они привезли с собой – сюрприз! – своего пса, а это монстр, рядом с которым бульдог кажется декоративной собачкой. Впервые увидев его, я навеки испортил отношения с этими двумя, потому что спросил, что за помесь у этой дворняги. Это не помесь, а чистопородный ирландский волкодав, и они страшно горды, что раньше с такими зверями ходили охотиться на волка и медведя. По моему же мнению такая исполинская собака в домике на одну семью приблизительно так же осмысленна, как если купить себе полноприводный «лэндровер», чтобы ездить на нём к почтовому ящику. Но ведь в захолустье семимудрых волки и медведи просто кишмя кишат.

Зовут животинку Цербер. Образованные.

Хелене как раз ушла за покупками, когда эти трое, не предупредив, возникли перед дверью. Едва я открыл, как милый пёсик сиганул внутрь квартиры. И прямиком к детской комнате, где Йонас ползал по полу. Я от ужаса чуть не наделал в штаны, а пропетое Луизой «Да он не кусается!» как-то меня не успокоило. Я схватил в гардеробе зонт и ринулся за собакой – защитить моего сына от дикого зверя.

Но защищать не пришлось. Картина мне открылась невероятная: собака образцово сидела на задних лапах, а напротив неё сидел Йонас, совершенно расслабленно. Оба лишь смотрели друг на друга. Если Йонас двигался, животное поворачивало голову как загипнотизированное. Если бы я не видел это своими глазами, я бы не поверил.

Петер схватил Цербера за ошейник и хотел его оттащить. Но такого слона не просто оттащить прочь, если он этого не хочет. Только когда Йонас от него отвернулся, собака дала себя увести и привязать в прихожей.

Луизе очень гордо сказала: «Видишь, я же говорила, он ничего не сделает». Но даже если Цербер в собачьей школе был лучшим учеником, я всё же думаю, что это Йонас инстинктивно повёл себя правильно. Что бы это ни было. Или причина была в том, что он просто не боялся.

Говорят, собаки это чувствуют.

104

Петер и Луизе хотели пригласить нас в дорогой ресторан отпраздновать такой день, но из-за Цербера ничего не вышло. Какую-нибудь декоративную собачку, может, и можно было взять с собой в приличное заведение, но не такого телёнка.

Решили сымпровизировать стол у нас дома в составе семьи и свидетелей бракосочетания. И получился (я должен признаться: к мо ему удивлению) удачный вечер. Федерико и Макс взяли на себя приготовление еды и удалились на кухню. Всё время мы слышали оттуда хихиканье. Мне оставалось только надеяться, что там ничего такого не завяжется. Федерико мне слишком дорог для этого.

Мама, которая может быть очень ловкой в таких делах (если захочет!), обвела Луизе вокруг пальца, разыграв из себя маленькую глупышку и попросив о помощи. Дескать, она не может отличить Мане от Моне, и не поможет ли ей в этом её новая родственница. Что было, разумеется, чистым притворством. Мама интересуется живописью приблизительно также сильно, как я сплетнями о знаменитостях. Но Луизе предоставилась возможность поучать, а лакомее этого для неё ничего нет.

В это время Петер завёл со мной разговор «по-мужски». Он хочет взять на себя все расходы по празднованию свадьбы. Вот бывают ещё на свете чудеса и знамения! Сперва я для проформы немного повозражал, а потом дал себя уговорить. Одной заботой меньше.

За столом нас было восемь человек. Ионас просто не хотел спать, и мы посадили его в новый высокий детский стульчик и позволили ему первый раз сидеть со всеми за столом. Цербер лежал рядом с его стульчиком на полу и всё время смотрел на него снизу вверх. Это выглядело так, будто он охраняет его, но может быть, просто ждал, что ему перепадёт что-нибудь съестное. Но ничего не перепало.

Ионасу, конечно, не досталось спагетти с морскими черенками, в которые Федерико с Макс всадили несколько тонн чеснока, но банку детского питания он умял. Кстати, у него развилась в последнее время новая застольная причуда: он не хочет есть из баночки, её содержимое должно быть вылито в тарелку, не знаю, почему. Он тогда сам держит в руке ложку и не шлёпает ею по жидкой кашке, как можно было бы ожидать, а пытается осторожно поднести её ко рту. У него пока не получается, но по нему заметно, что он старается. Даже Луизе, которая обычно всегда находит, за что покритиковать, была впечатлена.

Вообще был очень приятный вечер. Семимудрые даже вызвались помыть посуду, вот уж этого я действительно никак не мог ожидать. Вообще-то, они всё-таки очень милые люди.

105

Я долго не делал записей, просто не было времени. Последние недели был адскими. Нет, не так, вообще-то они были райскими. Но в сутках по-прежнему всего двадцать четыре часа.

Крупный заказ подтверждён, пока что на один год. И Петерман сдержал своё обещание и доверил мне всю эту часть – с приличной прибавкой в зарплате. На сто восемьдесят евро в месяц больше. При этом, конечно, он не мог не извлечь из рукава фокус: поскольку я вхожу в основной кадровый состав, я больше не могу рассчитывать на сверхурочные. Но в целом всё равно выходит больше.

(Будет ли ещё в 2021 году евро? Петер твёрдо убеждён, что эта валюта долго не продержится).

Хелене с одной стороны рада, что у нас на счёте прибавка, с другой стороны огорчается, что я больше почти ни одного вечера не провожу дома. Но работа сама по себе не делается, и пока что у нас не всё отлажено. Управление логистикой ведётся на древнем Коболе, а заказы – на Яве. Значит, требуется совмещение…

(Ладно, отставим все эти технические подробности. Тебя это уже вряд ли будет интересовать).

Больше всего Хелене досадует на то, что у меня нет времени обсуждать с ней детали свадьбы. Тут уж она действительно начинает мелочиться и готова обговаривать каждую деталь по пять раз. Если я потом говорю, что мне всё равно, в какой лавке заказывать цветы, она обижается.

Меня сердит нечто другое: что я слишком мало бываю с Иона-сом. Он сильно прогрессирует. Самые первые его шаги я пропустил из-за работы, а пошёл он гораздо раньше, чем мы ожидали. В одиннадцать месяцев! Госпожа д-р Фейдт считает, что он ребёнок раннего развития, но опыт показывает, что это выравнивается со временем. Раннее развитие или не раннее развитие, а просто доставляет радость смотреть, как он идёт по квартире вразвалочку. Всё, что он делает, он делает с огромной серьёзностью и выражением решимости, что вообще не сочетается с его младенческим личиком. Иногда я не могу удержаться от смеха, хотя Макс с применением множества иностранных слов объяснила мне, какой тяжёлый психологический вред можно нанести этим смехом маленькому ребёнку.

Она права в одном: Йонас не любит, когда над ним смеются. Он тогда смотрит на тебя с такой очаровательной злостью, что просто берёшь его на руки и начинаешь тискать. Поначалу он всегда вырывается, но через пару секунд всё-таки начинает улыбаться. «Из чистой вежливости», говорит Макс. Но что она может понимать в маленьких детях?

106

Йонас – маленький отважный парень. Когда он падает при своих попытках ходить, то не плачет – или плачет не сразу. Такое впечатление, что он всякий раз должен сперва обдумать свою реакцию. Только если хочешь его утешить, он начинает реветь, как будто ему напомнили, что он имеет право пожаловаться.

И ещё кое-что забавное я пронаблюдал, причём слово «пронаблюдал» я упоминаю буквально. Ведь некоторые вещи он делает только тогда, когда думает, что его никто не видит. Например, когда пытается пройти от своей кроватки до двери и при этом спотыкается, то он не просто поднимается на ноги и идёт дальше, а ползёт к исходному пункту своего пути – и ещё раз с боем берёт весь отрезок. Он упрям, или, если говорить позитивно: добивается того, что задумал. Макс предсказывает, что мы с ним ещё натерпимся, когда он войдёт в возраст строптивости.

Хотя Хелене не находит это хорошим, но Йонас настолько умеет занять себя сам, что я его иногда просто беру с собой, когда я на родительском дежурстве, а на работе разражается кризис. Там он играет не с кубиками, как другие дети, а с компьютером.

(Честное слово, мой сын. Так Ты делал в своём юном возрасте! «Раннее развитие» – это было сказано про Тебя правильно).

Неофициальный крёстный отец Ионаса Федерико написал специально для него маленькую программу и инсталлировал её в старенький комп. Когда Йонас колотит по клавиатуре, по экрану двигаются разноцветные формы. Гном может заниматься этим очень долго. На фото, которое я сделал, он выглядит как маленький профессор.

Как правило, работать он не мешает. Только однажды он без видимых причин разревелся – когда меня вызвали из-за проблемы на месте и я хотел на каких-то полчаса оставить его на Федерико. Но тот не мог его успокоить, и мне ничего не оставалось, как взять его с собой к нашему клиенту. Стоило нам сесть в машину, как Йонас вполне успокоился.

На сей раз меня вызвали в другой филиал, но снаружи они все выглядят одинаково. Световая реклама с названием фирмы и большой стрелой в дневное время не мигает, но всё равно Йонас казался зачарованным ею. Я рассказал об этом директору филиала, и он подарил Йонасу маленькую модель входа в магазин, изготовленную, видимо, когда-то в рекламных целях. С настоящим миганием светодиодных ламп. Йонас до конца дня не выпускал эту штуку из рук, и нам даже пришлось позволить ему взять её с собой в кроватку. Правда, Хелене настояла на том, чтобы я вынул кнопочный блок. Она боялась, что ночью он выпадет, Йонас сунет его в рот и подавится. Не знаю, что его привлекло в этой дурацкой модели.

107

Вот уже несколько дней Йонас плохо спит, что ему совершенно не свойственно. В кроватке беспокойно ворочается, и когда на него ни посмотришь, глаза у него открыты. Иногда я беру его на руки и немного ношу его, и он даже задрёмывает, но стоит его снова вернуть в кроватку, как всё начинается с начала. Если он и засыпает на несколько минут, то исключительно от усталости. Что-то у него не в порядке, но мы не понимаем, что бы это могло быть. Вряд ли что-то плохое, ведь нет такого впечатления, что у него что-то болит. По крайней мере, он не плачет. Может, ему снятся плохие сны?

Хелене, которая при каждом кашле Йонаса сейчас же предполагает худшее, разумеется, тревожится. Мы договорились, что каждый из нас получает по одному свободному вечеру в неделю, чтобы сходить куда-нибудь, а другой в это время присматривает за Йонасом. У Хелене это обычно программа с Макс, тогда как я в свои свободные вечера чаще всего опять оказываюсь на работе. Вот такой уж я любитель развлечений! Сегодня Макс купила билеты на целую кино-ночь, где будут подряд три серии «Крёстного отца». Я хотя и не понимаю, зачем идти в кино, если можно удобно посмотреть всё на DVD, но раз уж это доставляет им такое удовольствие… В последний момент Хелене было передумала и хотела остаться дома – на случай, если вдруг что-то с Йонасом, но я её всё-таки убедил, что вполне способен и сам позаботиться о сыне.

Киносеанс длился до двух часов ночи, а я взял себе работу домой, в надежде на спокойный – в виде исключения – вечер. Йонас быстро уснул, и полчаса я действительно мог что-то делать. Мне давно уже стало ясно, почему заказ получили мы, а не другая, более крупная фирма. Другие, пожалуй, лучше, чем Петерман, поняли, насколько здесь тупиковая ситуация и сколько сил надо приложить, чтобы хоть как-то держать систему в рабочем состоянии. А может, он и заметил это, но сумма оборота была для него важнее. Так или иначе, всё время приходится импровизировать, и пока сутки длятся всего двадцать четыре часа, с этим не справиться.

Всего полчаса, самое большее, было у меня для себя, и тут Йонас опять проснулся. На сей раз не помогло и укачивание, и я в отчаянии разогрел ему бутылочку молока и посадил его рядом с собой в его высокий стульчик. Он не пил, а всё время смотрел на экран как загипнотизированный. Казалось, что-то его заворожило. Почти целый час он сидел так, потом у него всё-таки слиплись глаза. Теперь он спит, а я надеюсь, что на сей раз это продлится дольше. До того, как Хелене вернётся из своей длинной мафиозной ночи, я хотел бы успеть ещё кое-что сделать. Завтра воскресенье, и мы сможем поваляться в постели немного дольше.

108

Йонас в детской больнице, с позавчерашнего дня. Сейчас вечер, и Хелене у него. Мы сменяем друг друга по возможности.

Всё-таки это оказалось нечто серьёзное, даже очень серьёзное. Мы корили себя, что слишком поздно обратились к врачу. Нарушение его сна на самом деле было симптомом опасной болезни. Шансы на выздоровление хотя и хорошие, как говорит лечащий врач, но опасность ещё не ликвидирована.

Какое-то время его мучили сильные боли, это, пожалуй, и было причиной, по которой он не мог спать. Но он никогда не плакал, поэтому мы долго не реагировали. И вовсе не из-за ушей мы пошли с ним к госпоже д-ру Фейдт, и вовсе не из-за его бессонницы. Мы заметили, что при попытках стоять он вдруг в какой-то момент не может удержаться на ногах – и это после того, как раньше ему это хорошо удавалось. Даже если он мог за что-то держаться, он всё равно снова и снова терял равновесие и падал. Я поначалу не находил это трагичным, ведь маленькие дети нетвёрдо стоят на ногах. Я даже делал дурацкие замечания по поводу его неустойчивости: «Кажется, он берёт пример с моей мамы».

Когда-то, уже с большим опозданием, мы всё-таки пошли с ним к детскому врачу. Она быстро обнаружила, что это никак не связано с детской неустойчивостью, свойственной его возрасту. «У вашего сына приступы головокружения», – сказала она.

Потом оказалось, что Ионас пережил сильное воспаление среднего уха, причём запущенное, то есть уже давно. Другие дети кричат ночами напролёт, когда у них такое, потому что это очень больно. Но он – настоящий маленький герой. Если бы мы обнаружили это раньше, можно было бы вылечить это антибиотиками или каким-нибудь ибупрофеном. (Я посмотрел соответствующие сайты и теперь знаю все профессиональные выражения). Но оттого что мы ничего не заметили, к этому добавился мастоидит, а он, как я узнал из интернета, может в худшем случае привести к воспалению мозговой оболочки. Но про это я не рассказал Хелене. Она и без того корит себя.

И это не всё. Теперь ядовитые вещества проникли в среднее ухо, и это (к счастью, как можно теперь сказать) вызвало нарушения равновесия. Только поэтому мы вообще что-то заметили. Теперь он получает сильные медикаменты, потому что в худшем случае лабиринтит, как это называется, надолго мог повредить возможности слуха.

И всё только потому, что Ионас не плачет, когда ему больно.

109

Теперь Йонас уже пять дней в клинике. Из-за этого у меня сегодня был скандал с Петерманом, который хотел мне вынести выговор за то; что я столько времени провожу с сыном. Я сказал ему что если его это не устраивает; то пусть засунет свою лавочку куда подальше; мне Йонас во много раз дороже горячо любимого Большого клиента. До него; кажется, дошло, какие у него будут проблемы, если я уйду. Федерико хотя и взял на себя часть моей работы, но он младше меня, и Кобол для него – чужой язык.

Йонаса так жалко, когда он лежит, такой бледный и печальный, с трубкой на сгибе руки. Так и сделал бы ему что-то хорошее, но нечего, кроме как сидеть у его постели и сострадать. Был бы он на пару лет старше, можно было бы принести ему подарки, книжку с картинками или что-то особенно вкусное, но для всего этого он слишком мал. Мама вырезала из разноцветного картона буквы «СКОРОГО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ» и смастерила из них мобиль. Теперь он висит над его кроватью, но у меня такое впечатление, что он его даже не заметил.

В детской клинике двери палат как правило раскрыты. Чтобы маленькие пациенты не чувствовали себя так одиноко, объяснили нам. Если заглянуть, проходя мимо, повсюду видны куклы или мягкие игрушки, которые приносят детям в больницу, чтобы около них было хоть что-то родное. Для Йонаса мы принесли того мишку ручной работы, но мишка теперь сидит на стуле в углу, как нежеланный посетитель, которого хотелось бы поскорее выпроводить. Иногда Йонас действительно странный ребёнок. Самая красивая мягкая игрушка, какую можно купить за деньги, его не интересует, а дешёвый рекламный подарок из пластика он любит больше всего. Дурацкий фасад магазина с мигающим фирменным знаком можно выставить разве что на ночной столик. Нет, он должен лежать у него в кровати, и в основном он крепко держит его обеими руками.

Даже врачи теперь поняли, что надо ему оставить эту игрушку.

В первый визит медсестра хотела у него эту штуку отнять, чтобы врач мог удобнее приставить стетоскоп, и Ионас защищался изо всех сил, кричал и барахтался. Теперь они оставляют ему эту игрушку даже при обследовании.

С сегодняшнего дня ему уже полегче. Врачи говорят, что уже взяли воспаление под контроль и что, пожалуй, не останется никаких осложнений. Но их тревожит, что он при такой сильной боли в ушах не пикнул. Они опасаются, что такая нечувствительность может указывать на какую-то глубинную проблему, и хотят провести несколько специальных тестов.

110

Сегодня произошло нечто действительно комическое. Вообще-то подло, что мы можем над этим потешаться, но мы с Хелене давно так не смеялись. Это, конечно, от облегчения, что Ионас уже на пути к выздоровлению.

Дело было так: у них здесь в детской клинике есть один волонтёр, который ходит из палаты в палату и развлекает маленьких пациентов – под девизом: «Смех способствует излечению». Он называет себя д-р Аугуст Думм, и о нём даже писали в газете. В жизни он скромный молодой человек, которого можно приглашать на детские дни рождения в качестве волшебника и аниматора, умеющего из длинных воздушных шариков делать фигурки животных и всё такое.

Вообще-то он опекает детей от четырёх лет, но врачи послали его к Ионасу, чтобы он играючи оттестировал его реакции. Он спросил у нас, не будем ли мы иметь что-нибудь против, и мы оба сразу согласились. Почему бы нет? Йонас всегда любил разнообразие.

Итак, пришёл клоун, в белом халате и с красным картонным носом. Свой реквизит он принёс в старом врачебном чемоданчике. Сначала он попробовал марионеточного Петрушку с колокольчиком на колпачке. Колокольчик звенел, когда Петрушка тряс головой. «Обычно малыши сразу хватаются за него», – объяснил он нам. Йонас – нет. Он только смотрел на Петрушку – с таким выражением, будто хотел сказать: «Чего хочет этот странный господин?»

Д-р Думм пытался гримасничать, пытался прятаться и вновь появляться – и с другими детскими играми. У него был стетоскоп, из которого он мог выдувать мыльные пузыри. Йонас за всё время даже не улыбнулся. Было видно, как клоун из-за этого всё больше сердился и становился суетливее. Для комика, наверное, нет ничего хуже, чем когда его шутки не доходят, даже если публика состоит из одного даже не годовалого ребёнка. Он, правда, пытался это скрыть, но к концу так разволновался, что споткнулся о подножие капельницы и шлёпнулся на задницу. И самое подлое было то, что тут-то Йонас и просиял во всё лицо. Едва клоунский доктор выбежал вон, расхохотались и мы с Хелене. И никак не могли успокоиться.

Я потом встретил его чуть позже в холле, и он сделал вид, что ужасно занят и даже не узнал меня. Возможно, ему было просто стыдно.

Интересно, что он расскажет о Йонасе врачам.

111

Завтра Йонаса выпишут. Выписали бы и сегодня, он уже в хорошей форме, но они там в клинике хотят ещё провести с ним пару тестов насчёт его способности чувствовать. Их зачаровало, как это он никому не дал знать о своём воспалении среднего уха. Особенно после того, как мы им рассказали, что с его первым зубом было то же самое.