Текст книги "Бриллиант"

Глава 2

Даймонд взвесила на руке поднос с кружками пива и двинулась между столиками, разгоняя другой рукой клубы табачного дыма. Сегодня посетители не подшучивали над ней. Не было сегодня в зале и того человека, который обыкновенно садился в самом углу за крайний столик. Она знала, что ей будет очень непросто опять втянуться в эту работу. И еще, Даймонд даже не представляла себе, что зал будет выглядеть таким пустым без отца, сидевшего обычно на шатком стуле с плетеной спинкой. Когда она проходила мимо, отец неизменно подмигивал ей, и сейчас ей ужасно недоставало его поддержки.

– Эй, блондиночка! – крикнул один из завсегдатаев. – Принеси-ка нам еще по одной. Что-то жажда совсем одолела после этой паршивой работы в дыре. – Он употребил слово «дыра», потому что именно так все в городе называли шахту. И сразу же выложил на столик деньги. Она кивнула и пошла к бару.

Когда Даймонд остановилась у стойки, под каблуком ее ковбойских сапог хрустнул песок.

– – Пять порций за столик, где Мэрфи, – коротко бросила она, зная, что Мортон Уайтлоу хорошо помнит, кто, что и за каким столиком обычно заказывает.

Мортон поднял кружки и протянул ей. От их мокрых донышек на стойке остались круглые следы. Одну за другой Даймонд поставила кружки на свой поднос.

– Мне очень жаль, что это случилось с Джонни, – произнес Мортон.

Ему понадобилось целых три часа, чтобы собраться с духом и выдавить из себя это жалкое соболезнование. Как только Даймонд появилась на работе, Мортон заготовил подходящие слова. Они уже вертелись у него на языке, но у девушки было такое лицо, что Мортон счел за благо пока промолчать. Теперь ответом был ее яростный взгляд. Он ожидал чего угодно: что она будет грустна, убита горем, – но только не этого, не холодной ярости в глазах. Это выражение совсем выбило Мортона из колеи.

Даймонд наблюдала за тем, как рябое лицо ее хозяина заливается густым румянцем. Она сделала вид, будто не услышала слов соболезнования, и отошла к столикам.

Мортон нахмурился. Девушка явно была сердита на него, и он готов был поспорить на месячную выручку, что причина ее злости ему известна. Но чего же, черт побери, они ожидали?! Настоящий мужчина-бизнесмен никогда не должен теряться, если судьба дает ему шанс заработать несколько монет. И ничего страшного, если кто-то при этом чуточку пострадает. Кроме того, как неоднократно повторял Мортон сам себе, если бы эти три сестрички не были такими упрямыми и наглыми бабами, они поступили бы так, как поступали на их месте все уважающие себя женщины в здешних краях: давно бы вышли замуж. Им всем требовались мужчины, которые могли бы позаботиться о них. Может, тогда у них поубавилось бы спеси.

– Эй, красотка! – крикнул со своего места Крокетт Толли. – Спой нам что-нибудь, золотце наше!

Девушка улыбнулась. Ей нравился Крокетт. А ее прозвище имело отношение к истории их знакомства. Он всегда говорил Джонни, что, назвав дочь именем Даймонд – бриллиант, он поступил совершенно правильно: едва ли у кого-нибудь из ее мужчин хватит денег, чтобы купить для нее настоящие золото и бриллианты. Даймонд подумала, что во время работы она немного отвлечется, избавится от – невыносимой тяжести, давившей ей душу.

Она обернулась и посмотрела на Мортона: не возражает ли тот?

Мортон кивнул. Ничего плохого не будет, решил он, если она немного расслабится. Сегодня, правда, не субботний день, но какая, к черту, разница? Если посетители хотят, чтобы она им спела, – пускай поет. Ему все равно, лишь бы клиенты не переставали делать заказы.

Из расположенного в холле шкафа Даймонд извлекла гитару. Один из посетителей уступил ей свой стул, перенеся его в центр зала. Она уселась, обвила ногой ножку стула, и на лице ее сразу появилось отрешенное выражение. С минуту Даймонд брала разные аккорды, настраивая гитару.

– Спой свою любимую, – крикнул кто-то из угла зала.

Одобрительный гул голосов раздался в баре Уайтлоу, мужчины приготовились слушать. Они отлично знали, как прекрасно средняя дочь Джонни Хьюстона поет песни, сколько страсти она вкладывает в свое исполнение. Попросив ее спеть любимую, они тем самым продемонстрировали свое сочувствие в постигшей девушку утрате, хотя о покойном при этом не было сказано ни единого слова.

Даймонд, улыбнувшись, склонилась над инструментом. Ее густые медового цвета волосы упали на лицо, наполовину скрыв его от жадных мужских взглядов. Она откинулась на спинку стула и взяла несколько мелодичных аккордов. И затем, как уже не раз случалось, она удивила решительно всех.

Она запела неожиданно; пальцы ее быстро перебирали струны, слова лились потоком и растворялись в прокуренной атмосфере бара. Один за другим все затихали и начинали слушать.

 
…Знал ли ты тогда, что был моим героем…
 

В этот момент всякий сидевший в баре с радостью отдал бы год жизни, лишь бы сделаться тем героем, про которого поется в песне.

 
…и все, чем я хотела б быть…
 

Ее красивый голос звучал очень чисто, причем казалось, что песня сама льется из сердца девушки, без всякого ее участия. Даймонд позабыла обо всем на свете, полностью отдаваясь песне.

Ориентируясь по красным огням рождественской гирлянды, украшавшей крыльцо, Джесс въехал на паркинг и, когда машина остановилась, опустил голову на сложенные на руле руки. Только в такой дешевой забегаловке могут зажигать рождественские огни, когда на дворе июль.

Джесс и сам еще не вполне верил в то, что вновь оказался здесь. Он проснулся вскоре после полуночи, быстро перекусил, заправил машину в помчался в Крэдл-Крик, не вполне, впрочем, отдавая себе отчет в том, зачем именно туда едет.

Всю ночь эта женщина не выходила у него из мыслей. Он ворочался в постели с боку на бок, а в ушах у него звучал ее волшебный голос, похожий на зов, перед глазами стояло ее прекрасное лицо. Когда же наконец удалось заснуть, сон получился глубоким, хотя и недолгим. И, проснувшись, Джесс точно уже знал, что ему следует сделать.

– Да, черт побери… – произнес он вслух, – вот я и приехал. А раз так, надо вылезать из машины и идти ее разыскивать. Потом уже подумаю, что делать дальше.

Далеко идти ему, однако, не пришлось. Сначала он собирался заглянуть в бар и как бы между прочим завести разговор с тамошними завсегдатаями, попытаться выяснить ее адрес. Но, выйдя из автомобиля, Джесс понял, что розыски его завершились, даже не успев начаться. Волшебный голос из его сна наполнил вечерний воздух, наполнил и его собственное сердце. Джесс даже ощутил легкую слабость в ногах. Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с духом взойти по ступеням крыльца и открыть дверь. Инстинкт самосохранения подсказывал, что, вполне может быть, он совершает самую большую ошибку в своей жизни, однако интуиция говорила, что, если Джесс откажется от своих намерений, он будет страшно жалеть об этом до конца своих дней.

Как только Джесс вошел в бар, ему пришло в голову, что местная публика может слишком шумно отреагировать на его появление. Но его опасения были напрасны. Зал до отказа был наполнен людьми, но никто даже головы не повернул в его сторону. Все взоры были устремлены на женщину, все были поглощены ее пением. В каждом взгляде читались мечты о чем-то большом, светлом и радостном, о чем-то, чего так не хватало этим людям в обыденной жизни.

Джесс Игл прислонился к стене и тоже стал слушать. Голос певицы взлетал все выше и выше;

Джесс неожиданно для самого себя ощутил на глазах слезы. Он с усилием сглотнул, чувствуя, как прокуренный воздух зала вибрирует от красивого чистого голоса.

 
…лети же ввысь, доступную орлам…
 

У него сжалось все внутри. Действительно, имея такой голос, эта женщина могла соперничать в полете с орлами, даже с такими, как Джесс[2]2
  Фамилия Джесса – Игл (орел). – Примеч. перев.


[Закрыть].

Джесс как приклеенный стоял у стены, не в силах оторвать взгляд от копны густых волос, почти скрывавших лицо женщины. Он ждал, когда же наконец певица поднимет голову. Только посмотрев в ее зеленые глаза, увидев ее лицо, Джесс мог ответить себе на вопрос: правильно ли он поступил, вернувшись в Крэдл-Крик.

Взяв последний аккорд, Даймонд вздохнула. Потом по привычке поднялась со стула и посмотрела в самый дальний конец бара. На ее лице изобразился неподдельный ужас. И мужчины в зале сразу поняв в чем дело, опустили головы.

Обычно после ее исполнения Джонни снимал шляпу и пускал ее по рядам; в шляпу бросали монеты. Когда шляпа попадала в руки молодых парней, Джонни по своему обыкновению подзадоривал тех раскошелиться как следует, давая понять, что Даймонд когда-нибудь еще отблагодарит их. Правда, сама Даймонд и думать не думала о какой-то дополнительной благодарности.

В конце песни слушатели обычно разражались аплодисментами, но на этот раз все были настолько потрясены, что в баре воцарилась тишина; никто не шелохнулся.

Джесс почувствовал, что ситуация сложилась неловкая и даже драматичная, однако он не понимал причины.

– О дьявол! – выкрикнул один из мужчин, с грохотом отодвинул стул и поспешил выйти на воздух. Он лучше бы согласился попасть в обвал, какие нередко происходили в шахте, ко ни за что не мог позволить кому-нибудь увидеть себя плачущим.

– Что произошло? – тихо спросил Джесс, обратившись к шахтеру.

Мужчина повернул голову, но посмотрел куда-то мимо Джесса.

– После песни ее старик обычно ходил со шляпой. Наверное, она забыла, что отца теперь тут нет. – Он горестно покачал головой и, не зная, что тут еще можно добавить, вышел за дверь. Однако Джессу хватило и этого краткого объяснения. Наверняка вчера они хоронили как раз того человека, который пускал по рядам свою шляпу.

Он и сам толком не понял, что именно толкнуло его на этот поступок. Может, все дело было в выражении ее лица: Даймонд выглядела совершенно потерянной, когда повернулась и пошла из зала. А может, причина была в том, что, уходя, она так ни разу и не оглянулась.

Оттолкнувшись от стены, Джесс сорвал с головы свой стетсон с золотым орлом на тулье и начал протискиваться между столиков.

– Ну что, парни, – громко объявил он, – сбросимся для леди, кто сколько может?

Присутствующие сначала пришли в крайнее изумление. Некоторые резко обернулись, и на их лицах изобразился легкий ужас, словно они ожидали увидеть привидение покойного Джонни Хьюстона. Но вместо призрака их взорам предстал известнейший по всей Америке человек, суперзвезда, певец.

– Эй! – воскликнул Мортон Уайтлоу. – Ты, парень, часом не Джесс Игл?

Джесс поспешно придал своему лицу – как это называл Томми – «знаменитое выражение» и заговорил хорошо поставленным голосом профессионала, привыкшего общаться с публикой:

– Да, черт возьми, я – Джесс Игл. – Он громко рассмеялся. – Я только что слышал это великолепное пение: словно ангел Господень слетел с небес и пел для нас. Так что, парни, давайте сбросимся для девушки, кому сколько не жаль. Она заслужила, чтобы вы опорожнили свои кошельки, хотя я не стану упорствовать. Если вы выложите хотя бы половину того, что в них есть, это уже будет совсем неплохо!

Всех словно расколдовали. Народ оживился, к шляпе Джесса потянулось множество рук: каждый спешил сделать свой взнос. Люди как будто позабыли, что деньги предназначались всего-навсего одной из сестер Хьюстон. Все оказались в эти минуты в лучах славы Джесса. На мгновение у всех этих мужчин возникла иллюзия того, что они и сами имеют некоторое отношение к его известности.

Даймонд, выйдя из зала, сразу прислонилась к стене. Девушке было нехорошо, ее тошнило. О том, что сейчас происходит в баре, какая там поднялась шумиха, она и понятия не имела. Один Уайтлоу заметил, куда она вышла, и поспешил следом.

– Что ж, детка, – сказал он, подойдя к Даймонд. – Я понимаю, тебе трудно. Но нужно держаться, что случилось, то случилось… Я сделаю все, что в моих силах, чтобы хоть как-то помочь тебе. – Руки его легли ей на плечи, затем, опустились ниже и коснулись груди девушки. – Если бы ты только позволила мне, я бы мог…

Она сбросила его руки и резко повернула голову.

– Помочь?! Хочешь помочь?!

Ее голос дрожал от возмущения, что должно было хоть немного испугать Мортона. Однако тот не испугался. Вместо этого он утвердительно кивнул. Хотя лучше всего ему было сейчас убраться подальше.

– Интересно, – произнесла Даймонд, борясь с душившим ее гневом. – Хорошенькая у тебя получилась помощь: ты предложил за дом в два раза меньше денег, чем предлагал последние десять лет. Для тебя помочь означает половчее надуть трёх женщин, только что похоронивших отца? Так вот что ты называешь помощью…

– Спокойнее, Ди, деточка… – начал было Мортон. – Ты ведь должна и меня тоже понять.

– А я не понимаю! – И Даймонд с силой ткнула указательным пальцем его в грудь. – Как раз ты должен бы хоть что-то понимать! И никакая я тебе не деточка, не смей так меня называть.

Она подалась к нему поближе, и Мортона буквально обожгло гневное выражение ее глаз.

– Цена, на которую мы согласны, увеличилась, а вовсе не уменьшилась. Ты должен приготовить для каждой из нас отдельный чек на пять тысяч долларов. В противном случае, клянусь своей жизнью, мы уступим дом святой церкви. Я серьезно говорю! И тогда тебе останется только смотреть, как у тебя под окнами ходят богомолки, а в саду шипят змеи. Ведь эти богомолки вдобавок, не дадут твоим клиентам спокойно наслаждаться выпивкой, они им все уши прожужжат историями о вреде алкоголя. И вот тогда твоему дельцу точно будет крышка. Не заметишь, как вылетишь в трубу.

Мортон побледнел. По выражению лица Даймонд видно было, что она говорит серьезно. Он представил себе; под окнами бара шастают богомолки, а клиенты опасаются идти в его заведение, потому что боятся змей, которых будто бы притягивает истинная вера. Мортон открыл уже рот, собираясь поспорить, но вовремя осекся, понимая, что чем меньше он сейчас наговорит, тем будет лучше для него. Даймонд: была в тот момент так взбешена, что могла только еще больше взвинтить цену.

– Ну ладно, ладно, – пробормотал он, примирительно взяв Даймонд за руку. – Можешь считать, твоя взяла. И не злись, пожалуйста, постарайся и меня понять правильно...

– И деньги нужны нам к субботе, – твердо произнесла девушка, все еще не веря, что победа далась ей так легко. Ведь в глубине души она готовилась к тому, что придется, вернувшись домой, сообщить сестрам о том, что они даже пяти тысяч долларов не получат и, стало быть, ничего другого не остается, как отдать дом церковной конгрегации, той, которая постоянно оскорбляла их и покойного Джонни.

– Проклятие! – воскликнул. Мортон. – Но ведь суббота послезавтра!

– До полудня, – уточнила Даймонд. – Банк закрывается в час дня. И еще, – добавила она, прежде чем Мортон ушел обратно в зал. – Я не буду больше здесь работать.

Тот плюнул, свирепо посмотрел на девушку и с силой распахнул дверь, едва не сбив с ног человека, державшего в руках полную шляпу денег.

Выйдя за дверь, Джесс заколебался. Он старательно вглядывался в темноту, пытаясь определить, где же находится обладательница чудесного голоса.

– Эй, вы здесь? – спросил он наконец.

– А кто именно вам нужен? – спросила в ответ Даймонд, отступая на всякий случай в тень.

Она не узнала его. Зато у него были собранные для Даймонд деньги. И это она сразу сообразила. Но чем дольше она смотрела на высокого темноволосого парня, тем более знакомым казалось его лицо. Если бы она не боялась попасть впросак, то могла бы поклясться, что это был…

– Вы ведь Джесс Игл, правда?

Его не удивил подобный вопрос. Однако странно было полное отсутствие эмоций в ее голосе. Обычно женщины реагировали на него совершенно иначе. И Джесс на мгновение растерялся, не зная, чего ожидать от этой девушки. Попроси она автограф, захихикай или повисни у него на шее, стараясь поцеловать, он не удивился бы: реакции поклонниц были ему хорошо знакомы. Однако ничего такого она не сделала. Просто стояла и молча ждала ответа.

– Тут у меня ваши деньги, – наконец произнес Джесс. – Я слышал о вашем отце. Примите мои соболезнования.

У Даймонд все сжалось внутри. И она шагнула из спасительной тени на ступени крыльца.

– Спасибо, – сказала она. – Он умер, как и жил. Быстро.

– Мне действительно очень жаль, – повторил Джесс. – Авария?

– Скорее, потрясение, – ответила она и неожиданно засмеялась. – К нему неожиданно пришел «большой шлем». – Девушка привалилась к стене и закрыла лицо руками, одновременно смеясь и плача. – Из всех картежников, которых я знаю, у него были самые сложные отношения с удачей. Ему вечно не везло.

Несмотря на слезы, смех ее действовал на Джесса удивительным образом. Когда она отняла руки от лица и улыбнулась сквозь слезы, он почувствовал, как сердце медленно опускается в пятки. Ему совсем не хотелось подпадать под чары этой женщины. Ведь он вернулся только из-за ее голоса, а не ради ее самой.

Даймонд опустила руки и запрокинула голову. Раздался глухой удар затылком о стенку, и девушка поморщилась, но позы при этом не изменила. Боль на мгновение отвлекла ее от мыслей об отце.

– Ну и как, Джесс Игл, могу я узнать, каким ветром вас занесло в наш паршивый городишко? – И девушка вновь рассмеялась. – Извините, ради Бога, наверное, я украла вашу фразу, – поспешила объяснить она, заметив удивленное выражение на его лице. – Ведь как раз вы должны были у меня спросить: «Что делает в таком паршивом городишке столь очаровательная девушка?»

Джесс опустил глаза и уставился на шляпу, набитую купюрами и тяжелую от насыпанных в нее монет. Затем он поднял взгляд на Даймонд.

– Я приехал сюда за вами, – произнес Джесс и протянул ей шляпу.

Даймонд машинально взяла протянутый стетсон и отступила на пару шагов назад, в тень крыльца. До ее дома было рукой подать, и Лаки скорее всего уже вернулась, да и Куин, наверное, тоже дома. Если она сейчас побежит и закричит в полный голос, они обязательно услышат ее. И у этого сумасшедшего парня не хватит времени…

Он заметил страх в ее глазах и разозлился на то, что его так неправильно поняли. Шагнув в сторону девушки, Джесс ухватил ее за локоть как раз в ту секунду, когда Даймонд уже совсем собралась дать деру.

– Черт возьми, леди, я вовсе не для того проехал сотни миль по этим дьявольским горным дорогам, чтобы приставать к совершенно незнакомой девушке. За кого, хотел бы я знать, вы меня принимаете, а?!

– Я знаю, кто вы такой, но понятия не имею, зачем вы сюда приехали.

Ее ответ заставил Джесса замолчать. У него было чувство, словно ему влепили пощечину. Он в растерянности запустил руку в волосы, однако от этого они еще сильнее растрепались.

– Послушайте, может быть, вы все-таки согласитесь выслушать меня? Прошу вас!

Даймонд пожала плечами. Но Джесс не унимался.

– Где вы живете?

Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза. Даймонд первая нарушила затянувшееся молчание, и, когда она заговорила, наградой ей была одна из самых обаятельных улыбок, какую только она когда-либо видела у мужчин.

– По соседству. Полагаю, вы могли бы зайти ко мне. Но я живу не одна. Дома также и мои сестры.

Джесс удовлетворенно вздохнул и последовал за ней.

– Вот и отлично, – пробормотал он себе под нос. – У меня такое чувство, что нам обоим очень не помешают рефери.

Джесс ощутил даже легкое возбуждение, наблюдая за тем, как шедшая впереди Даймонд соблазнительно покачивает бедрами при каждом шаге. Ее движения были такими грациозными и неспешными, что ему подумалось: неужели и в постели она ведет себя так же? От таких мыслей у него вырвался слабый стон. Услышав его, Даймонд обернулась, подумав, что ее новый знакомый оступился в темноте.

– Осторожнее, смотрите под ноги, – предупредила она Джесса, – Тут у нас место глухое. Если упадете и расквасите себе нос, врача найти будет нелегко.

Джесс только рассмеялся.

Даймонд вновь нахмурилась. С этим мужчиной следовало вести себя крайне осторожно. Он не обращал ни малейшего внимания на ее попытки казаться уверенной в себе и нарочито грубой. Более того, создавалось впечатление, что подобное обхождение ему даже нравится. Даймонд открыла дверь и вошла в дом; Джесс последовал за ней.

– Куини, ты только взгляни, – воскликнула Лаки при виде огромной кучи денег в шляпе. Старшая сестра выразительно взглянула на высокого темноволосого мужчину, который вслед за Даймонд вошел в комнату.

– Это еще кто такой. – спросила она.

Следующее же восклицание Лаки было ей ответом:

– О, мамочкибожемой! Джесс Игл!!! – Девушка быстро поправила волосы и засунула футболку в потрепанные джинсы. Она еле сдерживалась, чтобы глупо не захихикать.

Куин поднялась со своего места, стараясь не выказывать особенного удивления по поводу того, что такой известный человек вдруг ни с того ни с сего появился у них в доме. Однако при виде этого человека у Куин сразу зародились ужасные предчувствия. Ей было отлично известно, чем именно он зарабатывал себе на жизнь. К тому же она прекрасно понимала, каким редким даром Господь наделил ее сестру. «Прошу тебя, Господи, только не сейчас», – взмолилась она. Ей невыносима была даже мысль о возможном расставании с сестрой – тем более сейчас, когда еще не утихла боль утраты.

И тут он заговорил:

– Леди, мне, право, чрезвычайно неловко вторгаться в вашу семью, особенно сейчас, когда вы…

– Тем не менее вы уже вторглись, – сухо заметила Куин. – Только этого нам и не хватало – еще одного мужчины, который вмешивается в нашу жизнь, отлично зная, что мы чувствуем. Наша оборона, увы…

Даймонд перебила сестру:

– Ничего подобного, Куини, наша оборона в полном порядке! – Услышав свое домашнее прозвище, старшая сестра свирепо нахмурилась. Даймонд, не сдержавшись, улыбнулась. – Судя по всему, Мортон Уайтлоу изменил свои намерения. К субботе, точнее, к полудню субботы каждая из нас станет обладательницей чека на пять тысяч долларов.

– Каждая?! – Лаки повалилась на спинку дивана и громко расхохоталась. – Какая это муха его вдруг укусила?

– Я сказала, что, если он не согласится на наши условия, мы уступим дом святой церкви.

– Уступим этим фанатикам, у которых змеи водятся в лощине? Господи, он, наверное, чуть в штаны со страху не наделал! – Лаки широко улыбнулась. Ей доставляла огромное удовольствие одна только мысль о том, что рядом с забегаловкой Уайтлоу начнут прохаживаться богомолки.

Лаки соскочила с дивана, и все трое обнялись. Они смеялись, одновременно говорили что-то, перебивая друг друга. Потом взялись за руки и пустились в пляс.

Про Джесса они совсем позабыли, и он этому вовсе не огорчился. Не хотелось, чтобы сестры заметили, как он растерян, не видя внимания к своей особе. За годы карьеры Джессу доводилось тесно общаться с уймой женщин, причем самых разных. Одни были красивы, другие не очень. Но никогда еще ему не доводилось видеть таких трех сестер.

Все они были на удивление высокого роста, с приподнятыми, славянского типа, скулами. И еще у них были почти одинаковые глаза – глубокого зеленого цвета, похожего на цвет молодой весенней травы. Но на этом, кажется, сходство и кончалось. Одна была рыжей, другая блондинкой, у третьей волосы были цвета воронова крыла. И еще у сестер были, судя по всему, совершенно разные характеры. Джесс разглядывал их сейчас с неподдельным интересом.

Даймонд опустилась на кушетку, вздохнула и высыпала деньги из шляпы.

– Я так перетрусила, если бы вы только знали. Почему-то была совершенно уверена, что придется прийти домой ни с чем и сказать вам, что никакого разговора у меня не получилось.

– Может, я все же могу сказать несколько слов? – спросил Джесс, улучив момент, когда Даймонд на секунду замолчала. При этом он не отрываясь смотрел на девушку.

Его слова были как холодный душ. Сестры в изумлении уставились на него. И только одна, Куин, прикрыв глаза, ожидала худшего.

– Дело в том, что я даже не знаю вашего имени, – сказал Джесс, обращаясь к Даймонд. – Но получилось так, что вчера, когда вы хоронили отца, я случайно услышал, как вы поете. Потом я уехал. И это было с моей стороны ошибкой. Хотя мне не так часто приходится ошибаться. Именно поэтому я и вернулся. Леди, если вы только захотите, я с удовольствием возьму вас с собой в Нэшвилл. Более того, я могу гарантировать вам запись в студии. И обеспечу вас менеджером. Все остальное – на ваше усмотрение. Если хотите сделать карьеру – все в ваших руках.

– Даймонд.

Он поморщился. Сердце его упало. Судя по всему, он совершенно неверно представлял себе эту женщину. Это надо же: он обещает ей головокружительную карьеру, а она требует от него бриллианты.

– Меня зовут Даймонд Хьюстон, – пояснила она.

– Вот черт, а я ведь подумал… – Джесс пожал плечами. – Впрочем, это не важно, что я подумал. Вы пользуетесь таким псевдонимом, когда поете в этом…

Она рассмеялась.

– Много чести, выступая в этой дыре, пользоваться сценическим псевдонимом. Если хотите, можете также познакомиться с моими сестрами, мистер Игл.

– Джесс, – поправил он девушку. Она пожала плечами.

– Это Куин, старшая из нас. А это Лаки, младшая. У нашего отца было пристрастие к игре, и все наши имена имеют отношение к его увлечению. Мы всегда понимали, что эти имена звучат несколько необычно, но со временем привыкли к ним и даже полюбили их. Правда, девочки'?

Сестры переглянулись и прыснули со смеху.

– Ну, это, я полагаю, ваша семейная шутка, – заметил Джесе.

– Я надеюсь, вы не шутили, когда говорили о пении Ди? – спросила его Куин. По ее напряженному выражению лица было видно, что она принимает эту тему близко к сердцу.

– В жизни не был более серьезным, – ответил Джесс, подняв руку как для клятвы.

Несколько секунд все три сестры смотрели на него, затем Лаки и Куин перевели взгляды на Даймонд, стараясь понять, как отнеслась к этому предложению их сестра.

Даймонд, в свою очередь, смотрела на мужчину, стоявшего в дверях комнаты. Это был или чудесный сон, или кошмар – одно из двух. Только вчера они похоронили Джонни, сегодня продали свой дом за сумму, о которой раньше и мечтать не смели, и вот теперь ей сделано предложение стать знаменитой певицей, предложение заманчивое и одновременно пугающее.

– Не упусти свой шанс, Ди, – поспешила сказать Лаки. – Удача не будет долго ждать. Если ты от нее отвернешься, Джонни в гробу перевернется.

Куин нервно сглотнула.

– Что ж, поезжай, если хочешь, – сказала она. – Но только имей в виду, я с тобой не поеду. Мне всегда хотелось съездить посмотреть Нью-Мексико… и Аризону. Словом, побывать в тех местах, где в воздухе не висит постоянно угольная пыль, которой мы тут все дышим.

У Лаки широко раскрылись глаза. Ей вдруг стало жутко от мысли, что ее оставляют совершенно одну. Но сладкое возбуждение от предстоящих перемен пересилило страх.

– Тогда я отправлюсь на запад, – прошептала она, подумав о Вегасе, о Рено, о всех тех шикарных городах, про которые рассказывал ей Джонни.

Джесс не мог не заметить волнение сестер и в некотором смысле ощущал себя виновником этого волнения. Если бы он не вернулся сюда и не попытался разлучить их, они, может, так и прожили бы всю жизнь вместе.

– Вы можете немного подождать? – спросила у него Даймонд.

Джесс утвердительно кивнул. Он готов был ждать хоть целую вечность.

Она ушла в соседнюю комнату.

К нему подошла Куин. Встав совсем близко, она тихо заговорила; от звука ее голоса у Джесса мурашки побежали по спине: он понял, что эти женщины способны вызывать очень сильные чувства, вплоть до настоящего страха.

– Только не сделайте так, чтобы ей было плохо, – мягко, но внушительно произнесла Куин, неотрывно глядя ему в глаза. – Не дай Бог… Я ведь все равно рано или поздно об этом узнаю. И непременно разыщу вас, Джесс Игл. Где бы вы ни были, я отыщу вас.

Боль разрывала ей сердце. И он чувствовал это. Не успев хорошенько подумать, что именно делает, он взял в ладони ее лицо.

– Вам и искать долго не придется, леди. Я буду в тени славы вашей сестры.

Он опустил руки и отступил на полшага, чувствуя, что Куин по-настоящему смирилась. Было очевидно, что в этом доме мужские прикосновения считались большой редкостью. Он опустил руку в карман, затем протянул ей карточку.

– Вот, – сказал он. – Тут указан мой частный номер. И по этому же самому адресу вы можете писать вашей сестре.

Она понимающе кивнула, взяла его визитку и засунула в карман джинсов. Как раз в этот момент в комнату вернулась Даймонд.

Джесс недоуменно посмотрел на нее. Всего-навсего один небольшой чемодан. Да, у этой женщины был один только чемодан весьма скромных размеров. Джесс знавал женщин, у которых имелось при себе куда больше вещей. Впрочем, чего уж: если немного имеешь, то и собираться легче.

– Я готова, – произнесла девушка, стараясь не расплакаться.

– Я подожду на улице, – спокойно сказал он, внезапно сообразив, что сестрам нужно дать возможность проститься без свидетелей. Когда он уже был на пороге, за спиной у него раздался громкий всхлип. Джесс шагнул в темноту.

Он никогда прежде не видел такого восхода солнца. Глаза у него щипало, словно туда насыпали песка, плечи ныли от долгих часов, проведенных за рулем. В прошлый вечер он посадил девушку в машину, кинул ее чемодан на заднее сиденье и двинулся на запад. Джессу даже в голову не могло прийти, чтобы остановиться вместе с ней в каком-нибудь мотеле. Он чувствовал, что ей страшно, она почти в панике, и понимал, что вести себя с ней надо очень тактично. И потому он молчал и только гнал и гнал машину. Наконец Даймонд уснула.

Знакомый поворот дороги, погонщик скота – первые приметы родных мест, скоро он наконец будет дома.

– Слава Богу, – пробормотал Джесе, потирая утомленные глаза.

Он бросил взгляд на свою пассажирку, стараясь не смотреть на две отсутствующие пуговицы на ее рубашке. В вырезе был виден соблазнительный кусочек кожи цвета слоновой кости. Рубашка была заправлена в потертые, тесно обтягивающие фигуру джинсы. Несколько раз за время их поездки она сбрасывала с ног свои ковбойские сапоги, и Джесс смог убедиться, что Даймонд не носит носков. На большом пальце ноги был заметен волдырь, и, глядя на него, Джесс почему-то захотел выругаться. Но сдержался. Въехав под крышу гаража, он затормозил и выключил двигатель. Настала ласкающая ухо тишина.

Джесс откинулся на подголовник и блаженно прикрыл глаза, одновременно глубоко вдохнув. В салоне чем-то странно запахло. Джесс вдохнул еще глубже, стараясь понять, чем именно пахнет. Он открыл глаза, повернул голову и посмотрел на спящую девушку.

Руки ее расслабленно лежали на коленях. В пальцах была зажата наполовину обсосанная долька «лайфсейвера» с запахом кориандра.

Джессу сразу стало неловко. Он и не видел, чтобы она что-нибудь ела в продолжение всей поездки. Он не стал даже пытаться угадывать, когда девушка в последний раз брала дольку в рот; прошло столько времени, а ему и в голову не пришло спросить, не проголодалась ли Даймонд. Он не спросил, а она не сказала.