Текст книги "Латунный город"

Он бросил на нее мрачный взгляд.

– Я предпочитаю напитки покрепче, – сказал он, но все-таки взял чашку и опустился на ковер рядом с ней.

Пери прихлебывал свой чай.

– Думаешь, ифрит еще вернется за ней?

Дара кивнул.

– Он намеревался забрать ее всеми правдами и неправдами. Я попытался убить его, пока он находился в теле человека, но очень может быть, что ему удалось сбежать.

– В таком случае он уже успел рассказать о ней своим собратьям. – Хайзур передернулся. – Нет времени размышлять о ее родословной, Дара. Нужно как можно скорее доставить ее в Дэвабад.

Но Дара только помотал головой.

– Не могу. Не буду. Око Сулеймана, ты хоть представляешь, что скажут джинны, если я приведу шафитку от Нахид?

– Скажут, что твои Нахиды были лицемерами, – парировал Хайзур, и Дара зло сверкнул глазами. – Ну и что с того? Разве спасение ее жизни не стоит пары нелестных фактов о ее предках?

Нари уж точно была уверена, что ее жизнь стоит намного больше, чем репутация покойных родственников по линии дэвов, но Дару еще терзали сомнения.

– Забери ее сам, – предложил он пери. – Высадишь ее на берегах Гозана[16]16
  Устаревшее название реки Амударьи между Таджикистаном и Афганистаном.


[Закрыть].

– Надеешься, что она сама найдет путь через завесу? Что Кахтани поверят на слово заблудшей девочке с человеческим обликом, если она каким-то чудом набредет на их дворец? – Хайзур был возмущен. – Ты же Афшин, Дара. Ее жизнь – твоя ответственность.

– Вот поэтому ей в Дэвабаде будет лучше без меня, – возразил Дара. – Эти пескоплавы убьют ее просто в наказание мне за войну.

Войну?

– Погодите, – вмешалась Нари, которой все меньше нравился этот Дэвабад. – Какую еще войну?

– Ту, что окончилась пятнадцать веков назад, а он все еще зуб точит, – объяснил Хайзур.

Вместо ответа Дара опрокинул чашку и ушел прочь.

– Это он хорошо умеет, – добавил пери.

Дэв метнул в него сердитый изумрудный взгляд, но пери твердо стоял на своем.

– Ты не всесилен, Дара. Ты не сможешь вечно отбиваться от ифритов в одиночку. Они убьют ее, если найдут. Медленно и со смаком.

Нари почувствовала укол страха и поежилась.

– И в этом будет только твоя вина.

Дара вышагивал по краю ковра. Нари снова подала голос, слегка обиженная тем, что два волшебных существа препираются и решают ее судьбу без ее малейшего участия.

– Почему вы думаете, что в этом Дэвабаде безопаснее, чем в Каире?

– Дэвабад – родовое гнездо твоих предков, – объяснил Хайзур. – Никакой ифрит не пройдет его завесу – это под силу только вашей расе.

Она посмотрела на Дару. Дэв провожал взглядом клонящееся к закату солнце, сердито бормоча себе под нос. Над его ушами клубился дым.

– Значит, там все такие, как он?

Пери грустно улыбнулся в ответ.

– Уверен, среди горожан ты повстречаешь более широкий… выбор темпераментов.

Как многообещающе.

– Но с чего бы ифритам желать мне смерти?

Хайзур помедлил.

– Боюсь, отвечать на этот вопрос должен твой Афшин. Это долгая история.

Мой Афшин? – хотела переспросить Нари. Но Хайзур уже повернулся к Даре:

– Еще не образумился? Или ты всерьез позволишь этим бредням о нечистой крови разрушить еще одну жизнь?

– Нет, – проворчал дэв, но от нее не укрылась нерешительность в его голосе.

Он сцепил руки в замок за спиной, отказываясь смотреть в их сторону.

– Именем Создателя… возвращайся домой, Дара, – посоветовал Хайзур. – Неужели ты не настрадался за эту древнюю войну? Остальные дэвы давно уже пришли к миру и согласию. Почему ты не можешь этого сделать?

Дара дрожащей рукой покрутил кольцо на пальце.

– Потому что они не видели этого своими глазами, – ответил он негромко. – Но ты прав насчет ифритов, – вздохнул он и обернулся с прежним беспокойством на лице. – Ее смогут защитить только в Дэвабаде – во всяком случае, от ифритов.

– Хорошо, – выдохнул Хайзур облегченно. Он щелкнул пальцами – и чайный сервиз исчез. – Вам пора в дорогу. Путешествуйте на полном ходу. Желательно не попадаться никому на глаза. – Он кивнул на ковер. – Особо не рассчитывай на эту штуку. Продавец ужасно наложил заклинание. Ифриты в два счета вас выследят.

Дара опять нахмурился.

– Заклинание накладывал я.

Пери повел изящными бровями.

– В таком случае… пожалуй, держи под рукой это, – предложил он, кивая на груду оружия под деревом.

Он поднялся на ноги и отряхнул крылья.

– Не буду долее вас задерживать. Посмотрим, удастся ли мне что-то разузнать о девушке. Если выяснится что-то полезное, я вас разыщу. – Он отвесил Нари поклон. – Рад нашему знакомству, Нари. Удачи вам обоим.

Хлопнув крыльями, он поднялся в воздух и скрылся в алом небе.

Дара натянул сапоги и закинул за плечо серебряный лук, после чего расправил ковер.

– Пора, – сказал он, побросав на ковер остальное оружие.

– Давай сначала поговорим, – предложила она и скрестила ноги, решительно устраиваясь на ковре. – Я не сойду с места, пока не получу ответы.

Он сел рядом с ней на ковер.

– Я спас тебе жизнь, – отчеканил он. – Я сопровождаю тебя в город моих врагов. Этого достаточно. В Дэвабаде найдешь, кого донимать своими допросами. – Он вздохнул. – Путешествие и без того намечается долгое.

Разозлившись, Нари открыла рот, чтобы поспорить, но вдруг сообразила, что все их вещи теперь были сложены на ковре – там же, где сидела и она сама вместе с Дарой.

Ни лошадей. Ни верблюдов. Сердце замерло у нее в груди.

– Неужели мы…

Дара щелкнул пальцами, и ковер взмыл в воздух.

4
Али

Утро в Дэвабаде выдалось ненастное.

В промозглом воздухе звонко разливался азан – призыв к утренней молитве, а в сером небе не было ни намека на солнце. Туман окутал великий Латунный город, укрывая его золотые купола, пряча от глаз величественные минареты, остекленные матовыми стеклами и закованные в металлические решетки. Капли дождя стекали с нефритовых крыш дворцов, затапливали каменные улочки и покрывали испариной невозмутимые лица Нахид – отцов-основателей города, увековеченных во фресках, которыми были исписаны величественные стены.

Холодный ветер носился по кривым закоулкам, мимо бань, облицованных затейливыми мозаиками, мимо храмов огня, толстые двери которых надежно защищали священное пламя, не гаснущее тысячелетиями. Ветер приносил с собой запах сырой земли и древесного сока с поросших густыми лесами гор, окружающих остров. В такое утро большинство джиннов, как кошки, разбегались от дождя по домам, ныряли в постели из дымчато-шелковой парчи, под теплые покрывала, убивая время, пока не выглянет знойное солнце и не обдаст город своим жаром, возвращая его к жизни.

Только не принц Ализейд аль-Кахтани. Поежившись на ходу, он прикрыл лицо одним концом своего тюрбана и втянул голову в плечи, прячась от зябкого дождя. Дыхание вырывалось у него изо рта облаками пара с шипением, приумноженным соприкосновением с сырой тканью. Капли срывались с бровей и испарялись, падая на дымящуюся кожу.

В мыслях у него продолжали крутиться подозрения. «Поговори с ним, – сказал он себе. – У тебя нет выбора. Слухи уже выходят из-под контроля».

Стараясь держаться теней, Али дошел до Большого базара. Даже в этот ранний час жизнь там била ключом: сонные торговцы снимали чары, которые всю ночь охраняли их товары, аптекари заваривали зелья для придания бодрости самым ранним пташкам, дети разносили послания на жженом стекле, которое разбивалось вдребезги после прочтения… Никуда не денутся и полубесчувственные алкоголики, не пришедшие в себя после злоупотребления контрафактными дурманами из мира людей. Опасаясь, чтобы его не увидела ни одна живая душа, Али решил сделать крюк и свернул в темный переулок, который увел его в такую глубь города, что не стало видно даже высоких латунных стен, обступивших Дэвабад со всех сторон.

Он очутился в старом районе с застройкой, подражающей человеческой архитектуре, утраченной в веках: набатейские колонны с настенными рисунками; этрусские фризы с сатирами; замысловатые маурьянские ступы[17]17
  Ступа – глинобитное культовое сооружение полусферической формы у буддистов; Маурьянский период – период в индийской истории 321–185 гг. до н. э.


[Закрыть]. Сами цивилизации давно погибли, но их наследие сберегли пытливые джинны, пролетавшие когда-то мимо, или шафиты, истосковавшиеся по родине и решившие воссоздать ее здесь.

В конце улицы стояла высокая каменная мечеть с эффектной спиралью минарета и черно-белыми аркадами. Редкое для Дэвабада место, где чистокровные джинны и шафиты до сих пор молились бок о бок. Благодаря тому что мечеть облюбовали паломники и купцы с Большого базара, в толпе молящихся всегда были новые лица. Хорошее место, чтобы остаться незамеченным.

Али юркнул внутрь, торопясь спрятаться от дождя. Едва он снял с ног сандалии, как их тут же отобрали исполнительные ишты – мелкие, покрытые чешуей существа с ревностным отношением к порядку и обуви. А по окончании молитвы, и после непродолжительного торга, откупившись парой фруктов, Али получит свои сандалии обратно, начисто выдраенные и надушенные сандаловым ароматом. Он прошел дальше, мимо двух парных фонтанов для умывания – только в один была налита вода для шафитов, а в другом струился теплый черный песок, который предпочитали чистокровные джинны.

Мечеть была одной из старейших в Дэвабаде. Четыре крытых коридора обрамляли двор под открытым серым небом. Красно-золотой ковер за долгие века под ногами и лбами молящихся прохудился, но сохранил опрятный вид: чары самоочищения, вплетенные в его нити, были еще крепки. Под потолком висели большие фонари из матового стекла, заполненные волшебными огнями. В медных жаровнях по углам курились благовония.

Этим утром мечеть была почти пуста – в такую погоду общая молитва не сильно прельщала прихожан. Али втянул ноздрями пахучий воздух и обвел взглядом молельщиков, разбросанных по мечети, но того, кого он искал, среди них не было.

Вдруг его арестовали? Али стряхнул с себя тяжелое предчувствие и подошел к мраморному серому михрабу – специальной нише в стене, обращенной в сторону молитвы. Он поднял руки. Несмотря на свою нервозность, начав молитву, Али почувствовал, как к нему возвращается покой. Так всегда бывало.

Но продлилось это недолго. Он заканчивал второй ракат молитвы, когда рядом с ним кто-то тихо опустился на колени. Али застыл.

– Мир твоему дому, брат, – прошептал пришедший.

Али не мог смотреть ему в глаза.

– И твоему, – ответил он тихо.

– Принес?

Али помедлил с ответом. Речь шла о кошельке, который сейчас лежал у Али в кафтане. Внутри была огромная сумма, которую он взял из своей личной сокровищницы в казне, под завязку набитой деньгами.

– Да. Но нам нужно поговорить.

Краем глаза Али увидел, как его собеседник нахмурился и хотел что-то ответить, когда к михрабу подошел имам.

Тот устало обвел взглядом промокшее собрание.

– Выровняйте ряды, – сделал замечание он.

Али и еще десять-двенадцать сонных прихожан, шаркая, перебрались на положенные места. Он хотел сконцентрироваться на молитве, которую начал читать имам, но это было непросто. Слухи и обвинения не шли у него из головы. Обвинения, которые он не был готов предъявить своему собеседнику, который сейчас стоял с ним плечо к плечу.

Когда молитва подошла к концу, Али и его спутник остались на своих местах и молча ждали, пока остальные молельщики не разойдутся. Последним уходил имам. Что-то бормоча себе под нос, он поднялся на ноги. Бросив взгляд на задержавшихся мужчин, он застыл.

Али опустил голову, пряча лицо под тюрбаном, но внимание имама было приковано к его собеседнику.

– Шейх Анас, – выпалил он. – М-мир вашему дому.

– И вашему, – невозмутимо ответил Анас. Он положил руку на сердце и указал на Али. – Разрешите нам с братом поговорить наедине?

– Разумеется, – засуетился имам. – Сколько вам будет угодно. Я позабочусь, чтобы вас никто не беспокоил. – Он поспешно вышел и закрыл за собой дверь.

Али еще немного выждал перед тем, как заговорить. Они остались одни. Не было слышно ни звука, кроме шума дождя во дворе.

– Ты популярен, – заметил он, несколько сконфуженный заискиванием имама.

Анас пожал плечами и оперся на ладони.

– Как знать, может, он убежал доносить Королевской гвардии.

Али похолодел. Шейх улыбнулся. Анасу Бхатту было за пятьдесят. Чистокровные джинны в этом возрасте считались практически юнцами, но Анас был шафитом, и его черную бороду уже тронула седина, а вокруг глаз расползлась сеточка морщин. В его венах должна была течь кровь джиннов, хотя бы капля, иначе его предки не смогли бы переступить границы Дэвабада, но Анас вполне мог сойти за обычного человека и не имел никаких магических способностей. Сегодня он был одет в просторную белую куртку и расшитый головной убор, а толстая кашемировая шаль укутывала его плечи.

– Я пошутил, принц, – добавил он, когда Али не улыбнулся в ответ. – Что-то не так, брат? Ты выглядишь так, словно ифрита увидал.

Уж лучше ифрит, чем мой отец. Али окинул взглядом темную мечеть, в глубине души ожидая увидеть шпионов по всем углам.

– Шейх, до меня снова доходят… определенные слухи о «Танзиме».

Анас вздохнул.

– Что же, по мнению дворца, мы сделали на этот раз?

– Хотели пронести пушку мимо Королевской гвардии.

– Пушку? – Анас посмотрел на него с недоумением. – И что мне делать с пушкой, брат? Я шафит. Я знаю закон. Я попаду в тюрьму даже за то, что у меня будет слишком длинный кухонный нож. А «Танзим» – благотворительная организация. Нам нужны еда и книги, а не оружие. – Он хмыкнул. – Откуда вам, чистокровным, вообще знать, как выглядит пушка? Когда последний раз кто-то из Цитадели посещал мир людей?

Это было справедливое замечание, но Али не сдавался.

– Уже не первый месяц поступают сообщения о том, что «Танзим» закупает оружие. Говорят, что митинги становятся агрессивнее и некоторые ваши сторонники даже призывают к убийству дэвов.

– Кто распускает эти лживые слухи? – возмутился Анас. – Этот безбожный Дэв, которого твой отец зовет старшим визирем?

– Не только Каве, – возразил Али. – Буквально на прошлой неделе мы арестовали шафита, который пырнул ножом двух чистокровных джиннов на Большом базаре.

– И в этом моя вина? – Анас всплеснул руками. – Мне что теперь, отвечать за действия каждого шафита в Дэвабаде? Ты знаешь, в каком отчаянном положении мы находимся, Ализейд. Радуйтесь, что еще не все из нас достигли точки кипения!

Али отпрянул.

– Ты оправдываешь такое поведение?

– Разумеется, нет, – ответил Анас раздраженно. – Не говори ерунды. Но когда наших девушек похищают средь бела дня и отдают в рабство, когда нашим мужчинам выкалывают глаза за то, что косо посмотрели на чистокровного… Разве не логично ожидать, что кто-то станет сопротивляться всеми доступными ему способами? – Он сурово посмотрел на Али. – В том, что обстановка так накалилась, виноват твой отец. Если бы шафитов закон защищал так же, как всех остальных, мы не стали бы вершить правосудие своими руками.

Это был заслуженный удар, но удар ниже пояса. И оправдания Анаса с пеной у рта не могли успокоить Али.

– Я с самого начала настаивал только на одном, шейх. Деньги должны идти на книги, еду, лекарства и прочее в этом роде… Но если твой народ вооружается против подданных моего отца, я не стану в этом участвовать. Я не хочу этого.

Густая бровь Анаса поползла на лоб.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я должен видеть, на что идут мои деньги. Наверняка вы ведете какой-то учет расходов.

– Учет расходов? – не поверил шейх и добавил с обидой: – Разве моего слова недостаточно? На мне висят и школа, и приют, и больница… Я ищу жилье вдовам и учу студентов. Я отвечаю за тысячу вещей, а ты хочешь, чтобы вдобавок я тратил свое время на… что именно? На отчетность для моего юного спонсора, который возомнил себя ревизором?

Щеки Али вспыхнули, но он не собирался отступать.

– Да.

Он достал кошелек из кармана. Монеты и драгоценные камни со звоном высыпались на землю и перемешались.

– В противном случае больше ты этого не увидишь.

Он поднялся.

– Ализейд, – окрикнул Анас. – Брат! – Шейх вскочил на ноги и загородил Али дорогу. – Ты это сгоряча.

Нет, сгоряча я начал давать деньги шафитскому уличному проповеднику, не изучив его подноготной, – хотел ответить Али, но прикусил язык и отвел взгляд.

– Прости, шейх.

Анас выставил руку вперед.

– Подожди. Пожалуйста. – В его таком невозмутимом голосе звенела паника. – Что, если ты увидишь все своими глазами?

– Увижу?

Анас кивнул.

– Да, – сказал он твердо, как будто принял решение в этот самый момент. – Тебе удастся сбежать сегодня ночью из Цитадели?

– Я… думаю, да, – Али нахмурился. – Не понимаю, какое это…

Шейх перебил его:

– Тогда встретимся у Врат Дэв сегодня ночью после иши. – Он смерил Али взглядом. – Оденься как вельможа из племени твоей матери – чем пышнее, тем лучше. Ты легко сойдешь за своего.

Али покоробили эти слова.

– Это не…

– Сегодня ты узнаешь, на что моя организация тратит твои деньги.

Следуя указаниям шейха, Али ускользнул с иши, ночного намаза, со свертком под мышкой. Пройдя в обход Большого базара, он нырнул в темный переулок, куда не выходили окна домов. Он развернул кафтан сочного бирюзового цвета, который так любили в племени Аяанле, откуда была родом его мать, и натянул поверх своей военной формы.

Следом он надел тюрбан такого же цвета, обмотав его вокруг шеи и подбородка по моде Аяанле. Потом настала очередь помпезного воротника из золота, инкрустированного кораллами и жемчугом. Али терпеть не мог украшения и считал их бессмысленным переводом полезных ресурсов, но он понимал, что ни один уважающий себя вельможа из этого племени не додумается выйти из дома без драгоценностей. В сокровищнице Али было полно богатств из родного дома его матери в Та-Нтри, но золотой воротник оказался буквально под рукой: его сестра Зейнаб уговорила Али надеть фамильную драгоценность на свадьбу Аяанле, которую ему пришлось посетить несколько месяцев назад.

Напоследок он достал из кармана крошечный стеклянный пузырек. Состав внутри напоминал свернувшиеся сливки. Волшебное косметическое средство на несколько часов окрасит его глаза в золотой цвет, свойственный всем мужчинам Аяанле. Али помедлил. Он ни на минуту не хотел менять цвет своих глаз.

Джиннов, подобных Али и его сестре, во всем Дэвабаде было по пальцам перечесть: чистокровная элита смешанной племенной крови. Джинны, разделенные на шесть племен самим пророком Сулейманом, как правило, предпочитали строить отношения со своими соплеменниками. Сулейман, собственно, потому их и разделил, чтобы спровоцировать между ними постоянные междоусобицы. Чем больше джинны воевали друг с другом, тем меньше оставалось времени изводить человечество.

Брак родителей Али носил цель прямо противоположную: это был политический маневр, призванный укрепить отношения между племенами Гезири и Аяанле. Их союз был странным и натянутым. Аяанле были богатым народом, во главу угла ставившим науку и торговлю. Они редко покидали свои роскошные коралловые дворцы и изысканные салоны в Та-Нтри – их родине на побережье Восточной Африки. В противоположность им Ам-Гезира таилась в самых знойных выжженных южноаравийских пустынях. По сравнению с Та-Нтри эта земля должна была казаться пустошью, а в ее опасных песках скитались поэты и малограмотные солдаты.

Но сердце Али принадлежало Ам-Гезире. Гезири всегда были ему роднее. Что иронично, с его-то внешностью: Али пошел в мать до такой степени, что это могло бы вызвать определенные сплетни, не будь его отец королем. Он был строен, высок и чернокож, как Аяанле, а строгий рот и высокие скулы были как будто перерисованы с его матери. От отца Али унаследовал только глаза цвета темной стали. А сегодня придется отказаться и от них.

Али откупорил пузырек и закапал в оба глаза по несколько капель. Он еле сдержался, чтобы не чертыхнуться. Как же жгло! Его предупреждали о такой реакции, но боль все равно застала его врасплох.

Плохо видя перед собой, он кое-как вышел к мидану – городской площади в самом сердце Дэвабада. В этот час там никого не было. Одинокий фонтан в центре площади отбрасывал длинные тени. Мидан окружала высокая медная стена, позеленевшая от времени. В стене на равных расстояниях были проделаны семь ворот. Шесть из них вели к секторам шести племен, а за седьмыми открывались Большой базар и перенаселенные шафитские кварталы.

Зрелище было фантастической красоты. Вот Врата Сахрейн: колонны в черно-белых изразцах, обвитые виноградной лозой, надламывающейся под тяжестью лиловых плодов. Рядом Врата Аяанле: две узкие шипастые пирамиды, увенчанные свитком пергамента и соляным бруском соответственно. Следом Врата Гезири: арка, идеальной линией вырезанная из сплошной каменной плиты, – народ его отца всегда пекся о функциональности больше, чем о внешней красоте. Ворота выглядели совсем непритязательно рядом с Вратами Агниванши с их дюжиной танцующих скульптур из розового песчаника, с миниатюрными, походившими на звездочки масляными лампочками, зажатыми в тонких руках каменных танцовщиц. Тут же были и Врата Тохаристан: створы из отполированного нефрита, отражающего ночное небо, украшенные затейливым резным узором.

Но как бы красивы все они ни были, последние ворота – ворота, которые первыми по утрам ловили лучи восходящего солнца, ворота исконных жителей Дэвабада – затмевали их все.

Врата Дэв.

Вход в племенной сектор огнепоклонников располагался ровно напротив Большого базара. Гигантские панельные створы были выкрашены в бледно-голубую лазурь, которую словно набрали прямо с умытого дождем неба. Треугольником в них были врезаны бело-золотые диски из песчаника. Распахнутые створы подпирали два гигантских латунных шеду – только статуи и остались от легендарных крылатых львов, которых по легенде седлали древние Нахиды, выходя на бой с ифритами.

Али направился к воротам, но не дошел и до середины площади, когда из тени выступили двое. Али остановился. Один из них сразу поднял руки в воздух и вышел под лунный свет. Анас.

Шейх улыбнулся.

– Мир твоему дому, брат.

Он был облачен в домотканую тунику цвета грязной воды, а голова против обыкновения была непокрыта.

– И твоему.

Али смерил взглядом его спутника. Он был шафитом – это было ясно по его округлым ушам, но смахивал на Сахрейна своими рыже-черными волосами и глазами цвета меди, отличительными для этого североафриканского племени. На нем была полосатая джеллаба с капюшоном в кистях, который он набросил на голову.

При виде Али глаза у него вылезли на лоб.

– Это твой новый рекрут? – расхохотался он. – Нам что, так отчаянно не хватает бойцов, что мы принимаем едва вылупившихся крокодильчиков?

Возмущенный таким выпадом в адрес своих аеанлеских корней, Али открыл было рот, чтобы высказать недовольство, но вмешался Анас.

– Следи за языком, брат Ханно, – посоветовал он. – Мы здесь все джинны.

Ханно ничуть не смутился, когда его поставили на место.

– Имя у него есть?

– Есть, да не про твою честь, – отрезал Анас. – Он здесь только в качестве наблюдателя, – он кивнул Ханно. – Действуй. Я же знаю, как ты любишь хвастаться.

Тот хмыкнул.

– Что верно, то верно.

Он хлопнул в ладоши, и вокруг него заклубился дым. Дым растворился, и вместо грязной джеллабы возникли тончайшая накидка, горчичного цвета тюрбан, утыканный павлиньими перьями, и ярко-зеленая дхоти – набедренная повязка, которую носили мужчины Агниванши. На глазах у Али уши шафита вытянулись, а кожа посветлела до лоснящегося темно-коричневого цвета. Из-под тюрбана выползли черные косички и стали расти, пока не дотянулись аж до рукоятки индийского тальвара, который теперь висел у шафита на поясе. Он моргнул, и его медные глаза стали цвета жести – как у чистокровного Агниванши. Вокруг его запястья обвился стальной реликтовый браслет.

У Али отвисла челюсть.

– Ты лицедей? – ахнул он, с трудом веря своим глазам.

Умение менять обличье было редчайшим даром – в каждом племени всего несколько семей им обладали, и из них лишь единицы умели применять на практике. Талантливые лицедеи были на вес золота.

– Силы небесные… Я даже не знал, что шафиты могут быть способны на магию такого уровня.

Ханно фыркнул.

– Вы, чистокровные, вечно нас недооцениваете.

– Но… – Али никак не мог прийти в себя. – Если ты можешь выглядеть как чистокровный, зачем вести жизнь шафита?

Новое лицо Ханно посерьезнело.

– Потому что я шафит. Я владею магией лучше любого чистокровного, шейх умом превосходит всех ученых из Королевской библиотеки, вместе взятых, – вот что должно служить доказательством тому, что мы не многим отличаемся от вас, – он зло посмотрел на Али. – Я не намерен это скрывать.

Али почувствовал себя глупо.

– Прости. Я не хотел…

– Все в порядке, – перебил его Анас и взял Али под руку. – Нам пора.

Али встал на месте как вкопанный, когда увидел, куда ведет его шейх.

– Погоди… ты что, серьезно хочешь пройти в сектор Дэвов?

Али думал, что ворота – это просто место для встречи.

– Боишься горстки огнепоклонников? – поддразнил Ханно и постучал по рукоятке тальвара. – Не бойся, мальчик, призраки Афшинов тебя не обидят.

– Я не боюсь Дэвов, – ощерился Али. Этот тип уже встал ему поперек горла. – Просто я знаю закон. Чужакам нельзя находиться в их секторе после захода солнца.

– Значит, постараемся не привлекать к себе внимания.

Они прошли под скалящимися мордами статуй шеду прямиком в сектор Дэвов. Али успел мельком взглянуть на центральный бульвар, где даже в это время ночи было не протолкнуться среди рыночных покупателей и гоняющих чаи шахматистов, но Анас уже тащил его за угол ближайшего здания.

Там перед ними протянулась темная подворотня, заставленная ровными рядами мусорных баков в ожидании мусорщиков. Улочка убегала в глухую темноту и там растворялась.

– Не шуми и не высовывайся, – предупредил Анас.

Али быстро понял, что члены «Танзима» совершают эту вылазку не в первый раз. Они с легкостью лавировали по лабиринту переулков, исправно ныряя в тень каждый раз, когда где-то распахивалась черная дверь.

Миновав все трущобы, они очутились на улице, которая уже ничем не напоминала сверкающий центральный бульвар. Древние здания были словно вырублены прямо из скалистых гор Дэвабада, отовсюду. Занимая все свободное место, жались друг к другу ветхие деревянные лачуги. В конце улицы торчало приземистое кирпичное сооружение, за прохудившимися занавесками дрожали огоньки.

Они направились туда, и до Али донеслись пьяный смех и невнятные звуки струнных инструментов, льющиеся в открытую дверь. Дым внутри стоял коромыслом: висел над джиннами, развалившимися на грязных подушках, струился вдоль труб и мимо темных кубков с вином. Все посетители были Дэвами. У многих на бронзовых руках красовались черные татуировки с символикой касты и рода.

Двери охранял грузный мужчина в заляпанном жилете, со шрамом, рассекающим всю щеку. Завидев их, он поднялся на ноги и перегородил вход длинным топором.

– Заблудились? – прорычал он.

– Мы пришли к Тюрану, – ответил Ханно.

Привратник перевел взгляд на Анаса и презрительно скорчился.

– Вы с крокодиленышем можете войти, но этот нечистый останется здесь.

Ханно вышел вперед и положил руку на тальвар.

– За те деньги, которые я плачу твоему хозяину, мой слуга останется при мне, – он кивнул на топор. – Убери.

Привратник с недовольным видом отошел в сторону, и Ханно переступил порог таверны. Анас и Али последовали за ним.

Посетители почти не обращали на них внимания, если не считать пары враждебных взглядов, адресованных Анасу. В такие места обычно приходят для того, чтобы остаться незамеченными, но Али невольно таращился во все глаза. Он никогда не был в таверне, никогда не проводил время в кругу огнепоклонников. Дэвов редко допускали до службы в Королевской гвардии, а те немногие, кого допускали, не порывались заводить дружбу с Кахтани-младшим.

Он отскочил от пьянчужки, который, дымно всхрапнув, свалился с оттоманки. Его внимание привлек женский смех, и, оглянувшись, Али увидел троицу девушек, которые трещали на дивастийском. Зеркальная поверхность их столика была завалена латунными шахматными фигурами, полупустыми кубками и блестящими монетами. Али не понимал их разговора, потому что так и не удосужился выучить дивастийский, но девушки были одна прекраснее другой. Их черные глаза искрились, когда они смеялись. Они были одеты в расшитые блузы с глубоким вырезом, туго обтягивающие бюст, а их тонкие золотые талии были обмотаны цепями с драгоценными камнями.

Потеряв всякую силу воли, Али не мог отвести глаз. Он никогда в жизни не видел взрослую Дэву с оголенным телом и не мог поверить, что они могут так выставлять себя напоказ, как эта троица. Дэвы были самым консервативным из племен, и их женщины с головой заворачивались в покрывала, выходя за порог дома, а многие, особенно дочери из знатных семей, наотрез отказывались разговаривать с чужестранцами.

Эти явно были не из их числа. Заметив Али, одна Дэва выпрямилась, нахально встретилась с ним взглядом и дерзко улыбнулась.

– Эй, малыш, тебе нравится? – спросила она на джиннском с акцентом. Она облизнулась, отчего у него замерло сердце, и кивнула на золотой воротник вокруг его шеи. – Кажется, я тебе по карману.

Анас встал между ними.

– Опусти глаза, брат, – упрекнул он беззлобно.

Али смутился и отвернулся. Ханно прыснул, а Али не смел поднять взгляд, пока их не привели в отдельный кабинет. Там обстановка была приличнее, чем в таверне. Пол устилали ковры с искусными изображениями фруктовых деревьев и танцовщиц, а под потолком висели хрустальные люстры.

Ханно усадил Али на одну из плюшевых подушек, разложенных вдоль стены.

– Держи язык за зубами, – предупредил он, устраиваясь рядом. – У меня много времени ушло, чтобы организовать эту встречу.

Анас остался стоять, покорно склонив голову, что было совсем на него не похоже.

Толстая войлочная штора посередине стены отдернулась, и за ней открылся длинный темный коридор, на выходе из которого стоял Дэв в алом плаще.

Ханно просиял.

– Привествую, сахиб! – пробасил он с агниваншийским акцентом. – Ты, должно быть, Тюран. Да будет гореть твой огонь вечно.

Тюран не улыбнулся и не благословил его в ответ.

– Ты опоздал.

Лицедей вопросительно выгнул брови.

– А торговля детьми нынче придерживается точного графика?

Али вздрогнул и хотел вмешаться, но Анас перехватил его взгляд и легонько покачал головой. Али промолчал.

Тюран с недовольным видом скрестил руки.

– Я могу найти и другого покупателя, если у тебя проснулась совесть.

– Что, и разочаровать мою супругу? – Ханно покачал головой. – Исключено. Она уже поставила мебель в детской.

Тюран перевел взгляд на Али.

– Кто это с тобой?

– Друзья, – объяснил Ханно и хлопнул по сабле у себя за поясом. – Или ты думал, что я буду разгуливать по сектору Дэвов с такими сумасшедшими деньжищами, какие ты просишь, и не возьму с собой охрану?

Тюран не сводил с Али ледяного взгляда. Тот был ни жив ни мертв. Что может быть хуже, думал Али, чем принцу аль-Кахтани быть узнанным в таверне Дэвов, где полно пьяниц с преступным прошлым и настоящим?