Текст книги "Свет любви"

Шеннон Дрейк
Свет любви

Посвящается Лайзе Доусон и Мэг Блэкстоун – замечательным редакторам и самым лучшим друзьям, каких только можно пожелать!

Легенда

Фульк Черный, граф Анжуйский, происходил от Роллона, великого викинга, покорителя Нормандии. Неистовый и свирепый, как и его предки, граф Анжуйский был отважным воином, упорным и непреклонным.

Однажды он вел войну во владениях виконта Рэнальфа. С рассвета до заката войско Фулька штурмовало замок Рэнальфа, то яростно подкатываясь к стенам, то вновь отступая. Горящие стрелы взлетали над зубцами стен, не ведая жалости; боевой таран вновь и вновь ударял в ворота. Наконец замок Рэнальфа объяло пламя, ворота пали, и Фульк верхом на великолепном боевом коне, с обнаженным мечом в руке ворвался во двор, вызывая на поединок мятежного виконта.

Но Рэнальф был уже мертв; всюду царили смерть и разрушение, дым и огонь. Фульк поспешил к главной башне замка, надеясь отыскать сокровища виконта.

Там и увидел он Мелюзину. Она стояла на лестнице, не замечая бушующего вокруг пламени. Увидев ее, Фульк замер, словно прикованный к месту. Волосы Мелюзины казались золотисто-рыжим костром, а в глазах смешались зеленые и синие оттенки морских волн, искрящихся под солнцем; кожа ее была безупречной, тело – хрупким и чувственным. Никогда еще в своих странствиях граф не встречал женщину такой красоты.

Глядя на нее, Фульк услышал отдаленные раскаты грома; дневной свет снаружи померк, небо затянули черные грозовые тучи… А она казалась озаренной неземным сиянием, окутанной волшебной дымкой, она ускользала и приковывала взгляд, подчиняя себе его волю, как кузнец подчиняет булат…

Но ее глаза, глядящие на Фулька, пылали ненавистью, в них отражалось пламя горящего замка. Фульку не было дела до ее ненависти, он жаждал обладать этой дивной красотой, жаждал сильнее, чем попасть на небеса, сильнее, чем заполучить богатства и власть. Она была для него желаннее жизни и спасения души.

Она закричала, когда он приблизился, она осыпала его оскорблениями и проклятиями. Но его тело и помыслы были уже захвачены этой женщиной, и Фульк поступил так, как поступили бы его предки, – овладел ею.

Однако и это не исцелило его от желания, от стремления познать ее и обладать ею так же всецело, как она завладела им. Фульк узнал, что ее зовут Мелюзиной, но не ведал, кто она и откуда. Он видел только, что огонь, обступавший со всех сторон, не тронул ее; что стих ветер и умолкли птицы, когда М-люзина ступила во двор.

Он не отпустил Мелюзину. Он, гордый воин, молил ее о любви, о такой, какою полюбил ее сам, просил от нее любви свободной и радостной.

Мелюзина согласилась, но взамен потребовала, чтобы он женился на ней. Мелюзина не могла принести ему ни земель, ни власти, ни приданого, но Фульк согласился. Он охотно запродал бы душу дьяволу, лишь бы всецело обладать ею. Он взял ее в жены, и, выполняя обещание, Мелюзина ночь за ночью приходила к нему. Подобно теплым потокам ароматного масла ее тело ласкало его, как буйный вихрь, возбуждало в нем порывы страсти, заставляя позабыть обо всем на свете. Фульк все больше покорялся ее чарам.

Но Фульк был властным человеком и желал знать, чем обладает. Мелюзина никогда не отвечала на его расспросы, и он не ведал, кто она такая и откуда родом. Епископы Фулька ужасались его любви, говоря, что это одержимость, а Мелюзина, должно быть, дочь самого сатаны; в подтверждение они ссылались на то, что она ни разу не осталась в церкви, едва подходило время принять причастие.

Поэтому однажды, в субботний день, едва Мелюзина хотела покинуть церковь, граф Фульк приказал задержатьее. Сильные рыцари схватили ее за руки. Она испустила крик – такой громкий и пронзительный, что все слышавшие его похолодели, и тут же исчезла. Рыцари ее не удержали; облачко дыма вылетело из окна церкви, и больше прекрасную Мелюзину никто не видел.

Она оставила Фульку двоих детей. Одним из них был Готфрид, граф Анжуйский, вскоре прозванный Готфридом Плантагенетом, ибо его боевые доспехи украшала распускающаяся ветвь. Готфрид взял в жены Матильду, наследницу престола Англии, внучку Вильгельма Завоевателя. От них пошел царственный род Плантагенетов: ГенрихII, Ричард Львиное Сердце, Джон…

Но легенда о дьявольском происхождении навсегда осталась связанной с этим родом. Плантагенеты были людьми горячего нрава, способными быстро обращаться от безумной любви к безудержной ненависти.

«Они произошли от дьявола, – говаривал один из епископов того времени, – дьяволу и заплатят долги».

ЧАСТЬ 1
«КОРОЛЬ МЕРТВ…»

Пролог

Всадник нагонял ее. С каждым мгновением грохот копыт неумолимо приближался…

Ее лошадь взмокла и прерывисто дышала, мчась бешеным галопом по грязи, через лес. Всадница ощущала, как яростно движется под ней огромное животное, как сгибаются и вновь распрямляются его плечи.

Элиза оглянулась, и налетевший из ночного мрака ветер ослепил ее, опутав лицо выбившимися прядями волос. Казалось, сердце внезапно остановилось и тут же застучало громче, перекрывая стуком грохот копыт позади.

Преследователь был уже в нескольких шагах. Вряд ли ее кобыле удастся уйти от погони, тягаться дальше с мощным боевым конем.

Черный рыцарь на вороном жеребце настигал ее. Она видела этого рыцаря, когда он садился в седло: высокий, выше Ричарда Львиное Сердце, такой же широкоплечий и стройный.

– Нет! – выдохнула Элиза, пригнувшись к шее своей лошади и пытаясь заставить ее бежать быстрее. «Нет, нет, нет! – мысленно повторяла она. – Он не догонит меня, не поймает… я буду бороться, непременно буду… сопротивляться до последнего вздоха…»

Боже милостивый, как же это случилось? Где охрана замка? Неужели никто не услышал крики стражников?

О, милосердный Боже, что могло стрястись?

Всего час назад она ехала этой же дорогой в замок сказать последнее «прости», всплакнуть, помолиться за Генриха II Английского…

А теперь она безумным галопом в ужасе мчалась прочь, преследуемая презренным грабителем, хладнокровным убийцей…

– Стой, трус! – хриплым голосом приказал преследователь. Этот голос прозвучал в ночи ясно и сильно, уверенно и надменно. Элиза сильнее сдавила коленями бока лошади. «Скорее, Сабра, скорее! – мысленно молила она. – Беги как только можешь!»

– Стой, осквернитель покойников!

Элиза услышала эти слова, но не поняла их. Тот, кто ее преследовал, сам был вором и убийцей, самой низкой тварью на земле, посмевшей осквернить труп. Труп покойного короля Англии.

– Я распорю тебя надвое – от глотки до брюха! – пригрозил черный рыцарь.

Ужас нахлынул на нее безжалостной волной, проникая в кровь и плоть, вызывая дрожь в руках, когда Элиза попыталась сильнее натянуть поводья. Она вновь обернулась. Жеребец почти поравнялся с ее лошадью, и Элиза смогла разглядеть черного рыцаря, своего преследователя.

Его волосы были черны, как полночное небо, в лице непостижимым образом сочетались красота и жестокость. Губы растянулись в мрачной усмешке. Подбородок казался столь же твердым и непоколебимым, как каменная стена.

Глаза… Она не смогла определить их цвет, но они яростно горели под четко очерченными дугами бровей.

На незнакомце не было ни кольчуги, ни доспехов. Только черный плащ бешено трепетал на ветру, обвиваясь вокруг его тела.

Он протянул руку – мускулистую и сильную.

– Нет! – вскрикнула Элиза и изо всех сил ударила по этой руке своим коротким хлыстом.

– Сатанинское отродье! – выругался незнакомец и вновь потянулся к ней.

На этот раз его не удалось остановить. Рука обхватила Элизу за талию, словно железными клещами. Она закричала и чуть не задохнулась, чувствуя, как ее срывают с седла. Ее грубо швырнули поперек спины боевого коня, и от удара Элиза едва не лишилась сознания.

Кинжал! Нужен кинжал! Но ее кинжал лежал в кармане длинной юбки, а Элиза не могла пошевельнуться. Она только беспомощно билась о крутые, покрытые пеной бока могучего животного, молилась о том, чтобы не упасть под его смертоносные копыта.

Черный рыцарь резко натянул поводья; сброшенная на землю, Элиза вскрикнула от удара. Мгновение она была слишком ошеломлена, чтобы сдвинуться с места, затем страх взял свое. Она попыталась перекатиться по земле, но запуталась в плаще и вновь задохнулась. Незнакомец бросился к ней и пригвоздил к земле, схватив за запястья. Приподняв голову, она впилась зубами в его руку. Он взвыл от боли, но тут же передвинул руки выше, предупреждая ее следующую попытку.

– Где твои сообщники, тварь? – хрипло и требовательно спросил он.

Элиза с трудом поняла, что незнакомец произнес эти слова по-французски – на языке, принятом от Адрианова вала до границ Испании еще со времен Завоевателя. Черный рыцарь говорил бегло, без запинок, но с заметным акцентом – французский явно не был его родным языком.

– Отвечай сию же минуту, или, Господь свидетель, я буду резать из тебя ремни до тех пор, пока не признаешься!

Не прекращая бороться, Элиза выкрикнула в ответ, предпочитая английский, более гортанный, грубый язык:

– У меня нет сообщников! Я не воровка! Это ты вор, ты убийца! Отпусти меня, мерзавец! Помогите! На помощь! Да помогите же кто-нибудь!

Ее крик оборвала хлесткая пощечина. Элиза стиснула зубы, чтобы не завизжать от боли, и только теперь отчетливо рассмотрела лицо незнакомца.

Его глаза оказались не черными, а синими – сапфирово-синими, с полыхающими в глубине искрами. Элиза окинула взглядом выступающие скулы, высокий и широкий лоб, прямой нос. Лицо незнакомца, бронзовое от загара, было искажено яростью. Элиза смотрела на это лицо, не переставая думать: «Как он мне ненавистен! Как я его презираю – он напал на меня, он преследовал меня. Неужели это убийца? Или грабитель?»

– Ты ограбила мертвеца. Генриха Английского.

– Нет!

– Значит, я не найду у тебя его вещей?

– Нет! – отчаянно крикнула Элиза. – Я не воровка, я…

Она замолчала: она не могла открыться. Этот человек все равно не поверил бы ей. К тому же он мог оказаться убийцей.

– Ты что, не видишь, глупец? У меня нет никаких… – И она вновь оборвала себя, пытаясь скрыть внезапный ужас: у нее было нечто принадлежавшее королю. Боже, только бы он ничего не нашел!

Неужели он обыщет ее?

Элиза закрыла глаза, яростно проклиная себя за глупость.

– Мы еще увидим, – угрожающе произнес незнакомец, – сможешь ли ты доказать свою невиновность.

Она открыла глаза: на лице незнакомца читалась безжалостная решимость.

– Я герцогиня Монтуанская! – гневно выпалила Элиза. – И я требую, чтобы ты немедленно отпустил меня!

Он прищурился.

– Да хоть сама королева Франции! Я намерен выяснить, куда ты дела похищенное.

– Попробуй только прикоснуться ко мне и окажешься на плахе!

– Вряд ли, герцогиня.

Он отпустил ее и сел, скрестив руки на груди.

– Сейчас мы вернемся в замок, и, надеюсь, ко времени прибытия ты станешь сговорчивее.

Легко и надменно он встал и подобрал поводья жеребца.

Не поднимаясь, Элиза сунула руку в карман. Пальцы сжались на перламутровой рукоятке кинжала.

Надо только дождаться, чтобы он обернулся. Дождаться, чтобы шагнул к ней. Она нанесет удар быстро и уверенно.

Дождаться…

Но пока Элиза ждала, голова ее лихорадочно работала, пытаясь осмыслить происходящее. Что случилось? Кто этот человек? Рыцарь из замка или один из грабителей, уверенный, что она его опередила?

Должно быть, грабитель и убийца. Ни один рыцарь не совершил бы столь отвратительный поступок.

Боже, она подвергалась смертельной опасности, собираясь вонзить кинжал в сердце этого человека…

Еще совсем недавно она провела полную тоски и отчаяния ночь. Она приехала в замок потому, что любила человека, в ограблении которого ее сейчас обвинили…

Глава 1

Июль 1189 года

Замок Шинон, провинция Анжу

Дождь превратился в отвратительную изморось. Он уже давно промочил плащ Элизы, простой шерстяной плащ, больше всего подходящий для ночной поездки, предпринятой ею сегодня. Большой капюшон затенял черты ее лица и скрывал роскошные, рыжевато-золотистые локоны.

Монотонный стук дождевых капель по луке седла казался Элизе грохотом молотов, каждый из которых больно ранил ее сердце.

Король мертв. Генрих II, милостью Божией король Англии, герцог Нормандский и граф Анжуйский, мертв.

Элиза любила его за красоту, храбрость, удачливость; даже за жестокость и старость. Ее любовь граничила с безоглядной слепой преданностью, на какую были способны не многие женщины.

Она понимала его, как никто другой; она знала его и ревностно собирала все сведения о нем, какие только могла.

Генрих, внук другого Генриха и младший сын Вильгельма Завоевателя, был наследником Анжу и Нормандии. Отцу его пришлось воевать, чтобы сохранить сыну Нормандию, мать воевала, чтобы сохранить Англию. Она потерпела поражение; Генриху пришлось вести долгую и упорную войну против Стефана Английского и обрести свое наследство только после смерти этого монарха. Благодаря Элеоноре Аквитанской Генрих обрел обширные владения на юге Франции. Он был не только королем Англии, он стал величайшим властителем в Европе. За Нормандию, Аквитанию, Анжу и Мен ему пришлось присягать французскому королю, но в своих землях Генрих был бесспорным правителем. До тех пор, пока юный король Франции Филипп Август и сыновья самого Генриха, зарившиеся на сбереженные для них владения, не объединились против престарелого отца.

Генрих, известный повсюду благодаря фамильному нраву Плантагенетов, продолжительным спорам с Томасом Беккетом и тому, что его считали причиной смерти этого священника. Непоседа Генрих Плантагенет. Живой и властный человек, всегда пребывающий в движении, всегда готовый ринуться в бой против всех и вся…

Но на этот раз он проиграл битву. Победительницей стала смерть.

Элиза прикрыла глаза в горячей молитве. Как она любила Генриха! Она просила Бога только о том, чтобы история сохранила свидетельства его благих дел. Даже в спорах с Беккетом, которые отчасти были личными, Генрих стремился дать своему народу правосудие. Сделать убийство преступлением, не важно, кто его расследует – законники или священнослужители. Генрих питал почтение к закону. Он создал судебный порядок, и это его творение намного пережило своего творца. Он запретил старинное испытание огнем и водой, повелел выслушивать на суде свидетелей. Генрих был настоящим другом своего народа.

А теперь он мертв. Много месяцев подряд он воевал с юным королем Франции и Ричардом, своим сыном и наследником, битва следовала за битвой, город за городом. Наконец Ричард и Филипп заставили его подписать бумагу с оскорбительными требованиями, и Генрих умер – некогда великий король, а ныне несчастный старик.

Элиза приехала оплакать его, для нее этот человек был всем. Она любила его безумно и нежно.

Она проделала долгий путь в обществе Изабель, своей молодой горничной. Разумеется, это было опасно, ибо, хотя Элиза оставила дома все драгоценности, по дороге она могла легко наткнуться на головорезов и воров, ищущих любую поживу. Однако Элиза умела обращаться с кинжалом и была к тому же слишком подавлена, чтобы думать об угрожающей ей опасности. Пока ее лошадь медленно брела по бесконечной грязи под унылой изморосью, тоска все сильнее сжимала сердце Элизы. От Монтуа, маленького герцогства Элизы, расположенного в плодородной долине и граничащего с Аквитанией, Анжу и землями Филиппа Французского, до замка Шинон было пятьдесят миль. Дороги здесь большей частью были хорошими, старые римские дороги, по которым постоянно передвигались во все концы священники, посланники, паломники. Эти дороги поддерживались в приемлемом состоянии благодаря неустанным заботам Генриха и его привычке объезжать владения. Но чем лучше дорога, тем больше опасность, и Элиза предпочла медленно пробираться по тропам, которыми редко пользовались, окольным и грязным. Путь предстоял неблизкий, и путницы спешили, проехав половину расстояния галопом. Теперь они двигались медленнее, сдерживаемые дождем.

С дерева неподалеку взлетела сова, и лошади отпрянули.

– Впереди замок, миледи, – встревожено произнесла Изабель, догоняя госпожу. – Мы почти у цели.

Девушка была совсем измучена и напугана. «Не следовало брать ее с собой», – запоздало подумала Элиза. Робкая, пугливая Изабель избегала любых приключений. Но Элиза рассудила, что Изабель молода, почти ее ровесница, путешествие верхом ей вряд ли повредит. Элиза вздохнула: теперь было слишком поздно что-либо менять. Надо было, конечно, ехать одной. Правда, преданные слуги Монтуа ни за что бы не допустили, чтобы их госпожа предприняла такую опасную поездку в одиночестве.

Элиза прищурилась, вглядываясь в темноту. Бледная луна еле виднелась на затянутом тучами небе, и все же всадниц должны были заметить с высоких стен замка. Шинон – один из замков Генриха. Он отправился сюда, будучи совсем больным, после встречи с Филиппом и Ричардом. Со своими высокими каменными стенами Шинон выглядел укрепленным и надежным.

Из узких бойниц пробивался свет, теряющийся в туманном отблеске луны из-за туч. Замок казался расплывчатым силуэтом в темноте.

– Вперед, – подбодрила Элиза робкую молодую горничную, – Впереди мост, – и вновь пришпорила лошадь.

– Миледи, вы уверены, что это разумно? Замок переполнен рыцарями короля…

– Да! Но эта поездка была необходима! – оборвала ее Элиза. Она была слишком не в духе, чтобы снисходительно отнестись к возражениям из уст служанки. Правда, едва эти слова сорвались с ее языка, Элиза пожалела о них. Она всегда побуждала слуг гордиться своим положением.

Тем более девушка права. Она предприняла совершенно бесполезную затею.

«Я хочу всего лишь увидеть его. Я должна его увидеть, оказать ему последние почести…»

– Изабель, – более дружелюбным тоном произнесла Элиза, – все эти люди в трауре. К тому же они благородны. Эти рыцари оставались с королем в худшие времена, а те из них, кто чужд преданности и верности, переметнулись к Ричарду или Филиппу Августу. Вот увидишь, – добавила она не очень уверенно, – нас примут со всеми почестями.

Изабель фыркнула, но не стала спорить, помня, что госпожа ее сегодня раздражена и резка.

Лошадь Изабель заупрямилась перед узким мостом, ведущим к главным воротам. Их окликнул стражник, и от его грохочущего голоса резвая кобыла Элизы пугливо попятилась.

– Именем короля, стойте! Назовите себя или поворачивайте обратно.

Элиза, проклиная неудобное дамское седло, старалась сдержать пляшущую кобылу.

– Я Элиза де Буа, герцогиня Монтуанская! – властно и твердо произнесла она. – Я приехала отдать последние почести Генриху Английскому, моему королю и повелителю!

За воротами послышался шум. Элиза с облегчением вздохнула, когда ворота открылись, чтобы впустить ее. Через мост она проехала шагом. Изабель следовала позади.

Усталый стражник встретил ее за воротами, в темном проеме замковой стены. Кольчуга болталась на нем, лицо осунулось, и Элиза на мгновение испытала сочувствие к этому человеку. Преданные Генриху воины остались с ним до конца. Генрих слишком долго воевал с собственным сыном и королем Франции. Он подписал унизительное перемирие с этими двумя незадолго до смерти. Вероятно, воинам Генриха пришлось недоедать и недосыпать неделями, а может, и месяцами.

Бледный и утомленный стражник с любопытством оглядел ее.

– Я не знаю ни вас, миледи, ни герцогства Монтуанского.

– Это маленькое герцогство, – ровным тоном отозвалась Элиза. – Но если вы не знаете меня, сэр, позовите старшего, ибо я действительно герцогиня Монтуанская и проделала долгий путь, чтобы проститься с королем.

– Но все на заупокойной мессе… – начал стражник.

– Господи! – раздраженно воскликнула Элиза. – Нас здесь только двое, две женщины. Разве мы способны причинить вред покойному королю?

Стражник отступил. Подобно большинству знати, Элиза давно усвоила манеру вести себя так, чтобы тебе подчинялись.

– Нет, мертвому уже никто не повредит, – заметил стражник.

Элиза спешилась без посторонней помощи.

– Покажите мне, как пройти к королю. Моя горничная подождет здесь.

– Джон Гудвин! – пронзительно крикнул стражник, вызывая из полумрака двора второго рыцаря. – Это леди Элиза де Буа, хочет проститься с Генрихом. Ее служанка останется здесь, и я пригляжу за лошадьми. Проводи ее в комнату.

Рыцарь кивнул, повернулся и повел Элизу внутрь замка. Они прошли через сторожевое помещение, выводящее на мост. Наружные стены были утыканы длинными шипами, если ворота падут в бою, движения пружины будет достаточно, чтобы шипы попадали вниз, отражая первый натиск врага.

Замок Шинон был построен для битв. Его стены были высокими и толстыми, над ними возвышались многочисленные башни. Ночью в замке царили мрак и сырость, в воздухе разносилась вонь жировых светильников. Выйдя из сторожевого помещения на открытый внутренний двор, Элиза не заметила ни одного человека. Миновав деревянную изгородь во внутреннем дворе, они направились к донжону, или дозорной башне. Элиза с тоской оглядывалась по сторонам. Ей не нравился Шинон. Сейчас, ночью, он казался пустым и мрачным. Хотя она шла через укрепления, а не по жилым покоям, казалось, в этом замке вообще нет ни единой красиво убранной и даже просто теплой комнаты. Везде был холодный камень – грубый, прочный и не располагающий к уюту.

В башне ее провели мимо винтовой лестницы в жилые покои. Элиза удивленно нахмурилась и остановилась, чтобы задать вопрос сопровождающему ее рыцарю. Она не бывала в Шиноне, не знала расположения комнат, но помнила, что Генрих предпочитал жить на втором этаже, прямо над помещением для стражников и оружия.

– Куда вы ведете меня, сэр? Разве король не в своих покоях?

– Король лежит внизу, миледи, – печально ответил стражник. – Живой он был слишком слаб и болен, чтобы подниматься по лестнице. А после смерти… здесь прохладнее, миледи.

Элиза промолчала. Она поняла: холод понадобился, чтобы уберечь тело от разложения.

Вскоре они остановились, и Элиза впервые увидела других обитателей замка. Два изможденных воина стояли по обеим сторонам двери, ведущей в комнату.

– Леди Элиза де Буа прибыла оплакать короля, – коротко объяснил ее провожатый. – Смотрите, чтобы ее не потревожили во время молитв.

Рыцари кивнули и отступили. Элиза обеими руками толкнула тяжелую дубовую дверь. С тихим скрипом, похожим на стон, она отворилась внутрь. Элиза вошла в комнату и закрыла дверь за собой.

Мгновение она просто стояла, привалившись спиной к двери, и смотрела на высохшее тело, мирно покоящееся между четырех столбов с толстыми свечами, пламя которых трепетало и шипело в сыром ночном воздухе.

Слава Плантагенета исчезла. Тело принадлежало преждевременно состарившемуся человеку, источенному болезнью и скорбью. После смерти щеки Генриха ввалились, лицо избороздили морщины, губы ссохлись. Он лежал в короне, с мечом и скипетром по бокам, однако выглядел слишком жалко для некогда гордого и надменного короля.

Элиза невольно поднесла пальцы ко рту и прикусила их, не чувствуя боли, пытаясь подавить рыдания, поднимающиеся в ней.

Внезапно она бросилась к телу и упала на колени рядом с ним. Руки Генриха были уже отмечены печатью разложения и закостенели; она обхватила их и омыла горячими слезами своей любви.

Она не помнила, сколько времени простояла на коленях, оцепенев от потери. Но наконец ее рыдания иссякли, и она отвела прядь седеющих волос со лба Генриха, нежно вглядываясь в искаженное лицо.

Когда-то он был красивый. Неистовый. Король во всем. Генрих Плантагенет был человеком обычного сложения и роста, но жилистым, сильным и подвижным от постоянного пребывания в седле. Иногда он бывал властным и грубым, тщеславным и требовательным, поддавался приступам гнева. Но где бы он ни появлялся, он оставлял впечатление жизненной силы – непоколебимой, решительной, упрямой и гордой. Он был нетерпеливым, но, несмотря на все это, его уважали и любили за нрав, ум и знания. Генрих обладал поразительной способностью к языкам; в его владениях пользовались несколькими языками, и король знал их все: французские диалекты южных земель, язык норманнов, принятий на севере и при дворе Англии, англосаксонский язык своего народа и латынь, которой тогда пользовались во всем христианском мире. Король знал даже уэльский и гэльский языки диких шотландцев. Его разум был такой же живой и проворный, как и тело.

Он улыбался – и казалось, что на небе выглядывает солнце: он улыбался, как подобает королю.

Элиза знала, что никогда не забудет их первую встречу. Или, точнее, день, когда она увидела Генриха впервые. Ей было четыре года, когда король появился в Монтуанском замке.

Он приехал с несколькими своими людьми, однако Элиза с трепетом смотрела только на короля. Голубая накидка, отделанная горностаем, стлалась за ним по воздуху, за великолепным всадником, казалось, рожденным в седле.

И еще ей запомнились волосы – золотисто-рыжие, блестящие под лучами солнца.

Сначала Элиза сочла его Богом, ибо воистину это был король королей.

С замковой башни, откуда Элиза бросала камешки в ров, она пробежала через обеденный зал, по лестнице вверх и ворвалась в комнату матери.

– Мама, Бог приехал! Бог приехал!

Ее мать весело рассмеялась, и этот звук напомнил журчание ручья весной.

– Это не Бог, детка. Это наш повелитель, лорд Генрих, герцог Аквитанский и Нормандский, граф Анжуйский и Менский, король Англии!

Всегда, когда прибывали важные гости, Элизу отсылали прочь вместе с няней, но на этот раз все было иначе: сам король приехал взглянуть на нее. Придя в восторг, девочка уселась к нему на колени, радуясь возможности блеснуть своими манерами и сообразительностью. Герцог и герцогиня Монтуанские, отец и мать Элизы, радостно заулыбались, когда король похвалил красоту их ребенка.

В тот же год еще один важный гость появился в Монтуанском замке.

На этот раз родители Элизы не радовались. Элиза спросила у матери, чем она так испугана, и Мари де Буа побледнела, но отрицательно покачала головой:

– Я не испугалась. Просто королева – великая женщина, по праву обладающая властью…

Мари де Буа, которой было нечего делить с Элеонорой Аквитанской, испытывала необъяснимую тревогу. Генрих II вступил в связь с Розамундой Клиффорд, и эта связь имела ужасные последствия. Элеонора и Генрих расстались, и старшие сыновья короля, Генрих и Ричард, уже озлобленные недостатком свободы и доверия отца, встали на сторону матери, открыто обвиняя Генриха.

И вот теперь Элеонора появилась в герцогстве Монтуанском. Его владетелям предстояло сделать выбор. Герцогство располагалось между Анжу и Аквитанией, последняя досталась Элеоноре по праву рождения, и мятежный Ричард был провозглашен герцогом Аквитанским, в то время как Анжу бесспорно принадлежала Генриху.

Монтуа не могло оставаться в стороне в течение всей долгой вражды короля, королевы и принцев. По средневековому обычаю Генрих благодаря своим европейским владениям считался господином герцогов Монтуанских.

В то время Элиза была слишком мала, чтобы разбираться в интригах Анжу или обычаях, которые должны были внести раскол в семью, но точно так же, как она трепетала при виде Генриха, она замерла при виде Элеоноры.

Королева была старше короля, но выглядела такой же великолепной и прекрасной. Элиза слышала о ней множество историй. Некогда Элеонора была женой короля Франции – разумеется, еще до брака с Генрихом – и вместе с ним, как воительница-амазонка, отправилась в Святую Землю, во главе собственного войска крестоносцев.

Она была высока и величественна, прелестна и грациозна и очень хитра. Она подробно расспросила Элизу и, по-видимому, осталась довольна ее ответами. Королева подала Элизе леденец, который был с восторгом принят пухлыми детскими ручонками.

Немного погодя Элизу выслали из комнаты.

– Вы славно позаботились об этом ребенке, – сказала королева герцогу и герцогине. – Она унаследовала его храбрость и ум, и вы сумели справиться и с тем, и с другим.

– Не понимаю, о чем вы, ваша милость… – начала мать Элизы.

– Полно, Мари! – Казалось, королева была одновременно и довольна, и раздражена. – Так же, как его ум, она носит и его знамя – золотисто-огненные волосы! Не бойтесь, я не стану мстить. Мне хотелось только увидеть ее и убедиться, что она действительно от Генриха. Она всегда будет находиться под моим покровительством. Видит Бог, я не питаю вражды к Готфриду Фицрою и всегда защищала его. Жаль, но иногда я готова признать, что ублюдок Генриха был бы самым лучшим наследником престола. Генрих и Ричард горячи и нетерпеливы, а Джону можно доверять ровно настолько, насколько змее.

Прелестные искрящиеся глаза королевы вновь обратились на Элизу.

– Красивый ребенок, умный и живой. Я была рада ее увидеть.

Элизе приказали поклониться королеве. Затем ее поспешно увели из комнаты, но не прежде, чем девочка начала размышлять, что такое «ублюдок».

Сын кухарки, тремя годами старше Элизы, охотно объяснил ей, что это такое. Но, хотя он принялся насмехаться, Элиза была убеждена: она – не внебрачный ребенок. Прекрасная Мари де Буа – ее мать, а Уильям де Буа, герцог Монтуанский, – ее отец.

Прошли годы, и король Англии вновь посетил их замок.

Элиза с сожалением узнала, что Генрих заточил в темницу свою жену Элеонору. Она полюбила королеву, но, даже будучи ребенком, знала, что никакими силами нельзя заставить короля изменить свое решение, и поэтому промолчала.

Когда она подросла, ей позволили кататься верхом вместе с Генрихом.

– Знаешь, леди Элиза, – сказал он ей, подарив на десятилетие отлично выученного сокола, – ты единственная наследница своих родителей. Когда-нибудь ты станешь герцогиней Монтуанской.

– Да, знаю, ваша милость, – гордо ответила Элиза.

Ей еще раньше объяснили, что у Мари больше не будет детей и что она, Элиза, должна очень серьезно относиться к своему долгу. Монтуа было невелико, но земли его славились плодородием. В выборе свиты Мари следовала примеру Элеоноры Аквитанской: в замок приглашали самых известных историков, поэтов и ученых. Музыкантов приглашали на время, а они оставались в замке годами. Замок не был холодным, мрачным и грязным, как большинство замков того времени: на стенах висели теплые гобелены, пол был всегда устлан свежим тростником. Герцог Уильям участвовал в крестовом походе в Святую Землю под предводительством Луч Французского и его тогдашней жены, Элеоноры Аквитанской, и привез из похода немало добра: персидские ковры и шелковые ткани с золотым шитьем, фарфор, мрамор и серебро…

– Ты должна научиться как следует разбираться в людях, детка. Ты слишком хороша, чтобы стать… – Генрих помедлил несколько секунд.

– Чтобы стать чем, ваша милость?

– Заложницей, – тихо произнес он. – Вернемся в замок.

С того дня Элиза принялась за учебу с утроенным рвением. Она знала все границы Англии, Европы и Востока, помнила обо всех властителях и завоеванных ими землях.