Текст книги "Тристан и Женевьева (Среди роз)"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Если мы отправим небольшой отряд вокруг скалы, – сказал Тристан, рисуя схему на земляном полу. – Просто несколько человек на маленьких плотах, то мы сможем застать врасплох стражу на дальних башнях. Следуя вдоль стен, мы вынудим их открыть ворота прежде, чем кто-либо будет оповещен об опасности. В то же время мы отправляем двоих в подземелье замка, чтобы они освободили наших людей. Й прежде, чем будет поднята тревога – замок будет захвачен.

Присев на корточки и балансируя на носках, граф де ла Тер смотрел на Джона и Тибальда. Те, нахмурившись, изучали его рисунок. Они искали в его плане слабые места, но не могла найти ни одного.

– Когда же? – нетерпеливо спросил Джон.

– Я думаю, что сегодня, сразу после наступления темноты.

Тибальд потряс большой лохматой головой.

– Милорд Тристан, вы только начали выздоравливать. Это просто чудо, что вы выжили, когда мы все считали вас погибшим.

Тристан широко улыбнулся, состроив гримасу, и встал. Силы вновь вернулись к нему. Его чудесное исцеление было результатом действия чистой, свежей воды, плотной еды и, по заверению лекаря, соленой морской воды, которая хорошо промыла рану. Он был все еще не совсем здоров, но его больше не донимали ни слабость, ни головокружение. Вымывшись и переодевшись, Тристан почувствовал себя воскресшим, подобно мифическому Фениксу.

– Тибальд, я как никогда готов к бою, – по его лицу пробежала тень. – К тому же наши люди сидят в подземелье замка. Я уверен, нам нельзя терять время. Джон, мы вместе с еще десятью солдатами, обогнем скалы по морю. Тибальд, ты поведешь остальных, когда откроются ворота.

– Какие приказания будут нашим людям, когда мы войдем в замок? Как обращаться с теми, кто заманил нас в ловушку? – глухо спросил Джон.

Тристан вгляделся в лицо товарища и увидел в его глазах тот же самый мрачный огонь гнева, какой горел и в нем. Де ла Тер обошел вокруг стола и сел, обдумывая вопрос. Очнувшись в своей скалистой могиле, он был готов уничтожить их всех, каждого обитателя Эденби, от последнего солдата до ребенка, даже собак, лошадей, овец, но ярость его постепенно пошла на убыль. По мере возвращения к нему сил, вернулись его понятия о чести и нравственности. И теперь Тристан, пытался быть по мере сил объективным по отношению к защитникам замка.

– Джон, Тибальд, – сказал он наконец, барабаня пальцами по столу и глядя поверх голов своих подчиненных. – Мы ничего не выиграем, если начнем убивать всех подряд. Если мы убьем каменщиков, то некому будет восстанавливать стены. Для торговли во Фландрии нам будет нужна шерсть, поэтому пастухи, крестьяне и арендаторы должны оставаться на своей земле, иначе, кто нас будет кормить?

– Ты хочешь предложить, чтобы мы оставили безнаказанным то, что они с тобой и со всеми нами сделали? – недоверчиво спросил Джон.

– Вовсе нет, я не это имел в виду, – ответил Тристан с тихим неистовством, остудившим пыл Джона. – Хочу вам сказать, что самое большое мучение я испытал не тогда, когда меня пытались убить, нет. Когда я лежал в могиле на скале, меня страшно мучил вопрос, хватит ли у меня сил выбраться оттуда, и победить в борьбе за свою жизнь. Неуверенность и страх – великое оружие. Подвалы Эденби будут полны новыми узниками.

– Если мы больше, ничего не сделаем, то они не будут, ни бояться нас, ни уважать, – напомнил ему Тибальд.

– Не волнуйся, Тибальд, мы найдем способ сделать их и покладистыми, и покорными, – тихо, но яростно ответил граф де ла Тер. – Для начала заставим их принести клятву верности новому сеньору. И те, кто ее нарушат, будут жестоко наказаны. Это продемонстрирует нашу твердость и решительность. Они должны понять, что мы будем беспощадны к тем, кто не будет беспрекословно подчиняться приказам.

– А в эту ночь, когда мы войдем в замок, – стоял на своем Джон. – Что сказать нашим людям?

Тристан мрачно усмехнулся.

– Скажи им, что они могут поразвлечься с молоденькими девушками. Мы не станем трогать замужних женщин, но позабавимся с остальными. – Его глаза сузились… – Но там есть одна женщина, которая принадлежит мне и только мне. Когда ее обнаружат, пусть немедленно приведут ко мне.

– У меня к тебе есть просьба, – напряженно сказал Джон.

– Какая?

– Я говорю о леди Эдвине.

Тристан вспомнил тетушку Женевьевы, проживающую в замке.

– Она твоя, – он посмотрел на Тибальда. – А у тебя есть какие-нибудь пожелания, друг мой?

Тибальд рассмеялся:

– Дайте мне два десятка толстозадых крестьянских дочек, и я буду счастлив. А еще участок земли, где я мог бы выстроить поместье. Это все, о чем я прошу.

– Хорошо, – ответил Тристан и добавил сухо: – Теперь, когда мы знаем, что предстоит сделать, нам необходимо заняться подготовкой к осуществлению наших планов, И следите за тем, чтобы все выполнялось четко. Я предупреждаю вас обоих, как самых близких мне людей: никогда не поворачивайтесь спиной к этим людям, не давайте им шанса, не верьте ласковым словам, мольбам о милосердии, или…

Он нахмурившись, прервался. Снаружи доносились стук копыт и возбужденные голоса. Затем раздался звук рога, и послышались шаги человека, направляющегося к палатке.

Тристан поднялся, подошел к выходу и выглянул наружу, чтобы посмотреть на прибывших. Джон и Тибальд последовали за ним.

Его люди, выкрикивая приветствия, толпились вокруг небольшого отряда всадников. Воины несли знамена с цветами Ланкастера, ярко-красные розы украшали их плащи. Столь малочисленному отряду, было весьма опасно отправляться в путешествие по стране в такое смутное время. Тристан узнал сэра Марка Тейлора, одного из вернейших сторонников Генриха Тюдора, ехавшего во главе отряда, и выступил вперед, чтобы его встретить. Они обменялись рукопожатиями.

– Лорд Тристан! – обратился к нему сэр Марк. – У меня к вам срочное дело.

Сэр Марк, смуглый, стройный, крепко сбитый человек, проведший всю жизнь, с самого детства, в сражениях и военных походах, был лет на десять старше Тристана, но у него не было ни земель, ни титулов, и де ла Тер знал – этот рыцарь присоединился к партии Ланкастера не только по политическим соображениям, но и для того, чтобы добиться и богатства, и положения. В какой-то степени это относилось и к самому Тристану. Немногие присоединились к претенденту на престол, не надеясь получить от этого выгоду.

Тристан провел сэра Марка в свою палатку. Рыцарь в тяжелых военных доспехах, гремя железом, вошел внутрь и мимоходом взглянул на план Тристана, начертанный на земле.

– Вы еще не взяли замок Эденби? – спросил сэр Марк.

Де ла Тер пожал плечами.

– Замок сегодня станет моим, – сказал он спокойно. – В этом нет никаких сомнений.

Сэр Марк не слишком заинтересовался схемой, и Тристан постарался перевести разговор в другое русло. Он не хотел, чтобы ему кто-то перешел дорогу и захватил замок, даже если это сторонник его партии.

– Эденби подождет!

– Что? – спросил Тристан, сердито нахмурившись. – Но мы уже здесь и мне нужна всего одна ночь…

– Сейчас идет настоящее сражение за превосходство сил. Армия Ричарда в несколько раз превышает нашу по численности. Вы и ваши люди должны пойти с нами. Это приказ Генриха Тюдора. Ему нужен каждый, кто может держать оружие и готов встать под его знамена.

Тристан обошел вокруг стола и опустился в кресло, плотно стиснув губы, крепко сжав кулаки, цель так близка… а он вынужден уходить из-под стен такого ненавистного и такого желанного замка Эденби. Горечь и гнев переполняли его – ведь он может пасть в сражении и никогда сюда не вернуться!

Но он прекрасно понимал, что сейчас является наиболее важным, предстоит решающая битва за Английский престол между королем Ричардом Йорком и Генрихом Тюдором Ланкастерским. У лорда Тристана де ла Тера не было выбора.

– Я прикажу своим людям сворачивать лагерь, – сказал он, поднимаясь. Оставив сэра Марка, он вышел из палатки спешным шагом. Остановившись у входа, Тристан посмотрел на Эденби, расположенный вдали, возвышающийся над скалами, неприступный, и казалось, насмехающийся над ним. – Я вернусь! – проговорил Тристан мрачно. – Леди, я вернусь!

Повернувшись, Тристан направился к своим солдатам. Плащ его развевался на ветру, поступь была уверенной и твердой.

– Сворачивай лагерь! – крикнул он громоподобным голосом, – мы выступаем за Дом Ланкастера! Пришло время низвергнуть Йоркского тирана!

* * *

Женевьева поднялась на самый верх массивной башни и оглядела Эденби, удовлетворенно улыбаясь. Ее люди трудились на строительстве. Сгоревшие мастерские, кузница и каменотеса уже были одеты в леса, и хотя полное восстановление стен и зданий от ущерба, нанесенного ланкастерскими пушками, займет несколько месяцев, Эденби был способен снова выдержать нападение. К главным воротам во внешней стене была приделана стальная решетка: под самой башней устроена «волчья яма». Если нападающие прорвутся через массивные деревянные ворота, они окажутся в западне перед железной решеткой, а ее люди, находясь в относительной безопасности, будут лить на них сверху кипящее масло. Для обороны могут быть использованы и зажигательные стрелы, и кое-какие технические нововведения. Как уверял сэр Гэмфри, замок вполне надежно защищен с фронта.

Посмотрев в другую сторону, в направлении юго-востока, вдоль побережья, Женевьева увидела, что всюду царили мир и спокойствие. Приближалась осень, уже начался сбор урожая, скоро мельницы начнут молоть зерно, овцы обрастут густой шерстью, крестьяне наполнят закрома хлебом. Все будет хорошо.

Услышав позади себя шаги, девушка вздрогнула и обернулась, но увидев отца Томаса, расслабилась и посмеялась над собой за свою нервозность. «Чего ей бояться в собственном замке? Ночных кошмаров».

Они продолжали преследовать ее. Женевьева думала, что ей будут сниться отец, Аксель, бедный Майкл, но вместо этого к ней приходил Тристан де ла Тер.

Она была очень занята, пытаясь восстановить разрушенное, вместе с Томкиным, Джилсом и остальными, прилагая все усилия, чтобы оборонительные сооружения и запасы провизии были в приемлемом состоянии, позволили выжить. День молодой хозяйки замка был так насыщен всякого рода работами и делами, что у нее не оставалось времени для того, чтобы вспоминать тех, кто ее любил, кого любила она.

Может быть, сновидения и были естественны… Но ночь наполняла ее воспаленный мозг мрачными картинами, и вместо желанного отдыха приносила лишь ужасы и кошмары.

В своих снах она одна карабкалась по скалам. Вокруг нее – лишь мрачное штормовое небо. Не в силах найти дорогу домой, она бежит, но натыкается на непреодолимую стену. Подняв глаза, Женевьева обнаруживает, что уткнулась в мертвое тело Тристана де ла Тера. И в своей смерти он… остается живым, осязаемым, реальным, таким же красивым и гордым, таким же сильным и мужественным, каким был и в жизни, и он смеется над ней, тянется к ней, клянется, что она заплатит за все, что попадет к нему после своей гибели, а погибнет она скоро… Женевьева пытается бежать, но его пальцы вцепляются в ее волосы и она вынуждена встретиться взглядом с его глубокими, темными глазами, которые очаровывают и завораживают ее, делают немой и неспособной к сопротивлению. Она чувствует, как огонь этих глаз проникает в ее кровь. Огонь, увлекающий в вечность… И вот уже Тристан де ла Тер крепко держит ее в объятиях, и Женевьева чувствует силу его рук и его глубокий, жестокий, иссушающий поцелуй, воспламеняющий и обжигающий, как кипящее масло. Его руки скользят по ее телу. Ничего подобного она никогда не испытывала и теперь готова была сгореть от стыда… И вдруг он становится холодным. Его руки, губы, он улыбается, а на лице его застывает ледяная маска с усмешкой… Губы шевелятся и она слышит шепот: «Это поцелуй смерти!»

– Леди Женевьева, – обратился к ней отец Томас, прерывая ее мысли.

Она медленно обернулась к нему:

– Да, отец? Что случилось?

Он ответил улыбкой на ее вопрос и пожал плечами.

– Ничего такого, что требовало немедленного вмешательства. Прибыл фламандский торговец, чтобы заплатить за шерсть, он со своими компаньонами в зале, с ними леди Эдвина, она занимает их беседой.

– Наверное, мне следует пойти к ним, – проговорила Женевьева.

– В этом нет необходимости, – ответил священник.

Она слегка улыбнулась и посмотрела на него с любопытством.

– Тогда о чем же вы хотите со мной поговорить?

– Отнюдь не о хозяйственных делах, по этому поводу у меня нет никаких особых соображений. Я думал, чем вы так озабочены, что в последний раз даже не были на исповеди?

Женевьева окинула взглядом скалы и море.

– Отец Томас, – вымолвила она, – не проводите ли вы меня за стену замка? Мне вдруг захотелось прогуляться по берегу.

Священник приподнял брови, в его темно-зеленых глазах мелькнуло беспокойство.

– Вам не следует выходить без охраны, миледи.

– Ну, тогда, вы не позовете ли стражников, отец?

Он пожал плечами и подчинился. Несколько минут спустя они уже шли вдоль стен, направляясь к Западной башне. Им не пришлось карабкаться по скалам, мимо валунов вилась узкая каменистая тропинка, местами заросшая чертополохом и сорной травой, ведущая к узкой полоске чистого берега.

Солдаты, внимательно осматривая окрестности, шагали сзади и чуть в стороне от них. Отец Томас не спеша следовал за Женевьевой, а она, на ходу сбрасывая обувь и ничуть не заботясь о платье, разбрызгивая набегавшую волну прибоя, смеясь подбежала к самой воде… Потом обернулась к священнику, чуть наклонив голову и лукаво поблескивая повеселевшими глазами, спросила:

– Отец, неужели вы никогда не бегали по берегу моря, хотя бы в детстве?

– Я родился вдали от моря, – ответил отец Томас и невольно улыбнулся. Женевьева улыбнулась в ответ, догадываясь, что он думает в эту минуту о том, какой угрюмой она была все эти дни.

– Разве вам не хочется почувствовать прикосновение прохладных легких брызг? Подойдите же поближе…

Священник осторожно шагнул вперед. Женевьева уже сидела на песке, с наслаждением вдыхая терпкий морской воздух и радостно смеясь каждый раз, когда волны, набегая омывали ей ноги. После некоторых колебаний он уселся рядом, поеживаясь от холодной воды, которая промочив его сутану, коснулась бедер.

Женевьева, задумавшись, внезапно спросила:

– Отец, вернули ли вы тело Тристана де ла Тера его людям?

Отец Томас заколебался, не желая рассказывать ей, что они не смогли обнаружить тело убитого. Та скала была ближайшей к замку, и Томкина нельзя было обвинить в том, что он забыл за такой короткий срок место, где оставил труп. Но там даже не было запаха, ориентируясь на который они могли бы найти могилу. Все трещины и впадины казались свежими из-за близости моря. Так что после нескольких часов бесплодных стараний, поиски были прекращены. Похоже, что волки и стервятники нашли себе пищу.

– Об этом тебе не стоит беспокоиться! – сказал священник.

Женевьева резко повернулась к нему и спросила:

– Ведь люди не возвращаются из могилы, правда, отец?

– Нет, не возвращаются, – усмехнулся отец Томас. – Тебя это заботит?

Женевьева отрицательно покачала головой:

– Нет… Вообще-то я знаю, что этого не может быть. Я просто подумала… Когда я была маленькой, отец часто брал меня сюда. Я еще не была «леди», это было уже так давно, и он позволял мне плавать и играть на берегу. Эдвина тоже часто бывала с нами, мы брали с собой еду, ярко светило солнце. Это были самые чудесные, самые легкие и прекрасные дни в моей жизни. – Она вздохнула и начала водить пальцем по влажному песку: – Я вот думаю, отец, если бы можно было повернуть время вспять, начать все заново. Как бы было хорошо! Как хорошо жить, когда везде мир и согласие, когда страна не объята постоянными войнами… Я так хочу, чтобы вернулось то время! Хочу вернуться в то время, когда еще были живы мой отец, Аксель, Майкл! И… – Внезапно Женевьева замолчала, почувствовав щемящую боль.

– Тристан де ла Тер? – отец Томас прикусил язык, но имя уже сорвалось с его губ.

– Да, когда еще не было этого убийства, – тихо сказала Женевьева. – Я бы хотела вернуться назад. О, Господи! Это же ужасно! Ведь я не могла поступить иначе, я должна была совершить то, что совершила. Иногда мне хочется просто… – Она горестно покачала головой и посмотрела вдаль, туда, где лазурь и золото неба соединились с индиго моря. – Я хочу, чтобы мой отец дал бы этому ланкастерцу провизию и фураж, и тогда в нашу жизнь не ворвались бы все эти ужасы…

– Ты хочешь, чтобы тебе не пришлось сделать то, что ты сделала, – перебил ее отец Томас, приобняв Женевьеву за плечи.

– Как вы думаете, отец, я попаду в ад?

Священник покачал головой:

– Женевьева, ты сделала то, что должна была сделать. Ты сражалась тем оружием, которое у тебя было, ты защищалась.

Девушка кивнула с несчастным выражением лица:

– Я все еще думаю о преисподней. Вы уверены, что я не буду ввергнута туда?

– Я уверен, что Господу Богу нашему известно все, что происходит в сердцах мужчин и женщин, а твои помыслы, дочь моя, чисты.

Но Женевьева не очень-то была уверена в своей безгрешности и почти не надеялась вымолить у Бога прощение за то, что использовала свою красоту, чтобы заманить человека в ловушку, где его ждала смерть. Но может быть, Господь милостивый поймет, что у нее не было выбора.

– У меня на душе так тревожно, – промолвила она.

– Ты думаешь о предстоящем сражении?

– Да, и об этом тоже. Так много крови уже пролито! Вы верите в то, что Ричард победит? Тогда, если Тюдор будет разбит, наконец, прекратятся эти войны, верно?

И снова отец Томас заколебался. Как часто он мечтал о том, чтобы увидеть страну объединенной, чтобы на землю снизошли, наконец, мир и благополучие. Но в этих мечтах темное пятно закрывало Эденби, как будто замку предстояло преодолеть еще немало препятствий на пути к спокойствию.

– Мир достигается нелегко, – сказал священник и, постаравшись придать своему голосу как можно больше уверенности, добавил. – Ты слышала, что говорили посланники короля; силы Ричарда превосходят армию Генриха Тюдора.

– Угу, – пробормотала Женевьева, поднимаясь. – Бродячий менестрель говорил вчера, что они все собрались у городка под названием Маркет Босуорт. Надеюсь, скоро мы услышим добрые вести.

– Вполне возможно, – согласился отец Томас.

Женевьева лукаво улыбнулась. Свежий морской воздух, похоже, подействовал на нее благотворно.

– Повернитесь-ка спиной, отец, я хочу сбросить с себя платье и искупаться, надеюсь, вы не сочтете это слишком неприличным.

– Миледи…

– Ну, пожалуйста, – она рассмеялась, и он был рад ее смеху. – Ждите меня у скалы, я обещаю, что не буду слишком долго плавать.

Священник повиновался, и Женевьева сразу же забыла о его присутствии. Оставив бархатное платье на песке, она вошла в воду в сорочке. Море ласково приняло ее в свои объятия. Женевьеву объяло ощущение свободы, она почувствовала необыкновенную легкость, снова ощутила себя юной и беззаботной. На эти несколько минут она могла позволить себе забыть обо всем на свете. Прохладная чистая вода смыла гнет воспоминаний с ее души, и кровь с ее рук.

Вволю наплававшись, она почувствовала себя значительно уверенней и легче. Выйдя из воды и одевшись, Женевьева присоединилась к отцу Томасу, с ее мокрых волос еще ручьями текла вода, на устах играла довольная улыбка.

– А знаете, отец, мне стало значительно лучше.

– Резвиться в море, как рыба или русалка – это не вполне подходит для леди в твоем положении, Женевьева.

– Но зато как замечательно провела я время!

– Ну, что ж, рад за тебя, хотя думаю, что муж бы этого не одобрил, – заметил отец Томас.

Женевьева сразу помрачнела и слегка поежилась. И снова отец Томас пожалел о своих словах.

– Я верю, отец, что смогу доказать в ближайшее время, что способна со всем справиться сама, что мне не нужен муж.

– Конечно же, дочь моя, душа твоя скорбит о женихе, и скорбь эта глубока, но ведь ты все равно должна будешь выйти замуж и прекрасно понимаешь, что это неизбежно.

Она упрямо покачала головой.

– Возможно, что и нет. Я слишком долго боролась и слишком многое потеряла. Такие, как Аксель – большая редкость. Муж хочет управлять как землями жены, так и самой женой, а я не могу подчиняться кому бы то ни было. Я зашла слишком далеко.

Отец Томас вздрогнул. Она говорила то, что думала. Темное пятно, закрывавшее Эденби в его мечтах, казалось, начало материализоваться перед ним наяву. Он глянул поверх скал и, снова вздрогнул. Его мучили дурные предчувствия. Но Женевьева легко шагала впереди, и счастливая улыбка снова появилась на ее лице.

– Я думаю, что стоит устроить праздник, – обернувшись, сказала она. – Мы ведь можем найти подходящий для этого день какого-нибудь святого, как вы думаете, отец? Люди так много трудились, так много страдали. Конечно же, сейчас не май, но мы должны устроить «майское дерево»[21]21
  В Англии на 1-е мая устраивают праздник с т. н. «майским деревом», вокруг которого танцуют и поют


[Закрыть]. Мы поджарим ягненка и быка, и будем плясать под луной.

«Отличная идея, – с восхищением отметил про себя священник. – Женевьева заслужила верность своих крестьян. Для них она олицетворяла юность, красоту и героизм. Ей и самой нужен праздник, чтобы воспрянуть духом, чтобы снова почувствовать радость жизни».

– Да, конечно, найдем подходящий день, – согласился отец Томас.

В это мгновение свет солнца стал меркнуть, штормовые облака неслись над их головами с запада. «Со стороны Маркет Босуорта», – мрачно подумал священник. Что сейчас происходит на поле сражения?

* * *

В ночь на двадцать первое августа Тристан медленно прогуливался, окидывая взглядом сотни костров, ярко пылающих вокруг Амбиен Хил, где расположились отряды в ожидании рассвета.

Разведчики весь день рыскали близ расположения лагеря противника, и де ла Тер знал о передвижениях врага почти так же хорошо как и о передвижениях войск Ланкастерцев. Король Ричард утром выехал из Лестера под звуки труб, его пехота, кавалерия и стрелки шли впереди него. Даже в доспехах он не выглядел внушительно. Ричард надел золотую корону, поэтому и его союзники и враги могли узнать его без особого труда.

Тристан вгляделся в огни и склонил голову. Ричарда нельзя назвать трусом, он доблестен, и у него есть свои достоинства. Но на его душе слишком много злодеяний, он шел к власти напролом, не заботясь ни о чем.

– Завтра, – подумал Тристан, – Господь Бог изберет настоящего короля, – он упал на колени, пытаясь молиться. Ему показалось, что он уже забыл, как следует это делать. Вокруг стояла кромешная тьма, которая рассеивалась только там, где горели костры. «Как и моя жизнь», – подумал он. И внезапно обнаружил, что молится:

«Господи, не оставь меня, пусть я выживу, дай нам победу! Я не боюсь смерти, Господи, но после всего, что произошло, я боюсь, что душа моя не обретет покоя до тех пор, пока не свершится возмездие! Я не желаю ее смерти! Я только хочу взять то, что было мне обещано. Разве это неправильно, молиться о возмездии? Возможно, что правильно. Ведь и сам Бог был воином».

Тристан встал и посмотрел на небо, невесело усмехаясь.

– Завтра, – прошептал он ночному бризу. – Завтра мы узнаем.

Он повернулся и направился к своей палатке. Часовые отсалютовали ему, и рыцарь ответил на приветствие. «Возможно, что и Ричард осматривает свое войско и свой лагерь», – мелькнуло у него в голове.

Он скользнул внутрь палатки. Следует обдумать тактику сражения на завтра.

В двух футах от него лежал уже спящий Джон. Тристан положил руки на затылок и уставился в темноту.

И когда он закрыл глаза, и когда открывал их, он видел ЕЕ. Он видел ее в белых одеждах, легкий туман окружает изящную фигурку. Видел ее золотистые блестящие волосы, серебряные глаза, изгиб ее улыбающегося рта. Он слышал ее нежный и страстный голос, когда она умоляла его… О, эта женщина, такая желанная, такая коварная…

– Если завтра я останусь жив, леди Женевьева Эденби, клянусь, что и ты, и твой замок будете моими, или я умру, – прошептал Тристан вслух. И улыбнулся. Огонь страсти и желания сначала заполнили его, но затем отступили куда-то. Возможно, что месть – это хорошая штука.

Тогда она дала ему желание выжить, теперь она дает ему желание победить.

Сражение начнется на рассвете.

* * *

Двадцать второе августа, в год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа одна тысяча четыреста восемьдесят пятый…

День обещал быть серым и невзрачным, по небу проносились низкие штормовые облака, над землей стелился пороховой дым. Графу де ла Теру стало жарко, и он снял шлем. На его лбу выступили капли пота, а лицо тут же начало покрываться слоем пыли.

Уже давно он решил отказаться от арбалета и отбросил его прочь, поняв, что не сможет воспользоваться им в такой свалке. Теперь Тристан сражался только мечом, разя налево и направо тех, кто осмеливался напасть на него, чтобы заколоть или стащить с лошади.

Численное преимущество йоркистов, казалось, придавало еще больше мужества ланкастерцам, которые дрались с небывалым ожесточением, зная, что если они не устоят, то это будет конец всему.

Тристан сражался в непосредственной близости от Генриха Тюдора, плечом к плечу с лучшими рыцарями, казалось окружившими претендента на престол.

Генрих Тюдор, молодой еще человек, не достигший тридцатилетнего возраста, отнюдь не был трусом, он страстно желал сразиться за корону, на которую претендовал. Но его главными достоинствами были острый ум и стратегическое мышление. Это был человек среднего роста и среднего телосложения, проницательный и решительный, но далеко не такой Сильный и ловкий боец как те, кто мог бы снискать себе почет и славу, убив его в сражении.

И в то же самое мгновение, как только де ла Тер подумал об этом, сквозь строй ланкастерцев прорвался йоркский молодчик огромного роста, сжимавший в руках пику, направленную на Генриха Тюдора. Тристан вонзил шпоры в бока своего коня, огромное животное взвилось на дыбы и рванулось прямо на нового врага. Тристан занес свой меч над головой, со всей силы опустил его на древко пики, направленной на Тюдора, и прежде чем острие успело коснуться того, древко было перерублено.

Гигант-йоркист взревел от ярости, и, атаковав Тристана, сбросил его с коня, но и сам грохнулся оземь.

Под аккомпанемент криков, стонов, далекого гула пушек они катались, сцепившись, по земле, усеянной трупами людей и лошадей, влажной и скользкой от крови раненых.

Наконец йоркист оказался наверху и принялся колотить своими огромными кулачищами Тристана, потом изогнулся дугой, и противник перелетел через его голову. Тристан моментально поднялся и, увидев у себя под ногами обломок пики, схватил его и с такой силой вонзил его в спину своему поверженному врагу, что отломал оставшуюся часть древка, которая осталась у него в руках. Йоркист приподнялся на одно колено и, издав короткий стон, упал лицом вниз.

Возбужденный схваткой, Тристан быстро огляделся вокруг в поисках коня и меча, чтобы быть готовым сразиться с любым, кто на него еще нападет. К нему подъехал Генрих, ведя под уздцы его лошадь.

– Ты спас мне жизнь, – коротко сказал Тюдор. Де ла Тер принял поводья и ничего не ответил, ибо Генрих не любил тратить слов впустую. Тристан знал, что ему не имеет смысла отказываться от своего поступка. Он молча посмотрел на мертвого воина, который невольно помог ему доказать свою преданность Тюдору и кивнул.

– Пока мы выигрываем сражение, – наконец произнес Тристан.

«Как долго оно еще будет продолжаться?», – спросил он себя мысленно. Небеса становились все темнее, дымная гарь заволакивала горизонт. Смерть продолжала свое кровавое пиршество. Белые и красные розы вперемежку лежали на земле, а битва все еще была в самом разгаре.

Исход ее решили лорд Стэнли и его сын, с их тремя тысячами солдат. Они были сначала на стороне Ричарда, но когда последний сидя верхом на белом коне, атаковал Генриха, лорд Стэнли со своими людьми встал на сторону Генриха Тюдора.

Тристану было известно, что Генрих встречался и договаривался с лордом Стэнли. Тогда сэр Виллиам Стэнли пообещал свою поддержку только в том случае, если Генрих сумеет доказать, что он выигрывает сражение. До поворотной точки они будут биться на стороне Ричарда. Было очевидно, что Стэнли хотят быть на стороне победителей, и своим переходом на сторону Генриха Тюдора, они склонили чашу весов в его пользу.

Ричард попал в западню между ланкастерцами и людьми лорда Стэнли. Но король храбро сражался до самого конца. Наконец до ушей Тристана донесся победный клич:

– Он мертв! Король мертв! Ричард III убит! Мы сорвали с него одежду и положили тело поперек крупа лошади, чтобы они все могли видеть его! Йоркисты разбиты! Они бегут с поля боя! Мы победили!

И это была правда. Тристан видел волны отступавших в беспорядке и панике сторонников Йорка. Вглядевшись, он смог увидеть и бешено скачущую лошадь, несущую обнаженное тело.

Один из пехотинцев подбежал к рыцарям, среди которых был и Генрих, неся в руках золотую корону, украшавшую прежде голову Ричарда.

Воин упал на колени и протянул ее Генриху Тюдору.

Предводитель Ланкастерцев неожиданно начал искренне и громко смеяться.

– Сражение и в самом деле выиграно, друзья мои!

– Ваше величество! – почтительно обратился к нему пехотинец.

Генрих помрачнел, лицо его стало строгим:

– Я еще не король, до тех пор, пока не буду коронован! Но это, верные мои слуги, скоро произойдет! Я отблагодарю вас всех. Все обещанные награды будут вашими, но и в свою очередь вы пообещаете мне, что будете участвовать в восстановлении страны и сделаете ее еще более богатой и процветающей, чем когда бы то ни было! – Генрих быстро повернулся в седле: – Сэр Марк! Вы отправитесь за Елизаветой Йоркской, и привезете ее в Лондон!

– Вы женитесь на ней и тем самым подтвердите свой титул… – начал было сэр Марк, но был прервал Генрихом:

– Я женюсь не ради титула! Все знают, и так будет записано в истории, что я просил руки Елизаветы задолго до этого дня! Мой титул принадлежит только мне! До тех пор, пока я не буду коронован, она не станет моей невестой! Я женюсь ради мира в этом королевстве. Дома Ланкастера и Йорка объединяться под одним именем – Тюдор!

Генрих повернулся к Тристану:

– Ну что же, лорд Тристан, чего вы хотите? Желаете ли вы ехать со мной в Лондон, чтобы отдохнуть и отпраздновать победу, или у вас другие намерения? Простите, ибо я всегда плачу свои долги, а вам я обязан – жизнью!

Тристан покачал головой и сдержанно улыбнулся:

– Я бы предпочел вернуться в Эденби и взять замок, сэр. Теперь у меня для этого есть личные причины. Если вы действительно хотите наградить меня, то отдайте мне и замок, и его хозяйку.

Генрих Тюдор с такой силой натянул поводья, что бедное животное не могло даже шевельнуть головой. Он кивнул:

– Как хотите, вам нужны еще люди и оружие?

– Нет, я возьму только моих солдат. Я верю, что смогу захватить замок с самыми малыми потерями, какие только возможны.