Текст книги "В полночный час"

Джордан ускорила шаг, лавируя в толпе. Внезапно ей захотелось как можно скорее оказаться где-нибудь за пределами площади, где поменьше людей. Роскошный Наполеон в сопровождении свиты оказался рядом с ней. Он остановился, глубоко поклонился и жестом дал знать, что пропускает ее вперед. Она быстро его поблагодарила и устремилась прочь с площади.

Проходя мимо стеклянной витрины с выставленными в ней манекенами в разнообразных костюмах, Джордан вдруг остановилась как вкопанная. Она во все глаза смотрела на мужской манекен в карнавальном плаще.

Просто манекен. Мужской манекен с короткой стрижкой в темно-коричневом парике. На миг ей показалось, что у манекена лицо Стивена. Серьезные ореховые глаза, худое лицо, твердый подбородок. Но ведь смотрела она на пластиковую куклу, лишенную души, а потому и выражения. На манекене не было шляпы, и маски тоже. Просто хорошо выполненная кукла, удачно раскрашенная, в самом популярном здесь плаще. И все же сердце ее учащенно забилось. Никогда еще она не относилась так недоверчиво к собственным ощущениям. Может, Джаред все же прав. Всего год, как умер Стивен. Он погиб, преследуя чертовски изощренных любителей игры со смертью. Апологетов весьма опасных оккультных игр. Верящих в силу жертвоприношений и необходимость ритуальных убийств. Джордан вновь окинула взглядом манекен, призывая себя мыслить рационально.

Да, теперь она понимала, отчего ей показалось, что увидела Стивена. Глаза и цвет волос совпадали. И рост тоже.

Джордан почувствовала, как от острой тоски сжалось сердце. Год не такой долгий срок.

Стивен вошел в ее жизнь внезапно. И она откликнулась на его чувство. Обаятельный, умный, впечатляющий, благородный, он служил в полиции в отделе убийств. Он ненавидел насилие и верил в возможность исправления для каждого человека. Категорически выступая против смертной казни, он был убежден, что подозреваемого надо брать живым и с поличным. Он доверял людям.

И его убеждения стоили ему жизни.

Она поняла, что случилось, когда услышала вой сирен среди ночи. Открыв дверь, она увидела полицейскую машину и офицера, идущего к ней по дорожке. Она не готова была к худшему. Она знала, чем он занимался. Но знание не помогло ей, не избавило от чувства подавленности, от отчаяния и страха. Она прошла все этапы скорби: отказ принять очевидное, злость, боль. Но она оставалась вменяемой.

Она уже подошла к стадии приятия. Ни разу она не теряла рассудка и не впадала в психоз.

Или все же теряла рассудок, со злой усмешкой напомнила она себе, если в истукане, стоящем в витрине, узнает своего мертвого жениха.

Стивена больше нет. Ей все еще тоскливо без него, но жизнь продолжалась. Он умер жестокой смертью, и никто, и она в том числе, не смог бы забыть обстоятельств его гибели.

Ветерок прошелестел у нее над ухом. Нежный, прохладный. «Прошлое должно принадлежать прошлому, – сказала она себе. – Я люблю Италию, обожаю Венецию и не позволю какой-то там графине испортить мне праздник».

Джордан отвернулась от витрины и продолжила свой путь. Ей не в чем себя упрекнуть. И полицейские, и Джаред, и Синди не имели права так с ней обращаться. Если все увиденное – спектакль, то спектакль недостойный. Ладно венецианцы. Может, они и в самом деле мыслят как-то не так, как американцы, но Джаред… Они росли вместе. Кому, как не Джареду, следовало к ней прислушаться. Но Джаред думает лишь о себе, о своей дурацкой карьере, как будто на графине клином сошелся. Джордан пришла к выводу, что обида ее вполне основательна.

Улица за площадью, куда свернула Джордан, изобиловала уютными магазинами и ресторанами. Сквозь стекло витрин насквозь просматривались залы ресторанов. Джордан остановилась возле одной такой витрины. Ресторан специализировался на рыбной кухне. Джордан заметила, что многие посетители сняли маски, чтобы без помех насладиться едой. Они выглядели такими… нормальными. Толстенький маленький бизнесмен снял плащ и повесил его на свободный стул, а его маска дотторе, такая вроде бы пугающая, сейчас вполне безобидно покоилась на сиденье. Маска с изображением полумесяца и громадная шляпа с плюмажем лежали на столе подле его компаньонки, такой, же пухленькой женщины с заразительным веселым смехом, доносившимся из ресторана на улицу. Американцы, подумала Джордан. Отпускники, как и она, любители пофантазировать.

Эта пара заставила ее улыбнуться. Но и сейчас, разглядывая людей за столиками, она не переставала ощущать неладное. Она встретилась взглядом с женщиной в ресторане, они улыбнулись друг другу, а между тем страх, холодный и липкий, уже полз у нее по спине.

«Прекрати!» – приказала она себе.

Но ощущение тревоги не проходило. Наоборот, оно становилось все отчетливее и настойчивее.

И дело было вовсе не в воспоминаниях о покойном Стивене. Она сейчас совсем не думала о Стивене, однако внезапно откуда-то появился отвратительный страх и начал обволакивать ее.

Джордан явственно ощущала, что за ней наблюдают. Ей показалось, что она слышит шепот. Потом налетел ветерок, и шепот растаял. Шепот обретал ритм. Ритм убыстрялся. Как будто кто-то бил тревогу. Повеяло холодом, словно из пропасти. Холод едва коснулся мочек ушей, шевельнул капюшон плаща, пробрался вниз, тронул затылок. На мгновение ей показалось, что улица опустилась во мрак. Отраженная в ресторанной витрине, темнота казалась сгущенной. Было так, словно гигантские крылья закрыли солнце.

Женщина за столиком продолжала смеяться. Тьма растворилась так же быстро, как сгустилась. Словно улетела на тех же крыльях. И все же что-то осталось.

Осталось ощущение тревоги.

Чьего-то присутствия. Чего-то или кого-то. Совсем рядом. И запах серы, и угрожающий шепот.

Джордан стремительно обернулась. Ей показалось, что чьи-то ледяные костлявые пальцы коснулись ее плеча.

Джино Мерони не мог сказать, что ему совсем не нравилась его работа.

Несколько лет назад, когда он был еще ребенком, родители его иммигрировали в Америку. В Нью-Йорке он ходил в школу, но продолжать образование в университете или колледже не захотел. Когда Джино исполнилось восемнадцать, родители его продолжали с завидной регулярностью производить на свет все новое потомство, так что парню ничего не оставалось, как становиться на ноги и дальше жить уже самостоятельно. Родители ждали от него, что он пойдет работать и будет помогать им деньгами и по дому, но Джино устал от детских криков и запаха пеленок. Устал он и от родительских наставлений и постоянных молитв, и от материнской печали в глазах, когда та выговаривала ему за то, что он водится с дурной компанией. Джино нравились его друзья.

Они знали, где найти самые дешевые бары, и всегда готовы одолжить ему денег, когда он на мели. И знали, где деньги добыть. Они знали, какие ветки метро хуже всего охраняются полицией. У них прекрасно получалось избавлять прохожих и пассажиров надземки от кошельков и сумок. Знали, как незаметно обчистить задний карман у беспечного зеваки. Однажды, когда они занимались привычным ремеслом поздно ночью на Пятой авеню, Джино совершил роковую ошибку, грабанув полицейского офицера, которому случилось быть не в форме.

И угодил в участок. Он позвонил домой, но отец отказался вызволять его из беды. Джино так и не сел в тюрьму. Адвокату удалось выторговать для него несколько месяцев исправительных работ. Так он попал в Центральный парк – отличное местечко, чтобы отточить умение стремительно нападать из засады.

Однажды ночью удар по голове, который Джино нанес старому греховоднику, выбравшему не ту проститутку, убил старикана. Вначале Джино не понял содеянного. О происшествии он прочел в газете на следующее утро. Джино не боялся, что его поймают, он научился надевать перчатки, когда шел на дело, он наносил удар быстро и так же стремительно убегал. Никто его не видел. Сук, которым он убил беднягу, лежал рядом с трупом на тропинке и не имел отпечатков пальцев. Проститутка, которая визжала и молила Джино о пощаде, не видела его лица и не слышала его голоса. Она убежала быстрее, чем Джино, когда тот ударил ее кавалера.

Джино и сам удивился тому, что нисколько не боится разоблачения, и тому, что совсем не раскаивался в убийстве. Тот человек уже стар, и удар по голове, возможно, избавил беднягу от грядущих бед.

Но самое главное, Джино получил удовольствие, увидев смертный страх в глазах старикана. Ему очень понравилось то ощущение, которое он испытал, со всех сил ударив по голове скулящего от ужаса бродягу.

Грабить зевак показалось ему недостаточно. Ему надо было найти работу на день. Единственная работа, на которую он мог рассчитывать и при приеме на которую не задают лишних вопросов, где нет профсоюзов, была работа грузчика в доках. Там начальство предпочитало нанимать людей без рекомендаций. Там не давали премий, не доплачивали за сверхурочные. Джино был крепко сбит и ладно скроен. Он мог работать много и тяжело. Английский его был безупречен, никакого акцента, но при желании он легко мог прикинуться с трудом разбирающим английские слова нелегальным иммигрантом, и если надо, поступал именно так.

Как-то в баре он повстречался с человеком, который полупрозрачно намекнул ему, как улучшить свой заработок.

И Джино согласился встретиться с незнакомцем еще раз.

Тот открыл для него новый мир, в котором, во-первых, существовали наркотики. Как сильно меняли они его жизнь после целого дня тяжелой работы! Джино обладал привлекательной внешностью. И незнакомец снабжал его не только наркотиками, но и женщинами, которые любили его. Им нравился акцент, который он мог имитировать по собственному желанию. Каждую ночь, стоило ему захотеть, он мог выбрать для себя какое-нибудь приятное вознаграждение за труды.

Конечно, он знал, что ничего в этой жизни не дается бесплатно. Он ждал, что от него потребуют ответных услуг. Но работа, которую приходилось выполнять, не казалась ему трудной. Ему доверяли – начальство знало его как усердного трудягу. Новые, наделенные властью друзья лишь просили его о том, чтобы определенный груз на определенном корабле прошел без инспекции. Чтобы груз тщательно охраняли, но не вскрывали. Джино был всегда рад услужить. Теперь он имел новую машину и приличную квартиру. Иногда он проводил ночь в роскошном номере дорогого отеля. Он теперь мог себе позволить практически все, что угодно, причем без всякого напряжения.

И вот однажды летом, когда рабочий день уже близился к концу, в док нагрянули два инспектора. «Звезда Востока», по бумагам принадлежавшая ближневосточной корабельной компании, вот-вот должна была покинуть порт. На борту корабля имелось несколько контейнеров, которые погрузили туда нелегально. Джино специально предупредили, что груз весьма важный. Матросы, заподозрив неладное, таинственным образом исчезли. Джино оказался наедине с двумя представителями закона. Один из инспекторов опустил лом, которым собирался вскрыть контейнеры, и Джино воспользовался этим ломом, убив контролеров.

Он затащил два трупа за контейнеры. «Звезда Востока» отчалила, как планировалось, но тела обнаружили. В спешке Джино забыл избавиться от лома. К тому же его видели вместе с инспекторами. Контейнеры дошли до места назначения невскрытыми, а Джино, обвиненный в убийстве, был взят под стражу.

Друзья, естественно, прислали к нему адвоката, весьма привлекательную женщину. Предприняв попытку завязать с ней флирт, Джино понял, что она не только красива, но и очень умна. Его немедленно поставили на место и с убийственной ясностью обрисовали всю серьезность положения.

В камере предварительного заключения не слишком уютно, сказала ему адвокат, но в тюрьме будет еще хуже. Там найдутся ребята куда крупнее Джино. И все, что делают там с другими, могут сделать и с ним. И, если поработать с очевидцами… Короче, она может просить суд о смягчении приговора, но в тюрьме он окажется чем-то вроде подушечки для иголок в руках тех, кто действительно принадлежит к отбросам общества. Чем больше Джино говорил с адвокатом, тем очевиднее становилось ее предложение бежать из-под стражи и из страны. Она имела дом в Италии, так что он мог вернуться на свою историческую родину. Сам Джино был родом из Бари, она родилась в Венеции. Как он расплатится за дом? Пока все не важно. Он многое сможет для нее сделать впоследствии. Ему выправят документы, а что касается побега – для друзей Джино устроить его не составит труда. Предложение бежать нравилось ему куда больше, чем долгие годы тюрьмы.

Они договорились, что побег состоится в тот день, когда сю будут перевозить из одного следственного изолятора в другой. Водитель машины был, очевидно, в сговоре с друзьями Джино: полицейский эскорт остановила другая полицейская машина, и его стражники просто исчезли. Как все происходило, Джино никогда не спрашивал.

В отеле неподалеку от аэропорта ему дали новую одежду и новый паспорт. Фамилия у него тоже теперь стала новая. В Венецию ему следовало лететь через Париж. Его предупредили, что он должен лечь на дно и затаиться на какое-то время. Искать заработка ему не пришлось, всем необходимым его снабжали друзья. В течение нескольких лет Джино не раз задавался вопросом, кем он, по сути, является и чего на самом деле стоит. Он работал на женщину, занимающую очень высокое положение, но был всего лишь курьером и капитаном судна. Нанимательница его отсутствовала по многу лет. Женщина с таким положением имела немало социальных обязанностей не только на родине, но и в других странах.

Такие, как она, не подчиняются правилам, обязательным для все прочих.

Через некоторое время он понял, за какие из его талантов так ценила его высокая покровительница.

Он не возражал.

Нельзя сказать, чтобы он так уж сильно не любил свою работу. Его не раздражал ни холод, ни резкий соленый ветер, ни зимние штормы. Да и суть того, что он делал, не слишком ему досаждала. По Сеньке и шапка, как говорится.

И вдруг его словно молнией ударило. Джино испугался.

Его нанимательница была великолепна во всех отношениях. Но не терпела, когда ее выводили из себя.

Во время плавания, во время погрузки или разгрузки он вдруг мог оказаться на дне Адриатического моря. Джино внезапно очень явственно ощутил пронизывающий холод ветра.

Весь дрожа от возбуждения, он принялся опорожнять все те бочки, что сам наполнял. Джино бешено озирался, вращал глазами, считал пересчитывал груз.

Страх ледяной хваткой сжал его горло. Страх холоднее, чем зимнее море.

Он потерял часть груза.

Глава 2

Ничего.

Джордан все еще стояла перед стеклянной стеной ресторана, завороженная странным шепотом, что звучал у нее в ушах. Она заставила себя медленно обернуться, и ей показалось, будто какая-то птица задела ее крылом. Над ней словно нависла тень. Раньше ничего подобного с ней не происходило. Джордан захотелось вдруг увидеть кого-то знакомого, Тиффани например. Тифф, со своей шокирующей прямотой и вызывающей манерой поведения, была бы сейчас как нельзя кстати.

Но никому на запруженной людьми улице, казалось, не было никакого дела до Джордан. Туристы гуляли в основном группами, общались между собой и смеялись над шутками друг друга. Она слышала обрывки разговоров на разных языках:

итальянском, английском, немецком, французском, – но в их речах ничего похожего на зловещий свистящий шепот, что ледяным дыханием обдавал затылок, не улавливала.

И внезапно она услышала, как кто-то окликнул ее по имени.

– Джордан! Джордан!

Она стремительно обернулась на голос. Линн Мэллори, американская художница, работавшая в магазине, том самом, где она брала напрокат костюм, весело махала ей рукой с порога магазина. Джордан и не заметила, что ушла так далеко от площади Св. Марка. Она оказалась совсем рядом с магазином под названием «Арте делла Анна Мария», названном так в честь венецианки, организовавшей корпоративную сеть магазинов, где молодые и талантливые художники могли бы продавать свои работы.

– Линн!

Джордан бросилась навстречу Линн, но вынуждена была отскочить в сторону: уже знакомый представительный Наполеон со свитой катился ей навстречу.

– О, подождите! – воскликнул кто-то. Сверкнула вспышка фотоаппарата. Наполеон царственно улыбнулся и помахал рукой. Пространство освободилось – император продолжал шествие с подобающей важностью.

– Джордан, салют! – Линн поприветствовала ее так, как было здесь принято: расцеловала в обе щеки. Глаза ее светились весельем. – Где твой костюм? Ты же знаешь, стильные дамы и господа не снимают костюмов даже днем. Гут так принято.

– Боюсь, что сейчас я не в том настроении, – с той же мерой веселости ответила Джордан. Линн – примерно одних с Джордан лет – обладала красивыми темными волосами, подстриженными коротко, по нынешней моде. В ее больших серых глазах запросто можно было утонуть. Джордан, которая почти не говорила по-итальянски, обрадовалась возможности завязать разговор со своей ровесницей-американкой, тем более что Линн понравилась ей с первого взгляда. Мать Линн, американка итальянского происхождения, учила дочь родному языку еще с пеленок. Когда Линн подросла, она поняла, что любит все итальянское просто потому, что оно итальянское. Проучившись один семестр в колледже во Флоренции, Линн окончательно укрепилась в мысли, что хочет провести в Италии по меньшей мере несколько ближайших лет. Кооператив «Анна Мария» предоставил ей возможность продавать свои произведения: деревянные марионетки, одетые в весьма изысканно выполненные костюмы прошлых веков.

– Ах, действительно… Джордан заметила, как смешалась Линн, и все поняла.

– Ты тоже слышала?

– Некоторые из наших клиентов побывали на том балу. – Линн вытащила из кармана жакета пачку сигарет, прикурила, глубоко и с наслаждением затянувшись, и выпустила колечко дыма. – За несколько часов первая сигарета. Едва выкроила время. Здесь, в Италии, все еще можно курить везде, не то что в Штатах, но наш магазин – исключение. Курить там – все равно что курить на пороховой бочке. Сухое дерево, краска и прочее! Не дай Бог прожечь дырку в костюме! – Лини жизнерадостно трещала, но Джордан не могла не заметить изучающего взгляда собеседницы. – Сейчас-то ты в порядке? – все-таки решилась спросить Линн.

– Сейчас – да. Но, должна признать, у графини несколько мрачноватое чувство юмора. Все выглядело очень реально. – Линн могла бы подумать, что она оправдывается. А может, так и было?

– Вообще-то графиня если и устраивает представления, то не скупится на спецэффекты. – Линн тряхнула головой и весело улыбнулась. – Но зато сегодня тебе бояться нечего. На нашем балу ничего такого не будет. – Линн усмехнулась, заметив растерянность подруги. – Ты ведь идешь на артистический бал? Там, разумеется, будут почти все наши. А в ночь с пятницы на субботу мы устраиваем бал узким кругом – только для членов нашей корпорации, Венецианский бал Анны Марии. Все как положено – бал в настоящем дворце, а не как сегодня – в шатре на площади. Разумеется, ни у кого из нас своего дворца нет, но на один вечер мы имеем возможность его арендовать. И там тоже никто никого не будет пугать. Все, на что ты можешь рассчитывать, – это музыка, гадания на картах Таро, пантомима, паяцы – все такое, и никаких «домов с привидениями».

– Ну, думаю, что у Джареда уже есть билеты, но ты уверена, что хочешь меня там видеть? – спросила Джордан.

– Конечно же, у Джареда есть билеты! – со смехом произнесла Линн. – Все делается заранее, за несколько месяцев до мероприятия. Не может быть, чтобы он не рассказывал тебе о нашем празднике!

– Он лишь поставил меня в известность о том, что чуть ли не каждый вечер у нас выход в свет, но я очень рада, что один из вечеров проведу с вами. Джаред рассказал мне только о том приеме, что дает графиня. Наверное, отношения с графиней весьма важны для его бизнеса.

– Ах, значит, Джаред решил, что ее бал самый важный!

– Может, я его не так поняла… Линн философски пожала плечами.

– Графиня – аристократка. Она богата. Ее вечера – праздник для избранных, для тех, кто считается здесь сливками общества. Быть приглашенным уже считается большой удачей. Если честно, ни одного из нас – я имею в виду из нашего магазина – так ни разу и не пригласили на ее вечера. В ее глазах мы всего лишь бедные крестьяне.

– Хотела бы я тоже выглядеть в ее глазах бедной крестьянкой. Где бы я сегодня ни появилась, на меня все пялятся. Так и хочется повесить на себя табличку: «Да, я та самая сумасшедшая американка, что испугалась до полусмерти ряженых вампиров и вызвала полицию сражаться с чудовищами».

Линн сочувственно улыбалась.

– Ты права, слухи разлетаются быстро. Но, знаешь, есть люди, которые графиню не любят. Откровенно говоря, она до противного заносчива. Ты бы видела, как она ходит по улицам, словно ей с нами по одному тротуару ступать зазорно.

– Линн!

Анна Мария, высокая, стройная, красивая женщина около сорока, вышла из магазина как раз в тот момент, когда Линн рассказывала о графине, активно сопровождая речь мимикой. Урожденная венецианка, Анна Мария поражала на редкость красивым в своей безупречной правильности лицом, волосами, колорированными золотом самой природой. Вкупе с деловыми качествами, недюжинной энергией и железной волей она слыла выдающейся личностью. Английский ее был близок к совершенству, а акцент просто обворожителен.

Линн поперхнулась дымом и закашлялась.

Анна Мария напустила весьма строгий вид, но озорной огонек в глазах ее выдал.

– О, простите, – не осталась в долгу Линн, – графиня просто очаровашка!

– Линн! К чему так опускаться! Зелен виноград, так, кажется, говорила лиса в известной басне? Не можешь получить то, что нужно, так не притворяйся, что тебе это ни к чему! – пожурила Анна Мария свою коллегу. – Нас не пригласили, значит, надо обвинить графиню в снобизме. Прости нас, Джордан.

Джордан рассмеялась.

– Если вы не станете передавать моих слов Джареду, то я признаюсь, что вполне согласна с мнением Линн!

– Графиня красива. И она многое сделала для Венеции.

– Возможно. Но она все равно сноб: вы тоже немало сделали для Венеции, а она вас игнорирует! – стояла на своем Линн.

– Линн, Джордан у нас гостья, не надо выносить грязное белье из избы.

– Сор из избы.

– Хорошо, пусть сор. Линн, я когда-нибудь потешалась над твоим итальянским?

– При каждом удобном случае!

– Джордан, вы не должны нас слушать! Линн, ты куришь свои американские сигареты? Угости меня одной. – Анна Мария достала из пачки сигарету и с наслаждением затянулась.

– Честно говоря, в свете недавних событий гадости о графине словно бальзам на мои раны, – чистосердечно призналась Джордан. – Даже если все мною увиденное было только спектаклем, меня не переубедить – ставить та кое шоу, а тем более показывать ни о чем не подозревающим людям, жестоко и безнравственно.

– Даже если?.. – тихо повторила Линн с нажимом на каждом слове.

Джордан пожала плечами.

– Каждый пытается меня убедить в том, что все произошедшее – лишь инсценировка. Полиция злится на меня, Джаред злится, а графиня… Графиня ведет себя не лучшим образом.

– Стены порой имеют уши, – пробормотала Анна Мария. – Мне очень жаль, что так случилось. Я обожаю свой город, и карнавал тоже. У всех должно остаться хорошее впечатление о городе и карнавальных торжествах.

– Я люблю Венецию, – поторопилась заверить ее Джордан, – и бал у графини не в силах заставить меня пересмотреть отношение к городу.

– Но, бедняжка, как вы настрадались! Если верить слухам, вас ужасно напугали. Мне жаль, что с вами такое случилось, но, – Анна Мария понизила голос почти до шепота, – когда я представляю себе графиню, которая ночью несется через весь город в полицейский участок… Вот ей расплата за любовь к пафосным жестам, за стремление поразить во что бы то ни стало, за желание показать, что она может позволить себе то, что не могут позволить другие. Наверное, ее балы можно считать эксклюзивными, но вы правы – такого рода развлечения дурно пахнут. Обещаю вам, сегодняшний бал вам понравится, но еще один, в пятницу, будет самым лучшим. Итак, что вы намерены надеть?

– Я рассчитывала, что одного наряда хватит на весь карнавал…

– Ни в коем случае! Заходите скорее, мы найдем для вас что-нибудь интересное. На миниатюрную женщину всегда можно что-то подобрать. – Анна Мария выбросила окурок и потащила Джордан за собой в магазин. – Вот так. Сейчас мы найдем какой-нибудь свеженький и оригинальный костюм для сегодняшнего бала и для нашего бала в пятницу.

– Не стоит беспокоиться, меня вполне устраивает мое платье, – вяло запротестовала Джордан.

– Стоит, стоит беспокоиться! Я знаю, о чем говорю. Здесь Венеция, девочка моя. Венецианский карнавал. И ты должна вкусить карнавального веселья полной мерой. – Анна Мария бросила суровый взгляд на Линн. – Так, чтобы наш карнавал не показался парадом высокомерных снобов.

– Да нет же, посмотрите, в магазине толпа, вы все слишком заняты… – залепетала Джордан.

– «Слишком заняты» – такого понятия у нас нет. – Анна Мария решительно направилась в костюмный отдел. – Многие наряды уже расхватаны, но… праздник продолжается, ведь мы в Венеции!

– Шоу продолжается! – согласилась Линн.

– Кстати, если платье не будет сидеть как надо, Линн все исправит. Она у нас замечательная портниха.

– На все руки от скуки! – усмехнувшись, прокомментировала Линн.

– Уверена, я сама могла бы что-нибудь придумать, – снова принялась за свое Джордан.

– Нет, нет, – решительно оборвала ее Анна Мария. – Линн сочтет за счастье доставить удовольствие той, кто разделяет ее нелюбовь к графине. – Анна Мария сделала приглашающий жест, распахнув перед Джордан дверь. – Пойдем займемся делом.

Джордан не знала, правильно ли поступает, задерживаясь здесь. Быть может, ей следовало немедленно вернуться в отель, где ее ждут родственники, но перспектива продолжать перепалку с Джаредом совсем не выглядела радостной. В конце концов, Джордан имела право находиться среди тех, с кем чувствовала себя комфортно, среди людей, сочувствующих ее проблемам, но не считающих ее безнадежно безумной. Ей хорошо здесь, и от мысли, что у нее будет новый костюм, делалось еще приятнее.

Пожав плечами, следом за Линн и Анной Марией Джордан прошла в глубь помещения.

Джаред любил пользоваться венецианским общественным транспортом. Ему нравилось вместе с разноязыкой толпой, в которой мешались туристы и местные, плыть по каналам на вапоретто – водном трамвае, частые остановки которого давали возможность лишний раз увидеть Венецию в новом ракурсе. Джаред легко ориентировался в городе и любил его архитектуру.

Однако сегодня он воспользовался частной лодкой. По приезде во дворец его встречала компаньонка гра фини, высокая, тощая и костлявая как скелет женщина с седыми, отливающими сталью волосами и лошадиным лицом. Сегодня она даже не пыталась скрыть своего неодобрительного отношения к Джареду, хотя словесно никак его не выразила. Она, как всегда, торжественно молчала и сурово глядела из-под насупленных бровей.

Джареда провели в спальню графини, огромную, размером с целую квартиру. Декор спальни – от резьбы на громадной кровати под балдахином до рисунка на роскошных персидских коврах – был строго выдержан в стиле ренессанс. По обе стороны камина разместились два громадных кресла. Каминная полка была сделана из лучшего мрамора и украшена весьма детально выполненными усмехающимися горгульями. Создавалось впечатление, что парочка уродцев охраняла огнедышащий зев камина, весьма напоминавший ворота, ведущие прямиком в преисподнюю.

Графиня в элегантном белом шелковом пеньюаре полулежала на кушетке с малиновой атласной обивкой напротив камина и читала утреннюю газету. Она принадлежала к той редкой категории женщин, которые просыпаются не менее красивыми, чем засыпают. Идеально ясные глаза, которые не знали, что такое мешки, гладкая кожа… длинные и блестящие волосы ее выглядели так, будто всю ночь их расчесывали щеткой. Графиня смотрела на Джареда с холодной яростью. Но тот, кто мог бы подумать, что она способна дать волю своему гневу, совсем не знал ее.

– Графиня, – заикаясь, начал Джаред.

– Я сделала для тебя все, – перебила она с нехорошей улыбочкой. – Все. А ты не мог удержать глупую девчонку во время бала при себе?

– Я не знаю, как она забрела…

– Возмутительно.

Графиня не предложила ему присесть. Джаред постоял минуту-другую, неловко переминаясь, затем неуверенно приблизился к кушетке, на которой вальяжно расположилось невозможно совершенное тело графини. Она посмотрела ему в глаза, и он опустился перед ней на колено и униженно склонил голову. Мельком он подумал о том, что ведет себя так, как, должно быть, мог вести себя какой-то сикофант в Древних Афинах, но отчего-то в ее комнате такое поведение казалось уместным. В графине было нечто такое, что заставляло людей относиться к ней с униженной почтительностью. Она не просто ждала от них подобного поведения, она его требовала.

– Я прошу прощения, – пролепетал Джаред. – Покорнейше прошу.

Она швырнула ему местную газету, ту, что читала, когда он вошел. Первая страница. Репортер кое о чем пронюхал, но деталей не знал, и поэтому обрисовал все лишь в общих чертах, представив графиню в гораздо более выгодном свете, чем се гостью, устроившую много шума из ничего. Ситуация, в которой упоминалось имя графини, а Джордан фигурировала как «молодая наивная американская туристка», преподносилась журналистом с большой долей юмора.

– Мне так жаль, – вздохнул Джаред.

– Ты позаботишься о том, чтобы она прекратила разносить свои бредни, – приказала графиня.

– Я поговорил с ней очень жестко. Графиня рассмеялась.

– Ты поговорил с ней жестко. – Пронзительный, резкий, жуткий смех графини вызвал у Джареда мурашки, которые поползли по спине. – Мой дорогой, ты способен говорить жестко? Ну ладно, посмотрим. Если мне придется брать дело в свои руки…

– Я способен повлиять на Джордан.

– Молись, чтобы так произошло. ~ Вы велели мне привести ее сюда!

– Но я ожидала, что ты сможешь держать ее в руках! Джаред по-прежнему стоял на одном колене с опущенной головой.

– Ты приехал сюда, ты живешь припеваючи… у тебя все есть лишь благодаря мне.

Он кивнул, проглотив вставший в горле комок вместе с мужской гордостью.

– Ты разжалован в рядовые.

– Я… Я вас сейчас покину.

Она прикоснулась к его волосам. Чуть-чуть поворошила их, словно легкий прохладный ветер налетел. Или нет, как будто рядом прошуршала змея. Неприятно… и в то же время странно волнующе.

– Нет, – выдержала она паузу. – Ты можешь остаться. Ты можешь остаться, потому что мне скучно сегодня. Я позволю тебе… выпить со мной чаю. Ты бы этого хотел, не так ли?

Он осмелился поднять глаза и встретиться с ней взглядом.