Текст книги "Магазинчик моего дедушки"

Мустафа-аби

Вплотную к холодильнику размещались стеллажи. На этих стеллажах стояли банки с томатной пастой, вареньем, медом, шоколадной пастой. Открываешь крышку банки с шоколадной пастой и тут же попадаешь в море шоколада…

Однажды, когда я расставляла банки с шоколадной пастой на стеллаже, мне в голову пришла гениальная идея. Люди открывают эти банки, видят шоколад и очень этому радуются. Я подумала, что если они увидят вдобавок и маленькие надписи, то обрадуются намного больше – их счастье просто удвоится. И для того чтобы стать еще счастливее, они захотят покупать еще больше банок с шоколадной пастой. Значит, мы разбогатеем. А потом расширим наш магазинчик… Ну кто теперь скажет, что я не молодец!

Я забрала со стеллажа все банки с шоколадом и открыла крышки. Нижним кончиком спички я написала на поверхности шоколадной пасты «Приятного аппетита!». Для меня это было просто обалденное задание. И я его выполнила! Завтра кто-то купит эту пасту, сядет завтракать и, открыв банку с шоколадом, улыбнется во весь рот – счастье пойдет волнами от этого стола к другим.

На следующее утро я гордо заняла свое место рядом с дедулей. Я заработала отменную похвалу, но он пока об этом не знал. Он должен был все понять, когда в бакалею начнут заходить счастливые люди. И тут зашел первый покупатель. В руках у него была наполовину пустая банка с шоколадной пастой.

«Ну и ну, – подумала я. – Вот это настоящий покупатель! Пришел поздравлять, да еще и сам образец банки захватил. Покажет дедуле».

– Хаджи-аби, это что? – спросил покупатель.

– Что – что? – не понял дедуля.

– Эта банка вскрыта. Да еще на шоколаде вы слова какие-то написали.

– Не говори ерунды. Да разве может такое быть? Вы сами половину съели, а остальное принесли. Другого ничего придумать не могли?

Я словно следила за матчем по настольному теннису, переводя взгляд с дедули на покупателя, пока они разговаривали. И тут в бакалею вошел еще один человек с банкой в руках.

– Хаджи-аби, это что? – спросил он.

– Да что вы такое говорите? – занервничал дедуля, и обстановка накалилась до предела.

Я посмотрела на них и, решив, что так дело не пойдет, вышла вперед с героическим выражением лица и гордо заявила: «Это сделала я!»

Я вообще-то хотела поставить в этом споре точку. Дедуля буквально метнул в меня один из своих очень жестких взглядов. Это был взгляд под названием: «И зачем ты только делаешь такие глупые вещи, внучка? И в кого ты такая пошла?»

– Это же очень здорово! Я сделала всем приятно. Приятно! Написала «Приятного аппетита!». Я что, ругательство какое-то написала разве?

– Еще б ты ругательство какое-то написала! – отрезал дедуля.

Он не стал продолжать. Ругался про себя. Потом сказал:

– Больше так не делай.

– Ладно, – согласилась я. – Не буду.

Жалуясь на эту жизнь, я достала свою тетрадь под названием «Некоторые важные темы, на которые следует обращать внимание детям при общении со взрослыми» и записала туда третий пункт.

Пункт 3

Не веди себя вежливо со взрослыми.

Они вообще не понимают, что такое вежливость.

Просто делай, что они просят, и все. Будут ли они есть с аппетитом или еда застрянет у них в горле – сами разберутся.

Однажды записки «Приятного аппетита!» будут лежать во всех банках с шоколадной пастой. Вот тогда они и начнут тебя ценить. На полке над шоколадной пастой лежали шампуни и мыло. Кажется, тут я должна кое в чем признаться. Иногда, когда руки в бакалее у меня сильно пачкаются, я открываю крышку шампуня, капаю самую чуточку себе на ладонь и иду мыть руки в раковине. А теперь я думаю, что капать себе на руки чужой шампунь… ну, в общем, не очень-то и хорошо. Но я все равно каждый раз открываю новую бутыль с шампунем, и получается, шампуня в бутылях становится меньше, но по чуть-чуть. Даже совершая нехороший поступок, я стараюсь делать все по справедливости. Конечно, это меня не оправдывает… Ладно, короче говоря, все ошибаются.

Над шампунями была полка с растительным маслом. Растительное масло, варенье, а в самой нижней части полки с шампунями стояли бидоны с оливками. Оливки продавались в бидонах, а мы в магазинах продавали их на развес и раскладывали совком по пакетам. Это сейчас в супермаркетах есть по девять видов оливок и маслин. А раньше был только один вид оливок. Представьте только, если в деревне живут триста человек, то все триста едят одни и те же оливки на завтрак. Так странно!

Для того чтобы стать хорошим подмастерьем в магазинчике, надо было уметь пользоваться весами. Если тебе нужно взвесить килограмм сахарного песка, то ты и вправду должен положить ровно один килограмм сахарного песка. Если положишь больше на сто граммов, то окажешься в минусе. Если взвесишь меньше, то ущемишь права покупателя. Именно поэтому пользоваться весами – дело щекотливое. Да и весы называются чувствительными.

Обычно все всё покупают килограммами. Килограмм сахарного песка, два килограмма булгура, полкило сыра, кило йогурта и так далее… Но только не Мустафа-аби. Каждый раз он приходил и просил пятьдесят граммов сыра, пятьдесят граммов оливок и только один хлеб… Для хлеба он просил газетную бумагу.

Дедуля рассказывал, что он живет один. У него никого нет и денег тоже нет… Умственных способностей тоже нет, поэтому он и работать толком не может. Вот ходит туда-сюда помогать в саду, так и зарабатывает на жизнь.

Дедуля мне сказал: «Если он попросит пятьдесят граммов, ты взвесь ему сто. Иногда подкладывай немного халвы и денег за нее не бери. А за все остальное плату бери!»

Я ответила: «Ну раз уж мы делаем хорошее дело, надо нормально его сделать. Давай бесплатно будем давать еще оливки и сыр».

«Так нельзя. Тогда ему станет неудобно, и он больше не придет. Оставь, пусть покупает за деньги», – ответил дедушка, и от этих его слов у меня в голове настоящая каша образовалась.

Каждый приход Мустафы-аби в бакалею меня просто ломал.

• Мустафа-аби беден, но я не должна вести себя с ним как с бедным.

• Мустафа-аби просит пятьдесят граммов, но я должна отвесить ему сто, и он должен думать, что купил пятьдесят.

• Мустафа-аби не просит халвы, но я должна дать ему и халвы. Но при этом не каждый раз, а иногда. Интересно, когда давать надо, а когда нет?

• Я знаю, что Мустафа-аби беден, но все равно беру с него деньги. Причем делаю это для того, чтобы он не чувствовал себя неудобно.

Когда я вижу, что Мустафа-аби направляется в бакалею, мне хочется провалиться сквозь землю. У меня начинают дрожать коленки, я не знаю, что мне делать и как себя вести. После того как он уходит, я сажусь на сахарный сундук и думаю о том, как он будет есть то, что купил.

В моем воображении Мустафа-аби садится один-одинешенек под большое дерево, разворачивает газету, кладет на нее сто граммов оливок и сто граммов сыра и начинает есть. Потом я начинала плакать. На следующий день Мустафа-аби приходил снова…

Однажды я вот так сидела на сахарном сундуке и плакала, и мне в голову пришла бесподобная идея. Если Робин Гуд отбирал у богатых и отдавал это бедным, я тоже так смогу. У меня для этого есть все, что нужно. Был бедняк, богача найти было просто, еще у меня была долговая тетрадь…

«Считай, дело сделано!» – подумала я, и мне сразу стало весело.

На следующий день Мустафа-аби пришел снова. И опять попросил пятьдесят граммов оливок, пятьдесят граммов сыра и один хлеб.

Я сказала:

– Мустафа-аби, дедуля сказал, чтобы я отвесила тебе кило оливок и кило сыра, а вы с ним потом рассчитаетесь. Ходжа Ремзи решил сделать благое дело или что-то вроде этого. Так он сказал.

Мне очень нравилось это выражение. Иногда кто-то приходил, разговаривал с дедулей о чем-то, а потом произносил: «Потом рассчитаемся». Значит, это было что-то хорошее. Я подумала, что если я так тоже скажу, то ничего плохого не случится.

Ходжа Ремзи о-о-очень богат. Именно поэтому он бы в жизни не заметил, если бы я в долговую тетрадь записала на него килограмм оливок и килограмм сыра. А если он занимается благотворительностью, то почему раздает именно сыр и оливки и делает это через магазинчик? Об этом я сильно не задумывалась. Мустафа-аби тоже не задумался. Просто взял все и ушел.

В последующие дни он покупал только хлеб. Я была невероятно счастлива и горда собой. Через три недели, когда Мустафа-аби снова пришел за оливками и сыром, я проделала тот же номер. И с гордостью записала деньги за килограмм сыра и килограмм оливок на счет ходжи Ремзи. И, хорошенько осмелев, халву тоже записала. Мустафе-аби отдала целый килограмм халвы. Мустафа-аби посмотрел на меня вопросительно.

– У ходжи Ремзи внук родился. Он сказал, чтобы мы дали халвы Мустафе, и добавил: «Пусть кушает сладкую халву, и ему будет приятно», – выкрутилась я.

Он улыбнулся. Я тоже. Все-таки я очень сообразительная!

Однажды я застала дедулю с ходжой Ремзи спорящими над долговой тетрадью. Ходжа Ремзи говорит: «Я не брал». Дедуля отвечает: «Тут написано, что брал». Ходжа Ремзи продолжает оправдываться: «Да не брал я! Мы сыр и оливки из Бурсы привозим». Дедуля парирует: «Ремзи, если ты не брал, зачем же нам писать тогда, что брал?»

«Смотри-ка, богатенький какой, не нравятся ему наши оливки и сыр!» – подумала я. И такая злость взяла меня на ходжу Ремзи, что я так и стреляла зло на него глазами. И тут мои злые взгляды перехватил дедуля.

– Это твой почерк? – спросил он.

«Нет, это почерк Робин Гуда», – хотела сказать я, но вместо этого просто кивнула.

А дальше было вот что.

– Это ты написала?

– Да.

– Ходжа Ремзи покупал сыр, оливки и халву или нет?

– Не покупал.

– Зачем ты тогда написала, что покупал?

– Потому что он богатый.

– Тебе-то что, внучка, ты его наследница, что ли?

– Нет. Я это написала не потому, что просто захотела. Я отдала сыр и оливки Мустафе-аби.

– Какому еще Мустафе?

– Ну, странному Мустафе, у которого все по пятьдесят граммов. Просто это мучение каждый раз взвешивать ему по пятьдесят граммов. Вот я и отвесила ему сразу кило сыра и кило оливок. А долг записала на этого, потому что он богатый. Я же благое дело сделала.

– Благое дело на свои деньги делать надо! На чужие деньги это уже не благое дело!

– Перепиши этот долг на меня, дедуля. Я пойду попрошу денег у своего другого дедули и оплачу тебе долг, – сказала я и выбежала из бакалеи в слезах.

Вообще-то, прием этот я знала давно. Что за прием? Я сталкивала своих дедушек между собой. Они оба от этого очень раздражались. Когда я говорила по праздникам: «Хм, значит, ты столько денег мне даришь? А другой дедуля мне столько-то подарил», оба дедули сразу повышали ставки на денежные подарки. Этот прием сейчас снова сработал.

– А ну, вернись. Извинись перед ходжой Ремзи. А странному Мустафе отнеси сыр и оливки, он привык к такому теперь. И к долговой тетради больше не прикасайся!

– Больше не прикоснусь! – сказала я и достала свою тетрадь под названием «Некоторые важные темы, на которые следует обращать внимание детям при общении со взрослыми», куда записала четвертый пункт.

Пункт 4

Не учи взрослых делиться.

Пока бедняки едят в одиночестве под деревом по 50 граммов оливок, пусть богатеи съедят друг друга из-за денег.

Дылда Мурат

Хоть мой проект вишневой минералки и не превратился в прибыльный бизнес, напитки в летние месяцы продавались неплохо. Настоящая же бомба случалась тогда, когда мы начинали сезон мороженого. Летом мы убираем печку, которая стоит на своем месте всю зиму, и дедуля взгромождает туда огромный холодильник с мороженым. Рядом с ним дедуля ставит много-много рожков, а мороженое покупает у мороженщика: сливочное и шоколадное.

Да, у него бакалея, но, когда было надо, бакалея могла превращаться и в лавку мороженщика.

В первый же день, когда в бакалее появлялось мороженое, дети бойко разносили эту новость: «В магазинчик мороженое привезли-и-и!»

И тут же налетали в лавку. Мы всем давали по шарику разного мороженого. Я вообще не понимала, как можно так сходить с ума по мороженому.

Быть по другую сторону прилавка – интересное чувство. Я протягивала детям рожки, брала у них деньги и при этом не забывала напоминать: «Иди воды попей! Не забудь воды попить!» А про себя все думала: «Мы бакалейщики или мороженщики? Мороженщики или родители? Зачем это я им о воде напоминаю?» Первую неделю дети ели мороженое постоянно, потом продаж становилось меньше. Наверное, они наедались.

Холодильник с мороженым работал от электричества, то есть если электричество отключали, то через несколько часов от мороженого могло ничего не остаться. Оно бы просто-напросто растаяло. Именно поэтому отключения электричества летом ужасно раздражали дедулю. Он и так целыми днями искал, на что бы ему пораздражаться, ну а если отключали электричество, превращался в настоящий порох. Когда электричество отключают, дедуля достает из холодильника коробки с мороженым, кидает их в машину и едет в ближайший райцентр, чтобы положить в работающий холодильник. И ждет там, пока нам опять не дадут электричество. Когда же оно появляется, мы звоним туда, где сидит дедуля, и зовем его обратно.

Дедуля в такое время всегда был на нервах. Я же из-за этой его суеты очень расстраивалась. Мне очень хотелось собрать всех деревенских детей и сказать им: «Вот, посмотрите, что приходится переживать моему дедуле только ради того, чтоб вы съели по шарику мороженого. Идите купите у него мороженого и поцелуйте моему дедуле руку, скажите ему спасибо». Но этого я, конечно, сделать не могла. Потому что покупатель всегда был прав. Не пойму почему, но он всегда-всегда был прав!

Однажды летом мои мама с папой привели меня в луна-парк. И разрешили прокатиться на трех аттракционах. Как же меня бесят эти ограничения, которые придумывают взрослые! Я и так прихожу сюда раз в жизни, дайте же мне вдоволь покататься! Что еще за ограничение в три аттракциона, а?

Ладно. Села я на врезающиеся друг в друга машинки, на гондолу. На третий не захотела. Бесит? Да! Не хочу, сказала им, не надо мне. Раз уж мне можно прокатиться только на трех аттракционах, одним своим шансом я не воспользуюсь. По-своему я хотела сказать им: «Да, представьте, я щедрее, добрее вас». Я прямо-таки учила маму с папой человечности. Но никто не впечатлился, конечно же. «Ладно, – сказали они. – Не хочешь – как хочешь». И пошли дальше.

Я была ребенком самых ненастойчивых родителей в мире! Предложение есть – уговоров нет.

Мама сказала: «Давайте купим мороженого».

Я спросила: «Какое там ограничение по шарикам?» Но мама не поняла, что я имею в виду. Мороженщик продавал марашское мороженое[3]3
  Марашское мороженое делают из молока, сахара, салепа и мастики. Его родиной считается турецкий город Кахраманмараш.


[Закрыть]. На расстоянии девятисот километров от Кахраманмараша мы купили марашское мороженое у продавца из Бурсы. Он протягивал мне рожок, затем бил в колокол, который висел у него над прилавком. Рожок не отдавал. Потом снова протягивал мне рожок, я брала, но получалось, что брала пустой рожок. А рожок с мороженым оставался у продавца. Мороженщик устраивал настоящее шоу. Надел на себя деревенский головной убор, жилетку. Костюм у него был.

Я сказала: «Хочу посмотреть еще на его представление».

На что мама ответила мне: «Иди давай. Иди и ешь мороженое. В таком огромном луна-парке что, смотреть больше не на что, кроме как на мороженщика? Смотри-ка, вон там смешительные зеркала есть. Давай посмотримся?»

Я делала все, что они говорили, только потому, что они мои родители. Встав перед совсем не смешительным зеркалом, мне следовало бы рассмеяться и сказать: «Ничего себе! Какая я тут смешная!» Что, собственно, я и сделала. Затем мы вернулись.

По дороге мне в голову пришла шикарная идея. Нам надо было продавать мороженое именно так. Тогда это привлекло бы огромное внимание. У нас были бы феноменальные продажи. Тогда мы бы заработали очень много денег и расширили бы бакалею.

Сразу по возвращении я начала воплощать свой план в жизнь. Я нашла для дедули кепку и жилетку. Пока я искала то, что нужно, бабулин шкаф превратился в груду вещей. Ну и ладно, бывает.

Нам еще нужен был колокольчик. Я знала, где его можно найти. У бабули раньше были овцы. У некоторых из них на шее висели колокольчики. Потом, когда овец продали, колокольчики эти с них сняли. Ну, я так думала. Я зашла в сарай, где раньше держали овец. Там сильно пахло животными и было очень темно. У меня в руках был фонарик. Запах и темнота были невыносимыми, но очень уж мне был нужен колокольчик. Я искала-искала и нашла. Потом я хорошенько его вымыла и привязала к нему ленточку. Затем отнесла в магазинчик и решила повесить над холодильником с мороженым.

Я уже говорила, что зимой на месте холодильника с мороженым мы ставили печку, а трубы от печки крепили к потолку. Колокольчик мне нужно было повесить именно на тот гвоздь в потолке, но дотянуться я не могла. Я подумала, что попрошу помочь первого клиента, который зайдет в бакалею.

Первой зашла маленькая тетя Рукие. Ростом она была даже ниже меня. Именно поэтому ее называли Маленькой Тетей Рукие. Правда, не было и какой-то другой Рукие, которая была бы выше этой. Она была единственной Рукие в деревне, но такой маленькой, что деревенские захотели дать ей такое прозвище.

Пока я расстраивалась из-за этой неудачи, вторым в магазинчик вошел дылда Мурат. Дылда Мурат был таким высоким, что ему для этого дела даже стремянка была не нужна. Он просто встал на ящик с газировкой и быстренько повесил колокольчик. А потом как дал по колокольчику, у меня чуть уши не отвалились. Все равно я сказала ему спасибо.

Он ответил: «Я в Бурсу еду. Стану там баскетболистом. Приеду опять в деревню, когда буду известным спортсменом».

«Ладно. Легкой тебе работы. Конечно, станешь. Никто не найдет баскетболиста выше тебя. Смотри, ты ведь можешь запросто колокольчик на потолок повесить. Что еще надо-то?» – весело сказала я.

Потом пришел дедуля и увидел колокольчик. Затем было вот что:

– Это еще что?

– Колокольчик.

– Что еще за колокольчик?

– Овечий.

– И что он тут делает?

– Дедуля, смотри, надень эту кепку и еще эту жилетку, давай…

– Какую еще кепку, внучка? Какую жилетку? Это что за колокольчик?

– Давай я тебе покажу. Я это видела в Бурсе. Мороженщик из Мараша именно так и продает свое мороженое. Бьет в колокольчик, протягивает тебе пустой рожок. Это очень весело. У нас будут невероятные продажи!

– Так делают мороженщики. Мы разве мороженщики?

– Но мы же продаем мороженое. Разве не мороженщики?

– Делом займись. Смотри, в холодильнике газировки почти не осталось. Положи туда еще газировки!

Меня просто распирало от злости. Я взяла свою тетрадь под названием «Некоторые важные темы, на которые детям нужно обращать внимание при общении со взрослыми» и записала туда пятый пункт.

Пункт 5

Взрослые меняют свои слова, чтобы избавиться от детей.

Не настаивай на своем, согласись. Их не переспорить.

Дедуля потянулся к колокольчику, но достать до него не смог.

– Как ты повесила туда этот колокольчик? – спросил он.

– Его повесил Дылда Мурат, а не я.

– Позови его обратно, пусть снимет.

– Он уехал, – сказала я. – Уехал, чтобы стать баскетболистом. Больше не приедет. Пусть колокольчик там висит.

Дедуля сильно разозлился. Когда я уходила из бакалеи, он все еще ругался:

– Здесь что, церковь, что ли? Зачем сюда вешать колокольчик? Что ж такое!

Я собиралась снова зайти внутрь и сказать:

– Ну при чем тут это? Какая связь между мороженщиком из Мараша и церковью?

Но пять минут назад я приняла решение не настаивать на своем и записала это в тетрадь. Так что спорить я не стала.

В то лето дедуля положил в холодильник с мороженым еще одну коробку. Мороженое в упаковке! Ну, то есть именно такое мороженое, которое мы едим сегодня… Я его видела впервые. Мне кажется, все деревенские дети видели его впервые. И когда я увидела это мороженое, то сказала: «Как же я до этого сама не додумалась!»

Теперь не будем мучиться с мороженым в рожке!

Когда набираешь мороженое, хочешь не хочешь – пачкаются руки. К тому же дети часто не могут решить, какое мороженое выбрать. Пусть будет ванильное… нет-нет, лучше шоколадное… давайте и то и то, а мое пусть будет ванильное… Так намного лучше, уже все готово. Спасибочки тому, кто придумал.

Как я уже говорила, дедуля, уходя в мечеть, оставлял меня в магазинчике одну. Пока его не было, я сидела, а когда он приходил, я могла уйти. Время от времени у меня были перерывы. Поскольку мечеть была прямо напротив бакалеи, я видела, когда приходил дедуля.

В тот день я увидела, как дедуля подходит к лавке. До моего перерыва оставалось совсем немного. Я взяла одно мороженое из холодильника, открыла упаковку. Я подумала, что сейчас как прогуляюсь с мороженым, другие дети тоже захотят. Они придут в бакалею, и мы продадим им много мороженого. Представьте только: я работала даже в свой законный перерыв!

Я разок лизнула свое мороженое, увидела, как дедуля идет по направлению ко мне. И вдруг он остановился и пошел назад.

«Что такое? Ты куда пошел? Опять в мечеть? Намаз же прочитан уже!» Прокричать это я, конечно, не смогла. И смиренно вернулась за прилавок. Ладно я бы сидела в кресле да ела с удовольствием свое мороженое. Но вышло по-другому…

В магазинчик внезапно зашли покупатели. Мне нужно было оставить мороженое, которое я ела, но я не знала, куда его положить. Посмотрела по сторонам. Это ж не шоколадка, его надо было положить обратно в обертку и убрать…

Потом еще три покупателя зашли в бакалею. Внутри было как минимум десять человек, и я просто смотрела на них, держа в руках свое мороженое. Я растерялась. Запаниковала. У меня не сгибались руки и ноги. Это была самая большая толпа покупателей, которую я видела в своей жизни.

Я положила мороженое в обертку и засунула в карман брюк. Начала заниматься покупателями. Их покупки все не заканчивались. Дедуля говорит в таких случаях: «Будто все оголодали!» Но дедуля говорит так, когда покупатели уходят. Я же, будучи более простой, сказала это прямо им в лицо.

– Вы что, оголодали? Как много всего вы накупили! – сказала я.

Они посмеялись. Они все покупали и покупали. Когда кто-то выходил, обязательно внутрь заходил новый покупатель.

Я про себя ныла и жаловалась:

«Дедуля-я-я, ну куда ты опять ушел? Что ты там, в мечети, делаешь? Ты же не имам, ты бакалейщик! Давай уже возвращайся на работу!»

Мне все надоело. На улице и так жара, а тут в маленькой лавке нас человек десять! Мороженое в кармане растаяло и давным-давно-о уже прилипло к брюкам. Выглядела я как пугало. Через полчаса покупатели наконец-то ушли. Но после последнего в дверь сразу вошел дедуля. Я была вся взмокшая от работы. Со штанин у меня капало мороженое.

Брови дедули полезли вверх. Он внимательно оглядел меня с головы до ног. Дедуля придавал большое значение внешнему виду, и мы с самого начала с ним договорились, что я буду одеваться чисто и аккуратно.

– Это что такое? Внучка, ты зачем мороженое кладешь в карман? Что ты за ребенок такой? – спросил дедуля.

Я не смогла объяснить ничего.

– Если бы ты не пришел так поздно… Что ты делаешь целый час в мечети?! – рассердилась я.

Но получилось так, словно я положила мороженое в карман потому, что дедуля поздно пришел. Снова все было нелогично. Оф-ф!

На самом же деле я была настоящей героиней, пожертвовавшей своими штанами ради того, чтобы очень хорошо обслужить покупателей бакалеи. Но в глазах дедули я была рассеянной девчонкой, которая забила свои карманы мороженым. Очень злая, я выскочила из магазинчика и пошла домой. В саду около дома встретила маму.

– Это что с тобой такое? – воскликнула она.

Я подумала про себя, что, если еще хоть один человек задаст мне этот вопрос, я разревусь. Я сжала зубы. Из боковой двери дома вышла моя бабуля.

– Вы только на нее посмотрите! Еще собиралась стать подмастерьем бакалейщика. Вся грязнющая! Смотри дедушке не попадись, – сказала она с укором.

Ну вот, я не выдержала и разревелась. В слезах я бросилась домой, а мама с бабулей уже за моей спиной сказали:

– Ну раз плачет – виновата.

Что значит «раз плачет – виновата», а? Можно же было сказать: «Если плачет, значит, в безвыходном положении находится», нет? Или «если плачет, значит, очень расстроена», «если плачет, значит, у нее проблемы какие-нибудь». Почему сразу «если плачет, значит, точно виновата»?

Я родилась в самой бессовестной семье на свете!

Я выбежала из дома и снова пошла той же дорогой в бакалею. В лавке резко вытащила из-под прилавка свою тетрадь под названием «Некоторые важные темы, на которые детям нужно обращать внимание при общении со взрослыми» и записала туда шестой пункт.

Пункт 6

У этих взрослых, которые постоянно хвалятся своей сообразительностью, вообще-то голова варит плохо. Обычно они обращают внимание только на видимую часть дела и совсем не интересуются причинами, которые лежат под разными событиями. Потому-то они почти всегда ошибаются. Не пытайся объяснить им, как все было на самом деле, – не поймут. К тому же люди обожают кого-то обвинять. И еще: меня ужасно бесит мороженое в обертке.

На следующий день я снова пошла в бакалею. Такое случалось. В конце концов, из-за этого происшествия не стоило увольняться. Вот я, как прилежный работник, и вернулась на свое место.

Электричество отключали очень часто. Именно поэтому все оборудование, которое должно быть у электрика, мы в магазинчике тоже продавали. Это были всякие розетки, кабели, лампочки, удлинители. Но больше всего было свечей. В дни, когда отключали электричество, свечи становились самым продаваемым товаром в магазинчике.

Однажды снова не было электричества. Дедуля загрузил в машину коробки с мороженым и увез их в райцентр. Бакалея осталась на мне. Наступал вечер.

А значило это вот что.

Нас всех ждала темная ночь. Все должны были сидеть в темноте. А кто не хочет сидеть в темноте, собирался жечь свечи. Так, а где же продаются свечи? В бакалее. А кто в бакалее? Мы. Свечи чьи? Наши. Значит, мы можем продавать по такой цене, которую захотим? Можем.

Я тут же подняла цены на свечи и молилась, чтобы электричество не давали быстро. Если я продам сегодня вечером достаточное количество свечей, мы станем богатыми. В конце концов, надо уметь обращать кризис в новые возможности.

Я приклеила на свечи новые цены. А на картонке написала: «Покупайте качественные свечи, чтобы не сидеть в темноте!» И зажгла две. Было важно, чтобы рядом с объявлением горели свечи. Я пожертвовала двумя свечами, чтобы повысить продажи и привлечь внимание клиентов, то есть тратила средства из рекламного бюджета.

Я думала так: вот-вот все пойдут в магазинчик, чтобы купить свечи, выстроятся в очередь, поймут, что я повысила цены на свечи, но потом прочитают, что свечи качественные, и все равно купят. Но первым в лавку вошел… дедуля.

Вот те на! Его я не ждала. Совсем… Он же поехал отвозить мороженое! И не должен был возвращаться, пока не появится электричество…

– Ты зачем приехал? – спросила я, медленно сползая с дедулиного кресла. Когда он приходил, я не сидела в его кресле. Ведь бакалейщиком был он, а я – только подмастерьем.

Дедуля не ответил. Бакалейщиком был он. Лавка тоже была его. И зачем я только сказала ему: «Ты зачем приехал?» Я решила спросить по-другому.

И дальше было так.

– А что ж с мороженым? Оно где?

– На подстанции ремонт. Сказали, электричество будут периодически давать. Завтра заберем мороженое.

– Хм.

– Ты чего это днем свечи жжешь? А это еще что?

– Это реклама. Типа вывески с лампочками. Я зажгла свечи, чтобы привлечь внимание покупателей.

– А с ценой что? Почему она в два раза выше?

– Я повысила. Людям же сейчас нужны свечи, пусть так покупают. А мы много денег зарабо…

Я даже договорить не успела, как дедуля пошел в атаку:

– Внучка, ты что, шулер какой-то? Ты что, клиентов дуришь? Обманываешь людей? А ну, быстро убирай этот ценник! И в кого ты у нас такая?

Вопросы из него так и сыпались. Я задула свечу и вышла из бакалеи. Говорила же, что, когда отключают электричество и дедуля вынужден отвозить мороженое в соседний город, он становится очень нервным.