Текст книги "Знатная плутовка"

13

После ухода Сэйбера Николь почувствовала себя в опустевшей спальне как в замурованном склепе. Несколько секунд она невидящим взглядом смотрела на закрытую дверь. Неужели он мог такое сказать, в отчаянии думала Николь. Нервная дрожь сотрясла ее тело. Конечно же, мог. Более того, он говорил совершенно серьезно. Николь подошла к постели и без сил рухнула на нее лицом вниз. Долго-долго она пролежала так без движения, стараясь ни о чем не думать, но ей не удавалось отогнать обуревавшие ее мысли.

Если б только можно было повернуть время вспять, с горечью думала она. Но нет! Сэйбер знал, что она женщина, и даже если бы она не решилась вместе с Аденом похитить эти злосчастные документы, Алена все равно схватили бы, а для нее события прошлой ночи были бы неизбежны. Она так или иначе оказалась бы в объятиях Сэйбера, хотела она того или нет. Сэйбер коварно использовал их авантюру в своих целях, а она имела глупость поверить, будто он готов с ней торговаться. При мысли о том, как легко он провел ее, в душе Николь закипал бессильный гнев. В порыве детской фантазии она вдруг представила, как Сэйбер валяется у нее в ногах и вымаливает прощение.

Этот невероятный образ был навеян бесплодной жаждой мести. Но внезапное озарение вдруг заставило Николь взглянуть на это иначе. Если б ей удалось сделаться для него настолько желанной, что он не мог бы без нее обойтись, то, может быть, тогда они поменялись бы ролями? Если ей удастся разбудить в нем сильные чувства, власть окажется в ее руках. Ведь он тогда будет стремиться во всем ей угодить, постарается исполнять ее желания. Например, освободит Алена… Или – Николь даже задохнулась от восторга – явится в Англию, чтобы вышвырнуть Маркхэмов из ее владений!

Но как можно обрести власть над этим человеком? На ее глазах, несколько женщин пытались этого добиться, но безуспешно. Он беззаботно манипулировал ими ради удовлетворения своих прихотей, а потом забывал, словно надоевшие игрушки. Николь постаралась припомнить, удавалось ли кому-нибудь надолго приковать к себе его внимание. Эти размышления заставили ее признать, что задача перед ней стоит очень нелегкая.

Ее преимущество перед другими состояло в том, что, несмотря на плотскую страсть, возникавшую в минуты близости, она не была в него влюблена, а это давало ей возможность использовать его так же, как он сам использовал женщин. Николь также понимала, что отчуждение и враждебность, которые она ему довольно искренне демонстрировала, тоже были ее козырями.

Идея потягаться силами с Сэйбером и побить его его же оружием вдохновила Николь. Но когда первое возбуждение улеглось, она вдруг почувствовала, что в этот поздний час силы совсем оставили ее и ей нестерпимо хочется спать. Она некоторое время колебалась, не будучи уверена, что подумает Сэйбер, если вернется и застанет ее спящей. Впрочем, возможно, будет даже лучше, если он вдруг найдет в спальне женщину, которая настолько к нему безразлична, что может спокойно уснуть. Усмехнувшись, Николь быстро разделась и нырнула под одеяло. Уже в полусне она подумала: наверное, ее неожиданное появление сильно спутало планы капитана!

В действительности появление Николь на острове не слишком смутило Сэйбера, хотя он и предпочел бы не представлять ее Лафиту. Впрочем, ее присутствие почти никак не сказалось на его планах. Поутру он собирался вернуться в поместье Тибо, и этот план оставался в силе, приукрашенный лишь той подробностью, что теперь обратный путь ему предстояло проделать в обществе Николь.

Сэйбер вернулся в библиотеку и, не обращая внимания на живое любопытство, светившееся в глазах Лафита, молча налил себе превосходного французского коньяка. Потом он уселся в кресло и вытянул ноги, всем своим видом давая понять, что ничего необычного не происходит. Остаток вечера мужчины провели, как и было задумано, играя в карты, куря сигары и потягивая контрабандный коньяк. Жан, полагавший, что Сэйбер поторопится закончить встречу, был несколько разочарован. Капитан засиделся далеко за полночь, ведя непринужденную беседу о чем угодно, только не о девушке.

Наконец, когда стало совершенно ясно, что Сэйбер не намерен даже упоминать о Николь, Лафит демонстративно зевнул и поднялся с кресла.

– Друг мой, ты, наверное, устал, как и я? Или твое молчание означает, что мысли твои далеко – с той особой, что пребывает в спальне наверху?

Сэйбер» недовольно ответил:

– Если тебя клонит ко сну, не смею задерживать! Лафит поморщился.

– Пожалуй, нам обоим пора отдохнуть. Кажется, ты немножко не в себе. Неужели тебя так заботят дела амурные?

Сэйбер встал. На его лице было написано явное недовольство.

– Амурные? – переспросил он брезгливым тоном, словно ему против воли пришлось произнести непристойное ругательство. – Твои французские обороты всегда изящны, но далеки от истины. Эта сучка наверху значит для меня не больше, чем десятки других, которые были прежде и будут после.

Потом он прохладно пожелал Лафиту спокойной ночи и направился в свою комнату.

Темнота в спальне вызвала у него сильное удивление. Но еще больше он удивился, увидев Николь мирно спящей. Что это, раздраженно подумал он, железное самообладание или полное безразличие?

Словно почувствовав его присутствие, Николь открыла глаза и, встретившись с его взглядом, инстинктивно вздрогнула. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаза. Николь надеялась, что ее черты не выдают тех чувств, которые она испытывала. Сэйбер, не сводя с нее глаз, приблизился и резким движением откинул одеяло. Она не шелохнулась. Даже когда он коснулся ее груди, слегка пощипывая пальцами сосок, она осталась недвижима, стараясь совладать с неожиданно пробудившемся в ней желанием.

В этот момент она ненавидела его. Ненавидела за ту безграничную власть, которую он обрел над ее телом, за то, что, видя ее беззащитную наготу, он оставался упокоен.

Сэйбер тем временем отпустил ее грудь, медленно провел рукой сверху вниз и пощекотал шелковистый треугольник внизу живота. Еще миг – и его пальцы скользнули дальше, неожиданно углубившись в податливую мягкость ее лона. Его лицо расплылось в довольной улыбке, когда из груди Николь вырвался глубокий вздох, в котором смешались страх и удовольствие, Сердце Николь учащенно забилось. Она понимала, что выдает свои чувства. А Сэйбер, казалось, продолжал оставаться невозмутимым.

Это был своеобразный поединок: она пыталась сдержаться, а он настойчиво возбуждал ее, сам прячась за маской ленивой небрежности. Правда, капельки пота, выступившие у него на лбу, выдавали ту внутреннюю борьбу со страстью, которую и ему приходилось вести. Наконец эта борьба стала невыносимой. Сэйбер вскочил, порывистыми движениями скинул с себя одежду и рухнул рядом с Николь на постель. Она было прижалась к нему, потом опомнилась и хотела отстраниться, но он удержал ее и жарко зашептал:

– Прошлая ночь была неудачной. Я хочу показать тебе, что бывает гораздо лучше. Позволь мне, Ник. Дай мне любить тебя!

Николь почти не слышала его слов, сжигаемая всепоглощающим внутренним огнем. Она инстинктивно раздвинула ноги, готовая принять» его. Но Сэйбер не торопился, он терпеливо и настойчиво ощупывал пальцами самые сокровенные уголки ее плоти, желая дать ей почувствовать ни с чем не сравнимое наслаждение. И он добился своего. Николь как будто со стороны услышала свой почти нечеловеческий крик, тело ее содрогнулось в конвульсиях.. Неведомое прежде ощущение овладело ею целиком, заставив на мгновение забыть обо всем на свете. Едва она начала приходить в себя, как он, не в силах более сдерживаться, страстно вонзился в ее плоть, заставив затухавшее пламя вспыхнуть с новой силой. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Николь крепко обхватила его руками, стараясь прижаться как можно теснее и еще глубже погрузить его в пульсирующую бездну. На этот раз ей снова показалось, что наслаждение достигло своего пика, превысив все то, что ей прежде довелось испытать. Когда чуть позже рассудок постепенно вступил в свои права, Николь призналась себе, что теперь понимает тех женщин, которые так жаждали его любви. Но до чего же ей не хотелось разделить их судьбу! Она прищурясь взглянула на Сэйбера, не переставая в душе недоумевать, как в ней уживается ненависть к этому человеку и неутолимая страсть к его ласкам. Тихим обессиленным голосом она прошептала:

– Все равно ненавижу!

К ее удивлению, он улыбнулся. И не игривой ироничной усмешкой, к которой она привыкла, а открытой улыбкой, в которой, кажется, даже сквозила нежность. Он мягко ответил:

– Знаешь, я ведь ожидал от тебя именно этих слов. Что ж, можешь меня ненавидеть. Ник, но твое тело чувствует иначе.

Он придвинулся к ней, так что она ощутила горячее дыхание на своем лице. Его рука, едва касаясь ее нежной кожи, скользнула вниз и замерла у нее между ног. Сладкая дрожь охватила Николь. Желание, казавшееся утоленным, начало разгораться с новой силой.

При виде ее реакции Сэйбер негромко рассмеялся.

– Видишь: я могу снова заставить тебя захотеть, что бы ты там ни говорила. Ну как, хочешь убедиться?

Николь молча покачала головой. Нет нужды доказывать то, что им обоим уже отлично известно.

Он не стал настаивать. Нежно обняв Николь, он почти по-отечески поцеловал ее в лоб и шепнул:

– Отдыхай. Завтра нам предстоит трудный день. Она как будто жаждала этих слов и теперь почти мгновенно заснула. А Сэйберу не спалось. Он неподвижно лежал рядом с нею, в его голове роились беспокойные мысли.

Они с Лафитом сегодня совершили сделку по купле-продаже шхуны, и теперь в обратный путь предстояло захватить изрядную сумму золотом. Об Алене Балларде сегодня тоже шла речь, и его судьба, по крайней мере на ближайшие месяцы, была решена: ему предстояло провести это время в тюрьме Лафита. Его дальнейшая участь пока не определилась, но до поры до времени он был надежно упрятан под запор.

После решения этих вопросов оставалась еще одна проблема – Ник! Ей вскоре предстоит раскрыть его тайну, и он не мог себе представить, как она воспримет тот факт, что капитан Сэйбер и Кристофер Саксон – это одно лицо!

Кристофер Саксон. Он с удовлетворением подумал, что через сутки наконец-то снова полностью обретет свое настоящее имя. Раздвоению его личности на взъерошенного капитана Сэйбера и гладко выбритого плантатора Саксона пришел конец.

Эта история началась давным-давно, когда они с Хиггинсом только совершили свой побег с флота. Чтобы скрыться от преследования англичан, разыскивавших дезертиров, он принял имя Сэйбера Лейси. Но когда он сошелся с Лафитом, тому пришла в голову мысль, что из раздвоения личности можно извлечь немалые выгоды. Кристофер согласился. Так в одном лице появился капитан Сэйбер, бороздивший моря на шхуне «Ла Белле Гарче», и счастливчик Кристофер Саксон, выигравший поместье Тибо за карточным столом в одном из игорных домов Нового Орлеана.

Сэйбер никогда не показывался в Новом Орлеане, но Саксон наведывался туда время от времени. Несколько месяцев в году Саксон жил в поместье Тибо. Да, Саксон порой надолго исчезал, но это никого не волновало. И никому не приходило в голову, что в отсутствие Саксона капитан Сэйбер на своей шхуне» вдруг появлялся на океанских просторах. Никто ничего не подозревал. А теперь Николь вполне может испортить его репутацию в новоорлеанском обществе.

Каперство не считалось недостойным занятием, но все же поползут слухи, сплетни, кое-кто скорчит брезгливую мину, в каких-то домах его перестанут принимать. Конечно, можно было бы оставить Ника у Лафита… Но эта идея была ему не по душе.

В его памяти вдруг пронеслись яркие образы, связанные с нею. Вот она с мальчишеской ловкостью карабкается на мачту, возбужденно глядит на жаркую схватку, сосредоточенно переписывает бумаги… Сейчас, когда в памяти оживали эти картины, он уже в который раз с недоумением подумал: как же он был слеп, если так долго не замечал ее обмана!

Он всегда неосознанно благоволил к ней. Он обращался с юнгой в почти приятельской манере, какую не допускал ни с кем из матросов, прощал многие оплошности и всегда следил, чтобы во время боя Ник не подвергался опасности. Тем не менее в моменты своего преображения в Кристофера Саксона он забывал о Нике. Интересно, а как она жила в его отсутствие? С неприязнью он подумал о Балларде. Ну, конечно. Когда корабль стоял в гавани острова Гранд Терра, она жила на борту. Матросы, предоставленные сами себе, не обращали на нее никакого внимания. Хотя ее положение было довольно рискованным.

Нахлынувшие мысли не давали заснуть. Он тихо встал, подошел к столику и налил себе коньяка. В потоке воспоминаний невольно всплыли и те, которые он хотел бы навеки похоронить н глубине своего сознания. Мысли о Николь вернули его к воспоминаниям о ее матери и о тех событиях, которые лучше было бы забыть. Сегодня ему снова вспомнилась Аннабель. И еще его дядя!

Мысль о том, как ловко они использовали его в своих целях, заставила его болезненно поморщиться. Интересно, как давно муж Аннабель стал догадываться, что у нее есть другой мужчина? Долго это продолжаться не могло, потому они и выбрали его козлом отпущения. Теперь ему были вполне ясны отношения его дяди Роберта с женой их соседа. Но мотивы их действий продолжали оставаться загадкой. Был ли это простой страх разоблачения, заставивший принести его в жертву? А может, дядя вынашивал какие-то более серьезные планы? Ведь служа на военном флоте, так легко расстаться с жизнью, и тогда именно к дяде переходит вся фамильная собственность.

Память об этих далеких днях жгла сердце нестерпимым огнем. Боже! Как он преклонялся перед Аннабель, способной своей красотой свести с ума любого мужчину! Он был не в силах скрывать своих чувств и видел, что старших удивляет такая страсть, охватившая пятнадцатилетнего юношу. Но они и не догадывались, что он тайно встречался с нею в уединенной беседке, где она впервые открыла ему таинственную прелесть физической близости. Роберт наверняка знал об этих свиданиях. Но знал ли он о том, что в эти часы она самозабвенно учила его искусству любви? Возможно, именно об этом дядя не догадывался. Кристофер с трепетом вспоминал, как безжалостно она дразнила его – то высокомерная, то насмешливая. Но он был готов стерпеть любое унижение, потому что знал: придет вечер, и Аннабель станет совсем не такой, какой стремилась казаться на людях. Каким же наивным он был тогда, будучи уверен, что одна из первых красавиц, к тому же на десять лет его старше, могла влюбиться в неуклюжего юношу!

Конечно же все было не так. Он понял это в тот самый момент, когда коварная бестия с рыданиями бросилась к его деду, заявляя, будто он ее изнасиловал. Это был страшный удар, крушение волшебной мечты. Старик был вне себя от ярости. Муж Аннабель стоял рядом, своим презрительным видом давая понять, что только несовершеннолетие насильника позволяет тому избегнуть смерти на дуэли. Кристофер не оправдывался. В тот миг в душе его навек поселилась неизбывная боль и разочарование. Он бросился прочь, но за порогом попал в объятия своего дяди, который благодушно пригласил его в местную гостиницу, где они могли бы обсудить создавшееся положение. Тогда он еще не подозревал о связи Роберта с Аннабель и послушно дал себя увлечь. В гостинице его ждало крушение последней иллюзии: там он был жестоко избит, связан и принужден лицезреть Аннабель в объятиях Роберта. Они, словно в насмешку над его наивностью и беспомощностью, совокуплялись у него на глазах. Потом Аннабель встала, одернула платье и небрежно спросила:

– Ну а теперь, когда он сыграл свою роль, как нам от него избавиться? Роберт рассмеялся:

– О нем не беспокойся. Завтра он будет уже на службе в военном флоте, приведенный туда ретивым вербовщиком. Только твой муж и мой отец ничего об этом не узнает. Пусть думают, что он сбежал от позора.

Она одобрительно улыбнулась:

– Какой ты умный, Роберт. Кому еще мог прийти в голову такой план? Теперь все подозрения Адриана разрешились, и ему не остается ничего другого, кроме как ненавидеть юного паршивца. Вот только что будет, когда мальчишка вернется?

Роберт покачал головой:

– А это, моя дорогая, крайне маловероятно. С флота просто так не убежишь. К тому же не забывай, что мы находимся в состоянии войны с Францией. Если ему и удастся чудом остаться в живых и вернуться сюда, то кто ему поверит?

– Надеюсь, ты прав, – согласилась она и, не глядя на Кристофера, удалилась.

А менее чем через час он уже находился в полном распоряжении вербовщиков, которые, как известно, не брезговали никакой возможностью для пополнения рядов Королевского флота.

Кристофер содрогнулся, охваченный вырвавшимися из-под контроля эмоциями. Прошлое не отпускало его, заставляя снова и снова вспомнить о пережитых страданиях. С трудом он взял себя в руки. Что было, то прошло. Зато теперь его не проведешь. С тех давних пор он утратил наивную веру. А сегодня он узнал, что коварной Аннабель нет больше в живых. По иронии судьбы в его руках теперь оказалась ее дочь. И он не откажет себе в удовольствии наказать Николь за грехи ее матери!

ЧАСТЬ II. Кристофер

Любовь слепа.

Влюбленные не видят

Тех безрассудств, которые творят.

В. Шекспир

14

Кристофер Саксон, с трудом удерживая на лице вежливую улыбку, вяло следил за праздной болтовней гостей. И какого черта он принял приглашение на эту вечеринку! Ведь он вполне мог предвидеть, что потратит время впустую. Хозяева были люди пожилые, как и большинство их гостей. Когда его звали, надо было отказаться. Но теперь уходить было неловко, и он маялся, едва скрывая скуку.

Кристофер Саксон не был общителен. Напротив, он был сдержан, молчалив и не проявлял никакого стремления сблизиться с теми, кто искал его дружбы. За глаза его иной раз называли бесчувственным и высокомерным. Пожалуй, таким он и был. Это, однако, не означало, что он был непопулярен и отвержен.

Наоборот! В те нечастые дни, которые он проводил в городе, слуга каждое утро являлся к нему с серебряным подносом, на котором стопкой громоздились приглашения в лучшие дома Нового Орлеана. Благодаря своей привлекательной наружности и в немалой мере своему огромному богатству он являлся объектом пристального внимания тех семей, где были дочери на выданье. Большинство же мужчин находили его пусть немного отчужденным, но весьма приятным молодым человеком.

Он не пренебрегал компаниями, но близкой дружбы ни с кем не заводил. Ведь друзья так и норовят сунуть нос в твои дела, даже когда их о том не просят! Поначалу такая манера была обусловлена конспирацией, а со временем вошла в привычку. Его вполне устраивало, что во всем городе не нашлось бы человека, который мог бы сказать, будто хорошо знает Кристофера Саксона.

В обществе его просто принимали таким, каков он есть. Манеры его были безупречны, родословная безукоризненна, да и ничего плохого за ним не замечали. Конечно, кое-кто из креольской аристократии помнил о тех не очень благовидных обстоятельствах, при которых он обрел свое богатство. Хотя все понимали, что со стороны молодого Евгения Тибо было безумием поставить на кон в карточной игре всю свою собственность, тем не менее никто не осуждал того, кому достался выигрыш.

Реплика пожилой матроны, сидевшей по соседству, вернула Саксона к действительности. Он подключился к беседе и скрепя сердце еще некоторое время ради приличия провел в кругу гостей. Наконец он с облегчением раскланялся.

Вернувшись домой, он почувствовал, что еще совсем не хочет спать. Он было собрался отправиться на поиски развлечений в какой-нибудь бордель, но отказался от этой мысли. Он распорядился подать виски, потом отпустил слугу. Снял выходное платье и облачился в черный шелковый халат. С бокалом виски в руке он вышел на балкон и долго стоял там, глядя на ночное небо.

Капитана Сэйбера больше не существовало! Работы на плантации были отлажены настолько, что почти не требовали надзора. Как оказалось, стабильность и благополучие были ему вовсе не по душе, и теперь он уже начинал сомневаться, правильно ли поступил, продав шхуну.

Наверное, он не был создан для довольства и праздности. Последние несколько недель оказались вовсе не такими приятными, как можно было ожидать. Недоставало риска и авантюры! Сегодняшний вечер был похож на многие другие. Конечно, он никогда больше не станет капитаном Сэйбером, но это почему-то не радует. Ему скучно. Наверное, надо было взять с собой Николь, подумал он вдруг. Вот уж с кем не соскучишься! И снова, уже в который раз, он невольно вернулся в мыслях к ней. Эти воспоминания часто настигали его в самый неподходящий момент. Танцуя на балу с местной красавицей и глядя в ее карие глаза, он вдруг ловил себя на том, что глаза Николь нравятся ему гораздо больше. В них было больше жизни. Будучи представлен на очередном званом вечере племяннице хозяина, он

отмечал про себя, что хоть у той и очаровательный ротик, поцеловать он предпочел бы Николь. Увидев в театре ослепительную диву с роскошной прической, он вспоминал о золотистых волосах Николь. Его настораживала собственная привязанность к этой непокорной плутовке с янтарным взором. Он недовольно фыркнул и вернулся в спальню.

Проснувшись на следующее утро, он постарался отогнать смущавшие его мысли и с головой окунулся в активное времяпрепровождение. В течение предрождественской недели он побывал на всех вечерах, устраивавшихся в ту пору в лучших домах Нового Орлеана. По временам ему казалось, что он наконец обрел то, что искал. Так могло бы продолжаться еще долго, если бы не два события, случившихся на рождественском балу в доме губернатора. Кристофер был приглашен туда наряду с несколькими сотнями самых уважаемых граждан Луизианы, и именно там произошла встреча, вдруг оживившая его далекие воспоминания.

В толпе гостей его взгляд неожиданно упал на пожилую седовласую даму лет шестидесяти пяти. Одета она была скромно и скорее всего исполняла роль дуэньи-при одной из знатных девиц. Поначалу он ее даже не заметил. Кому придет в голову обращать внимание на такую особу?

Он и сам не сразу понял, чем она привлекла его. Ее движения и осанка показались знакомыми, и он стал внимательно приглядываться.

Он был уверен, что прежде встречался с этой женщиной. Наконец он был представлен мисс Лейле Дюма, которая и оказалась подопечной пожилой дамы. Тут он узнал имя дуэньи – миссис Иглстон!

При звуке этого имени он вдруг снова ощутил себя двенадцатилетним пареньком, застенчиво принимающим угощение из рук жены полковника. Она мало изменилась с той поры, лишь голубые глаза утратили жизнерадостный блеск., Он был польщен, когда, услышав его имя, она произнесла:

– Рада видеть тебя, Кристофер, после стольких лет…

Он улыбнулся и ответил:

– И я рад, мадам. Но скажите ради Бога, какими судьбами вы здесь оказались?

Она замялась, и он отметил, что мисс Дюма сердито поджала губки, недовольная тем вниманием, которое благородный месье Саксон оказывает не ее красоте, а болтовне какой-то дуэньи, почти прислуги. И его не удивило, когда миссис Иглстон торопливо ответила:

– Ах, это долгая история, я не стану вас утомлять. Не пригласить ли вам мисс Дюма? Следующий танец у нее свободен.

Кристофер не замедлил воспользоваться предложением и увлек расплывшуюся в довольной улыбке мисс Дюма в залу. Но явная отговорка не удовлетворила его, и в ненавязчивой беседе во время танца он постарался выведать недостающие сведения.

Выяснилось, что миссис Иглстон жила тем, что откликалась на приглашение любой семьи, нуждавшейся в воспитанной женщине для сопровождения дочери в свет.

После танца он любезно проводил свою партнершу к ее дуэнье и терпеливо дождался, когда мисс Дюма оказалась приглашена на следующий танец молодым креолом. В ходе недолгой вежливой беседы он сумел убедить миссис Иглстон встретиться с ним в приватной обстановке через пару дней. Она поначалу колебалась, но потом уступила его галантной настойчивости. Решив эту задачу, он устремился туда, где уже вовсю шла карточная игра.

Эта неожиданная встреча вызвала у него, смешанные чувства. К миссис Иглстон он всегда относился с большой симпатией и теперь не мог не огорчиться, оттого что она всецело зависит от прихотей таких никчемных созданий, как эта куколка Дюма. В дни его детства она всегда была очень добра к нему, и воспоминания о часах, проведенных в ее гостеприимном доме, наполнили его сердце умиротворением. Но саркастическая, натура все же взяла верх, и он поторопился отогнать вдруг ожившие образы. Ведь так, чего доброго, снова придет на память образ другой женщины, а это сейчас некстати.

Минуту спустя он присоединился к компании игроков. Мужчины постарше, довольные, что ненадолго вырвались из-под пристального ока жен, наслаждались игрой в вист. Те, кто помоложе, в большинстве своем предпочитали танцы, но Кристоферу не составило труда найти троих знакомых, которым требовался четвертый партнер. Сыграв несколько партий, он невольно прислушался к разговору, который велся буквально в двух шагах от него.

Его привлекло упоминание имени Лафита, и он как бы невзначай перевел взгляд с карточного стола в сторону группы мужчин, беседовавших неподалеку. Троих он едва знал, но двое других были ему хорошо известны – Дэниэл Паттерсон и Джесон Саваж.

Паттерсон командовал военно-морским подразделением, базировавшимся в Новом Орлеане. Именно ему были анонимно отосланы трофейные документы. Обычно у Кристофера не возникало повода с ним общаться, но в свое время он почел своим долгом быть представленным такому солидному лицу. Никогда не вредно оказать знак внимания тому, кто способен причинить тебе беспокойство. А недовольство Паттерсона деятельностью компании Лафита было широко известно.

С Джесоном Саважем Кристофер не был лично знаком, но из обрывков салонных бесед он сумел составить представление о нем как о человеке, которого нельзя игнорировать и с которым лучше не противоборствовать. Саваж был весьма близок к губернатору Клайборну и чрезвычайно уважаем как американцами, так и креолами. Несколько лет назад на балу Кристофер был представлен его жене Кэтрин и с той поры разделял всеобщее мнение о ней как о первой красавице Нового Орлеана. Но интерес к Джесону подогревала не красота его жены, а тот неоспоримый факт, что он обладал чрезвычайным влиянием и властью. Говорили, что он постоянно держит руку на пульсе всей Луизианы. Поэтому неудивительно, что Кристофер испытывал к нему интерес. Но сейчас его внимание привлекли слова Паттерсона.

– Поверьте, я сам ничего не понимаю! Ни как эти бумаги попали в штаб, ни кто из головорезов Лафита мог на такое решиться.

Джесон небрежно заметил:

– Наверное, он рассчитывал как-то поживиться на этом. Скажем, получить награду или прощение своих грехов.

Паттерсон поморщился:

– Нет, Джесон, дело не в этом. Бумаги были просто подброшены в штаб. При них не было никакого письма или записки. Я расспросил своих людей, но никто не смог мне объяснить, как эти бумаги к нам попали. Если б человек, их пославший, рассчитывал на какую-то выгоду, то он бы, по крайней мере, как-то заявил о своих притязаниях.

– А вы уверены, что они подлинные? Англичанам было бы выгодно подбросить вам фальшивку. Либо они могли намеренно доставить вам лишь те документы, с которыми, по их мнению, вам следовало ознакомиться.

Джентльмены наперебой стали выдвигать свои версии, но Паттерсона это лишь раздражало, а Кристофера забавляло. Наконец Паттерсон высокомерно бросил:

– Мы не новички в своем деле и способны отличить фальшивку от подлинника.

На том тема была исчерпана, и Кристофер заскучал. Он уже собрался уходить, как новая реплика привлекла его внимание.

– ..Нападут на Новый Орлеан!

– Ах, оставьте! У англичан нет таких сил, чтобы организовать вторжение. Они увязли на канадской границе, и им не до Нового Орлеана.

Паттерсон промолчал, вероятно, не желая вдаваться в обсуждение. Однако Джесон поддержал разговор:

– Не соглашусь с вами. Для англичан захват Нового Орлеана явился бы крупной стратегической победой, которая дала бы им серьезное преимущество на мирных переговорах в Санкт-Петербурге. Пока англичане отвергает предложение русского царя о посредничестве, они хотят прямых переговоров. А для любых переговоров им необходимо упрочить свои позиции внушительной победой. К тому же не забывайте, что Новый Орлеан сегодня защищен очень слабо и весьма уязвим. – Джесон перевел взгляд со своего собеседника на Паттерсона, который внимательно его слушал. – Это точно; что планируется нападение на город? У вас есть верные сведения или это лишь предположение?

Паттерсон вздохнул:

– Ничего определенного не известно. Есть лишь кое-какие намеки. Например, в одной недавно перехваченной депеше содержится упоминание о южном театре военных действий.

– Дэниэл, неужели губернатор, зная об этом, ничего не предпримет? – воскликнул один из собеседников.

Паттерсон недовольно пожал плечами, видимо жалея, что завел этот разговор. Его ответ Кристофер не расслышал. Тут один из джентльменов повернулся к Джесону и возбужденно заговорил:

– Кажется, ваш дядя в Англии очень близок к правительственным кругам. Нельзя ли что-нибудь выяснить через него?

Джесон сардонически усмехнулся. В этот миг его взгляд встретился со взглядом Кристофера, и тому показалось, что Джесон хорошо понимает: его заинтересованность вызвана не праздным любопытством. Целую минуту они глядели в глаза друг другу, потом Джесон, словно он был удовлетворен, отвел взгляд и продолжил беседу:

– Роксбери стар и всецело предан британской короне. Если б я оказался настолько безрассуден, что отправился бы в Англию за надежными доказательствами, он ни на миг не усомнился бы в моих истинных намерениях. Мне не только не удалось бы ничего выведать, но, уверяю вас, дядюшка наверняка постарался бы, чтобы мое пребывание там оказалось недолгим и не слишком приятным. Поищите другого безумца для исполнения вашего замысла!

В этот миг взгляд Джесона неожиданно снова устремился на Кристофера. В глазах Джесона играл вызов, и Кристофер невольно смутился. Когда он вскоре покинул столик, ему показалось, что тот же пристальный взгляд проводил его. Вероятно, в ближайшее время Джесон станет наводить о нем справки.

На самом деле Джесон Саваж знал о Кристофере Саксоне предостаточно. Когда тот скрылся за дверью, он еще несколько секунд рассеянно глядел ему вслед, потом встрепенулся и снова включился в беседу. Но вскоре он извинился и покинул собеседников. Со стороны могло показаться, что он просто вышел из накуренного помещения подышать свежим воздухом. Он прошел по тропинке сквозь темный парк и, миновав неприметную калитку, очутился около сарая, где стояли экипажи.