Текст книги "Жаркие оковы"

II
В неволе

6

Руна смотрела, как англичанин с жадностью проглатывает все, что она ему принесла: ржаной хлеб, кусок копченой акулы, вареные яйца чайки и дымящееся теплое пиво. Поев, пленник снова устало растянулся на лежанке.

– Ты хотела рассказать мне историю вашей деревни, – тихо напомнил он.

Руна вздрогнула. Она снова засмотрелась на его лицо и обо всем позабыла.

Роуэн с ожиданием поглядывал на девушку, но в то же время было заметно, что его веки тяжелеют.

«Да, – подумала она, – закрой глаза, тогда ты не сможешь видеть, как я смотрю на твои губы».

Великий Один! Что за вздорные мысли?

Больше всего Руне сейчас хотелось повернуться к пленнику спиной – но это было слишком опасно. Злясь на себя, она скрестила руки на груди и закинула ногу на ногу.

– Ну хорошо. Предки йотурцев, как и многие другие норвежцы и датчане, жили на побережье Англии в королевстве Йорвик. Они отправились в поход вместе с норвежским королем Харальдом Суровым, чтобы завоевать для него английский трон. Эти викинги были последним родом, который поклонялся старым богам…

Роуэн, который всего минуту назад выглядел сонным и усталым, заметно оживился.

– Затем последовала битва… – продолжила Руна.

– Битва при Стэмпфорд-Бридже. – Англичанин приподнялся на локте.

Руне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не утонуть в его янтарном взгляде.

– Да… это было около ста двадцати лет тому назад. Харальд был побежден, а из предков йотурцев остались в живых лишь три брата. Они попали в плен, и англичане привели священника, чтобы тот заставил их отказаться от старых богов. Они должны были… окунуться в воду. Как это называется?

– Крещение.

Девушка кивнула.

– Но они не согласились. Двух братьев убили, рассчитывая на то, что третий испугается и все-таки позволит обратить себя в «истинную» веру…

– Во имя Господа совершалось много дурных поступков, – пробормотал Роуэн. – И в Палестине тоже. Мне очень жаль.

Руна удивилась. Она ожидала, что англичанин станет пылко защищать своих братьев по вере. Девушка беспокойно заерзала на деревянном табурете.

– Но Тор придал третьему брату сил, и тот обратился в берсерка, перебил всех на своем пути и сбежал. Он направился вдоль побережья на север и попал на Хьялтландские острова – или Шетландские, как называют их англичане. Сюда. Его звали Йотур.

– Значит, он основал это поселение, – проговорил Роуэн задумчиво.

– Деревня здесь уже была, но он сумел стать предводителем этих людей и взял себе в жены одну из местных женщин, которая родила ему сына…

Руна рассказывала дальше. О клятве, которую Йотур взял с повзрослевшего сына – никогда не переходить в чужую веру, веру в распятого божка. Брови Роуэна вздрогнули от такой непочтительности по отношении к Сыну Божьему, но он предпочел промолчать. Руна рассказывала, как Йотур и его сыновья совершали набеги на Оркнейские острова и шотландское побережье, где в первую очередь грабили церкви и монастыри – это было местью за смерть братьев. Никто не мог схватить йотурцев, а когда на их остров высаживался очередной миссионер, его можно было считать мертвым. Время тут как будто замерло. Мир вокруг менялся; йотурцы знали об этом, читали, видели своими глазами, но не отступались от своей мести и от старых богов. Однако со временем местные жители занялись торговлей с соседними островами и все реже выходили в плаванье как викинги. Слава Йотура и его сыновей померкла…

– Вероятно, йотурцы окончательно стали бы крестьянами и торговцами… – голос Руны становился все тише: девушка приближалась к той части истории, которая навсегда изменила ее собственную жизнь, – а рассказы о трех братьях и последних викингах – легендами, но…

Руна замолчала.

Роуэн сел на лежанке и сдвинул брови.

– Продолжай, женщина.

Легко говорить! Руна поднялась и, снова скрестив руки на груди, начала ходить по комнате. Шаги ее босых ног были бесшумными. Роуэн ждал.

– Дед Бальдвина был первым, кто за все эти годы прислушался к словам христианского проповедника. Он позволил ему построить здесь церковь и сам чуть не стал христианином. Отец Бальдвина, мой дед, которого тоже звали Бальдвином, был другим: он мечтал о боевых плаваниях и прежней славе. Он три раза выходил в море и возвращался с добычей. Мой отец, напротив, мечтал о торговле, о купечестве. Ему не хотелось продолжать вражду с христианами. Он даже собирался покинуть остров из-за этой старой истории. Он хотел поселиться на юге, где жили его предки, где есть леса и дичь. Поэтому они с матерью отправились вдоль шотландского побережья к Беркширу…

Руна запнулась. О боги! Один! Фрейя! Асы и ваны! Как она додумалась рассказать об этом англичанину, врагу? Она никогда не говорила об этом. Ни с кем. Хотя об этом болтали в деревне. И у очага в большом зале. За работой на полях и в порту. Но никогда на эту тему не говорили в присутствии Руны или Ариена.

И на то была веская причина. Девушка гнала прошлое из своих мыслей, а теперь должна была мучить себя из-за этого мужчины. Потому что пообещала рассказать ему историю своего рода. Зачем? Неужели для нее действительно было важно, чтобы он понял, почему йотурцы такой странный суровый народ? Почему она такая. Ну что ж. Руна глубоко вдохнула.

– Однажды отец оставил жену в монастыре, а сам отправился к шотландскому графу, чтобы поговорить о каком-то участке земли. Бальдвин хотел взять его в аренду и построить там, возле Истфилда-на-Ай-Уотере, дом. Это небольшой городок. А когда мой отец… когда он вернулся…

Нет, она просто не могла продолжать… Руна повернулась к пленнику спиной и зажала рот кулаком.

– Что произошло? – спросил он. Голос англичанина звучал очень мягко, словно он догадывался, о чем сейчас пойдет речь.

Руна несколько раз попыталась проглотить появившийся в горле ком. Сможет ли она продолжать рассказ без дрожи в голосе? Ей не хотелось выглядеть слабой, уязвимой. Девушка откашлялась.

– Он нашел ее…

Она подняла другую руку и провела пальцами по лицу, чтобы прогнать навернувшиеся на глаза слезы. «Ты не станешь плакать, Вихрь! Ни перед кем. И уж тем более перед этим мужчиной».

– И что произошло, когда он ее нашел?

– Он увидел, что она обесчещена и мертва.

Англичанин прошептал что-то похожее на «Боже правый».

Руна мысленно вернулась в тот день, когда ее отец приехал домой бледный и словно постаревший на десяток лет. Он взял ее и маленького Ариена на руки, прижал их к себе и внезапно разразился душераздирающими рыданиями. Руне тогда было восемь или девять лет. Она была слишком мала, чтобы до конца осознать глубину этой потери. Но недостаточно мала, чтобы не понять, что произошло.

– Один из монахов, довольно крупный и сильный, набросился на нее; она сопротивлялась изо всех сил… и за это он забил ее до полусмерти. Когда отец нашел ее, она едва дышала. Она умерла у него на руках. Отец вернулся в Йотур и дал клятву кровной мести. Он взял другую жену, Юту, но она, вопреки ожиданиям, не смогла родить ему сына. Поэтому у него есть лишь мы: постоянно болеющий сын и дочь. Отец воспитал меня как мужчину, чтобы я смогла отомстить за мать, если ему не удастся это сделать.

Девушка не заплакала. Ее голос звучал хрипло, но твердо. Руна мысленно поблагодарила богов за то, что они дали ей силы. Она сжала в кулаке молот Тора, висевший у нее на груди, и обернулась.

Роуэн стоял прямо за ее спиной.

Девушка испуганно отшатнулась. С висков англичанина стекали капли пота, а грудь тяжело вздымалась и опускалась; видно, эти два шага стоили ему немало сил. Однако взгляд Роуэна был твердым и осмысленным. Он не сводил с девушки глаз. Его рот, казавшийся Руне таким пленительным, медленно открылся, обнажая ровные белые зубы. Его губы шевелились; он что-то говорил, но Руна не слышала ничего, кроме шума в ушах. Она смотрела на Роуэна, как оцепеневшая дичь на охотника. Затем девушка резко отвернулась.

Его теплое дыхание ласкало ей затылок. Роуэн положил руку Руне на плечо. Первым порывом девушки было оттолкнуть его – с чего это ему вздумалось прикасаться к ней, к дочери предводителя йотурцев? Но в этом прикосновении не было навязчивости или непочтительности.

Оно было скорее утешающим.

Пальцы Роуэна легко скользили по ее плечу. Руна поймала себя на мысли о том, что ей это… приятно. Она замерла. Еще мгновение насладиться его прикосновением… еще одно мгновение…

– Именно поэтому леди Ательна здесь, верно? – хрипло спросил Роуэн.

Ательна? Ательна? Руна поделилась с ним самым сокровенным, а он не нашел ничего лучше, чем спросить про Ательну? «Ведь она такая нежная и красивая, в отличие от неотесанной дочери викинга», – со злостью подумала Руна, резко обернулась и, прежде чем сама поняла, что происходит, ударила англичанина в лицо.

Вернее, хотела ударить. Он без труда перехватил ее руку. Его связанные ладони сжались вокруг ее пальцев. Роуэн выглядел обескураженным.

Свободной рукой Руна молниеносно достала из ножен сарацинский кинжал и приставила его острие к мускулистому животу англичанина.

– Убери руки, немедленно.

Англичанин послушался.

– Прости, что прикоснулся к тебе. – Он поспешил поднять руки, отошел на два шага назад и сел на лежанку.

– Что касается Ательны и остальной части этой истории, тебя это не касается, – холодно промолвила Руна и убрала кинжал обратно в ножны.

Плохо, что она вообще так много ему рассказала. О чем она думала? Этот англичанин ее как будто околдовал! Но разве такое возможно? Руна знала, что христиане презирают колдовство. К тому же этот мужчина почему-то казался ей преисполненным чувства собственного достоинства и по-настоящему искренним. Руна взяла скрученный шелковый платок, который перед этим положила на стол.

– А теперь сиди тихо, чтобы я снова могла тебя связать.

– Обещаю, что ничего тебе не сделаю. Оставь все как есть. От одной только мысли о связанных за спиной руках у меня начинают ныть плечи. И потом, ты же не собираешься повторять весь этот танец каждый раз, когда мне захочется справить нужду?

Да уж, это и вправду проблема. Ни Бальдвин, приказавший запереть здесь англичанина, ни Сверри о ней не подумали. За все время Бальдвин привез в Йотур лишь несколько рабов и Ательну, которой разрешали свободно передвигаться по острову. Но что делать с этим пленником? Должен ли он работать, как английские и датские рабы? Руна горько усмехнулась. Она не могла себе представить, что Роуэн позволит кому-либо обращаться с собой как с рабом.

– Поклянись перед своим богом, что будешь вести себя спокойно и ни на кого не нападешь, – сказала она. – Нет, поклянись перед… Соломоном! И перед каким-нибудь святым.

Внезапно Руне пришла в голову идея. Она взяла с полки стеклянный домик и поставила его на стол.

– Что ты делаешь? Нет! – закричал Роуэн.

Но девушка уже успела ударить рукоятью кинжала по прозрачной крыше. Стекло с треском разбилось, посыпались осколки. Тонкие пальцы девушки вытащили из разрушенного ларца ссохшиеся кости. Руне было неприятно прикасаться к этим останкам, поэтому она поспешила обернуть их бархатом и поднесла сверток к Роуэну.

– Поклянись перед этими костями!

Кажется, ее поступок привел англичанина в ужас.

– Осторожней с ними, хорошо?

– Поклянись!

– Клянусь перед Богом, Соломоном и святым Блейном, что буду вести себя смирно.

Мрачный взгляд янтарных глаз и стиснутые челюсти говорили о том, что эта клятва не была для Роуэна пустым звуком.

– Я прикажу четверым мужчинам караулить возле дома. С мечами.

Стигр наверняка поднимет шум, когда вернется и узнает, что его жилище превратили в тюрьму. Но это была не самая большая проблема. Как отец отреагирует на то, что она предоставила Роуэну относительную свободу передвижения?

– А если ты нарушишь эту клятву, я собственноручно зашью твой… рот, чтобы ты больше никогда не смог солгать, понятно, христианин?

– Понятно, – ответил Роуэн.

Неужели она действительно чуть не сказала «красивый рот»? Это безумие! Нужно убираться подальше отсюда, от этого наваждения. Руна разрезала шнуры на запястьях Роуэна и поспешила к двери. Постучав и дождавшись, когда ей откроют, девушка выбежала из хижины и всей грудью вдохнула свежий холодный воздух.

Роуэн сделал глубокий вдох. Знала ли Руна, как на него действует ее присутствие? Скорее всего, нет. Хотя глупая клятва, которую он только что произнес, как нельзя лучше демонстрировала, что эта женщина лишала его способности думать. Роуэн осторожно опустил мощи обратно в поврежденный ларец. Вообще-то ему следовало поклясться перед Богом, что он привезет мощи святого Блейна обратно в Англию. Но тамплиер решил, что на сегодня с него достаточно трудновыполнимых обещаний.

К счастью, о попытке бегства в клятве, которую взяла с него Руна, не было ни слова.

Роуэн снова растянулся на лежанке, чтобы немного отдохнуть. Однако заснуть ему не удавалось; перед глазами все время стояло невыносимо красивое лицо этой девушки. Поэтому тамплиер снова поднялся и решил осмотреть свою маленькую тюрьму.

В сундуке он нашел четыре книги. Одна из них была о целительстве. Две другие были романами, по всей видимости рыцарскими, в которых герои сражаются с драконами, чтобы спасти прекрасную деву. Четвертая книга, самая большая, с железной застежкой, оказалась Библией. Вполне возможно, что первую книгу колдун действительно использовал при приготовлении различных снадобий. Истории о рыцарях Роуэна тоже не удивили. Но зачем, черт возьми, Стигру понадобилась Библия? Скорее всего, он ее даже не открывал. Просто Бальдвин Бальдвинссон не знал, куда девать эти дорогие, но бесполезные для него книги, и поэтому наградил ими деревенского колдуна.

Роуэн вздохнул. Пора ему привыкать к тому, что он находится среди варваров.

Библия содержала красивые цветные иллюстрации. Роуэн начал листать ее и, конечно же, добрался до «Песни песней» Соломона.

«Шея твоя – как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем – все щиты сильных; два сосца твои…»

Проклятье!

Роуэн стал листать дальше, пока не дошел до Нового Завета. Он подумал об истории, которую рассказала ему Руна. О страшной истории. Об истории, которая объясняла, почему эта девушка старалась вести себя как мужчина. Монах, совершивший такое с ее матерью, должен гореть в аду! «Господи Иисусе, он не заслужил права служить тебе! Дьявол и преисподняя!»

Тамплиер закрыл Библию и положил ее на место. В хижине стояла еще пара небольших ящиков, но там хранились только инструменты, травы и старые лохмотья. Стигра Роуэн уже успел увидеть во время пиршества; эта хижина как нельзя лучше соответствовала его небрежному внешнему виду. Несколько погнутых медных кружек и обилие пустых кувшинов свидетельствовали о том, что колдун любит выпить. Ящика с лекарствами и хирургическими инструментами Роуэн не нашел. Либо у знахаря их не было, либо их убрали. Ну, сражаться с их помощью ему все равно не удалось бы. Тем более после клятвы, которая запрещала Роуэну это делать.

Тамплиер снова опустился на лежанку, поскольку каждое движение все еще давалось ему с трудом. Его мысли опять устремились к Руне. От Роуэна не укрылось, что она едва сдержала слезы. Ему хотелось как-то ее утешить. Вот только как? Обнять? Вряд ли она позволила бы ему это сделать. Почему она так рассердилась, когда он прикоснулся к ее плечу?

Женщины… Роуэн не понимал их. Что, в общем, и неудивительно, если ты монах. Однако эта женщина наверняка была загадкой для любого мужчины.

С этой бесплодной мыслью Роуэн заснул.

Руна разложила свои ножи на покрытой шкурами кровати. Всего их было шесть. К тому времени, когда она станет слишком старой для борьбы, ей хотелось бы иметь около пятидесяти ножей. Сарацинский кинжал был, разумеется, самым красивым и дорогим оружием в ее коллекции. Длинный охотничий нож с украшенным серебром лезвием, который отец подарил ей на Йоль, был самым тяжелым. Но больше всего Руна любила маленький острый кинжал, который ее мать носила на поясе вместе с ключами. Его вряд ли можно было использовать в настоящей борьбе. Этот кинжал был скорее украшением хозяйки. Руна провела пальцами по своей маленькой коллекции, поцеловала кинжал матери и спрятала оружие в сундук. Все, кроме сарацинского кинжала, который девушка снова повесила на пояс.

– У меня всего два ножа, – пожаловался Ариен, сидевший на краю кровати со скрещенными ногами и с аппетитом поглощавший кусок дрожжевого пирога.

– В твоем возрасте у меня тоже было всего два.

– Я знал, что ты так и скажешь, старая норна!

– Так чего же ты жалуешься, тролленыш?

– У англичанина, кроме меча, на поясе висело три вида оружия.

– Да, я знаю. Отец раздал его воинам.

Ингварру длинный боевой нож англичанина подходил как нельзя лучше, призналась себе Руна. Она улеглась животом на большую белую медвежью шкуру и потянулась за лежавшим на тарелке Ариена пирогом.

– Я говорил с Роуэном, – внезапно произнес мальчик.

Руна подняла голову.

– Как, разве он не заперт?

Ее брат пожал узкими плечами и, залившись румянцем, свесил голову над тарелкой.

– Со мной были Сверри и Халльвардр. А снаружи караулили четыре охранника, как ты и приказала.

– О боги! То, что воины слушаются нас, понятно. Все-таки мы дети Бальдвина. Но в случае с тобой, я считаю, им следовало сделать исключение!

– Это было совершенно не опасно, – поспешил заверить сестру Ариен. – Сверри держал меч у шеи Роуэна. Отец, между прочим, рассержен из-за того, что теперь за работой постоянно не хватает четырех мужчин. Он считает…

– Не виляй! О чем вы говорили?

Мальчик закусил губу и, покашляв, основательно прочистил горло, прежде чем ответить.

– О целительстве сарацин. Например, у них есть врачи, которые утверждают, что болезнь могут вызвать плохие чувства. Или что музыка может исцелять.

– Музыка?

Руна вспомнила кошачьи завывания, которыми было принято сопровождать пиршества викингов. Девушка при всем желании не могла представить, как они могут кого-то исцелить.

– А еще тамошние ученые говорят, что амулеты и заклинания совсем не помогают. – Ариен закатил один рукав и вытянул руку вперед. – Он говорит, что я могу это снять. Что оно не уменьшит мой кашель. Оно и вправду не помогает.

Руна посмотрела на высохшее заячье ухо, которое Ариен по совету Стигра носил на плече.

– Совсем?

Мальчик закатил глаза.

– Роуэн говорит, в Венеции женщины делают что-то подобное, чтобы не забеременеть. Только они носят на теле не ухо, а лапку. Сарацинские врачи считают это глупым. Честно говоря, мне стало стыдно, когда Роуэн увидел это ухо и начал ухмыляться.

– Тебя должно было смутить скорее то, что ты позволил ему увидеть свой амулет. Этот англичанин пленник, враг, а не приятель, с которым можно мило поболтать. – При этих словах Руна опустила голову, пряча краснеющие щеки. Она ведь и сама мило говорила с Роуэном. Почти мило. – А он сказал, что ты должен делать вместо этого?

Ариен покачал головой.

– Он не знает. Кроме того, что нужно закаляться. Но это я и так пытаюсь делать. Я парюсь в бане и часто хожу босиком, как и ты. Англичанин сказал, что в его сундуке был какой-то целебный напиток из Салерно. Это город в Италии, и там есть известная школа ученых, куда крестоносцы привозят своих больных и раненых. Я спросил отца об этом напитке, но он считает, что я должен держаться от него подальше.

– Думаю, тебе лучше послушаться отца. А сейчас иди в кровать. Там тепло.

Пробормотав что-то невнятное, Ариен схватил свою тарелку, соскользнул с высокой кровати и поплелся к двери. Время близилось к ночи, и Руна тоже чувствовала усталость. Сегодня она упражнялась в верховой езде, стрельбе из лука и метании ножей, а также помогала женщинам чинить парус «Ловца ветров». Ее старания не думать о Роуэне не всегда были успешными. Скорее изредка.

Честно говоря, она постоянно думала о нем.

«О милостивая Фрейя! Не заставляй меня видеть его еще и во сне».

Руна потушила свечу, стоявшую на сундуке с одеждой, выскользнула из длинной сорочки и, как обычно, нагая забралась под мягкие шкуры. Завтра она собиралась упражняться в бою на мечах против Ингварра. Это отвлечет ее от ненужных мыслей.

Но до завтрашнего утра было еще далеко. Девушка подумала о чувстве, которое испытала, ощутив на своем затылке дыхание Роуэна. Когда его рука легла ей на плечо. И о том, как ее тело словно замирало, когда она смотрела на этот красивый рот…

«Милостивая Фрейя…»

Руна вертелась с боку на бок, не в силах уснуть. Чувственные взгляды Ингварра никогда не вызывали у нее такого отклика. Хотя он ей очень нравился. В конце концов он когда-нибудь станет ее спутником. Девушка попыталась представить его симпатичное лицо. «Ингварр ведь тоже очень красив! Могучий воин, на которого засматриваются все девушки Йотура». Руне нравились его ямочки, блестящие длинные волосы и бирюзово-синие глаза. Но как она ни старалась, у нее перед глазами стояло совсем другое лицо, с янтарными глазами и короткими темными волосами.

И прекрасными губами, слишком прекрасными для мужчины…

«Фрейя, помоги мне!»

Руна сжала кулаки и сделала несколько глубоких вдохов. Возбуждение медленно отступило, дыхание успокоилось. Да, так лучше. Думать об англичанине было неправильно, несмотря на то, какими настоящими казались охватившие ее чувства. Руна устало повернулась на бок. Прошел еще не один час, прежде чем она смогла уснуть.