Текст книги "Неудачник"

Шолом-Алейхем
Неудачник

– Вы о ворах? – вмешался в нашу беседу франтоватый пассажир, который не расставался с маленьким чемоданчиком и берег его как зеницу ока (дело было ночью. Мы в ожидании курьерского поезда, который опаздывал на час с четвертью, втроем коротали время в зале «для гг. пассажиров второго класса» и толковали о ворах и воровстве). – Значит, речь идет о ворах? Это по моей части. Сколько воровства бывает в нашем деле, вы нигде не найдете! Такой уж это товар – брильянты! Искушение украсть камешек так велико, что ему подчас поддаются даже покупатели. Вернее, не покупатели, а покупательницы, дамы. За каждой новой, незнакомой нам дамой мы следим в оба. Не так-то просто обокрасть ювелира! Скажу, не хвалясь, сколько ни торгую брильянтами, меня еще не обкрадывали! Но если уж тебе суждено хлебнуть горя… Впрочем, послушайте.

Я, по сути дела, никакой не ювелир. То есть я вроде и ювелир, но по-настоящему ювелирным ремеслом не занимаюсь. Я всего-навсего торгую брильянтами, покупаю и перепродаю. Дело у меня, главным образом, оптовое, и занимаюсь я им, главным образом, на чужой стороне, на ярмарках, либо, если нападу на след настоящего покупателя, хватаю свой чемоданчик, вот этот самый, и – на поезд, и – в путь-дорогу!

Так и на сей раз дошел до меня слух, что в городе Егупеце проживает богач, который собирается выдать замуж дочку. Само собой, без брильянтов ему не обойтись. Говоря по чести, в Егупеце и своих ювелиров за глаза хватает, их там даже больше чем нужно. Но одно другому не мешает. Да будь там хоть сто тысяч ювелиров – ничего, мне бы только почуять настоящего покупателя, а там уж я покажу, кто заполучит денежки – я или они. Торговать брильянтами нужно умеючи. Это дело деликатное. Там надо знать все до тонкости, что показать, да как показать, да кому показать. Не стану набивать себе цену, – я вообще терпеть не могу бахвальства, – одно скажу, потолкуйте с ювелирами, они вам подтвердят, что тягаться со мной не легко. Где любой выручит сотнягу, я выручу три. Я эту науку насквозь прошел.

В общем, направился я, значит, в Егупец. Товару взял с собой подходяще, не мешало бы нам всем иметь столько добра, сколько поместилось тогда в этом самом чемоданчике. Забрался в вагон, сел, сижу. Чемоданишко, само собой, прижимаю изо всех сил к себе, глаз с него не спускаю. О том, чтобы вздремнуть, и думать нечего. Везешь товар – не спи! На каждого нового пассажира взираешь со страхом: не вор ли? На лбу-то у него не написано!

Так я с божьей помощью, не евши, не спавши, ехал день, ехал ночь и, наконец, прибыл в город Егупец, к богачу. Толковали мы с ним и так и сяк, судили-рядили, наговорились досыта, но, как это часто бывает, – профиту никакого, деньгами и не пахнет.

О богачах я худого слова не скажу, пропади они все пропадом! Они из тебя всю душу вытрясут. Каждый камешек по сто раз ощупают, осмотрят, обнюхают, а когда подходит время платить денежки, они на попятный. Ну да ладно, ничего не попишешь! Заработал не заработал – скачи дальше, мешкать нечего. Правда, скакать-то особенно некуда, а все же скачешь.

Вскочил я, конечно, на извозчика, и – обратным манером, на вокзал. Вдруг слышу – кто-то сзади окликает меня: «Дядя, дядя». Оглянулся, вижу – молодой человек бежит за мной вдогонку, размахивает чемоданчиком, – а чемоданчик точь-в-точь как мой, – и говорит: – Вот вы обронили.

Ой, горе мне! Ой, беда! Ведь это же мой чемоданчик! Где? Когда? Каким образом?… Значит, суждено было мне потерять чемоданчик, а молодому человеку – подобрать его. Да что толковать! Я, конечно, кинулся к молодому человеку, стал ему трясти руку, стал приговаривать: «Спасибо вам, дай вам бог здоровья и счастья. Спасибо, еще раз спасибо». А он отвечает: «Не за что». А я говорю: «Как так не за что! Вы ведь, говорю, мне жизнь спасли. Вы такое, говорю, для меня сделали, что ни земных, ни небесных сокровищ не хватит отблагодарить вас. Скажите, говорю, сколько вам уплатить? Скажите, не стесняйтесь». Тут я полез было в карман. А он отвечает: «Если, как вы сами считаете, я совершил благородный поступок, зачем же я буду брать с вас деньги?» Услышав такие речи, я, конечно, кинулся к моему молодому человеку и давай его целовать. «Один бог, говорю, может вас отблагодарить достойным образом. А я могу только пригласить вас, говорю, посидеть со мной, говорю, опрокинуть по чарочке». – «По чарочке, говорит, не откажусь. Спасибо, с удовольствием». Тут мы оба взгромоздились на извозчика и поехали – не на вокзал, конечно, какой уж тут вокзал, а в кафе, посидеть и малость перекусить.

В кафе я занял отдельный кабинет, заказал всего вдоволь, и тут у нас с молодым человеком завязалась беседа по душам. Молодой человек понравился мне не только потому, что он, можно сказать, спас мне жизнь, а просто так, сам по себе. Это был хороший парень. У него было славное лицо, глубокие, черные, строгие глаза – не парень, а золото! И к тому же еще – застенчивый донельзя. Я велел ему не стесняться, заказывать все самое лучшее, самое вкусное, все, что его душе угодно, а сам, как только он закажет что-нибудь, велю, так сказать, подать вдвое. Мы с ним изрядно выпили и закусили, как положено по закону. Через край не хватили – упаси боже! Еврей меру знает.

Но когда, как говорится, «от возлияний взыграло сердце царское», я сказал своему спасителю: «Знаете ли вы, говорю я, что вы для меня сделали? О том, что вы помогли мне сохранить огромное богатство, об этом, говорю, я уже не говорю, – хорошо бы нам обоим, говорю, иметь столько, сколько с меня удержали бы за товар. Чужое добро, говорю, святое дело. Вы мне, говорю, не только жизнь спасли, без вас, говорю, потерял бы я доброе имя, потому что, вернись я без чемоданчика, мои кредиторы решили бы, что тут дело пахнет махинацией, вроде тех, на которые так падки наши ювелиры. Спрячут в укромном месте малую толику товара, а сами пустят слух, что их, мол, обобрали. Пришлось бы мне, говорю, купить веревку и повеситься на первом попавшемся дереве! Выпьем, говорю, за ваше здоровье, дай вам бог, говорю, удачи во всех ваших делах. Давайте поцелуемся, потому что пора, говорю, ехать».

Попрощался я с ним, рассчитался с официантом, хочу взять чемоданчик – увы! Ни чемоданчика, ни молодого человека! Сгинули!

Я хлопнулся в обморок.

Меня, конечно, стали приводить в чувство. Пришел я в себя и снова – хлоп в обморок! Только после того как меня окончательно привели в чувство, я забил тревогу, поставил на ноги всю егупецкую полицию, посулил ей невесть какую награду, обшарил с ней все злачные места, облазил все щели, повидал самых знаменитых воров, но все зря! Мой молодой человек как сквозь землю провалился. Я пал духом, белый свет мне стал в тягость. Завалился я в своем номере на коечку и стал думать горькую думу: «Как мне с жизнью покончить? Заколоться ли ножом? Удавиться ли в петле? Либо взять и броситься в реку Днепр?» И вот я лежу, думаю свои тяжкие думы, вдруг слышу – стучат. Кто там? А это прислали за мной из полиции: оказывается, поймали все-таки раба божьего с поличным, с чемоданчиком да с товаром.

Надо ли вам объяснять, что со мной творилось, когда я вновь увидел свой чемоданчик и свои брильянты? Я опять упал в обморок. Это у меня уж свойство такое – обмороки. А когда очнулся, я подошел к своему молодому человеку и говорю: «Не понимаю, говорю, объясните мне, пожалуйста, иначе я с ума сойду, почему, говорю, когда вы подобрали мой чемоданчик, вы побежали за мной вдогонку и ни за что не захотели взять денег за свое благородство. Но стоило мне чуть отвернуться, как вы стащили мое имущество, мое сокровище, мою душу. Ведь вы меня, говорю, чуть не погубили, еще минута, говорю, и я был бы покойником». А он, молодой человек этот, уставился на меня своими глубокими, строгими, черными глазами и спокойно так отвечает: «Одно, говорит, к другому не относится. Благородство – благородством, а воровство – это, говорит, моя специальность». А я говорю: «Молодой человек, кто же вы, говорю, такой?» – «А кем, говорит, я могу быть? Я, говорит, всего-навсего жалкий вор – вор-неудачник; детей у меня – куча, а счастья – ни на грош. Работенка у меня, правда, вроде и легкая, да все не везет. Конечно, грех жаловаться, слава богу, работы хватает, да вся беда в том, говорит, что я какой-то невезучий. Нет удачи – и все».

Только потом, в вагоне, я спохватился, что совершил глупость. Ведь я мог за безделицу выручить этого воришку. Стоит ли мне заносить над ним, так сказать, свою карающую десницу. Пускай этим займется еще кто-нибудь…

Кстати, не угодно ли вам брильянтовые серьги за наличные денежки? Желаете – покажу! Такие брильянты вам и во сне не мерещились. Высший сорт, экстра чистейшей воды.

1910