Текст книги "Возмездие"

Глава 15

– Все-таки надо было остаться с ней на несколько дней, – сказала Джули Клейтон, выглядывая из «сьерры». – И к отцу не мешало бы сходить.

– Им лучше побыть вдвоем, ты ничем им не поможешь, – отозвался Майк Клейтон, с беспокойством поглядывая на идущую впереди машину. Он собирался пойти на обгон, но, заметив, что машина набирает скорость, отказался от своего намерения. – Ну давай же, придурок! – проворчал он. – Или жми на педаль, или уступи дорогу.

Он посмотрел на часы, встроенные в панель.

Десять сорок две.

– С такой скоростью мы вряд ли доберемся вовремя, – раздраженно бросил Майк. – Говорил же тебе: поезжай одна.

– Она моя сестра, Майк, – заявила Джули. – Сью не обошлась бы без меня.

– А твой сын без тебя обойдется? – возразил он снова, изготовившись к обгону. Выжав до упора акселератор, он выехал на середину дороги, не обращая внимания на стремительно приближавшиеся огни.

– Майк, ради Бога! – выдохнула Джули, заметив машину, мчавшуюся им навстречу.

Но муж, казалось, не замечал опасности. Когда они промчались мимо не уступавшего дорогу фургона, стрелка спидометра указывала на отметку 80.

Мчавшаяся им навстречу машина резко вильнула, избегая столкновения со «сьеррой». Окрестности огласились визгом тормозов и воем клаксона. Встречную машину занесло, и казалось, что она вот-вот перевернется, но водителю все же удалось вырулить обратно на дорогу.

Майк Клейтон по-прежнему жал на газ. Мимо промелькнул дорожный указатель: «Хинкстон – 25 миль».

Джули взглянула на часы – десять сорок семь. Она прикинула: в лучшем случае они доберутся до дома минут через двадцать. Если, конечно, ничего не помешает…

Сглотнув слюну, она посмотрела на мужа, крепко вцепившегося в руль.

Она тоже начала сомневаться, успеют ли они вовремя добраться до Хинкстона.

Она молилась о том, чтобы они успели.

Глава 16

– Кто она, Джон?

Стоя в дверном проеме, Сью потрясла письмом. Хэкет нахмурился. Он совершенно ничего не понимал. Подойдя к кровати, Сью посмотрела на него сверху вниз. Ее глаза были полны гнева и боли.

Постепенно до него начало доходить.

– "Полагаю, вам было бы небезынтересно узнать о моих отношениях с вашим мужем Джоном", – прочла она строчку из письма.

Хэкет глубоко вздохнул. Он собрался было что-то сказать, но тотчас сообразил, что никакие слова тут не помогут.

– "Меня не волнует, что вы подумаете обо мне, – продолжала цитировать Сью, – но считаю, что вы имеете право знать о том, что было между нами".

– Сью…

Жена перебила его.

– "Я не люблю, когда меня используют", – читала она, уткнувшись в листок. Наконец, дочитав до конца, подняла глаза: – Кто она?

Он понимал: лгать бесполезно. Что ж, по крайней мере, хоть частично облегчит совесть…

– Ее зовут Никки Ривз, – произнес он. – Она работает в школе секретаршей.

Вот он и сказал… Обратной дороги нет.

– У тебя была с ней связь? – Вопрос ее прозвучал скорее как утверждение. – И сколько это продолжалось?

– Три месяца.

Она присела на край кровати, спиной к мужу, словно вид его вызывал у нее отвращение.

– А теперь у вас все кончено? – неожиданно спросила Сью.

– Ты мне не поверишь, если я отвечу…

– Теперь у вас все кончено?

– Да. Я покончил с этим несколько дней назад.

Она взглянула на него с горькой усмешкой на губах.

– Значит, все эти твои школьные собрания ты проводил с ней. – Глаза ее вдруг сузились. – Ты никогда не приводил ее сюда, нет?

– Нет, никогда.

– И где же происходили ваши встречи, Джон? – В ее тоне промелькнуло что-то вроде любопытства. – На заднем сиденье машины? В пустой классной комнате?

– Сью, ради Бога… Ну к чему эта грязь… В ее квартире…

– Ах, в квартире… Очень удобно. В квартире ведь и ванная имеется.

Последнее замечание его особенно задело.

– Сколько ей лет?

– Двадцать два. Ну какое это имеет значение?

– Я полагала, что учителя развлекаются с шестиклассницами-нимфоманками. Но ты всегда был оригиналом, не правда ли, Джон? Почему ты выбрал такую молодую? Для самоутверждения на пороге тридцатилетия?

– Сью, это смешно…

– Смешно? А завести интрижку со школьной секретаршей – это не смешно?

– Сью, не надо меня отчитывать, – сказал он, сморщившись. – Знаю, что поступал дурно. И раскаиваюсь… Если тебе от этого станет легче, сообщу, что чувствую себя довольно гнусно.

– Нет, не легче, – огрызнулась Сью.

Какое-то время оба молчали. Потом Сью вновь заговорила:

– Но почему, Джон? Ты можешь мне сказать?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Действительно не знаю. Любое объяснение звучало бы бессмысленно… – Он глубоко вздохнул. – Я не могу это объяснить…

– Не можешь или не хочешь? – спросила она, пристально глядя ему в глаза.

– Я сказал, что не могу, – ответил он уже с легким раздражением. – Я прекрасно понимаю: я виноват. Но это произошло как-то само собой…

– Такие вещи сами собой не происходят, – возразила Сью. – Скажи, что тебя в ней привлекало? Красота? Фигура? Она хороша в постели? Ну давай же, рассказывай, я так любопытна…

Он молча покачал головой.

– Джон, ну скажи, – настаивала Сью, – она красивая?

– Да, – кивнул он.

– И хороша в постели?

– Сью, ну пожалуйста…

– Хороша? Мне просто интересно, я же сказала… Она хороша в постели?

Он вымученно улыбнулся.

– Чего ты хочешь? Чтобы я оценил ее по десятибалльной шкале?

– Просто ответь – хороша ли она в постели?! – завизжала Сью.

– Да, – тихо выдохнул он. – Наши отношения строились исключительно на физиологии. Никаких чувств я к ней не испытывал. Я всегда любил только тебя, Сью.

– Предполагается, что я должна быть тебе за это благодарна? Сейчас ты мне заявишь, что я должна тебя понять. Что ж, возможно, я тебя пойму. Ты только объясни… что заставило тебя связаться с ней?

– С тех пор как заболел твой отец…

– Оставь в покое моего отца, ты, подонок!..

– Дай мне договорить, – повысил голос Хэкет. – Так вот, когда он заболел, ты с головой ушла в заботы о нем. Ты отдалилась от меня. Возможно, я почувствовал себя заброшенным… Понимаю: звучит не слишком убедительно, но все же…

– Ой, Джон, прости меня! – усмехнулась Сью. – Конечно, я совсем забыла о тебе, я уделяла тебе недостаточно внимания. Словом, это моя вина, что ты завел себе любовницу.

– Сью, я этого не говорил…

– Ты сказал, что я отдалилась от тебя. Вот ты и нашел себе шлюшонку, чтобы ее трахать. – Она выплевывала слова прямо ему в лицо.

– Она не шлюха.

– Ах, ты ее защищаешь? Говоришь, кроме постели, между вами ничего не было? Если уж тебе так необходим был секс, мог бы воспользоваться услугами проститутки, за деньги. Прости меня, пожалуйста, Джон, что я забивала свою голову разными пустяками. Поделился бы со мной своими проблемами; возможно, я и уделяла бы тебе несколько ночей в неделю.

– Сью, не болтай глупости.

– А ты чего хотел?! – закричала Сью. – Разумной беседы? В день похорон дочери узнать, что мой муж завел любовницу…

Она внезапно замолчала. Глаза ее сверкнули. Хэкет почти физически ощущал, как оформляется в ее мозгу эта ужасная мысль. Наконец она заговорила:

– Ты был с ней в тот вечер, когда убили Лизу? Да?

Он молчал.

– Да? – прошипела Сью.

Он кивнул.

– Я думаю об этом постоянно, – прошептал Хэкет. – Возможно, находись я дома, ничего бы не случилось. Представляешь, каково мне, Сью?

– Мне наплевать на твои чувства, – отрезала она. – Ты убил нашу дочь.

– Не говори так! – воскликнул он.

– Не ты занес над ней нож, но ты так же виновен в ее смерти, как и убийца. Наша дочь умерла из-за твоих гнусных похождений.

В следующую секунду она бросилась на него, точно дикая кошка. Внезапность нападения застала Хэкета врасплох: ногти вонзились в его щеку, раздирая ее в кровь. Хэкет попытался перехватить ее руку. В конце концов ему это удалось: он крепко сжал локоть и одновременно кисть другой руки. Сью отчаянно вырывалась, словно прикосновение его рук вызывало у нее отвращение и ужас.

– Убирайся! – кричала она, сверкая глазами. – Не прикасайся ко мне!

Он отпустил ее. Она стремительно вскочила с кровати. Хэкет сделал шаг в ее сторону, но она тотчас же выбросила вперед руку.

– Не подходи ко мне, мерзавец! – зашипела она. – Не смей ко мне прикасаться!

Хэкет медлил. Он знал: что бы он ни сделал, что бы ни сказал – ничто не поможет. Оба застыли, стоя друг против друга, – точно персонажи фильма в остановившемся кадре. Наконец Хэкет отступил, как бы признавая свое поражение.

– Сью, прошу тебя, не кричи на меня. Ведь мы нужны друг другу.

– Неужели? – Она едва не расхохоталась. – Зачем тебе я? Ты можешь наведываться к своей потаскухе. – Пристально взглянув на него, она вышла из спальни.

Он хотел было последовать за ней, но понял: не имеет смысла. Резко развернувшись, взревев от ярости, он обрушил кулак на туалетный столик. На пол посыпались флакончики с духами, баночки с кремами и прочая косметика.

Вцепившись в край столика, Хэкет уставился в зеркало. На него смотрели глаза, полные смертной тоски.

Глава 17

Его разбудил собачий лай.

В ночной тишине звук метался меж стен, гулко отдаваясь в ушах. Он сел на кровати, бросил взгляд на часы.

Час сорок шесть.

Брайн Девлин собрался было включить ночник, но передумал. Собачий лай неприятно резал слух. Животное могло находиться где угодно – на ферме, а может, и за ней, где-нибудь в поле – в такой поздний час все звуки разносятся на километры…

Девлин выбрался из постели и прошлепал к окну, выходившему на двор фермы.

Тусклый свет лампочки у крыльца освещал лишь ближайшую к двери часть двора. Девлин снова подумал о том, что неплохо бы включить свет. И снова передумал. Вместо этого он, пошарив по полу, отыскал фонарь. Затем, наклонившись, вытащил из-под кровати ружье. Переломив двустволку, он загнал в оба ствола патроны, которые вынул из стоявшего рядом шкафчика, и торопливо зашагал к лестнице: в одной руке держал фонарь, другой придерживал двустволку, свисавшую с плеча на длинном ремне.

У выхода ненадолго задержался – натянул веллингтоны[1]1
  Веллингтоны – сапоги с голенищем, закрывающим спереди колено.


[Закрыть] и поплотнее запахнул куртку.

Пес заходился в яростном лае. Девлин отпер дверь и вышел в ночь. С минуту он стоял, напряженно вглядываясь во тьму. Когда глаза наконец привыкли к темноте, двинулся на лай собаки.

Девлин был уверен, что овчарка лает у задней стены амбара.

Там находился курятник. За последний месяц лисы утащили уже с десяток цыплят.

Ну, на сей раз он поймает зверя, воровке не уйти… Густые леса, раскинувшиеся неподалеку, являлись превосходным убежищем для лис – сколько раз он пытался выследить хищников, но всегда безрезультатно… А вот от фермеров западных предместий Хинкстона жалоб на лис не поступало – факт, сам по себе уже раздражавший Девлина. Он держал ферму два десятка лет, с тех пор, как ему стукнуло двадцать, однако теми средствами, какими обладали фермеры с противоположного конца города, Девлин не располагал. Его небольшое хозяйство создавалось годами; сначала работал отец, потом он сам. Со временем ферма стала его единственной страстью. Это было настолько серьезным, что его бывшая жена не сочла возможным мириться с тем обстоятельством, что ферма стояла и всегда будет стоять для него на первом месте. Девлин понимал ее чувства: жену не устраивало второе по значимости место, второе после свиного хлева. При воспоминании о жене он улыбнулся. Поначалу она пыталась играть роль фермерши – доила коров, даже чистила свинарники! Однако год спустя новизна поблекла, глазам предстала неприглядная реальность: ежедневный тяжкий труд… Чтобы не запускать хозяйство, Девлину приходилось работать по шестнадцать часов в сутки. Свободного времени практически не оставалось. В таких условиях брак разваливается почти неизбежно. Детей у них не было, а значит, и проблем, с ними связанных. Он не удерживал ее – ему хватало фермы. Единственное, о чем Девлин жалел, так это об отсутствии детей. Ведь после его смерти некому будет управляться с фермой…

Но в данный момент его беспокоил лай овчарки. Он крепко сжал в руке ружье, готовый проучить вороватую хищницу. Но когда он приблизился к амбару и расположенному за ним курятнику, ему пришла в голову до смешного очевидная мысль: яростный лай собаки уже давно должен отогнать лису… Почему же собака до сих пор не унимается?

Лай внезапно оборвался. Двор погрузился в тишину. Девлин замер, напрягая слух.

Собака молчала.

Может, пес все же спугнул эту проклятую лису, погнал ее, а теперь возвращается, чтобы лечь спать? Да и ему самому давно пора в постель…

Тем не менее Девлин направился к амбару. Подойдя, с удивлением обнаружил, что дверь чуть приоткрыта. Он что-то пробурчал себе под нос и потянулся к дверной ручке.

И вдруг сапог его наткнулся на что-то мягкое… Вполголоса выругавшись, он включил фонарь.

Под ногами у него лежала мертвая овчарка.

Девлин, нахмурившись, склонился над собакой. Судя по всему, у нее были переломаны шейные позвонки. Язык вывалился из открытой пасти, голова лежала в луже крови. Похоже, овчарке разодрали пасть – нижняя челюсть была почти оторвана. Тут он слышал шорох, донесшийся из глубины амбара.

Его охватила ярость. Тот, кто сотворил такое с собакой, наверняка прячется в амбаре.

– Ну, погоди, недоносок! – процедил он сквозь зубы и, спотыкаясь, поводя вокруг фонарем, переступил порог.

Он направил луч света в сторону сеновала, высветив попутно инструменты, сложенные у дальней стены: вилы, лопаты, культиваторы…

Вокруг – полная тишина.

– Эй, выходи! Даю тебе десять секунд! – гаркнул Девлин, услыхав тихое поскрипывание.

На сеновале кто-то прятался. Добраться туда можно было только по приставной лестнице, которая вела к люку с откидной крышкой. Закипая от гнева, Брайн двинулся к лестнице. Кто бы там ни находился, ему не уйти, придется ответить за содеянное…

– Эй, выродок! Ты мне ответишь за собаку! – заорал Девлин, поставив ногу на перекладину. Добравшись до люка, он с силой откинул крышку. – Предоставляю тебе последний шанс! Выходи! – закричал Брайн, протискиваясь в отверстие люка. Выходи! Тебе не уйти!

Тишина.

– У меня ружье! – закричал он с угрозой в голосе.

В ответ – ни звука.

Девлин сделал несколько шагов по настилу, держа наготове оружие. Осветил фонарем спрессованные кипы сена. Настил скрипел у него под ногами. Через каждые несколько шагов он останавливался, поводя перед собой фонарем.

Внизу громко хлопнула амбарная дверь. Резко повернувшись, Девлин бросился обратно к люку. Снизу послышался скрип петель, снова хлопнула одна из дверных створок. И тут до Девлина дошло: это же ветер… Он облегченно вздохнул и продолжил поиски.

Может, его подвел слух?.. На сеновале, похоже, никого не было. Вот и за кипами никто не прячется… Никаких признаков вторжения. И внизу, как оказалось, ни души. Покачав головой, он повернул обратно к лестнице.

Снова скрипнула дверь, но Девлина это уже не беспокоило. Он положил фонарь в карман и, зажав в руке двустволку, начал осторожно спускаться.

Ступив на пол амбара, он прислушался.

Абсолютная тишина.

Озадаченный и даже слегка разочарованный, Девлин направился к выходу. Переступил порог – и вдруг остановился, замер… Труп собаки исчез. Перед ним алела только лужа крови. Животное же словно испарилось.

У Девлина от гнева перехватило дыхание. Он с силой захлопнул за собой дверь.

Ну, это уж слишком!.. Что за шуточки? Громко выругавшись, он решительно направился к дому.

Амбарная дверь у него за спиной чуть приоткрылась.

Девлин, взбешенный, ворвался в дом, швырнул в угол ружье и фонарь, зажег свет. Посреди кухни стояла рослая мужская фигура.

Девлин приоткрыл рот, но не издал ни звука. Он потянулся за двустволкой – слишком поздно…

Незнакомец метнулся навстречу, выставив перед собой вилы. Стальные зубья, пронзившие грудь Девлина, отбросили его к стене. Кровь хлынула из ран, заливая кухню. Он пытался кричать, но крик замер на его губах. Из пробитого легкого со свистом вырывался воздух. Из левой стороны груди фонтаном била кровь. Девлин уже терял сознание, когда увидел склонившуюся над ним фигуру.

И длинное лезвие стилета.

Он вдруг нашел в себе силы и пополз – пополз к открытой двери. Путь ему преградил незнакомец, опустившийся перед ним на корточки. Девлин почувствовал, как руки убийцы бережно приподнимают его голову.

В правый глаз умирающего фермера медленно погружалось лезвие ножа.

Глава 18

После похорон Лизы не прошло и недели, когда Хэкет вдруг обнаружил, что оказался в какой-то странной изоляции. И это несмотря на возвращение к работе и необходимость снова общаться с людьми, хотя, возможно, именно поэтому. Нескончаемый хор соболезнований ужасно его утомил. И Сью все больше от него отдалялась. Разговаривала с ним, как с чужим, как с постояльцем, которому подают на стол и занимают светской беседой. Сью не возвратилась на свою прежнюю должность в компьютерной фирме и решила совсем бросить работу. Хэкет же полагал, что при сложившихся обстоятельствах это не самая лучшая идея. Зато возобновились ее ежевечерние посещения больницы. Вот и сейчас Хэкет сидел, тупо глядя в экран телевизора, как вдруг услышал скрип открывающейся двери: жена вернулась с очередного «дежурства». Закрыв за собой входную дверь, Сью сразу же направилась на кухню варить кофе. Потом зашла в гостиную и поставила перед Хэкетом чашку. Он благодарно улыбнулся, однако ответной улыбки не дождался.

Устроившись в кресле, она рассеянно поглядывала на экран.

– Как отец? – спросил Хэкет, глядя, как она сбрасывает туфли.

Сью пожала плечами.

– Как долго это продлится? – тихо спросил он.

– Они не могут назвать точную дату. Несколько дней… Возможно, недель. Они не знают, – ответила Сью, глядя на экран телевизора. Сделав еще несколько глотков из своей чашки, она наклонилась и подняла с пола туфли. – Я устала, пойду спать.

– Сейчас только девять.

– Я сказала, что устала.

– Сью, погоди. Нам нужно поговорить.

– О чем же?

– Ты знаешь. О нас с тобой. О том, что произошло. Так больше продолжаться не может.

– Значит, не стоит и продолжать, – отрезала она.

Хэкет нахмурился, озадаченный категоричностью ее ответа.

– Ты хочешь сказать, что нам надо разойтись?

Она пожала плечами.

– Не знаю, я еще об этом не думала. У меня сейчас другие заботы.

– Сью, выслушай меня. – Он пытался говорить как можно убедительнее. – Мы женаты почти семь лет. Я люблю тебя. И не хочу тебя терять. Я хочу тебя вернуть, Сью.

– А я хочу вернуть Лизу. Однако мое желание едва ли исполнится, – со злостью проговорила она.

– Лиза умерла, – сказал он, стиснув зубы. И продолжал, повысив голос: – О Господи, Сью, ты думаешь, тебе одной больно! Ты что же, обладаешь монополией на горе? Я мучаюсь так же, как и ты. Она ведь и моя дочь, если ты это позабыла. – Он с трудом перевел дыхание.

Она взглянула на него, но взгляд ее ничего не выражал.

– Мы должны заново построить нашу жизнь, – продолжал он, постепенно успокаиваясь. – Я не говорю о том, что надо забыть Лизу. Мы никогда ее не забудем. – Он вздохнул. – Я знаю, ты сердишься на меня из-за Никки. Но с этим покончено, Сью. Я уже говорил тебе, что раскаиваюсь, и повторю это столько раз, сколько потребуется… Сколько потребуется для того, чтобы наши отношения нормализовались.

– Наши отношения никогда не нормализуются, – сказала она как о чем-то само собой разумеющемся. – И речь не о твоей измене. Речь о смерти нашей дочери, которая погибла из-за твоей измены. – Она смерила его уничтожающим взглядом.

– Но ты хоть понимаешь, что я чувствую? Каково мне – и денно и нощно нести в себе эту вину?

– Меня это не волнует, Джон. Я знаю только одно: мою дочь убили. А ты – ты разрушил нашу семью. И не говори мне больше о любви, ты не понимаешь значения этого слова.

– Но все-таки – что ты надумала? Развод? Так будет лучше? Но таким образом Лизу не вернуть, сама знаешь. И если я выражаюсь несколько прямолинейно, так это потому, что мне больно… Так больно, ты даже не представляешь…

Сью молчала, словно обдумывая его слова. Наконец заговорила:

– Полагаю, мне лучше сейчас уехать на некоторое время. Съезжу к Джули, в Хинкстон. Мы не так уж часто видимся. И мне нужно отдохнуть.

– А как же твой отец? Кто будет его навещать?

– Буду приезжать из Хинкстона. Оттуда всего час езды.

– И на сколько ты собираешься уехать?

– Как получится. – Поднявшись с кресла, с туфлями в руке, она направилась к двери.

Он еще долго сидел, глядя на экран. Потом вдруг резко поднялся, словно вспомнил о чем-то важном, и, выключив телевизор, прошел в холл и снял телефонную трубку.

– Я бы хотел поговорить с инспектором Мэдденом, если возможно, – сказал Хэкет, когда на другом конце провода наконец-то сняли трубку.

Мэддена на месте не оказалось.

– А можно сержанта Спенсера?

Мужской голос попросил подождать. Несколько минут спустя все тот же мужской голос сообщил, что сержант на месте, после чего осведомился, по какому делу звонит Хэкет.

– Не имеет значения, – отрезал учитель. – Я хочу говорить со Спенсером. Передайте ему, что звонит Джон Хэкет.

Возникла короткая пауза, затем трубка зашипела, и голос сообщил, что соединяет сержанта Спенсера с мистером Хэкетом. В трубке что-то загудело, защелкало, и наконец послышался голос сержанта:

– Мистер Хэкет? Чем могу быть полезен?

– Вы узнали что-нибудь об убийцах моей дочери?

– Мистер Хэкет, прорабатывается несколько версий. Сейчас еще трудно сказать…

– Кто-нибудь арестован? – бесцеремонно оборвал его Хэкет.

Спенсер явно смутился.

– Видите ли, разрабатывается, как я уже сказал, несколько версий, но аресты еще не производились. Как только появится какая-нибудь информация, мы тотчас же вам сообщим.

Хэкет сухо попрощался и повесил трубку. С минуту он стоял, уставившись на телефонный аппарат. Потом со вздохом повернулся и побрел в гостиную.

Он сжал кулаки, ногти впились в ладони.

Никто еще не арестован…

И даже если арестуют – что потом?

Хэкет полез в карман за сигаретами. Прикурив, жадно затянулся.

Да, что потом?

Вначале мимолетная, мысль эта все глубже внедрялась в его мозг, укореняясь, разрастаясь, точно злокачественная опухоль. Эта мысль завладела им, стала навязчивой идеей.

7 мая 1941 года

Схватки продолжались уже больше часа.

Маргарет Лоуренсон неуклюже поднялась со стула. Несколько минут она ходила по комнате, пытаясь хоть немного унять жуткие боли. Схватки становились все продолжительнее, все мучительнее. И самое страшное – она была одна.

За доктором Маргарет не посылала. Это исключалось с самого начала. Ведь муж утверждал, что роды будут легкими, а она поверила ему.

Мысль о Джордже заставила ее забыть даже о боли.

Почти девять месяцев прошло со дня убийства ее мужа (она не сомневалась, что его убили, – несмотря на то, что следствие якобы обнаружило какие-то неполадки в топливной системе); все это время она жила одна в огромном доме на окраине Хинкстона. Она стала затворницей и выбиралась в город только в случае крайней необходимости. Друзей у Маргарет не было, в ее доме никогда не появлялись гости. Сама решившая свою судьбу, она осталась хранительницей бумаг мужа, его записей по проекту «Генезис».

Она направилась в лабораторию – шла, с трудом превозмогая боль. И вдруг, почувствовав, что идти больше не может, тяжело опустилась на пол. Маргарет застонала, попыталась подняться, но ужасная тяжесть – ее раздувшийся живот – казалось, пригвоздил ее к полу. Тогда она поползла в сторону лаборатории – поползла, судорожно захватывая ртом воздух.

Ей бы только добраться, ведь в лаборатории – болеутоляющие. Нечеловеческая боль пронзила ее. Скорчившись, она истошно завопила.

Болеутоляющее…

Она почувствовала, как из нее что-то полилось. Что-то теплое… Взглянула – кровь…

До двери оставалось несколько футов – несколько футов, превратившихся в мили.

Внезапно Маргарет почувствовала, что и ползти уже не может. Умопомрачительная боль…

Она судорожно вцепилась в ковер, пытаясь дышать так, как учил ее муж, пыталась представить, что он сейчас здесь, рядом с ней. И старалась отвлечься, старалась думать о чем угодно, только не об этой боли, которая убьет ее…

Она закричала, почувствовав, как выходит наружу головка младенца. Она не знала – тужиться ли ей, чтобы вытолкнуть ребенка, или он сам выберется из материнского чрева. Кровь заливала ковер. И вдруг давление ослабло, голова ребенка полностью вышла из вагины, вся в крови и в кусках плаценты. Маргарет стиснула зубы, сдерживая крик. Пот градом катился по лицу, заливая шею и грудь. Она напряглась, натужилась – и наконец вытолкнула из себя ребенка. Теперь он лежал на ковре между ног матери, соединенный с нею пуповиной.

Маргарет попыталась приподняться. Потом перевернулась на бок, стараясь дотянуться до младенца, рот которого был забит кровавой слизью. Притянув к себе дитя, она вынула из его ротика кровяное месиво. Ребенок тотчас зашелся криком.

Она встала на колени, не выпуская из рук младенца. С крохотного животика свисала пуповина.

Положив ребенка на ковер, она взяла в руки склизкую окровавленную пуповину. Поднесла ее ко рту и, ощущая на губах привкус крови, перегрызла… Превозмогая рвотные позывы, она, как сумела, перевязала пуповину и утерла рот тыльной стороной руки.

Ребенок надрывался от крика, но этот крик услаждал ее слух, вызывая на губах улыбку. То был здоровый плач ребенка, оповещающего о своем появлении на свет. Маргарет с нежностью смотрела на него, на своего сына. Прекрасный младенец… Когда она взяла его на руки, он немного поутих. Она баюкала его в холодном коридоре. Ее свалявшиеся волосы слиплись от пота, одежда пропиталась кровью, нежный привкус которой она ощущала на губах, тронутых улыбкой счастья, – ведь ее сын был жив.

Схватки застали ее врасплох. Ошеломляла сила толчков, но главное – она их не ждала…

Опустив глаза на свой живот, она заметила, как он вздымается, вздымается и опадает.

Когда боль стала почти невыносимой, Маргарет поняла, что происходит.

Из горла ее вырвался вопль, и она вытолкнула из себя второго ребенка.