Текст книги "Шри Ауробиндо. Духовное возрождение. Сочинения на Бенгали"

Место события – поле сражения, на котором сошлись для битвы две противоборствующие армии. К тем, кто следует этим путем, кто посвящает себя деятельности такого рода, высшее озарение и обретение совершенной реализации, йога-сиддхи, зачастую приходит абсолютно неожиданно, в самый напряженный и критический момент, определяющий дальнейший ход их судьбы в том или ином направлении в зависимости от природы их действий. Высшее знание не препятствует действию, но неразрывно связано с ним. Без сомнения, знание нисходит на нас также и во время медитации, в уединении, когда мы отрешаемся от своего человеческого «я», – именно поэтому мудрецы любят уединение. Но последователь йоги Гиты в состоянии настолько отделить себя от своих инструментальных средств: разума, жизни и тела, – что может наслаждаться уединением, находясь в толпе народа, предаваться покою среди шума, испытывать высшее умиротворение, будучи вовлеченным в водоворот активных действий. Его внутренняя жизнь не подвержена влиянию внешних событий, наоборот, он управляет окружающей ситуацией силой своего внутреннего состояния. Обычный йогин боится жизни и бежит от нее, предаваясь практике йоги под защитой стен ашрама. Но для карма-йогина сама жизнь и есть ашрам. Обычный йогин стремится к внешнему покою и тишине, а все, что нарушает этот покой, мешает его внутренней аскезе. Карма-йогин наслаждается безграничным внутренним покоем и тишиной; и это состояние только еще больше углубляется в окружении суеты и шума внешней жизни; никакие внешние раздражители не могут нарушить внутреннюю аскезу карма-йогина, она остается непоколебленной. Многие выражают удивление по поводу того, как вообще диалог Шри Кришны и Арджуны мог происходить на поле брани между двух войск, сходящихся для битвы. Но этот диалог действительно был возможен благодаря йогической силе. Именно благодаря силе Йоги внутри у Шри Кришны и Арджуны, а также и вокруг них, царил такой могучий покой, что даже грохот битвы не мог нарушить этого покоя и помешать им вести беседу. В этом заключено еще одно духовное учение, применимое к сфере действий. Те, кто практикует йогу Гиты, наиболее искусны в действиях и в то же время не испытывают привязанности к тому, что они делают. В самый разгар своей работы они могут услышать внутренний призыв своего «Я», отказаться от внешних действий и предаться йоге и внутренней аскезе. Они знают, что всю работу выполняет Бог, Ему же принадлежат и плоды трудов, а человек – только орудие. Поэтому они не беспокоятся о плодах своих дел. Им также известно, что внутренний призыв приходит, чтобы способствовать продвижению в йоге действий, прогрессу в работе и преумножению знания и силы. И потому они не боятся оставить свою деятельность, ибо знают, что на поприще духовных поисков не может быть напрасно потерянного времени.

Первоначальное настроение Арджуны обусловлено последними сомнениями карма-йогина. Под давлением жизненных проблем, проблемы страдания и удовольствия, проблемы греха и добродетели, многие приходят к заключению, что единственный путь к благу лежит через уход и бегство от мирской жизни, и прославляют добродетели аскетического отречения от жизни, вайрагья, и отказа от всякой деятельности. Господь Будда учил, что этот мир непостоянен и полон страданий, и показал людям путь к достижению Нирваны. Другие, подобно Иисусу и Толстому, были ярыми противниками войны, которая издревле была одним из основных законов этого мира, и брака, без которого прекратился бы род человеческий. Аскеты считают, что труд сам по себе есть результат неведения, и призывают отречься от невежества, отказаться от всякой работы и пребывать в покое и бездействии. Сторонники Адвайты учат, что этот мир есть абсолютная иллюзия и что необходимо полностью раствориться в Брахмане. К чему тогда весь этот мир и эта жизнь? Если Бог существует, то для чего Он совершает этот бессмысленный и бесполезный труд, как несмышленый младенец? Зачем он затеял эту пустую шутку? Если существует только Дух, если наш мир – просто иллюзия, то чего ради Дух навязывает этот дурной сон своему чистому бытию? Атеист утверждает, что нет ни Бога, ни Духа, а есть лишь слепое действие слепой силы. Но, кто на самом деле так считает, кому принадлежит эта сила, откуда она взялась и почему она слепа и невежественна? Ни христиане, ни буддисты, ни последователи Адвайты, ни атеисты и ни ученые не смогли дать удовлетворительного ответа на эти вопросы. Все они хранят молчание и уходят от ответа на главный вопрос, делая вид, что его нет. И лишь Упанишады и Гита дают прямой ответ на этот вопрос, не желая уклоняться от него. Именно поэтому песнь Гиты и звучит на поле битвы, на поле Курукшетры. Страшное мирское деяние – убийство наставников, братьев и соплеменников – такова была цель этой войны. Перед началом сражения, унесшего тысячи жизней, Арджуна отбрасывает в отчаянии божественный лук, не зная, как поступить, и восклицает сокрушенно:

 
tat kiṁ karmaṇi ghore māṁ niyojayasi Keśava
 

«Зачем ты к ужасному делу меня побуждаешь, Кешава?» В ответ на этот вопрос среди грохота битвы громовыми раскатами звучит могучая песнь-ответ из уст Бога:

 
kuru karmaiva tasmāt tvaṁ pūrvaiḥ pūrvataraṁ kṛtam
 
 
yogasthaḥ kuru karmāṇi saÿgaṁ tyaktvā dhanañjaya
 
 
buddhiyukto jahātīha ubhe sukṛtaduṣkṛte
tasmād yogāya yujyasva yogaḥ karmasu kauśalam
 
 
asakto hyācaran karma param āpnoti pūruṣaḥ
 
 
mayi sarvāṇi karmāṇi saṁnyasyādhyātmacetasā
nirāśīrnirmamo bhūtvā yuddhyasva vigatajvaraḥ
 
 
gatasaÿgasya muktasya jñānāvasthitacetasaḥ
yajñāyācarataḥ karma samagraṁ pravilīyate
 
 
ajñānenā vṛtam jñānaṁ tena muhyanti jantavaḥ
 
 
bhoktāraṁ yajñatapasāṁ sarvalokamaheśvaram
suhṛdam sarvabhūtānāṁ jñātvā māṁ śāntim ṛcchati
 
 
mayā hatāṁstvaṁ jahi mā vyathiṣṭhā
yuddhyasva jetāsi raṇe sapatnān
 
 
yasya nāhaṁkṛto bhāvo buddhiryasya na lipyate
hatvāpi sa imānlokān na hanti na nibadhyate
 

«Так продолжай деянья совершать; все то, что предки делали твои, теперь и ты исполнить должен… Все, что вершишь ты, делай в единеньи с Богом, отринув все привязанности прочь… Кто ум и волю в йоге утвердил, тот даже и в деяниях своих и грех, и добродетель превосходит. Так постарайся укрепиться в йоге, ведь йога – лучшее из средств для исполнения деяний… Кто действия свершает отрешенно, тот непременно достигает Бога… Так вверь же Мне все действия свои, исполнясь в сердце знанья; желанье победи, отвергни эгоизм – и от печали ты освободишься; иди же в бой… Кто стал свободен, кто преодолел в себе привязанностей узы, чей разум неотступно пребывает в знаньи, кто совершает действия как жертвоприношенье – все действия того, не став причиной уз, всецело поглощаются во Мне… То знанье, что внутри у всех существ таится, неведенья покровами сокрыто. И потому они впадают в заблужденье, испытывая двойственностей смену: печаль и радость, грех и добродетель… Познание Меня, как Господа миров, как властелина всех трудов, для чьей услады существуют и действия, и жертва, и аскеза, как друга и любимца всех существ, – дает покой всевышний… И Я уже сразил врагов твоих, а ты лишь инструмент в Моих руках, чтоб уничтожить их; так не печалься, смело в бой вступай и победишь противников ты в битве… Чье внутреннее существо от эгоизма обрело свободу, чей ум и воля не подвержены привязанностей узам, хотя б ему пришлось весь мир разрушить, – тот, проливая кровь, не убивает, и узами греха не связан он…»

Здесь нет ни малейшего признака уклонения от главного вопроса или его замалчивания. Проблема ясно определена. Что есть Бог, что есть мир и жизнь, каков правильный путь в жизни? На все эти вопросы в Гите вкратце даны ответы. И тем не менее ее цель – это не проповедь аскетизма; Гита призывает следовать путем действий. И в этом универсальная ценность Гиты.

Бхагавадгита: Глава I

 
Dhṛitarāṣṭra uvāca
dharmakṣetre kurukṣetre samavetā yuyutsavaḥ
māmakāḥ pāṇḍavāścaiva kimakurvata sañjaya (1)
 

Дхритараштра сказал:

Что, о Санджая[107]107
  Санджая – колесничий и советник царя Дхритараштры. Описывает слепому царю события, происходящие на поле боя. От его лица ведется все повествование о битве.


[Закрыть], свершили Пандавы и воины наши, для битвы сойдясь на поле святом Курукшетры?

 
Sañjaya uvāca
dṛṣṭvā tu pāṇḍavānīkaṁ vyūḍhāṁ duryodhanastadā
ācāryamupasaṇgamya rājā vacanamabravīt (2)
 

Санджая сказал:

Царь Дурьодхана[108]108
  Дурьодхана – главный из ста братьев Кауравов, наследник престола. Основной зачинщик битвы, стремящийся отнять царство у Юдхиштхиры.


[Закрыть] тогда молвил наставнику слово, взором окинув строй боевой готовых к сраженью Пандавов:

 
paśyaitaṁ pāṇḍuputrāṇāmācārya mahatīṁ camūm
vyḍhāṁ drupadaputreṇa tava śiṣyeṇa dhīmatā (3)
 

«Смотри, о Учитель, на эту могучую силу Пандавов, что Дхриштадьюмной[109]109
  Дхриштадьюмна – сын царя Панчалов – союзников Пандавов; брат супруги пятерых братьев Пандавов.


[Закрыть], сыном Друпады, учеником твоим мудрым построена к бою и ринуться в битву готова.

 
atra śūrā maheṣvāsā bhīmārjunasamā yudhi
yuyudhāno virātaśca drupadaśca mahārathāḥ (4)
 
 
dhṛṣṭaketuścekitānaḥ kāśirājaśca vīryavān
purujit kuntibhojaśca śaibyaśca narapuṇgavaḥ (5)
 
 
yudhāmanyuśca vikrānta uttamaujaśca viryavān
saubhadro draupadeyāśca sarva eva mahārathāḥ (6)
 

В полчище этом огромном есть боевые герои, лучники славные есть, такие как Бхима с Арджуной, – вот Ююдхана, Вирата, Друпада, воин великий. Вот Дхриштакету и Чекитана, и витязь могучий – царь Каши, вот Пуруджит, Кунтибходжа и Шайбья, лучший из лучших, и удалой Юдхаманью, и Уттамауджа могучий, и Абхиманью, сын несравненный Субхадры, также сыны Драупади, воины славные все.

 
asmākantu viśiṣṭā ye tānnibodha dvijottama
nāyakā mama sainyasya sañjñārthaṁ tān bravīmi te (7)
 

Лучших из воинов наших, владеющих силой великой, также узнай, о дваждырожденный, войска вождей моего – их назову я тебе для сравненья:

 
bhavān bhīṣmaśca karṇaśca kṛpaśca samitiñjayaḥ
aśvatthāmā vikarṇaśca saumadattirjayadrathaḥ (8)
 
 
anye ca bahavaḥ śūrā madarthe tyaktajīvitāḥ
nānāśastrapraharaṇāḥ sarve yuddhaviśāradāḥ (9)
 

Сам ты и Бхишма, Карна и Крипа непобедимый, и Ашваттхаман, Викарна и Бхуришрава, сын Сомадатты, и Джаядратха – также и много других воителей храбрых, ради меня презревших привязанность к жизни. Все они боя искусством владеют блестяще и обращаться умеют с оружием разным.

 
aparyāptaṁ tadasmākaṁ balaṁ bhīṣhmābhirakṣitam
paryāptaṁ tvidameteṣāṁ balaṁ bhīmābhirakṣitam (10)
 

Сила и мощь наших войск, возглавляемых Бхишмой, не знает предела; сила же наших противников меньше, и вся их надежда – один только Бхима.

 
ayaneṣu ca sarveṣu yathābhāgamavasthitāḥ
bhīṣmamevābhirakṣantu bhavantaḥ sarva eva hi (11)
 

Все вы поэтому Бхишму должны защищать неотступно – каждый на месте своем, где вам следует быть в битве на поле сраженья».

 
tasya sanjanayan harṣaṁ kuruvṛddhaḥ pitāmahaḥ
siṁhanādaṁ vinadyoccaiḥ śaÿkhaṁ dadhmau pratāpavān (12)
 

И, чтоб взбодрить Дурьодхану, Бхишма, старейшина меж Кауравов, клич боевой испустил, прогремевший над полем сраженья, и протрубил что есть мочи в раковину боевую.

 
tataḥ śaÿkhāśca bheryaśca panavānakagomukhāḥ
sahasaivābhyahanyanta sa śabdastumulo’bhavat (13)
 

Тотчас в ответ ему раковины затрубили, грянули горны, забили бубны и барабаны – шумом ужасным наполнилось бранное поле.

 
tataḥ śvetairhayaire yuktemahati syandane sthitau
mādhavaḥ pāṇḍavaścaiva divyau śaṇkhau pradadhmatuḥ (14)
 

Тотчас в огромной своей колеснице, влекомой упряжкой коней белоснежных, Кришна и сын мощнодланный Панду Арджуна в раковины божественные затрубили.

 
pāñcajanyaṁ hṛśīkeṣo devadattaṁ dhananjayaḥ
pauṇḍraṁ dadhnau mahāśaÿkhaṁ bhīmakarmā vṛkodaraḥ (15)
 

В раковину Панчаджанью вострубил Хришикеша[110]110
  «Владыка чувств» – эпитет Кришны (прим. ред.).


[Закрыть], Арджуна – в раковину Дэвадатту, Бхима же, ужас вселяющий, грянул в могучую раковину Паундру.

 
anantavijayaṁ rājā kuntīputro yudhiṣṭhiraḥ
nakulaḥ sahadevaśca sughoṣamaṇipuṣpakau (16)
 

Царь Юдхиштхира, сын Кунти, трубил в Анантавиджаю, Накула и Сахадэва – в Сугхошу и Манипушпаку.

 
kāśyaśca parameṣvāsaḥ śikhaṇḍi ca mahārathaḥ
dhṛṣṭadyumno virāṭaśca sātyakiścāparajitaḥ (17)
 
 
drupado draupadeyāśca sarvaśaḥ pṛthivīpate
saubhadraśca mahābāhuḥ śaÿkhān dadhmuḥ pṛthak pṛthak (18)
 

Лучник великий, царь Каши, и доблестный воин Шикханди, и Дхриштадьюмна, и непобедимый Сатьяки, Друпада и сыновья Драупади, и сын долгорукий Субхадры – все они в раковины свои грянули разом.

 
sa ghoṣo dhārtarāṣṭrāṇāṁ hṛdayāni vyadārayat
nabhaśca pṛthivīñcaiva tumulo’vyanunādayan (19)
 

Этот грохочущий отклик пронесся, тревожа и землю, и небо; и словно бы разорвались сердца сыновей Дхритараштры.

 
atha vyavasthitān dṛṣṭvā dhārtarāṣṭrān kapidhvajaḥ
pravṛtte śastrasampāte dhanurudyamya pāṇḍavaḥ
hṛsīkeśaṁ tadā’vākyamidamāha mahīpate (20)
 

И вот, когда уже посланы были первые стрелы, Арджуна, сын Панду, поднял свой лук и промолвил такие слова Хришикеше:

 
Arjuna uvāca
senayorubhayormadhye rathaṁ sthāpaya me’acyuta (21)
 
 
yāvadetānnirīkṣe’haṁ yoddhukāmānavasthitān
kairmayā saha yoddhavyamasmin raṇasamudyame (22)
 
 
yotsyamānānavekṣe’haṁ ya ete’tra samāgatāḥ
dhārtarāṣṭrasya durbuddheryuddhe priyacikīrṣavaḥ (23)
 

Арджуна сказал:

«О безупречный, между двух войск останови ты мою колесницу, чтоб разглядеть я противников мог, жаждущих боя. Всех я увидеть хочу, кто собрался на битву, всех, кто на поле сраженья готов отстоять умысел злой Дурьодханы, Дхритараштры порочного сына».

 
Sañjaya uvāca
evamukto hṛṣīkeśo guḍākeśena bhārata
senayorubhayormadhye sthāpayitvā rathottamam (24)
 
 
bhīṣmadroṇapramukhataḥ sarveṣāñca mahīkṣitām
uvāca pārtha paśyaitān samavetān kurūniti (25)
 

Санджая сказал:

И Хришикеша, вняв этой речи Арджуны, чудную остановил колесницу между двух ратей враждебных и, перед Бхишмою встав, перед Дроной[111]111
  Дрона – брахман-воин, наставник Кауравов и Пандавов в военной науке.


[Закрыть] и всеми другими доблестными мужами, молвил: «О Партха, узри же всех Куру, собравшихся здесь ради битвы».

 
tatrāpaśyat sthitānpārthaḥ pitṝnatha pitāmahān
ācāryānmātulānbhrātṛnputrānpautrānsakhīṁstathā
śvaśurān suhṛdaścaiva senayorubhayorapi (26)
 

И увидал тогда Партха идущих на смертную битву друг с другом сыновей и отцов, и дедов и внуков, братьев и учителей, и родных, и товарищей милых – всех соплеменников славных своих, родичей всех и всех близких.

 
tānsamīkṣya sa kaunteyaḥ sarvān bandhūnavasthitān
kṛpayā parayāviṣṭo viṣīdannidamabravīt (27)
 

Друзей и родных увидав, готовых на смертную битву, сын Кунти исполнился вдруг жалости необоримой и молвил такие слова с сердцем, охваченным скорбью:

 
Arjuna uvāca
dṛṣṭvemān svajanān kṛṣṇa yuyutsuṁ samavasthitān
sīdanti mama gātrāṇi mukhañca pariśuṣyati (28)
 
 
vepathuśca śarīre me romaharṣaśca jāyate
gāṇḍīvaṁ sraṁsate hastāt tvak caiva paridahyate (29)
 

Арджуна сказал:

«О Кришна, увидев всех близких своих, готовых к сраженью, я словно бы вдруг обессилел, во рту у меня пересохло, все тело трепещет и волосы дыбом встают, и Гандивы-лука не держат ослабшие руки, и кожа пылает огнем.

 
na ca śaknomyavasthātuṁ bhramatīva ca me manaḥ
nimittāni ca paśyāmi viparītāni keśava (30)
 

Не в силах стоять я, и словно мутится мой разум; о Демоноборец, зловещие зрю я знаменья.

 
na ca śreyo’nupaśyāmi hatvā svajanamāhave
na kāÿkṣe vijayaṁ kṛṣṇa na ca rājyaṁ sukhāni ca (31)
 

Не вижу я блага в убийстве своих же сородичей в битве. Не надо победы мне, царства не надо и счастья не надо, о Кришна.

 
kiṁ no rājyena govinda kiṁ bhogairjīvitena vā
yeṣāṁarthe kāÿkṣitaṁ no rājyaṁ bhogāḥ sukhāni ca (32)
 
 
ta ime’vasthitā yuddhe prāṇāṁstyaktvādhanāni ca
ācāryāḥ pitaraḥ putrāstathaiva ca pitāmahāḥ (33)
 

Что пользы нам в царстве и в наслажденьях, скажи, о Говинда, что пользы нам в жизни? Все, ради кого жизнь нам желанна и царство, и радости жизни, ныне собрались на битву, презрев свою жизнь и богатство, – учителя и отцы, сыновья и старейшины рода,

 
mātulāḥ śvaśurāḥ pautrāḥ śyālāḥ sambandhinastathā
etānna hantumicchāmi ghnato’pi madhusūdana (34)
 

 
api trailokyarāyasya hetoḥ kiṁ nu mahīkṛte
nihatya dhārtaraṣṭrānnaḥ kā prītiḥ syājjanārdana (35)
 

тести, внуки, дядья и другая родня. Пусть я убитым паду, о Губитель демонов злобных, все ж их убивать не хочу я – будь мне наградой три мира, не то что владенье землею. Что нам за радость, о Жизнедатель, убить сыновей Дхритараштры?

 
pāpamevāśrayedasmān hatvaitānātatāyinaḥ
tasmānnārhā vayaṁ hantuṁ dhārtarāṣṭrān svabāndhavān
svajanaṁ hi kathaṁ hatvā sukhinaḥ syāma mādhava (36)
 

Пусть они смертью грозят нам, но их убивая, мы запятнаем грехом свою душу. Поэтому нам не пристало губить сыновей Дхритараштры, своих же сородичей кровных. Как можем мы, о Благодетель, счастье стяжать, своих же родных убивая?

 
yadyapyete na paśyanti lobhopahatacetasaḥ
kulakṣayakṛtaṁ doṣaṁ mitradrohe ca pātakam (37)
 

Пусть помутилось от алчности их разуменье, и уж не видят они зла в истребленьи семейств, не разумеют греха в убийстве жестоком друзей.

 
kathaṁ na jñeyamasmābhiḥ pāpādasmānnivartitum
kulakṣayakṛtaṁ doṣaṁ prapaśyadbhirjanārdana (38)
 

О Жизнедатель, но мы ведь вред разумеем великий от разоренья семейств. Так почему нам не следовать нашему знанью, почему не отречься от такого греха?

 
kulakṣaye pranaśyanti kuladharmāḥ sanātanāḥ
dharme naṣṭe kulaṁ kṛtsnamadharmo’bhibhavatyuta (39)
 

От разоренья семейств праведной жизни законы приходят в упадок, и беззаконье тогда поражает весь род.

 
adharmābhibhavāt kṛṣṇa praduṣyanti kulastriyaḥ
strīṣu duṣṭāsu vārṣṇeya jāyate varṇasaÿkaraḥ (40)
 

От беззаконья, о Кришна, женщины рода теряют свою добродетель, и развращенье такое приводит к смешению каст.

 
saÿkaro narakāyaiva kulaghnānāṁ kulasya ca
patanti pitaro hyeṣāṁ luptapiṇḍodakakriyāḥ (41)
 

Каст же смешенье приводит к тому, что весь род и губители рода ввергаются в ад, ведь прародители рода лишаются всех подношений и из мира предков они низвергаются прочь.

 
doṣairetaiḥ kulaghnānāṁ varṇasaÿkarakārakaiḥ
utsādyante jātidharmāḥ kuladharmāśca śaśvatāḥ (42)
 

Те злодеянья губителей рода, что каст порождают смешенье, сокрушая законов вековые устои, обрекают на гибель весь народ, все семейства.

 
utsannakuladharmāṇāṁ manuṣyāṇāṁ janārdana
narake niyataṁ vāso bhavatītyanuśuśruma (43)
 

Чьи родовые законы приходят в упадок, тем лишь в аду уготовано место – так мы слыхали с времен незапамятных, древних.

 
ahobata mahatpāpaṁ kartuṁ vyavasitā vayam
yadrājyasukhalobhena hantuṁ svajanamudyatāḥ (44)
 

Горе нам! Ибо решились на грех мы тягчайший, родичей кровных своих погубить мы стремимся, почестей царских алкая, обуяны жаждою власти.

 
yadi māmapratīkāramaśastraṁ śastrapāṇayaḥ
dhārtarāṣṭrā raṇe hanyustanme kṣemataraṁ bhavet (45)
 

Лучше сложу я оружье и, не противясь, погибну от рук вооруженных сынов Дхритараштры».

 
Sañjaya uvāca
evamuktvārjunaḥ saṇkhye rathopastha upāviśat
visṛjya saśraṁ cāpaṁ śokasaṁvignamānasaḥ (46)
 

Санджая сказал:

Молвив такие слова, горькой забывшийся скорбью, Арджуна отбросил свой лук с приноровленной острой стрелою и в колеснице безвольно поник, не в силах сражаться.

Бхагавадгита: комментарии к Главе I

Дар божественного видения Санджаи

Слово Гиты было поведано накануне Великой Войны Махабхараты. Поэтому в самом первом стихе Гиты царь Дхритараштра хочет получить какие-то сведения о войне от Санджаи, который обладал даром божественного видения. Две армии собрались для битвы на поле брани, и старый царь с нетерпением пытается узнать, каковы первые действия противников. С точки зрения современного образованного индийца, образованного на английский манер, божественный дар Санджаи есть не более чем поэтическая фантазия. Если бы нам сказали, что определенный человек, наделенный даром ясновидения и яснослышания, способен живо и осязаемо воспринимать ужасающие сцены военных действий, происходящие за многие сотни километров, и даже различать боевые крики воинов, то свидетельство такого человека, пожалуй, было бы удостоено нашего внимания. И в то же время обычно принято считать нелепым вымыслом тот факт, что великий Вьяса наделил этим даром Санджаю. Если бы мы сказали, что известный европейский ученый получил от определенного человека, введенного в состояние гипнотического транса, описание, как от очевидца, какого-то отдаленного события, то это не вызвало бы особого удивления у тех людей с Запада, кто знаком с исследованиями в области гипноза. Но гипноз есть не что иное, как просто одно из нежелательных проявлений йогической силы, которых необходимо избегать. В человеке скрыто множество подобных сил, хорошо известных древним цивилизациям и находивших там широкое применение. Однако эти знания древних утонули в потоке неведения, порожденном Эпохой Мрака, Кали-югой, и сохранились сегодня лишь частично в узких кругах посвященных как тайное знание, не подлежащее широкому распространению.

За «грубым» физическим органом зрения скрывается сила тонкого видения, принадлежащая соответствующему тонкому органу и позволяющая воспринимать объекты и знания, недоступные физическим органам чувств, открывающая нам видение тонких вещей, слышание тонких и недоступных обычному уху звуков, обоняние неуловимых запахов, осязание тонких физических объектов и вкушение тонких яств. В высшей точке своего развития тонкое видение превращается в божественное видение, с помощью которого мы получаем возможность обладать знанием об удаленных от нас или сокровенных предметах, а также о вещах, принадлежащих к другим мирам. Мы не видим оснований для сомнений в том, что великий мудрец Вьяса, обладавший наивысшими йогическими силами, был в состоянии наделить даром божественного видения Санджаю. Если мы не удивляемся чудесной силе западного гипноза, почему мы должны удивляться силе великого Вьясы с его несравненным знанием? История человечества и даже повседневная деятельность изобилуют примерами того, как сильные люди наделяют своей силой окружающих. Герои, подобные Наполеону и Ито, готовили своих соратников, передавая силу восприимчивым людям из собственного окружения. Даже самый обыкновенный йогин, достигнув определенной силы, может передавать ее на какое-то время или в определенных целях другим, не говоря уже о великом Вьясе, гении мирового масштаба, достигшем необычайно высокой йогической реализации.

В действительности, существование божественного видения отнюдь не является абсурдом, а должно иметь статус научной истины. Мы знаем, что глаз не видит, ухо не слышит, а нос не чувствует запахов, кожа не ощущает прикосновения к ней, а язык не улавливает вкуса. На самом деле это разум и видит, и слышит, и обоняет, и осязает, и различает вкус. Эта истина уже давно признана философией и психологией. При изучении гипнотизма в результате проведенных научных опытов было доказано, что функцию органа зрения у человека даже при закрытых глазах могут выполнять нервные окончания любых других органов чувств. Это лишь подтверждает, что любой орган чувств, подобно глазу, является лишь удобным средством для получения знания. Человек же становится рабом своих органов чувств, привязанным к устоявшимся привычкам физического тела. Одноко на самом деле мы в состоянии передавать знание разуму при помощи любых каналов, предоставляемых нашим физическим телом, так же как слепой путем прикосновения к предмету может получить точное представление о его природе и форме.

Но можно заметить разницу между таким «зрением» слепого и сновидением спящего человека, которая заключается в том, что последний видит образ предмета в своем разуме. Это и есть то, что называется видением. Фактически, я не вижу находящуюся передо мной книгу; лишь восприняв образ книги, отраженный в глазах, мой разум говорит: «Я вижу книгу». Но точно так же видение и слышание удаленных в пространстве событий в спящем состоянии доказывает, что для получения знания о тех или иных объектах и событиях нет необходимости в использовании физических каналов восприятия, имеющихся в теле. Можно видеть благодаря тонкой силе видения. Число свидетельств, подтверждающих это, увеличивается с каждым днем: находясь в Лондоне, люди ментально видят то, что происходит в Эдинбурге. Это и есть тонкое видение.

Между тонким видением и божественным видением существует следующее различие: тот, кто обладает тонким зрением, видит образы незримых глазом вещей в своем разуме, тогда как обладающий божественным видением видит вещи не на ментальном уровне, а физическими глазами, так же как и слышит удаленные звуки непосредственно физическим ухом, а не воспринимает их как поток мысли. Простой иллюстрацией этого может служить созерцание происходящих событий с помощью кристалла или пузырька с чернилами. Но для йогина, наделенного даром божественного видения, нет необходимости прибегать к помощи подобных материальных средств. Развив в себе эту способность, он может сознавать события, происходящие в ином времени и пространстве, устраняя преграды пространства и времени без каких-либо материальных приспособлений. Есть немало примеров того, как люди преодолевают пространственный барьер. Существует также множество убедительных доказательств того, что и временной барьер можно устранить, что человек в состоянии прозревать скрытые от мира события прошлого, настоящего и будущего. И если возможно преодолеть пространственный барьер, то временной барьер также не является непреодолимым.

В любом случае, наделенный Вьясой даром божественного видения, Санджая, находясь в Хастинапуре, видел собственными глазами, как будто он сам присутствовал на поле Курукшетра, собравшихся там для битвы воинов Дхритараштры и Пандавов и слышал собственными ушами слова Дурьодханы, неистовый боевой клич старейшины рода Бхишмы, могучий звук Панчаджаньи, возвещающий уничтожение Куру, и диалог Кришны и Арджуны, заключающий в себе суть Гиты.

По нашему мнению, Махабхарату нельзя рассматривать как метафорическое произведение, а Кришну и Арджуну считать плодом поэтического вымысла. Сама же Бхагавадгита не является результатом измышления какого-нибудь современного мыслителя или философа. Поэтому нам предстоит доказать, что все, что сказано в Гите, не противоречит здравому смыслу и не является невозможным. Именно по этой причине мы так подробно рассмотрели вопрос о даре божественного видения.

Лукавая речь Дурьодханы

Санджая приступил к описанию начинавшихся боевых действий. Дурьодхана, увидев построенные в боевом порядке войска Пандавов, обратился к Дроначарье[112]112
  Дроначарья – «учитель Дрона» (прим. ред.).


[Закрыть]. Необходимо объяснить, почему он это сделал. Бхишма выполнял роль главнокомандующего, и именно его нужно было информировать обо всем, что связано с боевыми действиями. Но Дурьодхана, по своей порочной, коварной природе, не верил Бхишме. Бхишма питал любовь к Пандавам и возглавлял миссию примирения в Хастинапуре. И если бы речь шла только о войне между Пандавами и сыновьями Дхритараштры, он никогда бы не взял в руки оружия. Но когда он увидел, что царствованию Куру угрожают Панчалы, старые враги Куру, не уступавшие им в жажде царской власти, то, как наиболее выдающийся представитель народа Куру, военачальник и государственный деятель, Бхишма должен был с оружием в руках до конца защищать славу и величие своего племени в роли главнокомандующего, как он и делал это на протяжении многих лет. Для Дурьодханы же, обладавшего асурической натурой, единственным мерилом и побудительным мотивом всех действий служили чувства влечения и отторжения, приятности и неприятности, выгодности и невыгодности для эго, поэтому он был не способен понять внутренней позиции великого человека и его приверженности своему долгу. Дурьодхана не мог поверить, что Бхишма, известный своим строгим характером и праведной жизнью, заключал в своем сердце такую силу, что был готов из чувства долга убить на поле брани даже Пандавов, которые были ему чрезвычайно дороги и близки. Тот, в чьем сердце живет стремление к благу своей родины, старается сделать все возможное, чтобы уберечь своих соплеменников от совершения несправедливости и зла, открыто высказывая и отстаивая свои взгляды, но если его соплеменники все же встают на путь несправедливости и зла, то он выступает на стороне своего народа и сражается с его противниками даже в неправой войне, пренебрегая своим собственным мнением. Бхишма занимал именно такую позицию, что было совершенно за пределами понимания Дурьодханы. Именно поэтому Дурьодхана обратился не к Бхишме, а к Дроне.

Дрона был заклятым врагом царя Панчалов, и принц Дхриштадьюмна из рода Панчалов намеревался убить своего наставника Дрону. Другими словами, Дурьодхана считал, что если напомнить учителю о его личной неприязни, то он забудет о своих мирных намерениях и будет с ожесточением драться. Он не был многословен по этому поводу и лишь упомянул имя Дхриштадьюмны. Затем, чтобы угодить также Бхишме, Дурьодхана стал отзываться о нем как о защитнике царства Куру, с которым связывались надежды на победу. Сначала Дурьодхана назвал имена ведущих воинов в стане противника, затем упомянул некоторых, но не всех, военачальников, выступавших на его стороне. Для исполнения его замысла достаточно было назвать имена Бхишмы и Дроны, но Дурьодхана упомянул и других военачальников, чтобы скрыть свой истинный замысел. Затем он сказал: «Мое войско огромно, Бхишма мой главнокомандующий; войско же Пандавов относительно невелико, и они надеются главным образом на силу Бхимы. Поэтому ничто не препятствует нашей победе. Но поскольку Бхишма – наша главная опора, то каждый должен защищать его от нападок врагов. Если он будет в наших рядах, то победа у нас в руках». Многие совершенно необоснованно придавали слову «апарьяпта» противоположное значение. У Дурьодханы было относительно большое войско, а его военачальники никому не уступали в отваге и доблести. Зачем же хвастливому Дурьодхане нужно было умалять собственные силы, вселяя в своих воинов неуверенность?

Бхишма понял, что стояло за словами Дурьодханы и какие цели он преследовал на самом деле. Чтобы рассеять его сомнения, он издал боевой клич и затрубил в свою раковину, что заставило возрадоваться Дурьодхану, который решил, что добился своего и заставил Дрону и Бхишму сражаться без колебаний.

Развитие событий

Как только поле брани огласилось громоподобными трубными звуками раковины Бхишмы, со всех концов гигантского боевого стана Кауравов грянули боевые музыкальные инструменты, и воины на боевых колесницах пришли в состояние возбуждения от предчувствия скорой битвы. На противоположной стороне поля Курукшетры величайший герой Пандавов Арджуна и его возничий Шри Кришна затрубили в свои раковины в ответ на боевой призыв Бхишмы, а Юдхиштхира и другие прославленные герои в стане Пандавов, затрубив в боевые раковины, наполнили сердца своих воинов жаждой сражения. Эти мощные звуки пронеслись громоподобным эхом по земле и небу, словно разрывая на части сердца сынов Дхритараштры. Но это не значит, что боевые трубы и раковины могли испугать таких воителей, как Бхишма, которые были истинными героями и не могли испугаться боевого призыва. В таких словах описывает поэт первое сильное воздействие на физическое тело человека чрезвычайно громких и высоких звуков. Подобно тому как от близкого раската грома человек ощущает, что его голова словно бы раскололась напополам, точно такое же воздействие на воинов произвели эти могучие трубные звуки, пронесшиеся над полем брани. Они прогремели роковым предзнаменованием для людей Дхритараштры, сердца которых предчувствовали, что в скором времени они будут поражены оружием Пандавов, и потому трепетали в преддверии битвы от трубных звуков боевых раковин Пандавов.